Глава 7
Его губы такие сладкие!
Их хочется пить, не останавливаясь, пьянея от страсти.
Какие нежные у Салаха пальцы…
Он просто проводит рукой по моей коже, и в глазах у меня темнеет, и дышать становится тяжело.
Когда воедино сливаются два тела, сознание мое почему-то обжигает вполне трезвая мысль: «А ведь это он, мой мужчина, моя вторая половинка».
Но подобные мысли приходят ненадолго, потому что вновь заканчивается воздух в груди, и начинается звездопад, и весь мир катится в пропасть, чтобы разбиться вдребезги, чтобы в миллионах этих кусочков найти то целое и главное, ради чего и стоит жить.
Оказывается, с Блэк Черри все делать хорошо: и целоваться, и заниматься любовью, и болтать.
Философствовать с самой собой наедине, когда он сладко посапывает, тоже неплохо…
Раньше все было неправильно. Точнее, не совсем правильно.
В ее сердце жила большая, страстная любовь к цветам. Однако к этому чувству следовало добавить еще и любовь к мужчине. Тогда жизнь ее стала бы по-настоящему яркой, такой, какой она и должна быть, такой, каковой она и является по своей сути. Теперь-то она это понимает!
«А ведь я никогда не влюблялась прежде. Неужели я совсем не влюблялась?! По крайней мере, я об этом не помню… почти. Кое-что было… Дело давнее, – Кристина приподнялась на локте, полюбовалась изысканной красотой черт лица дремлющего Салаха и, вновь обняв его, натянула одеяло до подбородка. – Влюбилась – и сразу же и обожглась еще в институте. Битая я жизнью девушка, причем жестоко битая! Прекрасный был роман с однокурсником: гуляли вдоль Москвы-реки, целовались в сквере на Чистых прудах. Миша такой умный был, красивый, прямо не верилось: такой шикарный парень – и мой, мой! Я мечтала о доченьке, Миша – о квартире в столице и прописке. Да, Мишка быстро меня «отрезвил» – сказал: если все эти бытовые вопросы не решатся в ближайшее время, так у него еще одна москвичка с жилплощадью имеется на примете. Пришлось рвать по живому. Так больно было… После института я пару лет убила на своего шефа. Женатик, голову мне дурил – подожди, мол, немного, я скоро разведусь! У него за время наших отношений ребенок от жены родился – четкая примета «отсутствия» секса и приближающегося «развода»! После этого я ясно поняла: все мы хотим друг друга использовать: отдать поменьше, а получить побольше. Любовь-морковь, уши развесишь, и глядишь – тебя уже все поимели по полной программе. Поэтому – и это нормальная, я считаю, жизненная позиция – надо самой уметь пользоваться людьми, чтобы никто не пользовался тобой. И все другие мои кавалеры уже играли по этим правилам. Я сама устанавливала законы: я так хотела, я так привыкла. Кто-то был нужен мне по работе, с кем-то я могла слетать в Австрию, на лыжах покататься. И все женатые. Только это уже не напрягало совершенно и даже радовало: никаких ожиданий, просто четко соблюдаемые с обеих сторон условия договоренностей. Лезть в эту клетку с кольцами, дурацким загсом и бытовыми проблемами – во имя чего? Чтобы через годик-другой мой муж жаловался в постели своей любовнице на непонимание с моей стороны? Уж я-то о таком «непонимании» наслушалась – экспертом стала! При чем тут непонимание? Не надо оправдывать несуществующими недостатками жены собственную распущенность, отсутствие ответственности… Не мужики – одно вранье, поиски личной выгоды, слабость! Понимаю всю истинность этой фразы: «Чем больше узнаю людей, тем больше люблю собак». И вот мне уже за тридцать, и мужиков я всех ненавижу и все больше и больше люблю цветы. Потому что с ними все по-честному. Я дарю им свою любовь, они мне – свою, и никаких подстав, никакого обмана… А Салах все это перепутал…»
Она прижалась к смуглому тонкому телу еще крепче, украдкой смахнула выступившие на глазах слезы.
И это тоже случилось с ней впервые – желание разрыдаться от счастья…
Этот парень – особенный.
Ему за пару часов удалось помочь ей понять самое главное, некую основу основ всей жизни.
С ним все – с самого начала – пошлî неправильно.
Иногда его присутствие ее радовало – забавно было наблюдать за ним, таким непохожим на российских мужчин, таким красивым.
Иногда вся эта авантюра казалась ей ошибкой, когда эмоции ее захлестывали и от страха очень хотелось обвинить кого-нибудь во всех своих бедах, а, кроме Салаха, поблизости никого не было.
Только все это неважно.
Не очень важно.
Никто и никогда не хотел отдать ей так много, как Салах…
У этого мальчика никогда ничего не было. Старенький «наладонник», белые джинсы и пара мелких монет в кармане – вот и все его «приобретения». Имущество. В этой стране так живет большинство его ровесников.
И вот парню подфартило. У него появляется очень красивое и дорогое ювелирное украшение. И возникают вполне естественные планы – продать ценную вещь, помочь родным, начать жить по-новому.
Но – не складывается. Венец похитили.
Сложно даже сказать, как именно это случилось. После жуткой бессонной ночи, долгих поисков пленных туристов по всему острову и затянувшегося обеда глаза у них закрывались сами собой. Доползти до кровати и провалиться в сон – только этого всем и хотелось. Через несколько часов венца в их номере уже не было: он исчез из шкафа вместе с сумкой. Двери были закрыты, окна – нет. На пороге перед домиком лежал черный ленспен, принадлежащий, как позже выяснилось, Лике Вронской.
Господи, господи, как же Салах рыдал…
Его огромное вселенское горе просто потрясало тем, что это было прежде всего горе из-за невозможности что-то отдать!
– Помнишь, ты говорила мне о лампах для своих цветов? О том, что они обязательно должны включаться зимой, что свет так же важен для твоих цветов, как и вода? Я хотел построить для тебя самую лучшую оранжерею, где всегда светили бы самые яркие лампы. Я хотел подарить тебе много-много голубых «ванд», чтобы они цвели как сумасшедшие; чтобы ты ими любовалась, а я любовался бы тобой. – Он раскачивался из стороны в сторону, его смуглые щеки блестели от слез. – А помнишь, ты рассказывала мне о питомниках для орхидей? Которые есть в Германии и Таиланде? Я хотел бы купить такой питомник для тебя… Но украшение украли! Прости меня, я никогда, наверное, не смогу подарить тебе хотя бы одну-единственную голубую «ванду»…
Он рыдал, и на душе у нее становилось тепло-тепло.
Кристина вдруг почувствовала: вся любовь, какая только есть в целом мире, сконцентрировалась в этом мальчике и предназначена в этот миг только для нее.
И в этой любви столько света – не взять такой подарок невозможно. И даже, нет, «взять» – не то слово. Просто этот свет есть, он вспыхнул в ее жизни, и ей просто до невероятности хорошо: этот свет растворяет в себе все беды, обещает долгое, даже какое-то бесконечное счастье.
Это такие тонкие и сильные эмоции… Мало слов, но столько покоя и умиротворения…
Потом, конечно, она все-таки придумала и логическое объяснение для этой внезапно хлынувшей потоком в ее душу, такой сильной любви к Салаху (о, эти финансовые аналитики – страшные люди: их хлебом не корми, дай только разложить по полочкам информацию, неважно какую!).
Блэк Черри по значимости своей сравнялся с вещами, вызывающими любовь в ее душе: с орхидеями, с их потрясающими разнообразными цветами, упругими зелеными листьями, с корешками. Он приблизился к самому любимому: он понял и полюбил ее цветы. Это, оказывается, невероятно важно!
Никогда ни один из ее мужчин не был способен запомнить название ее любимой орхидеи. И вообще, никогда и никто не испытывал желания совершать ради нее все те безумства, о которых твердил ей этот мальчик, – завести сто экземпляров «ванд», купить питомник для орхидей… А ведь прежние ее кавалеры были людьми совершенно другого толка – успешные, обеспеченные, в конце концов, просто всегда, постоянно сытые. Им было легко совершать красивые жесты. Но только никто особо не стремился это го делать. Ритуальные духи и конфеты к Восьмому марта – не в счет, это дарят всем, такой презент не учитывает индивидуальности женщины.
А тут – голодный ребенок с таким большим сердцем, с самой настоящей, чистой, искренней любовью! От подобной любви хорошо невероятно: это теплое море, свежий ветер, яркие лучи рассвета, весь мир – для тебя, и всех существующих на свете слов все равно мало, чтобы описать всю красоту, тепло и сладость этих искренних чувств…
Господи, господи, бывает же такое счастье!
Можно обнять его тонкое горячее тело, притянуть сладкого мальчика к себе в любую минуту.
Неважно, что на его губах соль от слез и совершенно непонятно, что будет с ним завтра…
Есть только это мгновение, и оно прекрасно, потому что это – любовь, настолько искренняя и бескорыстная, какой она только и может быть.
«Мне так хорошо, – думала Кристина, обнимая уснувшего Салаха. – После еды и секса клонит в сон… Так, окна мы закрыли, двери – тоже. Воровать у нас больше нечего. В убийство Эмилии я почему-то не верю. Наверное, это событие просто не вписывается в мое нынешнее состояние: я так счастлива, что просто не могу поверить ни в боль, ни в чью-то смерть. Как здорово: теперь весь мир оставит нас в покое, и я буду просто радоваться тому, что с нами происходит…»
Через несколько минут она уже крепко спала.
Как Салах поднялся с постели и вышел из номера, Кристина уже не слышала…
* * *
«Да, все-таки двигаюсь я относительно неплохо…»
«Я забываю о том, что Эмилия мертва, а потом вдруг так больно становится!..»
«Ой, нет, я похожа на шкаф, на неповоротливого слона…»
«Мы с Андреем еще минут десять тут потусуемся – а потом укроемся в засаде…»
«Катя – умница, она такая грациозная…»
«У мужиков с пластикой хуже, чем у женщин. Вот слоны-то!..»
«Вернусь в Москву – пойду на танцы в какой-нибудь клуб…»
«Какой у Ганса мрачный взгляд – ну точно маньяк! Или он так злится потому, что сбивается со счета?..»
Мысли Лики Вронской были обрывочными, короткими и преимущественно трагичными – в ритме нервного танго, которому Катя решила посвятить свой танцевальный урок.
– Может, лучше что-нибудь другое поставить? – робко предложила Вронская, испугавшись первых звуков печальной страстной мелодии. – У меня от этой музыки мурашки по телу бегают.
– Так это же прекрасно! Музыка и должна находить отклик в душе. – Катя бросила на Андрея выразительный взгляд: – Правда, Андрей?
Он быстро кивнул и отвернулся. Изучившая мимику своего бойфренда Лика невольно улыбнулась: такие страдальческие морщинки в уголках его губ вообще-то свидетельствуют о том, что никакого отклика в душе у Андрея (как и у большинства мужчин, к сожалению) танго не находит. Давно канули в Лету те времена, когда умение хорошо вальсировать считалось важным и необходимым качеством настоящего джентльмена. Теперь представителям сильного пола больше нравится валяться на диване и «под пиво» смотреть футбольный матч; в крайнем случае они вдохновятся горными лыжами или каким-нибудь другим экстремальным видом спорта. А вот танцы – увы и ах, хотя с точки зрения эстетики это было бы так красиво: влюбленная пара, кружащаяся под медленную мелодию… И еще на лице Андрея промелькнуло выражение досады. Он явно почувствовал, что Катя начинает строить ему глазки, и никакого удовольствия такое повышенное внимание с ее стороны ему не доставило. Что, конечно, не может не радовать его спутницу!
Урок танцев длился уже минут двадцать.
После разминки Катя показала им первые шаги.
Мысли Лики рвутся-ломаются и через минуту практически исчезают.
Невозможно одновременно смотреть на Катю, следить за собственным отражением в зеркале, поглядывать на старательно вышагивающих в ритме танца Ганса и Андрея и пытаться думать о поимке преступника.
Или рассуждения резко обрываются, или ноги перестают двигаться. А ей все же хочется даже в эту минуту выглядеть не совсем уж коровой на льду – любимый мужчина рядом. Да, он тоже танцует далеко не идеально, но как же было бы здорово поймать его восхищенный взгляд!
– Ну вот и все, основные движения мы разучили, – провозглашает Катя, откидывая назад длинные шелковистые волосы. – Теперь пробуем в паре!
«Впрочем, ладно, – успела подумать Лика за те мгновения, когда к ней приблизился Андрей и пригласил на танец, – мы ведь с ним уже все решили, определили место для засады. Возле помещения для танцкласса растет пышный цветущий кустарник, за ним нас не увидят, зато студия оттуда просматривается идеально. Я уже почти не сомневаюсь, что убийца и вор – именно Ганс: он не может выполнить правильно ни одного движения, явно голова не тем забита…»
Вронская собиралась сказать Андрею, что надо станцевать первую простую связку, а потом она сделает вид, что подвернула ногу – веский повод, чтобы прервать занятие. Но…
Прекрасная музыка, любимый мужчина рядом…
Конечно, Катя показала им лишь самые простые движения и основные шаги. И все-таки это создает иллюзию, что они танцуют танго по-настоящему. Танец страстной любви вместе с любимым человеком…
Эта музыка похожа на поцелуи – сначала легкие, потом откровенно-вожделеющие, переходящие отчасти в болезненные. И эта боль нужна, и эта горечь сводит с ума…
Жара. Страсть. Еще!..
Пусть в глазах у нее темно, и не хватает воздуха, и…
Она очнулась в тот момент, когда стихла мелодия. Смущенно улыбнулась Андрею. Тот снисходительно кивнул, словно хотел сказать: «Бывает, ты вообще натура увлекающаяся».
– С ума сойти можно! – выдохнула Вронская, глядя на отражение Ганса в зеркале. Он легко наклонил голову, благодаря Катю за танец. – Ребята, а вы что, вместе танцевали?! Я вообще ничего не замечала, у меня просто провал случился во времени и пространстве.
– У тебя хорошее чувство ритма. Но заметно, что танцами никогда не занималась, хотя спортивная подготовка у тебя явно имеется, – сказала Катя.
– Лика у нас любит йогу, аэробику, тренажерный зал. Я как-то пораньше домой с работы пришел, – а мы тогда только начали жить вместе, – и чуть сознание не потерял! Стоит моя девушка какая-то вся скособоченная, наклонившись, руки вытянула, ноги непонятно где…
– Это была всего лишь поза «собаки мордой вниз», – улыбнулась Вронская. И вдруг по всему ее телу словно прошла ледяная волна.
В тишине послышались явственные истошные крики по-английски:
– На помощь! Помогите!..
– Оставайся здесь. – Андрей в два счета оказался у двери, повернул голову: – Вы все оставайтесь здесь!
– Ага, сейчас, – пробормотала Вронская, глядя в окно на удалявшегося бойфренда. Ну вот, пожалуй, теперь он отошел на достаточное расстояние, можно потихоньку идти за ним следом. – Катя, пошли со мной!
Преподавательницу танцев долго уговаривать не пришлось. С опаской посмотрев на Ганса (тот, усталый, какой-то опустошенный, уселся прямо на пол. Он не выглядел взволнованным или испуганным, но, похоже, силы стремительно покидали его), Катя схватила Лику за руку и возбужденно зашептала:
– Мне кажется, кричат со стороны бассейна. Андрей направился туда. Я думаю, это Стивен орал. Похоже, его был голос.
– Так он же вроде спать лечь собирался?! – охнув, пробормотала Вронская. – Только бы с ним все было в порядке, у него ведь жена беременная! Мне-то пришлось в свое время всю беременность без помощи отца ребенка выдержать, от начала до конца, – малоприятная штука!
– Не волнуйся, если он так орет, значит, живой, – предположила Катя, замедляя шаги. – Подожди пять секунд, я туфли танцевальные сниму. Плясать в них классно, а вот по дорожкам бегать – не очень. Боюсь их повредить, это последняя пара. Это чудо, что у меня в помещении танцевального класса имелась эта пара…
Андрей, словно почувствовав взгляд Лики, вдруг обернулся. Прищурившись, он погрозил ей кулаком и сделал знак: догоняйте, мол. И быстрым шагом двинулся вперед.
«Представляю, какую головомойку Андрей мне в номере устроит, мало не покажется. – Вронская старалась идти побыстрее, однако уставшие после танцев ноги давали о себе знать. – Ох, как тревожно! Крики стихли. Только бы со Стивеном все было в порядке!»
Через минуту Лика резко остановилась, словно внезапно наткнулась всем телом на стену.
Ну и картина! Господи…
На голубой глади подсвеченной воды в бассейне покачивалось чье-то тело. Оно держалось на плаву благодаря веревке с бело-красными пластиковыми мячиками-поплавками, отгораживавшей глубокую зону бассейна от его мелкой части.
И – никаких признаков жизни. Ну, точно – утопленник…
Андрей бросился в воду, доплыл до тела Стивена (а это действительно именно он: американец пришел на ужин в одежде, напоминавшей о цветах украинского национального флага, – в желтой майке и голубых шортах), похлопал его по щекам…
– Смотри, да он живой! Уже и сам плывет! – радостно воскликнула Катя.
Она права: американец явно приходит в себя, выплевывает воду, уверенно гребет к лесенке.
Выбравшись из бассейна, Стивен пытается что-то объяснить, но его тело сотрясает сильная дрожь: зубы клацают, невозможно разобрать ни слова в потоке то ли возгласов, то ли всхлипов.
– Вот, держи. – Андрей подхватывает с шезлонга свою майку, которую, оказывается, он успел сбросить перед тем, как прыгнуть в воду. – Полотенца нет, но хоть что-то…
Через пару минут американец наконец объясняет, что произошло…
Бандиты забрали его фотокамеру.
Под рукой у него не было ничего: ни любимой «зеркалки», ни самой простой «мыльницы», ни хотя бы сотового телефона.
Но настоящего фотографа это остановить не может.
– Сегодня вечером был потрясающий закат… Розовая светящаяся лента падала в море, она была такой необычно яркой! Дженни легла отдыхать, а я все стоял у окна и смотрел. А потом я понял – надо увидеть эту ленту с какой-нибудь высокой точки.
«Да, ракурс оттуда получился бы офигенный! Понимаю! – мысленно прокомментировала Вронская, сочувственно глядя на промокшего, взлохмаченного Стивена. – Сама такая же. Хотя нет, наверное, Стивен все-таки зависит от этого наркотика в большей степени. Обожаю фотографировать! Иногда случайно удается сделать такие кадры, что мне хочется бросить все, пойти в фотошколу, сменить профессию… Жизнь невероятно красива, и, если это удается отразить в фотографии, равнодушным остаться сложно. Все произошедшее в общих чертах уже ясно. Американец полез на вышку практически в темноте. Да, бассейн-то подсвечивается, а вот вышка для прыжков не освещена, эстетики никакой, да и не дело это – по ночам в воду сигать… Стивен забрался туда, оступился и чуть не свернул себе шею».
– …И тогда меня толкнули, – перевела Катя, выразительно поглядывая на Андрея.
Толкнули?!
То есть речь идет не о несчастном случае?!
– Вы видели того, кто это сделал? – по-английски уточнила Лика.
Но Стивен лишь развел руками:
– Не видел! От неожиданного удара о воду у меня свело судорогой ногу, я попытался плыть, потом понял, что тону. Как-то добрался до опоры и, наверное, даже ненадолго потерял сознание. Я был не в том состоянии, чтобы смотреть по сторонам.
– Эй, ты куда?! – Рука Андрея захватила воздух в каком-то миллиметре от ускользнувшей Лики. – Тоже захотела поплавать на ночь глядя?!
Не обращая внимания на возгласы бойфренда, Лика поднялась на вышку, вгляделась в светящийся диск воды, в чернильную темноту, пахнущую морем…
Разобраться бы поскорее в этом лихорадочном круговороте мыслей!
Итак, у основного подозреваемого, Ганса, – стопроцентное алиби. Он был в танцевальном классе, когда Стивен позвал на помощь.
Американец – потерпевший.
Салах тоже не подозреваемый, а потерпевший: ведь у него украли сумку.
И Катя потерпевшая, и Эмилия, и…
– Все ясно – на острове прячется кто-то посторонний! – прошептала Лика, спускаясь с вышки. – Кто способен подстроить все эти «случаи»? Кристина, Дженни?.. Эти женщины никак не подходят на роль преступниц. И Эмилия намекала – на острове остался кто-то из бандитов. Какой-то больной, которому нравится воровать, убивать, пугать людей, играть у них на нервах…
Наступив на что-то в темноте, Вронская нагнулась – и ахнула.
Любой следователь назвал бы это важными уликами.
На земле лежали два предмета – кухонный нож и небольшая заколка-невидимка Эмилии, которой она прихватывала сбоку свою длинную челку.
Теоретически возможно, что заколка оказалась тут случайно, что француженка потеряла ее раньше. Ведь, как правило, такие заколки продаются в комплекте по нескольку штук. Эмилия могла потерять одну и взять из своих запасов другую. Или, возможно, эта заколка просто похожа на ту, которой пользовалась Эмилия. Мало ли женщин отдыхало в этом отеле! Завалилась «невидимка» за камень сто лет назад – и лежала себе. Подметают дорожки, чистят бассейн, а этот клочок пространства, если сюда туристы случайно не бросят какой-нибудь мусор, не нуждается в частой уборке.
Но вот нож… он вряд ли оказался здесь случайно. Такую вещь просто так с собой никто не носит!
Кухонный нож… Он точно из того кухонного комплекта, это имущество отеля.
Получается, что этот случайный бандит забрался даже в кухню? Или в произошедшем все-таки виноват кто-то из туристов?
– У меня сейчас взорвется мозг! – пожаловалась Лика окружающим, молча стоявшим вокруг нее. Все растерянно разглядывали ее находки. – Нож – из кухни отеля, заколка – Эмилии.
– А это я взял нож из кухни, – вдруг заявил Стивен. – Я хочу защитить себя и свою женщину. Верните мне эту штуковину, пожалуйста!
Вронская, протягивая ему нож лезвием вниз, пожала плечами:
– Да пожалуйста! А заколка не вам, случайно, принадлежит?
– Нет, конечно! У Дженни сроду не было ничего похожего.
– Зато у француженки было, у Эмилии. – Лика буквально впилась глазами в лицо американца, пытаясь понять его отношение к последней фразе. Но никакой мимической реакции не последовало. Похоже, в настоящий момент его волновали исключительно собственные проблемы.
– Я ничего не понимаю! Кому понадобилось устраивать покушение на Стивена?! – Андрей обнял Лику за плечи и вздохнул. – Рационально все это не объяснить.
Рационально?!
Вронская вдруг вздрогнула, как от удара электрическим током.
Если нет рациональных объяснений, может, надо прибегнуть к иррациональным?
Да, это неплохая мысль. Надо как следует ее обдумать. В конце концов, выбор невелик, версий – кот наплакал. А слабая ниточка лучше, чем вообще никаких действий и усилий…
* * *
«Мне лучше, – констатировал Ганс, расхаживая по своему номеру. Машинально он взял пульт, нажал на кнопку и выругался: то место на стене, где недавно висела огромная «плазма», теперь выделялось более ярким прямоугольником краски. – Хотя, конечно, за ужином, когда Катя сделала свое заявление, я здорово перепугался. Я тогда быстро убежал от нее, но все-таки она действительно могла меня заметить… Слава богу, все обошлось! Я правильно сделал, что пошел на этот дурацкий урок танцев, абсолютно неуместный с учетом всего произошедшего. Катя ни в чем не уверена. Она даже не подозревает меня, не боится».
Остановившись посреди комнаты, он нахмурился, вспоминая свои недавние эмоции и ассоциации.
Конечно, танго – непростой танец, и музыка здорово отвлекает.
Но все-таки в тот момент, когда его ладонь поддерживала тонкую спину танцовщицы, к нему пришло совершенно четкое понимание: Катя доверяет своему случайному партнеру, она спокойна и расслаблена.
Никого эта девушка не видела, ни в какую полицию она не пойдет!
Возможно, русская женщина, Лика Вронская, что-то подозревает – все занятие она пялилась на него в зеркало, что-то высматривала, выглядывала… Но не пойман – не вор.
«Так что по этому поводу можно не волноваться. – Ганс лег на постель, подложил руки под голову, с наслаждением вытянулся – спина устала во время танцевального занятия. – Но что меня действительно волнует – так это венец. На острове происходит что-то непонятное. Когда я услышал вопли Стивена, у меня ноги подкосились. Но только не потому, что я так распереживался за его судьбу! Ладно эти люди, туристы, в конце концов, мне нет до них никакого дела. Но ведь сокровище бесценно: возможно, эта вещь имеет огромное значение для истории, а никто этого не понимает! Надо что-то делать, надо спасать раритет. Если Салах не врет и украшение действительно пропало (а может, он специально сделал вид, что венец исчез, начал предъявлять всем обвинения, предупреждая возможность настоящей кражи), необходимы самые активные и решительные действия!»
Ганс поднялся, побродил по домику, прикидывая кандидатуры возможных похитителей. Но ничего путного в голову не шло, никто из присутствующих на острове на роль вора явно не подходил.
Потом немец зачем-то полчаса терзал выключатель, выщелкивая вспышками разной длительности сигнал SOS.
– Три короткие вспышки – три длинные, три короткие… Я подаю сигнал бедствия, может, его увидят случайно с моря или с воздуха, – бормотал Ганс, педантично орудуя кнопкой. – Скорее бы пришла помощь! Надеюсь, похититель спрятал сокровище в надежном месте и оно не пострадает!
Тревога его не унималась, наоборот, становилась сильнее и сильнее.
Где спрятан венец?
Кто его украл?
Это старинная вещь, она должна храниться в определенных условиях. А если грабитель спрятал ее рядом с морем? От сырого ветра и перепада температур камни могут потускнеть.
Нет, надо срочно что-то делать!
Ганс пригладил рыжие волосы, накинул на плечи одеяло (ночи на острове были довольно прохладными) и вышел из домика…
* * *
«…Почему-то я чувствую себя невероятно сильным.
И очень-очень счастливым. Конечно, жаль, что мою драгоценность украли. Но в этот же день я приобрел то, что дороже всего золота мира, – я получил любовь Кристин.
Возлюбленная моя прекрасна! Ее волосы пахнут цветами, а губы у нее слаще рая. Когда я увидел Кристин без одежды, мне показалось, что я сплю. Потому что в реальной жизни не бывает таких красивых, манящих линий.
Знакомство с ее телом стало для меня самой чистой и искренней молитвой. Я готов вечно поклоняться моей богине, ласкать, целовать ее, слушать бессвязный шепот, умирать от ее прикосновений.
Но самое главное не это.
Кристин любит меня!
Я вдруг ощутил это так же явственно, как чувствую любовь моей матери и сестер.
За одно-единственное мгновение Кристин полюбила меня. И эта взаимность изменила все.
Наверное, и я полюбил Кристин, как только ее увидел. И я хотел быть с ней, хотел заботиться о ней. Я стремился к этому всей своей душой, но я не верил, что у меня это получится, что Кристин все это мне позволит.
Мы еще не говорили с моей любимой о будущем.
Но в ту секунду, когда я почувствовал тепло ее любви, я понял: прежнего Салаха больше нет.
Я больше не жалкая проститутка с Порт-эль-Кантауи.
Я больше никогда не стану продавать свое тело.
Я стал сильным, очень сильным!
Да, в моих карманах по-прежнему нет ни гроша. Ну и что! Пусть в Тунисе невозможно найти работу, пусть у меня нет средств для того, чтобы начать свой бизнес.
Я уеду из этой страны, я возьму кредит, я сверну горы, но я буду с Кристин, и у нашей семьи появится все необходимое для нормальной жизни.
Ее любовь сделала меня сильным мужчиной.
У меня такое чувство, что теперь я взлетел на вершину горы, с которой виден горизонт, а раньше я стоял у подножия этой горы и ничего не видел.
Мне есть ради чего жить теперь – ради Кристин.
Моя любимая спит.
Отдыхай, моя милая!
Я позабочусь обо всем.
Я никому не позволю нас обворовывать.
Венец исчез, но я уверен, что найду его.
Я найду наше украшение, я напишу самую лучшую книгу, я сделаю все – только бы ты была счастлива…»
Салах шагал по дорожке, вдыхал полной грудью свежий соленый воздух – и улыбался.
Каким невероятным образом изменилась его жизнь!
Теперь все-все будет по-другому, не так, как раньше.
Эмоции переполняют его душу, и ему хочется говорить о них, хочется писать.
Мысли сами собой складываются в строчки книги.
Но еще не время уединяться с КПК.
Сначала надо найти свое украшение, доказать и самому себе, и Кристин – никому не позволительно воровать что-либо у Салаха!
«Я думаю, венец взял Ганс. – Парень нагнулся, чтобы завязать шнурок. – Он за обедом у меня эту сумку чуть ли не выхватывал из рук. Потом, наверное, дождался, пока мы с Кристин уснем, забрался в наш домик… Надо припугнуть его хорошенько, и он сразу расскажет, где спрятал мое украшение!»
Он сделал вперед еще пару шагов.
А потом из темноты вдруг выскользнула чья-то тень, и бок Салаха вспорола острая боль.
– Ты? Но почему?.. – прошептал парень, когда показавшаяся между облаками луна вдруг осветила лицо склонившегося над ним человека.
Вместо ответа последовал еще один удар ножом, и через секунду весь мир выключился.
* * *
В комнате для персонала, располагавшейся за стойкой рецепции, были созданы все условия для спокойного отдыха: окна плотно закрывались, дверь защелкивалась на замок, включенный в режиме небольшого обогрева кондиционер распространял тепло, а широкий кожаный диван оказался очень удобным.
Но заснуть Катя все равно не могла. Теперь, когда больше не было необходимости общаться с другими людьми, она стала осознавать: с Сергеем действительно все кончено. Он оказался плохим, ненадежным попутчиком, и придется ей дальше идти по жизни самостоятельно.
Днем это решение – расстаться – казалось ей таким правильным и логичным. В душе ее вдруг словно вспенилось что-то, похожее на эйфорию. Думалось о том, что в двадцать пять лет у нее есть все шансы быстро найти нового кавалера, и даже хотелось немного пофлиртовать с Андреем (в рамках приличия, конечно, все-таки мужчина несвободен).
Но теперь, в эту первую ночь без Сергея, разрыв не казался ей больше ни правильным решением, ни таким уж простым делом. Наоборот, возникло впечатление, что без Сергея ничего у нее не получится, что это просто невозможно – танцевать без него, улыбаться, радоваться жизни…
Все ее тело бьет мелкая дрожь. По раненой руке пробегают электрические искры боли. Но самые болезненные ощущения почему-то сконцентрировались в животе. Возникает такое впечатление, словно острый нож вспарывает ее брюшную полость и кромсает ее внутренние органы.
«Да, совершенно точно – моя любовь к Сергею «живет» в животе, – простонала Катя, поглаживая ладонью свой плоский животик. – Когда я узнала о его измене, мне тоже казалось, что меня буквально выпотрошили, вывернули наизнанку. Ну, не знаю, может, я неправильно устроена? Ведь считается, что любовь живет в сердце. А у меня – в животе, теперь я в этом не сомневаюсь».
Она старалась не думать о Сергее, но, как назло, память устроила ей «слайд-шоу».
Вот его первый взгляд перед признанием в любви – взволнованный, решительный. Какое тонкое и гибкое у него тело… И губы потрясающие – красивой формы, яркие, с четким контуром, когда они приоткрываются, видны ровные белые зубы, и правда жемчужины…
«Я просто травлю себе душу, – простонала Катя, поворачиваясь на бок. Может, в этом положении боль не будет терзать ее так мучительно? – Мне надо думать о том, что из моей жизни скоро исчезнет подлец, использовавший меня! Что я встречу настоящего, хорошего парня, и он сделает меня счастливой. Хорошо, что истинное лицо Сергея открылось мне именно теперь, – сейчас у меня еще есть время все исправить, у нас нет детей, которые пострадали бы в этой ситуации».
Ее мысли прервал стук в дверь.
– Катя, любимая, это я, открой, пожалуйста. Какой же я идиот! Вот что водка с людьми делает. Мне страшно вспоминать, что я наговорил тебе. Катя!
Сережкин голос.
И те самые слова, которые ей так хотелось услышать.
Боль в животе уже прошла, как будто ее и не было вовсе.
Один шаг к двери, щелчок замка, и все можно исправить. Все можно вернуть на круги своя, и опять будут любимые губы, и нежный, тонкий, «чайный» аромат его кожи, чуткие Сережины пальцы, ласкающие ее длинные волосы.
Но только… Все это иллюзия – его любовь. Не зря говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
А с другой стороны, зачем ей эта правда, от которой становится так больно, что невозможно ни вздохнуть, ни пошевелиться?..
* * *
Андрей все еще избегает откровенных ласк: поглаживает ее по руке, отводит от лица прядь светлых волос, легонько целует ее в висок, просто смотрит прямо в глаза.
В его взгляде проскальзывает почти демонстративное равнодушие. Почти. Но на самом деле он просто притворяется. Делает вид, что до вспышки сексуального безумия – как до другой галактики. И это свидетельствует только о том, что схождение лавины началось, оно уже происходит…
Как же ее заводит эта якобы равнодушная нежность! Поцеловать бы сейчас Андрея в губы! Прижаться к любимому телу, медленно освобождая его от одежды, дразня его нарочито неторопливыми прикосновениями…
Собрав всю силу воли, Лика встает с постели и усаживается на пуфик.
– Андрей, не приставай ко мне, пожалуйста! Сейчас у меня голова другим забита. Я хочу подумать. Мне пришло на ум несколько идей, надо их проверить и…
Слова заканчиваются.
Потому что Андрей уже рядом, его пальцы ласкают ее щиколотки, колени, бедра, легко пробираются под «ниточки» трусиков-стрингов.
– Продолжай, что же ты замолчала? – И его дыхание щекочет ее кожу. – Тебе так нравится? Скажи, нравится?
– Нет. Ни капельки.
– Тогда почему ты вся дрожишь?
Все, момент для бегства упущен.
Устоять на краю пропасти ей уже не удастся.
Что ж, падать – так падать!
Может быть, это безумие смоет, унесет прочь все ее страхи и волнение, разъедающие душу?
Лика стаскивает платье, тянется к брюкам Андрея, целует его губы, плечи, живот…
Потом, когда волна возбуждения откатывает и действительность вновь приобретает реальные очертания, Андрей довольно улыбается:
– Сейчас к нам прибегут спасатели!
Облизнув пересохшие губы, Лика вопросительно поднимает брови.
– Ты кричала громче, чем Стивен. Акустика здесь превосходная, – поясняет он.
– Принеси мне тогда халат, пожалуйста. А то как-то неудобно перед спасателями нагишом ходить.
– Ходить? Чего это ты ходить надумала? – интересуется Андрей уже из ванной. – Спать ложись, неугомонная!
– Мы пойдем спать, только сначала сделаем кое-что.
– Еще кое-что сделаем? Я не против. – Андрей набросил на плечи стоявшей у стола Лики халат. – Знаешь, я себя прекрасно чувствую! Готов к новым подвигам!
Вронская предусмотрительно отскочила от бойфренда.
Ну уж дудки, во второй раз она в эту ловушку не угодит! Она подошла к висевшему на стене бра и с силой потянула за шнурок. Он оторвался.
– Отведай же, гад, силушки богатырской, – прокомментировал Андрей ее действия. – Так, я не понял: ты что, тумбочку разломать надумала? Ты почто мебель крушишь?!
– Я немножко, – пробормотала Лика, пытаясь снять декоративное колечко, за которое выдвигался ящик тумбочки. Сломаю ее совсем чуть-чуть, и все… Ой!
Пока она дула на оцарапанный палец, Андрей быстро выдернул кольцо и протянул его Лике:
– Теперь твоя душенька довольна? Можно идти спать?
Вронская быстро закивала:
– Ага, иди. И я сейчас приду.
– Плавали, знаем. – Андрей уселся на пол, прислонился спиной к кровати. – В прошлый раз, когда я всего лишь пошел в душ, ты рванула в нумера к немцу. Куда ты заберешься, пока я сплю, даже и предположить сложно. Ты же просто бешеная женщина, с тебя глаз нельзя спускать!
– Ладно, не спускай, – согласилась Лика, продевая шнурок от бра через кольцо. Повертев головой по сторонам, она подошла к пуфику, присела на корточки, оперлась локтем о сиденье. – Сейчас мы проверим наш маятник. Маятник, здравствуй, я хочу через тебя обратиться к своему подсознанию и получить ответы на все вопросы!
Андрей расхохотался:
– Явись перед нами, дух Александра Сергеевича Пушкина! Лика, неужели ты веришь во всю эту ерунду?! Ты всегда казалась мне здравомыслящим человеком! Да, после всего произошедшего на этом острове у кого угодно крыша поедет. Но общаться с духами?! Это слишком!
– Я общаюсь вовсе не с духами. – Лика нахмурилась и отложила маятник.
Нет, так дело не пойдет. В такой обстановке, с подколками и шутками-прибаутками, маятник никогда не покажет верный результат. И, как знать, может быть, неверие Андрея тоже повлияет на ответы прибора. Поэтому ей придется кое-что ему объяснить…
…С кем только не приходится встречаться журналистам! Политики, актеры, певцы, интересные творческие личности, городские сумасшедшие… – выбор огромный.
Сергей, впрочем, ни к одной из этих категорий не относился. Он не был похож даже на своих «коллег по цеху» – экстрасенсов и целителей. «Такой прекрасный мальчик, суставы мне вылечил, – хвалила его читательница, любившая позвонить в редакцию и поговорить «за жизнь». – Вы обязательно статью про него напишите, он очень хороший человек, светлый!» Лика записала для проформы продиктованный читательницей номер в блокнот и вспомнила о нем лишь через несколько месяцев, когда темы для статей вдруг иссякли и возник порыв изучить свои старые записи.
– Девушка, спасибо, конечно, за предложение пообщаться. Но вообще-то я интервью не даю, все это суета, – отозвался в телефонной трубке приятный мужской голос. – Я считаю, что журналисты ведут себя безнравственно. Слово – это огромная сила, но вы пользуетесь ею не в нужных целях. Журналисты в наше время пробуждают в людских душах все то низменное, что только имеется в человеческой натуре. Так что без комментариев.
«Как странно, – пронеслось тогда у Вронской в голове. – Обычно все эти экстрасенсы за рекламу своих услуг бешеные деньги платят, а тут я предлагаю бесплатный пиар, а мужик отчего-то выкобенивается. Может, он не догоняет, какой тираж у нашего издания? Ну ладно, не хочет, как хочет. Буду я еще его уговаривать!»
Через несколько секунд она почувствовала что-то странное. Как будто мощная неведомая сила сканировала ее насквозь – и ее тело, и мысли, и все ее прошлое, а возможно, и будущее.
– Хорошо, дайте встретимся, я думаю, у нас все же получится интересный разговор, – неожиданно заявил ее собеседник. – Оказывается, все не так уж и плохо! Вам действительно есть о чем со мной поговорить, и это многим будет полезно узнать.
Как может выглядеть «светлый человек»? Сергей представлялся Лике пожилым, набожным, почему-то худым и бородатым. Но в кабинете появился улыбающийся качок в джинсах и свитере, с гладко выбритым черепом и сережкой в ухе. Он выглядел лет на тридцать, однако оказалось, что ему уже за пятьдесят…
Сергей не делал вида, что является неким потомственным магом, наоборот, он подчеркивал свое самое обычное происхождение – он был родом из семьи простых инженеров, и образование у него было в общем и целом стандартное – техническое. Необычными были вопросы, которые всегда его волновали.
– Мне никогда не хотелось быть таким же, как все, – просто зарабатывать деньги, создать обычную семью… Но я точно знал: я должен понять, зачем люди живут, как устроено наше здоровье, почему с нами происходят те или иные события, – рассказывал он изумленной Лике. – И я учился у самых разных людей: бабушек-знахарок, у специалистов по травам, йогов, массажистов… И я понял: так называемые экстрасенсорные способности может развить у себя любой человек. Конечно, есть какой-то, так сказать, «базовый пакет», который дается нам с рождения, – у кого-то он сильнее, у кого-то слабее. Но очень многое зависит и от регулярных тренировок. Это как с бицепсами: занимаешься с гантелями, и мышцы укрепляются.
– Да ладно вам, – усомнилась Лика. Ее живое воображение мигом нарисовало ей следующую картину: она – могущественная целительница, избавляющая страждущих от мучений. – Вы хотите сказать, что даже я могла бы стать экстрасенсом?
Сергей кивнул:
– Теоретически – да, у вас большой потенциал. Но практически пока вам это не нужно. Впрочем, если хотите, у меня есть школа… так, занимаюсь с некоторыми интересующимися этими вопросами людьми… Вы можете поприсутствовать на наших тренингах.
В конце интервью Вронская уже точно знала, что обязательно поедет на занятия к Сергею. Этот человек заинтересовал ее как личность, хотелось узнать о нем больше. Он говорил об очень правильных вещах – о том, что люди нынче слишком уж увлекаются всем материальным и не думают о душе; о том, что здоровье человека – это закономерное отражение его мыслей и образа жизни; о том, как мало людей принимают осознанные решения – большинство живет стереотипами…
Конечно, где-то, в глубине ее души, шевельнулись и опасения. А вдруг этот Сергей – ловкий мошенник, просто основал свою собственную секту и заманивает туда людей?
Но после первых же занятий все ее сомнения рассеялись. Экстрасенс занимался со своими учениками бесплатно. И за целительство он тоже денег не брал.
– Как же вы тогда живете? На какие средства? – невольно вырвалось у Лики.
Сергей пожал плечами:
– Я живу прекрасно! Сама жизнь дает мне все, что нужно. Наши потребности на самом деле весьма скромные…
Впрочем, она быстро привыкла к странностям своего учителя. В его поведении было много непонятного, какие-то его ремарки казались туманными, но Лике просто пришлось смириться с тем, что она способна постичь далеко не все.
Вообще логическое мышление в школе не очень-то жаловали. Сергей стремился объяснить, что, «отключая голову», можно получить доступ к огромному количеству «ресурсов» – к собственной интуиции, подсознанию, источникам энергетической подпитки…
Занятия медитацией, несложные физические упражнения, корректировка питания и образа мыслей неожиданно принесли быстрые результаты.
Лика удивлялась самой себе – буквально через пару уроков она научилась без особых усилий избавлять и себя, и своих друзей от некоторых легких недомоганий: насморка, кашля, головной боли.
И был огромный азарт – идти вперед, развивать свои экстрасенсорные способности, заниматься все больше и больше.
Но вместе с тем появилось и совершенно четкое понимание: этот путь в конечном итоге ведет к целительству. К определенному, весьма суровому, затворническому образу жизни, к отказу от вещей, доставляющих радость большинству людей, – начиная от просмотра телевизора и заканчивая употреблением алкоголя и кофе. По-другому не выйдет, это невозможно – соблазны мешают концентрации. Лечит не сам экстрасенс – это Бог, Высшие силы помогают человеку обрести утраченное здоровье через действия целителя. Экстрасенс – лишь проводник. Однако этот проводник, с учетом специфики его деятельности, должен быть чист, идеален, безупречен, спокоен…
Но как же… как же тогда жизнь? Во всех еще не познанных ее проявлениях?
Ведь столько желаний возникает – совершенствоваться как журналисту, путешествовать, любить, рожать детей…
«Сергей все это знал, еще когда мы познакомились, – поняла Лика, принимая неожиданно непростое для нее решение – прекратить занятия с экстрасенсом. – Он с самого начала знал, что во мне слишком много страстей, энергии, жизни. Я не готова отойти от всего материального, пока еще не готова. Возможно, мне вообще никогда не удастся решиться на такой шаг – вести аскетический образ жизни…»
… – Так, я не понял, – перебил Андрей Ликин рассказ, – что это еще у нас за гуру такой имеется?! А почему ты мне раньше ничего о нем не говорила? У тебя такое лицо вдохновенное делается, когда ты о нем вспоминаешь! Ты что, до сих пор с ним тусуешься? Смотри, если узнаю, что ты в него влюблена, ноги повыдергиваю и тебе, и экстрасенсу этому!
Вронская изумленно захлопала ресницами.
Она влюблена в Сергея?! Да Андрей сошел с ума! Сергея вообще нельзя было воспринимать как мужчину – он этого просто никому не позволял. Казалось, общаясь с кем-либо, он отключал все эмоции – и собственные, и чужие. Но в духовном плане, конечно, Сергей – очень значимый человек. Он показал Лике некоторые направления и ориентиры, скорректировавшие ее жизнь…
– Не смей меня ревновать! Впрочем, я тоже далека от идеала – ревновала тебя к Кате.
– Да ты что?! К этой вешалке ходячей?
– Она все-таки моложе меня… Да ты сам-то хорош! Что это с тобой сейчас было, пятиминутка ревности?! Ладно, я отвлеклась. Так вот, на этих занятиях мы выполняли разные упражнения. Очень мне запомнилось, как надо было, сосредоточившись, рассказать все о сидевшем рядом незнакомом человеке – какая у него семья, профессия, увлечения… Как ни странно, я умела многое угадывать. И еще, Сергей учил нас работать с маятником. Никаких духов мы, разумеется, не вызывали. Работая с маятником, мы обращались к собственному подсознанию. Экстрасенс рассказывал, что наше подсознание намного мудрее сознания, оно знает ответы на все вопросы. Надо просто сосредоточиться и обратиться к нему…
– Слушай, Кассандра, так что же ты раньше молчала?! Давай скорее бери свой маятник и поинтересуйся, кто тут все эти фокусы устроил и когда нас вытащат отсюда!
Лика едва заметно пожала плечами.
Почему она вспомнила об этой технике именно теперь? Да это же очевидно – потому что пришло ее время и она может помочь.
Память любого хорошего журналиста – это в принципе архив знаний из самых разных областей: нечасто используемые иностранные языки, и какие-то психологические семинары-тренинги, и знания по рекламе, и целая куча информации на любой вкус, почерпнутой из различных источников.
Иногда и под пытками не вспомнишь о каких-то сведениях. Но в нужную минуту… Откуда что берется?..
Так и сейчас: архив вдруг «распаковался».
И теперь очень важно вспомнить, как отключаются эмоции – иначе маятник покажет неверный результат…