Узнав об условиях, в которых Бокх якобы собирается пленить Югурту и передать его римлянам, Цион и Вульгат откровенно рассмеялись.

– Можно поклясться и Марсом и Беллоной, этот мавританец просто не уважает тебя. Ты отправишься на встречу всего лишь с двумя телохранителями – имеются, наверное, в виду Марк и Метробий, – а Югурта явится туда с вооруженной охраной, количество ее даже не оговорено специально! Что тут еще говорить?

Вульгат только согласно кивал в такт словам Циона.

– Что ты скажешь? – Сулла повернулся к Дабару, как всегда одетому во все черное от пят и до бровей.

– Мне тоже многое неясно. Чем Бокх объясняет, что при тебе должно быть всего два спутника?

– Чтобы не отпугнуть Югурту. Тому, как я понимаю, обещано, что завтрашняя встреча по дороге к побережью закончится моим пленением, а не его.

– Мудрено, господин, мудрено.

– А вы что скажете? – обратился квестор к Марку Карме и юному Метробию. Первый сделал движение, показывающее, что рабу не положено говорить в подобном собрании, как бы близко раб этот ни стоял к господину.

Метробий, как всегда, намекнул на молодость своих лет, что было отчасти правдой, отчасти хитростью. Услышав из его уст дельную мысль, никто не приписал бы ее уму юноши, а скорее всего – случайности.

Сулла заметил осторожность своего юного спутника и усмехнулся про себя.

– Видите, никто не хочет высказываться определенно на нашем маленьком совете. Думаю, это происходит оттого, что слишком определенна ситуация, по поводу которой надо высказываться.

Вульгат собрал мощные складки на лбу – речь квестора казалась ему слишком витиеватой. Луций Корнелий Сулла говорил о сложном слишком сложно. Заметив это, Сулла упростил свою мысль:

– Дело в том, что Бокх и сам еще не решил, что он сделает завтра.

– Как это? – спросили несколько голосов.

– Если бы он решительно и окончательно взял мою сторону против своего зятя, я бы почувствовал, ощутил. Если бы он решил расплатиться мною за те провинции, что обещает ему Югурта, и решил это полностью и необратимо, мне бы и это стало ясно. – Присутствовавшие изо всех сил старались уследить за всеми поворотами этих размышлений. – Он делает все, чтобы положение осталось прежним, запутанным. Не предпринимает ни одного шага, который мог бы оказаться необратимым. Он испытывает желание угодить мне, и когда он меня видит, это желание становится нестерпимым; когда же перед ним оказывается его зять, он понимает, что готов на все, лишь бы помочь ему.

– Сердце дикаря может лопнуть от трагических сомнений, – нарушая свои собственные правила, прошептал Карма.

– Может быть. И это станет большой неприятностью для нас. Югурта тут же подгребет под себя оба царства. Ему даже не придется очень трудиться. Волукс и так на его стороне. А Оксинта, он вряд ли сможет оказать нам помощь.

– Где он сейчас? – спросил Цион.

– Я отправил его в Рим. Правда, в случае победы Югурты он и там не будет в безопасности.

Установилась тишина. Напряженная, неприятная. Никто Сулле ничего говорить не решался. Сулле пришлось произнести последние слова самому.

– Все решится в последний момент. Может, царя укусит комар, может, он подвернет ногу, может, случайно пролетевшая птица подскажет ему решение. Придется рисковать. Шансы, если разобраться, достаточно велики. Один к одному. Другой возможности попытать судьбу в подобной комбинации у нас может не быть еще очень долго.

Римляне по одному, в полном молчании, вышли из палатки.

Дабар шел последним. Когда он проходил мимо Кармы, тот наклонился к его уху и спросил:

– Скажи, как по-твоему, Бокх суеверен? – Дабар ответил не сразу. Он еще не понял, какую роль играет в свите квестора этот человек со странным лицом. Ничего определенного не было известно о причинах его появления. Окружающие Суллы относились к нему с явной опаской, считая его невольным убийцей своего предшественника. Новенький себя не выпячивал, говорил очень мало и не пытался командовать. – Что же ты молчишь? Ты не знаешь или просто не хочешь говорить?

В голосе нового раба чувствовалась непраздная заинтересованность. Дабар покосился в сторону уходивших.

– Суеверен. И даже очень суеверен. Несмотря на то что он в конфликте со жрецом Мба Лимбой, Бокх считает его шарлатаном – он не стал верить в приметы меньше, чем раньше. Более того, не доверяя жрецам, он сам гадает для себя.

– Сам? – подошел поближе Сулла. Кажется, раб затеял эти вопросы именно по его просьбе.

– Да, дед Бокха происходил из жреческой касты, и нынешний правитель усвоил многие его приемы. Раньше он любил разоблачать ленивых и нерадивых служителей, поведших богослужение или важное гадание не по полному чину или без должного благоговения.

Квестор положил руку на черное плечо нумидийца и устало улыбнулся.

– Спасибо, Дабар.

…Бокх был мрачен и одновременно возбужден, он прохаживался по широкому верблюжьему одеялу, разостланному на вершине холма с той стороны, к которой должен был прибыть со своими всадниками его зять Югурта. От этого одеяла – встреча всех трех действующих лиц драмы должна была произойти именно на нем, ибо оно издревле у свободных мавританцев играло особую символическую роль, – так вот от этого одеяла вниз спускалась неширокая и не очень крутая тропинка. В меру петляя, она пересекала старинную, никем ныне не возделываемую масличную рощу, плотно обступившую холм. В этой роще расположилось до трех сотен всадников, составляющих личную охрану Бокха. Это были в основном выкупленные рабы, прощенные преступники, дальние родственники из обедневших кланов и купленные на кипрских рынках рабы. Эта пестрая и неплохо, даже по римским меркам, вышколенная стая подчинялась только царю, только из его рук получала деньги и приказы. Никто из других влиятельных людей царства не имел в этой многонациональной, полузвериной среде никакого влияния.

Сулла не удивился, что для задуманного дела царь решил использовать своих Непобедимых. Любая другая часть его войска могла бы впасть в опасные сомнения в тот момент, когда получила бы приказ напасть на царя нумидийцев и пленить его. Таким образом, приведя сюда, к холму, свою гвардию, Бокх косвенным образом подтверждал данные римлянину обязательства. Но если вдуматься, что стоят эти косвенные подтверждения за сто миль от Цирты? С таким же успехом эта банда может наброситься и на него, римского квестора.

Несмотря на то что мысли, коим предавался Луций Корнелий Сулла, были далеко не благодушными, лицо его оставалось спокойным.

Бокх, абсолютно ничем не рисковавший ни при одном, ни при другом развитии событий, нервничал.

– До полудня еще далеко, ты напрасно прервал свою трапезу, – сказал Сулла мавританскому повелителю. Тот непрерывно шагал по ковру в своих роскошных, расшитых черным жемчугом сапогах.

Царь буркнул в ответ что-то не слишком дружелюбное.

Сулла отошел на самый край площадки на вершине холма и встал там, как будто залюбовался видом. Вид между тем был не слишком привлекателен. Мутноватый ручей, огибавший холм, в эту пору почти пересох. Много лет не видевшие ухода масличные деревья превратились в полузасохший диковатый кустарник. У развалин масличного жома, громоздившегося в излучине ручья, Сулла увидел Марка Карму, тот, заметив, что на него обратили внимание, сделал условный знак. Сулла хотел удовлетворенно кивнуть, но сдержался.

Между тем за спиной у него произошли какие-то события. Бокх о чем-то шептался с одним из своих телохранителей. Громадный, с гривой волос, заплетенных в тонкие косички, в звероподобном ливийском панцире с наляпанными на него железными пластинами, телохранитель протягивал что-то лежавшее на ладони своему повелителю.

Осторожно оглянувшись, царь взял предлагаемую вещь, взвесил в своей ладони, в фигуре его появилось дополнительное напряжение, он, похоже, начал суетиться.

Сулла сделал по направлению к нему несколько шагов, собираясь задать какой-нибудь пустячный вопрос. Рука царя плотно сжалась, в глазах появились отрешенность и недоверие.

Сулла решил сделать вид, что ничего не заметил. Он спросил, можно ли его рабу, который стоит вон там, у развалин масличного жома, подняться сюда.

Бокх поглядел вверх, на солнце, и прохрипел:

– Нет, Югурта скоро появится, не надо, чтобы здесь был кто-то, кроме меня и тебя. Он может что-нибудь заподозрить.

– Но, кажется, у него ко мне важное дело.

Бокх усмехнулся.

– Спустись сам к нему. Тебе можно, ты ведь не царь.

Сулла кивнул и, не говоря более ни слова, пошел вниз по пологому склону. Сделав шагов десять, он оглянулся и увидел, что царь скрылся за большим белым камнем, что торчал как зуб на вершине холма.

Марк Карма, тоже все видевший, не скрывал своего удовлетворения.

– Кажется, все идет, как мы задумали.

– Не будем спешить. Правильно ли Бокх поймет обозначения на нем?

– Куда уж проще и яснее: с одной стороны – орел, это Рим; с другой – шакал, то есть Великий Африканский Лис. Царь не производит впечатление идиота.

– В том-то и дело, что не производит. Не догадается ли в последний момент?

– Как? – Карма пожал плечами. – Эта штука никогда меня не подводила.

– Откуда, кстати, она у тебя?

– Боюсь, что сейчас не хватит времени как следует рассказать. Клянусь и богиней Мба, и Зевсом-громовержцем, тебя зовут, господин.

Сулла посмотрел наверх и увидел, что ему делают призывные знаки. Он быстро взбежал по сухой траве.

– В чем дело?

– Югурта появился, – хрипло и угрюмо сказал Бокх.

– Ну что ж, значит, час настал, – только и нашелся что сказать квестор, расставляя пошире ноги и вглядываясь в сложное клубящееся облако на горизонте.

– Послушай, – тихо проговорил царь, – ты когда-нибудь бывал в этих местах раньше?

Сулла небрежно покачал головой.

– Я даже не знал об их существовании.

– А что ты думаешь о гадании, можно ли верить гадателям?

– Странный ты выбрал момент для такого разговора, поверь.

– Ответь мне, римлянин, – настаивал Бокх, дыша в холодное римское ухо.

– Скажу тебе так. Я не люблю гадателей, которые говорят туманно, неопределенно. «Может быть так, но может быть и этак». Я верю гадателям, которые могут сказать: «Делай это и не делай того». Они смелеют, когда получают точный, недвусмысленный приказ от богов.

Пыльное облако легкий ветер с востока начал понемногу отклонять в сторону, и на дне его стала видна довольно большая группа всадников.

«Не меньше трех турм», – машинально отметил Сулла.

Уже стали хорошо различимы отдельные всадники.

Где же среди них Югурта? Сулле почему-то показалось, что если он увидит Югурту, пленит его взглядом – и дальше все пойдет хорошо.

– Мне надо оставить тебя. Ненадолго, – прорычал Бокх и скрылся за белым камнем.

Высокий бербер встал за спиной у римлянина, чтобы тот не мог подсмотреть, чем занимается Бокх. Но римлянину не нужно было подсматривать. Он знал, что Бокх раз за разом бросает на песок большую игральную кость, на которой были нанесены золотые изображения орла и шакала. И так получалось, что как бы скрюченная, подагрическая лапа мавританского правителя эту кость ни бросала, наверху все время оказывался орел. Стало быть, шакал всегда повержен.

Всадники Югурты въехали в рощу. Там, по условиям договоренности, они должны были разоружиться, отдать все мечи и копья людям Бокха.

А если они сейчас, презрев договоренность, рванут наверх?! Нет, это невозможно, заставил себя успокоиться Сулла. За спиной его раздалось страшное, свирепое и вместе с тем какое-то растерянное пыхтение.

– Что там происходит? – спросил царь, глядя налитыми черной кровью глазами вниз, туда, где спешивались нумидийцы.

– Люди Югурты разоружаются, – спокойно сказал Сулла, – как и было задумано.

Царь нумидийцев освободился от своих кинжалов и сабель первым. Спрыгнул с коня и быстрым, уверенным шагом двинулся к вершине холма.

Если он подойдет вплотную, столь стройный замысел может рухнуть.

Бокх тяжело переступил, кажется, еще немного – и он потеряет сознание.

Югурта приближался, весело и дружелюбно улыбаясь. Нет, правда, в его улыбке есть что-то лисье, это неисправимо портит благородный облик.

Может быть, мавританскому царю тоже пришла в голову эта мысль, потому что он вдруг выкрикнул:

– Эбен!

Что значит это степное слово, Сулла не знал, но догадывался, какое оно должно произвести действие.

Из-за камня взлетела, грязно дымя, камышовая стрела. Внизу раздался многоголосый, яростный вопль. Безоружные нумидийцы поняли, что обмануты и сейчас будут перебиты.

Царь медленно осел на верблюжий ковер. Не выпуская из пальцев игральной кости.

Югурта быстро оглянулся и все понял.

Потом он поднял голову и поглядел в глаза человеку, который сумел его обмануть.

Карма поливал голову землистой водой из ручья и хохотал, лупя ладонями по грязи. Ведь это он подбросил тайком игральную кость на тропинку, по которой поднимался на холм Бокх.