Глава 16
Кейт в недоумении уставилась на лежащую на кухонном столе пляжную сумку. Еще раз перебрала содержимое: бутылка с водой, связка ключей, крем от загара, книга. Кошелька не было. Она перевернула сумку, и на стол обрушился водопад ручек, квитанций и шоколадных батончиков. Зазвенела и раскатилась мелочь. А вот ключа от сундучка, что и не удивительно, не было. Того самого, которым она пользовалась каждый вечер, когда убирала дневник. Теперь он пропал. Пропал вместе с украденным на пляже кошельком.
Водительские права и кредитки можно заменить. Небольшой суммы наличных не жалко. Но ключ от сундучка… дубликата точно не было. Кейт налила стакан воды и села к кухонному столу. Скорее всего, второй есть где-то в доме у Мартинов – трудно представить, что Элизабет отдала адвокату единственный. Но обращаться за помощью к Дейву не хотелось – это вызвало бы разные неприятные вопросы и объяснения, а самое главное, что Дейв, в чем она не сомневалась, заявил бы, что дневники Элизабет вообще не следовало никому отдавать.
Можно, конечно, позвонить в полицию – узнать, не приносил ли кто кошелек, поискать на пляже и в конце концов вызвать слесаря. Но пока, пользуясь тем, что ее никто не видит, Кейт села и закрыла лицо руками.
Она была одна. Дети отправились к миссис Каллум, так что можно поработать несколько часов у Макса; а Крис улетел в Камбоджу. Эксклюзивный отель «Ангкор Ват» пребывал в весьма неприглядном виде и уже стоял некоторое время пустой, и теперь, если верить слухам, его нынешний владелец (какой-то саудовский принц) дал понять, что не прочь избавиться от не приносящего прибыли актива. Услышав об этом, президент фирмы, в которой работал Крис, обрадовался так, словно получил координаты местонахождения Святого Грааля. Найти объект недвижимости такого качества в непосредственной близости от знаменитых храмов – неслыханная удача. Крис вылетел в Сием-Рип уже следующим рейсом – проверить все на месте и, если предположения оправдаются, вступить в переговоры. Командировка могла занять от недели до десяти дней. После его возвращения от их отпуска останется неделя.
Когда Крис только упомянул Юго-Восточную Азию, Кейт даже вздрогнула. Он был там несколько раз, но не в последние годы. Она знала, что происходит в регионе. Знала так же хорошо, как и все, кто следил за текущими событиями. В новостных выпусках на картах вспыхивали красным города, где обнаруживались террористические ячейки и тренировочные лагеря. Когда Кейт выразила обеспокоенность мужу – мимоходом, без нажима, – он заверил ее, что там, куда его посылают, обстановка спокойная.
Беспокоиться – естественно. Но Кейт также знала, что за последний год перестала быть наивной и начала реагировать на все как обычная женщина – в сходных, напряженных обстоятельствах. Она видела Криса на городских площадях и рынках, местах, выбираемых отчаянными, движимыми ненавистью людьми для совершения кровавых дел. Что, если он окажется в неподходящем месте в неподходящее время? Взрыв, дым, крики и молитвы… Потом найдут отброшенный к тротуару бумажник, клочки паспорта, обгоревшие по углам фотографии детей.
Кейт встала, вышла и поднялась наверх. Сундучок стоял на полу, в центре чердака, молчаливый укор ее беззаботности. Зачем было класть ключ в кошелек? Она опустилась на корточки и осмотрела потемневший от времени замок. Классическое отверстие, маленькая круглая скважина с крохотным зубцом внизу.
Кейт спустилась, рассчитывая найти что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве замены ключу. Заколка для волос, скрепка для бумаг, пилочка для ногтей. Она опробовала все. Безуспешно. Мешал зубец, не позволявший просунуть отмычку в замочную щель. На столике Криса, вместе с мелочью, валялся ключ от ящика с инструментами, но он был слишком толстый. Там же стояла фотография в рамке – сама Кейт, смеющаяся в студии над опрокинутым суфле, – которую Крис, уезжая по делам, всегда брал с собой. Почему же не взял в этот раз? Означает ли это что-нибудь?
Она снова отправилась наверх. Если местный слесарь не поможет, придется поискать какую-нибудь компанию, занимающуюся изготовлением замков и ключей. Мысль мелькнула, но Кейт тут же ее отбросила – этот вариант требовал времени и терпения, которых у нее не было. В конце концов, замок можно просто взломать.
Она присела на корточки и выглянула в чердачное окошко. В раме, между стеклами, лежала тетрадь с улыбающейся на солнце Элизабет. Другая тетрадь, в полоску, лежала на шезлонге.
Сетчатая дверь глухо захлопнулась за спиной.
– Это я, – объявила Кейт, ставя сумку на пол за прилавком.
– Самое время, – донесся из-за занавески голос Макса. – Знаешь, сколько пирогов нам надо приготовить для вечеринки?
Кейт налила себе кофе и подошла к окну, из которого открывался вид на боковой дворик. За самым большим столиком трое мужчин пили кофе с пончиками; рядом, на скамейке, стояли их туфли для гольфа.
– Ребята из Голливуда, – понизил голос Макс. – Заказали пирожков вдвое больше, чем надо, а потом – вот же наглецы! – предложили вернуть лишнее.
У одного из мужчин зазвонил сотовый. Он посмотрел на телефон, состроил гримасу и, не отвечая, нажал кнопку сброса, отодвинул телефон и откинулся на спинку стула.
– Ну нет, не думаю. Только не сейчас.
Его приятель рассмеялся, а Кейт едва сдержалась, чтобы не выйти и не сказать ему: «Возьми же этот чертов телефон и ответь, ты ведь не знаешь, зачем кто-то звонит». Она отвернулась от окна и, отведя штору, прошла в кухню.
– Извини, что опоздала. Пришлось искать няню. Крис улетел в Камбоджу. – Кейт взяла фартук из сложенной на полке стопки.
– В Камбоджу? Зачем?
– Посмотреть какой-то экзотический отель.
– Экзотический отель. Ну да, конечно, – горько усмехнулся Макс.
Кейт взглянула на него с прищуром. Он стоял наполовину в холодильной камере, перебирая ингредиенты. Но Макс просто устал и, конечно, не мог иметь что-то против ее мужа.
– Что слышно от Уильяма? – спросила она, надевая фартук и завязывая за спиной шнурки. – Есть новости? Как он там?
Макс молча, словно и не слышал, обошел разделочный стол, собирая утварь.
– Нет, – сказал он наконец. – И, думаю, их уже не будет.
– Но ведь ты можешь что-то сделать. Предпринять какие-то юридические шаги.
Макс протянул ей взбивалку и резиновую лопатку.
– Не так-то это легко. – Он легонько постучал лопаткой по столу. – В этом направлении я ничего предпринимать не стану.
Кейт хотела сказать, что, вообще-то, Уильям никогда ей особенно не нравился, но толку от такого рода заявления после всего случившегося было бы мало. Весной, когда Макс позвонил и впервые поделился с ней новостью, она примерно так и сказала, но, наверно, опоздала на несколько лет. Предупредить друга следовало раньше, когда она впервые ощутила идущий от Уильяма холодок, его ревность, неприветливость к старым друзьям Макса. Тогда ей просто не хватило смелости. Как, впрочем, и прошлым летом, в тот вечер, на обеде. Она вышла из-за стола и, свернув за угол, к дамской комнате, увидела Уильяма, с откровенной развязностью разговаривавшего с официантом. Эта поза, это выражение… Она и прежде понимала, что Уильям не пара Максу, но в тот вечер подозрения превратились в уверенность. То, как он отвернулся от официанта, – с чувственной томностью, с поворотом бедер и только потом головы – подтвердило ее худшие опасения. Он заметил ее и проскользнул мимо, опустив глаза, как шкодливый кот. Но и тогда она ничего не сказала Максу – а вдруг ошиблась?
Отбирая ингредиенты для глазури, Макс передал сливочный сыр и негромко откашлялся.
– Я решил продать дом.
Кейт вскинула голову. Этому дому отдано столько лет – дизайн, строительство. Книжные стеллажи, вид на море…
– О нет…
Он покачал головой.
– Это всего лишь дом.
Но, конечно, Макс имел в виду другое – пекарня важнее.
Кейт повернулась к нему, но он смотрел в сторону. Она провела по его руке указательным пальцем.
– Мне очень жаль. Когда?
– В ближайшие недели. Сейчас здесь много отдыхающих, постараюсь воспользоваться моментом.
Кейт открыла упаковку со сливочным сыром.
– Позволь сказать, я рада, что ты оставляешь за собой пекарню. Это твое. Не могу представить ее в чьих-то руках.
Макс помолчал, потом насыпал муку в миску. Над белой горкой поднялось легкое облачко. Она взглянула на него исподтишка и увидела влажный блеск в глазах.
– У тебя уже есть риелтор? Может быть, нужна какая-то помощь?
Он улыбнулся и смущенно закашлялся от накативших чувств.
– Что? – притворно обиделась Кейт. – Я продавала дома. У меня глаз на стиль.
Макс скользнул взглядом по ее бесформенной футболке и мешковатым шортам с накладными карманами.
– Конечно, дорогая, – примирительным тоном, словно разговаривая с ребенком, сказал он. – Конечно, у тебя глаз на стиль.
Она выстрелила кусочком сыра, а Макс снял его с воротника ногтем и бросил в миску.
Они стояли друг против друга, по обе стороны деревянного стола, работали слаженно и почти автоматически, смешивая муку, соль и сахар, разделяя тесто на комочки и смазывая их маслом.
В какой-то момент Макс посмотрел на нее и тут же взглянул снова.
– У тебя глаза красные. Что такое?
– Аллергия.
Макс вскинул брови.
– Аллергия? На что? Масло?
Кейт вздохнула.
– Все в порядке. Просто потеряла кошелек, вот и расстроилась. Думаю, его украли вчера на пляже. – Она бросила кусок сыра в другую миску и принялась разминать его ложкой.
На общем фоне потеря ключа не была чем-то таким уж значительным, но некоторые неудобства доставила. Чтение дневников уже вошло в привычку. Играя с детьми, Кейт снова и снова возвращалась мыслями к Элизабет. Почему она все же осталась с Дейвом и что в конце концов случилось? Накануне вечером, когда они потушили свет и пальцы мужа коснулись ее живота над резинкой трусиков, она вдруг вспомнила ту запись Элизабет, которая касалась ее бойфренда, преподавателя живописи, и ее тираду против верности.
– Хорошо, у тебя украли кошелек, – повторил Макс, недоумевая, почему относительная мелочь отозвалась у нее такими эмоциями. – Получишь новые права с лучшей фотографией, запомнишь новый номер кредитки для онлайновых покупок. Это ведь всего лишь кошелек.
– Не всего лишь кошелек. – Кейт зачерпнула муки, посыпала на стол и, разглаживая ее волнистыми движениями, рассказала о дневнике и потерянном ключе.
– То есть остальные тетрадки лежат в сундучке?
– Да. Последние. Одна или две.
Макс выложил тесто на муку и принялся раскатывать.
– Может быть, у мужа есть где-то второй ключ.
Кейт помяла шарик, смягчая его теплом ладоней, положила масло и снова раскатала. В том-то и дело, что обращаться к Дейву ей не хотелось.
– Ключ наверняка есть, – сказала она, обрабатывая тесто короткими, тугими тычками. – Но ситуация немного неловкая. Как, по-твоему, он относится к тому, что я читаю дневник? А теперь представь, что вдобавок к этому я еще скажу, что потеряла ключ.
Сама она представляла реакцию Дейва так: короткий, сухой ответ с холодной ноткой неудовольствия или же взрыв как результат выплеска копившейся годами обиды на несправедливость мира.
– Ну и не говори ему ничего, – посоветовал Макс. – Поставь сундучок к себе в подвал, а если спросит, скажи, что там нет ничего, кроме обычной девичьей ерунды, и что его жена просила выбросить тетрадки в море.
Такой вариант прошел бы в начале лета, но не теперь, когда Дейв проявил интерес и ждал, чем все кончится. Может быть, он и не был таким уж слабаком, каким она его считала. Или же эхо событий годичной давности все еще звучало у него в ушах, и в понимании Дейва то, что принадлежало раньше ей, теперь по праву отошло ему.
Она рассказала Максу о том, что Дейв уже вычитал из дневника: его жена отправлялась на встречу с кем-то по имени Майкл. Предположение о возможной супружеской измене отразилось и на лице Макса – оно тут же посуровело.
– Не понимаю, почему для тебя так важно защищать ее.
– Послушай, я всего лишь пытаюсь сделать то, о чем меня просили. Понять, что делать с дневниками.
Он продолжал разминать тесто, превращая комок в диск, но ничего не сказал.
– Когда кто-то близкий, умирая, просит тебя о чем-то таком, разве ты не должен отнестись к такой просьбе всерьез?
Макс задумался, но прямого ответа не дал.
– Ну, потеря ключа – не самая большая проблема. Ты же не сами дневники потеряла. А вскрыть эту ерундовину всегда можно. Она ведь не из титана сделана.
Кейт убрала в холодильник сливочный сыр.
– Если понадобится, я так и поступлю. Но, конечно, не хотелось бы ломать такую вещь. Понимаешь, сундучок – что-то вроде семейной реликвии.
– Ну, сундучок семья не увидит, пока ты не примешь тот факт, что не можешь контролировать то, какой ее будут помнить. Что сделано, то сделано.
Он подтолкнул к ней большую чашку с киви. Она взяла один и начала чистить, думая обо всех тех изменах, которые разворачивались на ее глазах в Нью-Йорке, о людях, которых никогда бы не заподозрила в неверности. «Может быть, преданность свойственна лебедям и любителям птичек». Кто бы мог представить, что Элизабет способна на такие чувства. Нет, она не могла оставить дело незаконченным или, узнав что-то, отложить это тихонько в сторонку. Дейв все равно позвонит. Элизабет была умной женщиной, но оставить дневники чужому человеку, не указав точно, что с ними сделать, это… это неосторожно и даже безответственно.
На ее месте Кейт, пожелай она сохранить в тайне свои секреты, поступила бы иначе. Распорядилась бы, чтобы записки были уничтожены.
