Глава 9
Ни за ужином, ни после мои услуги не понадобились. Похоже, вечер мне предстояло провести в одиночестве. В восемь светское общество уселось за стол, а я не мог больше оставаться на месте. Отправился в деревню и еще раз поужинал в «Зайце и гончих». Владелец до сих пор не забыл крикетного матча. Двинув ко мне по стойке бара полную кружку эля, он посоветовал:
– Держите лучше двумя руками. А может, я вам прямо к столику отнесу?
И чуть позже, подойдя принять заказ:
– У нас нынче на ужин кашка хорошая – размазня!
Я уже хотел возмутиться, но тут вспомнил, что не кто иной, как трактирщик, удалил с поля Сидни Венаблза. Стало быть, все-таки что-то хорошее в нем есть!
Столько случилось всякого с тех пор, как в прошлый раз я сидел здесь у окна и ел пирог с почками! И положительного среди этих событий не так уж много. Я спасся от тети Агаты с ее кошмарным сыночком Томасом, хотя какая-то часть моей души – признаюсь, очень маленькая часть, – испытывала стыд при мысли о том, что сказал бы мой покойный отец, знай он, как я увиливаю от встречи с его сестрой. В плюс можно записать еще успешный обман сэра Генри с домочадцами насчет нашего с Дживсом положения в обществе, хотя боль в пояснице не давала мне как следует порадоваться этому достижению.
Главная задача всей поездки так и не выполнена: не удалось помирить моего старого друга с любимой. Крах, фиаско, полный провал. Уж как я старался выручить Вуди и подогнать его мяч поближе к лунке, а он все равно застрял в бункере.
Не хотелось даже думать о возможных последствиях злосчастного плана «Б». Венаблз от природы человек спокойный, но кому приятно увидеть, как его невеста целуется с другим? Понадобится все судейское красноречие и весь светский такт, чтобы неутомимый путешественник поверил в истинное значение произошедшего.
А мне оставалось только отступить. С немалым облегчением упихал я на следующее утро запасную одежду и умывальные принадлежности в невзрачный саквояж Дживса. Попрощался с коллегами, причем с миссис Тилмен и миссис Педжетт – по-настоящему с теплым чувством.
– Я уверена, мистер У., скоро мы снова встретимся! – сказала миссис Тилмен.
– И тогда я вам еще пирог испеку, вот такой же, как мисс Джорджиана вам передавала, – пообещала миссис Педжетт.
– Надеюсь! Привет-пока! – сказал я, на что обе дамы от души рассмеялись.
В последний миг вспомнив, что я не должен осквернять могучую длань Бикнелла презренным металлом, я дотащил до машины чемоданы лорда Этрингема и затолкал их в багажник.
Собаки лаяли, но караван шел. Вишну Венаблз и его мем-сахиб уселись в колесницу с водителем, очень похожую на похоронные дроги. Леди Джудит собиралась после обеда уехать поездом. Дживс завел мотор, и мы уже готовы были в путь, когда подбежавший к машине сэр Генри просунул в окошко газету.
– Кстати, Этрингем, вам, наверное, захочется оставить у себя экземпляр «Мелбери-Курьер» с отчетом о матче? Только что принесли. Статья дурацкая, но фотография команды отличная.
Хрустя гравием, мы покатили прочь. Многое нужно было сказать, но я предпочел выждать, пока Мелбери-холл скроется вдали. Отъехав на безопасное расстояние, мы поменялись местами и шляпами.
– Рассказывайте, Дживс, какие были последствия у плана «Б»? Как себя вел младший Венаблз?
– Мистер Венаблз, сэр, уехал сразу после обеда.
– Наверное, проехал мимо «Зайца и гончих», как раз когда я там сидел.
– Вполне возможно, сэр. Его ждут в следующую субботу. Он собирается прочесть свои стихи на празднике.
– Он еще и стихи пишет?
– В пасторальном стиле, сэр.
– Интересно, как их воспримет публика из «Красного льва».
– Насколько я понял, у этих стихов есть одно несомненное достоинство – краткость.
– В отличие от книг о путешествиях.
– Вы к нему суровы, сэр.
– Но справедлив. Черт возьми, Дживс, я пока прочел, как будто сам пешком добрел до Пекина! Он мог бы так назвать очередную книгу. «На своих двоих в Сингапур». Значит, он пока не разорвал помолвку?
– Нет, сэр. Насколько можно понять, мистер Венаблз весьма обеспокоен, однако не хочет, как принято выражаться, потерять лицо. Он дал мисс Мидоус два дня на объяснения.
– Строго он, ага? А что насчет Вуди?
– Джентльмены и до инцидента относились друг к другу без особой сердечности. Мистер Венаблз считает, что проигрывает на фоне спортивных достижений и непринужденных манер мистера Бичинга.
– Вуди же не виноват!
– Безусловно, сэр. Но, возможно, эти опасения мистера Венаблза пойдут на благо всем заинтересованным лицам.
– То есть он два раза подумает, прежде чем устраивать скандал и позориться?
– Именно так, сэр. Впрочем, если он решит, что и так унижен сверх всякой меры…
– Хотите сказать…
– Мисс Мидоус дала мне понять, что продолжение помолвки отнюдь не гарантировано.
– Значит, прощай горячий парень Хикори? Здравствуй, классная доска, мел и полный шкаф розог?
– Похоже на то, сэр.
Когда мы вернулись в Беркли-меншенс, я предоставил Дживсу распаковывать вещи и проверять, не пристроил ли юный Томас ведро с водой над дверью в спальню, а сам поехал к «Трутням», обедать.
Собратья по клубу меня осудят, если я выдам читающей публике подробности его внутреннего убранства, но хотя бы в общих чертах, наверное, нужно обрисовать помещение, чтобы вы представили себе атмосферу. Клуб «Трутни» сочетает величественность с некоторой долей уюта. На мраморную лестницу пошла, наверное, половина Каррары. В нижнем этаже имеются площадки для игры в сквош и плавательный бассейн. Чаще всего наши собираются в баре на втором этаже, где по стенам развешаны портреты прежних «Трутней», среди которых несколько министров и принцев крови. А самое оживленное место – Утренний зал длиной чуть больше двадцати двух ярдов. На этом расстоянии как раз удобно прицельно кидать булочки в пирог, установленный на буфете. Поменьше размерами салон Пчелиной царицы и комната, где играют в карты. Случается, там приобретают или теряют целые состояния. Этажом выше, по слухам, находятся жилые комнаты для членов клуба, приезжающих издалека.
Когда я пришел, время обеда уже миновало, но всегда можно взять порцию кеджери или запеканку с мясом и стаканчик чего-нибудь соответствующего в баре на нижнем этаже – такой уютный уголок, обшитый деревянными панелям и трудноступный, как девятнадцатая лунка на поле для гольфа в шотландских предгорьях.
Туда я первым делом и направился. Мне повезло – там как раз сидели Боко Фитлуорт и Фредди Оукер. Оба – из немногочисленных писателей клуба «Трутни». Боко сочиняет то, что называется добротной популярной литературой, – воодушевляющие приключения для широких масс, а Фредди строчит всякую чушь об «истинной любви» для дамских еженедельных журналов, под псевдонимом Алиция Сеймур. Объединяет их общая страсть к сплетням об издательских делах – у кого из знакомых тиражи больше и авансы жирнее.
Они любезно поделились со мной остатками кларета, после чего мы перешли на кофе и сигары.
– Хорошее говорят о «Пирсон Лейн», – заметил Фредди. – Они предложили чудовищную сумму за мемуары сэра Эдварда Грея.
– Все-таки лучше всех платят «Смит и Дюран», – отозвался Боко. – А еще у них в художественной редакции новенькая работает – говорят, умище, как у Джейн Остен, и внешность – как у Клары Боу.
– А не наоборот? – усомнился Фредди.
– Все точно! Милашка первый сорт и вообще хорошая девчонка, только ты мечтать-то не спеши, друг. Она выходит замуж за одного писателя, у них в издательстве публикуется. Такой Венаблз.
– Который о путешествиях пишет?
– Вот-вот. По чугунке к черту на рога, и так далее.
– А как Нобби поживает? – спросил я Боко, в надежде увести разговор от щекотливой темы.
Нобби – это Зенобия Хопвуд, голубоглазая белокурая пигалица, с которой он обручился.
– Вы уже назначили день?
– Хотим обвенчаться на Рождество, но ее опекун сует палки в колеса.
Давние читатели наверняка помнят опекуна Нобби, а новичкам надо объяснить, что это главный мазохист во всей Англии – взял себе за образец того древнего грека, прикованного к скале; к нему еще каждый день хищная птичка прилетала, клевать его печенку на завтрак. Хотя это, может, еще цветочки по сравнению с несчастным безумцем Уорплесдоном – приковал же себя бедняга к тете Агате, да по собственной воле.
– Палки ставит опекун или его жена? – уточнил я.
– Оба, раз уж ты спросил. Я провел у них выходные, в Стипл-Бампли. Берти, иногда мне кажется, что твоя тетя не слишком меня уважает.
– Она тоже там была?
– Ну да. Надо было обсудить кое-какие практические детали.
– В Стипл-Бампли?
– Ну да.
– И Уорплесдоны там были?
– Зачем бы иначе я туда потащился!
– В Бампли-холле?
– Берти, они там живут.
– А юный Томас?
– И он тоже. А почему это тебя так удивляет? Если бы ты хоть раз в жизни был помолвлен дольше сорока восьми часов, ты бы знал, что умасливание родственников – неотъемлемая часть процесса. И поверь, умаслить Уорплесдонов непросто. Масла уходит прорва, целое стадо коров столько не произведут.
– Да нет, – ответил я, рассеянно тиская лимон. – Просто я специально уехал в Дорсетшир, чтобы предоставить тете Агате квартиру на выходные. А ты говоришь, она была в Эссексе. Странно как-то…
– Передумала, значит, – вмешался Фредди Оукер. Ему уже наскучил наш разговор о родственниках. – Подумаешь, загадка мироздания! Кто-нибудь хочет сыграть в бильярд?
Час или два спустя по Беркли-сквер шагал крайне задумчивый Бертрам. Я с тех пор, как вернулся с Лазурного берега, ощущал себя второстепенным персонажем детективного романа – тем самым типом, что всегда на шаг отстает от знаменитого сыщика и постоянно задает дурацкие вопросы, чтобы просветить особо тупых читателей. Как будто я стал пешкой в игре преступного гения. Словом, вы поняли: я чувствовал, что мной управляют Неведомые Силы.
Как приду домой, первым делом позвоню Вуди, решил я. На этот раз меня не так сильно пугал расквашенный нос или пара сломанных ребер, ведь второе фиаско произошло не только по моей вине, но и по вине Джорджианы – да, если уж на то пошло, и самого Вуди. И под угрозой оказались свадебные планы не пары Бичинг – Хаквуд, а Мидоус – Венаблз. Разведаю у него последние новости на этот счет и приступлю к расследованию «Дела о пропавшей тетке».
Я так углубился в размышления, что ничего не видел по сторонам. Внезапно автомобильный гудок заставил меня скакнуть на тротуар – оказывается, я, сам того не замечая, не вовремя собрался перейти дорогу. Меня мучило назойливое подспудное ощущение, что все эти загадочные неясности каким-то образом увязаны между собой.
– Хей-хо, Дживс! – крикнул я, войдя в родную квартиру. – Не найдется ли у вас чашечки душистого индийского чая?
– Чайник только что вскипел, сэр.
– Любопытный случай, – заметил я, когда Дживс поставил на стол поднос. – Встретил в клубе Боко Фитлуорта. Он говорит, что провел выходные в Стипл-Бампли. У тети Агаты.
– В самом деле, сэр. Похоже, что ее планы переменились. Я не обнаружил никаких следов ее пребывания здесь.
– А юного Томаса?
– Еще менее, сэр. Можно было ожидать, что молодой джентльмен оставит, так сказать, визитную карточку.
– Крошки в кровати, разбитое окно… Или два. Нашествие лягушек.
– Именно, сэр.
– Падеж скота.
– Это менее вероятно…
– Первенцев убивать не будем, это уже крайности. Но почему она меня не предупредила?
– Вероятно, ее светлость звонила вам, сэр, но как вы помните, мы довольно спешно уехали из Лондона.
Я помнил.
– Намекаете, что мы удирали в панике?
– Я бы скорее сказал, что вы проявили немалую решительность. В духе: «Если б кончить все одним ударом, я б не замедлил». Мистер Фитлуорт не говорил, как продвигаются ремонтные работы в Бампли-холле?
– Нет. А я забыл спросить. Надеюсь, все идет нормально.
– Если желаете, я могу соединить вас по телефону, чтобы вы могли сами спросить у ее светлости, сэр?
Я ненароком хватанул обжигающего чая. Промокнув рубашку носовым платком, я ответил:
– Да нет, Дживс, лучше не надо. Не стоит будить спящую собаку, как вы считаете?
– Как скажете, сэр. Будут еще приказания?
На следующий день мы с Вуди встретились за обедом в устричном баре, недалеко от вокзала Виктория. Пол в заведении был посыпан опилками. Вуди его выбрал, потому что жил совсем рядом, на Элизабет-стрит. Он пришел первым и сразу научил бармена делать свой несравненный коктейль – два «Чики-брыка» уже стояли готовенькие на столе, призывно поблескивая.
Я прихватил с собой экземпляр «Мелбери Курьер» – напомнить Вуди о его триумфе на площадке для гольфа.
– Ну и команда! – воскликнул он, рассматривая фотографию. – Это кто, с вороватым выражением лица?
– Лиддл, – ответил я. – Его, так сказать, выпустили на поруки. А Дживс идеально соответствует образу, правда?
– Талантище, – согласился Вуди. – Крученые подает потрясающе. Наверное, это семейное. Здесь сказано, что лорд Этрингем взял две калитки, а по-моему, три.
– Сэр Генри говорил, что статья дурацкая.
Подошедший официант предложил огромный выбор моллюсков и ракообразных.
– Я тут Венаблза навестил, – сказал Вуди.
– Смело.
– Подумал, так будет правильно. Он меня сводил в свой клуб на Брук-стрит. Забавный тип.
– Что он говорил о Джорджиане? Помирятся они или нет?
– Он говорил как-то уклончиво. Берти, а ты что о нем думаешь?
На эту тему распространяться совсем не хотелось, но что-то ответить было надо.
– Ну он человек солидный. И они оба любят литературу. Общность вкусов и так далее.
– Странное дело, – пробормотал Вуди, жуя креветку. – Мне показалось, он…
– Что, старина?
– Может, я и ошибаюсь, но, по-моему, у него другая на уме.
– Ох! – сказал я. – Осторожнее, недотепа! Ты мне лимоном в глаз брызнул.
– Да? Ну прости. А я подумал, это ты так сморщился от мысли, что Венаблз вдруг бросит Джорджи. Не понимаю только, почему ты горюешь. Ясно же, что ты из-за нее сам не свой.
– Не представляю, о чем ты.
– Да брось, черт возьми! Ты за ней бегаешь, высунув язык, как ретривер Монти Берес-форда.
– Бичинг, ты говоришь о чужой невесте, между прочим. Это уже просто-напросто, как его, ультра… что-то…
– Хочешь сказать, ultra vires?
– Хочу сказать, что так не делается!
Вуди выковырял устрицу из раковины и сбрызнул лимоном, на этот раз не подвергая опасности мое зрение.
– Венаблз много рассказывал о своих родителях, – сообщил он. – Они, мол, столько лет прожили за границей и теперь мечтают о спокойной старости на родине, в тихой сельской местности. Только у них знакомых практически нет.
– Ага, то есть они рассчитывают втереться в дом сэра Генри, а он уже их введет в светское общество Дорсетшира?
– Да. Можно сказать, осчастливит светское общество. Все это довольно грустно… По-моему, он поверил моему рассказу насчет нелепой затеи, в которую меня втянули, но все равно был какой-то тоскливый.
– Тоскливый?
– Как будто они с Джорджи оба всего лишь стараются угодить старикам. А нас с Амелией предки всеми силами стараются разлучить, но мы все равно рвемся друг к другу.
Я подцепил вилкой неприкаянного вида улитку.
– А что, Амелия все еще считает тебя современным Синей Бородой, а Джорджиану – падшей женщиной?
– Меня пригласили в гости на выходные. Наверное, это хороший знак. Что касается Джорджианы, Амелия поверила ее объяснениям. Решила, что это ты ее подбил на такую глупость.
– Спасибо. Вы говорили по телефону?
– Да. С тех пор, как его починили, мы с Амелией довольно часто общаемся. Строго между нами, Берти, – пожалуйста, не болтай об этом, не искушай судьбу, – мы опять помолвлены.
– Поздравляю, дружище! Страшно рад за тебя. Она прекрасная девушка.
– Это точно.
– Я надеюсь, когда-нибудь она мне покажет свою коллекцию бабочек.
Вуди сузил глаза.
– Держись от нее подальше!
Я налил бокал ледяного белого вина – отпраздновать хорошую новость.
– А что за другая девица, о которой грустит Венаблз?
– Он не называл имен. Сказал только, что познакомился с ней во время путешествия. Кажется, в Константинополе. У ее родителей поместье в Ноттингемшире.
– Ну это довольно далеко.
– Угу. Между прочим, персидская кошка оттуда родом.
– Значит, у них все-таки есть знакомые? – сказал я.
– Похоже на то. И семейство у девушки не бедное, так что они не будут зариться на богатства сосисочных магнатов.
– Совсем хорошо. – Я поставил стакан на стол. – В общем, к благой приводит цели нас, хотя подчас и питаем сомненье.
– Берти, что ты плетешь?
– Это поэт Мильтон, Вуди. Дживс мне от него передал.
– Он, случайно, ничего не потерял по дороге?
– Может быть, – не стал спорить я. – Кстати о дороге, ты все еще водишь поезд метро?
– Нет, увы! Все вернулось к норме. А весело было. Жаль, всеобщая забастовка долго не продлилась.
– Меня она вообще обошла стороной.
– Лопух ты, Берти. Даже наши девушки приезжали помогать из Кингстон-Сент-Джайлз.
– Правда?
– Ну да. Амелия продавала билеты, а Джорджиана водила двадцать седьмой автобус.
Я чуть не выронил запотевший бокал.
– Джорджиана водила автобус?
– Ага.
– С людьми?
– Да. Номер двадцать семь. От Хаунсло до Максвелл-Хилла.
– И много жертв?
– Да вроде нет. Хотя говорят, она установила рекорд скорости на участке между Твикенхемом и Кью. В Ричмонде у одной пассажирки на верхнем этаже начались преждевременные роды. Школьник свалился с лестницы, но всего лишь ободрал коленку.
– И всего-то?
– Да. В Тернем-Грин ее заменили.
На следующее утро Дживс вместе с чаем принес письмо с лондонским штемпелем, надписанное почерком, напоминавшим о корзине для пикника на скамейке в саду.
– Как там на улице, Дживс? – спросил я.
– День опять погожий, сэр.
– Отлично! – Я вскрыл конверт. – Схожу на Керзон-стрит, надо подстричься.
У Дживса чуть заметно дрогнула бровь. Я потрогал бакенбарды.
– Только подровнять! Не больше.
– Слушаю, сэр. Записать вас по телефону?
Я ответил не сразу – читал письмо, написанное изящным почерком, черными чернилами.
«Дорогой Берти! – говорилось в письме. – Дядя Генри пригласил на этот уик-энд лорда Этрингема. Было бы чудесно, если бы ты тоже смог приехать. Наверняка лорду Э. понадобится твоя помощь! А тут еще спектакль для праздника. Дядя Генри хочет поставить отрывок из «Сна в летнюю ночь». Нам не хватает актеров на роли афинских ремесленников. А ты, с твоим опытом и талантом, можешь нас выручить. Будет весело! С любовью, Джорджиана».
– Дживс! Вы подумали насчет приглашения сэра Генри?
– Нет, сэр. Мне не по чину принимать или отклонять его приглашения. Я ждал ваших указаний.
Я допил свежезаваренный чай – он всегда мне дарит ощущение безграничных возможностей.
– Звоните парикмахеру, Дживс! Запишите меня на полдень. Потом отправьте телеграмму старине Хаквуду. Он говорил, к какому часу приезжать?
– Нет, сэр. В субботу днем в поместье будет праздник, а вечером – концерт в деревне. По моему впечатлению, в Мелбери-холле веселиться начнут еще в пятницу.
– Да будет так! Вперед, на сцену! Смейся, паяц!
По-моему, тогда и был брошен жребий – во время того разговора с Дживсом, утром четверга.
Странную вещь заметил я, составляя хронику своих приключений: даже во время самых захватывающих событий – вроде «Ужаса в Стипл-Бампли», например – случаются дни, когда ничего не происходит. И вот что с этим автору делать? Наверное, старина Толстой, которого так любят Дживс и Джорджиана, пользуясь затишьем в сюжете, рассказывал читателям что-нибудь из истории семьи: как познакомились Ростроповы с Ильяновыми и когда в российских степях был замечен первый медведь. Автор «Тайны дома с фронтоном», если не знает, что сказать, подбрасывает читателям еще один труп. В моем распоряжении мертвецов нет, так что просто скажу: следующие двадцать четыре часа в Беркли-меншенс ничего примечательного не происходило. Происходить все начало только в пятницу, зато тогда уж понеслось так понеслось. Конец лирического отступления. Можете читать дальше.
Переодетый слугой, я сел за руль, и мы вновь покинули шумную столицу, направляясь к мирным холмам. Эта дорога, с указателями на Мичелделвер и Овер-Уоллоп, отчего-то всегда поднимает мне настроение. Первую зелень мая сменила густая листва, и все вокруг было таким, как, наверное, Господь поначалу набросал в своем блокноте. Лопухи буйно кудрявились у дороги, дубы высились величаво как никогда, а придорожные таверны не могли бы выглядеть более манящими, даже если бы очень постарались.
– Слушайте, Дживс, – я помахал рукой куда-то в направлении Стауэрхеда. – Странно, как подумаешь, что все это мы чуть не потеряли. Ну когда…
Я запнулся. Не хотелось скатиться в пафос.
– Во время военных действий, сэр?
– Вот-вот. Неужели все это когда-нибудь… просто исчезнет?
– Невозможно, сэр. Прекрасное пленяет навсегда. К нему не остываешь. Никогда не впасть ему в ничтожество.
– Постойте, Дживс! Что-то знакомое…
– Рад слышать, сэр. Это поэт…
– Не говорите! Сейчас вспомню. Поэт Китс, правильно?
– Именно так, сэр. Первые строки из его ранней поэмы, «Эндимион».
Около мили мы проехали в молчании.
– Слушайте, Дживс, я, кажется, впервые узнал одну из ваших цитат.
– Я заметил, сэр. Это чрезвычайно радует.
– Хотите сказать, за столько лет я от вас чего-то все-таки понабрался?
– Как известно, образование не заканчивается с окончанием школы, сэр.
– Значит, эта минута – нечто вроде… Как называется такая штука на вершине горы, где с одной стороны дождь стекает в Тихий океан, а с другой – в Средиземное море?
– Водораздел, сэр.
– Он самый. Да здравствуют водоразделы! Сейчас налево, да?
Мы поели в Лондоне, так что не было нужды заезжать в «Мертвую голову» в Дарстоне, хотя времени вполне хватило остановиться у симпатичного заведения, переделанного из фермы, поблизости от Бландфорд-Форума, где нам предложили чаю и сандвичей с яйцом и кресс-салатом.
– Скорее бы приехать! Знаете, Дживс, у меня такое чувство, что все будет очень хорошо и замечательно.
– Безусловно, сэр, новости о мистере Бичинге и мисс Хаквуд внушают надежду.
– Венаблз наверняка поступит как разумный человек. Они будут счастливы вместе. И не будем больше вспоминать ту вашу дурацкую идею, будто у Джорджианы есть – как вы тогда выразились?
– Чувства, сэр.
– Да-да. Вот еще! Она бы стала меня перевоспитывать. Это было бы пострашнее, чем Флоренс Крэй. Заставила бы меня ходить на концерты Стравинского…
– Не обязательно, сэр. Однажды за ужином леди Джудит упомянула это имя, так мисс Мидоус притворилась, будто думает, что он один из членов Политбюро.
– Все равно, нам и так хорошо.
– Как скажете, сэр.
Вскоре после шести лорд Этрингем пересел за руль, и наша двухместная машина свернула с главной улицы Кингстон-Сент-Джайлз в липовую аллею, ведущую к Мелбери-холлу. У черного хода нас встретила миссис Тилмен, словно специально дожидалась, и к моему большому смущению чмокнула меня в щеку.
Странно было приехать сюда вновь так скоро – словно неожиданно вернуться в школу, когда и пяти дней не прошло от летних каникул. Всегда почему-то кажется, что вся школа целиком исчезает в июле и появляется снова только в сентябре.
Я привычно отправился в свою каморку и очень удивился, увидев на столе букетик полевых цветов. И кровать выглядела чуть-чуть по-другому. Я осторожно похлопал по ней и, не обнаружив подвоха, уселся. Ложе подо мной слегка прогнулось. Удивляясь все больше, я приподнял одеяло. Кто-то положил мягкий матрас поверх йоговского тюфячка.
Когда я раздумывал, идти ли обедать с другими слугами или еще раз провести вечер в одиночестве в «Зайце и гончих», в дверь постучали. Это был Бикнелл.
– Мистер Уилберфорс! Боюсь, мне вновь придется вас просить об одолжении.
– Хоуд?
– Как ни грустно, опять.
– Немного же от него толку!
– Он поступил к нам на испытательный срок. Не думаю, что мы его возьмем на постоянную работу. Он ненадежен.
Вдруг меня озарило. Отчего бы человеку то и дело хворать, появляться то сонным и заторможенным, то не в меру веселым, то раздражительным? Я изобразил жестами, как будто поднимаю немаленький стакан.
Бикнелл серьезно кивнул.
– Аккурат перед чаем его нашли возле теплиц с огурцами в бесчувственном состоянии. Миссис Тилмен пробовала привести его в чувство, дала ему воды, он даже встал и тут же принялся распевать «Боевой гимн республики».
– Стало быть, наш Хоуд мощною стопою гроздья гнева разметал? – попробовал я разрядить атмосферу, но Бикнелл не поддержал шутку.
– Мы его заперли в конюшне. Завтра выпустим.
– А лошади не испугаются?
– Он там один. В стойле Джуда Незаметного.
– А Джуд где?
– Трудится в Ньютон-Эббот.
– А, ну удачи ему! И кобылкам. Надеюсь, жеребята получатся не очень унылые.
Бикнелл уже шагнул за дверь, но вдруг обернулся.
– Хоуд сказал, что нашел обгорелый кусок холста за парниками.
– Там, где обычно жгут мусор? – отозвался я беспечно.
– Да. Странно, правда?
– Не особенно. Строители такие неряхи.
Бикнелл пристально посмотрел на меня. Другой под его взглядом дрогнул бы или отвел глаза. Но Бертрам не таков!
Наконец могучий дворецкий молвил:
– В семь тридцать будьте в кухне, пожалуйста.
– Можете на меня рассчитывать, мистер Бикнелл!
– Я думал, что могу, мистер Уилберфорс.
За столом собрались те же, что и прежде, с некоторыми добавлениями. В глазах Вуди вновь горел огонь. Амелия была похожа на теннисиста, посеянного четвертым в Уимблдоне и внезапно узнавшего, что действующий чемпион сломал ногу. «Дерзкая» – вот как я бы ее назвал.
Троица Венаблзов прибыла в фамильных дрогах, а леди Джудит Паксли вновь покинула читальный зал Британского музея, не знаю, правда, как ее оттуда выманили. Вряд ли деревенский праздник соответствует ее представлениям о культурном досуге.
Новенькими были викарий с женой и почтенный местный житель по имени майор Холлоуэй – он взялся организовать субботний спектакль. С ним была румяная как яблочко женщина – видимо, жена.
Сэр Генри Хаквуд был в зеленой домашней куртке и в состоянии полнейшей отчаянности. Такой же загнанный взгляд видывал я у карточных игроков часа в два ночи в клубе «Трутни»: последние карты розданы, тройка королей в руке, но надо еще придумать, как завлечь других игроков, чтобы они не бросили карты раньше времени.
Последней в столовую вошла Джорджиана, и вид ее меня ошарашил. Я видел эти прелестные черты в самых разных настроениях. В настроении «Давай возьмем на двоих еще порцию лангустинов», блестящими от слез, выражающими прощение, несмотря на обиду, насмешливыми – «Ты уверен, что Пушкин хотел сказать именно это?» – и улыбающимися: «Мне хватит, а ты налей себе еще бренди».
Сегодняшнее выражение было для меня новым. С таким лицом, должно быть, посланец явился в спальню к королю Гарольду сообщить, что целая армия норманнов высадилась на берег близ местечка под названием Гастингс. В шоколадных глазах застыло предчувстие беды.
Леди Хаквуд и девочки при поддержке жены викария занимались подготовкой к дневному празднику, и дело у них шло полным ходом. Сэр Генри с майором Холлоуэем решили пробежаться по вечерней программе.
– От нас будет сцена из Шекспира, – сказал сэр Генри. – Говорят, очень мило и вполне к случаю. Моя племянница Джорджиана с утра проведет репетицию с актерами.
– Помню, мы в Бангалоре ставили «Венецианского купца», – откликнулся Сидни Венаблз. – В местной газете потом написали, что мое исполнение Шейлока было лучшим со времен Генри Ирвинга в «Лицее».
– Так может, вы сыграете герцога? – спросил сэр Генри.
– А может, вы добавите в спектакль комическую сценку с диалогом? – сказал Венаблз.
– Ах, да! – воскликнула миссис Венаблз. – В Чанамасале Сидни славился своими комическими сценками. Он придумывал такие очаровательные злободневные шутки! Зрителям очень нравилось.
– Только мне нужен партнер, который будет подавать реплики, – сказал Венаблз.
– Времени уже не остается его искать, – возразил майор Холлоуэй.
– Мы что-нибудь придумаем! – сказал сэр Генри. – А что еще в программе?
– Хоровой кружок «Радость Мелбери», – сообщил Холлоуэй. – Они исполнят «Пастуха и пастушку» и «Балладу о Крэнборн-Чейс». Жена викария будет аккомпанировать на фортепьяно. Девочка из Кингстон-Сент-Джуд прочитает стихи, а мой шурин покажет фокусы. Еще у нас в запасе квартет парикмахеров из Пуддлтауна, а потом – антракт и угощение. Затем короткое выступление струнного квартета из Мелбери-Тэтчет – моя жена играет вторую скрипку. Дамский кружок рукоделия покажет живую картину, и завершает программу ваш отрывок из Шекспира.
– Я думал, молодой Венаблз почитает свои стихи, – сказал сэр Генри.
– К сожалению, не смогу, – отозвался Руперт Венаблз.
– Почему это?
– Потому что я к тому времени уеду.
– Уедете? Да вы только что приехали!
– В данной ситуации, сэр Генри, мне неловко оставаться в Мелбери-холле.
– Неловко? Что за черт!
За столом наступила тишина – все ждали объяснений.
– Сэр Генри, весьма сожалею, но я больше не обручен с вашей племянницей. Я специально приехал, чтобы лично расторгнуть помолвку.
– Ах, Ру! – вскрикнула миссис Венаблз. – Почему ты мне ничего не сказал?
– Вот сейчас говорю, мама, – ответил Венаблз.
Вновь наступила тишина, еще глубже прежней. Джорджиана, очень бледная, смотрела прямо перед собой.
– Вот так компот! – высказалась леди Хаквуд; по-моему, не совсем удачно, ведь как раз сладости, судя по всему, им и не хватило.
Амелия громко всхлипнула. Я начал убирать тарелки со стола, в надежде что эти обыденные действия немного разрядят обстановку.
Бикнелл, повинуясь жесту хозяина, до краев наполнил бокал сэра Генри.
Руперт Венаблз озирался по сторонам и выглядел весьма довольным, если, конечно, не знать всю подоплеку.
– Я сожалею, что пришлось объявить об этом вот так, при всех, – сказал он. – Я надеялся еще до обеда поговорить с вами с глазу на глаз, сэр Генри.
– А Джорджи как же? – спросила Амелия.
– Ничего, Амби, все в порядке, – чуть слышно прошептала Джорджиана.
Тут меня вызвали в кухню за фрикассе из цыпленка. После нескольких минут беготни я уже в более спокойном темпе двинулся вокруг стола с блюдом брокколи – на этот раз не забыл, что подходить к каждому надо с левой стороны. При этом я невольно заметил, что лицо сэра Генри приобрело пугающе багровый оттенок.
– Я желаю вам и вашему семейству всяческого благополучия, – говорил Руперт Венаблз. – Надеюсь, при данных обстоятельствах…
Сэр Генри перебил его, фыркнув, точно неисправный водопровод.
– Помолчите, бога ради, болтун несчастный! Как вы посмели, сэр, явиться ко мне в дом, помириться с моей племянницей и тут же бессовестно ее бросить?
Руперт Венаблз с тревожной улыбкой огляделся по сторонам, ища поддержки.
– Я же, кажется, объяснил! В силу личных причин, о которых мне не хотелось бы говорить, я не видел возможности…
– К черту ваши личные причины! – рявкнул сэр Генри. – Отец Джорджианы был братом моей жены и прекрасным человеком, хоть и слишком любил портвейн. Забота о его дочери для меня – важнейшее дело! Что касается вас, молодой человек, собирайте чемоданы и покиньте мой дом немедленно!
Казалось бы, в такую минуту Венаблз-старший должен замолвить словечко за своего отпрыска или леди Х. утешить свою племянницу: «Ну-ну, дорогая!» Однако раздался совсем другой голос, довольно приятный баритон, и принадлежал он П. Бичингу.
– Сэр Генри, при всем уважении, давайте немного успокоимся? Сейчас решается счастье нескольких человек. Еще одна помолвка пока, если можно так выразиться, eiusdem generis. И если…
– Не надо мне вашей дурацкой латыни, Бичинг! Вы здесь не в суде. А если вы все еще думаете, будто я вам позволю жениться на моей дочери, лучше подумайте получше.
Амелия жалобно вскрикнула, а Джорджиана беззвучно расплакалась.
Леди Хаквуд сказала:
– Ну что ты, Генри!
Возможно, и леди Джудит Паксли добавила бы свои два пенса, но тут в холле послышался звонок и все замолчали.
Бикнелл тяжелым шагом, с подозрительным выражением лица отправился открывать.
Тихо было, как в соборе. Я стоял столбом возле буфета и не мог придумать никакого утешения, кроме одного: хуже уже некуда.
Как я ошибался!
Дверь столовой распахнулась. Бикнелл, заполнив собой дверной проем, выпрямился во весь рост и громко объявил:
– Лорд Этрингем!
