Глава 17

Она хотела пойти именно на этот триллер. Еще у кассы, когда Савва покупал билеты, пояснила, что одна девчонка с ее работы посмотрела этот фильм и теперь никак не может уснуть. Сама она не из пугливых, и ужасы ее не очень интересуют. Просто она хотела разобраться в чем там дело, что там такого жуткого, почему эта девчонка не спит.

– Может потому что она на работе? – предположил Савва.

– Перестань, – девушка с синими глазами посмотрела на него с укоризной.

Савва и сам не любил «ужасы», но с ней готов был смотреть что угодно.

На самом деле она оказалась ужасной трусихой, потому что при первом же напряженном моменте, вздрогнула от неожиданности вместе с половиной зала и рассыпала попокорн. Савва засмеялся, она метнула на него сердитый взгляд и заверила, что это просто случайность, просто слишком громкая тревожная музыка, и она не ожидала, что все начнется так быстро.

Он улыбнулся, отдал ей свой попкорн и стал украдкой разглядывать ее профиль, нежное лицо, которое то светилось, то погружалось во мрак, в зависимости от того, что происходило на экране.

Он не слишком вникал в суть сюжета. Кажется, какая-то девчонка, чем-то отдаленно похожая на девушку, что сидела по левую руку от него, во всяком случае у нее были такие же синие большие глаза, попала в сумасшедший дом, где всех пациенток, по очереди убивала другая девушка, которая умерла много лет назад. И главная героиня должна была по ходу фильма избежать смерти и спасти других пациенток, которых с каждой минутой оставалось все меньше. И весь фильм у зрителя должно было создаваться впечатление, что главная героиня с красивыми синими глазами скоро умрет.

Савва смотрел на экран краем глаза и думал, что это лучший ужастик в его жизни, потому что она, девушка, что сидела слева, каждый раз, вздрагивая от испуга, хваталась за его руку, а потом и вовсе перестала ее выпускать из своей ладони и только сжимала ее сильнее, когда очередную жертву находили в луже крови, подозрительно напоминающей кетчуп, или заносили над ней нож.

И если бы у него была такая возможность, он бы расцеловал всю съемочную группу, режиссера, оператора, всех актеров, статистов, что создали этот кровавый балаган, и особенно того, кому первому пришла в голову мысль пугать людей за их собственные деньги, потому что это было восхитительно, и тепло длинных пальцев, сжимавших его ладонь, проникало в самое сердце.

Он только жалел, что ужастик скоро закончится, а он хотел бы, чтобы этот фильм шел бесконечно. Она сжимала его руку, и когда делала это особенно сильно, то потом чуть поглаживала ее, как бы извиняясь.

И как раз, когда она вот так погладила его пальцы, это и случилось.

Не тогда, когда она в очередной раз крепко стиснула его ладонь, а когда мгновение спустя накрыла ее другой рукой мягким, извиняющимся жестом.

Дар зарыдал. Дар был в отчаянии.

И это так не вязалось с тем, что Савва чувствовал за секунду до этого, что поначалу он просто удивился тому, что эта мягкая рука вдруг утратила теплоту, стала прохладной, широко распахнутые глаза, устремленные на экран, перестали напоминать море, стали холодными как безжизненная снежная долина в сумерках. А потом тоска ударила его в самое сердце, сжала сердце в кулак и выжала из него всю кровь разом, так что Савва сам вцепился в ее руку. И за секунду до того, как она вскрикнула, теперь уже не от испуга, а от боли, и перестав смотреть на экран, уставилась на него удивленно, он почувствовал, каким станет мир, когда умрет девушка с синими глазами. Не та, с экрана, что бойко размахивала ножом, чье красивое лицо теперь было обильно забрызгано кутчупом, а та, что сидела слева от него и поглаживала его руку теплыми тонкими пальцами.

На этот раз Дар постарался.

Вывернулся наизнанку, чтобы он больше ни минуты не сомневался, что ее скоро не станет, чтобы до Саввы хорошенько дошло, что пока он сидит здесь и балдеет от такой малости, как прикосновение ее руки, кто то решил, что уже достаточно.

В этот раз не было слез и всхлипов, как тогда с Грином. Савва был просто оглушен, смутно помнил, как она с тревогой заглядывая ему в глаза спрашивала: «Что с тобой? Тебе плохо?», как они выбрались из темного зала, вышли на улицу и уселись на мокрую от дождя деревянную скамейку, недалеко от входа в киноцентр. Вернее сел Савва, а она стояла напротив, склонившись над ним и заглядывая ему в глаза. У него все плыло перед глазами, так что он видел перед собой только два больших синих пятна, в которых плескался испуг. Потом все стало четким. В одной руке она все еще держала стакан с попкорном, а в другой – две легкие спортивные куртки, свою и его. Шел дождь, капли стекали по ее длинным распущенным волосам, и она немного дрожала, то ли от холода, то ли от испуга.

– Ты промокнешь. – Сказал он, глядя как она дрожит.

Лицо ее расслабилось, она облегченно вздохнула.

– Господи, ну и напугал же ты меня! – теперь она улыбалась, вернула ему куртку, с недоумением посмотрела на попкорн, бросила его в рядом стоящую урну, присела на скамейку. – Как ты?

– Нормально. Со мной все в порядке.

– Ничего себе «в порядке»! – она фыркнула. – Ты хоть помнишь, что с тобой было?

Хотел бы он забыть это!

– Помню.

– Ну и что это значит?

– Ты правда хочешь знать?

Она колебалась какое-то мгновение.

– Ну, конечно, я хочу знать. Да. – она помолчала и добавила неуверенно. – Наверное, хочу. Может быть…

Они помолчали, потому что после того как он все объяснит, все переменится. Ни Савве, ни девушке с синими глазами этого не хотелось. Она и так все поняла, и знала, что он скажет. Она знала также, что он ничем не сможет ей помочь, а только предупредит ее, что скоро все закончится, и это было ужасно, потому что она только начала дышать полной грудью, только начала оживать! Может быть лучше, если бы она ничего не знала, может быть не стоит слушать его, а жить дальше как ни в чем не бывало, только теперь у нее вряд ли это получится.

– Нам надо поговорить. – сказал Савва.

– Да. – тихо ответила она.

– Тебе нечего бояться.

– Да. – голос ее упал до шепота.

– Мы что-нибудь придумаем. Я что-нибудь придумаю. – пообещал Савва, хотя совершенно не преставлял что тут можно придумать. Он сказал так, потому что увидел, что ее лицо стало жалким, растерянным, что она готова расплакаться, что она уже плачет.

– Не надо было брать тебя за руку. – девушка с глазами синими как море, с досадой покачала головой.

– Это ничего не изменило бы.

– Все равно. – упрямо сказала она. – И что тут можно придумать? Даже не знаю…

Она сидела на скамейке, зажав ладони коленями и горестно раскачиваясь.

– Ужасно.

И Савва вдруг сказал:

– Расскажи мне об этом человеке.

– Что? – она замерла и посмотрела на него с недоумением. – О каком человеке?

– Ты знаешь. Кто он?

– Человек. – она посмотрела на Савву как-то странно, словно заново обдумывая все, что случилось сегодня.

– Не хочешь о нем говорить? Почему?

– Не хочу и все. И я не понимаю, какое он имеет отношение…

– Просто я думаю, что все дело в нем. От него исходит опасность. Поэтому я и спрашиваю тебя, кто он.

Она ужасно удивилась. До того, как Савва задал ей этот вопрос, о ее мужчине, с которым она периодически встречалась на съемной квартире, она была уверена, что с ней в скором времени случится какая-нибудь трагическая случайность, ну вроде, несчастного случая на дороге или чего-нибудь подобного. Но она никак не предполагала, что ей угрожает какой-то человек, тем более мужчина, с которым она периодически встречалась. Это показалось ей странным, и она посмотрела на Савву с недоверием.

– Как он может быть для меня опасен, что он может мне сделать, скажи, пожалуйста?

– Этого я не знаю. – честно ответил Савва, чувствуя все больше недоверия в ее голосе. – Думаю, что он не тот, за кого выдает себя. Я также думаю, что ты совсем не знаешь его, поэтому не хочешь о нем говорить.

Ты живешь с человеком, ничего о нем не зная, вот что я думаю. А все дело в нем.

И тут она выпрямилась, расправила плечи, посмотрела на него насмешливо:

– А может все дело в тебе? – и надела куртку и решительно вжикнула молнией куртки.

– То есть? – Савва растерялся.

– У меня такое ощущение, что тебе очень не хочется, чтобы у меня кто-то был.

– Что ты…

– Да-да! – сказала она задумчиво, постукивая указательным пальцем по нижней губе. – Я теперь понимаю для чего ты все это затеял.

– Затеял?

– Вот именно. Устроил весь этот цирк в кинотеатре.

– Зачем ты так говоришь?

– Потому что это правда. Ты сам знаешь. Тебе просто не нравится, что у меня кто-то есть. Ты хочешь напугать меня.

– Не говори глупости. Зачем бы я стал это делать?

– Ты знаешь. – сказала она и помолчала. – Ты хочешь быть на его месте. Вот зачем.

– Ты понимаешь, что ты говоришь? – хрипло спросил Савва, предчувствуя, что сейчас произойдет ужасный разговор, который не будет иметь отношения к будущему. Он будет о прошлом.

– Отлично понимаю. – она теперь успокоилась. Смотрела на него с вызовом и легким презрением.

– Я думала, что ты мой друг, доверяла тебе, а ты просто все это время думал о том, как бы занять место…

Грина.

– Что? – Савва вскинулся на скамейке, смотрел на нее изумленно.

– Что слышал. – отрезала она. – Нечего изображать удивление. Ты всегда этого хотел. С самого начала.

– Почему ты так решила? Что я сделал такого, чтобы ты могла так думать?

– Ты всегда смотрел на меня как-то по-особенному. Я чувствовала этот взгляд. И мне это никогда не нравилось. А те слова, помнишь? Помнишь, что ты сказал тогда, когда мы сидели у тебя поздно вечером?

– Помню. – он перестал смотреть на нее и сник, потому что ведь он и вправду говорил тогда, что он… – Господи, ну как я мог хотеть занять его место? Я любил его, ты же знаешь.

– В том-то и дело, что я теперь ничего не знаю. – она горько усмехнулась. – Я теперь думаю, почему ты не бросил меня тогда, продолжал опекать меня, искать со мной встречи, даже когда я никого не хотела видеть. И если учесть те слова, что ты сказал тогда, все становится ясным, уж конечно, не из дружеских побуждений. Ты думал, что мы будем вместе. Но у меня появился другой человек, и тебя это, должно быть, ужасно разозлило. И ты решил запугать меня своим Даром. Сначала я поверила тебе, но сегодня, когда ты спросил меня о нем, я окончательно убедилась, что ты все выдумываешь. «От него исходит опасность.» – передразнила она. – Ничего от него не исходит. Ты просто выдумал все это, чтобы освободить себе место.

Савва сидел, она стояла и поэтому смотрела на него сверху вниз, но у Саввы было ощущение, что она смотрит так потому что считает его жалким завистливым ничтожеством, который хочет обладать тем, что ему не принадлежит. И еще до того, как она открыла рот, чтобы сказать те ужасные слова, он бросил на нее умоляющий взгляд и попросил:

– Не надо, не говори этого…

– Вот видишь, ты и сам знаешь, что я собираюсь сказать, потому что это правда. – и она вздохнула, словно собиралась с духом, потому что это было слишком тяжелое обвинение. – Ты нарочно не предупредил тогда Грина, не остановил его, ведь так? Чтобы занять его место.

Он знал, что она это скажет. Но не думал, что это так больно.

– Да ты что?! Я же тебе сто раз объяснял. Он не стал бы меня слушать. Это же был Грин!

– Если бы ты хотел спасти его, ты бы об этом не думал, спасал бы его против воли.

– И что я должен был сделать по-твоему?

– Мы уже говорили об этом. Ты должен был все ему рассказать, должен был задержать его, все объяснить.

– Именно это я и пытаюсь сейчас сделать! – заорал Савва вскакивая со скамейки. – Разве нет?

– Тише! – она поморщилась, огляделась вокруг.

– Только у меня почему-то не получается. Что-то меня не слишком хотят слушать. Когда я молчу – я трус, когда говорю – я подлец. Что ты от меня хочешь вообще?

– Давай не будем больше об этом, – устало сказала она. – Мне не хочется это обсуждать. Ты не виноват, что хочешь быть со мной. Просто не надо больше лгать мне. Мы никогда не будем вместе, пойми это и перестань мучать себя и меня. Ты хоть представляешь себе, что чувствует человек, когда ему говорят, что он скоро умрет? Ты думаешь, это шутки тебе?

И она развернулась и хотела уйти, но Савва решительно удержал ее за руку.

– Я тебе серьезно говорю, этот человек опасен. Тебе не стоит с ним встречаться. Дар не ошибается.

Ощущения были слишком сильные и я…

– Иди ты к черту со своим Даром! – она усмехнулась презрительно и пошла, низко опустив голову и глядя себе под ноги. А Савва остался в одиночестве и чтобы покончить со всем этим, развернулся и пошел в противоположную сторону. Он не знал, увидятся ли они еще когда-нибудь. Ну и хватит с него, пожалуй.

Он шел так же как и она глядя себе под ноги и думал, какой ужасный, сложный она человек. Как он мог помочь ей, если она сама этого не хочет? Как вообще можно помочь кому-то против воли?

Он вернулся домой, повалился на кровать и лежал ничком, стараясь ни о чем не думать. Целую неделю он ходил как сомнамбула, ничего не соображая, вялый, сонный, равнодушный. Откуда-то издалека неожиданно всплывали смутные сигналы Дара, но Савва устало отмахивался: «Ох, да заткнись ты уже! От тебя только неприятности.» Он лежал на диване, уставившись в потолок, стараясь ни о чем не думать. И только одна мысль волновала его. Мысль о человеке с приятным, с мягкими ласкающими интонациями, голосом. Но Савва отгонял эту мысль, потому что не знал, что думать дальше.

Однажды, он даже не мог бы сказать сколько времени прошло после того ужасного разговора, раздался звонок и на экране высветился номер без имени. Вернувшись домой он удалил ее номер, и это было глупо, потому что он знал его наизусть, да и вообще еще до того как он смотрел, кто звонит, он всегда знал, что это она.

Савва не знал отвечать на звонок или нет.

Он ведь уже решил, что больше не хочет ничего знать о ней. Она сказала, что он измучил ее, но ведь и она истерзала его сердце в клочья. Что ей теперь от него нужно? О чем они вообще могут говорить, когда все уже сказано, и даже много такого, от чего он не скоро отмоется. Он теперь все время думал, а не была ли она права, когда сказала, что он не остановил Грина, потому что хотел, чтобы его не было. Почему он промолчал тогда? Если принять ее слова за правду, получалось, что он маленький, подлый гаденыш, который ждал, что сильный человек, который был рядом с ним всегда, умрет и он заберет себе все, что тот любил. Думая так, Савва начинал дрожать, его бил озноб, он утыкался лицом в подушку, стараясь заглушить этот поток мыслей.

Это неправда, что можно любить ни на что не надеясь. Это самообман, подделка.

Ты можешь тысячу раз сказать себе, что не надеешься, даже не допускаешь мысли.

Но за тебя надеятся ваши глаза, которые украдкой любуются тем, кто для тебя недоступен.

За тебя надеются твои пальцы, которые иногда, пусть даже очень редко, касаются того, на чью взаимность ты явно не рассчитываешь.

Ты надеешься всем существом.

И только разум, который в таких делах ничего не решает, думает, что ты благородно ни на что не надеешься, что ты такой порядочный и честный.

Савва вдруг совершенно неожиданно для себя вспомнил о человеке, с приятным мягким голосом.

И ответил на звонок.

– Алло!

– Я не прошу у тебя помощи, – донесся до него звук ее голоса. – После всего, что я сказала тогда, я не могу на тебя рассчитывать. Думаю, что ты теперь ненавидишь меня. Может, это и к лучшему. Этот человек… он… в общем, все даже хуже, чем ты думаешь. Я не знаю, как буду выкручиваться, но это и не важно сейчас, ведь я сама во всем виновата. Я только хотела сказать, что забираю кое-какие вещи из квартиры и возвращаюсь домой. Этот человек, он… – и вдруг перешла на испуганный торопливый шепот, – я не могу сейчас говорить. Перезвоню. Прости меня…

И он так и не понял, просит ли она простить его за все сказанное или за то, что ей приходится прервать разговор. Он вообще ничего не понял.

Она не перезвонила.

И не взяла трубку, когда он сам набрал ее номер. «Абонент временно недоступен.» Он только понял, что она была у себя на квартире и говорила свободно, а потом что-то произошло, и она бросила трубку. Значит пришел он, этот человек с мягким голосом и умными глазами и сейчас произойдет то, о чем предупреждал Дар.

Савва надел пальто, кроссовки и вышел из квартиры.