Глава 8
«Колдовская картотека»

В настоящий момент значительное количество документов, относящихся к деятельности «Зондеркоманды X», находится в архиве города Познань (Польша). Среди прочих дел здесь пребывает в том числе так называемая «колдовская картотека» Генриха Гиммлера. В ней содержится более 30 тысяч формуляров, каждый из которых был заполнен на казненную и преследовавшуюся ведьму. Большинство из них были заполнены еще до начала Второй мировой войны. Если говорить о датах, которые были занесены в карточки, то они охватывают период с 899 по 1752 год. Из 3621 географических названий, записанных в формулярах, 3104 находятся на территории Германии. Эта картотека собиралась сотрудниками «проекта X» в течение почти девяти лет. Для составления детальной «описи» ведьм специалисты эсэсовской исследовательской бригады посетили 12 архивов, 9 крупных библиотек и 2 музея. Здесь они либо фотокопировали документы, либо изымали на время дела, либо делали выписки.

Что же являли собой формуляры из «колдовской картотеки»? Образцы этих карточек были разработаны лично Вильгельмом Шпенглером. В каждой карточке, являвшейся белым бумажным листом формата А4, содержались 57 полей.

Большая часть деятельности сотрудников «Зондеркоманды X» состояла в том, что они, сидя за письменным столом, переносили добытые в архивах сведения в соответствующие графы «колдовских формуляров». Как правило, эти формуляры никогда не заполнялись полностью, так как сведения о ведьмах нередко носили куцый характер. До сих пор непонятно, чем руководствовался Шпенглер, когда составлял эти формуляры. Скорее всего, он опирался на «Атлас немецкой этнографии». Процесс заполнения формуляров не был простой формальностью. Он проходил в несколько этапов. На каждом этапе требовалось согласование соответствующего начальства. В итоге каждый из формуляров оказывался на столе у руководства «Зондеркоманды X», где также визировался. Лишь после этого формуляр поступал в картотеку. В нем содержалось: имя колдуньи, место ее рождения, место казни, обвинение, выдвинутое против нее, литература или источник, в которой говорилось о ней. А так же малопонятные графы «Проблемы I —… VIII».

Современные польские и немецкие историки, которые занимались деятельностью «Зондеркоманды X», проанализировали «колдовскую картотеку» Генриха Гиммлера. Это позволило им утверждать, что к ней надо относиться с предельной осторожностью, так как формуляры были заполнены не полностью, а часть из них — даже с фактическими ошибками. Один из авторов сборника статей «Колдовская картотека Гиммлера», Герхард Шорман, попытался объяснить, почему карточки были заполнены именно таким образом. С одной стороны, всего лишь нескольким людям была поручена титаническая по своим объемам работа. Кроме этого эсэсовские специалисты очень редко могли рассчитывать на помощь служащих архивов. Принимая во внимание, какое количество архивов было «обследовано», а также тот факт, что все эти архивы располагались в различных частях Германии, можно предположить, что работа велась в жуткой спешке. Вдобавок даже самим сотрудникам «проекта X» оставались неясными критерии, по которым они отбирали жертв «колдовских процессов». Все эти недостатки привели к тому, что в формулярах царил хаос. Из них даже было затруднительно понять, шла ли речь о казненных ведьмах, самоубийцах, умерших в тюремном заключении или скрывшихся бегством. Это было отнюдь не единственным недостатком «колдовской картотеки». Например, в формулярах напрочь отсутствуют подробные сведения о личности ведьмы, равно как и о ее социальном происхождении. Это вдвойне удивительно — ведь сотрудники «Зондеркоманды X» пытались переписывать любые упоминания о процессах над ведьмами. Возникает некий контраст между изобилием материала, который имелся в распоряжении эсэсовских изыскателей, и полупустыми формулярами из «колдовской картотеки».

Польские же исследователи «колдовской картотеки» Генриха Гиммлера считают, что многочисленнее погрешности и неточности были вызваны исключительно недостаточным образованием сотрудников «проекта X». Но тут нельзя списывать со счетов и такие факторы, как сжатые сроки, отведенные руководством СС «Зондеркоманде X» для выполнения ее задания, специфическая социальная обстановка и атмосфера, царившие в Третьем рейхе. К тому же не стоило забывать, что единственным критерием оценки деятельности «Зондеркоманды X» был рост картотеки, куда заносились колдуньи и ведьмы, а вовсе не качество обработки материала. Гиммлера интересовали вовсе не научные открытия, а пропагандистские материалы и формирование «немецкой религиозности». А теперь к этому надо прибавить нежелание многих немецких архивов иметь хоть какие-то отношения с эсэсовскими службами. Так что ошибки совершались, как правило, отнюдь не из-за низкого уровня образованности эсэсовцев, а по ряду совершенно других субъективных причин. Один из авторов сборника «Колдовская картотека Гиммлера» Вольфганг Верингер, изучавший деятельность «Зондеркоманды X» на территории Баварии, характеризовал ее работу как «собирательство материала». Он отмечает, что появляющиеся на полях некоторых формуляров отметки и записи говорят о том, что сотрудники «проекта X» нередко были разочарованы явным недостаточным количеством жертв, равно как и недостаточно суровыми приговорами судов в отношении ведьм.

Нередко оценки «колдовской картотеки» современными исследователями являются диаметрально противоположными. Одни говорят о небрежности в ее ведении, когда эсэсовские искатели забывали указывать пол жертв, а сами жертвы путались с обвинителями. Другие полагают, что сотрудники «проекта X» проявили в свое время поразительные способности в расшифровке старых документов. Те же, кто критикует «колдовскую картотеку» как научный проект, сходятся в двух вещах. Во-первых, они сосредотачивают свое внимание на том, что «Зондеркоманда X» пыталась охватить максимальное количество материала, в том числе даже те документы, которые относились к случаям, которые нельзя было однозначно идентифицировать как судебное преследование ведьм. Во-вторых, их не устраивает минимальное отражение социального контекста этих судебных процессов. Однако некоторые из немецких исследователей обратили внимание на то, что для сотрудников «проекта X» жертвы «колдовских процессов» не были простыми людьми, а «выражением таких ценностей, как героизм, семья, род, сообщество и связанные с ними обычаи». Пожалуй, из всех критиков «колдовской картотеки» внимание на ее исключительное пропагандистское значение обратил лишь Вальтер Руммель.

Архивы «особого проекта X», в которые входила в том числе «колдовская картотека», с самого начала рассматривались эсэсовским руководством в качестве политического средства. Документы, которые ранее хранились во множестве разных архивов, копировались, после чего сортировались и упорядочивались в архиве «проекта X».

Скорее всего, в перспективе было запланировано создание специализированной библиотеки и собрания документов, которое было бы предназначено «для нужд широкой общественности». Заданием архива «особого проекта X» являлось создание новой «правильной» реальности в вопросах преследования ведьм. Бели допустить, что планы, которые вынашивало руководство «проекта X» в 1941–1942 годах, были не просто идеологическими химерами, а программой действий на перспективу, то после ожидаемого окончания войны с «проекта X», скорее всего, был бы снят гриф секретности. При этом сама «Зондеркоманда X» превратилась бы в одно из весомых учреждений, которые бы определяли заново написанную историю Германии и Европы. Поскольку Гиммлер полагал, что после «окончательной победы в войне» были бы разрешены «еврейский вопрос» и «коммунистическая проблема», то имелась вероятность, что национал-социалистический режим мог начать самое активное преследование христианских церквей. В данном случае аргументы, которые были выявлены во время изучения «колдовских процессов», являлись «высокоэффективным оружием» в руках СС и национал-социалистов. Если допустить, что истинным предназначением «проекта X», с одной стороны, являлось выявление остатков «германской религиозности», а с другой стороны, подготовка общественного мнения к гонениям на церковь, то составление «колдовской картотеки» не предполагало тщательного научного анализа и безупречного заполнения формуляров. Чем больше имен и случаев преследования германцев можно было бы назвать, тем проще было бы вызвать «общественное негодование» по поводу якобы имевшегося некогда геноцида «германской расы». В этих условиях было бы предельно просто сконструировать свою собственную, эсэсовскую историческую действительность.

Даже если формуляры картотеки были заполнены лишь отчасти и неправильно, то они все равно могли иметь большую ценность для журналистов и авторов популярной беллетристики. Предполагалось, что эти «работники пера» не будут иметь времени, возможности, да и желания рыскать по разбросанным по всей стране архивам в поисках материалов. Для написания антицерковных произведений им должно было предоставляться в распоряжение собрание документов и материалов «проекта X», в том числе «колдовская картотека». Проведя некоторое время в архиве «проекта X», журналист или писатель могли без лишних проблем найти достаточное количество исторического материала, что позволило бы им написать предвзятую статью или повесть. В формулярах «колдовской картотеки» можно было найти достаточное количество сведений, которые можно было бы облечь в публицистическую форму. Как уже говорилось выше, каждый из формуляров имел 57 граф, куда кроме стандартных сведений заносились данные о вероисповедании, расовой принадлежности, особенностях судебного процесса (церковный или светский), применении пыток, признаниях, сделанных под ними, способе казни, имена судей, священников, палачей, «охотников за ведьмами». К некоторым из карточек даже прикреплялись иллюстрации. Если бы все эти графы во всех формулярах были заполнены, то могла бы возникнуть одна из ценнейших в Европе научно-исследовательских коллекций. Однако эсэсовское руководство предпочитало придерживаться совершенно иных взглядов на перспективы «проекта X».

Собрание фотокопий оригинальных архивных дел, выписок, многочисленные газетные статьи, большая библиотека с множеством книг, посвященных проблемам преследования ведьм, — все это должно было стать базой, которую можно было использовать как для написания научных работ, так и для создания журнальных статей. Агрессивная идеологическая публицистика вообще не нуждалась в объективных доказательствах, а потому национал-социалистических журналистов едва ли могли в перспективе волновать некоторые неточности и погрешности в заполнении формуляров. Надо сразу же обратить внимание на то, что в архиве «проекта X» имелось достаточное количестве материалов, которые были посвящены «суевериям современности». Не надо иметь семи пядей во лбу, дабы понять, что при помощи итогов осуществления «проекта X» планировалось обвинить церковь не только в «преступлениях прошлого», но также инкриминировать, что она даже в XX веке продолжала культивировать «нелепые суеверия». Можно привести несколько наиболее показательных примеров. В архивах имелась вырезка из «Франкфуртского народного вестника». В этой статье рассказывалось о линчеваниях ведьм, которые произошли в Индии в 1936 году. Имелись также статьи, в которых рассказывалось о том, что матери полагали, что на их детей навели порчу, и т. д. Борьбу планировалось вести не только при помощи пропагандистских средств. Так, например, 4 июня 1941 года в недрах СД был подготовлен документ, адресованный государственной и уголовной полиции. В нем предлагалось провести акции, направленные «против оккультизма и так называемых тайных наук». В нем говорилось: «В условиях судьбоносной борьбы современности, которую ведет немецкий народ, надо противодействовать оккультизму, который утверждает, что жизнь человека зависит от таинственных магических сил». На тот момент уже вносились поправки в немецкое законодательство, которые бы позволяли брать под арест «предсказателей». Комментируя этот сюжет, отечественные журналисты обычно говорят о том, что это было всего лишь способом маскировки того «оккультного влияния», которое испытали на себе как национал-социалистическая партия, так и СС. Попытка представить проекты «немецкой религиозности» как разновидность оккультизма являются грубейшей и непростительной ошибкой. Разрабатываемая в недрах СС «новая-старая» религия не имела ничего общего с оккультными практиками. Подобного рода заявления делаются из-за непонимания сути оккультизма и мистики. Чтобы в нескольких словах обозначить принципиальные отличия между ними, надо подчеркнуть, что может иметься (и имеется) мистика православия, но изначально не может быть православного оккультизма. В любом случае в Третьем рейхе вину за «до сих пор существовавшие суеверия» планировалось переложить на церковь. Еще в октябре 1936 года издание «Нордланд» возвещало со своих страниц: «Не надо недооценивать опасность! Дух религиозной нетерпимости еще теплится в нашем народе… Некогда обманутые священниками и подстрекателями, наши люди на протяжении веков позволяли уничтожать наше благородное расовое наследие. Теперь мы должны решительно выступить против всего того, что угрожает нашему национальному бытию. Каждый немец должен позаботиться о том, чтобы наши женщины и наши дети больше никогда не были принесены в жертву этой человеческой низости».

В 1943 году в одном из выпусков эсэсовского журнала «Черный корпус» говорилось о том, что в годы войны суеверия набирали силу, а потому с ними надо было всячески бороться. «Есть люди, которые перепутали отвратные восточные заблуждения относительно ведьм с народной верой. Они перепутали ростки ядовитых посевов из Передней Азии с остатками почтеннейшей германской естественной религии».

Среди газетных вырезок и выписок из архивных дел в собрании документов «Зондеркоманды X» можно было обнаружить также несколько литературных произведений, посвященных ведьмам. Речь идет преимущественно о текстах, которые не имели никакой литературной ценности. Это были брошюры, которые взывали к чувствам читателей. Подобного рода сочинения даже на фоне литературы Третьего рейха, которой в настоящее время отказывают в изысканности и оригинальности, выглядели откровенным китчем. В рамках данной книги не имеет никакого смысла заниматься литературным анализом этих историй. Нас должно интересовать, почему эти повестушки попали в архив «проекта X». Скорее всего, их планировалось использовать в качестве образца для создания последующих пропагандистских рассказов, которые должны были подогревать антицерковные настроения в немецком обществе. Итак, что же из беллетристики оказалось в архиве «Зондеркоманды X»?

Прежде всего надо упомянуть небольшую повесть Альберта Винтера «Ведьма герцога», в которой рассказывалось о мезальянсе, неравном браке князя Альбрехта из Мюнхена, взявшего в жены девушку по имени Агнесс. Сразу же после свадьбы девушка была похищена из родового имения князя. Ее обвинили в том, что она при помощи чар и колдовства вынудила князя вступить с ней в брак. Несмотря на допросы и пытки, она до самой смерти остается верной своему слову. Сам процесс над «ведьмой Агнесс» был изображен как результат придворной интриги, в которой заговорщики решили воспользоваться (и воспользовались) суевериями простых людей. Во многом аналогичный сюжет имел изданный отдельной брошюрой рассказ Эрнста Энгельбрехта и Йоханнеса Зиглойра «Суд над ведьмой Метой фон Церен». В подзаголовке говорилось, что эта история была основана на действительных событиях «времени преследования ведьм». Героиней рассказа является Мета фон Церен — уроженка благородного, но обедневшего рода. При странных обстоятельствах гибнет ее жених. Оказывается, что его смерть была элементом интриги, которую плел «охотник за ведьмами». Его зовут Пертль. Он являет собой полную противоположность красивой девушке. Пертль горбат и уродлив, что пробуждает в нем самые низменные женоненавистнические устремления. Он становится «охотником за ведьмами», чтобы иметь возможность истязать женщин. «Он был идеальным служителем для режима, который перепутал справедливость с садистской кровожадностью, а честь — с религиозными догмами». Чтобы уничтожить умную, красивую и сильную Мету, Пертль идет на очередное ухищрение. Он отравляет поросят одного из крестьян, у которого после смерти жениха работала Мета. Злодеяние свершилось — Мету обвиняют в колдовстве и она умирает под пытками. Этот сентиментальный по свой сути рассказ должен был произвести впечатление исторического произведения посредством обильного использования многочисленных цитат из «Молота ведьм», подробностей деятельности инквизиции и детального описания применяемых пыток. Изображаемые истязания беременных женщин и детей наводят на мысль о том, что авторы пытались не столько воззвать к чувствам читателей, сколько оных шокировать. В этом произведении все судьи, принимавшие участие в процессах над ведьмами, были изображены как извращенные садисты. Народ же предстает погрязшим в суевериях. Авторы как бы подводят читателя к мысли, что народ в глубине своей является хорошим, но нуждающимся в просвещении. Весь рассказ должен был наводить на мысль о том, что идея преследования ведьм не могла возникнуть на немецкой земле и в рамках германской культуры: «Изначальные представления о ведьмах крылись в мистических воззрениях, которые были отчасти занесены к нам с Востока. В Германии никогда не было бы возможно возникновение такого помешательства, если бы люди опирались только на родную культуру. Только неуклонно усиливающаяся власть сил, которые хотели получить контроль над европейским континентом, привела к формированию веры в ведьм».

Как бы повторяя основные доводы дискуссии, которая велась между церковью и национал-социалистами, авторы рассказа изображали Фридриха Шпее в качестве провозвестника просыпающегося германского духа. В данном случае Шпее представал человеком, который пытался объяснить немецкому народу, что преследование мнимых колдуний было позорным явлением. История процессов над ведьмами предлагалась читателям как предупреждение, адресованное всем немцам: отказ от собственной культуры мог привести к катастрофе. «Потоки слез, пролитых во время судов над ведьмами, иссякли, зияющие раны, которые насели эти живодеры народному организму, — зажили. Но даже сегодня, когда мы отреклись от нелепых предрассудков, мы не должны забывать о страшных столетиях преследования ведьм. Если народ остается верным своей культуре, то подобные ужасные потрясения не будут возможными в принципе. Если мы будем сохранять расовую чистоту и откажемся от нравственного рабства, то это больше никогда не повторится».

В архиве также имелся один из сентябрьских номеров журнала «Иллюстрированный обозреватель» за 1936 год. В нем был напечатан рассказ Герберта Коха, который назывался «Священник и ведьма». В нем рассказывалась история прекрасной девушки Мариэтты, мать которой оставила семью. Из-за этого поступка матери девушку недолюбливают в городе. Здесь она остается изгоем. Ее красота подпитывает многочисленные слухи, которые распространяют завидующие ее внешности женщины. Когда девушка осознает, что может использовать свою красоту как силу, которая поможет ей забыть про бедственное положение, у нее возникают новые проблемы. Между тем в Мариэтту влюбляется молодой священник. Он дал обет безбрачия, а потому очень страдает от своих «запретных чувств». Он находит успокоение только тогда, когда жители города обвиняют прекрасную девушку в колдовстве.

Это произошло после того, как город подвергся нашествию крыс, а затем среди домашних животных и скота началась эпидемия неизвестной болезни. Во всех этих напастях горожане и сельских жители винят Мариэтту. Ее арестовывают и отдают в руки палача. Автор рассказа пишет: «Для этого детины не представляло собой осложности за несколько часов выбить из Мариэтты признание, что она была ведьмой. Она оклеветала себя, наговорив каких-то глупостей, что участвовала в оргии с дьяволом и прислуживающими ему демонами». Осознав, что она обрекла себя смерть, Мариэтта была охвачена ужасом и отчаянием. Она умоляет молодого священника спасти ее и даже объясняется ему в любви. В этот момент в голове священнослужителя возникает мысль: «Как было бы прекрасно, ни о чем не заботясь, бродить с Мариэттой по летним полям». Он взглянул ей в глаза, в которых увидел только отчаяние и ужас. Священник понял, что признания девушки не были искренними. После этого он гонит от себя прочь эти «греховные помыслы» и становится еще более жестким. В отчаянии Мариэтта проклинает священника, после чего рушится весь его иллюзорный мир. Он медленно поворачивается и покидает клетку, в которой держали девушку. Он слышал ее крики, когда ее сжигали на костре. Священник пытается внушить себе, что не спас девушку, так как выполнял свой долг. Однако его не покидает предчувствие беды, которую ему должна была накликать казненная Мариэтта. «Священник посмотрел на небо, которое продолжало быть таким же бескрайне лазурным, как и ранее». Вдруг он признается самому себе, что Мариэтта не была ведьмой, что она погибла из-за глупых слухов и зависти. Не имея возможности вынести муки совести, священник покончил с собой. Но люди в городе решили, что просто-напросто сбылось проклятие ведьмы. В этом рассказе, с одной стороны, разоблачались механизмы возникновения заблуждений о ведьмах. С другой — было показано, как церковь превращала человеческую тягу к прекрасному в жажду разрушения и населяла прекрасный, наивный мир демонами.

Все рассказы, которые находились в архиве «особого проекта X», взывали к эмоциям и чувствам. Данная эмоциональная форма делала их доступными для широкого круга читателей. Кроме этого апеллирование к чувственности способствовало складыванию «черно-белых» образов, в которых не имелось полутонов. В данном случае друг другу противопоставлялись германская красота и церковь, которая отравляла «народную душу» различными суевериями. На подобных же контрастах изображались и немецкие люди. С одной стороны находился «хороший» немецкий народ, на другой — заблудшие люди, которые позволяли собой манипулировать. Жертвами в рассказах неизменно выступали беспомощные женщины. Поскольку рассказы являлись отнюдь не высокохудожественным произведением, а кичем, то это делало их еще более убедительными. После их прочтения люди не должны были задаваться вопросами, а иметь четкие ответы.

В статьях, которые были написаны сотрудниками «Зон-деркоманды X», и в собранных документах превалирует тенденция к созданию новой, «расово-обусловленной» истории преследования ведьм, которая должна была стать инструментом идеологической борьбы с церковью. Частично сконструированное противопоставление христианства и «германской культуры» являлось базой для предстоящего создания (воссоздания, согласно Гиммлеру) «немецкой религиозности» или по меньшей мере представлений о «новых-старых» ценностях, мифологизированных праздниках, ритуалах и церемониях, которые должны были использоваться во имя укрепления «германского сообщества». Можно предположить, что для «немецкой религиозности» большое значение имела идея о несовместимости светлой, направленной на пользу сообщества германской мистики и индивидуалистичного, «одержимого демонами» христианства, уходившего своим корнями в восточную мистику.