Глава 12,

в которой Финт вращается в высшем свете, Дизраэли принимает вызов, а Финт оказывается способным учеником

Кеб с громыханием катился на запад; Финт завороженно глядел в окно, и на сердце у него запечатлевались письмена: «Я снова увижу Симплисити» – во всяком случае, так ему казалось. Внезапно он представил, что Симплисити мертва. Мертва и никому не мешает – и нет никаких причин для войны, и злонамеренным негодяям рыскать по улицам тоже незачем.

Должен же быть какой-то выход! Прямо сейчас эта девушка никому не нужна; ну, то есть никому, кроме него, Финта. Туман, насквозь пропитанный вонью Темзы, защекотал ему ноздри, и в голове что-то перещелкнулось: удачное решение было найдено, теперь остается только продумать мелкие детали. Кой-чего он пока еще недопонимал, но Госпожа на его стороне, а значит, все само собою уладится.

– Незаурядная женщина эта мисс Бердетт-Куттс, – рассказывал Соломон. – Богатая наследница и щедрая благотворительница – то есть отдает деньги бедным и нуждающимся, – и заруби себе на носу, молодой человек, к тебе это таки ни разу не относится, потому что ты и не беден, и не в нужде, просто иногда по колено в дерьме.

Соломон, похоже, остался очень доволен своей шуточкой, так что не поаплодировать ему было никак нельзя – все равно что пнуть ногой Онана. Финт усилием воли отвлекся от мыслей о Симплисити и похвалил:

– Ха-ха, ну ты скажешь! А какого шута она раздает свои деньги?

Кеб как раз проезжал через Лестер-сквер. Соломон принялся объяснять:

– Потому что ей это кажется правильным. Она содержит школы для бедных, где дети получают хотя бы начальное образование, и финансирует, ммм, стипендии и пособия, а это, скажу я тебе, дает самым способным ученикам шанс поступить в университет и получить образование не в пример лучшее. Вот что про нее знают в синагоге, кроме еще того, что она держит пчел, и вот что я тебе скажу: кто попало с пчелами не управится, тут требуется, ммм, немалое здравомыслие – нужно принимать в расчет то и это, планировать наперед и думать о будущем. Словом, очень дотошная дама, и, я так понимаю, умереть богатой в ее намерения не входит. Что лично я всегда почитал, ммм, благороднейшей амбицией. Необыкновенная дама и притом обладает огромным влиянием.

Соломон помолчал.

– Любопытно, кто еще будет на этом ее маленьком суаре, учитывая, что она водит дружбу со столькими важными персонами. В некотором смысле, сдается мне, ты сегодня окажешься, ммм, в самом центре политического влияния. Безусловно, лорды и выборные члены, чтоб они были здоровы, обсуждают злободневные вопросы в самом парламенте, но я сильно подозреваю, что здесь, в Лондоне, исход дебатов во многом зависит от того, что одни люди скажут другим людям за бокалом вина. Процесс ратификации того, что они уже решили промеж себя, возможно, и является неким вариантом так называемого, ммм, «пропорционального представительства», но в целом система как-то работает, хоть и, ммм, с перебоями.

Соломон явно вошел во вкус.

– Что мне нравится в англичанах, так это то, что они не строят теорий. Ни один англичанин не скажет: «Я мыслю, следовательно, я существую». Хотя, вероятно, он мог бы сказать:

«Я мыслю, следовательно, я существую, как мне кажется». В мире слишком много порядка, увы ему. А, вот мы и приехали. Следи за своими манерами и не забывай, что я тебе рассказывал об использовании при еде столовых приборов, – каковые, повторно подчеркиваю, даже не пытайся стибрить. Я знаю, что намерения у тебя самые добрые, но временами ты таки делаешься немного, ммм, рассеян в отношении мелких и легких предметов; Бога ради, воздержись от многолетней привычки хотя бы на этот вечер, будь так любезен!

– Я не вор! – возмутился Финт. – Я разве виноват, что вокруг столько всего плохо лежит? – Он пихнул Соломона в бок. – Да шучу я, шучу. Я буду пай-мальчиком, к чести своих чудесных неназываемых – так удобно в паху сидят, в жизни ничего подобного не носил. Когда б я только знал, как здорово быть джентльменом, так я бы давным-давно билет купил!

Кеб притормозил, чуть-чуть не доезжая до места; частные кареты и экипажи учтиво подталкивали друг дружку, выгружая пассажиров, и даже возчики переругивались не больше обычного. Друзья вышли и поднялись на крыльцо очень симпатичного особняка – вчера вечером Финт даже не разглядел его толком. Соломон поднял было руку, чтобы постучать, но не успел он даже прикоснуться к двери, как она волшебным образом распахнулась, явив взору дворецкого Джеффри.

Главное, думал Финт, держаться рядом с Соломоном: тот явно чувствовал себя в своей стихии. Гости прибывали и прибывали, и большинство знали друг друга, а главное, знали, где тут напитки, так что на Финта с Соломоном внимания никто не обращал до тех пор, пока Чарли и мистер Дизраэли – уж где бы они там ни обменивались с глазу на глаз ценной информацией – не возвратились наконец в зал.

Дизраэли направился прямиком к Соломону и воскликнул:

– Как приятно вас здесь видеть!

Джентльмены обменялись рукопожатием, но по их лицам Финт видел: эти двое друг другу ни на йоту не доверяют. Затем Дизраэли, блеснув глазами, обернулся к Финту:

– О чудо, юный тошер преобразился в джентльмена! Превосходно!

Эта фраза Финта слегка царапнула, хотя он не смог бы в точности сказать почему. Тем не менее он ответствовал:

– Да, сэр, в самом деле, сегодня вечером я джентльмен, а завтра могу снова стать тошером!

Но едва Финт сам себя услышал, в мозгу вновь что-то щелкнуло, подсказывая: это твой шанс, не упусти его! Широко усмехнувшись, он добавил:

– Я умею быть и джентльменом, и тошером; а вот вы умеете быть тошером, мистер Дизраэли?

На мгновение – и, скорее всего, мгновение это прошло незамеченным для всей прочей толпы гостей, за исключением их четверых, – мир оделся в лед и тут же снова растаял, как только мистер Дизраэли решил, что делать – а именно улыбнуться как утреннее солнышко с ножом в зубах.

– Милый мой мальчик, вы думаете, из меня получился бы тошер? Признаться, не совсем та профессия, о которой я когда-либо помышлял!

Он поневоле умолк: Чарли хлопнул его по спине со словами:

– Всего-то и надо, что рыться в грязи в поисках спрятанного сокровища, друг мой; по мне, так политики занимаются ровно тем же самым! На вашем месте я воспользовался бы возможностью узнать о мире что-то новое и ценное. Я вот так всегда поступаю!

Дизраэли покосился на Финта.

– Что ж, если задуматься, возможно, и впрямь настало время познакомиться поближе с лондонским дном.

– Более того, – подхватил Чарли, сияя так, словно уронил шестипенсовик, а подобрал крону, – сдается мне, вы тем самым продемонстрируете, что внимательно прислушиваетесь к общественному мнению в том, что касается канализационной системы этого города, мягко говоря, допотопной и очень нездоровой. Я уверен, дальновидный политик не преминет выказать озабоченность столь постыдным положением дел. Наши друзья в «Панче» всенепременно изобразят вас передовым государственным деятелем, который неусыпно радеет о городе в целом.

Дизраэли с торжественным видом потеребил бородку клинышком, словно погрузившись в мысли, а затем ответствовал:

– Да, действительно, Чарли, думается мне, ты прав.

Юноше показалось, что каждый из этих двоих вынашивает собственные планы: у Финта был нюх на авантюриста, почуявшего хорошую возможность и прикидывающего, как бы ее использовать себе во благо, – ведь он и сам из таковских. А ведь хитрая лиса Чарли заранее знает – неважно, вылезет ли мистер Дизраэли из канализации в сиянии славы или по уши в дерьме, – сам он разживется отличным материалом для статьи.

Дизраэли просиял, точно свечка-энтузиастка, улыбнулся еще шире, обернулся и заявил:

– Хорошо, мистер Финт, да не скажет никто, будто я отклонил вызов. Если вы готовы, подобно скупцу Харону, доставить меня в подземный мир, я охотно прогуляюсь с вами по туннелям во имя общественных интересов. Дайте подумать… как насчет послезавтра? В конце концов, политик и впрямь обязан служить стране не столько словом, сколько делом!

Дизраэли одобрительно обвел взглядом слушателей, а Финт на всякий случай уточнил:

– Вы заблуждаетесь, сэр, никакой я не скопец, вот хоть у Джинни-Опоздалки спросите! Но я с удовольствием свожу вас на небольшую прогулку и все вам покажу, сэр. Не в районе больниц, понятное дело. Вот пивоварни – дело другое; там, под ними, даже крысы вкусно пахнут!

В этот момент, оделяя вниманием растущую толпу гостей, мимо прошествовала мисс Бердетт-Куттс, и Чарли не преминул сообщить:

– Анджела, вы только представьте себе. Бен и наш юный Финт как раз обдумывают план в самое ближайшее время спуститься в нашу гнусную канализацию с исследовательской миссией ради общественного блага. Благородное начинание, вы не находите?

– В самом деле? Что ж, надеюсь, прежде чем возвращаться сюда, они как следует отмоются! – Анджела улыбнулась Финту, протянула руку и промолвила: – Как приятно снова вас видеть, мистер Финт. Вижу, в отношении одежды вы далеко продвинулись. Превосходно!

Финт взял протянутую руку дамы и поднес к губам, к превеликому удивлению хозяйки дома, неожиданно для самого себя – и в назидание и к вящей забаве Чарли с Дизраэли. Соломон со всей определенностью его этому не учил, но, в конце концов, Финт он или нет? – а мисс Бердетт-Куттс улыбалась так, как будто любимая собачка проделала забавный трюк, но в то же время надо дать собачке понять, что той позволено не более одного укуса. Негласный кодекс гласил: один раз – можно, но второй – уже недопустимая вольность, и хотелось бы верить, что дважды Финту повторять не придется.

Анджела обернулась к Соломону:

– О, высокоученый мистер Коган, я полагаю? Я о вас столько наслышана. Если не ошибаюсь, папский нунций рассказывал мне поразительную историю о вашей проницательности. – Хозяйка дома снова повернулась к Финту со словами: – Мистер Финт, мне кажется, вам было бы небезынтересно познакомиться с мисс Симплисити Пэриш, моей кузиной из провинции.

Сей же миг из-за спины мисс Куттс выступила Симплисити, и для Финта разом исчезли все прочие, только одна Симплисити и осталась. Спустя минуту Симплисити, видимо, осознала, что если она не скажет хоть что-нибудь, Финт так и простоит с открытым ртом до конца вечера, протянула руку и промолвила:

– Подумать только, значит, это вы – знаменитый мистер Финт. Я так рада с вами познакомиться!

Оглянувшись на Финта, Анджела обронила:

– Когда подадут ужин, окажите мне любезность, проводите мисс Симплисити к столу. Вы можете сесть рядом со мною, дабы соблюсти приличия. – И, преловко сведя Финта с Симплисити вместе, мисс Куттс зорко оглядела залу, изучая новоприбывших, – ни дать ни взять взломщик, высматривающий столовое серебро – как бы чего не упустить! – Видите вон того джентльмена у камина? – спросила она, чуть качнув головой. – Это сэр Джордж Кейли, он объяснил нам доподлинно, почему птицы летают, и, похоже, твердо намерен и людей поднять в воздух, хотя я очень подозреваю, что Уильям Хендерсон здесь его обставит – я много наслышана о его модели парового воздушного экипажа. Если дела у него пойдут успешно, я подумаю о финансировании дальнейших разработок. Что за благодеяние для человечества! Только вообразите – вы сможете долететь до Франции за день!

«Это как с железными дорогами, – подумал про себя Финт. – Если у вас есть деньги, вы находите кого-то, кто, по вашим прикидкам, непременно изменит мир и вернет деньги сторицей, если идея сработает. В конце концов, деньги мало на что способны, если просто лежат на одном месте. А вот если деньги в движении, тогда и только тогда они по-настоящему работают». Финт остался очень доволен своим наблюдением.

В дальнем конце зала кто-то из гостей отпустил шутку, раздался общий смех. Анджела тихо шепнула Финту с Симплисити:

– Видите вон того молчаливого джентльмена – он смотрит так, как будто потерял гинею, а подобрал фартинг? Это Чарльз Бэббидж, он построил машину, которая умеет производить вычисления: устройство чрезвычайно интересное, а я так люблю интересных людей. А вот он людей не слишком жалует, впрочем, что до выбора приятельниц, тут он демонстрирует превосходный вкус. О, вижу, мистер Коган уже беседует с мистером Бэббиджем и его подругой, Адой Лавлейс, – весьма элегантная дама, к чести ее отца. Уверена, им найдется о чем поговорить. Никто так не способен себя отрекомендовать, как мистер Коган. – Внезапно Анджела обрадованно воскликнула: – А вот и сэр Роберт Пиль! Я так рада, что он смог выбраться. Мне сказали, его задержало какое-то дело в Скотленд-Ярде. – И хозяйку дома поглотила гомонящая толпа.

Сэр Роберт Пиль? Глава над всеми бобби! Тошеры вроде бы ничего противозаконного не делают – Дедуля когда-то объяснял Финту, что монета есть монета и если ты подобрал ее в грязи, что ж, кто знает, чья это была монета? Однако в канализационные туннели сперва надо как-то попасть, а это уже правонарушение. Впрочем, никому до того особого дела нет, кроме разве рабочих бригад, которые считают валяющиеся на земле деньжата своей законной добычей. Обществу по большей части плевать; тошеры могут копошиться себе во тьме сколько душе угодно и выныривать на поверхность с медной монеткой-другой – или копошиться во тьме и там же и сдохнуть совершенно забесплатно.

Но пилеры… что ж, порою у них свое представление о духе закона, и некоторые считают своим долгом чуток усложнить жизнь тем вольнолюбивым личностям, которые в общество не вполне вписываются; вот почему пилеры постоянно дерутся с ребятами-кокни, прямо-таки война идет, пусть и небольшая.

Тошеры – рыбешка мелкая, но в трущобах пилер – это, безусловно, враг. Финт не знал слова «интуиция», он просто понимал положение дел: с пилерами лучше не связываться, добра с того не будет; а теперь вот он оказался в одной комнате с их боссом, и Анджела Финта ему как пить дать представит. Финт внушал себе, что ничего дурного не сделал – ну, разве что так, одно-другое по мелочи, о чем и поминать не стоит, и по большей части давным-давно, но если ты из трущоб, пилеры тебя и слушать не станут.

С другой стороны, подумал Финт, очень может быть, что Анджела возражает против арестов в своем доме.

Финт не паниковал; ведь у тошеров оно как? – паникер рано или поздно треснется лбом или заплутает в туннелях. Но Симплисити следила за ним, улыбаясь чуть встревоженно, и грандиозным усилием воли Финт заставил себя успокоиться, словно ничего не случилось – потому что на самом-то деле и впрямь ничего не случилось – и постепенно почувствовал себя лучше. Надо только не волноваться попусту и держаться как можно подальше от сэра Роберта.

К вящему удивлению Финта, Симплисити погладила его по руке и спросила:

– Финт, с вами все в порядке? Я знаю, вы были так заняты, и все из-за меня, и я вам так признательна.

Чарли и Дизраэли течением отнесло куда-то прочь: в этом зале, похоже, никто не задерживался на одном месте подолгу, но, завидев очередного знакомого, устремлялся к нему. Так сплетни и гости перемещались туда и сюда, словно по воздуху, но Финт с Симплисити на краткий миг оказались как бы в одном пузырьке.

– О, за меня не тревожьтесь, мисс, – с трудом выговорил Финт. – Как вам тут живется?

– Анджела очень добра, – отозвалась Симплисити. – По-настоящему добра и… как бы так сказать?.. Она все понимает.

– Я вас уже спрашивал раньше, а сейчас все поменялось, но вопрос все тот же, – промолвил Финт. – А чего бы вам хотелось от жизни теперь? Вы желали бы здесь остаться?

Симплисити посерьезнела.

– Да, Анджела очень добра. Но я понимаю, что я здесь – потому что представляю собою проблему, а я проблемой быть не хочу. Рано или поздно проблемы решаются. Я все гадаю, как решится моя.

Финт огляделся, но никто не обращал на них ровным счетом никакого внимания, так что он собрался с духом и выпалил:

– А предположим, вы могли бы поехать куда-нибудь, где смогли бы стать кем хотите? Ни для кого не проблемой. Потому что, видите ли, у меня, кажется, есть план. Неплохой такой план, но нынче вечером я только одну часть придумал, так что я над ним еще работаю. План отчасти рискованный, и, возможно, придется немного поломать комедию, но если довериться Госпоже, думаю, все сработает – Госпожа меня до сих пор не подводила. – Тут Финту пришлось объяснять девушке, кто такая Госпожа.

Наконец Симплисити отозвалась:

– Понимаю. Ну то есть мне кажется, что я понимаю. Но, милый Финт, права ли я, полагая: успех этого плана сводится к тому, чтобы нам с вами вместе оказаться где-то в безопасности?

Финт откашлялся.

– Да, таков мой план.

Симплисити вскинула глаза. В ее манере изъясняться, такой торжественно-серьезной, заключалось неизъяснимое очарование. Девушка тихонько промолвила:

– Я считаю, это замечательный план, Финт, а вы?

– Вы согласны? – возликовал Финт.

– О да, конечно, вы добры, очень добры. Насчет любви я пока не знаю; поживем – увидим. У меня было то, что я называла любовью; но оказалось, это все неправда, подделка, фальшивая монета – если не ошибаюсь, это называется так, – а не то, что я думала. – Она замялась. – Блестящий шестипенсовик на поверку оказался фартингом, как сказали бы вы. Но я убедилась, что доброта куда долговечней любви, потому что мама всегда говорила: доброта – это замаскированная любовь. И, Финт, там, где вы, – мир словно играет и пенится. Рядом с вами кажется, что все возможно.

В такой момент Финт – мальчишка, который споткнется о свои же собственные мысли, – не нашел ничего лучше, как ляпнуть:

– Конечно, нам не обязательно быть вместе, если вам этого не хочется.

Симплисити улыбнулась.

– Финт, для вас это, возможно, новость, но бывают моменты, когда вам лучше просто заткнуться.

Финт покраснел до ушей – и тут гостей пригласили к столу.

Мисс Бердетт-Куттс первой прошествовала в столовую в сопровождении высокого джентльмена с суровым как кремень лицом. Финт в ужасе заметил, что помянутый джентльмен одет в точности такой же костюм, как у него, – и безотчетно занервничал. Что там говорил Иззи, прежде чем предложить им с Соломоном такую выгодную сделку? «Я могу вам дать очень хорошую скидку на этот замечательный новый костюм плюс роскошные, элегантные неназываемые, потому что какой-то там подмастерье в первый раз перепутал размер».

Да, фрак в точности как у Финта; верх распахнут, так что видна великолепная синяя шелковая рубашка, абсолютное подобие той, что сейчас на Финте, если не считать сущей мелочи – размера; а теперь еще – ой-ой-ой! – раз сам он пялился на гостя во все глаза, гость, в свою очередь, воззрился на него: под этим пронизывающим взглядом у Финта зашевелились волосы в таких местах, где их вроде бы и расти не должно. Но мы же заплатили за шмотки, нет? – все по-честному! У Соломона наверняка есть чек, Соломон чек забрать в жизни не забудет, равно как и покупку.

В этот неспокойный момент Финт увидел, что к ним направляются Генри Мэйхью с супругой, и да, Симплисити уже бежит обнять Джейн Мэйхью.

Генри между тем протянул Финту руки и весело заявил:

– Вот он, герой дня! Мистер Финт, я изучил самые разные классы людей, населяющих Лондон, и сдается мне, вы карабкаетесь по социальной лестнице быстрее, чем шимпанзе, если можно так выразиться. – Генри опасливо улыбнулся и добавил: – Не в обиду будет сказано.

Действительно, Финт совсем не обиделся, потому что он понятия не имел, что такое шимпанзе, и мысленно взял на заметку спросить Соломона.

Финт, слегка нервничая, подал руку Симплисити и проследовал за четой Мэйхью в столовую. Он успешно усадил свою даму ровно там, где рассчитывала Анджела, судя по ее одобрительной улыбке.

Тут Анджела повернулась к нему и промолвила:

– Так вот, Финт, а знакомы ли вы с моим хорошим другом сэром Робертом Пилем? Сдается мне, у вас найдется немало общего. – Глаза ее искрились смехом: она отрекомендовала гостей друг другу так, как будто знакомила две пары одинаковых брюк.

Сэр Роберт Пиль улыбнулся, хотя смятенному Финту улыбка эта показалась скорее гримасой, и промолвил:

– Ах да, знаменитый Герой Флит-стрит. Мне бы хотелось потолковать с вами с глазу на глаз.

Финт встретился с ним взглядом – в лице Пиля крупными буквами читалось: «полиция». «И что, так будет всегда? – подумал юноша. – Я всегда буду тем самым парнем, который победил Суини Тодда?» Да, своя польза в том есть, что правда, то правда, но неловко-то как, все равно что носить чужие брюки – а сейчас в некотором смысле именно это он и делает. А Пиль по-прежнему пристально разглядывал тошера, словно оценивая.

Гости понемногу рассаживались. Финта подтолкнули к стулу рядом с Анджелой, Симплисити уже уселась по другую его сторону, а рядом с ней – Соломон. Сэр Роберт – «милый Боб», как называла его Анджела, – сел по другую ее руку.

– Вас это задевает, да? – понизив голос, спросила Анджела. – Когда вас называют Героем Флит-стрит, вы морщитесь, словно от боли. Вы сами не замечаете? Чарли рассказал, вы настаиваете, что факты не таковы, как кажется; вы, наверное, чувствуете, будто любая похвала вам – это проклятие мистеру Тодду, и должна сказать, это делает вам честь. По-видимому, бывает и другой героизм – которого часто не замечают. Я это запомню, поскольку пользуюсь некоторым влиянием. Порою словечко, сказанное кстати в нужном месте, приносит свои плоды. – Анджела вдруг улыбнулась и спросила: – А вам нравится рыться в канализации в поисках денег? Скажите правду, как на духу!

– Да мне лгать-то незачем, – отозвался Финт. – Это свобода, мисс, вот вам вся правда, и там довольно безопасно, если не зевать и думать головой. Думаю, я зарабатываю всяко побольше трубочиста, а сажа – дрянь редкостная, человеку совсем не на пользу. И внутри, и снаружи способна вреда наделать, чес-слово! А вот я, когда с тошерства домой прихожу, что ж, доброе старое щелочное мыло мне в помощь. Может, оно не такое душистое, зато чувствуешь себя чистым.

Разговор поневоле прервался: явились официанты, и когда грохот тарелок и столовых приборов – ой, сколько ж их! – наконец стих, мисс Бердетт-Куттс спросила:

– Если верить моим информаторам, вы каким-то непостижимым образом умудряетесь быть везде и влезть во все одновременно, прямо как знаменитый, или, если угодно, печально знаменитый, разбойник Дик Турпин. Вы о нем слыхали, молодой человек? И что вы думаете о его невероятной скачке до Йорка верхом на кобыле Черная Бесс? Про него, кажется, даже пьесы есть, публика этого мошенника просто обожает.

Опасливо глядя на поставленное перед ним блюдо, Финт промолвил:

– Да, мадам, я про этого типа слыхал, то есть, простите, слышал, и мне по душе его приключения, очень уж они увлекательные. Но мне сдается, он был парень с мозгами, а значит, у него хватило бы ума не скакать черт-те куда в Йорк. Больно опасно, и, хотя из меня-то наездник никакой, рискну предположить, что он бы лошадку за час угробил, если б так гнал. Нет, я себе так думаю: он подскакал к своим друганам, про которых на самом деле знал, что они ему никакие не друзья, и заорал что-нибудь вроде: «Молитесь за меня, парни, нынче ж ночью я доскачу до Йорка!» Ну и, понятное дело, если за твою голову награда назначена, так можете быть уверены, десяти минут не прошло, как сообщники настучали на него «ищейкам», а к тому времени, готов крону прозакладывать, наш общий друг Дик был уже в Уэст-Энде перекрасил усы и прогуливался себе как ни в чем не бывало под руку с двумя развеселыми дамочками. Вот это, что называется, умно; а просто сбежать не получится; хотя я знаю, что в конце-то концов его все равно сцапали. На его месте я бы переоделся в священника да затихарился где-нибудь, чтоб все про меня позабыли. Простите за лекцию, мисс, но вы ж сами спросили.

Анджела рассмеялась.

– Вы, мистер Финт, уже успели прославиться как юноша отважный и притом понимающий. Вижу, вы и стратегически мыслить умеете; вы прямо как глоток свежего воздуха! – Она тронула его за плечо. – А в церковь вы ходите, мистер Финт?

– Нет, мисс. Но чес-слово, мисс, Соломон верует за нас обоих, не сомневайтесь! Сдается мне, он Всемогущему даже советует, что делать. Но не переживайте, я слыхал, Иисус ходил по водам, так что наверняка и тошерился помаленьку; но там, внизу, в туннелях, я его не видел. Не в обиду будь сказано; вообще-то в темноте кого-нибудь еще поди разгляди.

Улыбка Анджелы сделалась чуть натянутой, но тут же обрела прежнюю теплоту. От внимания Финта это не укрылось.

– Что ж, мистер Финт, похоже, что неверующий способен посрамить иных верующих.

Из этого Финт заключил, что ему снова все сошло с рук, хотя что такое «все», он сказать затруднился бы.

Наконец-то Финт смог уделить внимание принесенной еде: миске с превосходным овощным супом, еще вкуснее, чем Соломон варит; так он и сказал вслух, заглотав последнюю ложку, но отмечая при этом, что никто другой на суп так жадно не набрасывается.

– Это называется «суп-жюльен», – объяснила Анджела, – понятия не имею почему. У вас завидный аппетит!

Ободренный ее словами, Финт спросил:

– А можно мне добавки? – Краем глаза он подметил знакомое выражение в лице Чарли: тот откровенно забавлялся происходящим.

Анджела проследила его взгляд.

– Чарли пишет книги, вы знаете? Я порою гадаю, где он только берет все свои идеи. Что до супа, не сомневаюсь, его еще много, но сейчас подадут очень недурной палтус, за ним – жареное седло барашка и, наконец, жареных перепелок. Если вы, молодой человек, к тому времени не лопнете, воспоследует вишневый компот – очень-очень сладкий. Вижу, вы к вину так и не притронулись; это довольно неплохой совиньон блан; думаю, вам должно понравиться.

Финт потянулся к бокалу, а мисс Куттс обернулась ответить на какой-то вопрос сэра Роберта Пиля, сидевшего по другую ее сторону.

Вино Финту и впрямь понравилось; и, будучи Финтом, он подумал: «Отличная штука, так что буду пить помедленнее». В конце концов, вино ему перепадало нечасто, хотя Соломон, бывало, покупал немного на Песах – такое сладкое, что аж зубы сводило. Финту нравилось пиво или портер – особенно портер зимой; это все простое питье для простого парня; всякие там сложности Финту ни к чему, а если выпить больше одного бокала этого вина, так ведь сложностей не оберешься.

Соломон ему рассказал заранее, что с каждой переменой блюд подают другое вино; и как, ради всего святого, люди по домам потом добираются? Так что, пока Анджела беседовала с сэром Робертом Пилем, а Симплисити изящно доедала суп, Финт лелеял в руке бокал, потягивая вино мелкими глоточками, по одному за раз. О, ему порою доводилось напиваться вдрызг; поначалу кажется, что мысль хорошая, зато после, когда просыпаешься поутру, смотришь на вещи иначе, и тошерить с тяжелой головой несподручно. Конечно, желудок у него крепкий, его почти и не тошнит никогда; а уж сегодня ему менее всего хотелось опозориться перед всеми этими знатными особами – и на глазах у Симплисити. А Симплисити с него глаз не сводила.

А вот и палтус – прежде чем раскладывать по тарелкам, рыбину торжественно обнесли вокруг стола на серебряном подносе. Палтус был большой, толстый; такого унылого выражения Финт ни у одной рыбы не видел, хотя, казалось бы, если ты такой вкусный с пикантным соусом, то можно было бы и взбодриться малость. К тому времени Финт слегка расслабился: ужин шел своим чередом, гости болтали друг с другом, и было очень даже весело. Еще веселее стало, когда подали жареное седло барашка, чуть желтоватое и довольно жирное; сущее удовольствие для такого энергичного парня, как Финт, хотя он даже припомнить не мог, когда в последний раз так наедался. В мансарде Соломон готовил… сытно, и все. Мяса было мало, оно служило скорее приправой, чем полноценным блюдом, и, как правило, составляло основу густого супа или наваристой каши. Финт чувствовал, что в желудке сделалось тесновато, но хорошая баранина – это ж пища богов; и каким нужно быть нечестивцем, чтобы не воздать ей должного!

Все шло лучше некуда; Финт загодя выслушал Соломонову лекцию на тему того, каким ножом и вилкой есть то или иное блюдо, он заправил за воротник салфетку – и да, он, конечно же, станет поступать так каждый вечер. Но Финт понимал, что не уделяет внимания – как можно? – Симплисити, которая, как он видел, очень вежливо слушала очередной Соломонов рассказ, всем своим видом демонстрируя неподдельный интерес, как оно и следует, потому что Соломон способен поведать много всего удивительного.

Финт оглянулся на Симплисити, и в этот самый момент она оглянулась на него и промолвила:

– Забавно, Финт, что вы одеты как уменьшенная версия сэра Роберта, – она понизила голос до шепота. – Вы куда красивее и не хмуритесь так сердито. Но должна признать, вы смотритесь прямо как две горошины в стручке.

– Он куда постарше будет и покрупнее, – возразил Финт.

Симплисити улыбнулась.

– Иногда мне кажется, англичане не слишком вдумываются в то, что говорят; если заглянуть в гороховый стручок, так увидишь, что горошины все разные. Стручок формирует их, и каждую – по-своему.

Финт глядел на девушку с открытым ртом. Потому что, во-первых, он осознал, что частенько лущил горох для Соломона, но ни разу даже не задумался о том, какой там горошины формы; а во-вторых, Симплисити рассказала ему нечто новое. И ведь не в первый раз, подумал он. Да, Симплисити совсем не так проста.

Девушка тихо рассмеялась.

– Финт, вы ничего обо мне не знаете.

– Так я надеюсь, что кто-нибудь когда-нибудь позволит мне выяснить больше, правда?

– У меня очень толстые ноги! – сообщила она.

В трущобах шансы хоть сколько-то растолстеть невелики; но Финт в жизни не слышал, чтобы девушка жаловалась на слишком тонкие ноги, так что в наступившей внезапно тишине он ответствовал:

– Не хочу показаться неделикатным, мисс, но это вопрос личного мнения, вашего, понятное дело; своего мнения я, увы, пока не имел возможности составить.

По залу раскатился хохот – даже не то чтобы раскатился, так, прошелестел, – подумал Финт; тут и там раздавались вариации на тему: «Чтоб мне провалиться!» И тот не поддающийся описанию звук, что издают джентльмены, притворяясь, что шокированы, когда на самом-то деле им просто смешно, а кое-кто так даже и вздохнул с облегчением. «Великолепно, достойно знаменитого Красавчика Браммела!» – заявил кто-то, кажется, Чарли.

Соломон не изменился в лице, как будто ничего не слышал; Анджела, благослови ее Господь, сдавленно хихикнула. Это очень полезно, подумал про себя Финт, она ведь хозяйка и невероятно богата, и ясно дает понять всем и каждому, что ее все устраивает и пусть кто-нибудь только попробует подумать иначе. В конце концов, кому захочется противоречить одной из самых богатых женщин мира?

Повсюду вокруг воцарился уютный гул: гости доканчивали напитки, а некоторые начинали сначала, и в этот момент Финт осознал, что ему позарез надо в сортир, а он понятия не имеет, где это, кроме как, понятное дело, что на первом этаже. В мире неназываемых – настоящих, непредсказуемых, а порою и невидимых – он, конечно, никак не может спросить даму, где тут можно отлить.

Внезапно он встретился глазами с сэром Робертом Пилем: тот усмехался из-за плеча Анджелы, точно кот, заприметивший мышь. Босс пилеров заявил:

– А, мистер Финт, я подозреваю, судя по вашим исканиям, вы стремитесь в некое дарующее облегчение место; позвольте мне проводить вас, поскольку ту же настоятельную потребность ощущаю и я.

Отказаться Финт никак не мог. Сэр Роберт обменялся кивками с Анджелой, увлек Финта из зала вниз по ступеням и наконец ввел в истинный рай: куда ни глянь – красное дерево, сверкающая медь и латунь.

Все искрилось и сияло: дворец как есть. В трущобах сортиры были тесными, грязными и омерзительно воняли; снаружи и то лучше – и многие этим пользовались; а значит, ходить ночами по узким переулкам было приключением весьма рискованным. Соломон, в таких вещах крайне щепетильный, держал переносное ведерко с небольшой отдраенной деревянной крышкой на те моменты жизни, когда надо посидеть спокойно. В обязанности Финта входило выносить ведро в ближайшую выгребную яму, да только они постоянно переливались через край; как бы то ни было, каждую ночь приезжали телеги с бочками для вывоза нечистот, что слегка облегчало положение – рабочие сгребали дерьмо и увозили прочь, заодно с конским навозом. Но как бы часто ни наведывались телеги, сколько бы золотари ни чистили отстойники, от вчерашнего ужина тебя отделяло немногое. Но здесь – о, здесь царило великолепие, и хотя Финт понимал, для чего в полированном красном дереве проделана дыра, воспользоваться ею казалось святотатством. А это еще что такое? Бумажные листы, уже нарезанные и готовые к употреблению; Соломон точно так же поступает с «Джуиш кроникл»; а еще тут были зеркала, и маленькие брикетики мыла в раковине, нежные, и пахли так хорошо – Финт не удержался и прикарманил-таки парочку, несмотря на чужое присутствие, – их же тут так много.

Мгновение-другое Финт ошеломленно оглядывался по сторонам – несмотря на переполненность мочевого пузыря и некоторую нервозность при мысли о том, что он заперт в одной комнате с боссом пилеров. А тот, блаженно развалившись в дорогущем кресле, как ни в чем не бывало прикуривал сигару.

Сэр Роберт Пиль одарил его улыбкой.

– Будьте так добры, не церемоньтесь, мистер Финт; я не тороплюсь и, как вы, наверное, уже заметили, нахожусь между вами и дверью.

Эта информация – в тот самый момент, когда Финт только подступился к блестящему, вычурно изукрашенному унитазу, – повергла беднягу в состояние, в котором дело насущное вдруг показалось неисполнимым. Он оглянулся через плечо. Сэр Роберт даже не смотрел в его сторону: он просто наслаждался сигарой, как будто все время мира было к его услугам. Но поскольку ничего плохого пока вроде не произошло, Финт обуздал свои страхи и взялся за… ум, дабы на деле оценить безупречную работу этого диковинного нового изобретения. Когда он закончил, сэр Роберт лаконично посоветовал из глубины кресла:

– А теперь потяните за цепочку с фарфоровым набалдашником слева.

Финт давно уже недоумевал про себя, зачем эта штука. Она так и просится, чтоб за нее дернули, верно? Но зачем? Сообщить другим людям, что ты уже все? Или это звонок такой – чтобы, пока ты внутри, никто больше не вошел и тебя не потревожил? Ну ладно, где наша не пропадала; он потянул за симпатичный керамический набалдашник – несильно, но с надеждой – и на всякий случай отступил на шаг: вдруг он натворил что-то не то и грядут неприятности… но в унитазе всего-то навсего заплескалась и забулькала вода, и вот уже на нем ни пятнышка. Здоровская штука, нам бы такую!

Финт стремительно развернулся.

– Да, сэр, я как-нибудь да справлюсь. Я вижу, что вы ведете свою игру, сэр. Но я в толк не могу взять, что вам от меня надо.

Сэр Роберт покосился на кончик сигары, как будто впервые ее заметил, и небрежно обронил:

– Мне бы очень хотелось знать, как именно вы совершили убийство в канализации сегодня днем.

Внутри Финта палтус и все его маленькие друзья устремились было на волю, ноги подогнулись сами собою, и на мгновение Финт испугался, что загадит весь этот сверкающий пол, но тут он напомнил себе: «Я никого и никогда не убивал, не пытался убить, да и времени у меня не было». Так что он ответствовал:

– Что еще за убийство? – унимая палтуса и веля ему вести себя паинькой. – Я никого не убивал, вообще никого!

Глава лондонской полиции жизнерадостно откликнулся:

– Ну что ж, забавно, что вы так говорите, потому что я-то вам верю, но, как ни печально, у нас в морге лежит труп – и двое свидетелей уверяют, будто это ваших рук дело. А самое забавное – вы просто обхохочетесь! – им я не верю. Да, налицо мертвое тело, о нем нам сообщил джентльмен, известный в округе как Паскуда Смит – вероятно, ваш знакомый?

– Паскуда Смит? Да он пьет без просыпу, и штаны вечно мокрые. Он кого угодно заложит за пинту портера. Держу пари, второй – это Кривой Энгус, старый солдат, у которого полторы ноги…

Этот человек сказал, что не думает, будто Финт кого-то убил, и это добрый знак, верно? Самый что ни на есть добрый, и все-таки смотрит главный пилер многозначительно – такой взгляд ты приучаешься безошибочно распознавать после стычки-другой с представителями закона. Взгляд этот недвусмысленно говорит: закон доводит до твоего сведения, что закон всегда возьмет верх, так что смотри, веди себя благонравно, потому что ты – враг закона, разве что закон скажет тебе, что нет.

Мистер Пиль наблюдал за юношей, улыбаясь краем губ – такую улыбку на лице пилера проигнорировать никак нельзя. Это король пилеров, думал Финт, сам великий Пиль, так что любой финт поймет: тут финтить не с руки. Внимательно следя за улыбкой, Финт промолвил:

– Вы говорите, что не думаете, будто я кого-то убил; но двое свидетелей уверяют, что это был я, так? А чье тело-то? И почему вы верите на слово мне, а не им?

Сэр Роберт невозмутимо ответствовал:

– Признаюсь, мои люди их знают и говорят, что не примут в расчет показания этих двоих, даже если сам архангел Гавриил встанет рядом и отрекомендует их наилучшим образом. – Он улыбнулся улыбкой полицейского, которая лишь самую малость безобиднее тигриной, и добавил: – А ваше слово для меня ровным счетом ничего не значит, мистер Финт, но я склонен поверить на слово Соломону Когану: он на прекрасном счету в еврейской общине. Я переговорил с ним некоторое время назад – он со всей очевидностью ничего не знал про обвинение, и я ему ни словом не обмолвился, – но он прелюбезно упомянул, что вы почти весь день провели в его обществе, каковой факт смогут засвидетельствовать несколько уважаемых коммерсантов, в том числе и мой собственный портной, что я, кстати, вижу своими глазами. Но я задаюсь вопросом: если убийство произошло всего несколько часов назад, почему ко мне немедленно поступила информация о подозреваемом, как вы думаете?

Но не успел Финт ответить, как сэр Роберт продолжил:

– Сдается мне, вы нажили себе врагов, потому что, как рассказал Бен, вы совершаете одно героическое деяние за другим, радея о безопасности некоей молодой особы, пока она находится здесь, в этой стране. Я отдаю вам должное; но эта ситуация до бесконечности продолжаться не может. Есть все основания полагать, что… другие люди, вовлеченные в эту историю, понемногу начинают терять терпение.

Сэр Роберт затянулся сигарой и лениво выпустил облачко голубого дыма; дым поплыл по воздуху и заклубился вокруг Финтовой головы, словно благоуханный туман.

– Произошло убийство, – заявил глава пилеров, – и я должен сделать все, чтобы виновный предстал перед судом – несмотря на то что помянутый труп при жизни был известен как джентльмен, который обделывает дела за определенную плату, не задавая вопросов и, уж безусловно, ни на какие вопросы не отвечая. Он работал адвокатом – пока другие адвокаты его не разоблачили, – а тогда он стал, как у нас принято говорить, «пособником», и чрезвычайно успешным, поскольку в совершенстве знал все крючкотворские штучки. Он приспособился знакомить тех, кому необходимо, чтобы преступление совершилось, с теми, кто совершает преступления за плату, и, уж разумеется, взимал деньги на расходы – снимал сливки, так сказать, не замарав собственных рук. А теперь он убит – очень профессионально, то есть чисто и аккуратно, без вовлечения третьих лиц. Комар носа не подточит. Налицо – очень неразговорчивый труп. Убийцы с тем же успехом могли бы посуду помыть и кота покормить, уходя. Звали его Ушлый Боб.

Ушлый Боб мертв! Выходит, кто-то до него добрался, лихорадочно думал Финт. Но тогда возникает целый ряд вопросов. Чего такого Ушлый Боб знал? Он работал на себя, просто деньгу пытался зашибить? Или на кого-то еще? Может быть, на то самое правительство, о котором упоминал мистер Дизраэли?

– Все до одного полицейские вас знают, мистер Финт, – рассуждал сэр Роберт, – как знали все прежние ребята с Боу-стрит: всегда на подозрении, ни разу не пойман с поличным, никогда не бывал под судом. Один знакомый мне старикан сказал как-то: ходят слухи, будто вас защищает Королева Клоаки, и, сдается мне, защита вам сейчас ой как понадобится. Мы не «ищейки» с Боу-стрит, мистер Финт, мы поумнее будем; ваш друг Чарли Диккенс искренне восхищается нашими методами. – Сэр Роберт вздохнул. – Иногда мне кажется, он сам охотно стал бы пилером, если бы я ему позволил; из него бы неплохой полицейский вышел, да только он все пишет, пишет, пишет, не отрываясь. Мы в курсе, что происходит вокруг, мистер Финт; мы просто не всегда считаем нужным сообщать все, что нам ведомо.

Сэр Роберт помолчал, снова затянулся сигарой и только тогда продолжил:

– А ведомо мне вот что: один-два человека, так или иначе связанные с пресловутым Ушлым Бобом, по слухам, недавно столкнулись с неким джентльменом, известным всем и каждому как Финт, и судьба их была печальна. Один… наемный работник, назовем это так, по-видимому, только вчера утром стал жертвой несчастного случая с летальным исходом – его переехала карета, запряженная четверней, на людной улице неподалеку от вашего квартала. Переехала дважды, как я понимаю… и никаких свидетелей.

Финт лихорадочно размышлял. Значит, кто-то добрался до второго из парней, избивших Симплисити, – и этот кто-то не остановился и перед убийством. Похоже, что все, кто с этой историей так или иначе связан, обречены умереть…

– Мы гадаем, уж не появился ли на арене событий новый игрок, – размышлял вслух сэр Роберт. – Беспокойство нарастает; всем хочется, чтобы проблема наконец-то разрешилась. Безусловно, смышленый полицейский по умолчанию решил бы, что помянутый мистер Финт, которому докучали наймиты Ушлого Боба, решил поквитаться с ним самим и с его сообщниками. Однако, как знает весь Лондон, вчера утром вы были заняты совсем другим в заведении мистера Тодда. Вам невероятно везет, Финт. Парень, который на глаза предпочитает не попадаться, в нужный момент внезапно оказывается у всех на виду – и в глаза прямо-таки бросается. – Сэр Роберт помолчал. – Хотя мои осведомители сообщают мне, что у обоих этих покойных джентльменов есть еще один сообщник – его не далее как нынче утром видели с расквашенным носом, и с походкой у него что-то не так – возможно, здесь потребуется дополнительное расследование. Вы меня слушаете? Вижу, вы молчите; очень разумно с вашей стороны.

Босс пилеров встал, стряхнул с сигары пепел в миниатюрную серебряную пепельницу.

– Мистер Финт, я – глава полиции, а значит, я – полицейский; но я к тому же еще и политик. Я уверен, что такой умник, как вы, понимает: политики – которые в теории обладают огромной властью – сталкиваются с немалыми сложностями, когда дело доходит до ее употребления, – ибо знают, что каждый их шаг отслеживают и оспаривают. Иностранные агенты держат под наблюдением каждый порт – Боже правый, да вы и сами это знаете; нет на причале такого беспризорника или мусорщика, который бы не носил кому-нибудь ценные сведения – за сходную плату. Но есть среди нас и такие, кто, хотя публично и поддерживает линию правительства, в душе считает, что ни в чем не повинную персону, ищущую убежища в Британии, не следует отсылать туда, куда она ехать не хочет. Мы же британцы, Боже правый! Нам ли смиряться с чужими требованиями? Наверняка должен найтись способ разрешить ситуацию, не рискуя ввязаться в войну.

У Финта отвисла челюсть. Война? Из-за Симплисити?

– Мистер Финт, – продолжал глава пилеров, – так вышло, что из-за вас с мисс Симплисити убивают людей. И, вероятно, воспоследуют новые жертвы, если мы не сумеем уладить проблему, и поскорее, поскольку вы наверняка уже осознали, что эта история чревата далекоидущими последствиями, помимо всего того, что касается мисс Симплисити и вас. Так вот, я знаю, что вы задались целью защитить эту юную леди от всякого зла; а как говорит ваш друг Чарли, там, где королю, и королеве, и офицеру, и ладье трудно сделать ход, игру может выиграть пешка. Потому я, заодно с Чарли, верю, что человек, вообще никак не связанный с правительством, вероятно, как раз и поможет нам найти решение. – Он понизил голос и заговорил мягче: – Вы самый независимый из независимых агентов, какого только можно вообразить, и скажу со всей откровенностью, мистер Финт – а если вы повторите мои слова во всеуслышание, я стану их отрицать, и уж будьте уверены, мое слово окажется весомее вашего, – скажу со всей откровенностью, я сейчас беседую с вами, в частности, затем, чтобы напомнить: чего бы вы уж там ни замышляли, закон нарушать нельзя. Но поскольку я только что вышел за дверь и голос, который вы, возможно, слышите, никак не может принадлежать мне, я, однако ж, вынужден указать вам, что бывают моменты, когда закон… приспосабливается к обстоятельствам.

Сэр Роберт шагнул к двери и обронил:

– А теперь, не обменявшись более ни словом, мы неспешно вернемся к гостям, как будто всего-то навсего обсуждали новые веяния в сфере модернизации водопровода; когда вы мне понадобитесь, я вас найду. Мы… – сэр Роберт помолчал, – будем с интересом следить за вами. – В лице Финта отразилась паника; глава пилеров снова улыбнулся. – Не беспокойтесь попусту; итак, у нас тут случай насильственной смерти, то есть попросту мертвое тело. Как знать? Возможно, этот человек встречался с клиентом в опасном для здоровья месте и ударился обо что-нибудь головой, а кто-то все неправильно понял. И, мистер Финт, этого разговора и всего, что с ним связано, вообще не было. Вам ясно?

К Финту наконец вернулся дар речи.

– Что мне ясно, сэр?

– Вы схватываете на лету, мистер Финт. Кстати, а у вас ведь, похоже, нет другого имени, кроме как Финт, мистер Финт? Я знаю, что вы росли в приюте, но ведь наверняка имя вам вам там дали?

«Уж имя так имя, – подумал Финт, – и держу пари, вы его и без меня знаете, мистер Пиль». А вслух сказал:

– Точно, дали. Меня назвали Пипка! Что, довольны? Потому что я-то – нет! Как вам такое имечко? Представьте себе, как можно позабавиться за счет маленького мальчика с таким именем; и уж забавлялись от души, мистер Пиль, еще как забавлялись. Это имя так и записано в работном доме, все официально. Мистер Пипка, повезло же, а? Прям как утопленнику. Но имейте в виду, – добавил он, – если задуматься, так мистер Пипка здорово умеет драться. И финтить. И кусаться, и пинаться, и уворачиваться. И бегать тоже. О, как он умеет бегать, и лазать, и выкручиваться. – Он поколебался и добавил: – Нет, я не говорю, что имя хорошее; еще чего!

Когда Финт наконец вернулся к своему месту, ужин почти завершился. Несколько минут спустя Анджела аккуратно постучала ложечкой по бокалу и возгласила:

– Друзья мои, этикет и заведенный порядок нашего времени требуют, чтобы дамы удалились в гостиную, а джентльмены остались; и, как вы все знаете, я нахожу этот обычай чрезвычайно докучным, потому что мне, например, очень хотелось бы побеседовать с некоторыми джентльменами, и я уверена, отдельные джентльмены предпочли бы поговорить с дамами. В конце концов, времена настали новые, и все мы люди светские; дерзну предположить, что в нашем избранном обществе в дуэнье или компаньонке никто не нуждается. Я удаляюсь в гостиную – и жду всех, кто захочет к нам присоединиться!

К вящему изумлению Финта, одна из самых богатых женщин мира подхватила его под руку.

– Так вот, мистер Финт, – промолвила она. – Мне бы хотелось потолковать с вами об искусстве чтения. Соломон рассказал мне, что вы нечасто пробуете в нем свои силы и с трудом разбираете слова немногим длиннее вашего имени. Это нехорошо, молодой человек! Юноша ваших достоинств просто не имеет права оставаться неграмотным! Обычно я предлагаю походить в одну из моих школ для бедных, но сдается мне, вы сочтете себя слишком для этого взрослым. Так что, дабы я начала прививать вам любовь к словам и способам их употребления, пообещайте мне, что завтра вечером сопроводите меня и юную Симплисити в театр, на новую постановку «Юлия Цезаря» Уильяма Шекспира.

Анджела выпрямилась и добавила:

– Мистер Коган тоже может присоединиться к нам, если будет так любезен. Вам нужно повысить ставки, мистер Финт, потому что не стоит тратить жизнь попусту, бродя по городской канализации, если можно плыть под парусом по волнам литературы и театра. Повышайте ставки, мистер Финт, повышайте ставки! Пряник вы уже раздобыли, пора подбавить позолоты! – Заметив выражение его лица, хозяйка дома умолкла. – Вы смотрите на меня, открыв рот, – промолвила она. – Я что-то такое сказала, чего вы не поняли?

Финт замялся, но ненадолго.

– Да, мисс, я сейчас довольно занят, но я буду очень рад пойти с вами посмотреть пьесу, и в какой-то булочной я видел золоченые пряники, но хоть убейте, в толк взять не могу, при чем тут они.

– Однажды, Финт, вам следует спросить у Соломона, что такое метафора.

– И еще кое-что мне хотелось бы уточнить, мисс, простите, – продолжал Финт. – Как вы можете быть уверены, что с мисс Симплисити в театре не случится ничего плохого; они ж огромные, и народу там полно.

Анджела улыбнулась.

– Иногда спрятаться лучше всего там, где никому и в голову не придет искать. Но если вдруг придет, тогда, мистер Финт, мы продвинемся на шаг к счастливому завершению этого дела, верно? Симплисити ничего не угрожает – я располагаю способами и средствами сделать так, чтобы все мы наслаждались спектаклем в полной безопасности, даже не сомневайтесь. У моих лакеев есть, скажем так, скрытые таланты. Но тогда от этого выхода в свет мы получим больше, чем просто вечернее развлечение.

Анджела заботливо направила гостя в следующую хорошо обставленную комнату, где не ощущалось недостатка ни в удобных креслах, ни, если на то пошло, в чем-либо еще. В своей мансарде Соломон держал только то, что необходимо. У старика был рабочий стол и узкая кровать, а у Финта за занавеской – постель-скатка, несколько одеял, а в холодные зимние ночи иногда еще и Онан; пахло, конечно, неважно, но Онан вежливо делал вид, что ничего не замечает. Но в этой комнате было полным-полно… ну, всего! Тут были предметы, на которые, насколько мог судить Финт, полагалось только смотреть; и еще предметы, поверх которых или внутрь которых ставились другие предметы. А еще – целая выставка цветов: грандиозные букеты в огромных вместительных вазах, так что комната изрядно смахивала на Ковент-Гарден. Финт задумался, зачем людям это все, если он, например, все свое добро в котомке может унести, не считая скатки. Наверное, так оно принято, если ты богат; вроде как в доме Мэйхью, только здесь набалдашников побольше.

Но Финт решительно выбросил из головы всю эту ерунду, чтобы освободить место для плана. Хороший был план, прямо блестящий; и он наконец-то сложился – и все потому, что мистер Дизраэли попытался его, Финта, высмеять. Весь вечер Финт собирал план по кусочкам, пытаясь прикинуть, какие детали трудностей, скорее всего, не вызовут – как, например, штаны, – а в какие моменты останется только положиться на удачу, ну, и на Госпожу, конечно.

Трудный денек завтра предстоит.

Финт огляделся по сторонам в поисках Соломона, как вдруг кто-то похлопал его по плечу и учтиво осведомился:

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, но я слышал, вы регулярно посещаете канализационную систему.

Неуместный вопрос исходил из уст молодого человека лет на десять постарше Финта: у того едва-едва пробивались вьющиеся усики по современной моде, а судя по тому, каким тоном вопрос был задан, Финт заподозрил, что имеет дело с энтузиастом дренажной системы. Джентльмен желал поговорить о дренажной системе, а ему – то есть Финту – полагалось быть вежливым, так что ничего не оставалось, кроме как мило поулыбаться и сказать:

– Я не эксперт, сэр, но раз уж вы спросили, я – тошер и полагаю, что облазил все туннели, куда только можно протиснуться, в пределах Квадратной Мили, и с лихвой. А вы, сэр?.. – Финт сопроводил вопрос улыбкой, опасаясь обидеть собеседника.

– Ах, боже мой, как я забывчив. Базалджет, Джозеф Базалджет; вот моя карточка, сэр. Позвольте заметить, что, если вы помышляете об очередном путешествии по туннелям, я был бы несказанно счастлив к вам присоединиться. Более того, почел бы за честь!

Финт повертел в руках карточку, наконец сдался и сообщил:

– Я планирую, э, вылазку вместе с мистером Дизраэли и мистером Диккенсом. Послезавтра, если не ошибаюсь. Может быть, еще один человек?..

В конце концов, подумал Финт, это отлично согласуется с его планами, особенно если кто-то из вышеупомянутых джентльменов передумает или окажется, что у него «неотложные дела», так, кажется, говорят.

Мистер Базалджет просиял от восторга. Да, энтузиаст как есть! Любитель чисел, колесиков и механизмов, и, с вероятностью, канализационных туннелей. «Этот мистер Базалджет, – подумал Финт, – возможно, послан самой Госпожой».

– Вы наверняка знаете, – затараторил Базалджет, словно прочитав его мысли, – хотя возможно, что и нет, что первыми эту канализационную систему взялись строить римляне. Более того, они верили в богиню клоаки, которую, если не ошибаюсь, обычно называли Госпожа, и даже имя ей дали – Клоакина. Вам будет небезынтересно узнать, что не так давно один джентльмен по имени Мэттьюз, здесь, в Англии, написал про нее поэму, по примеру римлян, умоляя помочь ему – как бы это так сказать? – нормализовать функции организма: как явствует из поэмы, каждое утро он испытывал немалые неудобства.

Судя по тому, что Финт слыхал, римляне были ребятки умные и понастроили еще много чего помимо канализации, например дороги. А теперь вот неожиданно оказывается, что они тоже поклонялись Госпоже. Эти римляне, рассказывал Соломон, были суровы, и грубы, и безжалостны к врагам… и они верили в Госпожу. Ну да, Финту случалось обращаться к Госпоже с молитвой, как же иначе, но обычно он это проделывал, ну, без особой убежденности – если и верил, то наполовину. А теперь вот выходит, что все эти могучие воины, когда-то владевшие городом, все преклоняли перед нею колена в надежде, что их шарли помягчеют. Лучшего подтверждения и быть не может. Так Финт, более чем когда-либо, – заведомо кружным путем – приблизился к вере.

Мистер Базалджет откашлялся.

– С вами все в порядке, мистер Финт? – встревоженно спросил он. – Вы словно бы не здесь.

Финт заставил себя вернуться к реальности, улыбнулся собеседнику и заверил:

– Все замечательно, сэр.

Тут на плечо его легла рука, и Чарли весело заявил:

– Прошу меня извинить, мистер Базалджет, я тут подумал, надо напомнить нашему другу насчет той вылазки в городскую канализацию. И Бенджамену тоже; нам, его друзьям, не терпится поглядеть, как этому франту понравится в подземельях, особенно если он поскользнется, и, безусловно, я от души надеюсь, этого не произойдет. Интересно, какую обувь он выберет?

Чарли улыбался – как показалось Финту, с этаким добродушным злорадством, – не с неприязнью, понятное дело; так обычно говорят приятелю: мол, ты, брат, зазнался! Финт готов был поспорить, что Чарли в душе надеется: экскурсия по канализационным туннелям окажется не только поучительной, но и весьма занятной.

Гости толпились вокруг, прощаясь друг с другом. Финт обратился к Чарли:

– Вы, джентльмены, все, конечно же, люди занятые, так что давайте перед началом нашего путешествия встретимся в «Льве» в Севен-Дайалз: до нужного нам люка оттуда рукой подать; а извозчик может ждать вас там. Послезавтра, правильно? Скажем, в семь? Солнце будет уже совсем низко: вы поразитесь, увидев, как далеко проникает в канализацию солнечный свет, словно пытается заполнить собою туннели от края до края. – И добавил: – Не сочтите за обиду, джентльмены, но если я поведу вас под землю и с кем-то из вас приключится какая-нибудь неприятность, я очень расстроюсь – и вы тоже. Так что я заранее днем прогуляюсь туда сам, погляжу, все ли в порядке; а то ведь никогда не знаешь. Если что-то не так, я найду способ вас известить, и тогда мы нашу прогулку отложим.

Чарли довольно усмехнулся.

– Вот это я называю разумная предосторожность. Какая досада, что Генри не сможет к нам присоединиться! Что до меня, я с превеликим нетерпением предвкушаю нашу небольшую одиссею. А вы, мистер Базалджет?

Глаза инженера вспыхнули.

– Я возьму с собой теодолит, надену самые непромокаемые сапоги, брюки, которых не жалко, и, поскольку знаю кое-что о канализации, всем рекомендую озаботиться еще и крепкими, надежными кожаными бриджами. Огромное вам спасибо, молодой человек. Увидимся послезавтра: жду с нетерпением. А вдруг повезет и с вашей Госпожой познакомиться.

И мистер Базалджет отбыл искать свою карету. Чарли, с непроницаемым, точно маска, лицом, обернулся к Финту:

– И что же это за госпожа такая?

– Мы разговаривали о Госпоже, ну, о Владычице Клоаки, сэр, – торопливо объяснил Финт, – и если вы только потянетесь к своему блокноту, боюсь, я вам пальцы поотрываю, сэр, потому что о таких вещах никто не должен знать, сэр.

– Вы хотите сказать, Финт, что вы в самом деле верите в некую богиню канализации? – удивился Чарли.

– Нет, сэр, она не богиня, только не для таких, как мы, – продолжал Финт. – Боги и богини – они для тех, кто в церковь ходит, сэр. Над такими, как мы, они смеются, а она – нет. Она не обещает спасения, сэр, потому что спасаться-то не от чего. Но, как я рассказывал, если с ней поладить, в один прекрасный день она, глядишь, покажет тебе что-нибудь очень ценное. Всем нужно во что-то верить; как же иначе-то! Вот почему я решил спасти Симплисити, понимаете. Ну то есть как я мог услышать крики в шуме грозы? А ведь услышал же. Так что приходится признать, что меня в пути кто-то направляет, а куда ступать, я не всегда знаю, зато знаю, что люди, которым я якобы в подметки не гожусь, хотят запереть Симплисити в каком-нибудь холодном доме, чтобы она им не мешала. А я этого не потерплю, сэр, уж кто бы они ни были. Я сказал, не смейте ничего записывать!

Чарли мигом выпустил из рук карандаш, уже нацеленный было в записную книжку, и смущенно заверил:

– Прошу прощения, мистер Финт. Я хотел набросать одну мысль, к мисс Симплисити никакого отношения не имеющую, поверьте слову.

Словно из ниоткуда появилась Анджела – Финт аж подпрыгнул – и произнесла:

– Времена меняются, мистер Финт. Молодая королева на троне, и мир богат на новые возможности. Это ваш мир – если вы сами так решите. – Она придвинулась ближе и зашептала: – Я знаю, что сэр Роберт говорил с вами, и знаю о чем. Колесики завертелись, в ход идут тайные влияния. Берегитесь, не попадите под эти колеса. Меня восхищают люди находчивые, готовые менять мир к лучшему; при случае, как вы знаете, я стараюсь их поддерживать. А еще, мистер Финт, подобно вам, я терпеть не могу задир. Не люблю, когда притесняют слабых. – Помолчав, она вложила ему в руки бумажный листок. – Мой добрый друг сэр Роберт навел меня на мысль, что вот это место могло бы вас заинтересовать.

Финт смущенно воззрился на листок.

– Простите, мисс, – промолвил он, – это адрес вашей школы для бедных?

Анджела свела брови: вид у нее сделался весьма свирепый.

– Не совсем, мистер Финт; здесь вы сами, возможно, захотите преподать урок-другой. Но при необходимости обращайтесь ко мне, не стесняйтесь.

Рядом, точно откровение, замаячил Соломон: порозовевший и слегка потолстевший, как Финту показалось.

– Ты со всеми попрощался и всех поблагодарил? Тогда скажи «до свидания» мисс Симплисити, и нам пора; Онан, надо думать, весь исстрадался.

Финт обернулся; перед ним стояла Симплисити. Она простодушно промолвила:

– Как чудесно было увидеться с вами снова, мой герой, и я с нетерпением предвкушаю наш завтрашний поход в театр, правда.

Финт с Соломоном повернулись уходить; Симплисити, задержавшись в дверях рядом со своей новой покровительницей, послала Финту воздушный поцелуй – и юноша внезапно вознесся прямиком на седьмое небо.