Глава 14
— Ты все слышала, дочка? — спросил Яозу, и я кивнула, не глядя на него. Да и как смотреть, когда он тут же увидит покрасневшие от слез глаза и нос. — Плохи дела у Дже Хёна…
— Да, Яозуши, — хрипло отозвалась я на слова ачжосси, — совсем плохи.
Я опустилась на террасу в паре метров от мужчины, борясь с желанием расплакаться. Нельзя. На глазах у него ни в коем случае нельзя.
— Ким Дже Су даже не представляет, где именно оставили дракона воины из клана, — не зная о моих переживаниях — или зная о них! — продолжил говорить Яозу, рассказывая то, что я пропустила. — Он расспрашивал, но драконы хранят тайну. Ким Дже Су удалось лишь добиться ответа, что пещеру выбрала Чжи Вон, дочь вождя.
— Мы можем что-то сделать? — понимая, что это бесполезно, все же спросила я. — Хоть что-то.
Яозу покачал головой и наполнил чашку остывшим отваром.
— Ты знаешь, сколько пещер вблизи устья Туманган? — спросил он, глотнув жидкости, и, дождавшись моего покачивания головой, продолжил: — И я тоже. Если не знать наверняка, где искать, то можно бродить по пещерам многие дни.
Я открыла рот, собираясь сказать, что в любом случае нужно попытаться что-то сделать, но ачжосси покачал головой и заметил:
— Дочка, это бесполезно. Посуди сама, мы даже не знаем, где именно его искать. Ким Дже Су не сказал, ему не известно. А ведь необходимо не только найти нужную пещеру, но и пройти мимо войск, что вот-вот займут земли в округе.
Я прикусила губу и промолчала. Конечно, Яозу был прав, но что такое его правота рядом с моей тревогой?
— Я поняла, Яозуши. — Поклонившись ему, я встала и понуро поплелась в дом.
— Утром будь готова уйти из деревни, — сказал мне вслед ачжосси. — Я поведу согласившихся к побережью. Будем надеяться, что успеем перейти в безопасное место до того, как нам повстречаются вооруженные люди.
Я не стала отвечать, но повернулась и поклонилась Яозу еще раз.
Зайдя в кухню и задвинув за собой дверь, я опустилась на пол и медленно выдохнула, стараясь взять себя в руки.
Яозу легко. Как бы он ни относился к Дже Хёну, но сейчас он прав в своем мнении. Жизнь одного дракона ничто в сравнении с жизнями всех оставшихся в деревне людей. Любой нормальный человек не станет переживать о ком-то, если ему самому грозит опасность. Вот только я… За пять лет я разучилась жалеть. И научилась вновь за несколько коротких недель.
Подавив нервный смешок, я прижала ладони к щекам, пытаясь понять, что именно должна делать.
В детстве мне невыносимо было видеть, как страдает или болеет кто-то другой. Я несла домой котят и щенков, я плакала, когда мама или папа болели или получали травмы, переживала за одноклассников во время прививок. С возрастом я растеряла часть тех эмоций, лишь всегда страдала, если кому-то из-за меня могло быть плохо. Ударившись, прежде всего думала о том, что испытывает находящийся рядом человек.
— Ах, глупая… Жалкая, глупая…
Здесь, в этом мире, жалеть других разучиваешься быстро, видя, что тебя саму никто не жалеет. Да, кто-то заботится, кто-то присматривает, но именно жалеть никто не будет. Некому, незачем. Человек остается один на один с собой, замкнутый в своих мыслях, что долбят череп изнутри.
Себя разучиваешься жалеть медленнее. Но это тоже неизбежное благо. Благо, как ни странно. Разучившись жалеть, перестаешь страдать слишком сильно. Разум просто находит для себя идеальное состояние, чтобы не сойти с ума.
Защитная реакция.
И живешь по инерции, почти без эмоций. Под серым безрадостным небом. Изо дня в день. Зато живешь.
— А потом в жизнь вторгается кто-то… — пробормотала я, чертя на полу буквы забытого за годы алфавита. Они выходили кривыми, ведь пальцы Тиоли совсем не привыкли к такому действию.
— Сестричка… — Жу проскользнула в кухню, присела рядом и обняла меня за коленки. — Что ты? Что ты?.. Что ты, онни?
— Не знаю, Жу, — честно ответила я. — Совсем не знаю, как мне быть.
Сердце рвется на части, требуя завязать в узелок самое необходимое и отправиться на запад, рискуя никуда не дойти, но хотя бы попытаться. А разум одергивает, напоминая, что шансов нет и нужно думать о себе.
— Я беспокоюсь за одного… человека. Дракона, — медленно произнесла я. Похоже, он в огромной опасности. И никто не собирается ему помочь. Он один.
«Как я…»
Подумав так, я не сдержала горькой улыбки. Наверное, я и привязалась к Дже Хёну настолько сильно, потому что увидела нашу схожесть с ним. Да, пусть условия у нас разные, но в целом мы с ним оказались в похожих ситуациях. Мы просто остались в одиночестве, без семьи и возможности вернуться домой.
— Сестричка, не расстраивайся! — воскликнула Жу и крепко меня обняла.
— Я просто очень переживаю, — честно сказала я и в ответ обняла девочку. — Для меня этот человек… самый дорогой во всем мире.
Единственный, кто заботился обо мне. Единственный, кому я почти сразу научилась доверять. Единственный, кому я, пусть и немного, но рассказала о себе настоящей.
— Давай поедим и будем спать? — предложила Жу, и я рассеянно согласилась.
Мы быстро поужинали холодным супом. Я просто проглатывала ложку за ложкой бульон и кусочки рыбы, больше занятая мыслями, чем происходящим вокруг.
Что же делать? Как поступить? Уйти с Яозу и другими? Правильно ли это? Разумно уж точно. Куда разумнее, чем надежда на то, что если я отправлюсь на поиски Дже Хёна, то найду его.
Но даже при том, что умом я понимала, как следует поступить, мое и без того исстрадавшееся сердце болезненно покалывало каждый раз, когда я пыталась себя убедить.
Думая и решая, я смогла прийти лишь к одной договоренности с собой: утро вечера мудренее, так что и выбор стоит сделать, когда проснусь.
Ложась, я не верила, что усну. Жу, таращась и кусая губы, пристроилась рядом, положив подбородок мне на плечо. А я… Просто не заметила, как провалилась в сон.
Я снова видела дом, самое обычное утро и разговор с отцом за завтраком. Я хорошо помнила именно тот день, и во сне все повторялось без малейших изменений: стрелка на часах, как приклеенная, застыла на половине восьмого, мы с необычной для утра бодростью дуем на чай в чашках и с хохотом едим приготовленные папой бутерброды. Мне весело и хорошо, потому что это утро так напоминает старую жизнь, до развода родителей, до болезненной дырки в душе. И не имеет значения, что возврата нет, а папа оказался дома лишь потому, что мама уехала на неделю. Совсем это не важно! Главное, что он остался ночевать накануне, а утром я проснулась от шума воды в ванной и бодрого, чуть фальшивого пения.
— Дочь, — издалека начинает отец, когда чай немного остыл и можно не складывать губы трубочкой, чтобы задумчиво дуть в чашку, запуская рябь по поверхности жидкости, — а ты не хочешь переехать от матери?
Мое сердце учащенно бьется, а мысли выпрыгивают из головы через уши.
— Ты о чем?
— Я хочу купить квартиру, так что там найдется комнатка и для тебя.
Говорить что-то страшно, а молчать еще страшнее.
— Точно?
Папа смеется, кивает и откусывает от бутерброда с колбасой здоровенный кусок.
— Конечно, это уже точно!
Я расслабленно выдыхаю и улыбаюсь.
— Наконец два года спустя я могу себе позволить то, что сразу после развода казалось невозможным, — сознается он. — Так что я даже немного благодарен твоей маме.
Я понимающе киваю и спрашиваю:
— А если ты встретишь кого-то и решишь вновь жениться, то я вам не помешаю?
— Ну, этого еще не произошло, так почему я должен загадывать? Сейчас у меня есть ты, а кто-то и когда-то — очень абстрактное понятие.
Я молчу, хотя хочется сказать папе, что он может передумать уже завтра или через день. Я молчу и мечтаю, как буду собирать вещи, чтобы вновь их разложить и расставить уже в новой комнате. Представляю такие же, как сейчас, завтраки. Планирую, как буду готовить ужины, а ведь отец не знает, что я научилась готовить!..
Сон ушел, как от толчка. Я села, отбросила покрывало и тыльной стороной ладоней вытерла слезы.
Кому угодно мой сон мог показаться таким хорошим и счастливым. Я тоже думала, что черная полоса моей жизни закончится вместе с переездом.
Не успела…
Авария случилась через день после нашего с папой разговора. Надежды на перемены оборвались.
— Онни, что ты? — Жу проснулась и обняла меня, прижимаясь и делясь теплом.
— Просто сон, просто сон, — прошептала я, убеждая и себя, и малышку. — Просто сон.
В темноте девочка настороженно вглядывалась в мое лицо, а я все пыталась не показать ей, как расстроена.
— Расскажи мне, сестренка Тиоли, — попросила Жу.
Я слабо улыбнулась девочке, зная, что она этого не видит, стараясь больше для себя, чем для кого-то. Людей, даже очень близких — а Жу за эти короткие дни стала мне почти родной! — куда легче убедить в своих неискренних, но более простых и понятных всем эмоциях. Проще показать спокойствие, равнодушие, счастье, чем словами выразить все то, что творится в душе.
Разве можно показать кому-то черное и страшное, что щемит и болит хуже, чем самая глубокая и смертельная рана? А эта боль не исчезает. Ее нельзя заглушить. Особенно если и заглушать не хочется. И ты разрушаешь себя… Медленно. Неизбежно. Все время вращаешься, как в вакууме, в своих эмоциях.
Я стиснула зубы, подавляя желание расплакаться.
— Что рассказать, Жу? — мягко спросила я. Никто и никогда не услышал бы в моем голосе боль, но девочка почувствовала ее, будто кожей, и прошептала:
— О чем ты печалишься? О том человеке?
— Да, малышка, о нем. — Я кивнула и быстро смахнула одинокую слезинку.
— Я слышала весь разговор Яозуши и господина… — вдруг задумчиво пробормотала Жу. — Они говорили, что… — Даже в темноте я видела, как малышка нахмурила лобик, вспоминая. — Они говорили, что господин не знает, где именно находится его брат.
— Да, — согласилась я, — знают только те, кто нам не скажет.
— И еще они вспоминали… Ли Чжи Вон… — пробормотала Жу.
— И? — напряглась я, чувствуя, что девочка хочет сказать что-то очень важное.
— Наверное, я не путаю, — не слишком уверенно произнесла малышка. — Думаю, что именно о ней они говорили.
— О ком? — уточнила я, обнимая Жу и боясь сжать ее хрупкие плечики слишком сильно.
— О деве водопада! — выпалила малышка и выдохнула.
— Объясни, пожалуйста, — не понимая, о чем она пытается мне рассказать, ласково попросила я.
— Раньше, когда… когда мама была жива, мы с ней ходили вверх по течению реки, — принялась рассказывать девочка. — Там есть невысокие скалы.
Я кивнула, хотя Жу не могла этого видеть. Скалы я помнила очень хорошо. Несколько высоких клыков будто выпирали из земли с частью речного берега. На вершине этого своеобразного холма росли деревья, придавая ему вид огромной, отделенной от тела головы. Проходя мимо, Ким Дже Су низко поклонился витавшему подле зубастого холма духу и с почтением произнес его имя.
— Вель, дух источника, — беззвучно повторила я те слова дракона и добавила чуть громче, уже для Жу: — Я видела это место.
— Там со стороны реки несколько больших камней закрывают спуск к воде, а сверху падает вода из подземного источника, — продолжила Жу. — Мы иногда ходили туда. Там, хоть река и кажется глубокой, есть небольшие отмели и можно собирать дары реки.
Я молчала, выжидая, когда девочка сама расскажет что-то важное.
— И там мы часто видели невероятно красивую девушку. Мама говорила, что она из клана драконов, дочь вождя.
Я аж вся подобралась, мысли хаотично метались, а планы, один другого невероятнее, хороводом проносились в голове.
— Часто она туда ходит?
— Вроде бы она любит бывать там каждое утро, — не слишком уверенно пробормотала Жу. — Ган Ён же умеют летать…
Я усмехнулась, припоминая, что единственный, хорошо известный мне дракон как раз летал очень плохо.
— Ты теперь пойдешь? — вздохнула малышка. — Не отправишься с нами, да, онни?
— Понимаешь…
— Я понимаю, — преувеличенно бодро отозвалась девочка. — Он тебе дорог! Если бы я могла спасти маму или папу, то тоже попыталась бы узнать. Думаю, дева водопада что-то тебе расскажет, если попросишь.
Мне удалось подавить шипение. Как раз просить или уговаривать Ли Чжи Вон я не собиралась. Интуиция подсказывала, что мне придется не уговаривать, а вынуждать дочь вождя все мне рассказать. Остается лишь надеяться, что эта особа в курсе, где именно Дже Хён.
«Пусть я накликаю на себя гнев всего клана Ган Ён, но правду из Ли Чжи Вон я добуду. Любым способом!»
— Сестричка, тебе тогда лучше уйти раньше, чем ачжосси проснется, — прервала мои кровожадные мысли Жу. — Если он узнает о твоих планах, то не позволит.
Я погладила девочку по волосам и с улыбкой произнесла:
— Ты такая умненькая, Жу. Пообещай мне кое-что, ладно?
Малышка замерла и быстро пропищала:
— Хорошо.
— Я не знаю, увидимся ли мы еще, но…
— Онни… — простонала Жу и всхлипнула.
— Понятно ведь, что моя затея очень опасная. — Я говорила, а сама пыталась хотя бы поверхностно осмыслить то, во что ввязываюсь. — Вполне возможно, что риск куда больше, чем мне кажется.
Мне нужно пройти вдоль реки, не погибнуть от рук и оружия двух армий, найти нужную пещеру, а перед этим допросить девушку-дракона, которая, вероятнее всего, куда сильнее меня.
«Ты уверена? — спросила я себя. — Ты можешь умереть!»
Но, даже понимая все, я оставалась спокойна настолько, насколько это возможно для человека, сознательно идущего в огонь.
Я беззвучно засмеялась над собственным сравнением и продолжила:
— Жу, я очень хочу, чтобы ты берегла себя. Будь осторожна, пожалуйста.
— Хорошо. — Малышка кивнула и обняла меня крепко-крепко.
Собирать мне было почти нечего. Я связала в тугой валик кое-что из одежды, запасные сандалии, которые мне сплел Яозу, запрятав между слоями пару мисок, деревянных ложек Вместо не слишком удобного для быстрой ходьбы женского наряда я, с разрешения Жу, взяла одежду ее отца, оставшуюся в доме. Лентами присобрала штанины и слишком длинные мне рукава. Волосы стянула в тугой хвостик на макушке.
— Береги себя, онни, — утирая слезы, сказала девочка, обхватив меня поперек туловища.
— И ты береги себя, Жу.
Я тихо ступила с террасы ханока и беззвучно направилась прочь, про себя повторяя: «Береги себя, Жу. Добрый маленький жучонок».
Уходить было тяжело. И не потому… Не потому что меня терзали сомнения в собственных действиях. Мой путь казался — и я уверена, что не ошиблась в выводах! — настолько опасным, настолько сложным, что вероятность дойти до конца…
Я горько усмехнулась, потому что именно в этот момент вспомнился еще один разговор с отцом. Простой и веселый, такой неподходящий для этого момента. Но он вспомнился и заставил улыбнуться.
В тот вечер отец засиделся за компьютером: занимался делами и не заметил, как пролетело время. Я болела и потому жила по более свойственному от природы ритму. Спала до обеда, а раскачивалась лишь к ночи. В тот раз я успела уже выслушать ворчание мамы, столь же постоянное, как и лужи на асфальте после дождя. Я и относилась к ее выговорам с тем же чувством, как к неизбежности.
Заметив, что папа тоже не спит, я сделала две чашки чая и пошла к нему. Он улыбнулся мне в ответ, до хруста потянулся и спросил о самочувствии. Мы поболтали, прихлебывая чай с лимоном из больших кружек, а потом, уже ухода, я заметила воткнутый в подставку для ручек лотерейный билетик. Выдернула с удивлением, проверила дату и рассмеялась со словами:
— Пап, ты серьезно? Это ж глупость!
Он кивнул и веско ответил:
— Да.
— Зачем? — спросила я, не переставая хихикать.
— Ну… — протянул он и прищурился. — Одни говорят, что в жизни никому не везет. А если и везет, то лишь один раз. По-крупному в лотерею выигрывают только один раз. Кто-то верит, что ему не повезет, другие надеются выиграть.
— И ты решил попробовать?
— Дочь, запомни, — отец наконец улыбнулся, — не важно в чем, но выиграть можно. Все, что нас окружает, — игра. Такая вот настоящая. Одни ждут, что им на голову свалится успех. Они могут молиться, просить высшие силы, ныть всем и каждому, что хотят большего. И ничего не делать.
— А другие? — уже зная, что отец приготовил какой-то умный и мудрый ответ, с довольной улыбкой спросила я.
— А другие не ждут удачи или успеха, но хотя бы пробуют. И у таких выходит. Или не выходит. Но они хотя бы пытаются, даже зная, что это трудно и не всегда получается. Дело? Старайся, работай, прыгай выше головы, ищи дорогу в обход. И придешь к успеху. Пусть не за один день. Семья? Просто сыграть свадьбу недостаточно. Нужно еще все время работать над отношениями, учиться понимать, принимать, заботиться. У нас с мамой не получается, ты знаешь, но я не буду об этом сейчас. В общем, нужно идти к цели. Любыми путями. Даже если ничего не выйдет.
— И зачем же ты купил лотерейный билет? — уточнила я, рассматривая стертое защитное поле, где ни одна из цифр не совпала.
— Чтобы напомнить себе, что можно достичь успеха, а можно и нет.
— Это ведь неприятно? — удивилась я. — Проигрывать.
— Зато я хотя бы попытался, — усмехнулся отец.
Я на миг закрыла глаза и произнесла вслух, с трудом выговаривая слова на таком другом для Тиоли языке:
— Я попробовал и знаю, что проиграл. А кто-то не пробует. Не знает, проиграет или выиграет, но не пробует; чтобы не проиграть. Он больше надеется на удачу, упавшую с небес. Так не бывает. Удача падает в руки только к тем, кто идет ей навстречу. Или не падает… Но разве не это повод хотя бы постараться?
Выдохнув и глубоко вдохнув, я заставила себя обернуться к домику и сказать:
— Я попробую. Можно было бы уйти с Яозу, с Жу. Можно было бы попробовать сбежать и остаться в живых. Я всегда хотела жить. И делала все, чтобы выжить любыми путями. Преуспела в этом. Но сейчас я должна рискнуть. Даже зная, что шансы на успех самые крошечные из всех возможных. Сотая доля? Тысячная? Миллионная? Вот мой шанс выжить. Пройти через все и просто выжить.
Сердце стучало размеренно и спокойно, но внутри меня будто растекалась холодная вода, подступая к горлу. От этого мысли путались, и меня одолел страх, но я заставила себя сдержать истерику.
— Маленький шансик… Но я хотя бы попробую. Иначе… Иначе я всегда буду думать, что не попыталась. Даже дожив до старости, я буду терзать себя тем, что не сделала шага.
— Уходишь? — раздалось вдруг очень близко, и я подпрыгнула от неожиданности. Обернулась и увидела Яозу, он стоял в десятке метров от меня и рассматривал, склонив голову набок.
— Да, — с нервозной улыбкой промямлила я. — Надеюсь, вы не будете меня останавливать, ачжосси. Позаботьтесь, я очень вас прошу, о Жу. Я за нее переживаю. Она еще такая юная.
Сказав это, я поймала себя на мысли, что о девочке переживаю куда больше, чем о собственной жизни.
— Зачем? — спросил Яозу спокойно. — Зачем ты уходишь? Это ведь опасно, знаешь?
— Знаю, но должна хотя бы попробовать.
— Ты можешь не успеть, не пройти, не найти, знаешь, дочка? — все так же спокойно уточнил он.
— Знаю, но я попробую, иначе всегда буду жалеть. — Мой голос дрожал.
— Только поэтому? — фыркнул Яозу. — Только потому что боишься мук совести?
Я сжала губы и покачала головой, про себя признав, что Яозу умело задает правильные вопросы.
— Я хочу отыскать Ким Дже Хёна. Помочь ему, если это возможно.
— Почему? — спросил ачжосси и прищурился.
— Я в долгу перед ним. Это всего лишь попытка отдать долг, — искренне веря в свои слова, ответила я на вопрос.
— И только? — хмыкнул Яозу. — Что же ты задолжала дракону, что готова рискнуть собой? Не знаешь, что ли… завтра или послезавтра здесь будет очень тесно…
— Я много задолжала ему. Он спас меня. Много раз спасал. Меня уже могло не быть, но я жива.
— И только? — усмехнулся Яозу. — Только из-за этого? Ты ведь влюблена в него.
Мое сердце болезненно сжалось внутри, будто кто-то тисками его сдавил. Я едва не свалилась на землю, поддавшись сиюминутному чувству.
— Да. — Я кивнула на слова ачжосси. — Вы правы. Но ухожу я не поэтому.
— Правда?
— Я не хочу даже себе признаваться, что чувствую к Дже Хёну… Ким Дже Хёну. Кому это нужно? Не ему ведь.
Уж не знаю, что я хотела услышать в ответ, но зачем-то сказала эти слова. Яозу пожал плечами, и мне чуть полегчало. Лучше не слышать ни правды, ни лжи даже от стороннего наблюдателя. Лучше ничего не знать. Просто не знать. Это ведь не важно. Не важно, испытывает ли дракон ко мне хоть что-то. Главное — я сама не буду чувствовать себя спокойно, если не попытаюсь.
— Знаете, Яозуши, — я вдруг усмехнулась, — а мне ведь все равно, что испытывает ко мне один дракон из клана Ган Ён.
— Правда, дочка? — удивился ачжосси.
Я кивнула, ни на миг не сомневаясь, совершенно искренне, ведь на самом деле так думала. Наверное, спроси меня сейчас Яозу или кто-то другой, то ответила бы, вспомнив манеру отца. Но ачжосси не спросил, только посмотрел так, будто пытался увидеть взгляд, и кивнул со словами:
— Хорошо. Иди.
И я пошла прочь, уже куда спокойнее и увереннее. Только и остались переживания, что на самом деле одолевали меня: о маленькой девочке, что успела привязаться к такой идиотке, как я.
«Ты неисправима! — повторяла часто мама. — О чувствах других заботишься больше, чем о себе».
Да, так и есть. Как бы сильно я ни волновалась о себе, как бы сильно ни переживала за Дже Хёна, но… Это только мои чувства, и с ними я могу справиться. И мои чувства не причинят кому-то вреда, я не позволю. А вот чьи-то эмоции… Они не поддаются контролю.
«Быстрее забывай меня, Жу!» — попросила я мысленно и улыбнулась, вспомнив уверенное прощание малышки.
Хочется надеяться, что с ней все будет хорошо. А уж со своими чувствами я справлюсь. Совладаю с тоской, хотя как можно было так мгновенно привязаться к маленькой девочке, что даже толком не знает, сколько ей лет?..
И справлюсь с переживаниями о судьбах людей.
И с надеждой, что Яозу всех вытащит, укроет и защитит. Он ведь как-то выжил сам?
И даже со своим отношением к Дже Хёну как-нибудь смирюсь.
Люблю. Наверное, в этом Яозу прав. Но ведь можно любить и не требовать что-то взамен?
Правда ведь? Да? Просто любить…
Это куда интереснее, чем жить с одной-единственной целью: ради самого существования. Любить, как бы это ни происходило, куда веселее.
«И чувствовать себя наконец живой». Я усмехнулась и направилась к реке, надеясь успеть добраться до места еще до рассвета.
