Книга: Истории простых вещей
Назад: Из пункта «А» в пункт «Б»
Дальше: Дым Отечества

Встретить по одежке

Дресс-код

Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях.
Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита
Висевший когда-то на входе в один московский клуб плакат сообщал, что посетители в спортивных костюмах в клуб не допускаются. Для обладателей этих костюмов, стремящихся культурно провести время после многотрудного рабочего дня, подобный запрет был странен: удобная, как минимум — в «махаловке», одежда была в те времена и дорога и престижна. Человек в «адидасовском» костюме отличался от человека в костюме и галстуке еще и тем, что совершенно неуместная в клубе одежда тем не менее демонстрировала и финансовые возможности ее обладателя, и широту его взглядов, и своеобразно понимаемую демократичность и свободу. Долой опостылевшие пиджаки! Да здравствуют тренировочные куртки на молнии! Олимпийки, в конце концов!
Традиционная система дресс-кодов сопротивлялась, как могла. Люди в спортивных костюмах пытались сунуть деньги стоявшему на дверях крупному мужчине с мускулатурой, упрямо рвущейся наружу из-под белой, сереющей от пота рубашки. Вышибала был непреклонен и отступал в сторону, лишь когда появлялся соответствующий дресс-коду посетитель.

Форма и содержание

«Разве не бывает туалетов целомудренных и туалетов похотливых, разве не существуют туалеты элегические и туалеты бодрящие? От чего это зависит? От не подмеченного вашим взглядом точного соответствия костюма человека чертам и выражению его лица. Другое обстоятельство: соответствие костюма роду деятельности; здесь из стремления к пользе порой возникает Прекрасное, пример — величественные одеяния священников. Жест благословляющей руки был бы просто нелеп без широкого рукава», — писал Гюстав Флобер Луизе Коле в январе 1854 года. Великий писатель и здесь тонко чувствовал связь между одеждой и личностными особенностями облаченного в нее человека.
А справедливости ради следует признать, что спортивные костюмы были далеко не первой «формой одежды», пытавшейся расширить уже существующую брешь. Пожалуй, первыми были джинсы. Однако в СССР их демократизм изначально был подменен все той же престижностью.
Обладатель «фирменных», не самопальных «джинов» сразу выделялся из общей толпы. «Висюльки» на карманах джинсов «Супер Райфл», красный флажок, вшитый в окантовку заднего кармана джинсов «Левис», открывали самые закрытые двери. Лишь закосневшие в консервативной традиции швейцары вставали стеной, но и они отступали в сторону, если джинсы составляли ансамбль с приталенным, чуть удлиненным пиджаком, пусть также из джинсовой ткани. Шутка ли, почти триста рублей за комплект! Да мальтийский костюм-тройка, обязательный атрибут ответственных столичных комсомольских работников, стоил дешевле.
Но тот же мальтийский костюм не только костюм сам по себе, а нечто большее. Это знак. Знак определенного дресс-кода, а формируемые традицией дресс-коды составляли и составляют одну из двух неравнозначных частей пространства знаков, с помощью которых практически каждый может как увидеть как своих, так и распознать чужих. Из этого вовсе не следует, что оказавшийся на званом вечере человек в легком джемпере обязательно принципиально чужд всем прочим гостям, пришедшим в строгих костюмах и галстуках. Однако подобная фронда, такой, на грани приличий, вызов традиции прощается далеко не всем. Джемпер должен быть, так сказать, подкреплен неким внутренним содержанием. Иными словами, если в джемпере модный поэт или потенциальный кандидат на престижную премию по биоинженерии, человек, общение с которым для каждого опиджаченного лестно и желанно, — это одно, а если человек в джемпере никак не может внутренне подкрепить свой вызов, то даже его нарочитое нарушение дресс-кода будет считано лишь как неспособность соответствовать.

Униформенная страна

Другое дело, если дресс-код формализован в виде служебного мундира или любой другой униформы. Создан, так сказать, сверху — властью. Что неплохо можно иллюстрировать цитатой из знаменитого фильма «Кин-дза-дза»: «Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели, а когда нет цели…»
И так уж сложилось, что Россия, пожалуй, самая униформенная страна. Даже введенные в обиход в царствование Екатерины Великой, в 1781 году, губернские мундиры, по мнению историков, не были первыми. Начиная с 1755 года инженеры горного ведомства уже носили свою собственную форму. В дальнейшем ведомственные мундиры, отличавшиеся от мундиров губернских чиновников обычно цветом, начали свое повсеместное распространение. Представители «творческой интеллигенции» конца XVIII века — в вишневом, горные инженеры — в красном с зеленым, темно-зеленые — дипломаты, темно-синие, шитые серебром, — служащие банков создавали ту, ныне почти отсутствующую, цветовую дифференциацию, которая, вполне вероятно, помогала обществу точнее определиться не только в том, кто есть кто, но и с тактическими и со стратегическими целями.
Униформа старого мира сменилась сначала кожанками, гимнастерками, ботинками с крагами и высокими, начищенными до зеркального блеска сапогами, чтобы начиная с 1943 года вернуться вместе с погонами для военных. Стремление «оформить» в прямом и переносном смысле слова всю страну привело к тому, что за довольно короткий период времени свою форму, свой дресс-код обрели служащие Министерства финансов и Госбанка, служб государственного контроля, заготовок, геологии и охраны недр, угольной промышленности, черной металлургии, цветной металлургии, химической промышленности, лесной и бумажной промышленности, электростанций, речного флота и Главного управления геодезии и картографии МВД. Если к ним прибавить уже имевших свои мундиры сотрудников МИДа, находившихся в полувоенном состоянии прокурорских работников, то получалась настоящая армия. Планировалось облачить в униформу даже всех сотрудников системы образования и студентов высших учебных заведений, благо школьники уже щеголяли в форме, крайне напоминавшей гимназическую. Что, заметим, неудивительно уже потому, что после метаний в 20-е годы принципы советской школы было решено приноровить к принципам гимназии.
Фантазии конструкторов этих бесчисленных мундиров на все не хватало, и зачастую использовались наработки прошлого. Так, сотрудники железнодорожной милиции были облачены практически в полную копию жандармского мундира царской России, вплоть до таких удивительных деталей, как специальная удавка на шее, свободный конец которой крепился к рукоятке служебного нагана, и короткая шашка-селедка, хлопающая при ходьбе по широкой, напускной над сапогом, синей, с красным узким лампасом штанине.
Униформа не ушла вместе с Советским Союзом. И сейчас прокуроры, налоговики, лесники, таможенники и многие другие получают специальные средства на форменную одежду. По большому счету — выгодно. И опять же всегда ясно, кто есть кто.

Система опознавания

Дресс-код, как закрепленный традицией, так и сформированный властными структурами, всегда был в первую очередь свойствен обществам жестко структурированным, иерархичным. Обществам, в которых стремление встать в строй корреспондировало с желанием всех построить. Неприятие как этой иерархичности, так и навязываемых дресс-кодов вызывало к жизни самые разные формы протеста. От хипповой расцвеченности, расхристанности и волосатости, временами предельно нарочитой, до позиции Эйнштейна, всегда носившего свитер, ботинки без шнурков и говорившего, что для тех, кто любит форму и ходить строем, головной мозг — непозволительная роскошь, таким достаточно спинного.
Прошедший XX век, век иногда смертельно опасных иллюзий, породил также иллюзию своеобразного братства нонконформистов. Их дресс-код оказался таким же иллюзорным, как и многие другие. Туда, где образуется область пониженного давления, устремляются модельеры и дизайнеры, создающие новые образцы прежде демократичных и нонконформистских одежд. Тем самым они включают те же джинсы в общий потребительский оборот, попутно поднимая цены и на самые обыкновенные «джины». Не только «дольчи и габаны», но и джинсы от условной «Даши Жуковой» отличаются даже не ценой и не дорогой отделкой, а теми смыслами, которые в них вложены. Способный отличить пафосные марки одну от другой, равно как и пафосные от обыкновенных, владеет секретом дресс-кода. Что отнюдь не предполагает, что он сам пройдет фильтрацию этим кодом, получит доступ. Знание ведь не предполагает обладания.
И получается, что дресс-код не только способ определения «свой — чужой». Глубокие смыслы заключаются и в том противостоянии, которое внимательный наблюдатель отметит между разными стилями одежды, так сказать, столкнувшимися между собой в одном времени и месте. Так, облик стиляги 50-х с зауженными брюками и широкоплечим пиджаком был прямой противоположностью устоявшемуся образцу с приталенным, кургузым пиджачком и широченными, с огромной мотней штанами. Верх и низ менялись местами. Так и подмывает призвать на помощь Бахтина, да и Фрейда с его сначала последователем, а потом — противником, главой Парижской школы фрейдизма Жаком Лаканом!
Предположения, будто время дресс-кодов проходит, скорее всего, несостоятельны. Наоборот! Несмотря на якобы всеобщую демократизацию, размывание границ и условностей, дресс-код как система опознавания становится все более значимым и важным. Мужские туфли с длинными носами а-ля Маленький Мук, вручную пошитые темнокрасные полуботинки и высокие шнурованные ботинки на толстой подошве носят совершенно разные люди. Наметанный глаз определяет как раз детали, в которых, как известно, прячется дьявол. Можно накопить денег на костюм от Бриони, но полагающиеся к костюму аксессуары по стоимости во много раз превосходят стоимость костюма.
Взаимопроникновения между сообществами со своими дресс-кодами возможны, но сообщества хранят свою особенность, быть может, с еще большей трепетностью, чем джентльмены Викторианской эпохи. Исключения, как говорится, подтверждают правило. Правило же дресс-кода вечно, и его временные изменения ничего не привносят в сам принцип.

Ветреный язык

Мой веер изящен и легок,
Послушен ему ветерок.
Ах, дамы! Пусть воздух немного
Обдует вам пудру со щек.

Послушная штучка такая.
Мой пленник! Гуляю я с ним.
Пусть вам он лицо приласкает
Хоть чуть дуновеньем своим.

Взмахну веерком понежнее
А локон взовьется и — ох!
От вздоха ушко покраснеет,
Такой будет пламенный вздох.

Винюсь, но шальная потеха
Взбодрит, может статься, и вас.
Когда не взорветесь от смеха,
Так слезы польются из глаз.

Сюлли-Прюдом. Веер
Как определить социальный статус женщины? Некоторые считают самым верным показателем модель телефона. Это сегодня, а двести-триста лет назад главным социальным маркером был веер. Жермена де Сталь, современница Наполеона, утверждала, что по манере держать веер можно отличить «княгиню от графини, а маркизу от буржуазки». Есть у веера и совсем другие значения. Недаром повсюду — и в Европе, и на Востоке — его считали главным орудием женского кокетства. По легенде, им прекрасно владела уже наша прародительница Ева. Это веер, еще до яблока, помог ей соблазнить Адама. Средневековая куртуазная легенда гласит, что, когда Адам увидел только что сотворенную Еву, в руках у нее была ветка какого-то растения. Засмущавшись, кокетка стала обмахиваться и разглядывать райский сад, делая вид, будто до Адама ей дела нет. Судьба человечества была решена.

Много чести

Но прежде чем стать орудием флирта, вееру нужно было закрепиться в своей прямой функции — охлаждать в знойные летние дни или у жарко натопленных каминов. О существовании веера доподлинно известно с древнейших времен. Китайские поэты относили возникновение опахала к эпохе императора Увана (XI в. до н. э.). Позже появились круглые бумажные веера на ручке, мода на которые в I в. н. э. перешла из Китая в Японию. В Древнем Египте опахало считалось атрибутом величия фараона, символом счастья и небесного покоя. Честь нести этот символ за фараоном обычно выпадала особам царской фамилии, имевшим специальный титул — «носитель веера с левой стороны». Подобные функции веер выполнял в Индии и Персии, где лишь махарадж и шахов овевали опахалами.
В Древней Греции, в Риме, на Крите популярны были восточные опахала из листьев и перьев, чаще всего павлиньих, на деревянной или костяной ручке. В Риме такое опахало называлось флабеллумом. Этими веерами молодые красивые рабы, флабеллиферы, обмахивали своих хозяек. У Овидия встречаются еще табеллы — маленькие веера, которыми пользовались римские щеголи. Вообще же самая полная энциклопедия античных вееров — это росписи ваз, сохранившие изображения вееров самых разных форм.
В Византии веер защищал высоких особ больше от мух, чем от жары. Опахало на ручке здесь называли рипидом. Использовали его во время торжественных богослужений — сначала просто отгоняли мух, и только потом веер приобрел ритуальное значение. Из Византии веер перешел к варварам и в средневековую Европу.

Из царских кладовых

Сведения о светских веерах встречаются в описях имущества с XIV века, а чуть позже изображения вееров появляются и на портретах. Начиная с позднего Возрождения дама с веером на полотне — это уже штамп. Впрочем, на «возрожденцах» ничего не заканчивается, достаточно вспомнить хотя бы классика барокко Диего Веласкеса с его «Портретом дамы с веером». Наиболее распространенная форма веера в XVI веке — четверть круга или прямоугольный флажок на древке. В это же время в Европу приходит складной веер в форме полукруга. И открывает совершенно новую блестящую эпоху.
На XVII век в Европе приходится расцвет складного веера. В московской Руси в это время еще используют опахало — круглой формы, с экраном из страусовых перьев, который крепится на ручке из дерева, кости, серебра или золота. Украшения — финифть и драгоценные камни. Такое опахало, если судить по описям царского имущества, было у царицы Натальи Кирилловны, матери Петра I, — из черных страусовых перьев, на яшмовом с золотом черенке, украшенном изумрудами, рубинами и жемчугом.
Опахала по большей части привозили из Турции — в дар высшим лицам государства. Но и в Москве, как свидетельствуют документы того времени, мастера Оружейной палаты тоже умели делать опахала. А вот складные веера в России XVII века появляются лишь как иноземная диковинка. Редкие экземпляры, попадавшие к нам из Европы, хранились в царской казне. Так, в описи казны царя Михаила Федоровича за 1634 год встречаем «опахало харатейное, то есть пергаментное, сгибное, расписанное красками на дереве».

Модные веяния

Только в XVIII веке веер в России становится таким же элементом светской жизни, как и в Европе. А уже в начале XIX века и в Европе, и у нас приходит мода на совсем маленькие веера. Щеголихи носят костяные или роговые веера, без тканевого или бумажного экрана. Весь декор здесь сводится к ажурной резьбе, а лицевые пластины иногда украшаются золотом и драгоценными камнями.
В России в 1810–1820 годы появляются тульские веера со стальными «алмазами». С годами декор усложняется: под стать нарядам с цветами и бантами веера пушкинской эпохи часто украшаются гирляндами роз. Вообще модницы явно не скупятся — ручки их вееров куют из драгоценных металлов, а вдобавок инкрустируют бирюзой.
В эти же годы снова входят в моду китайские веера. Возвращается интерес и к египетской экзотике — дамы все чаще появляются в свете с опахалами из страусовых перьев (в ручке такого веера свой маленький секрет — встроенное зеркальце).
Следующая волна — увлечение готикой. Она тоже находит отражение в веерах. В России появляются уникальные чугунные веера в готическом стиле. На смену излюбленным античным сюжетам приходят средневековые — замки, рыцари, трубадуры…
Во Франции новый расцвет веерного искусства в середине XIX века связан с именем императрицы Евгении, супруги Наполеона III. Но и Россия не отстает благодаря императрице Александре Федоровне. Жена Николая I любила развлечения и балы и отличалась весьма утонченным вкусом. Веера для нее выписывали из Парижа — об этих покупках сохранились архивные документы.
В середине XIX века в моде веера в стиле двух Людовиков — XIV и XV. Вновь на веерах прописываются амуры, цветы, сюжеты из античной мифологии и фантазии художников галантного века. В 1870–1880 годы в почете веер кружевной или пергаментный на костяном остове. Ближе к концу XIX века в России и Европе ненадолго входят в моду веера из перьев, привезенные из Южной Америки. В это же время возвращается интерес к китайским веерам, расписанным цветами и драконами. Даме полагалось иметь несколько парадных вееров — для светских приемов и балов. И несколько простых — на каждый день или для приемов попроще. Хотя независимо от ранга приема веер светской красавицы всегда должен был быть изящным и непременно гармонировать с туалетами. Заметим — и с чувствами:
Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной —
И в руке твоей навеки
Неоткрытый веер мой.

Анна Ахматова. Стихи о Петербурге

Легкомысленный и народный

Начиная со второй половины XIX века экраны и остовы вееров делают из более дешевых материалов (нередко имитирующих дорогие). Чем дешевле — тем демократичнее: веер к концу XIX века уже не диковинка в руках купчихи, мещанки и даже зажиточной крестьянки. В росписях вееров тоже появляются сцены из народной жизни.
По-видимому, в последние годы XIX века веер прочно вошел в быт тех социальных слоев, у которых до сих пор не было культуры обращения с ним. Понадобилось издать даже специальные руководства, где наряду с прочими правилами хорошего тона объясняется и то, как пользоваться веером, точнее, его особым языком. Конечно, это уже не тот богатый символический язык, который жил в эпоху рококо, в XVII–XVIII веках, а лишь жалкое напоминание о нем. Сборники правил хорошего тона, изданные в начале XX века, часто содержат весьма противоречивые сведения о словаре веера. Например, в книге 1913 года «Самый полный и верный оракул» и в статье В. Верещагина 1910 года «Веер и грация» приводятся совершенно разные позиции веера для передачи одного и того же «месседжа».
В начале XX века для экрана веера уже используют тюль, вышивку, накладное шитье, блестки, роспись. На смену стилю модерн, который утвердился в веерном искусстве в конце XIX века, приходит эклектика. Ведущая роль по-прежнему за Францией, которая делает веера на экспорт в Америку, Индию и Россию. Как живое, насыщенное смыслом и символической игрой явление культуры веер окончательно умирает в годы Первой мировой войны. Умирает легкомыслие, с которым ассоциировался веер, а значит, приходит конец и самому вееру.
Сейчас о веере вспоминают только в знойные летние дни. Соблазнять им вряд ли стоит — даже если современная барышня и выучит, шутки ради, сложный язык веера, кавалер точно не сумеет прочесть ее послание. Да и шутки с веером сейчас совсем другие. И берут их не из прабабушкиных сборников для благородных девиц, а из арсенала Фаины Раневской. Это она, придя в театр и усаживаясь на свое место, услышала, как некая особа заверещала: «Фаина Георгиевна! Вы сели на мой веер!» — «То-то же смотрю: так дует!» — парировала актриса. Кстати, уж она-то с веером наверняка умела обращаться. Хотя бы потому, что в своем деле умела все…
Цвета веера:
• Белый означает невинность;
• черный — печаль;
• красный — радость, счастье;
• лиловый — смирение, искренность;
• голубой — постоянство, верность;
• желтый — отказ;
• зеленый — надежду;
• коричневый — недолговременное счастье;
• черный с белым — нарушенный мир;
• розовый с голубым — любовь и верность;
• вышитый золотом, — богатство;
• шитый серебром — скромность;
• убранный блестками — твердость и доверие.

Скрепя рукава

Он был изыскан, как его сшитые по мерке костюмы. Все в нем соответствовало друг другу. Запах одеколона подходил к цвету галстука, цвет галстука — к цвету камней в золотых запонках в манжетах безукоризненно голубой рубашки. Золотые запонки в манжетах — кто вообще в наше время еще носит запонки? — размером и оттенком золота соответствовали золотым часам на запястье правой руки.
Януш Вишневский. Одиночество в Сети
Мужчины во все времена были и остаются по сей день большими модниками. Любили и продолжают любить модные украшения, драгоценности, не говоря уже о кажущихся совершенно бесполезными нефункциональных аксессуарах. Посмотрите, каков пушкинский граф Нулин:
Пока Picard шумит, хлопочет,
И барин одеваться хочет,
Сказать ли вам, кто он таков?
Граф Нулин, из чужих краев,
Где промотал он в вихре моды
Свои грядущие доходы.
Себя казать, как чудный зверь,
В Петрополь едет он теперь
С запасом фраков и жилетов,
Шляп, вееров, плащей, корсетов,
Булавок, запонок, лорнетов,
Цветных платков, чулков à jour

Да, коль не знать, что граф мужеского полу, можно было бы подумать, что это барышня с пристрастием разбирает содержимое своего комода.

В вихре моды

Тогда, в первой трети XIX века, запонки уже не были чем-то необычным. Хотя появились они, в отличие от многих принадлежностей гардероба, довольно поздно, в XVII веке. Это изобретение сразу же покорило сердца европейских модников. Ведь до запонок мужчинам приходилось подвязывать рукава лентами или кружевными шнурками. В конце XVII века в моду вошли сорочки с разрезанными рукавами, концы которых скреплялись продеваемой в петлю лентой или короткими цепочками с золотыми или серебряными пуговицами на концах. В зависимости от материальных возможностей кавалеры заказывали себе запонки либо из перламутра — как пуговицы, либо из драгоценных камней и металлов. Популярность запонок возросла после изобретения манжет, пришедших на смену кружевам. Когда же в середине XIX века в моду вошли французские двойные манжеты, запонки стали просто необходимы. В гардеробе богемы, богатых буржуа, политиков они присутствовали непременно.
Промышленная революция не могла обойти моду стороной. В 1880 году в США изобрели и машину для штамповки запонок. Запатентовал ее некто Джордж Кременц, производство запонок было поставлено на поток, а производители рубашек стали прилагать их к своим изделиям. В 1920-х годах наиболее популярными становятся эмалевые запонки, а в 30-е в ходу были уже пластиковые.
Но не только представители высшего сословия любили наряды и украшения. Конец двадцатых годов прошлого века. Соединенные Штаты. Великая депрессия. Сухой закон. Гангстеры! Как они любили наряжаться! Какие шляпы, костюмы, пальто, галстуки, булавки для галстуков, портсигары, зажигалки, запонки…
Конечно, костюмы гангстеров отличались от костюмов аристократов: полоски были шире, клетка — больше, меховые воротники — богаче, галстуки — пестрее, булавки и запонки — с огромными сверкающими камнями. А в том, чтобы быть шикарными и желанными, им помогал автомат «томпсон» — тоже, кстати, всенепременный «аксессуар» в экипировке этих джентльменов. И конечно, мощный «паккард». Как и «астон мартин» Джеймса Бонда, такой автомобиль был не только средством передвижения, но и социальной характеристикой хозяина, знаком принадлежности к корпорации. Аристократы же следовали принципу, сформулированному Львом Толстым в романе «Воскресение»: «Все вещи, которые он (князь Дмитрий Нехлюдов) употреблял — принадлежности туалета: белье, одежда, обувь, галстуки, булавки, запонки, — были самого первого, дорогого сорта, незаметные, простые, прочные и ценные».
Однако темп жизни в XX веке начал вступать с запонками в конфликт. Пока вставишь запонку, пока вынешь… Запонки подразумевали неторопливость, размеренность, неспешность жизни, уже неприложимую к реалиям XX века. К тому же современные мужчины нетерпеливы и часто неуклюжи. Положим, вдеть правой рукой запонку в левую манжету — еще куда ни шло, а вот левой рукой в правую… Это без постороннего участия может не каждый. Какой естественной в этой ситуации выглядит женская помощь! Вспомним отечественную киноклассику — штандартенфюрера Штирлица и радистку Кэт во время пересечения границы Рейха. Штирлиц, понятное дело, хитро изобразил неловкость, но, попросив Кэт поправить выскочившую запонку, смог помешать пограничнику сличить фотографию в паспорте с оригиналом и одновременно успокоить волнение радистки.
В аскетичном послевоенном мире сорочки с манжетами на пуговицах начинают вытеснять запонки из повседневного использования. Хотя еще в 60-е годы XX века американская галантерейная фирма «Сванк» выпускала более 12 млн. пар запонок в год, они перестали быть непременным атрибутом одежды. Каждый уважающий себя мужчина держал в заветной коробочке пару запонок на особый случай, но в обычной жизни обходился без них. Лишь немногие приверженцы элегантного стиля продолжали хранить верность запонкам, несмотря ни на что. Таким образом, за одно столетие запонки совершили сумасшедший круговорот — из элитарного аксессуара стали массовым, а потом — вновь элитарным.

Третий круг

Возрождение и возвращение запонок в повседневный обиход связывают с именем человека, который носит неофициальный титул «короля запонок». В конце прошлого века вполне успешный финансист Роберт Татеосян, англичанин армянского происхождения, в один прекрасный день решил изменить свою жизнь и занялся производством модных аксессуаров, создав целую галантерейную империю: офисы в лондонском Челси, мастерские в Бирмингеме. Компания Татеосяна занялась разработкой дизайнерских решений мужских «штучек» и настолько преуспела в этом, что сегодня их заказывают многие другие дома моды.
Надо сказать, что, несмотря на привычность многих мужских аксессуаров, время их меняет, заставляя быть все более функциональными, а не только декоративными. Должен ли мужчина сегодня непременно быть брутальным, чтобы быть модным? Да вовсе не обязательно. Вот мужественным и запоминающимся — пожалуй. И удачно подобранные запонки в наше время могут подчеркнуть мужественность. Недаром они вошли в обязательный ряд тех аксессуаров, которыми должны обладать представители публичных профессий. Спортсмены высшего уровня — в том числе. Клубные костюмы, галстуки и запонки с клубной символикой — непременный атрибут членов топ-команд. И поскольку современный успешный мужчина наряду с традиционным костюмом и галстуком все чаще выбирает спортивный и динамичный стиль, запонки несомненно помогут ему выглядеть элегантно и вместе с тем непринужденно.
Исследователи «модного» рынка отмечают, что в последние годы мужчины тратят все больше и больше денег на одежду и украшения. Нельзя сказать, что вернулись времена, когда мужчины на равных с женщинами использовали украшения, одинаково прибегали к ярким цветам в костюме, выставляли напоказ кружева, шелка и вышивку. Скорее происходит то же, что и в XIX веке, когда моду и стиль, как у графа Нулина, задают в первую очередь аксессуары. Магазины забиты ими, аксессуары есть на любой вкус и на любой случай жизни, да что там случай — под любое настроение. Мужская дорогая мода теперь вполне может соперничать с женской, а число состоятельных щеголей растет с каждым днем.
Индивидуальность, стремление к тому, чтобы индивидуальность подчеркнуть, — вот что сильнее всего повлияло на мужское украшательство в конце XX — начале XXI века.
Остался в прошлом консервативный стиль. Ушло время, когда украшательство ограничивалось галстуком, зажимом или булавкой для него да запонками. Сегодня мужской гардероб не может считаться полным и законченным, если среди прочих вещей в нем не присутствует полный набор аксессуаров и украшений — галстуки, шарфы, шляпы, шейные платки, ремни, бумажники, зажигалки, очки, сумки и перчатки, запонки. Главное, чтобы они гармонично сочетались между собой.
Стильные зажимы для галстука или запонки подчеркнут статус любого делового человека. Но те же аксессуары совсем недурно смотрятся и на молодых людях, отплясывающих в ночном клубе в модном ныне кардигане, потертых джинсах и в кедах.

Не снимая чулок…

Она сняла розовые шелковые чулки и плотно облегающие ножку ботинки; затем расстегнула верхнюю пуговицу, распустила пояс и выскользнула из своей блузы.
Александр Дюма. Женские контрасты
Существует точка зрения, что в действительности мода меняется только во время и сразу после войн. Именно тогда в ней происходят радикальные изменения. Чтобы мода поменялась, надо, чтобы из жизни ушло целое поколение мужчин. Женщин остается больше, конкуренция возрастает, да и взрыв сексуальности всегда приходится на конец войн. Женщина должна привлечь к себе внимание. И наполеоновские войны, и Первая мировая, и Вторая — все они стали сильнейшими толчками в развитии моды.
…И сексуальности.
После Первой мировой войны женщины были одержимы шелковыми чулками. Спрос на них был настолько велик, что важнейшие изобретения в текстильной индустрии 1920-х годов — искусственный шелк и синтетические волокна — нашли применение в первую очередь в производстве чулок.
Благодаря изобретению нейлона и синтетического волокна в 1930-е годы появляются первые синтетические чулки, но начавшаяся вскоре новая мировая война помешала наладить их массовое производство. Во время Второй мировой войны чулок катастрофически не хватало. Модницы выходили и из этой ситуации, рисуя имитирующие швы стрелки на ногах. Эта уловка сохранилась и значительно позже, когда дефицит закончился: таким образом женщины обманывали бдительных швейцаров, следивших по распоряжению начальства за нравственностью и не пускавших летом в ресторан женщину без чулок.

Колготки под брюки

Увы, после того, как в 60-е годы прошлого века появились колготки, чулкам пришлось сильно потесниться. Чулки вообще-то хлопотная вещь. К ним нужно столько всего! Обязательно — красивое белье, да и туфли желательно на высоком каблуке. Следовать «чулочному стилю» в сумасшедшем современном мире не так-то просто. Все вечно спешат, бегут, уж куда проще натянуть поверх колготок джинсы и мчаться сломя голову вместе со всеми. В чулках и на каблуках не побегаешь. В чулках можно и нужно идти красивой походкой — да-да, «от бедра»! — ловить на себе взгляды противоположного пола и думать: ах, какая я прелестная! Только чулки могут подарить такие ощущения. Никакие колготки на это не способны. Женщина, носящая чулки на кружевной резинке, ощущает себя совсем иначе, нежели «околгоченная». Самооценка повышается без сомнения. Да и мужчины приходят в восторг от этой пикантной детали из разнообразного дамского гардероба.
В незапамятные времена дамы одной шестой части планеты носили дырявые колготки под брюками (колготки, как и все прочее, тоже были в дефиците). Но одна вожделенная пара чулок все же лежала в ящике — для особых, так сказать, случаев. Затаив дыхание, наша женщина очень бережно, осторожно, чтобы не зацепить, начинала медленно, от пальчиков, натягивать чулки, поднимаясь все выше и выше… И не важно, куда она собиралась, то ли на демонстрацию трудящихся, то ли на свидание с любимым, но она надевала чулки. Даже простые деревенские женщины носили чулки, правда, все больше хлопчатобумажные, такого охристого цвета (и вместо поясочков использовали круглую резинку, от которой на коже бедра надолго оставался след). Но поверх этих ужасных охристых деревенские модницы непременно надевали такие серые, тоже хэбэшные, но тоненькие чулочки. Однажды автор наблюдала в бане, как дама средних лет поверх хлопчатобумажных надевала чулки капроновые. Это было зимой и после бани, и понять ее можно было. Право, не замерзать же… Так она и вышла из бани, со своей собственной шайкой…
Чулки — синоним сексапильности. А сексапильность — это проявление женской зрелости. Сексапильная женщина — это женщина с сексуальным опытом и умением пользоваться своей женской силой. Ну в самом деле, если бы под развевающимся платьем Мэрилин Монро мы увидели бы колготки… Нет, это представить себе невозможно. Как невозможно вообразить не в чулках, а в колготках Софи Лорен или Брижит Бардо. Это настоящие женщины, они колготок не носят.

Было ваше, стало наше

Но во что трудно сегодня поверить, так это в то, что чулки когда-то были атрибутом мужского гардероба. Сильная половина человечества когда-то щеголяла в чулочках! Вспомним роман Александра Дюма «Тысяча и один призрак»: «Аллиет был одет в засаленное платье, изношенное, запыленное, в пятнах, его шляпа с блестящими полями, как бы из лакированной кожи, как-то несоразмерно расширялась вверх. На нем были штаны из черного ратина, черные или, вернее, рыжие чулки и башмаки с закругленными носками, как у тех королей, в царствование которых он, по его словам, родился».
И так уж повелось, что дамы умудрились отобрать у мужчин почти все самое-самое сокровенное: сначала чулки, а потом и брюки. Хотя давным-давно особой разницы между чулками и штанами вроде бы и не было. Шоссы (chosses. — фр.) — длинные, плотно облегающие ноги разъемные штаны-чулки XI–XV веков в Италии назывались «кальцони» (calzoni), и носили их мужчины.
Первый вязальный станок для чулок изобрел в 1589 году английский священник Уильям Ли. Чулки, связанные на станке, начинают вытеснять модные в ту пору чулки из шелка и бархата. При Людовике XIV предпочитали светло-синие и красные чулки. У элегантных последовательниц маркизы де Помпадур в моде были чулки кружевные. Стоимость одного была близка к годовому доходу дворянина средней руки.
Первые вязаные носки были найдены в коптских гробницах около V века до н. э. Но затем искусство вязания было утрачено и восстановлено лишь в XIII столетии. До той поры чулки шили из полотна и тонкой кожи. В XVI веке в Испании вновь получили распространение тонкие дорогие чулки, связанные вручную. Английский король Генрих VIII как-то получил из Испании одну пару таких чулок в качестве дорогого подарка.

Спасибо Дюпону!

Чулки совершили настоящий переворот в современной моде. Сегодня существует несметное разнообразие чулок и колготок: с лайкрой и нейлоном, на силиконовых липучках, с шортиками и ластовицей, с пяточкой, всевозможных цветов и оттенков, плотности и фактуры. Строго говоря, всем этим великолепием мы обязаны американским «заводчикам и капиталистам»: в 1938 году фирма «Дюпон» представляет на рынок первое синтетическое волокно нейлон — торговое название полиамидных волокон и нитей. В рекламе тех лет о нем говорилось, что нейлон имеет «прочность стали и тонкость паутины». Впервые нейлоновые чулки поступили в продажу в несколько магазинов небольшого городка Уилмингтон. Чтобы приобрести новинку, покупательницы приезжали даже из Нью-Йорка. Выстраивались безумные очереди. И только за первый год было продано 64 миллиона пар! Фирма «Дюпон» не остановилась на достигнутом, и в 1959 году выпустила эластичное волокно спандекс, получившее известность под торговой маркой «лайкра», которое окончательно закрыло тему шелковых чулок, оставив маленькую лазейку для чулок хлопчатобумажных.
Но, несмотря на кажущуюся победу колготок, сегодня чулки понемногу возвращают свои прежние позиции. Вот и юное поколение подтягивается. Как и все прочее, обсуждает чулки на интернет-форумах. Ну, примерно так (орфография и стиль сохранены):
— «у меня нет чулков… пока что!..».
— «Мне кажется это вери секси, а летом еще и выручат, если туфли одеть надо куда-то… Поясок там, чулочки ажурные, короткая строгая юбка…»
— «абсолютно верно о блеске в глазах! чулки, по-моему, это мегаженственно… к тому же они не так вредны для женского здаровья, как колготки»
— «чулочки рулят»
— «обажаю чулки, особенно в сеточку»
— «ни за что не променяю на колготки!!! Да и с практической т.з. гораздо удобнее»
— «Чулки люблю, особенно после выпускного вечера в школе… Столько воспоминаний…»
— «Ага! А еще если дырка на коленке у колготок — уже не получится носить, а вот у чулок (ков) достаточно только один чулок поменять!..»

Дети в индиго

Я бы хотел быть изобретателем голубых джинсов. Они изумительно выглядят, практичны, удобны и повседневны. Они выразительны и сдержанны, в них — зов пола и простота, словом, все, что бы мне хотелось иметь в одежде, которую я придумываю.
Ив Сен-Лоран
Джинсы! — мечта стиляги 60-х, один из главных товаров спекулянтов 70–80-х, отличительная черта тех, кому за бугор было можно, и предмет вожделения тех, кому туда было нельзя, самая демократичная одежда 90-х и 2000-х — откуда они пошли? От Леви Страуса — первообладателя патента № 139 121 Бюро патентов и торговых марок США на производство «рабочих комбинезонов без бретелей с карманами для ножа, денег и часов». До сих пор не известно, умел ли сам Леви Страус шить, кроить, ставить заклепки. Скорее всего — нет.

Пропорции безобразия

Несомненно, существуют некие совершенно конкретные вещи, с первого взгляда малозначимые, но влияющие на события всемирно-исторического масштаба. Изменяющие ход истории. Это могут быть и живые существа вроде спасших Рим гусей, скорее всего в награду за это позже и съеденных. А могут быть и предметы неодушевленные, скажем — револьвер, «уравнитель» полковника Кольта. Одним словом, нечто, что можно пощупать руками. Увидеть своими глазами. Услышать. Попробовать на вкус. Использовать. Примерить на себя. Это не абстракции и отвлеченные понятия типа «революционная ситуация», «комплексные процессы» и даже «народ». Попробуйте выйти на улицу и увидеть «народ». Но вот увидеть идущих по улице конкретных, реальных людей может каждый. И что характерно, многие из этих людей, вне зависимости от пола, возраста, социального статуса, будут в джинсах.
Ох, эти джинсы! Их собственное значение в нашей жизни, быть может, не столь велико. Однако они, наряду с другими, вполне осязаемыми и конкретными вещами (рок-н-роллом, точнее, запретом на рок-н-ролл, а также запретом читать-смотреть то, что хочешь, а не то, что позволяют), сыграли более чем значимую роль в крушении великого и казавшегося незыблемым Советского Союза. Они были той мелочью, той деталью, которая опосредованно, не напрямую, но влияла на главное.

Не наши пролетарии

Как же так получилось, что обыкновенная одежда для работы, причем работы грязной и пыльной, вдруг стала именно в СССР идеологически вредной? Из-за того, что первоначально носили джинсы те, кто приезжал в Калифорнию во времена знаменитой «золотой лихорадки», начавшейся в 1849 году? Или из-за ковбоев, которые несколько позже начали носить джинсы как наиболее удобную одежду? Вряд ли, хотя и золотоискателей, и ковбоев никак нельзя было — даже если бы они этого и захотели! — привлечь под знамена с гордой надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» хотя бы из-за общего для них индивидуализма.
Джинсы еще со времен Первой мировой войны — правда, в виде джинсового комбинезона фирмы «Ли» — стали рабочей одеждой в армии США. Во Второй мировой официальным поставщиком рабочей одежды для армии США стала компания «Левис Страус». Огромные излишки рабочей одежды, оставшиеся на складах, оказались для европейцев первым знакомством с американской джинсовой одеждой. Вот только европейцы эти были уже по другую от нас сторону «железного занавеса». Скорее всего, причиной «идеологической вредности» джинсов стала послевоенная конфронтация, холодная война. Наши люди познакомились с джинсами впервые только на американской выставке 1959 года. Вместе с кока-колой. Кока-кола, джинсы, жевательная резинка — вот что было метками загнивающего Запада. Травящееся кока-колой жвачное в джинсах было чуждым для идущего в едином порыве советского народа. И что более важно, существом заразным, вносящим разнобой в стройные ряды. Да еще неплохо бы вспомнить очень точное наблюдение Умберто Эко: «Одежда, сжимающая половые органы, заставляет мужчину мыслить совершенно иначе…»

Дефицитные штаны

Что касается советского человека, то с тех пор, как он узнал про джинсы, они стали предметом мечтаний. Обладание джинсами с определенного времени оказалось свидетельством принадлежности если не к элите, то уж точно к особенному кругу. Купить джинсы было невозможно. Продавались и покупались — с боем, конечно, как дефицит — только так называемые «техасы», то есть пошитые или в ГДР, или в Польше из обычной хлопчатобумажной ткани брюки, причем окрашенные искусственными красителями, а не натуральным индиго. Ведь в джинсах помимо ткани, строчки, клепки, лейблов и вшивных «флажков» знаком аутентичности была краска — «живая», то есть выцветающая в ходе носки.
Индиго использовался для окраски шерсти еще четыре тысячи лет назад, и получали его из произрастающего в Индии и Китае растения индигофера, пока в 1878 году знаменитый немецкий химик Адольф фон Байер не изобрел синтетический краситель, заменивший краситель натуральный. Его дешевая производная и шла на окраску «техасов», у которых на карман лепили изображение ковбоя на вздыбленном скакуне, а «техасы» выдавали за джинсы.
За настоящие же джинсы, за вожделенные «левисы», «ранглеры» и «ли-куперы» не только платили огромные деньги фарцовщикам. За «фирму» запросто можно было получить по голове и в полубессознательном состоянии успеть почувствовать, как с вас стягивают недавно купленное великолепие, заработанное ночными дежурствами в психушке. И сказать спасибо, что не убили…

68 долларов за идею

Родился Страус вовсе не как Страус и не как Леви, а как Лейба Штраус в многодетной еврейской семье в баварской деревушке Буттенхайм. Лейба пошел по стопам отца, занимаясь мелкооптовой торговлей, но, когда ему исполнилось восемнадцать, отец умер, и семья эмигрировала в Америку, где молодой торговец решил сменить имя на более благозвучное.
Отправившись в Калифорнию, Леви обнаружил, что золотоискатели испытывают острую нужду в рабочей одежде: кожаные брюки, обычная в те времена рабочая одежда, были непрактичны, в них было жарко, а если приходилось работать в воде, такие брюки потом очень долго сохли. Предпринимательская жилка подсказала Страусу выход: он скупил предназначавшийся для палаток брезент и наладил пошив рабочих комбинезонов.
Постепенно приобретая капитал и репутацию, Страус стал известен и за пределами Калифорнии. В 1856 году Леви был уже владельцем фирменного магазина на Сакраменто-стрит, где бойко продавались «те самые штаны от Леви». К 1860 году Леви шил из брезента только комбинезоны, а вот прочую рабочую одежду — брюки и куртки — из ткани «деним», позже получившей название джинсовой. Так продолжалось до 1873 года, пока другой иммигрант, на этот раз из Латвии, Якоб Йофис, он же Джейкоб Дейвис, не «построил» из джинсовой ткани рабочие брюки, укрепив швы и карманы сконструированными им самим металлическими заклепками.
Дейвис был отличным портным и закройщиком, но бедным, как церковная мышь. Ему не хватало денег, чтобы запатентовать свое изобретение, и он обратился к Страусу. Страус оформил патент, получив многомиллиардную идею за $68. Так родилась знаменитая модель «Левис Страус 501», сделавшая Леви миллионером, полюбившаяся и старателям, и ковбоям, и железнодорожникам, и рабочим в больших американских городах.
Первоначальная цена — 1 доллар 46 центов. Вполне приемлемо по тем временам. Правда, сам Леви Страус свои 501-е штаны называл «комбинезоном по пояс» или «панталонами». Только в середине 30-х годов XX века, много лет спустя после смерти Леви, компания стала применять термин «джинсы»…
До середины 50-х годов прошлого века джинсы оставались рабочей одеждой. Первым, кто сделал джинсы молодежной одеждой, неразрывно связанной с рок-н-роллом, был Элвис Пресли. Именно после Пресли джинсы стали одеждой городской молодежи, отрицающей общественные устои, одеждой для отдыха и развлечения.
…Настоящая джинсовая ткань производится только из американского хлопка марок «Мемфис», «Сент-Луис» и «Сент-Джосим Вели». Последний считается столь прочным и качественным, что его добавлением облагораживаются первые две. Европейские производители джинсовой ткани закупают пакистанский, индийский, африканский, турецкий, греческий и даже испанский хлопок. В конце 80-х годов в США стали выращивать хлопок, окрашенный от природы.
Правда, по одной из версий джинсовая ткань впервые была получена во французском городе Ним (отсюда — ткань «деним»), по другой — в итальянской Генуе. Во всяком случае, французы называли жителей Генуи «дженес», а генуэзские матросы носили хлопчатобумажные штаны под тем же названием. Однако, как уточняет Оксфордский словарь, в Ниме производили саму ткань, а в Генуе — краситель для нее, индиго. Джинсовая ткань — это ткань с диагональным переплетением нитей. Любопытно, что именно эта ткань была практически первой, попавшей из Европы в Америку. Когда экспедиция Христофора Колумба (уроженца Генуи) отправилась на поиски нового пути в Индию, паруса были пошиты из джинсы…

Чубчик кучерявый и локон золотой

Кудри девы — чародейки,
Кудри — блеск и аромат,
Кудри — кольца, струйки, змейки,
Кудри — шелковый каскад!

Владимир Бенедиктов
Не все мы длинноногие голубоглазые блондинки, не все атлетически сложенные брюнеты с неимоверно кучерявой шевелюрой и блестящими карими глазами. Тем более редко встречаются зеленоглазые везунчики с огненно-рыжей гривой. Но даже если из всех слагаемых красоты у вас (особенно если вы женщина!) есть только красивые волосы — вы можете считать себя чертовски привлекательной. Люди знают это с очень давних времен — и поэтому что только не делали они со своими волосами на протяжении человеческой истории! Отращивали, укладывали в неимоверной сложности прически, стригли, сбривали, выщипывали, выпрямляли, завивали, заплетали в косы, красили специальными растворами… Да и просто украшали — от женских гребней, шпилек, булавок и заколок до подвесок и диадем из благородных металлов с драгоценными камнями. И все лишь ради того, чтобы выглядеть великолепно, соблазнительно, модно, современно или, как сегодня говорят некоторые, «креативно и гламурно».

Красавицы былых времен

В Древнем Египте и женщины, и мужчины скрывали волосы под париками из овечьей шерсти, шелковых нитей, веревок, волокон растений, окрашенных в темные тона, причем темно-коричневый и черный цвета считались модными особенно в период Нового царства — от полутора до тысячи лет до нашей эры. То, что мы сегодня называем египетской прической, на самом деле были объемные парики, которые носили фараон и его приближенные. Воины, землевладельцы, ремесленники довольствовались маленькими париками круглой формы, еще меньшими — простые крестьяне, а рабам полагались только шапочки из грубого холста. По парикам определяли сословную принадлежность, а кроме того, они выполняли роль головных уборов, защищая от палящих лучей солнца.
В Древней Греции особой популярностью пользовались прически из спадающих на шею и плечи локонов. Знаменитый греческий узел — это завитые волнами, расчесанные на прямой пробор и уложенные узлом на затылке волосы. Классика бессмертна — строгая и элегантная прическа в торжественных случаях используется и в наши дни. Узнаваемое украшение того времени — покрывающая голову сетка из золоченых шнуров.
Древние римлянки сначала использовали в прическах греческие традиции, а ближе к закату империи знатные дамы соревновались друг с другом в высоте причесок, которые меняли несколько раз в день. Эта страсть была столь сильна, что даже на мраморных бюстах делали съемные детали для перемены причесок. Для высоких укладок стали использовать проволочные каркасы, подкладные валики, специальные украшения из медной проволоки в виде изящных диадем для поддержки и укрепления прядей. Сложные, многоярусные прически требовали большого количества волос, поэтому стали пользоваться волосяными накладками и париками.
О женской прическе в Западной Европе Нового времени речь можно вести лишь с XIV–XV веков, когда дамы начали открывать волосы. До этого они мучили себя эпиляцией: замужние средневековые модницы выщипывали волосы, чтобы они ни в коем случае не выглядывали из-под чепца. В эпоху Возрождения вновь в моду входят завитые локоны, высоко заколотые на макушке и ниспадающие на плечи, украшенные вплетенными в них жемчугом и серебром. Мужчины же носили прически, напоминающие современное удлиненное каре с челкой.
Удивительно, но прически Московского царства и свободных итальянских городов-государств XV–XVI веков были схожи. Русские девушки заплетали косу, разделяя волосы прямым пробором. Во Флоренции того же времени самая популярная прическа для матрон — флорентийская коса: все волосы также разделялись прямым пробором, зачесывались полукругом на щеки, на затылке заплеталась ровная по толщине коса. Девушки же просто укладывали косу венчиком вокруг головы или заплетали две косы.
Вскоре законодательницей мод на многие века стала Франция. Очередному витку в развитии причесок поспособствовала Анжелика де Руссиль-Фонтанж, фаворитка Людовика XIV, Короля-Солнце. Во время охоты у юной особы растрепались локоны. Госпожа Фонтанж не растерялась и подвязала их кружевной ленточкой, по легенде — чулочной подвязкой.
Сие концептуальное решение так пришлось по вкусу его величеству, что в 1680 году было взято на вооружение всеми придворными дамами. «Фонтанж» — высокая прическа, поддерживаемая кружевом и проволочным каркасом, просуществовала до 1713 года, когда на королевском балу в Версале некая именитая английская герцогиня предстала с гладко зачесанными волосами. Дамы вздохнули с облегчением — и последовали новой моде. До этого на голове, бывало, выстраивали целые скульптуры, чего стоит одна знаменитая «прическа с корабликом». А если в волосы вплетали живые цветы, то хитроумные стилисты ухитрялись незаметно вставить в прическу даже флаконы с водой, чтобы цветы не начали увядать до окончания бала…
При Наполеоне в моду входят легкие парики с полукруглыми локонами, спадающими на уши, и римские прически с обилием украшений. После поражения Наполеона на некоторое время пальму первенства в парикмахерском деле перехватывает Вена, предписывая строгие прически с туго заплетенными волосами и крупными локонами. Что нашло свое отражение в известных строках Евгения Баратынского из стихотворения «Бал»:
Кружатся дамы молодые,
Не чувствуя себя самих.
Драгими камнями у них
Блестят уборы головные.
По их плечам полунагим
Златые локоны летают…

Химическая мода

В 1875 году французский парикмахер Марсель изобрел горячие щипцы для завивки. До этого волосы завивали, накручивая их на толстый раскаленный гвоздь. В начале прошлого века благодаря немецкому цирюльнику Карлу Несслеру появляется перманент. Эта химиотермозавивка знаменует наступление нового века причесок, длящегося и по сей день. Вспомним строки из песни Галича:
И какие-то две с перманентиком
Все назвать норовят меня Эдиком.

По перманенту, ровно как по обесцвеченным перекисью волосам, можно было, как в Древнем Египте, сразу определить социальную принадлежность «пергидролевой блондинки». С другой стороны, нельзя не отметить моду: примерно лет двадцать пять тому назад мода на химию проникла во все слои общества, причем музыка «новой волны» сделала модными и мужские «химические» прически. Наглядным примером был и остается всегда энергичный и оптимистичный певец Валерий Леонтьев. А уж какой химической завивкой баловались футболисты! Знаменитый футболист Федор Черенков долго носил просто удлиненные волосы, а однажды выбежал на поле, тряся завитушками…
XX век отпустил волосы на свободу и снял разницу в длине волос между мужскими и женскими прическами. Хитами стали битловский «горшок» и «бабетта» Брижит Бардо. Видал Сассун придумал короткий асимметричный «боб», который опробовал на Миа Фэрроу, стрижки для иконы стиля мини Твигги и Мирей Матье.
Вообще XX век был щедр не только на революции, войны, социальные потрясения, но и на кардинальные изменения в области моды, в том числе моды на прически. Одно изменение женских причесок в 1914–1918 годах, когда в моду вошла считавшаяся прежде признаком «неблагонадежности» короткая стрижка, говорит о многом. Это была настоящая революция, ставшая следствием эмансипации женщин, теперь вовсю осваивавших мужские профессии. Именно в XX веке научный прогресс всерьез и надолго проник в парикмахерское искусство. Трансплантация волос для лысеющих мужчин сегодня становится настолько же привычным делом, как и обычная стрижка.
Но бывает, что и пышная шевелюра приносит огорчения. Музыкант Андрей Макаревич в своей книге «Сам овца» вспоминает, как в пору его музыкальной юности «волосы кучерявились и никак не хотели принимать гладкий битловский вид. Для преодоления этого «дара» природы голова слегка мылилась, затем сверху надевалась резиновая шапочка, и все это оставлялось на ночь. Других способов не существовало. Не знаю, как я не облысел. Степень битловости определялась степенью закрытости ушей волосами — если на две трети, то это уже было по-битловски…»
Да, битловская прическа буквально взорвала мир, и первым начал носить ее человек, умерший за год до первых ростков популярности группы. Это был Стюарт Сатклифф, приятель Джона Леннона, первый бас-гитарист в составе группы. Мода на прически а-ля битловский «горшок» шагала по планете вместе с модой на битловские песни. Начавшие вообще-то со слегка удлиненных причесок «битлы», первоначально имевшие довольно буржуазный вид в своих пиджачках без воротников и в галстучках, быстро поменяли имидж, оволосились всерьез, пиджачки уступили место джинсам и расписным балахонам. К распаду группы волосы уже свободно лежали по плечам. Что с точки зрения общемировой моды неудивительно: бал уже правили хиппи, «волосатики», «дети цветов»…

Бабетта идет ва-банк

В 60–70-е годы прошлого века прически принимали самые невероятные формы и названия. Благодаря образу, созданному Брижит Бардо в картине Кристиана-Жака «Бабетта идет на войну», в моду того времени вошла прическа а-ля Бабетта. С легкой руки Брижит Бардо в моду вошел и так называемый конский хвост. Кстати, «бабетту» создал великий парижский стилист-парикмахер Жак Дессанж. Именно Жак Дессанж делал прически манекенщицам всех известных домов мод того времени, включая дом моды «Диор». Он изобрел электрические щипцы и пластиковую шапочку с дырочками для осветления прядей. В конце пятидесятых Дессанж предложил миру новую прическу «гарсон», вызвавшую поначалу шок — так коротко женщины еще не стриглись.
Другой выдающийся стилист XX века, «Шанель причесок» Видал Сассун, свою знаменитую короткую и асимметричную женскую стрижку «боб» назвал «личным вкладом в женскую эмансипацию». «Я облегчил женщинам небольшую часть их будничной жизни, — говорил Видал. — Вместо того чтобы укладывать волосы, мы их состригли». Всемирный успех Сассуна по времени совпадает с началом эры миниюбок. Создательнице стиля мини Мэри Квант была необходима прическа, сочетающаяся с новым силуэтом. Реакция Сассуна была мгновенной: «Я буду стричь так, как вы режете и кроите материал». А так как мини-юбка не требовала большого количества ткани, то соответственно и количество волос на головах клиенток стало резко уменьшаться.
Этот человек-бренд ввел в моду стрижки, для укладки которых надо было всего лишь тряхнуть головой. Вымой голову и иди — вот его девиз. В парикмахерском искусстве даже возник термин «сассуирование» (sassooning), обозначавший полный цикл работы с клиентом, началом которого был длительный задушевный разговор. Причем Сассуну, подлинному демократу, было безразлично, кто сидит в его кресле — королева, кинодива или продавщица с соседней улицы. Мало кто знает, что ручной фен, который сегодня есть у каждой женщины, — тоже изобретение Видала Сассуна. А одна из фирменных стрижек Сассуна в конце шестидесятых стала хитом даже в СССР: многие тогда стриглись под Мирей Матье, стильную стрижку которой сделал сам маэстро.

Стрижка как вызов

С помощью прически можно было протестовать. Так у нас вошли в моду и бунтарский кок, в пятидесятых сменивший полубокс и «чубчик кучерявый», и битловский «горшок», ставший символом культурного пробуждения. Были и свои «лохматые» хиппи. Когда юнцов гоняли за длинные волосы, то самым клевым было уйти с урока, отправиться в ближайшую парикмахерскую и обриться «под ноль». Кстати, снятие «под ноль» хипповской прически могло быть и символом трагедии. Вспомним знаменитый фильм Милоша Формана «Волосы» по мотивам популярного бродвейского мюзикла. Попавший в армию и знающий, что его отправят во Вьетнам, хиппи плачет, когда суровый сержант армии США снимает машинкой непокорные кудри…
Три основных стилевых направления — классический, спортивный и романтический — конкурируют и ныне. Мода на теплые тона сменяется модой на радикальные, на смену гладким прическам приходят афрокосички. Звучит банально, но разнообразие причесок не знает границ. Создано столько стилей и направлений в парикмахерском искусстве, что остается только набраться смелости и соорудить у себя на голове что-нибудь «этакое». Новая прическа — один из способов сохранить «дистанцию свою».

Настоящее мужское украшение

Часы пробили половину десятого. Дориан провел рукой по лбу и поспешно встал с постели. Он оделся даже тщательнее обычного, с особой заботливостью выбрал галстук и булавку к нему, несколько раз переменил кольца. За завтраком сидел долго, отдавая честь разнообразным блюдам и беседуя с лакеем относительно новых ливрей, которые намеревался заказать для всей прислуги в Селби.
Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея
По галстукам, разнообразию их форм — от простого шейного платка до «бабочки», по изменению их величины и конфигурации можно изучать историю человеческой цивилизации. Зачем же мужчинам этот кокетливый, почти женский аксессуар?
Последние несколько сезонов на мировых подиумах царят стили 60–70-х годов XX века. И на волне общего интереса к моде тех лет вновь возвращается узкий галстук, в каких когда-то щеголяло поколение стиляг.
Правда, в те годы мода считалась оружием в идеологической борьбе. В общественном мнении, которое формировалось пропагандой, стиляги конца 50-х — начала 60-х выглядели весьма и весьма карикатурно: брюки-дудочки, взбитый кок на голове, сужающийся книзу пиджак с широкими плечами, узкий галстук-«селедка», завязывавшийся на очень маленький узел. Впрочем, галстук мог быть и широченным, ярко расцвеченным — пресловутый «пожар в джунглях». Всплеск интереса к этому периоду случился в 80-е годы прошлого столетия. На чем взлетела группа «Браво»:
В час, когда я улыбаюсь, или на сердце беда,
Стильный оранжевый галстук вместе со мною всегда…

Стильные и пестрые мальчики выгодно смотрелись на фоне расхристанных рокеров. Участники группы «Браво» играли твист и выглядели ярко и непосредственно.

Чего стоит мужчина

Европейцы переняли моду на галстуки у хорватских воинов — «кроатов». По некоторым историческим данным, в том, что галстуки дошли до наших дней, «виноваты» французы. Случилось это в XVII веке, когда перед королевским двором прогарцевал хорватский конный полк. И придворных модников куда больше потрясли яркие шейные платки, являвшиеся частью униформы хорватского конного полка, нежели выправка славных воинов. Это украшение понравилось королю и стало модной новинкой. Многие историки моды приписывают роль первооткрывателя Людовику XIV — считается, что именно Король-Солнце своими указами сделал галстук знаком принадлежности к дворянству. Придворные кутюрье разрабатывали новые фасоны шейных платков, нашлась работа и кружевницам, и белошвейкам. Легенда гласит, что одна из фавориток короля, герцогиня Луиза де Лавальер, то ли во время любовной игры, то ли просто забавляясь с шейным платком, научилась завязывать его особым способом — в виде пышной бабочки с развевающимися длинными концами. Так возник бант «лавальер», не вышедший из моды и по сей день.
Через сто лет во Франции полетели аристократические головы, а вместе с ними и шейные платки. «Новому времени — новые галстуки!» — гласил один из лозунгов Великой французской революции. И появился революционный шейный платок «анкруаябль» — «невероятный», драпируемый от груди до самого подбородка и искусно завязанный несколькими сложными узлами. В столичных европейских городах конца XVIII — начала XIX века родилась новая престижная и высокооплачиваемая профессия — учитель по завязыванию галстуков.
В Англии эти невероятные по размерам шейные платки получили название «салфеточная мода». Основателем ее стал (о, сколько раз его имя произносится при разговорах о модных «штучках»!) легендарный «галстучный лорд», первый денди Джордж Браммель. Он имел несметное количество шейных платков. И верные британские денди продолжили его дело. Галстуки шили из шелка, шерсти, атласа, с разнообразнейшими узорами и без них. В Европе издавались учебники по завязыванию галстуков, в числе их авторов был модник и щеголь Оноре де Бальзак. Его изречение «Мужчина стоит того же, что и его галстук» актуально до сих пор…
К середине XIX века в Англию вместе с модой на отложные воротнички пришел и длинный цветной галстук — прототип современного. В те времена он был очень популярен в морской и спортивной среде, а потому и названия получил соответствующие: «регат» или four-in-hand («четыре в одной руке» — спортивный термин, обозначающий управление четверкой лошадей). Говорят, что его придумал один молодой яхтсмен. Не желая тратить время перед соревнованием на мучительное завязывание галстука, он просто разрезал его сзади и пришил на месте разреза петлю и пуговицу, которых не было видно из-под воротничка рубашки. Практичный «регат» и по сей день является частью военной униформы во многих странах мира.
Каких только галстуков не носили модники! Пылкие художественные натуры оставались верны «лавальеру». «Трагические» черные галстуки носили не только в трауре, но и как скорбный символ неразделенной любви, а белоснежные бабочки надевали на дипломатические приемы или на балы в сочетании с фраком или смокингом. Любители же эпатажа отдавали предпочтение галстукам насыщенно-лимонного цвета.
Но время рантье уходило, стиль стали задавать деловые люди. Наступили перемены и в галстучной моде: в 1924 году американский бизнесмен Джесс Лангсдорф придумал и запатентовал «идеальный галстук», который и по сей день шьется из трех частей, скроенных по косой. Именно «идеальный галстук» вытеснил практически все остальные разновидности и модели галстуков.

Свой — чужой

Для современного делового мужчины галстук — своеобразная визитная карточка. Советская номенклатурная элита носила пиджаки из одного ателье и однотонные, невыразительные галстуки со скучными однообразными узлами. Сегодняшние российские политики привнесли моду на костюмы дорогих марок, элитные часы, драгоценные запонки и мобильные телефоны-VIP. С легкой руки Владимира Путина отечественная политическая элита уже не может существовать без костюмов всемирно известных брендов. «Бюджетный» гардеробчик нардепов и властей предержащих представлен сегодня примерно так: костюмы от Бриони, галстук от Барберри или Валентино, очки от Армани, часы «Ролекс» или «Патек-Филипп». Вспоминается старый анекдот: «Сэр, вы родились в рубашке?» — «Да, сэр! А еще в галстуке, запонках, ботинках и в Финляндии». Анекдот анекдотом, но как точно престижность такого аксессуара, как галстук, отметил Василий Аксенов в рассказе «Победа»: «Гроссмейстер был воплощенная аккуратность, воплощенная строгость одежды и манер, столь свойственная людям, неуверенным в себе и легкоранимым. Он был молод, одет в серый костюм, светлую рубашку и простой галстук. Никто, кроме самого гроссмейстера, не знал, что его простые галстуки помечены фирменным знаком «Дом Диора». Эта маленькая тайна всегда как-то согревала и утешала молодого и молчаливого гроссмейстера…»
Но следует признать, что публичная профессия заставляет вырабатывать свой специфический дресс-код, отражающий социальные и эстетические особенности эпохи, но и подчеркивающий статус конкретного лица. Например, невозможно представить президентов или премьер-министров в пестрых галстуках. Предпочтение отдается, как правило, классическому варианту — благородную диагональную полоску никто не отменял. А вот узел галстука — деталь более индивидуальная. Скажем, Дмитрий Медведев предпочитает широкий узел, чаще всего это half Windsor (то есть пол Виндзора), и расцветка его галстуков, надо сказать, отличается большим разнообразием. Владимир Путин предпочитает узлы меньшего размера — психологически это отражает большую закрытость и более жесткий характер. Не претендуя на политическую аналитику, тем не менее отметим, что на политическом пространстве современной России выстроились две партии: партия широких узлов и партия узлов узких. Какая из них станет господствующей — покажет время.
Как утверждает историк моды Александр Васильев, самый большой модник среди наших политиков — Герман Греф. По части галстуков в бытность свою министром экономического развития Греф давал фору всем остальным. Полагают, он и ввел «либеральную» моду на большие узлы. Самым же «расхлябанным» галстуконосителем является Владимир Жириновский. Вот уж кому нужен свой «галстучный». Жириновский носит галстуки яркие, с припущенным узлом, а верхняя пуговица воротника рубашки у него всегда расстегнута.
…Дизайнеры сегодня предлагают галстуки на любой вкус. Любителям классики — яркие решения от Багутта и Москино, изысканные — от Кристиана Лакруа, нестандартные — от Роберто Кавалли. Галстуки с рисунком тоже в моде, они в изобилии представлены в коллекциях Кельвина Клайна и Джанфранко Ферре, часто рисунок на них может изображать и логотип дизайнера. Волнистые линии, кляксы, цветы — вот неполный перечень ярких, а то и вовсе хулиганских галстуков от известных брендов, которые никого не оставляют равнодушным. Оригиналы любят Кризиа. Мелкий геометрический рисунок также очень популярен, здесь особо выделяются галстуки от Кензо Такада: потрясающие расцветки в мелкую крапинку и горох выглядят просто шикарно. Всеми любимый и популярный во все времена «огурец» отыщется в коллекции Марины Дэсте и Ренато Балестра. Ну и на пике популярности — узкие галстуки-«селедки» в стиле унисекс от Кензо Такада.

85 способов завязывания

Строгих правил в выборе галстуков не существует. Надо лишь помнить, что сначала покупается костюм, затем галстук и рубашка (женщины, к примеру, в первую очередь покупают перчатки, а потом сапоги, пальто и т. д.). Это, пожалуй, единственное ограничение. Выбор галстука ярчайшим образом характеризует его владельца. Психологи утверждают, что в галстучном деле важна не столько расцветка, сколько длина. Застенчивый человек интуитивно выбирает слишком короткий галстук, а самоуверенный — длинный. По правилам же конец галстука должен касаться верхней части или середины брючного ремня. И развязывать галстук следует каждый день: снимание через голову очень скоро испортит даже самый что ни на есть качественный и дорогой аксессуар. Тем более что завязывать его не так уж и сложно. Вот ученые из лаборатории Кавендиш Кембриджского университета в 90-х годах прошлого столетия путем математического моделирования пришли к выводу, что, используя всего девять движений при завязывании, можно завязывать галстук 85 способами!
Галстук давно и прочно проник не только в мужской гардероб, но и в женский. Образ Марлен Дитрих в мужском костюме и галстуке переняли многие дамы.
В последнее время галстук стал своеобразным символом стиля. И носят галстуки не только в офисах и не только политики высокого ранга. Узкие черные галстуки повязывают не поверх рубашек, а скорее под, обвязывают прямо шею и обнажают грудь. Такие модники, как Джордж Клуни, Клайв Оуэн, Джастин Тимберлейк, Дэвид Бекхэм, отдают предпочтение именно этой манере. В общем, без галстука стильному мужчине — никуда. Прав был герой романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея»: «…во фраке и белом галстуке кто угодно, даже биржевой маклер, может сойти за цивилизованного человека…»
По способу завязывания галстуки разделяются на «бабочку», «регат» и «самовяз». «Бабочка» надевается в торжественных случаях. «Регат» — длинный галстук с готовым фабричным узлом. Наиболее распространенный вариант — самовяз, название говорит само за себя. Завязывается просто. Перекиньте галстук через шею. Широкий конец галстука расположите поверх узкого. Далее заверните широкий конец за узкий. Затем снова расположите широкий конец сверху. Получится, что вы как бы обмотали широкий конец вокруг узкого. Потом вытащите широкий конец галстука через середину, но со стороны рубашки, то есть снова заверните его за узкий конец. Далее проденьте широкий конец в получившийся узел и затяните. Мужчинам лучше самим научиться завязывать галстук, или же придется нанимать «галстучного», как это делал «король-солнце» Людовик XIV.
Мужчина должен знать по крайней мере десять основных типов узлов. Но можно обойтись и двумя: самым простым four-in-hand (очень демократичный узел, его можно быстро освоить, даже если вы в этом деле совсем новичок) и самым универсальным, а посему и самым популярным half Windsor — такой узел подходит для традиционных галстуков. Его тоже довольно просто завязывать, лишь немного попрактиковавшись: узел получается симметричным и треугольным. Подходит для любых рубашек. Многие политики и дипломаты предпочитают именно half Windsor.
В начале 90-х прошлого столетия был популярен анекдот про «новых русских»: «Двое встречаются в Лондоне. Один другого спрашивает: почем брал галстук? За три штуки баксов! Дурак, там за углом за пять, от Версаче!» И появилась такая шутка: «Как повяжешь галстук, береги его, он ведь от Версаче — стоит ого-го!»

Резиновый гламур

…Бедные калоши! Люди прячут их со стыдом и неблагодарностью в уголках передней, а там они, бедные, лежат забрызганные, затоптанные, в обществе лакеев, без всякого уважения.
Владимир Сомогуб. История двух калош
Наиболее распространенные «мокроступы», резиновые сапоги и калоши (настаиваем на «к», ибо «наше всё» писал в письме брату «Да пришли мне калоши!», а с Пушкиным не поспоришь!) совершили с течением времени своеобразную рокировку. Прежде калоши были признаком достатка, определенного социального положения, а резиновые сапоги, появившиеся значительно позже, всегда указывали на самые низкие ступени социальной лестницы.
Теперь же с резиновыми сапогами случилось то, что часто бывает с самыми обычными, практичными вещами: они становятся не просто модными, а ультрамодными. И такая неотъемлемая часть «гламура» эпохи наших бабушек и мам, как резиновые сапоги, стала модным трендом последних нескольких лет.
Среди звездных поклонников резиновых сапог замечены Николь Кидман, Кира Найтли, Гвинет Пэлтроу, Анжелина Джоли и многие другие голливудские звезды. По их примеру все гламурно-модно-прогрессивное человечество начало обуваться в такие трогательные резиновые сапожки. Ведущие дизайнеры без устали начали трудиться в этом направлении. Но началось все, как говорят в модных кругах, с Кейт Мосс, которая несколько лет назад на музыкальном фестивале Гластонбэри предстала миру в массивных черных сапогах фирмы «Хантер». Фирмы, к слову, знаменитой и заслуженной: «Хантер» производит резиновую обувь начиная с 1856 года, носили ее охотники, наездники, любители загородного отдыха, причем внешний вид сапог со временем менялся незначительно, так что модели обуви наших дней отличаются от прежних лишь яркими расцветками и материалами. Вот таким образом самая высокооплачиваемая манекенщица запустила новую, что немаловажно — недорогую моду, которой покорились даже ассы индустрии моды-люкс. Сегодня коллекции от самых престижных фирм немыслимы без дизайнерских резиновых сапожек. Модели новых коллекций представлены как в однотонной гамме, так и с нанесением стильных принтов — «полоска», «леопард», «цветы» и др. Автор и сам чуть было не стала владельцем эффектных красных сапог с принтом Мерилин Монро, да не оказалось на тот момент лишних двенадцати тысяч рублей. Дутые и плоские, со стразами и без, такие сапоги придутся по вкусу даже самой взыскательной моднице. Ну и немаловажная изюминка — максимальный комфорт и уют. Если осень и не дождливая, но, надев модные резиновые сапоги, можно выглядеть весьма стильно и элегантно.
И все же новая резиновая фенечка гламура не что иное, как ретроспекция. Ведь в шестидесятые годы прошлого столетия резиновые сапоги также пришлись ко двору благодаря образам, созданным в кино, такими звездами, как Катрин Денёв или Одри Хепберн. Красотки в резиновых сапогах, болоньевых плащах и трогательных косынках не оставляли равнодушными никого. Начиная с восьмидесятых годов, после появления новых технологий и материалов (например, специальных сохраняющих тепло вкладышей, красителей и т. п.), позволивших воплотиться самым смелым дизайнерским фантазиям, сапоги поднимаются на щит высокой моды и становятся модным элементом одежды. Нарочитая простота всегда давала и дает ощущение свободы. В крайних случаях — вседозволенности, а стильно одетые люди в резиновых сапогах выглядят неизменно эпатажно. А уж про полезность резиновой обуви сказано-пересказано. Даже Михаил Булгаков не преминул отметить в повести «Собачье сердце»: «Вы, господа, напрасно ходите без калош в такую погоду, — перебил его наставительно Филипп Филиппович. — Во-первых, вы простудитесь, а во-вторых, вы наследили мне на коврах, а все ковры у меня персидские…»
В России мировая мода на дизайнерские резиновые сапоги проявилась лишь недавно. Причиной тому стали снежные и не очень холодные, со многими оттепелями, зимы. Но вне зависимости от погодных условий наша любовь к резиновым сапогам носит весьма специфический характер. Ведь резиновым сапогам можно отвести отдельную главу в истории нашей страны. Если в западных странах резиновые сапоги вызывают в уме образ охотников, фермеров, путешественников, то в России резиновые сапоги в первую очередь ассоциируются с лесоповалом, местами лишения свободы, в лучшем случае с командировкой в подшефный колхоз, уборкой картофеля студентами, выездом на овощную базу научных сотрудников. А корпулентные тетки в оранжевых безрукавках, укладывающие шпалы? Эти несчастные, бывшие совсем недавно «гордостью» развитого социализма, очень бы повеселились, скажи им кто-нибудь, что зарубежные кинодивы щеголяют в купленных за сумму, превосходящую их годовую зарплату, резиновых сапогах. Так что единственное приятное воспоминание о резиновых сапогах — это детство. Хотя раньше они и были поскромнее, чем сегодня, но все же — яркими, цветными, а самое главное, лишь в них и только в них разрешалось до одури шлепать по лужам.
Вообще же резиновым сапогам нет и двухсот лет. Это XIX век дал миру технологию производства синтетического каучука, что сделало возможным производство резиновой обуви. Началось все на самом деле с калош. Причем сразу после появления эта практичная обувь стала не только предметом первой необходимости, но и символом щегольства. Особенно — среди деревенских жителей, которые калоши носили не столько в сырую погоду, сколько из-за желания помодничать, причем чаще других — молодые женщины, щеголеватые парни и молодые мужчины из зажиточных семей. Особенно быстро стали распространяться калоши среди деревенских парней, для которых атрибуты «чужого» городского мира служили доказательством умения зарабатывать и тратить деньги. Вот что пишет Владимир Иванович Немирович-Данченко в очерках об Архангельске: «В окрестностях Архангельска деревенские парни ходили по праздникам в черных сюртуках, в калошах, с дождевыми зонтиками в руках при совершенно сухой и ясной погоде, в необыкновенных галстуках, давивших им горло». О том же писал и Антон Чехов. Вспомним гениальную повесть «В овраге»: «Сын сельского фабриканта Анисим Цыбукин приехал домой за три дня до своей свадьбы во всем новом. На нем были блестящие новые калоши, и вместо галстука красный шнурок с шариками». Примерно такое же описание сельского щеголя мы встретим и у Глеба Успенского в «Нравах Растеряевой улицы», где описан костюм молодого самоварщика, собравшегося на богомолье: «Он был одет во все новое. Несмотря на жару, на голове драповый картуз; на плечах, кроме сюртука, — драповая же ватная чуйка с бархатным высоким воротником, шея повязана носовым платком, узкие выростковые сапоги, надетые на шерстяные чулки, и, наконец, глубокие калоши».
Да, калоши пришли в деревню из города и стали модной деталью костюма, знаком сельского пижонства. В городской же среде калоши в первую очередь были символом достатка, их отсутствие — знаком бедности. У Чехова можно найти массу примеров, когда подчеркивается бедность героя именно тем, что у него не было этой важной детали гардероба. Например, в описании бедного студента: «Молодой человек, лет восемнадцати, с овальным как яйцо, безусым лицом, в поношенном облезлом пальто и без калош старательно вытирает свои большие неуклюжие сапоги о подстилку, причем старается скрыть от горничной дырку на сапоге, из которой выглядывает белый чулок».
Конечно, калоши стали сегодня анахронизмом. Придя в деревню из города, они так там и остались. Придумали их то ли индейцы Южной Америки, которые погружали ноги в каучук, то ли древние галлы, которые для защиты от грязи носили футляры для обуви — «gallicae». В любом случае рождением защитной обуви мы обязаны появлению каучука. В XIX веке вся резиновая промышленность выпускала в основном калоши. В 1792 году англичанин Самуэль Пиль запатентовал свой метод изготовления тканей, пропитанных скипидарным раствором каучука, а через десять лет другой англичанин, сапожник Рилли, изготовил из такой ткани первые чехлы для обуви, похожие на лапти, которые надевались поверх туфель и сапог, они-то, скорее всего, и стали прототипом калош. Осенью они были незаменимы, но летом начинали плавиться, а в мороз, напротив, — трескаться. Эту проблему пытался решить в 1823 году Чарлз Макинтош, открывший знаменитую фирму по производству плащей-дождевиков. Он смешивал каучук с различными наполнителями (сажей, маслами, серой), пытаясь изменить его свойства. И лишь в 1839 году американский исследователь Чарлз Гудьир, случайно нагрев кусок такой ткани, открыл метод вулканизации, с помощью которого каучуковую смесь превращают в резину.
…В 1859 году в Петербург прибыл немецкий предприниматель Фердинанд Краузкопф, который открыл там фабрику резиновых изделий, ставшую вскоре самым известным производителем калош в России, а затем и в СССР, но уже под названием «Красный треугольник». В 1860 году фабрика выпускала до тысячи пар калош в день. Вскоре она начала экспортировать свои изделия в Европу…
Незаменимыми и всегда востребованными калоши остаются в Азии и на Кавказе. Их носят как на босу ногу, так и на сапоги, называемые «ичиги». В российских деревнях калоши тоже не выходят из моды, а валенки с калошами вещь незаменимая. «Без галош элегантнее — это ложь! Вся элегантность от наших галош» — такой слоган придумал когда-то Владимир Маяковский для «Росрезинотреста», использовавший, как видим, вариант «галоши».
Если сапоги вернулись в моду, почему бы не вернуться и калошам? А заодно, кстати, и ботикам. Эти резиновые изделия надевались поверх выходной обуви и были, так сказать, двухсоставными: низ — из резины, по типу калош, верх — из войлока тонкой выделки или из кожи, с подкладкой или без. Верх ботика застегивался на особые пуговицы, а в стельке имелась специальная выемка для каблука. Помочь даме снять или надеть ботики считалось большой честью. И гимназистки сбивали, как в песне поется, рыхлый снег с каблучка, скорее всего, ботиков. Пик популярности ботиков — начало XX века. Конкуренции с валенками после революции эта буржуазная обувь не выдержала, хотя некоторые дамы хранили свои ботики и даже передали их по наследству. Удивительно, но второе рождение ботиков, уже полностью резиновых, пришлось на годы, когда Советский Союз вернулся к раздельному обучению в школах мальчиков и девочек. Из чего, конечно, не следует, что без раздельного обучения ботиков нам не дождаться. Ведь мода, как известно, капризная штука.
…Согласитесь, любой человек хочет выглядеть привлекательно при любой погоде. Осенью и весной, в городе и на природе в дождливую, слякотную погоду комфортнее будет, конечно, в резиновых сапогах, а еще приятнее и комфортнее будет в модных и красивых сапогах. А мировые бренды очень даже впишутся в наш деревенский пейзаж. Ведь сапоги и калоши уже пришли однажды в деревню из города…
Думается, что скоро мы будем щеголять по городским улицам и в калошах. В Европе они никогда не выходили из моды. И самые что ни на есть пижоны надевали и продолжают надевать калоши поверх элегантных туфель, дабы не замочить, не испортить, да и, как говорил профессор Преображенский, не испачкать персидские ковры. Ведь по большому счету главное — не сесть в калошу.

Шуба-джубба блюз

— Прекрасный мех! — воскликнул он.
— Шутите! — сказала Эллочка нежно. — Это мексиканский тушкан.
— Быть этого не может. Вас обманули. Вам дали гораздо лучший мех. Это шанхайские барсы. Ну да! Барсы! Я узнаю их по оттенку. Видите, как мех играет на солнце!.. Изумруд! Изумруд! — тотчас отозвался Остап Бендер.
Эллочка сама красила мексиканского тушкана зеленой акварелью, и потому похвала утреннего посетителя была ей особенно приятна.
Илья Ильф и Евгений Петров. Двенадцать стульев
Несмотря на апокалипсический прогноз о наступающем глобальном потеплении, зимы все еще выдаются настоящие. А еще с обильными снегопадами и, главное, прореженные вереницей праздников и растянутыми, прошедшими под изрядным хмельком зимними каникулами. Посему часто вспоминался чеховский рассказ «Ряженые»: «Вечер. По улице идет пестрая толпа, состоящая из пьяных тулупов и кацавеек».
Только нынче встретить тулупы и кацавейки затруднительно. Как, впрочем, и настоящие меховые шубы и шапки. Пришла синтетика. Меховые шапки уступили место вязаным шерстяным, утепленным бейсболкам, кожаным картузам с подбоем из цигейки. Куда подевались каракулевые «пирожки» самого-самого большого начальства, куда — пыжиковые номенклатурные, ондатровые для чиновников средней руки, кроличьи для всех прочих шапки? Ведь даже кроличьи сдергивали с голов подвыпивших граждан. Как когда-то сдернули перед самым Новым годом ондатровую шапку у соседа, инженера-нефтяника: «поддал» на работе, припозднился, подкараулили во дворе. Ну, благо у нефтяников деньги водились всегда. И на следующий день сосед купил очень похожую на базаре, за сто рублей. Вернулся домой счастливый, вроде бы — недорого, а тут жена возьми да огорошь: оказывается, купил свою же, на подкладке жена когда-то вышила его инициалы…
Что же касается шуб, то из них когда-то лихие люди обладателей вытряхивали. И потеря шубы посерьезней потери шапки. Ведь еще с языческих времен шуба была символом семейного счастья и благополучия. Да и после принятия христианства исполняли старинный свадебный обряд. Молодых усаживали на разостланную на полу в красном углу овчинную шубу, приговаривая: «Шуба тепла и мохната, жить вам тепло и богато!» Затем шубу укладывали в сани и отправляли молодых под венец. Свекор и свекровь встречали их в доме жениха, надев шубы мехом наружу.
Первое письменное упоминание о шубах на Руси датируется 1368 годом, а произошло слово «шуба» от арабского «джубба». Так в Средние века арабы называли длиннополую суконную одежду с рукавами. Шили шубы мехом вовнутрь, а по покрою различали русские, с меховым отложным воротником, и турецкие или польские, с воротником узким и застежкой у шеи.
В царском гардеробе XVI–XVII веков держали шубы для выезда, приемов, свадеб. На пиру царь бывал в столовой шубе из беличьего меха, покрытой белым аксамитом (то есть дорогой шелковой тканью восточной работы). Белый цвет означал расположение к гостям. Царь и бояре много часов проводили на приемах и застольях, изнемогая от жары.
Были так называемые шубы нарядные и санные. В нарядных ходили в церковь, в гости, во дворец или надевали их, принимая гостей у себя дома. В санных шубах по зиме отправлялись в дорогу. Бояре, как правило, облачались в дорогие шубы из соболей и лис — черно-бурых, черных, серых и «сиводушчатых», то есть сибирских лис с темно-сивыми горлом и грудью. А то обходились шубами из куниц и белок. Зажиточные крестьяне могли себе позволить — далеко не всегда — шубу из овчины или меха кролика — как правило, одну-две на семью. Шубы покрывали тканью, или они были нагольными, то есть шились мездрой наружу. Ценность шубы зависела еще и от качества самого меха. Шубы были, по выражению историка Н. И. Костомарова, «самым нарядным платьем для русского… Случалось, что русские не только выходили на мороз, но сидели в них в комнатах, принимая гостей, чтобы выказать свое богатство».
К «семейству шубных» относится тулуп, на Руси известный с XVI века. В тюркских языках «тулуп» — мешок без швов, из цельной выделанной шкуры. Длинный, до пят, с широким отложным воротником, без застежек, тулуп надевали поверх кафтана, армяка, шубы, отправляясь зимой в дальнюю дорогу или для несения караула. Его подпоясывали кушаком, запахивали или носили нараспашку. До революции 1917 года черный необъятный тулуп служил зимней униформой и петербургских и московских дворников. От монголов русским досталась сибирская доха, которую сами монголы называли «ягой». Шили из жеребячьих и телячьих шкур мехом наружу. Дохи из волчьих и собачьих шкур имели мех снаружи и изнутри. Надевали доху тоже поверх обычной шубы и не застегивали, а запахивали. Доха спасала от лютых морозов жителей Урала, Сибири и Дальнего Востока. Если с тулупом обычно носили «треух», то к дорогой шубе часто одевали не шапку, а шляпу, котелок, высокий блестящий цилиндр. Кстати, к тем временам, когда носили цилиндры, относится и наблюдение из рассказа Антона Чехова «Ряженые»: «В ложе сидит красивая полная барыня; лета ее определить трудно, но она еще молода и долго еще будет молодой… Одета она роскошно. На белых руках ее по массивному браслету, на груди бриллиантовая брошь. Около нее лежит тысячная шубка. В коридоре ожидает ее лакей с галунами, а на улице пара вороных и сани с медвежьей полостью… Сытое красивое лицо и обстановка говорят: «Я счастлива и богата». Но не верьте, читатель! «Я ряженая, — думает она. — Завтра или послезавтра барон сойдется с Nadine и снимет с меня все это…».
В провинции, где жизнь более сурова, от зимней стужи, особенно в дальних поездках на лошадях, берегли шубы на волчьем и медвежьем меху. Пешком в них не ходили: их невероятные тяжесть и длина делали это невозможным. Добрую память о себе оставили романовские шубы и полушубки из шкуры знаменитых романовских овец. Эти шкуры имели очень густую и не очень волнистую шерсть и дубились мягко, по-особому. Красили их в черный или коричневый цвет. Шили шубы нагольным способом, то есть не покрывали сверху тканью. Они имели отрезную «гусарскую» спинку из трех частей, которая ниже талии была на сборках. Застегивалась такая шуба на крючки как на левую, так и на правую стороны. Воротник отложной или стойкой. Меховые нашивки, тиснение с вышивкой в два цвета по борту и по краям рукавов и карманов придавали романовским шубам нарядный вид. Романовские шубы и полушубки были в основном в провинциальном обиходе; столичные жители надевали их, отправляясь на охоту. В Первую мировую войну в них облачились фронтовые офицеры, военные врачи, сестры милосердия, сотрудники земского и городского союзов.
Пришлась ко двору в России и бекеша, теплая верхняя одежда родом из Венгрии, названная так по имени командующего пехотой в войске польского короля Стефана Батория. Облицованная сукном или габардином серого или коричневого цвета, во время войны — цвета хаки, обычно на овчине или, в начале XX века, на меху кенгуру, со строгим воротником серого каракуля, сюртучного покроя, с отрезной талией, с разрезом сзади от самой талии и на крючках, бекеша подчеркивала стройность и молодцеватость военных. Недаром в годы Великой Отечественной войны она вернулась в армию в качестве зимней нестроевой формы полковников и генералов.
И тулупы, и бекеши, и в особенности шубы, помимо своей основной цели защитить от холода, всегда были своеобразной сословной меткой. Мех служил не столько для защиты от холодов, сколько для демонстрации положения в обществе. Морозной пылью бобровый воротник мог серебриться лишь у богатого молодого повесы, наследника всех своих родных. Легкая норковая или соболья шубка согревала далеко не каждую молодую красавицу. В советские времена шуба, оставаясь социальным знаком и предметом мечтаний, практически полностью стала женской верхней одеждой.
Шубы перешивали и перекраивали, ушивали, укорачивали. Они переходили по наследству. Женщина, обладавшая заветными мехами-шубами, ощущала себя королевой. Одна, как говорится, дама в возрасте, хорошо помнящая шубный дефицит, рассказывала, как в начале 60-х годов летом зашла в ныне закрытый меховой магазин на Арбате и увидела только что вывешенную на продажу шубку из каракульчи. Сто тридцать рублей! Немалые по тем временам деньги. Продавец, солидный, седовласый, чуть наклонился: «Вы еще думаете?» Шубка жива до сих пор, хотя и потеряла немного по длине. А знаменитый московский меховой закройщик получал не меньше, скорее — больше академика, был желанным гостем на всех премьерах «Современника», обладателем «волги» цвета «кофе с молоком».
Шубный дефицит породил и такой анекдот: «Богатый одессит приходит к директору московского мехового магазина и просит организовать ему норковую шубу для жены. Выясняется, что шуб нет. «Тогда я покупаю две норковых шубы — одну своей жене, другую — вашей…».
Неудивительно, что одним из признаков «демократизации и гласности» стали организованные выезды за границу за шубами. И волна шуб-туров еще не прошла! Так, одна молодая особа каждый год отправляется в Грецию за шубами. Покупает исключительно дорогие, некрасивые шубы, этакие шубы-клеш или «полусолнце», длинные, до пят. Одну оставляет себе, другие идут на продажу. Передвигаясь в огромном джипе от подъезда до подъезда, особа шубу начинает носить с конца октября. Так сказать, «для престижу»: работает косметологом-массажистом и шуба ей нужна для привлечения богатых клиенток, которые, видя висящее на вешалке сокровище, понимают — этот косметолог-массажист одного с ними поля ягода, ему можно доверять.
Собственно, каждому жителю бывшего СССР есть что вспомнить о своем меховом, пушистом прошлом. О заветной ли дубленке, о вожделенной ли шубе, о шапке из кролика, или тулупе из овчины. Многие могут начать рассказ о первой шубе словами «А вот у меня в детстве была…». И у меня была темно-коричневая шуба. Вот только — из искусственного меха. Легкая и мягкая, удобная, но я ее не любила и не очень берегла. Нравилось, когда на меня надевали пальто или куртку. И еще в детстве казалось, что люди в шубах какие-то другие, им нельзя делать то, что могут делать другие дети — бегать, кататься с ледяной горки, играть в хоккей, а шубу надо беречь, хоть и досталась первая — она же по сей день и последняя — в наследство от старшей сестры. Сестра проносила шубу не меньше пяти лет, и мне хватило аж на два сезона! С тех пор наши с шубами пути разошлись и не сойдутся до сих пор…
Кстати, искусственные меха появились примерно тогда же, когда многие начали выкидывать на помойку старую мебель, покупать румынские стенки, треугольные журнальные столики и гэдээрышные низкие кресла с гнутыми фанерными подлокотниками. Из коммуналок люди переезжали в малогабаритные, но отдельные квартиры, куда не влезал старый комод. И казалось, что в этой якобы новой жизни нет места старым, «натуральным» шубам. Искусственные меха и шубы из них были сначала заграничными, но в ноябре 1964 года в СССР впервые в продаже появились женские шубы из искусственного меха. Это было наследство от находившиеся уже на пенсии Никиты Хрущева, страстного поклонника «синтетики». Натуральный мех, столь вожделенный для многих, стал казаться скучным и недемократичным. Мода на искусственные шубы и искусственные меха захватила абсолютно всех, даже людей, имеющих возможность покупать вещи из натурального меха. Несколько лет советские модницы облачались в шубы из искусственной норки, а мужчины носили шапки из искусственного каракуля. Но мода на искусственный мех у нас закончилась так же внезапно, как и началась.
Ввиду дефицита и нехватки средств массовым спросом в СССР пользовались скорее не шубы, а меховые аксессуары — меховая оторочка, воротники, меховые манжеты и даже муфты. И конечно — меховые шапки. Вспомним огромную меховую, похожую на эскимосское иглу шапку Гали, героини «Иронии судьбы». Видимо — песцовую. А вот Ипполит, несмотря на солидность и дорогой меховой воротник добротного пальто, моется под душем в шапке кроличьей…
Если на «целую» шубу средств не хватало, то на выручку приходила так называемая «маленькая норка», то есть меховой воротник. По величине и пушистости таких воротников тоже можно было судить о достатке сограждан. Воротники, как и шубы, реставрировали, холили и лелеяли. Пальто, как правило, менялось чаще, нежели воротник. Воротник, переходил от одного пальто к другому, переходили они и по наследству: их до сих пор можно обнаружить в каком-нибудь сундуке.
По меху можно было определить не только статус, но и возраст обладателей меховых изделий. Песец и волк вроде считались молодежным мехом. Норку, каракуль, нутрию любили женщины постарше. Сегодня, однако, мехолюбивая молодежь, изменив нежному песцу и волку, кутается в «возрастную» норку…
«Хорошо мне в моей стариковской шубе, словно дом свой на себе носишь. Спросят — холодно ли сегодня на дворе, и не знаешь, что ответить, может быть, и холодно, а я-то почем знаю? Есть такие шубы, в них ходили попы и торговые старики, люди спокойные, несуетливые, себе на уме — чужого не возьмет, своего не уступит, шуба, что ряса, воротник стеной стоит, сукно тонкое, не лицованное, без возрасту, шуба чистая, просторная, и носить бы ее, даром что с чужого плеча, да не могу привыкнуть, пахнет чем-то нехорошим, сундуком да ладаном, духовным завещанием. Купил я ее в Ростове, на улице, никогда не думал, что шубу куплю. Ходили мы все, петербуржцы, народ подвижный и ветреный, европейского кроя, в легоньких зимних, ватой подбитых, от Манделя, с детским воротничком, хорошо, если каракуль, полугрейках, ни то ни се. Да соблазнил меня Ростов шубным торгом, город дорогой, ни к чему не приступишься, а шубы дешевле пареной репы», — писал в начале XX века Осип Мандельштам. Этот век, по выражению Осипа Эмильевича — «век-волкодав», как ни странно, вернул интерес к шубам.
Причиной тому стало изобретение автомобиля. Первые авто, появившиеся на улицах европейских столиц, были открытыми и требовали более теплой одежды. Кроме того, дамам-пассажиркам, а тем более — севшим за руль хотелось покрасоваться и подчеркнуть свое богатство. Так в моду снова вошли шубы из длинношерстных мехов — лисы, опоссума, соболя, горного козла, волка или енота. Тогда же, в начале XX века, среди звезд Голливуда появилась мода на «королеву мехов» — норку, так что ее разведение превратилось в выгодный бизнес для многих американских фермеров, а за ними и для всего остального мира. С тех самых пор норка в гардеробе женщины считается признаком успешности и богатства. В начале века из нее шили пелерины и накидки, в шестидесятые французские модельеры в своих экспериментальных коллекциях представляли публике костюмы, жакеты и юбки из норки. В восьмидесятых модельеры представили миру шикарные манто из норки, которые были по карману только очень состоятельным дамам. Но вскоре наскучило и это, и норка вновь ушла из мира моды. И лишь в конце 90-х норка вновь стала популярной, но уже в новом обличье: шубы начали стричь, выщипывать, красить во всевозможные цвета, выжигать кислотой, облегчать и смягчать мех, закручивать и даже инкрустировать и украшать жемчугами и стразами.
Шуба, окончательно утратив свои функциональные преимущества, прочно перешла в разряд престижа и роскоши. Как ни крути, но, без сомнения, одежда из меха и кожи остается свидетельством финансовой успешности и респектабельности. Появление современных синтетических тканей и материалов позволяет создавать одежду гораздо более функциональную. Куртки на синтепоне и пуховики на гагачьем пуху прекрасно спасают от зимних холодов, в них и гораздо удобнее, как детям, так и взрослым, но в такой одежде в глазах многих своих сограждан ты будешь выглядеть неудачником, лузером. Да и чтобы отличить успешную женщину от «неудачницы», надо лишь бросить взгляд на даму — будь то на улице или на какой-нибудь модной вечеринке — и увидеть на ней столь вожделенный женский атрибут — шикарную шубу. Ведь бытует мнение, что, надев шубу, женщины якобы становятся более утонченными, женственными, сексуальными. Для многих «купаться» в густом и шелковистом меху — верх блаженства…
…В один из декабрьских, морозных дней, москвичам и «гостям столицы» посчастливилось наблюдать прелестную картину на площади Белорусского вокзала: молодая особа с роскошными русыми волосами, в роскошной норковой шубе, в роскошном серебристом джипе-«мерседесе» с опущенным стеклом лузгала семечки и выплевывала шелуху на мостовую. Мечты, судя по всему, у этой барышни сбылись на все сто… Утонченность, женственность и сексуальность этой особы оставались на мостовой в виде шелухи от подсолнуха… Мех, да и только!
Назад: Из пункта «А» в пункт «Б»
Дальше: Дым Отечества

Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(812)454-88-83 Нажмите 1 спросить Вячеслава.