19

Я что-то читал об этом несколько лет назад. Внезапная смерть Уолтера Биннендэйла, отца-основателя. И его империя из одиннадцати городов, оставшаяся совсем молоденькой дочери.

Когда-то у неё был старший брат. Фанаты гонок вспомнят, как в 1965-ом году Бин Биннендэйл вылетел с трассы и разбился у Зандфорта всего через несколько секунд после того, как обошёл Буссье и стал лидером гонки.

Всезнающая пресса предсказывала, что девочка как можно быстрее продаст фирму и заживёт, как полагается богатой наследнице. Вместо того двадцатичетырёхлетняя девушка решила заняться бизнесом и продолжить дело своего отца.

Эксперты веселились. Это «управление» несомненно должно было кончиться быстрым крахом сети. Который, впрочем, не спешил наступать. Через два года, когда «Биннендэйл» готовился расширить сеть на Западное побережье, это тоже называли капризом подростка. К моменту открытия магазинов в Лос-Анджелесе (семнадцатый филиал), их капитал удвоился.

Иногда мне на глаза попадались коротенькие заметки об их прогрессе. Имя президента всегда упоминалось вскользь. Никаких опубликованных фотографий. Никаких статей об общественной деятельности. Никакой скандальной хроники брака. Никакой информации о разводе. Такая анонимность почти невероятна, когда ты — из богатейших людей страны. Не говоря уж о красоте. Я не особенно удивился бы, узнав, что Марси платит информационным агентствам, чтоб держать их на дистанции.

Вот такие интересные мысли приходили мне, когда я вёл белый Мерседес Марси на север по Меррит-Паркуэй. Первым делом я воспользовался её телефоном, чтоб отменить визит к доктору Лондону. Потом она позвонила в свой офис и попросила «Похерить все сегодняшние встречи» (дословно). После чего я утопил газ.

Марси улыбалась, наблюдая, как я глумлюсь над её частной собственностью.

— По какой-то непостижимой причине, Оливер, ты нравишься мне. Но ты невозможно импульсивен.

— Ты сама не лучше. Без скольких переживаний можно было бы обойтись, если бы ты с самого начала сказала: «Моя фамилия Биннендэйл». Я бы ответил: «Ну и что? Это восхищает меня намного меньше, чем твоя попка».

Что-то в её глазах сказало мне, что она поверила.

— Послушай, Оливер, я знаю, что это немного отдаёт паранойей. Но просто вспомни, мне уже однажды не повезло.

— Что же сделал твой бывший муж?

— Мне? Другим девушкам? Пожалуйста, уточни.

— Например, что он делает сейчас?

— Ничего.

— Ничего?

— Хорошо, скажем так, он очень хорошо устроен.

Это было сказано странным тоном. Не могла же она иметь в виду того, что пришло мне в голову.

— Марси, ты имеешь в виду, что... платишь ему?

— Нет. Я не имею в виду. Я утверждаю. Теперь он богатый разведённый муж.

Это меня поразило. Как могла Марси так обмануться?

Я не задавал вопросов. Она хотела, чтоб её выслушали.

— Послушай. Я училась в колледже, и сама толком не понимала, в чём моя роль в этой жизни. И тут — бах! Появляется парень — невероятно красивый, невероятно харизматичный...

Мне захотелось побыстрее проскочить эту часть рассказа.

— ...который говорит вещи, которые мне хочется слышать, — она замолчала. — Я была ребёнком. Я влюбилась.

— А потом?

— О'кэй, папа всё ещё надеялся уговорить Бина снять шлем и заняться бизнесом. Естественно, братец ускорялся в прямо противоположном направлении. Так что, когда появилась я со своим блестящим бойфрэндом, папа немного обалдел. Майк казался ему кем-то вроде то ли Иисуса Христа, то ли Альберта Эйнштейна — разве что причёска поскромнее. Короче, даже если бы я захотела, у меня не было ни единого шанса усомниться в абсолютном совершенстве Майкла. Думаю, что папа полюбил меня ещё сильнее, когда привела ему этого ужасного второго сына. Во время свадьбы я почти ждала, что он скажет «Согласен» за меня.

— А как реагировал Бин?

— О, это была ненависть с первого взгляда. Причём взаимная. Бин всегда говорил мне, что Майкл — «барракуда в костюме».

— Что, я полагаю, было правдой.

— Гм, это всё-таки было немного несправедливо. Я имею в виду, по отношению к барракудам.

Похоже, она шутила так не в первый раз. Веселее не стало.

— Но что, в конце концов, заставило вас разойтись?

— Майкл не любил меня.

Марси попыталась произнести это так, как будто это не имело значения.

— А точнее?

— Думаю, он понял, что хоть он и нравится Уолтеру, но рано или поздно Бин возьмётся за ум и станет боссом. Идея быть дублёром его не вдохновила и он взял самоотвод.

— Плохо, — глубокомысленно сказал я.

— Да. Если бы только он потерпел ещё пять месяцев... — она не договорила. Без комментариев. Даже без пожеланий Майклу Нэшу гореть в аду.

Я не имел ни малейшего понятия, что говорить («Ой, так это значит тебя кинули?»). Так что оставалось просто молчать и следить за дорогой.

Потом мне пришло в голову:

— Марси, скажи, а что заставило тебя думать, что со мной будет по-другому?

— Ничего. Я просто надеюсь...

Она коснулась моей руки. По спине побежали мурашки. Общение быстро переставало быть чисто духовным. Следовательно, пора расставить все точки.

— Марси, а у тебя не возникало никаких ассоциаций по поводу моей фамилии?

— Нет. А должны были? — тут её осенило.

— Бэрретт... Инвестиционный банк? Заводы? Это твоя семья?

— Дальний родственник. Мой отец.

Некоторое время мы ехали молча. Потом она тихо сказала:

— Я не знала.

Признаюсь, мне было приятно.

Мы ехали всё дальше — в бархатную ночь Новой Англии.

Не то чтоб я колебался. Просто искал подходящее место.

— Мне кажется, Марси, там должен быть камин.

— Да, Оливер.

Мы нашли его только в Вермонте.

«Хижины дяди Эбнера». У маленького озера Кенауоки. Шестнадцать с половиной за ночь, включая дрова. Перекусить можно в ближайшем бистро «Говард Джонсонс».

Так что перед тем, как слиться в объятиях у камина, я решил угостить её роскошным ужином в ГоДжо.

За едой мы вспоминали детство.

Вначале я основательно достал Марси историей своего полу-преклонения полу-соперничества с отцом.

Потом выслушал ту же песню от неё. Всё, что она делала в жизни, было вызовом её Большому Папочке.

— Честно говоря, Уолтер обратил на меня внимание только после гибели брата.

Мы были похожи на двух актёров, сравнивающих свою игру в разных постановках «Гамлета». Только вот Марси не желала играть Офелию. Её роль, как и моя, была ролью Меланхоличного Принца. Мне всегда казалось, что женщины соперничают со своими матерями. Кстати, о матери она не упомянула ни разу.

— А у тебя есть мать? — наконец спросил я.

— Да, — ответила она. Без эмоций.

— Она жива?

Марси кивнула.

— Они с Уолтером развелись в 1956-ом. Она не добивалась родительских прав. Вышла замуж за торговца недвижимостью из Сан-Диего.

— Ты когда-нибудь видела её?

— Она присутствовала на свадьбе.

Бледная улыбка Марси не убедила меня, что ей это безразлично.

— Извини.

— Я бы всё равно рассказала. Теперь ты.

— Что?

— Расскажи что-нибудь ужасное о своём прошлом.

Я задумался на минуту. И признался:

— Я был хоккеистом. Играл грязную игру.

— В самом деле? — загорелась Марси.

— Угу.

— Оливер, я хочу подробностей.

Она на самом деле хотела их. Полтора часа кряду она требовала всё новых хоккейных историй.

Но тут я слегка коснулся её губ.

— Завтра, Марси.

Когда я расплачивался, она заметила:

— Это был лучший ужин в моей жизни.

Почему-то я решил, что речь идёт не о макаронах и не о мороженном.

Держась за руки, мы вернулись к «Дядюшке Эбнеру».

Потом зажгли камин.

Потом помогли друг другу стать чуточку менее застенчивыми, чем были до того.

И ещё много приятных вещей произошло тем вечером — как-то само по себе.

А потом мы заснули — обнявшись.

Марси проснулась рано. Но я уже сидел на берегу и смотрел, как восходит солнце.

Кутаясь в свой плащ, с растрёпанными волосами, она села рядом и прошептала (хотя на мили вокруг не было ни души):

— Как ты, Оливер?

— О'кэй, — я коснулся её руки. Зная, что и голос, и глаза выдадут меня.

— Тебя что-то беспокоит?

Я кивнул.

— Потому что ты думал о... Дженни?

— Нет, — сказал я и посмотрел в сторону озера, — Потому что не думал.

Потом, без лишних слов, мы встали и двинулись в «Говард Джонсонс» — завтракать.