Этот день начался для Правителя Востока хорошо. Сначала явился Самокл и сообщил: в главную ставку в Пергам прибыло войско, состоящее из мидийских пехотинцев и нескольких тысяч парфянских всадников. Во главе – известный царю полководец из рода Суренов. Послано оно Ариобарзаном, который, пусть и с большим опозданием, выполняет свое обещание.

В любом случае это прибыль, а не убыток. Важен сам факт, что правители, даже имеющие возможность отсидеться в своих горных крепостях, не обнаруживая явно своего отношения к происходящей войне между Понтом и Римом, решают проявить себя все же в качестве союзников.

Митридат с трудом возвращался к жизни после вчерашнего пира, который власти Коса дали в его честь. По правде сказать, Митридат завернул сюда не только с целью полакомиться козлятиной в фисташковом соусе, сделавшей средиземноморскую славу местным поварам. Появилась возможность разобраться в одном интересном деле. У Митридата появилось подозрение, что в одном из местных храмов тайно хранится значительная часть египетской казны, которую Клеопатра III отправила здешним жрецам Зевса на сохранение, в то время, когда ее сыновья схлестнулись в борьбе за власть в долине Нила. Много ходило разговоров, где бы могли быть спрятаны египетские сокровища, вывезенные много лет назад темной александрийской ночью на четырех триремах.

Говорили, что «золотые» корабли затонули, говорили, что были захвачены пиратами из южной Каппадокии, но многие верили, что они просто очень хорошо припрятаны. Нашедший их мог бы считаться богатейшим человеком своего времени. И даже для такой казны, которой обладал понтийский царь, египетское золото не было бы каплей в море.

Несколько сот разного рода шпионов Митридата начали охоту за этим богатством, как только был получен слух о них. Одно время Повелитель Востока уже был на грани того, чтобы отказаться от бесплодных поисков, пока, наконец ему не пришла в голову замечательная мысль.

Простая и логичная.

Дело в том, что при понтийском дворе воспитывался внук Клеопатры III Птолемей Александр II, едва избегнувший гибели в Египте, во время столкновения его отца с его дядей.

Юноша воспитывался по-царски, рос красавцем и воином. Нрав его был прост и открыт, но однажды Митридату, который любил беседовать с юношей, пришло в голову, что мальчик вдруг замкнулся в себе, как будто пережил некое душевное потрясение. Это не могло случиться ни с того ни с сего.

Было проведено расследование, и царю донесли, что видели, как Птолемей Александр беседует в тисовой роще за дворцовыми конюшнями с каким-то неизвестным стариком.

Старика не нашли. На вопросы о нем юноша отвечать отказался. Имелось много способов заставить его говорить. Но Митридат решил, что это не лучший путь. Он решил не применять ни жестокость, ни хитрость.

Он решил «обидеться» на юного царевича.

Ты не доверяешь мне, ты что-то скрываешь от меня, хотя я был к тебе добр как настоящий отец. Возьми корабль и отправляйся искать счастья в большом мире, а на меня больше не рассчитывай.

Отказ в покровительстве от такого человека, как Митридат, могло бы быть приравнено к огромному горю, но, как ни странно, Птолемей Александр обрадовался этому предложению царя. Что ж и сам царь обрадовался тому, что его предложение так радостно принято. Теперь оставалось только проследить за тем, куда отправится корабль царевича.

Оказалось, что на остров Кос. Несколько лет тому назад островитяне уже имели честь принимать у себя Повелителя Востока, и пышность этого приема тронула сердце царя. Но, оказывается, в основе этого гостеприимства было скрыто двоедушие. Своим пышным приемом они маскировали главную свою тайну.

Жрецы знают, в каком из храмов острова спрятаны египетские сокровища. Митридат решил не спешить с крутыми мерами.

Прибыв на Кос второй раз, и без предупреждения о прибытии, Митридат попытался завести речь о внуке Клеопатры III, они молчали и только подливали вино. Телезен отодвигал их чашу и угощал царя из своего бурдюка. Островитяне не выказывали ни тени смущения. Митридат играл с ними как кошка с мышью. Самые умные из них догадывались об этом.

Митридат догадывался, что они обо всем догадываются. Он приказал своим воинам, которых привез в достаточном количестве, оцепить все храмовые хранилища, все, какие только будут отысканы на острове.

Кроме того, Самокл проследил, чтобы никто из участников пира не покинул дворца и не отправил никакого послания, и вот теперь поутру, Митридат, погрузившись в воды дворцового бассейна, пожелал опять увидеть хозяев острова.

Он надеялся, что они одумаются.

Поверхность подогретой воды была усыпана лепестками жасмина и еще каких-то цветов. Мощное дыхание из ноздрей почти полностью погрузившегося Митридата разгоняло их в стороны, и царь вполне мог бы представить себя Посейдоном, повелевающим целыми флотилиями человеческих кораблей.

– Кто? – спросил Митридат у Самокла.

Тот с поклоном сообщил, что царя желает видеть Птолемей Александр.

Митридат, разумеется, не был удивлен тем фактом, что молодой человек на острове, царь и прибыл сюда по его следам. Но вот то, что он не побоялся выбраться из укрытия и сам решил предстать перед своим благодетелем, было необычно. Митридат любил диковины, с годами он привык, что люди поступают в основном обыкновенно. Трусы трусят, лжецы лгут, герои гибнут, алчные стяжают.

Голос юноши дрожал, и сам он содрогался от волнения. Он понимал, что рассердил царя, и понимал, чем кончаются такие игры с Митридатом.

– Воля моей бабушки была причиной того, что я проявил неблагодарность по отношению к тебе, господин мой и отец, – сказал он, встав на колени на краю бассейна.

– Не называй меня больше отцом. Теперь я для тебя только господин.

– Да, господин мой.

– И не тверди мне про волю Клеопатры. Помимо этого ты имел в виду две тысячи талантов, которые прибыли сюда на тех кораблях. Ведь так?

– Да, мой господин.

– Зачем ты пришел сюда? Ты мог убежать.

– Вряд ли бы я нашел убежище от твоего гнева, господин. Кроме того, я не мог подвести жрецов Зевса, которые столько лет свято хранили тайну этих богатств. Вот, я должен тебе отдать это. – Юноша достал небольшую каменную гемму на кожаном ремешке. – Это печать Клеопатры.

– Зачем она мне?

– Предъявив ее жрецам, ты станешь обладателем золота по праву, а не возьмешь его силой. Греки оценят это.

– Ты знаешь, мальчик, с некоторых пор мне уже все равно, что скажут обо мне греки.

Птолемей Александр встал с колен. Он не знал, как ему поступить. Самокл подошел к нему и взял из рук его растерянно висевшую печать.

– Мне приказать, чтобы его удушили? – спросил Самокл, когда юноша удалился.

– Отправь к хранилищу сто человек. Надежных. Печать держи у себя.

– А что делать с Птолемеем Александром?

– Мне скучно думать о нем, но если у нас нет других дел…

Начальник стражи тяжело вздохнул.

– Так ли тяжелы известия, как твой вздох?

Самокл сделал знак рукой, и к бассейну из-за портьеры выбежал оборванный, но в прежней жизни явно веьсма знатный человек. Только очень худой.

– Я Агафокл, – прохрипел он.

– Ты из Афин?

– Да.