13. Почетная дружба
Поздним вечером 16 июня мы сели смотреть объявление наград в честь дня рождения монарха. По непонятной причине присутствующая сиделка Элейн Мэйсон все осуждала, но мой отец просто подпрыгивал от радости за зятя, который поднялся в высшие эшелоны господствующей верхушки в качестве кавалера ордена Почета. Как в свое время отец Стивена, он радовался за него и получал удовольствие от близости к такому успеху у публики, в котором обстоятельства отказали ему самому. На следующее утро я проснулась с более приземленной мыслью о том, как начать день в соответствующей праздничной манере. Я совершенно не подумала о начале дня и о самом важном для Стивена приеме пищи – завтраке. Потом я вспомнила, что в холодильнике наверняка осталось немного икры после поездки в Москву и шампанское после торжеств в четверг. Последствием этого экстравагантного завтрака стало то, что никто из нас не был в силах ничего сделать за утро, только добрести до Университетского центра, где я забронировала столик для обеда. Тем не менее в начале дня я поехала на велосипеде в город, чтобы проверить, как идет организация вечернего концерта в Доме сената, и обнаружила, что семья Джонатана занята подготовкой мест для сидения и расстановкой мебели в зале, пока он сам репетировал с оркестром. Я оставила их за этим занятием и помчалась домой, чтобы забрать отца и сразу же поехать с ним к реке. Мы как раз успели посмотреть, как вторая лодка колледжа Корпус-Кристи, обгоняя всех, везла ветку ивы в знак того, что она в очередной раз одержала триумфальную победу.
Тот теплый безоблачный июньский вечер снова встретил нас в Доме сената, и мы были поражены при виде толпы друзей и поклонников, которые терпеливо стояли в очереди, чтобы попасть на концерт, метко названный Honoris Causa. Я увезла Стивена оттуда, чтобы проделать кратчайший путь до списков с результатами экзаменов за пределами Дома сената, и оставила его на той же лужайке, вокруг которой мы прогуливались всего лишь два дня назад. Там он сфотографировался с компанией разных почетных гостей – из фирмы, спонсирующей концерт, из его колледжа и из университета, – пока я ходила узнавать, почему очередь двигалась так медленно. Ее длина частично объяснялась тем, что десятилетний Тим был единственным продавцом программок внутри здания, хотя Люси и мой отец вовсю трудились, провожая гостей к их местам. Распорядившись помочь Тиму, я присоединилась к Стивену. Управляющий Дома сената, к моему смущению, настоял на том, чтобы мы со Стивеном официально поприветствовали гостей, и держал нас снаружи, пока остальная аудитория рассаживалась. Нас приветствовали овацией стоя. Пока Стивен лучезарно улыбался аудитории и делал пируэты на коляске, мне было больно от стыда и неловкости, и я порадовалась возможности сесть спиной к аудитории.
Несколько минут спустя звуки трубы барокко в сонате Перселла для этого победоносно доминирующего инструмента открыли концерт, взмывая над головами людей к потолку XVIII века, богато украшенному лепниной. Как я и надеялась, аудитория была так довольна вечерним развлечением, что добавила щедрые пожертвования к скромным сборам, в результате чего мы смогли отправить чеки с внушительными суммами трем благотворительным организациям: Ассоциации по борьбе с мотонейронной болезнью, Центру исследования лейкемии и фонду Леонарда Чешира, – а также окупить концерт с билетных продаж. Было очевидно, что вечер имел потрясающий успех: мы принесли пользу благотворительным организациям; Кембриджский камерный оркестр музыки барокко заключил новую спонсорскую сделку и блестяще выступил перед полным залом; и, что самое главное, Стивена щедро чествовали и осыпали аплодисментами сотни поклонников. Он, однако же, был раздражен и рассержен. Его восприятие событий было замутнено завистью к Джонатану и его оркестру, которые якобы затмили его перед публикой. Это было настолько же несправедливо, насколько такие чувства не соответствовали обычному характеру Стивена. Он был очень увлечен началом проекта и в перерывах между поездками в Америку сам с энтузиазмом брался за его развитие. Джонатан, будучи от природы сдержанным, благоразумно отошел в сторону, чтобы дать Стивену возможность упиваться преклонением аудитории в конце концерта, и действительно, сомнений не оставалось – это был спектакль Стивена. Еще более непохожим на Стивена стало то, что он напомнил мне, что честь не несет в себе никаких титулов, поэтому принимать участие в торжестве я не должна. Итог был настолько же неотвратим, насколько неприятен: он пал жертвой лести. Ее угоднические истоки были не бескорыстны и, похоже, питали в нем идеи, противоречащие его щедрой, пусть и упрямой, природе.
Ослепляющий свет рампы был направлен на Стивена на протяжении того лета, и никогда он не светил так ярко, как во время нашего второго визита в Букингемский дворец несколько недель спустя, хотя по сравнению с первым визитом, семь лет назад, этот был на удивление душевным. Мы прошли похожую процедуру, опять переночевав накануне в Королевском обществе, но с той лишь разницей, что в этот раз Тим и Амарджит Чохан, индийская сиделка Стивена, поехали с нами, а Люси не забыла взять с собой элегантные туфли, которые подходили к ее темно-коричневому платью и чудесно контрастировали с ее белокурыми волосами. И снова, как и раньше, пробка на улице Мэлл не двигалась, хотя в этот раз причиной тому была смена караула. Чтобы мы не стояли в плотной толпе вокруг главного входа, нас направили к королевскому служебному подъезду, откуда мы внезапно попали в тихий красочный загородный сад вдали от горячего душного шума Лондона и его дорожных пробок. Конюший, ливрейные лакеи и фрейлина королевы приветствовали нас невозмутимолюбезными улыбками и повели во дворец мимо сверкающей игрушечной машины, которой играл принц Чарльз в детстве, и пары велосипедов, а затем вверх в необъятный мраморный колонный зал, который освещался по всей длине и был обставлен мебелью, обтянутой красной и розовой дамасской тканью. Огромные экспозиции лилий стояли как декоративные стражи, охраняющие свои сокровища.
Мы завернули за угол и повернули обратно, пройдя по картинной галерее, а затем снова прошли через мраморный зал, едва успев мельком взглянуть на портреты Карла I и его семьи и украдкой рассматривая друг друга в молчаливом отчуждении. Пара работ Каналетто, писавшего городские пейзажи, и множество портретов принцессы Августы привлекли мое внимание. Мы завернули в узкий коридор, который мог бы вести в людскую, но нас провели по нему в небольшой смежный зал, увешанный картинами и уставленный мебелью, – Императорский зал. После бодрого инструктажа от конюшего нас со Стивеном спешно увели от остальных членов семьи, чтобы встретиться с королевой, которая ждала в комнате в конце коридора. Стивен в своей характерной манере устремился к открытой двери. Там около камина стояла королева в роскошном бело-голубом платье. Она взглянула в нашу сторону с дружелюбной, но тревожной улыбкой. Неожиданно ее глаза наполнились ужасом: Стивен, на всех парах ворвавшись в гостиную, скомкал ковер колесами инвалидного кресла, неотвратимый, как локомотив. Коляска всосала в себя край толстого ковра кофейного цвета, после чего Стивен резко остановился, заблокировав проход в комнату. Из-за коляски мне не было видно, что происходит спереди, и я ничего не могла сделать, чтобы высвободить свернувшийся королевский ковер. В помещении находилась только королева. Она поколебалась, а затем в какой-то момент совершила движение, как будто сама собиралась подойти и вытащить тяжелый механизм и его обитателя из ловушки. К счастью, конюший, который объявил о нашем прибытии, протиснулся к коляске, поднял передние колеса и привел все в порядок.
Ее величество немного нервничала, как и я, поэтому мы так и не обменялись рукопожатием, а я забыла сделать реверанс, пока она произносила небольшую официальную приветственную речь.
Естественно, Ее Величество немного нервничала, как и я, поэтому мы так и не обменялись рукопожатием, а я забыла сделать реверанс, пока она произносила небольшую официальную приветственную речь. После неловкого молчания она, видимо, решила, что лучше всего будет сразу приступить к награждению, поэтому объявила о том, что будет рада одарить Стивена орденом Кавалеров Почета. От имени Стивена я получила медаль и показала ее ему, прочитав вслух посвящение на ней, держа ее так, чтобы Стивен видел. «В действиях верен и в чести не запятнан», – было написано на медали. Королева заметила, что, на ее взгляд, это удивительно точная формулировка, и Стивен напечатал: «Спасибо, мэм». В свою очередь мы подарили экземпляр «Краткой истории времени» с отпечатком пальца Стивена, что очень ее удивило. «Это книга о его работе, написанная общедоступным языком, такая, какую мог бы написать, например, юрист?» – поинтересовалась она. Теперь была моя очередь удивляться, так как я не могла представить себе общедоступную книгу о юриспруденции. Я быстро вернула себе самообладание, которого хватило на то, чтобы сказать, что, по моему мнению, «Краткая история» была более читабельна, чем юридическая литература, особенно первые главы, где дается захватывающее описание развития исследований Вселенной до времени, когда физика усложнилась элементарными частицами, теорией струн, воображаемым временем и тому подобными вещами. Затем сбивчивый разговор продолжался еще минут десять, двигаясь от доступного описания научных занятий и интересов Стивена к демонстрации работы его компьютера и голоса с американским акцентом. Королева, задавая мне вопросы, пронизывала меня долгим синим взглядом, таким же ярким, как большая брошь с сапфиром и бриллиантом у нее на плече. Несмотря на то что ее взгляд был теплым, внимательным и проницательным, он пригвоздил меня к месту. Мне было страшно даже оглянуться, как бы ни хотелось рассмотреть прелестную бирюзовую приемную с картинами и памятными подарками; я стояла, неуклюже вросшая в пол, не смея даже повернуть голову.
За обедом на последнем этаже отеля «Хилтон» мы подробно рассказали детали аудиенции остальным членам семьи, которым запрещено было выходить из Императорского зала, не забыв и эпизод с ковром, вполне соответствовавший их несколько саркастичному чувству юмора. Мы охарактеризовали последовавший разговор как нечто среднее между устным экзаменом и беседой с напористой, но доброжелательной директрисой: оба этих случая пугали одинаково. Я почти не сомневалась в том, что королеве тоже было непросто. Интересно, подумали мы, вглядываясь в горизонт лондонского неба, правильно ли мы отвечали на вопросы? Здесь, прямо под нами, был дворец, окруженный Елисейскими полями, где мы немного погуляли сразу после приема. Стивен пожаловался на то, что не мог говорить столько, сколько ему бы хотелось, из-за проблемы с настройками ручного контроля компьютера, которые нарушились после неприятности с ковром. Так или иначе, нам показалось, что в целом мероприятие прошло хорошо, а Стивен добавил еще один впечатляющий медальон к своей и так уже обширной коллекции.
Когда мы уходили из ресторана, меня немало удивил сюрприз – необъятный букет оранжевых и желтых лилий, который мне преподнесло руководство отеля. Несмотря на то что его адресовала мне коммерческая организация – один из отелей сети «Хилтон», жест был впечатляющий. Он напомнил мне о той жемчужине, которую Рут Хьюс подарила мне в Калифорнии, когда Стивена наградили медалью папы римского в 1975 году. Я поняла, что меня заметили.