Глава 8
– Слушай, а ведь это тема! – Андрей оживленно потер руки. – Когда мы отсюда выберемся, ты мне с этим маятником здорово поможешь. А что, ему вообще любые вопросы можно задавать? Например, стоит ли заключать договор, кинет ли тебя партнер – да? И ответы будут на все сто пудов достоверные?
– Нет. Именно эти вопросы задавать нельзя.
– А почему?
– Потому что вопросы такого типа касаются будущего или личной выгоды. Ну, то есть нет, мотивы личной выгоды могут сквозить и в других вопросах – например, о том, какое питание тебе подходит или какой именно вид физической нагрузки. Информация, полученная с помощью маятника, должна идти на пользу развитию личности, а не укреплению ее благосостояния. Например, используя маятник, невозможно выбрать выигрышный лотерейный билет.
– Обидно…
– А на мой взгляд, это совершенно логично! Кстати, ты не думал о том, что в слове «богатство» – тот же корень, что и в слове «бог»? Живешь правильно – получаешь с неба пряник.
– А если живешь неправильно – и все равно получаешь пряник? Среди моих состоятельных знакомых полно мерзавцев.
– Я думала об этом. В этом случае получается пряник не от бога, и в итоге он все равно окажется невкусным и не принесет человеку ничего хорошего. Ладно, Андрей, хорош трепаться. Мне надо сосредоточиться.
Она уселась поудобнее возле пуфика, положила кольцо на шнурке на ладонь (Сергей объяснял: так надо, чтобы напитать маятник своей энергией) и закрыла глаза.
Как ее учил экстрасенс настраиваться на работу с маятником?
Наши органы чувств дают нам массу информации.
Сознание воспринимает только часть ее. Подсознание знает все.
Каждый человек обладает знаниями по всем важным вопросам.
Надо только сосредоточиться, научиться слушать свое сердце.
И еще: очень важно отключить эмоции, войти в состояние внутренней пустоты…
– Я готова выслушать любой ответ, каким бы он ни был. Самое главное, чтобы он был верным, – прошептала Вронская, медленно открывая глаза.
Она поставила локоть на поверхность сиденья, зажала шнурок в пальцах, мысленно поздоровалась с маятником и своим подсознанием и заранее поблагодарила их за ответы.
– А теперь, маятник, покажи мне: какие движения будут означать «да»?
Кольцо, вздрогнув, пришло в движение, закачалось по отвесной линии: то по направлению к Лике, то от нее.
– А как ты скажешь «нет»?
После секундной паузы кольцо завращалось против часовой стрелки.
«Ничего не изменилось, все как было во время моих занятий в его школе, – промелькнула мысль. – У каждого человека индивидуальные знаки маятника, и, похоже, они не меняются. Помню, как-то раз рядом со мной сидел мужчина – у него маятник показывал утвердительный ответ так, как у меня – отрицательный. Варианты движений маятника могут быть разными, но они, видимо, все же не меняются. По крайней мере, у меня через много лет он делает точно такие же движения».
Стараясь притушить эмоции, Лика прошептала:
– Маятник, находятся ли на острове посторонние люди?
Быстро и уверенно кольцо закрутилось против часовой стрелки.
– На острове присутствуют только туристы?
Маятник меняет свой ход: покачивается в вертикальном направлении.
– Спасибо, очень хорошо. Посторонних нет… Маятник, скажи… это Ганс убил Эмилию?
С кольцом начинает твориться что-то невероятное: маятник описывает эллипсы, меняет направления.
– Это танцор Сергей убил Эмилию?
Ответ аналогичный – непонятный.
– Это американец убил Эмилию? Кристина? Дженни?..
Кольцо словно взбесилось: его движения меняются каждую секунду, но ни «да», ни «нет» не говорит.
В отчаянии Лика воскликнула:
– Маятник, ты издеваешься надо мной?!
И вот кольцо вращается против часовой стрелки, уверяя: никаких издевательств.
Отбросив с лица волосы, она уточняет:
– Посторонних на острове нет?
Ответ: «нет».
– Никто из туристов не убивал Эмилию?
Кольцо опять нервно дергается.
И в этот момент Лику осенило.
Все это, конечно, очень странно, но…
Ведь труп француженки не нашли! Возможно, маятник не может дать конкретный ответ по той причине, что Эмилия… что Эмилия жива?!
– Эмилия жива? – спрашивает Лика, с досадой отмечая: какое там спокойствие, сердце у нее стучит как сумасшедшее!
Сначала маятник говорит «да», но потом начинает показывать «нет».
– Эмилия умирает?! О господи…
Получить утвердительный вопрос на этот ответ ей не хотелось бы. Но он получен. А это значит – нельзя терять ни минуты!
– Андрей, – попросила Лика, – слушай, принеси, мне, пожалуйста, из гостиной папку, она возле телефона лежит. Там должен быть план территории.
Через минуту она расправила карту на поверхности пуфика.
– Где Эмилия?
Лика чувствует, что ее охватывает невольное волнение.
Для работы с картами маятник должен быть другой – с заостренным кончиком, который четко указывает направление.
Да, так и есть – кольцо качается туда-сюда, но разобраться с тем, что маятник хочет сказать, непросто.
Может, попробовать по-другому – вопросами?
– Эмилия сейчас находится на пляже?..
– Эмилия в подвале?..
– Эмилия возле бассейна?..
Но маятник дает отрицательные ответы, и это вызывает такое отчаяние, что Лика откладывает его в сторону.
Надо подумать. И успокоиться.
Нервы у нее уже на пределе – возможно, именно это и мешает получить правильный четкий ответ…
* * *
«Я умираю, – понимает Эмилия Мюрье, чувствуя, как с каждой минутой силы покидают ее. – Он все-таки добрался до меня! Добрался и смертельно ранил. Не добил только потому, что решил – жертва мертва. Я понимаю: надежды на помощь почти нет. Но как же сильно мне хочется жить! Надо верить, верить и не сдаваться – меня найдут, мне помогут. Только вера сейчас поможет мне сохранить жизнь… Все получилось как в моей собственной инсценировке: нож в груди, лужа крови. Только теперь это не игра, все происходит на самом деле…»
…А маньяк на острове действительно был.
Только не за пределами ресторана, а прямо внутри.
Расположился за столиком, уплетал за обе щеки, с изяществом пользуясь столовыми приборами.
Он вообще обладал достаточно хорошими манерами. Эстет сумасшедший!
Странно, что он ел с таким аппетитом.
Ведь перед его внутренним взором разливались моря крови, и острые ножи терзали беззащитную плоть, и ослабевшие жертвы стонали в муках…
Впрочем, это обстоятельство совершенно не мешало ему активно поглощать пищу и вести великосветскую беседу.
Почему в его душе накопилось столько испепеляющей ненависти?
Очевидно, она возгорелась еще в самом раннем детстве. Отсюда и все его проблемы. Ребенок слишком мал, чтобы перенести всю тяжесть какого-либо несчастья: какие-то последствия кризиса впоследствии осознаются и преодолеваются, но бîльшая часть воспоминаний блокируется подсознанием, а потом всю жизнь тлеет, тлеет в душе… Неукрощенные демоны просто терпеливо дожидаются своего часа, чтобы потом вырваться на свободу и все разрушить, испепелить, залить кровью.
Триггером, спусковым механизмом, активизирующим подавляемые агрессивные намерения, может оказаться все что угодно. Но, похоже, в этом конкретном случае таким триггером стала стрессовая ситуация, связанная с ограблением.
Он был унижен и раздавлен. И он жаждал реванша…
Итак, маньяк, причем откровенно опасный, находился в непосредственной близости от других людей.
Но осознать всю тяжесть угрозы, исходившей от него, мог бы разве что доктор Лайтман из сериала «Теория лжи». Вот ему ничего не надо было бы объяснять про глазодвигательные паттерны и реакцию мимических мышц на тот или иной контекст размышлений. Авторы сериала сняли очень толковый фильм – в ходе работы они явно консультировались со специалистами. Мимика человека действительно позволяет читать его мысли, как открытую книгу. Но поскольку это все преподносится через кино, то особого доверия сей тезис ни у кого не вызывает.
Во всяком случае, среди туристов, волею трагических обстоятельств оказавшихся на Бо, не оказалось никого, кто мог бы быстро и правильно отреагировать. Они все были поглощены своими собственными делами – ослабевшие после стрессов, пытавшиеся выстроить модели дальнейшего поведения. К тому же украшение привнесло новые страсти в и без того нервную ситуацию: Ганс, теряя контроль над собой, хотел заполучить венец, Салах боялся, мимика и жестикуляция Сергея тоже демонстрировали явно агрессивные намерения, выражение лица Стивена не предвещало ничего хорошего…
Но и теперь никто не осознал бы всей серьезности угрозы.
Уже были предприняты попытки что-то объяснить этим людям. Безуспешно! Пока их не ограбил персонал отеля, они вообще не верили, что бандиты вынашивали ужасные планы. Можно подумать, теперь они сразу осознали бы, что тот, кто сидит рядом за одним столом, должен, по крайней мере на какое-то время, пребывать не в ресторане, а в специализированной клинике! И принимать под контролем медиков соответствующие препараты…
Только вот маньяк… Он сразу же осознал, что его разгадали – со всеми его намерениями – в два счета. И он понял, кто именно обо всем догадался…
Такие же глаза, холодные, вспарывающие душу, словно ножом, были и у того мужчины, который как-то очень давно наблюдал за одной симпатичной одиннадцатилетней девочкой.
Худенькая темноволосая девчушка воспринимала жизнь как чудесную сказку.
У нее все было хорошо: любящие мама и папа, отличные отметки в школе. Ей все нравилось: грызть жареные каштаны, ходить с родителями в кафе, гулять по Парижу с маленьким смешным щенком.
И ей уже очень хотелось чувствовать себя привлекательной.
Как раз накануне мама подарила ей красное платье и алые лаковые туфельки. Эти яркие цвета приносили ей много радости; казалось, все прохожие только и думают: какая же хорошенькая девочка эта Эмилия Мюрье!
Конечно же, на такую красавицу обратит внимание самый лучший, настоящий принц. Он влюбится, предложит ей выйти за него замуж…
Что будет потом, Эмилия толком не знала, поэтому и мечтать ей было сложно. Конкретных очертаний у ее фантазий не было. Лишь уверенность в том, что жизнь – это красивый, увлекательный роман, который хочется читать взахлеб.
Тот мужчина… сначала он показался ей очень красивым. Конечно, он был староват для принца, поэтому ничего такого романтичного с его участием маленькая девочка себе не представляла. Ей просто нравилось смотреть на его загорелое лицо с широкими скулами, на красивый рот. Проницательный взгляд его завораживал: казалось, мужчина мог видеть все-все потаенные мысли других людей.
Мужчина жил на соседней улице, его квартира располагалась на втором этаже. На маленьком балкончике с декоративной решеткой стояло кресло. Устроившись в нем с газетой, мужчина рассматривал прохожих. Иногда в уголке губ незнакомца появлялась черная трубка, и с балкончика тогда доносился приятный запах вишневого табака, особенно вкусный в чистом утреннем воздухе.
Ощущая на себе его взгляд, идущая в школу Эмилия неуверенно улыбается. А еще она пытается немного вилять бедрами, чтобы отороченный воланами подол красного платья колыхался вокруг ее ног красивым облачком.
Наивная, никогда не знавшая боли, а потому еще не умеющая предчувствовать опасность, девочка охотно болтает с привлекательным мужчиной, соглашается зайти к нему в гости.
Ведь он пообещал угостить ее шоколадом. И потом, просто любопытно посмотреть, как выглядит его квартира.
А затем…
Нет, теперь, вспоминая те события, с учетом ее взрослого опыта, можно сказать: насильник был по-своему нежен, он не причинял ей боли, он пытался быть ласковым… Вот он аккуратно снимает с девчушки ее красивое красное платье, целует ее, онемевшую от ужаса. Вид обнаженного мужского тела, резкий мускусный запах нарастающего возбуждения, четкое понимание, что сейчас произойдет что-то ужасное, – все это парализует ее волю. И хочется плакать и кричать, чтобы пришли мама и папа и избавили бы ее от этого кошмара. Но мамы и папы нет. Только внутри что-то хрустит, и от боли у нее темнеет в глазах…
Произошедшее кажется ей таким гадким и ужасным! Весь мир становится сплошным страданием, вся жизнь – расколовшимся зеркалом. В пригоршне осколков разве что-то увидишь?..
Все какое-то ненастоящее. За собой наблюдаешь со стороны, как за героиней скучного фильма. И еще. Почему-то тебе понятно: так, как раньше, уже никогда не будет. Меняется даже вкус жареных каштанов. Точнее, не меняется – он просто пропадает.
Насильник, оказывается, все рассчитал. Он собирался покинуть и Париж, и Францию. У него был куплен билет на самолет, поэтому, отправляя домой всхлипывающую изнасилованную девочку, он ничем не рисковал. Думал, что ничем. Задержка рейса в его планы не входила. Как и тюрьма.
Впрочем, то, что преступник заплатил за содеянное, его жертв, как вскоре выясняется, отнюдь не утешает.
Изнасилование – это клеймо.
Очень хочется его смыть. Всеми силами! Ради этого можно выбрать профессию психолога и стараться наладить личную жизнь. И вновь и вновь с отчаянием убеждаться: ничего не получается, сломанная судьба ребенка не срастается, а время – очень плохой доктор. Все специалисты, якобы помогающие людям в таких ситуациях, также не могут освободить человека от тяжести мучительных воспоминаний, ограничивающих его жизнь. Профессионал может понять всю глубину боли, он знает все о малейших нюансах реакции психики. Но вытащить кого-либо из этого ада – не в его власти…
Детская боль – и вся взрослая жизнь идет шиворот-навыворот. Понимание собственных проблем мешает получить хотя бы профессиональное удовлетворение, и нет радости от работы. Есть только горькое осознание, что другой психотерапевт без такого груза прошлого, возможно, мог бы дать своим пациентам больше.
Эмилия просто смешна. Что с того, что иногда клиенты говорят ей: «Спасибо вам, вы изменили мою жизнь!» Это просто дань вежливости. Что она может изменить?! Ведь до сих пор в ночных кошмарах с нее стаскивают проклятое красное платье, и она до сих пор ни на ком не может видеть одежду этого невыносимого алого цвета.
Да даже сапожник без сапог менее жалок, чем психотерапевт без семьи. Это так ясно и понятно! Но… не вырваться за круг того давнего детского горя. Обожглась! Было очень больно. Теперь она не может довериться мужчине. Они, ее кавалеры, какое-то время пытаются это терпеть, пытаются с этим бороться. А потом уходят. Им холодно рядом с женщиной, в чьей душе всю теплоту, которую она хотела подарить миру, уничтожили в самом раннем детстве…
И вот много лет спустя все повторяется.
Тот же вспарывающий душу взгляд, та же паника уже умудренной печальным опытом жертвы.
Звать на помощь? Смешно, эти туристы ни во что не поверят, пока не обожгутся.
Нет, придется рассчитывать только на себя, на свои собственные силы.
Все-таки Эмилия уже не маленькая беспомощная девочка!
Она обладает знанием, опытом.
Лучший способ остановить маньяка – это страх.
Страх вызывает желание затаиться в надежном месте, а не наносить удары.
Убедить туристов в том, что на острове еще кто-то есть, несложно.
И маньяк тоже, кажется, озабочен и обеспокоен. Одним из первых он покидает ресторан. При всей той угрозе, которую он представляет собой для окружающих, собственная безопасность его очень волнует.
Ну и замечательно! Пусть он укроется в своем бунгало, а уж Эмилия не пропадет. Она побеспокоится о себе сама, она кое-что придумала!
Этот человек, маньяк, очень опасен: он готов убить всех, готов причинять боль без всяких причин лишь потому, что в его душе горит испепеляющий огонь ненависти. Затушить этот пожар (по крайней мере, именно такой способ рекомендуют книги в качестве терапии для лиц с пограничным состоянием психики) можно только страхом.
Да, отчасти маньяк уже напуган – сообщением о неизвестных людях, спрятавшихся на острове. Но этого может оказаться недостаточно. Так пусть же его страх станет максимальным, абсолютным… когда вдруг убьют одну из туристок, убьют… убьют Эмилию Мюрье!
Несколько часов у нее ушло на то, чтобы разработать план предстоящих действий.
Эмилия решает изобразить кровь, разбавив кетчуп соевым соусом – он сделал красную массу менее густой и придал ей коричневатый оттенок, появляющийся у окисляющейся крови под воздействием кислорода. Потом она смотрит на свое отражение в почти зеркальной кастрюле. Отлично: нож, засунутый в поролоновую прокладку бюстгальтера, создает иллюзию вонзенного прямо в грудь лезвия.
Конечно, стать свидетелем этого зрелища должен был самый неуравновешенный и эмоциональный из туристов – Сергей. Надо все устроить так, чтобы танцор увидел труп, потерял сознание. А потом тело вдруг исчезнет. И еще один момент – ей придется заранее прихватить с собой пакет с чем-нибудь тяжелым, его тоже следует облить «кровавой смесью» для имитации следов волочения тела. Затем остается бросить в море свой кулон и затаиться в ожидании помощи в небольшом павильончике на берегу, там, где прятались от бандитов Салах и Кристина.
«Я делаю это ради безопасности туристов. Маньяк испугается моего «убийства» и никому не сможет причинить вреда», – убеждала себя Эмилия, занимаясь приготовлениями. Она убеждала себя, в глубине души прекрасно понимая: все ее поступки на самом деле продиктованы другими мотивами. Она сама в панике, она боится!
Та маленькая девочка в красном платье уже один раз испытала боль, и теперь она сделает все для того, чтобы защититься.
«Я так хорошо понимаю этого маньяка, потому что со мной тоже все не в порядке, – грустно думала Эмилия, пытаясь хотя бы немного успокоиться. – На нас обоих стресс произвел разрушительное воздействие. По своему истеричному состоянию я теперь ближе к этому параноику, чем кто-либо другой…»
Когда все приготовления были завершены, Эмилия покинула ресторан.
Она шла в свое бунгало, рассчитывая позвонить танцору и одновременно лихорадочно соображая, в каком бы уединенном местечке на территории отеля назначить ему встречу. Но вдруг среди пальм мелькнула знакомая худощавая фигура и мелированные волосы.
Это именно Сергей! Он идет по дорожке, а вокруг – Эмилия быстро осмотрелась по сторонам – ни души.
Сами небеса, кажется, помогают ей в реализации ее плана!
Эмилия поставила пакет с водой и продуктами, захваченный из ресторана, у невысокого кустарника возле дорожки, достала нож и банку с «кровью», плеснула из нее себе на блузку, на белые каменные плиты…
Через полчаса она уже затаилась в душном, пропахшем резиной павильончике, где хранились ласты, серфы, какие-то мячи и ворота…
«…Мне не надо было ничего другого предпринимать, – всхлипнула Эмилия, чувствуя себя невероятно легкой. Боль ушла, и все тело потихоньку наполнялось теплым светом. – Я сама все испортила, я выдала себя и…»
Мысли ее оборвались внезапно.
Эмилия вдруг поняла, что ей совершенно не в чем себя упрекать. Теперь все изменилось. И это на самом деле очень хорошо. Ведь ей прямо сейчас предстоит… полет к свету. Очень-очень важный! На самом деле только он по-настоящему важен, и вся ее жизнь была лишь подготовкой к нему…
* * *
– Лика, слушай, долго нам тут еще рыскать? Я все понимаю: помочь человеку – дело святое. Но мы уже полночи все закоулки обшариваем, а результата никакого. Мы оба замерзли, мне спать хочется. Лучше ты у этого маятника поспрашивай: где эта женщина запропастилась? Пусть ответит точно и без дураков!
Лика Вронская, обняв Андрея за талию, грустно вздохнула.
Сейчас любимый себя ведет ну в точности как в своем офисе. Требует результат: вынь да положь! А насколько его поручение осуществимо, из-за этого у Андрея голова не болит. «Мое дело – задачу поставить и направление задать», – как-то прокомментировал он свою манеру общаться с подчиненными.
Но только для работы с маятником такие методы не годятся, ему безразличны все поставленные задачи, вместе взятые.
– Андрей, я не могу сконцентрироваться, – пожаловалась Лика, плотнее прижимаясь к бойфренду. Зимние ночи в Тунисе – это, конечно, не декабрь в Москве, но все равно ледяной ветер, кажется, пронизывает ее до костей. – Умение быстро абстрагироваться от окружающей действительности – это же целая наука! Надо регулярно заниматься медитацией, избегать тяжелой пищи, кофе, стресса, секса. Я же ничего этого не делаю – я живу как самый обычный человек, со всеми своими слабостями… На какой-то момент мне удалось войти в состояние относительной отрешенности и расшифровать какие-то ответы. Но больше я не могу, я устала! У меня ведь нет особого опыта – я сто лет уже такими вещами не занималась. Сергей говорил: самая главная моя проблема заключается в том, что я не верю в себя. Это правда – на эмоциональном уровне малейшая неудача выбивает меня из колеи, и я теряю веру, что все получится.
– Может, тогда пойдем спать? – Андрей обнял Лику, закрыл ее собой от пронизывающего ветра. – Понял: глупое предложение. Можешь не попискивать у меня под мышкой, я все равно ничего не слышу… А вот кулаками по печени бить – это не дело! Тогда я предлагаю двинуть на пляж. Ветрище вон какой задувает, возможно, тело уже на берег выбросило.
Она выглянула из-под его руки:
– Но мы уже осматривали пляж.
– Тогда не было таких волн, смотри, они, кажется, сейчас все зонтики снесут. Я уверен – бедная женщина уже там, возле пирса.
Андрей взял Лику за руку и зашагал вперед. Она покорно семенила за ним следом, поглядывая под ноги.
Конечно, вроде бы Средиземное море вовсе не славится таким огромным количеством морских ежей, как Красное. Может быть, они вообще здесь не водятся. По крайней мере, ни одного колючего комочка на белоснежном песке ей видеть еще не доводилось. Но мало ли что! Осторожность не помешает! Острые иголки этой живности могут пропороть подошву на раз-два. Особенно с учетом того, что на острове нет врача, попадать в такую ситуацию ей совсем не хочется и…
Лика, отпустив ладонь Андрея, остановилась, прищурилась, потом завертела головой по сторонам и присела на корточки.
– Нет, мне не показалось, это же кровь, – пробормотала она, проводя пальцами по песку. – Смотри, на песке красные следы, но… – Лика быстро втянула ноздрями воздух. – Запах странный, какой бывает на кухне.
– Я никакого запаха не чувствую. Но смотри – и правда дорожка следов. Они куда-то ведут… Пошли проверим?
Перед глазами у Лики вдруг замелькали пестрые картинки, как в калейдоскопе.
Ресторан… обед сразу после их освобождения… лица разговаривающих туристов…
Все крупнее становятся эти слайды-изображения, все громче звучат голоса.
Наконец не остается ничего, кроме лица Кристины.
– Мы прятались в каком-то домике недалеко от моря, видели, как уезжают бандиты, – объясняет она, и в ее карих глазах светится злость…
– Там же есть что-то вроде небольшого павильончика! – воскликнула Лика, рассматривая цепочку следов. – Мы не видели этого домика, он скрыт пальмами. Но я помню, Кристина о нем рассказывала. Эти следы могут вести только туда.
– Скорее они ведут оттуда, – пробормотал Андрей, глядя себе под ноги. – Похоже, вот это – отпечатки обуви, и носок следа направлен к той дорожке, откуда мы пришли.
– Но мы не сразу заметили эти углубления с кровоподтеками, так как песок постепенно впитал кровь, и обувь преступника больше не оставляла следов. Все ясно, мы можем проследить только часть пути.
Андрей кивнул:
– Возможно. Часть пути – лучше, чем ничего. Да, точно, смотри: домик!
Сердце Лики забилось сильно и быстро.
Если француженка действительно находится здесь – пусть она будет жива!
Только бы Эмилия была живой!
Оттолкнув Андрея, Лика попыталась забежать вперед.
Но тяжелая ладонь опустилась на ее плечо:
– Куда это мы поперек батьки!
Бойфренд поднялся по ступенькам, открыл дверь и буркнул:
– Стой здесь!
Изнутри потянуло запахом резины, морской соли, водорослей.
Как только вспыхнул свет, Андрей выругался.
На дощатом полу в окровавленной блузке лежала Эмилия. Из ее груди торчал нож.
– Смотри, а ведь рукоятка ножа нам знакома, – пробормотал Андрей. – Да, точно, это, похоже, те самые ножи, из ресторанной кухни. Похожий был и у Стивена… Хотя если бы он что-то такое планировал, наверное, не признался бы тогда, возле бассейна, что он захватил с собой ножичек… на всякий пожарный случай. И он прав: дело все больше пахнет керосином. Невольно хочется хоть чем-нибудь вооружиться!
– Ничего не понимаю… Если труп вначале выбросили в море, то почему у Эмилии волосы сухие? И одежда тоже явно в воде не побывала. – Борясь с тошнотой, Лика приблизилась к телу, с надеждой посмотрела на линию густых черных ресниц. Вот если бы они дрогнули… – Нет, Андрей, дыхания нет, грудная клетка статична. – Вронская опустилась на колени, прикоснулась к руке Эмилии и замерла.
Биения пульса не чувствуется. Но рука… Она такая теплая и мягкая…
Это может означать только одно – Эмилия умерла совсем недавно, может, какие-нибудь полчаса назад. Ее тело еще не успело ни остыть, ни окоченеть.
– Мы опоздали. – По щекам Лики заструились слезы. – Мы опоздали совсем ненадолго, как жаль!
– Успокойся, не плачь, пожалуйста. Ты была настойчива, делала что могла. Но ты ведь не всесильна, – забормотал Андрей, осторожно приближаясь к телу. – Ох, да тут все кровищей залито, такие лужи – не подступиться!
Смахнув слезы, Вронская обернулась, посмотрела по сторонам.
Непосредственно возле тела француженки крови не было. Но в полуметре от него разлилась огромная лужа. А еще рядом валялась пустая банка, пакет, литровые бутылки с питьевой водой, пара яблок…
Вронская подошла к луже, нагнулась, опустила в жидкость палец, поднесла его к носу и принюхалась.
Сквозь едкую вонь резины еле уловимо пробивался почему-то запах перца, помидоров, кухни.
– Это не кровь! – Лика шмыгнула носом. – Помнишь, за ужином Ганс орал, что нет ни кетчупа, ни соевого соуса? Я еще тогда подумала: «Ну как бандиты могли унести соус, оставив из-под него баночку: выпили, что ли?» И еще один момент. Помнишь, когда Сергей якобы нашел труп Эмилии? Он говорил, что из ее груди торчал нож, а я еще удивилась: откуда столько кровищи? Но тогда я решила, что, может, вдобавок ко всему прочему француженке сонную артерию перерезали… Похоже, нам всем тут просто элементарно дурили голову! Расклад вырисовывается следующий. Эмилия со своим сообщником украла венец и имитировала собственное убийство. А потом ее подельник вернулся и прикончил ее. Но именно теперь мы близки к разгадке как никогда.
– Это еще почему?
– Маятник четко показал: посторонних на острове нет! Да и вряд ли Эмилия сговорилась с кем-то из бандитов: когда и где она успела бы это сделать?.. Значит, ее сообщник – кто-то из туристов! И выдаст его собственная обувь.
– А что – обувь?
– Я думаю, смесь кетчупа с соевым соусом оставит следы на любой обуви – и на сланцах, и на сандалиях, и тем более на светлых кроссовках.
– Да ну, бандит просто вымоет свои тапки! На море, правда, поднялись волны, к воде не подступиться… Но ты видела, там, у выхода с пляжа, перед дорожками, такие специальные корытца установлены, чтобы люди сланцы обмывали и песок на камни не таскали.
– Тогда тапочки преступника будут влажными. Сейчас ночь, солнца нет. Нельзя терять время, бежим быстрее!
– Да ладно тебе! Если у него сланцы тупо пластиковые, то и следы с них смоются, и обсохнут они на раз-два.
– Блин, ну должно же нам хоть в чем-то повезти! Пластиковые сланцы – это самый «дешевый» и неудобный вариант. У меня, например, сланцы – комбинация пластика с тканью, чтобы они мозолей не натирали. И потом, сейчас прохладно, хочется надеть кроссовки, а не тапочки…
Андрей покачал головой:
– А если у убийцы несколько пар обуви? Мне, например, повезло – грабители оставили и мои шлепки от «Бальдини», и сланцы «Габор», и даже мои любимые светлые туфли «Фаби».
– Если преступник наденет другую пару обуви, ты это заметишь. – Лика сделала несколько шагов в сторону, пытаясь обойти лужу. – У каждого из нас есть свои маленькие слабости, у тебя это – обувь. Вообще, судя по тому, что я заметила, к одежде ты дышишь ровно. Тебе важно скорее просто не выглядеть нелепо, соответствовать дресс-коду. На переговорах в джинсах тебе будет не по себе, и в ночной клуб в классическом костюме ты тоже не пойдешь. Но бренды шмоток тебе, в общем и целом, – до голубой звезды. А вот с ботинками – не так. Помню, когда мы с тобой в первый раз выбрались в магазин, ты купил себе пару обуви какой-то редкой дорогой итальянской марки. Ты просто балдел: любовался ими, восторгался.
– Ладно тебе фетишиста из меня делать!
– Я точно знаю, что сейчас это твое «обувное» увлечение нам пригодится. И в нем нет ничего плохого, почему ты надулся? Пошли скорее!
– Слушай, а ведь ты, кажется, права. Я и правда сейчас очень четко вспомнил, какие туфли у Ганса, какие – у Салаха. А на Стивене были кожаные сандалии. Они намокли, пока он в бассейне бултыхался. Сто пудов – они до сих пор мокрые. Так что твоя теория далеко не безупречна.
– Потом разберемся!
Сбежав по ступенькам, Лика схватила Андрея за руку и устремилась вперед.
Прямо по курсу будет домик Кристины и Салаха, потом бунгало Стивена и Дженни, потом Ганс…
– Стой! – Андрей схватил Лику за плечо. – Смотри, что творится!
От неожиданности Вронская едва не закричала. В последний момент она зажала рвущийся в ночь крик ладонью, пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, прогоняя подступившую к горлу дурноту.
На дорожке, в луже крови, лежал Салах…
Нет-нет, так не должно быть! Неужели еще одна нелепая смерть?..
Андрей опустился перед ним на колени, взял за руку:
– Он жив, пульс есть.
– Бежим за Кристиной, – решила Лика, хватая ртом воздух. – Посмотрим ее обувь, расскажем ей про Салаха. Если ей можно доверять, пусть она побудет со своим парнем. Нам нельзя терять ни минуты!
Руки у Андрея сильные.
Он застучал в дверь бунгало, затем – в окно.
Кажется, от такого оглушительного грохота и мертвый проснулся бы.
– Может, она где-то шляется? – вытирая взмокший лоб, пробормотал Андрей.
«Возможно, она-то и сговорилась с Эмилией», – хотела было сказать Лика, в глубине души уже успевшая сто раз пожалеть, что в своих детективных умозаключениях женщины в качестве подозреваемых ею вообще не рассматривались.
Но тут в домике вспыхнул свет. Кристина открыла дверь и с визгом спряталась за ней.
– Андрей, Лика! Я же голая! А я думала, это Салах бродит, решил воздухом подышать, а дверь тут защелкивается автоматически.
«Это не она, – поняла Вронская, рассматривая видневшуюся из-за двери щеку Кристины с нежно-розовым отпечатком подушки. – Такой след недавнего пробуждения при всем желании не сымитируешь. Надо быстро сказать ей, что с Салахом случилась беда, и не тратить время на осмотр ее обуви…»
* * *
Он должен поправиться!
Салах обязательно должен поправиться, иначе…
– Иначе я тоже умру, – шепчет Кристина, с треском разрывая простыню. – Блэк Черри, ты даже не представляешь, как много значишь для меня! Без тебя мне ничего не нужно – ни цветов, ни денег, ничего…
Она удовлетворенно посмотрела на ворох светлых тряпочек.
Ну вот, материалы для перевязки готовы.
Очень хорошо, что Андрей и Лика сразу же рассказали ей о ранении Салаха и о том, что парень нуждается в перевязке. Они посоветовали ей захватить с собой простыню, и это действительно помогло не потерять время и оказать ему помощь как можно быстрее.
Осталось самое главное – аккуратно перевязать мальчика.
Набрав в легкие побольше воздуха, Кристина осторожно приподняла Салаха, стараясь просунуть под его спину кусок простыни.
Импровизированный бинт скоро весьма удачно закрыл обе раны – и ту, что нанесли ему в живот, и ту, что в боку. Однако через пару минут на белых лоскутах проступила темная кровь.
«Наверное, жизненно важные органы не задеты. – Кристина старалась максимально абстрагироваться от всех тревог, взять себя в руки и хотя бы попытаться рассуждать логически. – Но Салах может умереть от потери крови. Насколько я помню, кровотечение останавливается жгутом. Но тут же рана в животе, как ее перетянешь… Еще, наверное, нужны какие-то инъекции. Но где их взять? Врача нет… Что еще останавливает кровь? Может, спирт? Может быть. Если я на своем лице выдавливаю прыщик и показывается кровь – спиртовой лосьон помогает ей свернуться. Проблема только в том, что у меня больше нет этого лосьона и ничего другого на спиртовой основе тоже нет. Но ведь на острове есть и другие люди. Надо спросить у них!»
– Салах, любимый, я должна найти спирт, лосьон, туалетную воду… Хоть что-нибудь, у тебя же кровь так и хлещет! – Кристина опустилась перед парнем на колени, вытерла пальцами выступившую на его лбу испарину, легонько коснулась губ поцелуем. – Я верю, что ты дождешься меня. Я люблю тебя! Помнишь, ты ведь обещал мне подарить сто голубых «ванд». Не вздумай сбежать к своему Аллаху и обмануть меня. Очень люблю тебя!
Хотя ее сердце разрывалось от боли, Кристина старалась, чтобы голос звучал весело, уверенно и энергично.
Пока есть шансы, надо бороться, а не лить слезы.
Сначала надо сделать все, что от тебя зависит, для преодоления сложной ситуации. А дальше – как карта ляжет.
Она шагала по тропинке и упрямо вспоминала обо всех своих успехах.
Пару лет тому назад врачи ее пугали – на матке киста, надо срочно ложиться под нож, иначе «вылезет» онкология. Пугачи нашлись! УЗИ, сделанное в другой клинике, не показало никакой кисты. Зачем врачи настаивали на заведомо ненужной операции – это уж пусть на их совести останется.
А еще, между прочим, недавно ей удалось одержать победу в борьбе за жизнь «катлеи». Пришла из немецкого питомника (а ведь обычно у немцев отличные растения; это из Азии может прийти гнилушка без корней, а у бюргеров все честно и основательно) бедная гибридная девочка – «сикрет лов виолацея», – вся в такой серой плесени, просто караул! Листья уже стали гнить изнутри, корней живых не было, только обрубки какие-то, все в налете… «В мусорку», – прокомментировали в сообществе фотографию растения любители орхидей. Ну да, сдаться-то проще, чем бороться! Полгода ей пришлось бедный цветок лечить фундазолом. Однако результат того стоил – все-таки насыщенно-сиреневые цветы этой «катлеи» ох как хороши!
«Но самая главная моя победа – это Салах. – Кристина замедлила шаги, чтобы перевести дыхание. – Я дождалась его, я нашла его. И теперь я просто не позволю, чтобы какой-то ублюдок разрушил наше счастье! Сначала я спасу своего мальчика. А уж потом этому гаду мало не покажется…»
Рассчитывая сократить путь, Кристина вбежала в главный корпус, прошла через слабо освещенный и жуткий в своей пустынности лобби-бар, и…
– Катя, послушай меня. Ты подумай, от чего ты отказываешься! Этот венец стоит кучу денег. Его можно продать и разбогатеть. Ты ведь не только меня сейчас бросаешь – ты отказываешься и от возможности жить другой жизнью!
Сергей и Катя сидели на диванчике, поглощенные своим разговором.
Пару секунд Кристина возмущенно хватала ртом воздух.
Так вот кто украл у Блэк Черри его драгоценную вещицу?!
Ловко танцоришка все устроил – его и не подозревал никто!
А бедный Салах так убивался, так рыдал!
И что – раны Блэк Черри тоже нанес Сергей?!
Кристина в бешенстве осмотрелась по сторонам, увидела стоявшую неподалеку большую пепельницу, наполненную песком.
Круглая емкость отделилась от подставки без особых усилий.
Через секунду тяжелый предмет ловко опустился на мелированные вихрастые волосы…
* * *
– Дженни… Милая, тебе не холодно? У нас кондиционер сломался, а одеяло совсем тонкое. О господи, иди же скорее ко мне, ты так озябла!
Теплое тело мужа укрывает Дженни, как обжигающая перина, и в ту же секунду она понимает две вещи.
Стивен прав: холодина в номере такая – зуб на зуб не попадает. А болеть сейчас ей никак нельзя – в животе ведь ребеночек растет.
И еще: это здорово, что Стивен рядом! Он очень внимательный и заботливый муж, в самых сложных ситуациях он не теряет присутствия духа.
Она прижалась к нему еще крепче, нашла его руку, положила на свой живот и пробормотала:
– Мне уже теплее. Спасибо тебе! Слушай, как ты думаешь, может, нам забраться в ванную? Полежать в теплой водичке, раз уж мы оба проснулись.
– Отличная идея. Я пойду напущу в ванну воду. – И муж, откинув одеяло, встал с постели.
Дженни сонно улыбнулась.
Все-таки насколько же женщины неуравновешенные создания. Недавно Стивен казался ей совсем чужим человеком, а все их отношения – серьезной ошибкой. Но теперь в душе у нее только свет и радость. Вспоминается все самое хорошее: как радуется Стивен, делая ей подарки, как он обожает романтичные ужины со свечами или неспешные прогулки вдвоем…
Гормоны – в них все дело. Меняется гормональный фон – меняется и настроение. Вот уж правда, беременность – настоящее испытание для близких будущей мамы! Как ей иногда становится стыдно за свое поведение…
В дверь домика вдруг постучали, зазвучали какие-то резкие фразы. Муж отозвался на них довольно спокойным тоном.
Дженни, натянув футболку, вышла в коридор.
– Лика, Андрей, что происходит? – поинтересовалась она, пытаясь унять озноб. – Стивен, почему у тебя в руках нож?
На лице мужа появилась виноватая улыбка:
– Дорогая, ты только не волнуйся. Я взял его из ресторана, чтобы в случае необходимости защитить тебя. А вот наши русские друзья… они просто зашли к нам поболтать.
– Поболтать? Ночью?!
– Да, они увидели у нас в домике свет. Но я не знал, что это они стучат в дверь, и на всякий случай открыл с ножом в руках. Это не самое лучшее оружие, но хоть что-то… Итак, Лика и Андрей, я надеюсь, вы убедились, что у нас все в порядке? – Стивен повернулся к Дженни спиной, но она успела заметить: муж выразительно округлил глаза и приложил палец к губам. – А теперь, если вы не возражаете, мы примем ванну. У нас в номере сломался кондиционер, моя жена озябла.
«Что-то произошло, – поняла Дженни, рассматривая встревоженные лица русской пары. – Но Стивен у меня такой упрямый, ни за что не скажет, в чем дело. Хотя, может, он и прав. В моем положении мне действительно не стоит излишне волноваться…»
