— 19 —
Утром в отель в Сен-Максиме позвонил полицейский и попросил меня немедленно прийти в жандармерию, в комнату для допросов, куда через несколько часов заявился и Ле Брев.
Я сидел в приемной и наблюдал в окно, как подъехал голубой „ситроен“, Ле Брев выпрыгнул и побежал по булыжникам, энергичный и собранный, с таким видом, будто считал, что все идет замечательно.
Я слышал, как он возбужденно разговаривал с Клерраром в коридоре, затем раскрылась дверь, и он появился, приветливый и улыбающийся.
— Месье Фрилинг?
— Что теперь?
— Мне очень жаль. Новости не очень приятные, но, по крайней мере, хоть что-то есть. Вам уже сказали?..
— Сказали, что нашли тело…
— Мы обнаружили труп мальчика. В песчаном карьере возле Каркасона. В ста километрах к югу отсюда. — Он пожал плечами. — Может, немного дальше… Я бы хотел… Нужно, чтобы вы поехали и посмотрели.
— Вы имеете в виду опознание?
— Если вам так угодно.
Я видел, что Клеррар наблюдает за нами, но Ле Брев завладел моим вниманием. В коричневом двубортном пиджаке с золотыми пуговицами, не совсем подходящим для официального костюма, и в облегающих бежевых брюках, он выглядел, как театральный менеджер или преуспевающий ученый-гуманитарий. В довершение ко всему он нацепил ярко-голубой галстук. Как я мог доверять этому человеку, если он появляется в таком виде?
Я сказал, что готов ехать.
— Мы отправляемся прямо сейчас, — заторопился Ле Брев. — Давайте покончим с этим разом.
Я протиснулся в машину вместе с Ле Бревом и его заместителем, угрюмым молчаливым человеком лет тридцати с небольшим, которого представили как Констана. Двое в форме сидели впереди, рядом с водителем. Мы пробирались по пыльной горной дороге, мимо кукурузных и пшеничных полей, виноградников, садов, направляясь прямо на юг.
— Не хотите ли перекусить? — прошептал Ле Брев мне на ухо. — Может, остановимся ненадолго?
Я отказался, заявив, что нет аппетита.
Мой желудок был холодным и пустым, но есть не хотелось. Я также чувствовал свою вину за то, что чуть было не произошло между мною и Эстель. Я вымотался до предела.
— Крепитесь, соберитесь с силами, — посоветовал Ле Брев.
Я попросил ехать прямо туда, на место, где находится труп.
Потянулись еще более жаркие места, за окном мелькали выбеленные солнцем крестьянские дома, собаки валялись в тени. Ле Брев снял пиджак и положил его у заднего окна. Он носил голубые подтяжки, подмышками у него проступили темные пятна пота.
Где-то в тридцати километрах к северу от Каркасона, старинного города с крепостью, машина свернула с шоссе на восток. Мы забирались на холмы, деревни на них казались еще более пустыми, более сонными. Земля высохла и затвердела, с террас свисали пропыленные виноградные грозди.
Ле Брев наблюдал, как я осматриваю окрестности.
— Иногда в этих краях убивают друг друга от скуки. Таких историй можно вспомнить немало.
— Кого, как вы думаете, вы нашли? — в конце концов набрался я храбрости спросить его.
— Это мальчик. Изувеченный. Без ног.
— Как?
Он пояснил: да, они нашли детское тело, почти голое. Мертв уже две недели. Мальчик одиннадцати или двенадцати лет, по заключению патологоанатома.
— Куда мы едем сейчас?
— Показать, где мы нашли его.
— А тело, оно все еще там?
— Нет. Конечно, нет.
— Тогда зачем это нужно?
Он тонко улыбнулся, его кожа блестела от пота. Должно быть, Ле Брев ходил кругами и вернулся туда, откуда начал, с пальцем, указывающим на меня.
— На случай, если это вам что-нибудь напомнит.
Мы прибыли на место. Бульдозеры рыли траншеи в земле, превращая ее в пыль. Машина подпрыгивала на кочках, следуя дороге, обозначенной только стальными прутьями, вниз к кромке карьера. Ле Брев выпрыгнул из машины и завел разговор с людьми, которые ждали нас около припаркованных машин.
Меня представили прорабу, итальянскому инженеру, нанятому горной компанией. Он пожал мне руку и повел нас вниз по сыпучему склону котлована, разрезанному на слои, как какой-то огромный пирог.
— Любой может попасть сюда, — заметил Ле Брев. — Слишком большой карьер, чтобы обносить его ограждением. Нет никакой возможности остановить их.
Кто-то проник сюда по дороге, предназначенной для аварийного выезда, через плантацию, окружающую карьер, через километры сосновых деревьев, прямо к самому краю, где и вырыл мелкую могилку. Мне показали ямку в песке, покрытую тонким слоем веток. Ее обнаружили случайно, когда двое рабочих отправились искать свою собаку. Ле Брев стоял рядом со мной. Я смотрел на пустую канавку, где нашли расчлененное тело. Бесконечное отчаяние охватило меня.
Я почувствовал, что Ле Брев теребит меня за рукав.
— О чем вы думаете?
— Ни о чем. — Я оцепенел. — Ни о чем я не думаю.
— Это вам ничего не напоминает?
— Почему это должно мне что-нибудь напоминать?
Он шагнул вперед и, захватив горсть земли, пропустил ее через пальцы.
— Другое место? Холмик в лесу? Где были убиты другие дети?
Он мрачно, с подозрением рассматривал меня. В эту минуту я ненавидел его.
Я, помню, пробормотал:
— Что вы имеете в виду?
— Ничего. — Ле Брев повторил мои собственные слова. — Я хотел увидеть, что вы чувствуете.
Почувствую ли я угрызения совести или вину: вот та ловушка, о которой я должен был догадаться, когда узнал, куда меня везут. Ле Брев по-прежнему подозревал меня, хотя не мог представить никаких доказательств. Я понимал, в каком направлении работает его ум: а что, если у меня есть мотив? Откуда он мог знать о наших чувствах к детям, моих и Эммы? Я вдруг понял, что он разговаривал с Эммой, перед тем как она уехала, он навещал ее, когда она оставалась в доме одна. А Эмма была в таком смятении, что могла сказать все, что угодно. Разве я не возмущался, когда они разбили голову Будды? Разве я не кричал на них, ворвавшихся к нам, когда мы занимались любовью? Вспомнила ли она все эти случаи и рассказала ли о них Ле Бреву? Разве я не сказал, что мог бы убить их, когда они увидели нас в кровати? Разве я не встречался с Эстель? Короче говоря, вполне возможно, что они решили между собой, будто я планировал убийство детей с самого начала.
Ле Брев смотрел на меня, склонив голову набок, словно какая-то диковинная птица. Полицейские стояли вокруг, наблюдая.
— Хорошо, хорошо. Поехали.
Он кивнул на машины.
Уловка не удалась. Что бы он ни искал, какую-либо зацепку или мотив, на поверхность ничего не всплыло, и он перешел к следующему этапу. Он шел впереди меня.
— Я покажу вам тело мальчика.
Мы поехали в город Каркасон, через Вилль-Бас, по тенистым бульварам, вдоль которых выстроились муниципальные здания. Машина Ле Брева свернула в узкие ворота, за которыми грелось на солнышке старое серое здание. Табличка гласила: „Муниципальный морг“.
В глубине души я надеялся, что мальчик, которого мне собирались показать, — не Мартин. Я увидел что-то бесформенное, лежащее в цинковом ящике, плоть цвета рыбьей чешуи, местами бордовая, темные волосы забиты землей.
— Посмотрите на шею, — тихо произнес Ле Брев. — Признаки асфиксии: кровоподтеки на лице и черепе.
Я заставил себя посмотреть на сине-бордовые отметины на горле, страшный уродливый синяк на груди и на то, что выглядело как синяк на лбу.
— Как давно?..
Ле Брев пожал плечами:
— Две, может, три недели. У нас еще нет полных результатов вскрытия.
— Это не мой сын, — заявил я. Слава Богу. Мальчик какой-то другой несчастной матери. Страх отпустил меня.
— Уберите! — приказал, Ле Брев служащему в белом халате. Ящик задвинули.
— Полицейские порядки, — пояснил он, чуть ли не извиняясь. — Мне нужно было установить…
— Послушайте, это случилось за сотню с лишним километров от того места, где исчезли мои дети. Почему вы думаете, что тут есть какая-то связь?
— Ничего я не думаю! — отрезал он. — Я просто должен рассмотреть все случаи, которые могут походить на наш.
— По-вашему, этот походит?
Он сжал мой локоть, точно так же, как тогда, когда впервые показал мне место в лесу, и вывел меня наружу, на солнечный свет.
— Давайте выпьем чего-нибудь. Кажется, нам пора поговорить.
— Совершенно верно, — согласился я, вспомнив драку на поляне.
Нас отвезли в местное отделение полиции — здание XIX века с трехцветным флагом на фронтоне. Ле Брев, похоже, чувствовал себя здесь как дома и занялся представлением меня людям в штатской одежде, стоящим вокруг.
— Так. — Он хлопнул в ладоши и повел меня в комнату, отделанную панелями, с закрытыми жалюзи и с тремя или четырьмя беспорядочно расставленными столами. — Пожалуйста, — указал он на стул, — вы заслужили кофе и коньяк.
Я выпил коньяк с признательностью — мне показалось, что по нервам провели осколком стекла.
— Итак?
Ле Брев потер руки с видом заговорщика наклонился вперед:
— Зачем вы возвращались в лес в Шеноне?
Я показал ему синяк на щеке:
— Ага. Так вы знаете?
— Сожалею, что вы, так сказать, разозлили моих людей.
— Разозлил? Эти подонки пытались убить меня.
Он покачал головой:
— Нет и еще раз нет. Они превысили свои полномочия, но вы сами виноваты. Помните, что мы очень озабочены тем, что произошло. Извините, — добавил он.
— Я могу привлечь вас к ответственности за нападение.
Он улыбнулся:
— Не думаю, что у вас есть свидетели… Так. Позвольте мне задать вопрос. Зачем вы встречаетесь с этой женщиной?
— Какой?
— Не пытайтесь пудрить мне мозги, месье. Мне известно, что вы посетили прошлой ночью мадам Деверо. — Он пожал плечами. — Мне все равно, с кем вы спите, когда ваша жена далеко отсюда, но в полицейском расследовании это может оказаться немаловажным фактом, так ведь?
— Между нами ничего не было… — начал я. — Вы говорите чепуху.
Он ухмыльнулся и налил еще щедрую порцию живительной влаги.
— Мой друг, вашей жене это будет интересно, не так ли?
— Что вы предлагаете?
— А, вот видите, вы не отрицаете этого.
Он провел пальцем по губам. Золотые кольца украшали пальцы обеих рук.
Я не доверял ему. Он просто-напросто выполнял свою работу, но был для меня человеком с совершенно иными моральными ценностями и где-то глубоко у меня в подсознании — с налетом таинственности.
Он, казалось, изучал свои ногти.
— Думаю, что вы не очень расстроены отъездом жены.
— Послушайте, я люблю ее. Мы потеряли детей. Ради Бога, нельзя же рассчитывать, что я полностью сохраню здравый рассудок.
— Здравый рассудок?
Я нашел неудачные слова и пожалел об этом.
— Вы говорили с ней недавно? По телефону?
— Я не мог дозвониться.
У меня возникло ощущение, что он был в курсе всех моих дел.
Ле Брев вдруг ткнул в меня пальцем:
— Почему вы решили приехать именно в эту часть Франции?
Мы опять шли по кругу.
— Вы знаете почему. Случайный заказ.
— Когда вы последний раз приезжали во Францию?
— Семь или восемь лет назад. В Нормандию.
— Ага. И вдруг вы решили приехать на юг и именно в Шенон?
— Ради Бога…
— И затем обнаружили, что исчезли дети, в первую же ночь?
— Да. Пожалуйста, оставьте свои попытки обвинить меня.
— Не создавайте мне трудностей, месье, — сказал он. — Еще коньяку?
Я покачал головой:
— Благодарю, не надо.
— Итак, вы приезжаете и дети исчезают. И вы ничего об этом не знаете. Вы просыпаетесь, как вы утверждаете, из-за грозы. Вы промокаете в пижаме, не выходя наружу. — Он помолчал. — Итак, выглядит ли это правдоподобным? Правда ли это, спрашиваю я?
— Конечно, правда, и вам это хорошо известно, черт бы вас побрал. — Настала моя очередь перейти в наступление. — И уж если вы хотите допрашивать меня, давайте и я вам задам несколько вопросов. Что вы сделали для расследования этого дела? Сколько человек вы выделили? И что же они нашли, кроме этой несчастной могилки в карьере?
— Мы прочесали каждое здание в радиусе двадцати километров.
— Их могли увезти куда угодно.
— Месье, меня больше интересуют мотивы, которыми руководствовались вы.
— Мотивы? — Я помню, что даже стукнул по столу. — Не говорите мне эту чепуху! — Я кричал на него. — Послушайте, инспектор. Я могу обвинить вас…
— В чем, месье?
— В том, что вы не смогли обеспечить охрану дома, когда к нам забрались во второй раз. В том, что вы организовали нападение на меня в лесу.
— У вас нет возможности доказать это, месье.
— Хорошо. — Я вдруг решил пустить пробный шар, переменив тему. — Почему вы не сказали мне, чьи дети были найдены в лесу?
— Какие дети?
— Вы знаете какие. Дети, которых нашли там тридцать семь лет назад, напротив этого чертова дома.
— О чем вы? — Его голос стал твердым, жестким.
— Как могло случиться, что даже ваша жена ничего не знает? Как это вы не рассказали ей?
— Рассказал ей что? — Он чуть ли ни шипел от злости.
— Что это были дети Сульта. Наследники состояния.
Он, казалось, подпрыгнул, сев прямо и расправив спину.
— Это не ваше дело.
— Я расскажу вам. Дети Марселя Сульта играли с огнем, когда вы нашли их. Вы и Элореан. И разбогатели на этом.
Он гипнотизировал меня змеиным взглядом:
— Вы беседовали с моей женой Нинетт. Так ведь?
— Да.
— Вы приходили в мой дом… — пробормотал он.
— Предполагаю, что она рассказывает вам больше, чем вы ей.
На мгновение мне показалось, что в уголках его рта появилась пена и он быстро слизал ее. Он схватил бутылку и налил еще две рюмки. Попытку запутать меня он временно оставил.
— Вы не должны были этого делать, — прошептал он.
— Почему? Вас не было. Я пытался найти вас.
— Потому что… потому что это неумно. Неразумно. Не надо тревожить мою жену.
— Неразумно? — Я опять вспомнил одинокую молодую женщину в большом доме. — Почему вы не рассказали мне, чьи это были дети?
— Какие дети?
— Не увиливайте от ответа, инспектор, — спокойно сказал я. — Вы намеренно показали мне, где их нашли, показали в то утро, когда исчезли Мартин и Сюзи.
Он помолчал, постукивая пальцами по столу. Я почувствовал, что кто-то еще вошел в комнату, и, нарушая наше доверительное уединение, быстро заговорил по-французски.
— Минуточку. — Ле Брев рукой попросил офицера в форме выйти и повернулся ко мне, сверкая глазами. — Так что вы говорите?
— Я пытаюсь сказать, что исчезновение моих детей связано с каким-то ритуалом, воспроизведением участи, постигшей детей Сульта.
Он беззвучно рассмеялся:
— О нет. Еще раз нет, месье. Это не так.
Я набросился на него, завершая нашу дискуссию:
— Хорошо. Почему же тогда вы мне сразу все не рассказали?
Ле Брев поднялся:
— Потому что там нашли не двоих детей.
— Вы сказали, что двоих.
— Я сказал это, чтобы испытать вас.
— Как и сегодня, я думаю?
— Да. Как сегодня.
Продавщица сигарет в отеле была права.
— Вы хотите сказать, что все, что мне сообщила ваша жена о детях Сульта и что писалось в газетах в то время, все это просто миф?
Опять эта пена в уголке его рта. Он облизал губы.
— Нет. Раз уж вы спрашиваете, я скажу. Детей у Сульта было двое, это верно. Они родились во время войны и позже оказались, как бы это сказать, поджигателями.
— Да. Эту версию я слышал. И вы расследовали их дело, будучи молодым детективом?
— И что же вы еще слышали?
— Что они погибли во время пожара. В каком-то шалаше, который они сами соорудили. Около дома, где я жил. На том месте в лесу.
Ле Брев покачал седой головой:
— Почти так, но не совсем, мой друг. Там были обнаружены не двое детей, если уж вам так надо знать.
— Тогда вы солгали мне, инспектор.
— Да, немного. Признаюсь.
— И что же это должно означать?
Ледяным тоном он сказал:
— Было найдено только одно тело.
