«Фокке-вульф» и «юнкерс» казались «бездонными». Устроив своеобразную карусель, они делали заход за заходом, сбрасывая сначала десантников, а вслед за ними — упакованные в специальные парашютные тюки ящики с оружием и боеприпасами; стальные листы для взлетной полосы, а также мешки с полярной одеждой и продовольствием, с песком, цементом и инструментами; бочки с горючим и бочки с растительным маслом и спиртом. Были среди этих небесных посланий и два мотоцикла.

Под началом штабс-капитана Кротова теперь оказались саперная команда во главе с инженер-лейтенантом Шнитке, команда горных егерей-норвежцев, которыми командовал обер-лейтенант

Энрих, русская команда, в составе которой были три этнических тунгуса, отобранных из казачьих частей генерала Краснова, и которая подчинялась теперь фельдфебелю Дятлову, а также вспомогательная команда, в которую входили два радиста, телефонист, повар и военфельдшер. Таким образом, гарнизон базы — «Норд-рейх» составил, включая самого коменданта, уже сейчас, на начальном этапе, около пятидесяти десантников.

Поскольку весь будущий гарнизон перед вылетом из «Северного призрака» был зачислен в состав горного корпуса «Норвегия», то по штабным документам они теперь проходили как «норвежцы». Именно так десантники и стали называть друг друга. Тем более что, как сообщил оберштурмбаннфюрер фон Готтенберг, в оперативном подчинении командующему корпусом находился теперь и штаб Стратегических северных сил.

Основная часть «норвежцев» еще только выискивала разбросанные по горной долине парашюты и посылки, чтобы сносить их или свозить на мотоциклах к давно заброшенной охотничьей хижине, а один из радистов по приказу Кротова уже развернул рацию и особым шифром отстучал короткое и мало кому понятное послание своему коллеге из «Северного призрака» — «Норд-рейх. Без потерь. Приступаю».

Когда это послание, только уже с помощью радиста «Северного призрака», примут в штабе Стратегических северных сил, то спокойно смогут доложить в штаб Гиммлера: «Все десантники приземлились в глубоком тылу русских, на месте создания базы «Норд-рейх», без потерь. С этого дня секретная авиабаза за Уралом действует».

Располагаться эта база должна была в довольно узкой долине, один конец которой упирался в болотистое предгорье, а другой, под углом в тридцать градусов, выходил к речке Эвене, которая, судя по карте, в двух километрах от «Норд-рейха» впадала в довольно большую реку Тангарку. Те, кто создавал здесь эту хижину и просторный лабаз, мудро прикинули, что от речки, с ее весенними разливами, лучше держаться подальше, но не настолько, чтобы оказаться вдалеке от нее. Поскольку пролегала эта долина, очень смахивающая на просторное ущелье, с северо-запада на юго-восток, то, очевидно, надежно укрывала пристанище охотников и от океанских, и от южных материковых ветров.

Однако решающим в выборе этой долины стало то, что располагалась она как бы на своеобразном, низменном плато, которое с легким уклоном уходило в сторону реки, даря создателям базы многие метры ровной местности, вполне пригодной, после расчистки, для взлетной полосы.

Пройдясь по ней, Кротов и инженер Шнитке очень быстро определили несколько мест, которые следовало подровнять взрывами небольших зарядов, а также осмотрели болотистую низину, которая когда-то, возможно, была то ли истоком погибшей речушки, то ли озером, но у которой, с помощью каменного настила и стальных листов, теперь вполне можно было отвоевать еще метров двадцать взлетной полосы и столько же метров полосы базирования самолетов. Хотя основные ангары можно было создавать в самой Десантной, как решено было называть ее, долине, особенно в той расширенной ее части, которая выходила к реке.

— Как думаешь, каким образом создатели этих хором доставляли сюда лес? — спросил штабс-капитан, выждав, когда у лабаза, который на время превращался в основной склад базы, остановился старший среди тунгусов, ефрейтор Нерген.

— По большой реке сплавляли, а затем по Эвене, вон к тому причалу, — указал он на видневшиеся вдали почерневшие от времени сваи, торчавшие из небольшой заводи.

— Значит, все-таки сплавляли? — задумчиво осматривал Кротов полуобвалившуюся крышу. Он знал, что следующим рейсом транспортные «фокке-вульф» и «юнкерсы» должны доставить на базу груз очищенных бревен и досок, однако понимал, что их наверняка окажется мало.

— Может, баржей, может, просто плотами, — предположил Нерген.

— И далеко отсюда тайга начинается?

— Большая тайга — шесть дней на оленях, малая, тундровая тайга — четыре дня.

— Очень «точное» определение.

— В тундре все расстояния именно так и определяют: «на оленях» или «на лыжах», — невозмутимо заметил Нерген. — Однако идти к Большой тайге не надо. Деревья можно ловить на отмели, которая образуется при впадении Эвены в Большую реку. Ветры ломают, люди во время сплава теряют. К Большой реке идти надо, оттуда вдоль берега баграми тянуть. Эвена — речка не быстрая, небольшие плоты веревками тянуть можно. Нас много, силы много. Вдоль Эвены тропа идет. Когда-то здесь, рядом с хижиной, у речки, наше стойбище стояло. За этой стеной, — указал он на восточный хребет, — огромная низина, большое пастбище для оленей. Далеко, почти до океана, тянется. Зимой нам оленьи упряжки понадобятся.

— Не хватало еще, чтобы мы превратили свою базу в стойбище оленеводов, — проворчал Кротов.

— Надо пройти немного вверх по Эвене. Там, на изгибе, есть большой затон, на котором можно собирать плавник для дров. Иногда хорошие бревна попадаются. Река течет вдоль хребта и мимо лесных гор проходит.

— Вот это уже дельный совет. Обязательно отправим туда группу добытчиков. Вам сколько лет было, когда отец увез вас отсюда?

— Тринадцать. А брату моему Кетине — двенадцать. Мы по Оби уходили после того, как Колчака расстреляли. Только лед сошел, уходили, зная, что вот-вот появится судно с красными. Пока к Оби шли, мы с отцом проводниками были у белого подполковника. У него, еще двух офицеров и рядового, который у подполковника Корнева денщиком был. Это все, что осталось от полка, которым Корнев когда-то командовал. Остальные или погибли, или разбежались. Сам подполковник со своим денщиком еле успел из госпиталя уйти, прежде чем там появились красные. Офицеры увезли его на крестьянских дровнях и до весны они все вместе отсиживались на каком-то таежном хуторе, затем на шлюпке начали уходить вниз по Оби, пока не встретили нашего отца. Мы их мимо двух поселков тропами провели, затем на угнанной лодке везли, пока не дошли до того места, где зимовал корабль. Там уже собралось несколько офицеров. Обдумывали, как мимо Салехарда прорываться, поскольку не знали, какая там власть.

— Когда прорвались, пошли к острову Фактория?

— Точно, мы на «Тюлене» уходили, на котором было установлено орудие и два пулемета.

— А мы — на «Святом Николае». И тоже по Оби.

Нерген удивленно взглянул на Кротова, уж чего-чего, а этого услышать он не ожидал.

— Выходит, вы тоже бывали в этих краях?

— Только проездом, если можно так выразиться. Вас офицеры взяли с собой на тот случай, если прорыв не удастся и придется уходить в тундру, а затем в тайгу?

— Когда офицеры стали возражать против этого, подполковник так и сказал: «Никто не знает, как сложатся обстоятельства, господа. Если придется уходить в тундру или зимовать на острове, без этих охотников-тунгусов мы погибнем». Мы с братом тоже метко стреляли. Когда красные, которые ночью подошли к Фактории на двух баркасах, напали на нас, мы почти всех их перестреляли. Только двоим удалось бежать. Один баркас оставили и бежали. А Бивня мы встретили уже в Норвегии. Они еще в революцию бежали. Отец был русским, а мать — тунгуска, и воспитала его как тунгуса.

— Нам на Фактории тоже бой пришлось давать, — задумчиво произнес Кротов. — Да только не время предаваться сейчас воспоминаниям. Красные снова рядом, снова вокруг нас. И мы снова в опасности. Нервы это, конечно, щекочет, но кто бы мог вообразить тогда, что в судьбе нашей такая вот умопомрачительная спираль случится?

В течение трех последующих дней «норвежцы» метр за метром очищали будущую взлетную полосу от камней; с помощью небольших зарядов взрывчатки, ломов и кирок сносили с нее всевозможные «наросты» и засыпали углубления щебенкой, которую сверху заливали крутым цементным раствором или устилали тоже «посаженными на раствор» стальными листами. Точно так же засыпали щебенкой и устилали листами рурской стали поросшую травой глинистую часть этого аэродрома, которая, видимо, образовалась когда-то очень давно, после схождения с ближайшего горного хребта мощного селевого потока.

К концу третьих суток на «Норд-рейхом» вновь появилась «Черная акула», а затем, в сопровождении дальнего штурмового бомбардировщика, — два транспортных «юнкерса». Теперь в десантных тюках были связки строительного леса, ящики с гвоздями и ящики, в которых с немецкой тщательностью было уложено все то, что необходимо в быту, — от веников и одежных щеток до зубного порошка и рулонов туалетной бумаги; а также стальные листы и мешки с продовольствием — множество мешков с крупами, мукой, картошкой, шоколадом, галетами, рыбными и мясными консервами.

— Как скоро вы готовы будете принять первый самолет? — услышал штабс-капитан в наушниках авиационной рации голос барона фон Готтенберга, пока «Черная акула», делая заход за заходом, опорожняла свое огромное транспортное чрево.

— Через две недели устроим официальное открытие аэродрома, во время которого вашей «Черной акуле» будет предоставлено право первой посадки.

— Наконец-то у русских на Севере появится хотя бы один нормальный аэродром.

— Узнав об этом, Сталин будет приятно удивлен.

— Настолько приятно, что бросит на вас всю свою дальнюю бомбардировочную авиацию. Поэтому максимально маскироваться. Взлетную полосу, особенно ту часть её, которая устлана стальными листами, тщательно маскировать — россыпью камней, мхом, травой, маскировочными сетями, словом, чем угодно. Пилот штурмовика обратил внимание на то, что вдоль реки, между берегом и болотистой низиной, пролегает какая-то возвышенность, похожая то ли на естественный вал, то ли на небольшую дамбу.

— Есть такой вал, — подтвердил штабс-капитан.

— Осмотрите его. Пилот уверяет, что там легко может приземлиться наш трофейный У-2. Его снабдили бочками с горючим и вскоре, с промежуточными посадками, перегонят к вам. Для начала используйте его для разведки f связи с местным населением. Советский самолет с «советскими» бойцами на борту. Идеальный разведывательно-диверсионный вариант. Прежде всего, попытайтесь выяснить, где находится наш общий знакомый, вы знаете, о ком идет речь.

“ Знаю, — обронил Кротов. Речь, конечно же, шла о будущем вожде всех тунгусов и правителе Великого Тунгусстана Барсе-Оркане.

— Только будьте осторожны. О месторасположении базы он до поры знать не должен, пусть думает, что прилетаете с Фактории. При малейшем сомнении в преданности рейху ликвидировать. База нам дороже, а правителя со временем найдем.

— Прикажите пилоту штурмовика связаться со мной напрямую. Хотелось бы, чтобы он разведал местность в устье Евены. Мои тунгусы утверждают, что там могут оказаться пригнанные рекой стволы деревьев. И вообще хотелось бы знать, что там просматривается из вашего поднебесья.

— Сейчас он проведет разведку местности в радиусе тридцати километров от базы. Вряд ли аборигены способны будут отличить германский самолет от советского.

И действительно, вскоре унтер-офицер, пилотировавший штурмовик, стал сообщать, что ближайшее селение просматривается вверх по течению реки, километрах в шестидесяти от базы, а в северной части устья Эвены, на прибрежной отмели стоит брошенное суденышко, судя по всему, речной буксир. Причем никаких иных судов или шлюпок в радиусе видимости не замечено. Неподалеку от буксира наблюдаются три древесные свалки, похожие на небольшие островки. И наконец, еще одно его сообщение касалось стойбища оленеводов, расположенного на правобережье Тангарки, километрах в сорока юго-восточнее базы.

Удаляться в сторону океана пилот не решался. Где-то там, на северо-востоке от «Норд-рейха», располагалась русская застава, а рассекречивать базу своим появлением в небе над пограничным фортом ему было запрещено. Тем не менее во время облета базы с севера он обнаружил в предгорье два заброшенных шатра, частично покрытых шкурами и какими-то тканями, что тоже было взято комендантом на заметку. Он понял, что речь идет о заброшенных ненцами ярангах, а сейчас ему очень важно было заполучить образец хотя бы одной из них.

Уже перед отлетом Готтенберг получил радиограмму от командующего Стратегическими северными силами вице-адмирала фон Штингена. Командующий приказывал вести свое звено к проливу Югорский Шар, чтобы на выходе из него, со стороны суши, атаковать две баржи, которые держали курс то ли на Архангельск, то ли на Мурманск и, судя по характеру груза, доставляли к линии фронта американскую боевую технику и боеприпасы. Никакой поддержки с воздуха у этого небольшого, сопровождаемого только вооруженным ледоколом транспорта, не было. Да и вообще советские самолеты в этой зоне появлялись крайне редко, слишком уж далеко находилась она от аэродромов базирования мурманской авиагруппировки русских.

Узнав об этом из прощального слова фон Готтенберга, штабс-капитан лишь нервно покачал головой. Он представил себе, какой неожиданностью для моряков окажется появление над западной оконечностью Югорского полуострова этой воздушной «армады» германцев. Впрочем, еще большей неожиданностью оно окажется потом для советского командования.

— Поздравляю, штабс-капитан, с нашим первым общим заданием! — прокричал фон Готтенберг, заставив пилота прощально помахать крыльями своей огромной «Черной акулы». — Можешь смело считать этот наш воздушный рейд первым боевым вылетом с авиабазы «Норд-рейх»! То есть база уже принимает участие в боевых действиях.

— Считайте, что этот факт уже отражен в секретном донесении в Берлин, — почему-то не почувствовал особого прилива радости Кротов.

Возможно, потому и не почувствовал, что слишком уж явственно осознавал: в холодных водах узкого пролива, в котором у капитанов не остается никакого шанса на спасительное маневрирование, все-таки будут гибнуть… русские моряки.