ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ГОРЫ
1
Осень уходить не хотела. Цеплялась за голые ветки дубов и кленов, скреблась в закрытые окна, отчаянно выла в трубах. Пыталась откупиться серебром рассветного инея и грудами рябиновых ожерелий. Но все было напрасно — ветер, пришедший из восточных степей, безжалостно выдул осень из города, взамен же пригнал тяжелые белесые тучи. Снег лег на сухую землю, и санный путь установился уже в первую неделю зимы. Такое, по словам старожилов, случалось редко. В прошлом году, например, в это время еще царила непролазная слякоть.
Сделав свое дело, ветер улегся, и первые обозы двинулись по дорогам. Погода была такая, что лучше и не придумаешь. Мороз едва ощущался — его хватало только на то, чтобы снег не таял. Поля расстилались вокруг крахмальными простынями, а небо висело над ними стеганым ватным пологом.
Обоз, в охране которого теперь оказался Ясень, вез в столицу свежую рыбу. Узнав об этом перед отъездом, Ясень долго чесал в затылке. Ерунда какая-то, в самом деле. Столица расположена на морском побережье, да еще и в устье полноводной реки. Чего-чего, а рыбы там более чем достаточно. Кому придет в голову везти добавку из-за хребта?
Но Ясеню снисходительно объяснили, что купец, снарядивший обоз, слабоумием не страдает. За этот улов столичные повара загрызут друг друга живьем. Потому что королевский налим, прозванный так за фиолетовый окрас чешуи, обитает в одном-единственном озере на всем континенте. По слухам, там на дне спрятан древний клад — живой металл, чью силу и впитала вода. Правда это или нет, судить трудно, но факт остается фактом — рыба, которую ловят в озере, не протухает по много дней, а вкус при этом имеет просто невероятный. Зимой, на морозе, улов сохраняется еще дольше, можно везти через полстраны. Жаль только, что налим этот редко попадается в сети: если десяток возов наберется — уже удача.
Ясень, когда его просветили, признался, что никогда не слышал про эту рыбу. Обозники посмеялись. А чего он, собственно, ожидал, деревенщина? Что деликатес, которого ждут-не дождутся на королевской кухне, привезут к нему на степной базар? Ага, держи карман шире…
Как выяснилось, рыбу всегда отправлял один и тот же купец, и попасть к нему в караван считалось большой удачей. Удивительно, что Ясеня взяли, пусть даже с рекомендацией от Клеща. Впрочем, он ведь уже думал на эту тему. И пришел к логичному выводу — глупо удивляться везению, если тобой занялась самолично дева-судьба.
Вот только куда оно его заведет, везенье это непрошенное? Положим, дымной птице зачем-то надо, чтобы Ясень оказался на побережье. Но будет ли ему хорошо от этого? После их первой встречи он, помнится, прямиком загремел в темницу. А во второй раз? Сказала: «Вижу, что будет — и так от этого тошно!» Тоже не обнадеживает. С другой стороны, если бесконечно терзаться на этот счет, то и свихнуться можно.
В общем, сказал себе Ясень, пусть идет, как идет, а там разберемся.
Он вздохнул полной грудью, поймал на язык снежинку. А и правда, чего грустить? Сытые кони шагают бодро, бравые охранники скалятся, купчина дремлет в санях под медвежьей шкурой. Обоз хоть и небольшой, но охраны много — груз редкий, лакомая добыча. Хотелось бы, кстати, глянуть на этих налимов из чуда-озера, но не получится. Рыба лежит в больших плетеных корзинах, а сверху плотно прикрыта тканью, пропитанной фиалковым маслом. Для пущей сохранности, понятно дело, и для придания особого аромата.
Кстати, не проще ли такой дорогой товар отправить по воздуху? Тем более что в городе есть причал. Фрахт, конечно, стоит бешеных денег, но зато и грабителей бояться не надо, можно обойтись без толпы охранников. Воздушная гильдия гарантирует сохранность любого груза, да и кучу времени сэкономишь. Но, опять же, какой смысл ломать голову? Купчина знает, что делает — чай, не первый год этим занимается. И уж явно не бедствует — поперек себя шире, и рожу за три дня не обгадишь…
Обоз остановился перед развилкой, словно вдруг возникли сомнения, какую дорогу выбрать. Командир охранников по прозвищу Лунь подъехал к саням, где дремал купчина. Деликатно потормошил его и что-то тихо спросил. Купец недовольно хрюкнул, махнул рукой — давай, мол, вперед, как было приказано. Лунь кивнул, опять проскакал к голове обоза и тоже показал — едем прямо.
Ясень быстро прикинул, что это значит. Ему, рядовому бойцу, маршрут в подробностях не докладывали, но за несколько дней, проведенных в городе, он кое-что успел уяснить. Существовало два главных пути в столицу — один южнее, в обход хребта, другой же напрямик, через горы. И сейчас они предпочли второе. Так короче, но зато и риск возрастает. Конечно, в этих местах хребет не настолько страшен, все главные пики расположены дальше к северу, а тут вполне безопасные перевалы. Но все равно, Ясеню стало немного не по себе. Он-то все жизнь провел на равнине, и горная цепь, которая маячила впереди, не внушала ему доверия. К тому же, как он слышал, через перевал ходили, в основном, летом, а сейчас начало зимы, и снег, похоже, скоро опять повалит…
Следующие три дня прошли спокойно, без приключений. Какие-то верховые крутились, правда, в пределах видимости, словно примеривались к добыче, но потом благоразумно отстали. Встретился патрульный отряд с черно-желтыми знаками на доспехах — здешние земли принадлежали Ястребам. Предводитель этих вояк долго толковал с купчиной, отойдя в сторонку. Когда распрощались, купец плюнул себе под ноги и что-то зло прошипел. Ругался, наверно, что мзду повысили.
По вечерам у костра обозники травили бесконечные байки. Ясень в разговоры не лез; рассеянно слушал, думая о своем. Только однажды, когда речь зашла о пресловутых тварях из тени, не выдержал и спросил с подковыркой — что же это за твари такие, в конце концов? Нет, сам-то он наслушался вдоволь — и про клыки, что железо перегрызть могут, и про когти чуть не в локоть длиной. Да только рассказы эти из вторых рук, да из третьих. А если кто, упившись в дым, и заявит, что тварюгу лично видал, так веры ему нету, уж извиняйте…
Народ заулыбался, потому что предыдущий рассказчик, и в самом деле, врал так, что уши сворачивались. Но один дедок, до того молчавший, вдруг поднял глаза, пристально посмотрел на Ясеня и сказал:
— Ты, паря, язык-то попридержи, оно лучше будет. А про когти, да про клыки я тебе так отвечу — брешут, и ладно. Тебе что за дело? Не любо, так и не слушай. Не этим твари страшны. Они ведь не из-под земли выползают и не из тины гнилой, болотной. А сквозь людей прорастают, когда время придет. На вид и не скажешь — руки-ноги на месте, рожа как рожа. Да только там, под личиной-то, человека и нет давно. Тварь изнутри всю душу сожрать успела. Затаилась до поры, и от солнца харю воротит. Смотрит по ночам на дурман-цветок и черные слова, что тень ей шепчет, запоминает. Так-то вот оно, паря.
Все затихли, удивленные неожиданным красноречием, и больше к этой теме не возвращались. Посидели еще немного и разошлись по своим местам. Завтра ожидался утомительный день — они достигли хребта.
Вопреки опасениям Ясеня, горы приняли людей равнодушно. Не было ни обвалов, ни лавин, сметающих все на своем пути. Дорога поднималась, но все же это была дорога, а не козья тропа среди валунов. Перевал, который предстояло преодолеть, лежал на высоте приблизительно в четверть лиги. Слева и справа торчали две почти одинаковые вершины, но рассмотреть их толком не удалось, потому что на склонах гнездились плотные облака.
Впереди послышался предостерегающий окрик. Обоз в очередной раз притормозил. Лунь поехал узнать, в чем дело, а вернулся хмурый и злой. Купец же, напротив, пришел отчего-то в прекрасное настроение. Выслушав доклад, довольно крякнул и полез из саней.
На обочине ждали несколько типов, при виде которых Ясень невольно потянулся к мечу. Непонятно, кто такие, но выглядят жутковато. Особенно глаза — глубоко запавшие, лишенные блеска, а кожа бледная, никакого румянца. Будто мертвяки из могилы встали. Зато оружие ухоженное, добротное, и они с ним явно обращаться умеют. Да и вообще, по всему видать, им что куренку башку свернуть, что кишки человеку выпустить — разница небольшая. Лучше б уж действительно мертвяки…
Незнакомцы тоже перевозили какой-то груз. Коренастая лошадка тащила дровни, в которых находилось нечто угловатое и массивное, прикрытое мешковиной. Купец подошел вразвалку, приподнял ткань. Вопросительно поглядел на предводителя «мертвяков». Тот протянул ему длинный блестящий ключ. Купчина взвесил ключ на ладони и небрежно дал отмашку обозникам — все нормально, отойдите подальше, нечего тут глядеть. Ясень послушно отъехал, но успел заметить под мешковиной крепкий дубовый ящик с замком.
Лунь, наблюдая эту возню, все больше мрачнел. А когда купец вернулся к своим саням, сказал негромко, но твердо:
— Не было такого уговора, хозяин.
— Ишь ты… — толстяк лениво повернулся к нему. — Не было, да. А только дозволь напомнить — не по чину тебе все заранее ведать. Дело твое простое — по сторонам смотреть, да разбойничков отгонять. А с кем мне торговлю вести, то тебя не касается. Али не согласен, старшой?
— Против правды идешь, — упрямо повторил Лунь.
— Правда — она как ложка, своя у каждого. Коли моя тебе не мила — терпи, а работу делай. Или бросить хочешь на полпути? Так ведь не бросишь, я тебя знаю. Ну, старшой, что молчишь? Я до вечера ждать не буду.
— Я уговор держу. Сказал — доведу в столицу, значит, доведу, и нечего слюной брызгать. Только запомни одно, торгаш. Если с этими снюхался, — Лунь ткнул пальцем в сторону «мертвяков», — товар возить тебе осталось недолго. Потому как мозги отсохли совсем. И слово твое купеческое весит теперь не больше, чем сена клок. Был когда-то знатный купец, да сгинул.
Лунь развернулся и крикнул возницам: «Трогай!» А Ясень размышлял, что же такого спрятано в ящике. И вывод, который напрашивался, очень его не радовал. Похоже, он, Ясень, снова вляпался в такое дерьмо, что не приведи солнце. Пусть крылатой деве икнется…
У других настроение тоже резко испортилось. Охранники хмурились и косились на «мертвяков». Небо, между тем, потемнело, хотя едва перевалило за полдень. Налетел порывистый ветер, колючий снег царапнул лицо. Дорога свернула и пошла вдоль каменной стены над обрывом. Узкая речка металась внизу, вскипала пеной между камней. Склон горы на той стороне ущелья зло щетинился ельником.
Один из охранников — угрюмый детина, который вечно держался особняком (Ясень даже имени его не запомнил), — поравнялся с Лунем и о чем-то спросил. Ясень ехал позади них и выражения лиц не видел, но разговор явно выходил неприятный. Парень мотнул головой, словно отметая доводы командира, а потом вдруг резко дернул поводья и развернул лошадь. Лунь хотел поймать его за рукав, но не успел — боец поскакал назад, в самый хвост обоза, где ехали «мертвяки» со своими дровнями.
— Стой, дурак! — заорал командир, перекрывая шум горной речки, и Ясень вдруг отчетливо понял, что в столицу может и не попасть.
Угрюмый парень преградил «мертвякам» дорогу. Те, похоже, не удивились; без всяких эмоций обнажили клинки. Молодой охранник несколько растерялся, и Лунь догнал его, схватил за плечо.
— Хватит, я говорю!
— Пусть они ответят, что в ящике. Пусть покажут.
— Не нужно. Я сказал, что доведу обоз, и я это сделаю. Доберемся, сдадим товар, сядем в «Морском еже» и будем пить, пока не забудем эти мерзкие рожи. И никогда их больше не вспомним. Ты понял, парень?
К ним уже подтянулись остальные бойцы. Стояли молча — два десятка охранников против десятка чужих с мертвыми глазами. Шумела вода в ущелье.
Парень, которого удерживал Лунь, огляделся вокруг и сказал со вздохом:
— Я понял, командир.
А потом взмахнул свободной рукой, и метательный нож вошел «мертвяку» в глазницу. Тот начал заваливаться с коня — медленно, словно нехотя.
Лунь дернул из ножен меч.
Они убивали друг друга на узком пятачке над обрывом. Нельзя было развернуться, обойти противника сбоку — только лоб в лоб. Смять, сломить, опрокинуть, вогнать клинок в чужую ненавистную плоть. Хрипели кони, лязгал металл, брызги крови терялись в клубах метели. Кто-то вопил, корчась в снегу с распоротым животом; хрустели под копытами кости. Чья-то лошадь шарахнулась, потеряв седока, и сорвалась в ущелье. Уцелевшие лезли в схватку через убитых. Казалось, на дороге шевелится клубок из живого мяса.
Ясень оказался в задних рядах, и в первые секунды бойня шла без его участия. Все началось настолько быстро и неожиданно, что он растерялся, не зная, как сунуться в эту визжащую мясорубку.
Один «мертвяк», внезапно вылетев из толпы, понесся прямо к нему. Ясень едва успел подставить свой клинок под удар. Краем глаза отметил, что кожный доспех у чужака распорот и окровавлен — кто-то уже достал его в схватке. «Мертвяк» терял последние силы, и Ясень выбил у него меч, подловив на встречном движении. Их кони оказались бок о бок. Чужак, оставшийся без оружия, вдруг зарычал и рванулся к Ясеню, стараясь вцепиться в горло. Тот, не удержав равновесие, дернул на себя повод; лошадь поднялась на дыбы, и оба противника рухнули наземь.
Сцепившись, они катались по снегу, но шансов у «мертвяка» уже не было. Ясень подмял его под себя, не позволяя вырваться. Враг стонал и бессильно дергался; кровь сочилась из раны. В его глазах, как показалось, впервые мелькнуло что-то живое.
— Что, сволочь, не нравится?..
Ясень орал в лицо «мертвяку», теряя разум от бешенства. Уже не в силах себя сдержать, размахнулся и влепил кулаком, целя поближе к ране. Врага скрутило от боли, изо рта пошла кровавая пена. Ясень бил до тех пор, пока чужак не затих. Потом подобрал клинок, поднялся и двинулся туда, где продолжалась свалка.
…Когда все закончилось, он долго стоял, хватая морозный воздух, и все никак не мог отдышаться. Рядом лежал очередной «мертвяк», изрубленный, как туша в мясницкой лавке. Доносились чьи-то слабые стоны. Ветер утих, снег ложился мягкими хлопьями.
Ясень огляделся, ища живых, но никого не увидел. Он что же, один остался из всей охраны? Похоже на то. И дело тут, конечно, не в том, что он великий боец. Просто в драку полез последним, и шансом уцелеть было больше. А вот если бы стоял рядом с Лунем…
Жуть сплошная.
Но теперь-то что делать? Голова не соображает…
Взгляд упал на злополучные дровни. Он подошел ближе, откинул грубую ткань. Ящик был огромный, крепкий, окованный по углам. Ясень не сразу понял, что же его смущает. Потом, присмотревшись, сообразил — крышка плотно прижата, но из-под нее все равно выбивается тончайшая струйка дыма. Ясень сморгнул, а когда поглядел еще раз, дымок исчез. Показалось? Надо бы разобраться…
— Ну, чего застыл, молодой? — послышался жирный голос. — Принимай обоз, да поедем. И так столько времени потеряли.
Ясень оглянулся. Сзади торчал купец и, прищурившись, смотрел на него. Спокойно смотрел и даже, вроде, с насмешкой. Значит, пока тут дрались, он в сторонке сидел, позевывал? Ладно, гадина, сейчас и тебя приспособим к делу…
— Открывай, — сказал Ясень, кивнув на сундук.
— Не дури, молодой. Не игрушки это, сам должен понимать.
— Открывай, — повторил Ясень. — Убью.
Купчина скривился. Подошел, вставил ключ в замок, прошипел ругательство. Ясень ждал молча. Купец со вздохом приподнял крышку. То, что хранилось в ящике, было похоже на куски застывшей непрозрачной смолы. Сгустки имели темно-фиолетовый цвет, а снежинки, ложась на них, сразу таяли.
— Да, — сказал Ясень, — прав был Лунь. Ты, купец, совсем без мозгов. Живую руду вот так вот запросто, вместе с рыбой? Кому ты ее продавать собрался?
— Найдется, кому, — буркнул тот, собираясь захлопнуть крышку.
— Стоять, — сказал Ясень. — Один кусок вытащи и на меня смотри.
— Что?.. — толстяк испуганно дернулся, но острие клинка уперлось ему в затылок.
— Вытаскивай, я сказал.
Купчина, с ненавистью сопя, выбрал самый маленький сгусток, взял его на ладонь. Обернулся к Ясеню:
— Ну, доволен?
— Нет. Держи, не бросай.
— Знаешь что, молодой…
Он замолчал, не окончив фразы, словно вдруг подавился костью и теперь никак не может вздохнуть. Мясистое лицо наливалось кровью, вены проступали на лбу, глаза едва не вылезли из орбит. А фиолетовый сгусток на ладони, тем временем, размягчался и оплывал, как нагретый воск. Купец попытался его стряхнуть, но это не помогло. Тягучая масса обволакивала руку, въедаясь в кожу.
Купец упал на колени, судорожно ухватился за ворот, дернул изо всех сил. Посыпались пуговицы, но он не заметил — бешено скреб ногтями жирную шею, раздирал ее до крови. Между ключицами разбухал огромный волдырь, как будто кожу опалило огнем. Запахло горелым мясом. Толстяк, хрипя, упал лицом в снег, дернулся и затих.
— Так, — пробормотал Ясень.
Значит, опять огонь? Ну-ка…
Он зажмурился, задержал дыхание. Потом снова открыл глаза и посмотрел на ящик с рудой. Теперь ему казалось, что внутри горячие угли, только тлеют они не красным, а фиолетовым светом. А над ними клубится жирный лиловый дым.
Ладно, а если так?
Повинуясь внезапному импульсу и не давая себе времени на раздумья, он схватил первый попавшийся «уголек» и сжал в кулаке. Волна жара прошла по телу — как тогда, на «смотринах», но больше ничего не случилось. Кусок руды оставался твердым.
Ясень захлопнул крышку. Став у обрыва, поглядел вниз, где бесновалась речка в каменном ложе. В голове крутились слова, услышанные от вестницы: «Мы все горим, и пепел сплошной вокруг». Да, горим, вот только каждый по-своему…
Вокруг остывали трупы, но Ясень чувствовал странное равнодушие. Умом понимал, что сейчас его должно выворачивать от шока и отвращения, но был спокоен. Как будто видел такие сцены уже не раз — только видел не сам, а словно бы чужими глазами, и эта чужая память сейчас прорастала в нем…
Он обернулся, услышав за спиной шевеление. Спросил удивленно:
— Лунь, ты живой? А я думал, всех положили.
Командир поднимался на ноги, тяжело опершись на меч. Половина лица у него была залита кровью, рана над правым глазом смотрелась жутко.
— Я вот не знаю, — сказал ему Ясень, — что теперь с рудой делать? Просто так ведь на дороге не бросишь. Торгаш говорил, продать кому-то хочет. И ведь не брехал, наверно. Страшно представить, сколько за этот ящик дадут…
Лунь, шатаясь, подошел ближе. Вгляделся, словно не узнавая.
— Ну, так что? — спросил Ясень.
— Ты останешься…
— В смысле?
— Останешься в этом ущелье, тварь.
Лунь кинулся на него, ударил всем своим весом, не давая возможности увернуться, и они вместе полетели с обрыва.
2
Солнце припекало затылок, рядом шумел прибой, и открывать глаза не хотелось. Спешить было некуда, время как будто остановилось. Можно лежать, уткнувшись лицом в песок и ощущая, как тепло наполняет тело, а холод ледяного ущелья нехотя отступает, растворяется без остатка…
Ущелье?..
Ясень вздрогнул и приподнялся. От резкого движения голова закружилась. Переждав дурноту, он осторожно сел. Машинально стряхнул песчинки и огляделся, не веря своим глазам.
Он был один на пустынном пляже. Волны лениво накатывали на берег, солнце стояло почти в зените. Солоноватый воздух приятно щекотал ноздри. Море, впитавшее небесную синеву, раскинулось на полмира; взгляд скользил по линии горизонта, не находя, за что зацепиться.
Пляж тоже выглядел бесконечным. Ни кустов поблизости, ни деревьев — только пологий скалистый выступ в сотне шагов. Но этого было вполне достаточно, чтобы Ясень сообразил, где находится.
Берег Творения. Место, где он беседовал с посланцами древнейших родов.
И как же его сюда занесло?
Пот градом стекал по спине, и Ясень, опомнившись, содрал с себя полушубок. Вздохнул с облегчением. Хотел встать на ноги, но накатила слабость. Тогда он снова прилег и закрыл глаза. В памяти всплывали изрубленные тела на дороге, кровь на снегу, фиолетовая руда. Вот корчится купец возле дровней, вот Лунь сбивает Ясеня с ног. Но падение длится всего секунду. Да, точно — склон не отвесный, поэтому Ясень не сразу летит на дно, а катится кувырком. Удар о камень, треск и вспышка ослепительной боли. Потом пустота, жгучий невыносимый холод и, наконец, он приходит в сознание на морском берегу…
Ладно, раз ноги не держат, поработаем головой. Поразмыслим. Прежде всего — почему вдруг Лунь на него набросился? Услышал, наверно, его разговор с купцом. И увидел, как Ясень достал из ящика фиолетовый сгусток. Ну да, если кто-то берет живую руду вот так, голыми руками и не помирает при этом, даже с ума не сходит, поневоле закрадываются мысли…
Что вообще про руду известно? Блуждающие жилы в горах — появляются, а потом исчезают совершенно непредсказуемо. Обычные люди добычей не занимаются, только каторжники в особых доспехах. Но даже с такой защитой добытчики теряют рассудок через несколько месяцев. А их надзиратели — через несколько лет, хоть и стараются близко не приближаться.
Так вот, давешние «мертвяки» — это, наверно, и есть те самые надзиратели. Решили руду украсть и продать, чтобы остаток дней прожить в свое удовольствие. А купец, когда с ними спутался, тоже в уме слегка повредился. Иначе бы не додумался до такого — награбленное с обозом вести, в открытую. Знает ведь, что Древнейшие шкуру спустят, в самом буквальном смысле. Нет ничего в этом мире дороже живой руды и никогда не будет. Каждую унцию хранят как зеницу ока. Потому что, если приручить ее, переплавить, то перестанет она людям вредить. Наоборот, служить будет вечно. Отольется в клинки, про которые легенды слагают, и корабли поднимет под самые облака. Мастера, что секретом обработки владеют, известны наперечет, Древнейшие с них глаз не спускают.
Кому же купец собирался добычу сбагрить? Похоже, нашел кого-то, жучара. Но дальше-то что? Неужели думал, никто из обоза не проболтается? Или хотел всех обозников порешить? И что, пришел бы в столицу с «мертвяками» вместо своей охраны? Глупее ничего не придумаешь. Нет, скорее всего, не желал купец без обозников оставаться, с «мертвяками» наедине. Поэтому пошли вместе. А сразу за перевалом ждал его неведомый покупатель. Получил бы наш торгаш столько золота, что за сотню лет пропить-проесть не успеешь, и сбежал бы с ним отсюда подальше.
Вот только куда сбежишь? Древнейшие отыщут везде, весь материк ради этого перероют. А от «мертвяков» он как избавиться собирался? Нет, темная история, мутная…
Вообще, конечно, жутко представить, сколько кровищи уже из-за этого ящика пролилось. На руднике ведь как? За «мертвяками», что каторжан охраняют, тоже пригляд имеется — бойцы Древнейших все отходы перекрывают, кордоны ставят. Чтобы с добычей вырваться, толпу народа положить надо.
И положили, можно не сомневаться. Правда, и самих «мертвяков» остался всего десяток, который к обозу вышел. А руда хоть и в ящике, но дымок-то вьется. С ума еще не сведет, но злости добавит. Люди и так на взводе, один сорвался — и пошла бойня…
И вот в финале Лунь наблюдает, как купец, взяв кусок руды, задыхается и сгорает заживо за минуту. А Ясень берет — и ничего, как огурчик. Что должен подумать Лунь? Ничего хорошего, в любом случае. Но, может, все-таки стоило разобраться, спросить хотя бы — как, дескать, это у тебя получается? Хотя, конечно, обстановка была не та, чтобы светские беседы вести.
А и в самом деле — как это у Ясеня вышло? И как он вообще додумался до такого? Словно подтолкнул кто-то, на ухо шепнул — хватай! И он схватил, заранее зная, что с ним ничего не будет. Так кто же он после этого?..
Несмотря на жаркое солнце, Ясень ощутил, как по спине прошел холодок. Уже двое независимо друг от друга — сначала жрец, а теперь вот Лунь — в глаза называют его тварью из тени. Ладно, жрец, положим, та еще сволочь, а Лунь был не в себе после драки. Но все равно, подобные совпадения…
А еще старик-обозник говорил тогда на привале: «Не из-под земли выползают твари, а сквозь людей прорастают, когда время придет. На вид и не скажешь, да только там, под личиной, человека и нет давно…»
Нет, хватит! Так, и правда, с ума сойдешь. Он человек и чувствует себя человеком. Просто после «смотрин» он уже не такой, как прежде. Потому что поверил вестнице и принял в себя огонь. Да, огонь и пепел — все к этому возвращается! Он же увидел, что куски живой руды — это угли, от которых пламя идет. Но если знать, что ты и так горишь, то пламя тебе не страшно. Он, Ясень, знал, поэтому жив, а вот купцу все душу изнутри выжгло…
Ясеню показалось, что он ухватил за хвост какую-то мысль, способную объяснить очень многое. Он как будто стоял на пороге перед запретной дверью, за который скрывались ответы на все вопросы, и дверь эта начала тихонько приоткрываться. Но тут опять подступила слабость, веки налились тяжестью, и он провалился в сон, не в силах больше сопротивляться.
Проснулся свежим и отдохнувшим. Правда, мысль, которая казалась настолько важной, улетучилась без следа. Но думать об этом не было никакого желания. Хотелось заняться делом.
Он встал, отряхнулся и зашагал к скале. Волны тихо шуршали. Солнце висело на том же месте, хотя Ясень, по собственным ощущениям, провалялся на пляже полсуток, а то и больше. Интересно, здесь всегда так? Хотя, чему удивляться. Ведь это место, как ему объясняли, не существует в обычном смысле…
Подойдя ближе, он заглянул за невысокий гребень скалы. И остановился, не зная, что предпринять. На гладком камне лежал дракон.
Точнее, дракониха — та, с которой он общался не так давно. Он хорошо запомнил, как выглядит Криста в змеином облике, поэтому сейчас не мог ошибиться. Здоровенная змеюка спала, но, почуяв его присутствие, открыла глаза и подняла голову.
— А, — сказала она, — пришел.
— Здравствуй, — вежливо сказал Ясень. — Я думал, тебя убили.
— Было дело, — вздохнула Криста. — Скоты.
— Понятно.
Дракониха фыркнула и, быстро вытянув шею, приблизила морду к его лицу. Ясень даже вздрогнул от неожиданности. Потом спросил:
— Тебе обязательно здесь в таком виде? Как-то оно, знаешь…
— Боишься? — она оскалилась. — Ладно, закрой глаза на минуту, так проще будет. Закрой, говорю. Не откушу тебе ничего.
Он послушался, а когда снова посмотрел на скалу, Криста уже сменила обличье. На ней был тот же костюм, что в последний раз у ручья. Правда, исчезли порезы и кровавые пятна.
— Ну, так лучше? Иди сюда.
Ясень подошел, сел рядом на камень.
— Как же так получается? — спросил после паузы. — Я ведь раны у тебя видел. Не могла ты с ними выжить. Никак.
— Берег Творения, — она пожала плечами.
— Берег? Он тебя спас? То есть, погоди… Если Древнейшему горло вспороть, он тут на песочке позагорает — и все нормально? Неплохо вы устроились, даже завидно…
— Не все так просто. И потом, тебе-то чего завидовать? Уже, вон, ходишь, как ни в чем не бывало, а ведь недавно как сломанная кукла валялся — даже, по-моему, не дышал. Я, конечно, трогать не стала. Берег знает, как лучше. Тебя там, в храме, камнями забили, что ли?
— С обрыва сбросили. И храм ни при чем, я оттуда сбежал давно…
Он отвечал, а сам пытался осмыслить то, что услышал. «Как сломанная кукла»… Значит, он все же разбился насмерть? И дева-птица была права — убить его, при желании, не так сложно. Но тогда он, как и Древнейшие, попадет на Берег Творения? А тут его вылечат, соберут по кусочкам. Правильно?
— Нет, — сказала Криста. — То есть, такое бывает, но крайне редко. Если не умер мгновенно, то существует шанс, что Берег захочет тебя спасти. Но никто никогда не знает, от чего зависит решение. Так что даже не спрашивай, почему мы до сих пор живы. Я все равно не смогу ответить. У судьбы свои резоны.
«Кто б сомневался», — подумал Ясень. Ну да, не зря его куклой только что обозвали. Кукла и есть. А птица-судьба с ним играет — как деревенская девчушка с резной фигуркой, купленной по дешевке на ярмарке. Двигает туда-сюда, теребит, беседует для потехи. Потом роняет нечаянно и огорченно хмурится — сломалась игрушка. Выбросить, что ли? Нет, жалко! Для этой фигурки ведь целая роль придумана в кукольном представлении. Ну, значит, починим, руки-ноги вправим — будет как новенькая…
— Просто считай, что нам повезло, — продолжала аристократка. — Но имей в виду, за спасение Берег требует высокую плату.
— Поясни.
— Время здесь течет по-иному — иногда быстрее, иногда медленнее. Вспомни, ты в прошлый раз провел тут довольно долго, а для зрителей на «смотринах» прошли секунды. Сейчас обратная ситуация. Ты день пролежал без памяти и проснулся здоровым. Но в обычном мире прошел не день, а гораздо больше.
— Сколько? — с подозрением спросил Ясень.
— Точно не скажу. Навскидку — лет пять.
Он присвистнул, но, подумав, сказал:
— Вообще-то, не так уж страшно. Могло быть хуже…
— Не страшно? — она прищурилась неожиданно зло. — Это тебе, кабану молодому, пять лет из жизни вычеркнуть — ерунда. А мне было тридцать два, когда в меня там стрелы втыкали. Или, может, ты думаешь, мы вернемся в том же возрасте, что ушли? Ни одной морщинки лишней, ни шрама? Ага, размечтался. Повторяю еще раз — даром ничего не бывает. На пять лет за день постареешь. А я еще больше, потому что ранения тяжелее. На семь, пожалуй, а то и восемь…
Она уже буквально шипела; Ясень боялся, что изо рта сейчас полезут клыки.
— …так что не говори мне, мальчик, что я легко отделалась. А тот ублюдок, снарядивший убийц, еще пожалеет, что родился на свет. Я найду его, достану из-под земли. Одна, без помощи клана. И он ответит за каждый день, что у меня украл. А если ты встретишь его раньше меня, то пройдешь мимо и даже пальцем не тронешь. Он мой, ты понял?..
— Да, — смиренно ответил Ясень.
Криста еще с минуту жгла его взглядом. Потом отвернулась, долго сидела молча и, наконец, пробурчала:
— Ладно, давай теперь по порядку. Как ты сбежать ухитрился?
Он принялся рассказывать — про плен, про допрос, про шестнадцать дней в темноте. Умолчал, правда, про лиловое пламя, прошедшее сквозь него. Версию побега придумывал на ходу. В какой-то момент его, мол, накрыла дикая, первобытная ярость. Он бросился на охранника, застигнув того врасплох, сбил с ног, отобрал оружие. И сам потом удивлялся, откуда силы взялись…
В красках описал «мертвяков» и драку на перевале. Не стал только говорить, как хватал руду голыми руками. И в пропасть его, конечно, столкнул не Лунь, а один из врагов. В общем, не так уж много и наврал, если разобраться. Скорее, опустил кое-какие детали, чтобы не усложнять.
Жаль только, не поймешь — поверила или нет? Хитрая ведь змеюка! Слушала спокойно, даже бровью не повела. Что поделать — аристократка, их врать еще с колыбели учат. И чужое вранье угадывать. Вот и думай теперь — кто кого за нос водит?
— Угу, — протянула Криста, когда Ясень замолк. — Значит, говоришь, купчишка нашел, кому руду сбыть? Забавно. Ну, с этим мы еще разберемся…
— А я вот другого не понимаю — где он после этого прятаться собирался?
— Хороший вопрос. И знаешь, — она поглядела ему в глаза, — есть у меня надежда, что ты мне это поможешь выяснить.
— Я? Каким образом?
Она не сразу ответила. Глядела на море. Тихо шептались волны.
— Видишь ли, Ясень, иногда пропадают люди. Известные люди, я имею в виду, а не бродяги с большой дороги. Причем, пропадают именно в тот момент, когда хочется с ними побеседовать по душам. И есть основания полагать, что они не в воздухе растворились, а отправились в некое укромное место. Настолько укромное, что даже мы, Древнейшие, туда добраться не можем. Понятно, что кто-то им помогает. Но кто? И главное, для чего? В любом случае, этот «кто-то» бросил нам вызов. И мы, сам понимаешь, такого стерпеть не можем.
— Ну, и где же этот укромный угол? Догадки есть?
— Есть, конечно. Тут большого ума не надо. Тем более, ты через горы ехал.
Ясень понял, куда она клонит. Он с обозом пересекал хребет в южной части, где горы не такие высокие. А вот северная часть почти недоступна. И там, за частоколом хрустальных пиков, прячется плоскогорье, о котором толком ничего не известно.
— Ледяной Стол?
— Он самый.
— Вообще-то, — сказал Ясень, подумав, — ходят слухи, что некоторые там побывали и обратно домой вернулись. У нас, например, рассказывали…
— Врут, — отрезала Криста. — Легенды, байки. Мы проверяли, не поленились. С дюжину таких знатоков расспросили лично. Хорошо расспросили, вдумчиво так, без спешки — они надолго запомнят. Да только все без толку, к сожалению.
— Ладно, тебе виднее. Но я, кроме этих баек, вообще ничего не слышал. Какая вам, Драконам, от меня польза? Я даже в клан еще не вступил, клятву не принес до сих пор. До столицы ведь не доехал.
— Клятву… — она вздохнула. — Тут дело такое, Ясень. Вспомни, я здесь, на песочке, дольше тебя пробуду. И вернусь на два года позже. В клан тебя за это время не примут — ритуал невозможен без моего участия. Так что в столицу тебе ехать пока нет смысла.
— И что же делать?
— Я не имею права тебе приказывать. Но если ты хочешь служить Драконам…
Она замолчала, и ему пришлось подтвердить:
— Хочу. Говори.
— Я прошу тебя вернуться в предгорья. В тот город, через который ты проезжал. Оттуда отправляйся на север. Найди нам дорогу на Ледяной Стол.
— Ничего себе, задача, — он растерялся. — А своих разведчиков посылали?
— Посылали. Они подобрались к подножью. Но никто из тех, кто пробовал подняться наверх, назад не вернулся.
— А по воздуху? Если корабль взять?
— Он не сможет подняться на плоскогорье, слишком высоко для полетов. И еще там жилы живой руды. Из-за них корабли сбиваются с курса и выходят из-под контроля.
— Почему ты думаешь, что я справлюсь?
— Я не уверена. Просто подозреваю — обычному человеку (пусть даже из древнейшего рода) без посторонней помощи дорогу не отыскать. А у тебя есть шансы.
Ясень нахмурился.
— Криста, скажи мне честно. Что ты обо мне такого узнала? Что было в том письме, что жрец тебе показал?
— Я расскажу, но только в следующий раз. Сейчас уже некогда. Тебе пора возвращаться.
— Откуда ты знаешь?
— Вижу. Если что-нибудь выяснишь, обратись к любому Дракону и покажи вот это.
Криста сунула ему в руку металлический аккуратный кругляш размером с половину ладони. На гладкой поверхности были какие-то символы, но Ясень не успел рассмотреть.
— Да, и вот еще, — она, уже явно спеша, сорвала с пояса кошелек. — Держи. Удачи тебе. Через два года встретимся.
Аристократка легонько толкнула его ладонью. Ясень почувствовал, что теряет опору, будто скала уплывает из-под него. Солнечный свет померк.
3
Жирная муха долбила в стекло — монотонно, с тупым упрямством. Разогнавшись, ударялась о невидимую преграду и, оглушенная, опускалась на подоконник. Приходила в себя, тяжело взлетала и опять бросалась на штурм.
Ясень угрюмо следил за ней, прихлебывая мутное пиво. Положа руку на сердце, за последние дни он продвинулся в своих поисках не дальше, чем эта муха. Ничего не узнал о том, как попасть на проклятое плоскогорье. И уже всерьез сомневался, что дорога туда вообще существует.
А ведь поначалу казалось, что все складывается удачно. Покинув Берег Творения, он опять очнулся в ущелье. И сразу же убедился — аристократка не обманула, время здесь течет по-иному. Вместо зимы вокруг царило раннее лето, склоны гор зеленели, по небу плыли редкие облака. Спустя пару часов Ясень выбрался на дорогу. Тщательно осмотрелся, но никаких следов бойни не обнаружил. Тела давно вывезли, кровь без остатка впиталась в землю.
Он зашагал в сторону города, а к вечеру его подобрал попутный обоз. Путем осторожных расспросов Ясень установил, что с момента побоища прошло пять с половиной лет. Та драка уже обросла легендами, но в целом картину установили довольно точно. Еще бы — дознаватели приезжали аж из столицы. Выяснили подробности и про побег с рудника с добычей, и про сговор между купчиной и «мертвяками».
Вот только руда исчезла, будто бы испарилась. На этот счет существовали разные версии. Наиболее логичная из них сводилась к тому, что руду прикарманили выжившие возницы. Но те клялись, что ничего не знают; даже допрос с пристрастием не помог. Якобы, когда возчики приблизились к месту драки, ящика уже не было. В конце концов, дознаватели убрались ни с чем, а слухи о пропавшем богатстве будоражили умы до сих пор.
В городе Ясень снял комнатенку на постоялом дворе. Попытался найти Клеща, но тот как раз ушел с караваном. Оставалось надеяться на себя.
Ясень не переоценивал свои шпионские навыки. Откуда им было взяться? Отец научил его бойко махать клинком, но в слежке и тайных миссиях разбирался не больше, чем ишак в изумрудах. И вот теперь сын драгуна мучительно размышлял, как вычислить тех, кто бывал на Ледяном Столе.
Решил для начала, что врать надо как можно меньше, чтобы самому не запутаться. Он, Ясень, ищет дорогу на плоскогорье? Прекрасно, так и будет всем говорить. Пусть думают, что он простачок, искатель приключений с востока. Собственно, это не так далеко от истины.
Главное — кошель не светить и не сорить деньгами. Он всего лишь полунищий дворянчик, привлеченный сказками о волшебной стране. То есть, грабить его нет смысла, зато можно взять в поход, чтобы использовать в качестве боевой единицы.
Ясень не был уверен, что его рассуждения безупречны, но ничего более умного не придумал. Слонялся по городу, заводил сомнительные знакомства, а по вечерам в трактире заказывал дешевое пойло и угощал желающих потрепать языками на дармовщину. Надеялся, что в потоке бессмысленной болтовни проскользнет намек, как лучше действовать дальше.
Но дни проходили, а толку не было. Местные пьянчуги увивались вокруг него и кормили совсем уж завиральными баснями. Ясень почти перестал их слушать. Хандра овладела им, сдавила горло липкими пальцами. Похоже, Криста снова оказалась права — смерть, пусть даже обманутая в последний момент, не может пройти бесследно. Из жизни выдрали клок размером в пять с половиной лет, и вместо него теперь зияла дыра, наполненная черной тоской.
Пять лет! Его сестра Пчелка уже совсем взрослая и, может, даже замуж успела выйти. А с матушкой что? А с отцом? Со Звенкой? Они ведь даже не знают, что он живой. И ждать, скорей всего, давно перестали. Ну, предположим, найдет он Звенку — и что? Выйдет она к нему на крыльцо и ахнет, а у самой детишки в комнате плачут…
Ясень пытался заглушить тоску пивом, кислым вином и, наконец, ядреным, мерзким даже на вид, самогоном, но получалось плохо. Хозяин трактира смотрел на него с брезгливым сочувствием, а подавальщица, кривя губы, сгружала на стол очередную кружку. Сивушный дух висел над столом, голова кружилась, хотелось лечь и забыться, но чей-то голос звенел назойливо, словно муха:
— …накроет, пройдет сквозь тебя, изнутри рассмотрит. И, коли не примет, свихнешься и сдохнешь тут же — будь ты хоть свинопас, хоть мечник, хоть принц в золотых доспехах…
Ясень вздрогнул и поднял голову. С некоторым усилием сфокусировал взгляд.
Напротив сидел мужичок в заплатанном армяке. Лицо как у суслика — узкое, вытянутое, с маленькими черными глазками. Он то и дело зыркал по сторонам, словно боялся, что их подслушают. Ясень совершенно не помнил, как этот типчик подсел за стол.
— Что ты сказал?
— Я говорю, — мужик торопливо глотнул из кружки, и острый кадык неприятно дернулся, — нет туда людям ходу. Потому что солнце не светит. То есть, оно висит, но вроде как в другую сторону смотрит. Стоишь среди бела дня и чувствуешь, как темень к тебе со спины ползет, а оглянуться страшно. Ноги ватные, задыхаешься, будто в болоте тонешь. Да оно и есть болото, если подумать, только не жижа вокруг, а свет перегнивший, который тварям привычен…
— Тварям, говоришь?
Ясень вдруг почувствовал злость. Мужичок посмотрел на него с опаской, но отодвинуться не успел. Ясень подался вперед и сгреб его за грудки:
— Слушай, ты. Еще раз что-нибудь услышу про тварей — шею сверну. И вообще, на глаза мне лучше не попадайся. Иначе — пеняй на себя, усек?
— Ты бы, это, парень… — промямлил «суслик». — Отпусти, а то ведь, неровен час…
— Угрожаешь?
Ясень дернул мужика на себя, сшибая со стола кружки.
— Ну, так что «неровен час»? Давай, говори, я слушаю.
Кто-то взял Ясеня за плечо.
— Охолонись.
Он, не глядя, ударил локтем. Сзади сдавленно охнули; взвизгнула подавальщица. Ясень радостно осклабился, готовый бить морды встречным и поперечным, но кто-то повис на нем, еще кто-то выворачивал руку. Он зарычал, как медведь, пытаясь стряхнуть противников. Его повалили на пол, чьи-то сапоги топтались прямо перед глазами, в ушах звенело от крика. Из-под стола выныривали юркие тени, плясали вокруг; лиловая пыль змеилась тонкими струйками. Потом над ним наклонилась Звенка, и он хотел спросить, как она его отыскала, но понял, что это не Звенка вовсе, а вестница, дымная птица в людском обличье; она смеялась, грозила пальцем, а он не мог ничего сказать, потому что губы склеились намертво. Тогда он завыл, рванулся, ухватил ее за руку — и увидел, что держит сгоревшую головешку…
…Проснувшись, Ясень с облегчением понял, что находится в своей комнате. Спасибо хозяину — проявил понимание, хотя мог бы и на улицу выкинуть. Впрочем, нет, Ясень заплатил ему за неделю, которая еще не закончилась. А за испорченную посуду как-нибудь рассчитаемся.
Вчерашняя потасовка вспоминалась довольно смутно, но самочувствие было, в общем, терпимое. Разве что, голова кружилась, и во рту пересохло. Да еще при мысли о выпивке тошнота подступала к горлу. Похоже, свою норму он выбрал. И, вообще, пора прекращать беседы с окрестной пьянью. Гениальный план не сработал, надо признать, и теперь хорошо бы придумать что-то более внятное.
Он достал чистую рубаху и пошел во двор умываться.
Спустя час Ясень брел по городу. До сих пор он ошивался ближе к окраинам, а сегодня направился прямо в центр. Сверкали оконные стекла, пестрели газоны, в воздухе витали цветочные ароматы. На каждом шагу продавали вишню, которая как раз успела созреть. Глядя на плоды, пропитанные рубиновым светом, солидные дамы облизывались украдкой, а барышни попроще со смехом сплевывали косточки в кулачок.
Ясень остановился у огромной витрины из фиолетового стекла. Судя по вывеске, здесь продавались изделия из живого металла. Интересно было бы зайти, посмотреть, но в такие лавки пускают только аристократов. Ну, может, еще купцов-богатеев. А снаружи ничего не увидишь — витрина зеркальная. Если в золоте не купаешься, стой на улице, любуйся собственным отражением.
Он вглядывался, пытаясь понять, насколько изменилось его лицо после возвращения с того света. Вроде, особой разницы нет? Физиономия, слава солнцу, не покрылась старческими морщинами. Вот только взгляд как будто чужой. Неприятный взгляд, прямо скажем. Или это ему мерещится? Пить надо меньше, в конце концов. И умирать пореже…
Чертыхнувшись, Ясень отвлекся от своих мыслей и сразу заметил девушку, стоявшую в пяти шагах от него. Она тоже разглядывала себя перед зеркалом. Платок прикрывал лицо, но Ясень узнал глаза — серые с голубым, словно небо осенью. Он уже видел ее однажды, когда впервые приехал в город. В тот день она ждала кого-то на обочине у дороги, а он оглянулся на нее и подумал, что они еще встретятся.
Конечно, он помнит, ведь это было совсем недавно. Две недели назад.
И пять с половиной лет — для нее.
Тьма, все-таки трудно в это поверить. Тогда он встретил ребенка, а сейчас перед ним девица на выданье, да еще и красавица, каких мало. Фигурка на загляденье, еще бы платок сняла…
Интересно, а она его помнит? Хотя, с чего бы. Проехал мимо какой-то хрен — мало их, что ли, шастает?..
Девушка была не одна — двое крепких мужчин пристроились по бокам. Не ухажеры, а скорее телохранители, подумал Ясень с неожиданным облегчением. А вообще-то, странная троица. Девица одета как зажиточная крестьянка. Откуда охрана? С другой стороны, лицо как у аристократки — он еще в прошлый раз успел рассмотреть. К чему тогда маскарад?
Незнакомцы двинулись прочь, и Ясень, сам не зная зачем, пошел следом — в любом случае, это лучше, чем просто бродить без цели. Держался, правда, на расстоянии, чтобы не нервировать телохранителей лишний раз.
Иногда крестьянка-аристократка задерживалась у очередной витрины. Дольше всего разглядывала бальные платья. Спутники терпеливо ждали, бросая цепкие взгляды по сторонам. Ясеню пришлось отойти к обочине и спрятаться за нарядную будочку, где торговали квасом. Наконец, один из сопровождающих деликатно тронул девушку за плечо — прости, мол, пора идти. Та возражать не стала.
Они удалялись от центра. Особняки из белого камня попадались все реже, улицы постепенно сужались. Толпа редела, и Ясень всерьез опасался, что троица может заметить слежку.
К счастью, до самой окраины они не дошли. Девушка и спутники свернули к аккуратному домику с яркими зелеными ставнями. Деревья обнимали ветвями черепичную крышу, и Ясень вспомнил собственный дом, где старая яблоня скребется в окно гостиной. Снова стало тошно и муторно. Он остановился поодаль, не зная, что делать дальше. Текли минуты.
Калитка отворилась, двое телохранителей вышли и, о чем-то посовещавшись, двинулись прочь по улице. Ясень проводил их глазами. Значит, девица осталась одна? Навряд ли. Скорей всего, внутри еще кто-то есть. Или все же попробовать?
Он совершенно не представлял, о чем будет говорить с незнакомкой, но ноги уже несли его ко входу во двор.
Окна были задернуты занавесками. Мягко шуршали ветки над головой. Ясень прошел вдоль беленой стены, поднялся на крыльцо, постучал. Не дождавшись ответа, положил ладонь на дверную ручку.
Дверь открылась — тихо, без скрипа. Ясень шагнул в полутемные сени. Прислушался. В доме царила сонная тишина, никто не встречал незваного гостя.
У входа в горницу Ясень перевел дух. Тревожно стучало сердце, никак не могло уняться. Похожее чувство он испытал когда-то, стоя на входе в факельный коридор: сделаешь шаг, и все, возврата уже не будет. Боясь передумать, он толкнул дверь и переступил порог.
Девушка сидела у окна, откинувшись на спинку деревянного кресла. Смотрела на Ясеня и молчала. Платок лежал на коленях, светлые волосы рассыпались по плечам, а в осенних глазах таилось что-то, чему Ясень не мог подобрать названия, — то ли угасшее ожидание чуда, то ли надежда, еще не успевшая разгореться.
— Не двигайся.
Ему в спину уперлось острие чужого клинка.
— Меч отстегни, только медленно. Сядь на стул. Вон туда, в углу.
Ясень подчинился и, наконец, рассмотрел противника — худого смуглого парня в простой одежде и в мягких сапогах, как у охотников-горцев. Да уж, подкрался незаметно, этого не отнять. Еще один — пониже и поплотнее — встал сбоку. Оба держали оружие наготове.
— Ты кто такой? — спросил смуглый.
Ясень вздохнул. Отличный вопрос! Действительно, как бы это сформулировать поточнее? Степняк, который чуть было не стал Драконом, но вместо этого сгорел и разбился насмерть, завел знакомство с девой-судьбой, а в личные враги получил жреца из храма Первой Слезы. Ну и, конечно, в узких кругах известен как тварь из тени. Вроде, ничего не забыл?
— Я с востока. Обоз охранял.
— А теперь по чужим домам промышляешь?
Ясень пожал плечами. Смуглый приставил клинок к его горлу. Предупредил:
— Не дергайся. Руки за спину заведи.
Напарник-крепыш доставал веревку.
— Погодите, — сказала вдруг девица и встала.
— Что такое? Ты его знаешь?
— Нет. Но я знала, что он придет.
— Не понял.
Она не успела ничего объяснить. Что-то тяжелое ударило в крышу, с потолка посыпалась штукатурка, а потом снаружи донесся мерзкий протяжный визг, от которого по коже прошел мороз.
4
Грохот усилился. Казалось, рассерженный великан раздирает крышу руками, пытаясь добраться до тех, кто спрятался в доме. Хрустнули деревянные перекрытия, дрогнули стены. Оконные стекла треснули, раскололись с печальным звоном. Девушка испуганно отпрянула от окна; крепыш, собиравшийся вязать Ясеня, бросился к ней, схватил за локоть.
— Уходим!
Он потянул ее к двери.
— Ты! — смуглый навис над Ясенем, задыхаясь от ненависти. — Это ты их привел, скотина, червяк безглазый!
Его клинок сверкал начищенной сталью, и Ясень вдруг отчетливо понял — если телохранитель сейчас снесет ему голову, то не поможет даже Берег Творения. Но девица, обернувшись на пороге, крикнула:
— Хватит! Оставь его.
— Но он же…
— Оставь, говорю!
Смуглый еще пару секунд сопел, прожигая пленника взглядом, потом прорычал ругательство и бросился вон из комнаты. Ясень судорожно вздохнул, приходя в себя. Огляделся, поднял свой меч и рванулся следом.
Уже на бегу он сообразил, что возня на крыше вдруг прекратилось. Дом больше не вздрагивал, стало тихо. Ясеню это не понравилось. Он сбавил шаг, осторожно заглянул в сени. Девица и ее спутники стояли, не решаясь выйти во двор. Переглядывались и вслушивались тревожно. Ясень поднял ладонь — спокойно, мол, я не враг. Барышня кивнула, а смуглый скривился, будто разгрыз подгнившее яблоко.
Крепыш, тем временем, приоткрыл наружную дверь. Выглянул, посмотрел наверх. Знаками предупредил — не спешите, пока ничего не видно. Сделал шаг на крыльцо. Ступенька скрипнула едва слышно. Разведчик замер, вертя головой, но ничего не произошло. Тогда он сошел на землю, обернулся и снова глянул на крышу.
Глаза его расширились, рука с клинком рефлекторно дернулась.
Громадная птица метнулась сверху — ястреб из тех, что служат одноименному клану. Крепыш, сбитый с ног, заорал, но крик прервался через мгновение. Ястреб рвал свою жертву когтями, кромсал изогнутым клювом. Земля окрасилась кровью; воздух дрожал под взмахами мощных крыльев.
Все произошло слишком быстро — люди в доме ничем не могли помочь. Застыли, глядя на груду окровавленной плоти. И опомнились лишь после того, как птица, отбросив труп, издала хриплый торжествующий клекот.
Смуглый телохранитель отреагировал первым — прыгнул с порога через ступени; его меч описал сверкающую дугу. Ястреб отдернул голову и тут же, резко и жестко, ударил парня крылом. Тот, потеряв опору, упал спиной на крыльцо. Птица рванулась следом, когтистой лапой прижала руку с оружием. Разинула клюв, вцепилась в горло и дернула, вырывая кадык.
Девушка в сенях завизжала — пронзительно и надрывно.
Птица подняла голову и, как показалось Ясеню, усмехнулась по-человечески. Глава у нее были почему-то не желтые, а багровые, наполненные огнем. Пернатая тварь задумчиво склонила башку, словно примеривалась к дверному проему.
Ясень понял, что сейчас будет.
Он дернул девчонку к себе, подальше от входа. Вовремя — клюв, измазанный кровью, щелкнул у нее перед носом. Птица почти протиснулась в дверь, но мешали крылья. Рама трещала, а ястреб, хрипя, вытягивал шею. Ясень отвел руку для удара, но проклятая птица уловила его движение и отпрянула назад, на крыльцо. Секунду они зло таращились друг на друга.
— Урод, — сказал Ясень.
Обернулся в девчонке, взял ее за плечо и потащил за собой — прочь из сеней, на другую сторону дома. Прикидывал лихорадочно — дворик, где осталась птица, довольно тесный, а сверху нависают деревья. С крыши-то ястреб спрыгнул, а вот взлететь обратно будет труднее. Если и сможет, то не сразу, будем надеяться. Глядишь, оторвемся. Можно, конечно, в доме затаиться и ждать, да только есть подозрение, что ястребок не один явился — просто раньше других успел. Вот только непонятно, почему он без седока? Сбесился, сбежал из стойла? Ага, и вот именно сюда приперся, именно в это время. Нет, ребята, не верится в такие совпадения, извините…
Вообще, ездовые птицы — создания глупые, без человека с них толку мало. Но этот гад смотрел уж больно осмысленно. Или это не птица вовсе, а Древнейший в истинном облике? Аристократ из ястребиного клана?
Нет, стоп, такого не может быть. В обычном мире превращаться нельзя — только на Берегу Творения. По крайней мере, так говорила Криста. Неужели врала, змеюка? Что она, что дева-судьба — дурят Ясеня просто наперебой…
Или это он со страху нафантазировал? А там, на крыльце, обычная птица, просто ее так надрессировали? Ладно, сейчас некогда ломать голову…
Они подбежали к окну. Ясень высадил хлипкую и тонкую раму, делившую проем на четыре части. Выглянул на улицу — вроде бы, никого. Быстро полез наружу, ударился макушкой; спрыгнул на землю, матерясь про себя, развернулся, помог девчонке.
— Быстрее!
Ястреб вопил на заднем дворе, пытаясь взлететь. Похоже, от злости соображать перестал, иначе догадался бы обежать вокруг дома, чтобы найти открытое место…
Ясень с девчонкой выскочили на улицу и сразу, не сговариваясь, посмотрели на небо. С юга приближались еще две птицы — на этот раз, как и положено, с седоками на спинах. Те тоже заметили беглецов. В траву на обочине вонзилась стрела — предупредительный выстрел. Похоже, намерены взять живьем. Птицы на бреющем полете промчались прямо над головой.
— Сюда!
Он потащил девчонку к дому напротив. Перекинул руку через низкий штакетник, поднял щеколду. Охотники уже разворачивались, чтобы снова зайти на цель, а с юга к ним спешила подмога — три или четыре распластанных силуэта на фоне бледного неба.
Беглецы скользнули во двор и вздрогнули он надсадного лая. Лохматый кобель метнулся из будки, скаля клыки. Ясень рубанул мечом сверху вниз — что называется, со всей дури. Лай оборвался. Они забежали за угол, а сверху их прикрыли кроны деревьев. Сзади хлопали крылья — летуны садились на улицу.
Хозяин дома выскочил на шум, замахал руками. Ясень, недолго думая, двинул ему ногой в брюхо. Мужик согнулся. Они проскочили двор, бросились к огороду, но и туда уже приземлялась птица. Ясень завертел головой, рыча от бессилия. На глаза попалась колода для колки дров. Он переложил меч в левую руку, а правой схватил топор.
Охотник, бросив поводья, тянул стрелу из колчана. До него было шагов семь. Ясень, размахнувшись, швырнул колун ему в грудь. От удара обухом наездник выронил лук и начал сползать с седла. Птица дернулась в сторону, заверещала. Ясень подкрадывался, пытаясь сообразить, сможет ли она унести двоих, но сзади заорали:
— Стоять!
Он оглянулся через плечо. Один из преследователей, натянув тетиву, держал на прицеле девушку.
— Брось меч, или я стреляю.
«Брешет», — подумал Ясень. Хотел бы убить, убил бы сразу. С другой стороны, стрелу ведь можно в ногу воткнуть — не насмерть, но приятного мало. Этот кретин, похоже, так и задумал. И девчонка побледнела совсем. Нет, лучше не рисковать…
— Ладно, — сказал Ясень. — Бросаю.
С улицы подтянулись другие лучники, еще две птицы сели на огороде. Ясень, пока ему вязали за спиной руки, пересчитал противников. Шестеро — все невысокие, худые и легкие. Ну, правильно, их специально так подбирают, чтобы птицы не надорвались. И, конечно, знаки ястребиного клана — черные и желтые полоски у каждого на скуле.
Командир отряда сначала подошел к пострадавшему, который получил топором. Склонился, что-то спросил. Потом приблизился к Ясеню и, ни слова не говоря, с размаху врезал под дых. Ясень скрючился, перед глазами поплыли пятна. Сзади ударили по ногам, так что подломились колени, потом в спину между лопаток. Он повалился на землю. Ему пнули ногой по ребрам и явно собирались добавить, но сквозь красную пелену пробился чей-то повелительный голос:
— Отставить.
Ясень скосил глаза. Ого, высокие гости! Неподалеку стоял Древнейший — мужчина с тонкими чертами лица и с длинными белыми волосами. Фамильная мода — всегда они с такими прическами, аристократы из рода Ястреба.
Аристократ поглядел на пленника, потом обернулся к девушке. С полминуты молчал. Наконец хмыкнул и произнес:
— Ну, здравствуй, кузина Тайя.
Ясень навострил уши. Кузина, значит? Теперь понятно, откуда такая внешность. Узнать бы еще, зачем в крестьянку переоделась и пряталась. Но, в любом случае, приятно познакомиться, Тайя. А то ведь мы с вами до сих пор еще не представлены…
— Итак, кузина, — длинноволосый подошел ближе, — позвольте полюбопытствовать, почему вы так долго избегли встречи с семьей? Это, знаете ли, невежливо. Да и соскучились мы изрядно. Восемь лет, подумать только! Я ведь не ошибаюсь? Нет-нет, все верно. Помните, тогда, перед сменой цикла? Вы гуляли в сквере у Поющих Ворот — прелестное дитя, отец в вас души не чаял…
Он протянул руку и коснулся ее щеки. Тайя брезгливо дернулась, словно на нее села муха. Аристократ усмехнулся:
— Впрочем, с тех пор вы даже похорошели. Распустились как роза. Или, если угодно, налились как спелое яблочко — так ведь принято выражаться в кругах, где вы сейчас вращаетесь? Я не издеваюсь, вы не подумайте. Горный воздух вам явно пошел на пользу. Вот только загар этот, говоря между нами, смотрится несколько чужеродно.
— Что поделать, кузен, — она взяла себя в руки; голос звучал спокойно и ровно, — я несколько отстала от моды. И, боюсь, утратила безукоризненные манеры. Так что вряд ли произведу фурор на королевском балу, случись мне там оказаться. Но это слишком грустная тема для разговора. Скажете лучше, почему братец Руфус не явился лично, чтобы меня поприветствовать? Мне казалось, он очень ждал подобной возможности. Или за эти годы он ко мне охладел?
— Ну, что вы, кузина. Ни в коем случае! Братец к вам буквально рвался, поверьте на слово. Но, к сожалению, возникли некоторые досадные обстоятельства, из-за которых беседа состояться не может. Поэтому пока вам придется удовольствоваться моим, пусть и скромным, обществом. Пользуясь случаем, приглашаю вас к себе на корабль.
— Я не в силах вам отказать. Разрешите попросить лишь о маленьком одолжении?
— Слушаю вас внимательно.
— Мой сопровождающий, — девушка кивнула на Ясеня. — Не убивайте его. Он просто хотел меня защитить.
— Само собой, дорогая. Мы же Ястребы, а не какие-нибудь шакалы, — аристократ усмехнулся. — Тем более, к этому драчуну у меня еще есть вопросы. Так что он поедет с нами, живой и вполне здоровый. Мои люди его проводят. Ну, а теперь — прошу.
Беловолосый и Тайя пошли к калитке. Следом погнали Ясеня. Хозяин дома, отиравшийся у крыльца, дернулся было к пленнику (кажется, хотел плюнуть в лицо), но его оттеснили в сторону.
Над дохлым псом у забора кружились мухи. На улице было тесно — три оседланных птицы, несколько человек на конях, зеваки из соседних домов. Птицы топорщили перья, кони фыркали, а люди галдели. Отсутствовал только тот загадочный ястреб без седока, который убил телохранителей Тайи. Может, уже улетел, а может, до сих пор сидел на заднем дворе.
Аристократ подозвал перерожденного скакуна темной масти, девушке подвели обычного жеребца. Они с охраной неспешно двинулись прочь. Ясеня же подтолкнули к сивой кобыле с унылой мордой.
— Чего стоишь? Залезай.
— Руки развяжи, пернатый.
— Заткнись.
Получив затрещину, Ясень вздохнул, сунул ногу в стремя и осторожно попытался влезть кобыле на спину, но сразу потерял равновесие. Свалился в пыль и больно ушиб плечо. В толпе издевательски засмеялись.
— Прекратить.
Командир летунов стоял у калитки. Бойцы с сожалением подняли пленника и запихнули в седло. Один верховой поехал чуть впереди, кобыла с Ясенем покорно шагала следом. Двигались не в центр города, а на юг, в сторону воздушного порта. Народ на улицах расступался и удивленно пялился. Мальчишки показывали на Ясеня пальцами.
Порт, наконец, открылся во всей красе, плеснул в глаза разноцветьем, будто необъятная клумба. Тонкие мачты тянулись к небу, как стебли с бутонами свернутых парусов. Здесь были гигантские сухогрузы Воздушной гильдии, шустрые пакетботы, рейсовые побитые шхуны и личные яхты — изящные, как игрушки. Белые паруса на пассажирских судах, светло-лиловые на гильдейских транспортах, фиалковые на яхтах. Вокруг сновали телеги, запряженные волами и лошадьми, грузики цепляли крючьями тюки, лебедки скрипели, кто-то кого-то костерил во весь голос. Справа готовились поднять трап, провожающие махали руками. Слева на корабле шел ремонт, визжала пила, остро пахло смолой и стружкой. Порт гудел, не смолкая, и никому не было дела до пленника со связанными руками.
В дальнем конце поля мелькнул бирюзово-красный драконий флаг. Ясень почувствовал, как сердце забилось чаще. Если сейчас оторваться, как-нибудь доскакать туда, то Драконы должны помочь. Ведь у него с собой опознавательный знак, который вручила Криста. С другой стороны, что он им расскажет? Аристократ из Ястребов похитил девицу? Ага, свою собственную кузину. То есть, по сути, вернул сбежавшего ребенка в семью. Ясень-то знает, что Тайя этого не хотела, но кто его будет слушать? Во всяком случае, ссориться с другим древнейшим родом точно не станут. А белобрысый, тем временем, увезет отсюда девчонку, и где их потом найдешь?..
— Слазь, приехали.
Он сообразил, что кобыла остановилась. Бойцы, не особенно церемонясь, стащили его с седла. Рядом высилась яхта — большая, двухмачтовая, с хищными обводами корпуса. Прибывшие шагнули на трап, и в тот же момент корабль как будто вздрогнул, а Ясень ощутил на себе враждебный нечеловеческий взгляд.
5
Он оглянулся, пытаясь понять, кто на него уставился. Никаких чудовищ рядом не наблюдалось — только бойцы с черно-желтыми метками и рабочие, снующие у причального ложа. Ясень пожал плечами, но тут его внимание привлекла носовая фигура на форштевне у яхты.
Такие фигуры всегда вырезаются в форме здоровенного змея — даже если корабль принадлежит Волкам или Ястребам. Традиция еще с тех времен, когда корабли ходили только по морю. Ведь на воде, как известно, безраздельно царят Драконы. Позже, когда появился воздушный флот, два других клана, естественно, пожелали, разнообразить носовые фигуры. Особенно Ястребы — для них это стало вопросом чести. В самом деле, птица на носу летучего судна была бы куда логичнее, чем морская змеюка. Однако здесь возникла проблема. С птичьей фигурой корабли отказывались взлетать. Мастера разводили руками, но ничего не могли поделать. Без ящера в качестве украшения судно не получало ту частичку души, которая необходима, чтобы подняться под облака. Пернатые были в бешенстве, а Драконы снисходительно улыбались. Ну, правильно, всем лишний раз напомнили, какой из древнейших родов по-настоящему главный, и почему именно он занимает трон.
Ястребы пытались хитрить. Вот и сейчас, в деревянной змеиной морде, что украшала яхту, было что-то неуловимо птичье — мастер постарался на славу. Но все равно, это была змея. Голова ее вытягивалась вперед, потом хребет плавно переходил в форштевень, а дальше в горизонтальный киль. Ящер, увитый жилами живого металла, словно бы держал на спине всю конструкцию корабля.
И он, этот ящер, как показалось, вдруг шевельнулся и впился в пленника взглядом.
Ясень передернулся. Спокойно, только спокойно, не надо сходить с ума. Да, в фиолетовых жилах содержится зачаток души, но его недостаточно, чтобы оживить змеюку по-настоящему. Это лишь псевдожизнь, обманка, благодаря которой корабль воспринимает приказы. Змей-деревяшка не может повернуть шею. И вращать глазами тоже не в состоянии. Но, тьма, почему никак не пропадет ощущение, что эта тварюга продолжает смотреть?..
Отвернувшись, Ясень шагнул на палубу. Аристократ о чем-то беседовал с капитаном, Тайя молча стояла рядом. Один из конвоиров дождался, пока длинноволосый обратит на него внимание, и спросил, показав на Ясеня:
— С этим что, милорд?
— В трюм. Хотя, погоди, — аристократ разглядывал пленника. — Пусть пока здесь побудет. Приглядывай.
Ясень услышал, как приказали отдать швартовы. Рулевой стал к штурвалу на возвышении в центре яхты; капитан прошел на бак и положил ладонь на шкуру деревянному змею. Фиолетовые прожилки явственно замерцали. За бортом проорали: «Поберегись!» Корабль качнулся, сдвинулся с места и начал медленно подниматься.
Капитан продолжал держать на шкуре ладонь, чтобы змей не рванул к небу слишком резко. Насколько понимал Ясень, через такое прикосновение деревянный чурбан принимает только самые простые команды — «взлетай» или, наоборот, «садись». А более сложные («два румба влево» и прочее в том же духе) надо передавать механически, поворачивая штурвал. Ни дать ни взять, тупая кобыла, кое-как затвердившая «тпру» и «но»…
Захлопали паруса, раскрываясь, как диковинные цветы. На фиалковом полотнище впереди красовался герб — стилизованный ястреб, вписанный в черно-желтый круг. Корабль, поднявшись локтей на двести, разворачивался над портом. Уютно зеленела за кормой пологая горушка с виноградниками; дома застенчиво прятались в кружевах фруктовых садов.
Аристократ, стоящий у перил, небрежно поманил пленника. Некоторое время молчал, потом задумчиво произнес:
— Знаешь, драчун, смотрю на тебя, и что-то мне не дает покоя. Вот только, что именно? Никак не могу понять. Физиономия мне твоя незнакома. На память не жалуюсь — знаю, что не виделись никогда. Но и чутью привык доверять, оно меня не подводит. Оно, чутье, мне сейчас подсказывает — погоди, присмотрись получше…
— Бывает, милорд, — сказал Ясень вежливо и тут же схлопотал кулаком по ребрам от конвоира.
— Молчать. Отвечать, когда спросят.
— Поэтому, — продолжил аристократ, будто не заметив, что его перебили, — мы с тобой еще пообщаемся. Надеюсь, я не буду разочарован.
И отвернулся.
Ясень, понукаемый конвоирами, спустился на нижнюю палубу. В ее передней части находились хозяйственные отсеки и помещения для команды. Тут было тесно и полутемно. Ясень заметил массивные рундуки у стены, но толком рассмотреть не успел. Его вели еще ниже, в трюм. Впихнули в отсек, где хранились канаты и тросы на любой вкус — толстые аккуратные бухты. Связали ноги для верности и оставили сидеть у стены.
Время тянулось медленно. С палубы доносились приглушенные голоса, кто-то ходил над головой, стуча сапогами. Тихо поскрипывала обшивка, и, вроде бы, слышались далекие свистящие вздохи — то ли ветер нашептывал из-за стен, то ли корабль-змей хныкал и жаловался на что-то.
От нечего делать Ясень перебирал в уме события последних часов. Любопытная складывается картина! Есть аристократка, сбежавшая от родни. И есть родня, которая наконец-то ее поймала. Как там сказал пернатый? «Горный воздух вам явно пошел на пользу». Значит, девица жила в горах. И попалась только после того, как вернулась в город. Вопрос первый — зачем вернулась? Вопрос второй — где в горах есть такое место, чтобы клан туда не добрался? Уж не на том ли таинственном плоскогорье, куда Ясень тоже ищет дорогу?
Дверь, наконец, открылась, вошли двое бойцов из клана. Ясеня снова вытолкали на верхнюю палубу. Щурясь от яркого света, он поглядел на небо, вдохнул полной грудью.
Дело клонилось к вечеру. Корабль летел на запад и как раз готовился пересечь Хрустальный Хребет. Ясень отчетливо разглядел ту самую седловину, через которую ехал зимой с обозом. Сейчас, правда, яхта забирала левее. Судя по всему, гору они обогнут с другой стороны, а потом полетят прямиком в столицу.
Попутный ветер почти улегся, паруса обвисли, и корабль замедлил ход. На носу, у самой шеи деревянного змея, установили столик. Хозяин яхты сидел, развалившись в кресле, цедил вино из бокала и что-то лениво объяснял Тайе. Похоже, он пребывал в хорошем расположении духа. Завидев Ясеня, сделал приглашающий жест. Конвоиры, повинуясь его приказу, развязали пленнику руки и отошли. Ясень присел, осторожно растирая запястья.
— Ну-с, молодой человек, желаете что-нибудь рассказать?
На столе лежал пояс, который с Ясеня содрали при обыске. А в поясе были зашиты деньги — Ясень решил, что это надежнее, чем таскать с собой кошелек. И вот теперь аристократ, выковыряв пару монет, с любопытством смотрел на пленника. Золотые червонцы весело блестели на солнце. Хорошо еще, что опознавательный знак Драконов Ясень хранил отдельно, в потайном кармане штанов.
— Я, безусловно, рад, — заметил длинноволосый, — что спутник моей кузины — столь состоятельный человек. Поначалу я, правда, предположил, что вы ее казначей. Но милая Тайя настаивает, что познакомилась с вами только сегодня, в городе…
Ясень прикинул — ага, значит, Тайя не стала его выдавать за телохранителя. Пожалела, наверно. Ведь телохранителя непременно будут пытать, чтобы узнать дорогу на плоскогорье. Спасибо ей, конечно, за такую заботу, но вряд ли это поможет — задушевной беседой дело не ограничится. Пока что аристократ развлекается, но очень скоро ему наскучит, и пленником займутся всерьез…
— Итак, — продолжал белобрысый Ястреб с улыбкой, — на купца-богатея вы не похожи. И вряд ли получили неожиданное наследство. Поэтому простите мое невинное любопытство, но я все же поинтересуюсь — откуда деньги?
— Милорд, — сказал Ясень, — это долгая и запутанная история.
— О, нисколько не сомневаюсь. Но, к счастью, в данный момент мы никуда спешим. Не правда ли, кузина?
Тайя молчала. Легкий ветерок шевелил ее волосы, а за спиной у нее проплывал горный склон, прикрытый курчавым лесом.
Чувствуя, как нарастает волнение, Ясень пытался придумать выход. Бойцы стоят чуть поодаль, и, пока они подбегут, он успеет вскочить, швырнуть им навстречу кресло… Потом перевернуть стол, схватить аристократа за горло… Ага, конечно, так ему и позволят. У длинноволосого клинок под рукой, наверняка он опытный фехтовальщик. Проткнет пленника и бровью не поведет, а потом продолжит светскую беседу с кузиной. Нет, не пойдет, нужно что-то другое…
Самое время сейчас разбудить внутри себя лиловое пламя, которое помогло ему однажды в темнице. Да, на этот раз его, Ясеня, не держали шестнадцать дней на цепи, но ведь и без этого ситуация совершенно отчаянная. Его будут пытать, а потом прирежут, и не факт, что Берег Творения спасет второй раз подряд. А даже если спасет, девчонка-то останется здесь, с этой белобрысой скотиной. И вообще, если каждый раз вычеркивать несколько лет из жизни в качестве платы за воскрешение, то можно через месяц сдохнуть от старости…
Ясень сосредоточился, всмотрелся в себя. Пот потек по спине, пальцы впились в подлокотники кресла, в глазах потемнело от напряжения. Что-то шевельнулось в груди, сбилось дыхание, а местность вокруг на миг подернулась сизо-лиловой дымкой.
— Молодой человек, я жду. И, позвольте напомнить вам, мое терпение не безгранично.
Длинноволосый больше не улыбался. Буравил пленника взглядом, слегка подавшись вперед. Пелена вокруг корабля рассеялась, так и не успев уплотниться. Только над носовой фигурой все еще курился легкий дымок. Огонек в груди у Ясеня не погас, но это было совсем не то всепожирающее жуткое пламя, что на «смотринах» или в темнице.
Похоже, ничего не получится. Разве что, для очистки совести рассмотреть поближе дымок над змеем. Вот только как к нему подобраться?
— Милорд, — Ясень почтительно склонил голову, — это действительно в двух словах не расскажешь. Все началось пять лет назад, когда я проезжал перевал. Тут рядом, на другой стороне горы. Разрешите, я покажу?
Он приподнялся с кресла.
— Ну, что ж, покажи, — аристократ пожал плечами. — Только не надо глупостей. Красивых прыжков за борт, например. До земли, как видишь, не близко.
— Что вы, милорд, я не самоубийца.
Ясень обогнул стол и подошел к перилам возле форштевня. Хозяин яхты, тоже поднявшись, остановился в двух шагах за спиной. Ясень начал:
— Внизу дорога, по ней везут товары в столицу…
— Я в курсе. Это наша родовая земля. Ближе к делу.
— Прошу прощения. Так вот, пять лет назад я ехал с обозом. Это было самое начало зимы. Мы везли рыбу, но встретили загадочных всадников…
Продолжая говорить, он обернулся к аристократу. Ага, заинтересовался, пернатый! Не то чтобы верит, но явно понял, на какую историю намекает рассказчик. Так, теперь только не отвлекайся…
— И вон там, за горой…
Он ткнул пальцем, и длинноволосый машинально перевел взгляд. Ясень правой рукой показывал, а левую положил на деревянную шкуру с прожилками из живого металла. И от этого прикосновения корабль-змей как будто поежился.
Сразу несколько мыслей пронеслись в голове у Ясеня.
Да, пламя толком не разгорелось, но змей все равно его ощущает. Наверно, именно поэтому так неприязненно косился перед отлетом. А сейчас, при прямом контакте, кажется, испугался всерьез. И если бы хозяин яхты знал про этот дремлющий огонек, то не подпустил бы пленника близко…
Ясень прикрыл глаза, мысленно обращаясь к деревянному ящеру.
Боишься, чурбан? И правильно делаешь. Я здесь единственный, кроме капитана, кто способен до тебя достучаться. И то, что я скажу, тебе не понравится. Я, правда, сомневаюсь, что ты понимаешь каждое мое слово, да мне это и не нужно. Главное, чтобы ты ощутил мою злость. А я очень зол, потому что меня пинали ногами, держали в трюме, а теперь допрашивают, как вора. Я с удовольствием спалил бы тебя, утопил в потоке огня, но я слишком слаб для этого. Мой огонь — еще не костер и даже не факел, а всего лишь тлеющий фитилек. Но даже он сгодится, чтобы причинить боль. Ведь обжигает не только факел, но и маленькая свеча…
— Заснул, драчун? — аристократ подозрительно смотрел на него.
— Извини, белобрысый.
— Что?!
Ясень почувствовал жар в ладонях. На миг ему показалось, что под рукой — не дерево с вкраплениями металла, а настоящая змеиная кожа. И он вдавил в нее пятерню, впечатал из всех сил, словно выжигая клеймо.
Корабль дернулся, рыскнул в сторону. Палуба накренилась; люди валились с ног, скользили, будто с горки зимой. Столик съехал к перилам, кресло с девчонкой опрокинулось на бок. Аристократ нелепо взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но его отбросило к поручням. Кто-то сорвался с мачты и, отчаянно вопя, повис на канатах. Рулевой, падая, вцепился в штурвал и невольно крутанул его; яхту повело еще дальше вправо.
Ясень, заранее ухватившийся за перила, получил небольшую фору. Аристократ оказался прямо под ним, и Ясень обрушился на него, не давая вытащить меч. Схватил за горло, сжал что есть мочи. Длинноволосый яростно захрипел. Они елозили по настилу из досок, шипя и брызжа слюной. Ясень давил, пока не услышал хруст; тело под ним обмякло, а в глазах белобрысого осталась только стеклянная пустота.
Разжав пальцы, Ясень поднял голову. Корабль все сильней кренился на правый борт. Воздух дрожал от разноголосого мата; матросы цеплялись за снасти, как обезьяны. Тайя, стоная, ворочалась у разбитого кресла. Один из охранников лежал без сознания. Второй, похоже, не пострадал и уже пробирался к Ясеню вдоль перил, обнажив клинок.
Но он опоздал.
Чудовищный удар сотряс яхту, едва не расколов ее надвое. Палуба вспучилась, шпангоуты лопались с оглушительным треском. Внутри корпуса что-то мерзко заскрежетало, и над горами разнесся дикий протяжный вой — может быть, это кричали люди, а может, и сам деревянный змей, которому перебили хребет.
Корабль налетел на скалу.
Ясень понял это, глянув за борт. Сам он чудом остался цел — удар пришелся чуть дальше. Острый утес пропорол обшивку в районе передней мачты. Охранника буквально вынесло с палубы.
Яхта замерла в неустойчивом равновесии — ее поддерживали последние крохи силы, что еще остались в живом металле. Но фиолетовые жилы тускнели, и Ясень сообразил, что через пару секунд они погаснут совсем. Тогда корма перевесит, и корабль сорвется вниз.
Тайя сидела, сжавшись в комок. Он бросился к ней, рывком поднял на перила.
— Держись! Держись, говорю!
Сам перелез через ограждение, повис на левой руке, а правой, кряхтя от натуги, спустил девчонку вниз, на скалу. Спрыгнул следом. И едва его подошвы коснулись камня, корпус корабля опять застонал и дрогнул.
Утес торчал из склона, как исполинский клык, и его острие нависало над глубоким ущельем. И сейчас корабль, цепляясь мачтами и разваливаясь в падении, рухнул с высоты на самое дно. Будто гора, попробовав добычу на зуб, разочаровалась и сплюнула ее наземь. В треске обшивки терялись вопли людей, а перепуганные птицы кружились над скалой, как черная туча.
Ясень стоял над обрывом, не в силах пошевелиться; пламя внутри него разгоралось, радостно воя, а тень опускалась на разбитый корабль.
