Во второй половине дня, пообедав остатками песцового мяса, Ордаш и Загревский отправились на охоту, с твердым намерением: если и не удастся что-либо подстрелить — в чем они больше полагались на Оленева, то, по крайней мере, пройтись, размять кости, подышать воздухом и вообще убить время. А заодно осмотреть остров.

На сей раз они пошли западным побережьем, на которое Ордаш пока что не ступал. Шторм не утихал, однако холодный норд-ост сюда, на западное, защищенное скальной грядой побережье, не проникал. Волны здесь тоже были значительно слабее, а главное, они не накатывались на прибрежье, как это происходило сейчас на восточном берегу.

Скалы в этой части острова тоже казались не такими отвесными и неприступными. На многих участках берега легко можно было подняться на венчавшее остров горное плато.

— И все же не дает мне покоя этот немецкий ас, забравшийся черт знает куда и черт знает каким образом, — проворчал старший лейтенант, в очередной раз останавливаясь на вершине прибрежного холма и поднося к глазам бинокль. Он не объяснял, что именно высматривает в море, но и так было понятно: корабль. И, конечно же, не свой, а тот, с которого мог взлететь германский гидроплан.

Старшина и сам время от времени припадал к окулярам бинокля, однако ничего, кроме волнистого безбрежья, увидеть ему не удавалось. Где-то там, на севере, всплывали причудливые очертания айсбергов и ледовых торосов.

— Да черт с ним, наверху разберутся, — попытался Вадим успокоить начальника заставы. Инцидента не произошло, появление самолета зафиксировано. По начальству, как только представится возможность, будет доложено. И потом, его ведь, наверное, заметили на 199-ой и других заставах. И если бы летел он с враждебными намерениями, давно перехватили бы наши самолеты или сбили зенитки военных кораблей.

В одной из бухт, метров на пятьдесят врезавшихся в скалистое чрево острова, они наткнулись на остатки небольшого корабля, носовая часть которого догнивала на каменистой, подернутой изморозью косе. Понять, какая история и трагедия скрываются за этими жалкими остатками некогда гордой посудины, пограничникам уже было не дано, но, обходя косу, они увидели на северном склоне прибрежного взгорья небольшую пещеру, своды которой явно были закопчены дымами спасительных костров.

Поднявшись к пещере по скользкому гранитному серпантину, они увидели окаймленное почерневшими камнями кострище, с поржавевшими рогатинами, на которых находившие здесь приют готовили себе пищу. Сделав несколько шагов в глубину пещеры, Загревский вдруг открыл для себя, что она имеет вторую, хорошо защищенную от морских ветров часть. Осветив пещеру фонариком, начальник и старшина заставы увидели сбитую из палубных досок лежанку, на которой свободно могли поместиться, как минимум, четыре человека, истлевшую массу мха и ельника, скомканную парусину, очевидно, служившую островитянам покрывалом, и остатки каких-то одежд.

— Однако же ни одного скелета не видно, — заметил Ордаш. — Значит, скитальцы оставили свое пристанище и, возможно, по льду ушли на материк. Здесь это несложно.

— Или же погибли, но были кем-то преданы земле. А возможно, и морю.

Старшина вспомнил могилу поручика Малеева и замороженное тело белогвардейского полковника, о котором все еще «забывал» доложить, сказав себе, что если вдруг Оркан проговорится, сыграет на своей забывчивости: «Как, разве я не доложил?! Бывает. Спир-тяга проклятая. Странно другое: почему не доложил ефрейтор Оле-нев. И потом, дело ведь давнее, на «ЧП на границе» появление некоего мертвого офицера явно не тянет».

— Как соображаешь, старшина, можно всю северную зиму продержаться в такой вот, пусть даже и «двухкомнатной», пещере? Выжить в ней пришлому человеку можно?

— Зависит от обстоятельств. Если у потерпевших кораблекрушение осталась теплая одежда, есть чем разжечь костер и чем охотиться. Выживают же полярники в своих палатках. Потерпеть крушение и обнаружить на берегу такую пещеру… Для этого нужно иметь очень большое везение.

Оставив пещеру с её тайнами, пограничники преодолели небольшой перевал и оказались в поросшей кустарником долине, посреди которой виднелось болотистое озерце, соединенное с океаном небольшим ручьем. Плотно прикрытая горами с трех островных сторон и до половины — со стороны океана, эта долина порождала свой микроклимат и свою растительность. Войдя в обширную рощу кустарниковой полярной ивы и кедрового стланика, пограничники тут же обнаружили стаю тундровой куропатки, три из которых без труда подстрелили.

Заслышав выстрелы, пять оленей, очевидно, составившие отдельный островной табун, метнулись к покрытому северной осокой ущелью, чтобы скрыться в горах. Преследовать их охотники не стали, но запомнили, что добывать оленину здесь можно. Что же касается мяса диких оленей, то его запасы пограничники ежегодно пополняли на материке. Порой стада дикарей подходили буквально к заставе и на них можно было охотиться на всем пространстве между реками Сарима, что впадала в океан западнее заставы, и Тангарка, где травы и лишайников оказалось больше, чем в любом другом месте.

Чтобы сократить время своих блужданий, пограничники не стали выходить на длинную северную косу, а преодолели еще одно горное плато, затем долину, ложе которой напоминало амфитеатр древнеримского цирка, и, оказавшись у исхода второй косы, услышали прозвучавшие один за другим два ружейных выстрела.

— А ведь наш Тунгуса патроны зря тратить не станет, — заметил Загревский.

— И оленей жалеть — тоже.

— Прирожденный охотник: прицеливается прежде чем успевает осознать, что намерен выстрелить.

И они не ошиблись. Сойдя в долину, уводившую на юго-запад, то есть уже как бы возвращавшую их к Нордическому Замку, офицер и старшина вскоре увидели ефрейтора Оленева, уже колдовавшего над тушей оленя. Возможно, одного из тех, которых старшина и начальник заставы решили помиловать.

— Вы здесь?! — обрадовался он, еще издали заметив своих командиров. — Очень хорошо, однако! Молодой олень, молодой мясо. Много олень. Пять дней шторма — пять дней мяса.

— Какие пять дней?! — рыкнул на него Загревский, словно погода, а значит, и их пребывание на острове, и впрямь зависели от воли Оленя-Оркана. — Завтра мы должны быть на заставе. Даже если придется добираться вплавь или выходить из бухты в дичайший шторм, какой только знали эти берега.

— У нас будет много оленей, — не обратил внимания на его нервную реакцию ефрейтор. — На острове два оленьих стада. Моя пятнадцать оленей считал. — И, ткнув окровавленным ножом, которым свежевал свою добычу, уточнил: — шестнадцать.

В три ножа пограничники быстро освежевали тушу и, наполнив лучшими кусками мяса прорезиненные охотничьи мешки, направились к Нордическому Замку, решив, что они командируют сюда ефрейтора еще раз, за остатками роскоши.

— А ведь шторм, похоже, стихает, — обратился Ордаш к тунгусу, зная, что кое-что в делах небесной канцелярии тот все же смыслит.

— К полуночи совсем тихо будет. Утром еще будет тихо. К обеду можем пойти к заставе.

— Это было бы хорошо, если бы завтра к обеду, — одобрительно похлопал его по плечу начальник заставы, ничуть не удивившись тому, что тунгус так быстро отказался от своего предыдущего прогноза, согласно которому им предстояло провести на острове еще, как минимум, пять суток.