Глава 38
Первая ссылка. СТЗ
(1931–1933)

Яков, пожалуй, перенес свалившееся несчастье лучше, чем его семья. Он умел начинать с нуля, но при этом в новое, постнулевое пространство втаскивал всю предшествующую жизнь, разнообразные интересы и начинания. Двенадцать больших городов были теперь для него закрыты, он был перенесен всевластной силой в город на Волге, где строили по американскому проекту огромный завод. Его назначили в плановый отдел, это было ему не очень интересно, но знание английского языка сильно улучшило его положение. Уже через неделю ему выделили каморку в заводоуправлении, где он переводил американскую техническую документацию. Два десятка наскоро обученных английскому языку девушек не могли справиться с технической терминологией. Да и Якову иногда приходилось обращаться за справками к американским сотрудникам, которых в 31-м году оставалось еще много.

Американцы нравились Якову – по большей части спортивные ребята, одетые чисто и элегантно. И работали браво. Помимо организации производства была и особая организация жизни – специальная столовая, и ресторан, и клубы, и концерты для сотрудников, и общественный надзор за детьми. “По части социалистических достижений капиталисты ушли вперед”, – вынужден был признаться Яков. Или это только специально выстроенная пропагандистская картинка? Создавалось впечатление, что их научная организация труда простиралась и на общественную жизнь!

Яков был не единственным, кого занимали эти наблюдения. Вскоре он познакомился с другими ссыльными, занятыми в разных звеньях общего строительства, такими же, как он, спецами, высланными на СТЗ за политические ошибки и неправильное мировоззрение. Все они были более или менее марксисты, более или менее социалисты, более или менее коммунисты, но думали “не в ногу”, и расхождения во взглядах были как раз таковы, чтобы вести интересный разговор о деталях. Встречались сначала случайно, спустя некоторое время стали при случае собираться за чаем, а через пару месяцев эти встречи превратились в своего рода самодеятельный семинар, на котором представляли рефераты, читали доклады. Обменивались мнениями… Не чувствуя за собой никакой вины…

В ноябре 31-го года к Якову приехал сын. За время, что они не виделись, Генрих вырос на полголовы, раздался в плечах и превратился из мальчика в юношу. А Маруся все не приезжала – много работы, плохое самочувствие, дурное настроение… Шла интенсивная переписка, по установленной схеме – письма писали каждый первый день пятидневки, начиная с первого числа каждого месяца, – не менее шести писем в месяц, плюс открытки, которые не считались, плюс, в случае необходимости, телеграммы.

Генрих с отцом почти не переписывался.

Яков получил официальное разрешение показать сыну завод и в один из первых же дней Гениного пребывания повел его на СТЗ. Первым делом показал американский проект завода, объяснил особенности этого проекта: он был модульный. Генрих восхитился – конструктор! Он узнал свой первый конструктор, который доставлял ему в детстве столько творческой радости. И весь этот завод был построен так, как будто какой-то великан сложил его из кубиков. Только кубики были огромные и гораздо разнообразней, чем в его конструкторе. Яков показал на макете, как соединяются друг с другом отдельные блоки и как из одинаковых блоков получаются разные строения.

Генрих смотрел как зачарованный на макет, вынашивая какую-то мысль, а Яков радовался, какие смышленые у сына глаза, как на лице отражается работа мысли.

– Пап, получается, вроде каждый блок как буква, а соединяясь вместе, они образуют слова и целые предложения?

– Хорошая идея, сынок, – порадовался Яков.

Генрих кивнул с важностью – не так-то часто отец его хвалил – и продолжил размышления вслух:

– Я думаю, можно просто весь мир заново построить из таких букв – вот это будет конструктор, это да!

Яков с вниманием посмотрел на сына: в нем явно шевелились зачатки серьезных мыслей… Но по существу – полнейшая инфантильность. С ним надо много работать, много работать…

СТАЛИНГРАД – МОСКВА

ЯКОВ – ГЕНРИХУ

Милый Генрих, я познакомился здесь с одним человеком, с которым хотел бы и тебя познакомить. Каких только профессий нет на нашем заводе! Всего есть сто семьдесят профессий. Ну, скажем, есть ли специалист по игрушкам? Как ты думаешь? Оказывается, есть. Мастер, который изготовляет макеты и модели для нашего музея. Превосходный работник, владеет обработкой металла, дерева, картона – все, что нужно. Он и столяр, и слесарь, и электротехник, и переплетчик. Мастер на все руки. Мастерская у него тоже игрушечная. Под лестницей чуланчик в два квадратных метра. Крохотный верстачок, на потолке полки с материалом. Говорит тихо, вдумчиво. Приятно с ним иметь дело. Работает всегда один, в тишине.

Я теперь готовлю большую выставку по тракторной промышленности. Когда кончу, пришлю тебе фото. Мама пишет, что у вас в комнате очень чисто и аккуратно. Это очень помогает жить.

Я задумался, не написать ли рассказ про семью, которая жила в большой тесноте и беспорядке. Все грызлись, злились и не могли ужиться вместе. А потом постепенно убрали комнаты, ввели порядок, и все стали хорошо жить. Вот освобожусь немного и попробую эту тему. Одобряешь ли ее?

Крепко жму руку.

Твой Яша-папаша

СТАЛИНГРАД – МОСКВА

ГЕНРИХ – МАРУСЕ

Милая мама!

Уже два дня я у папы. Когда подошел поезд к Сталинграду, папы на вокзале не было, походил-поискал его, и сел в поезд на тракторный. В поезде я у каждого человека спрашивал, не знает ли он, где живет Осецкий, пока я не наткнулся на Мстиславского! Конечно, он сказал “№ 516”. Мне больше ничего и не нужно было. Когда я слез с поезда, как раз подали роскошный автобус, и я благополучно нашел дом № 516, но я поцеловался с замком. Папы не было. Не унывая, я сбросил пальто и мешок, оставил все мои манатки у соседей и пошел на Волгу. Когда я вернулся, мой папа(ша) был дома, он меня не узнал.

На другой день, 7-го, я с папой целый день гулял и катался на лодке, а вечером смотрел, как танцевали фокс (ну и волынка). Американскую столовую я с первого посещения полюбил. Вчера с папой читал по-немецкому (Нибелунгов). Папины товарищи нравятся, а американские ребята нет (здорово дерутся).

С авиа-тракторным приветом! Целую, Генрих

ЯКОВ – МАРУСЕ

Милый друг, запоздал с посылкой очередного письма на три дня – не взыщи – засуетился с Геней, с праздниками. Геня вырос намного, на полголовы выше, чем я оставил его.

В отношении общего развития он не подвинулся дальше. Каждый день я занимаюсь с ним по предметам и по-немецки. По первым дням замечаю, что он не более усидчив, чем прежде.

Его приезд – большой праздник для меня, но я тебе искренне скажу, что твой приезд был бы большим праздником. Развитие его заботит меня. Нужно всячески противопоставить его интересам другие – более широкие и глубокие. Он слишком техничен, однобок. После его увлечения авиацией теперь новое громадное увлечение военными вопросами. Гуляем по горам – он с восхищением: “вот хорошо бы здесь поставить батарею орудий!” Как это неприятно! Этот кружок стрелков-снайперов, куда он ходит, нужно ликвидировать.

Занятия идут, по-видимому, удовлетворительно, сужу по тригонометрии, которую проверил. Грамотность низка, но явится только в результате чтения. Нужно его вовлечь в литературные интересы. Его природный вкус к стилю поможет этому.

Заинтересовывай его далекими от него вещами – легкая книжка по дарвинизму, по истории и т. д. Что мы уже читали в его возрасте. Я подумаю и составлю специальный список книг, если ты одобришь идею. Поищу здесь по каталогам.

Читаю с Генрихом “Нибелунги” по-немецки. Нашел там тобой подчеркнутое место “Liebe und Leiden kommen immer zusammen!”.

Целую крепко, дружески и недружески.

Со всем пылом ночной борьбы, в которой побеждают оба.

Маруня родная, я выбился из регулярной переписки, потому что никак не могу войти в норму вечерних занятий. 10 февраля – сдача всех срочных работ, и я начну свою колею снова. Начнется и аккуратная переписка. Еще одна дата – прошла моя годовщина здесь. Я втянулся в эту работу. Весь проект завода американский, и первый трактор тоже по американской удачной модели. Мне приходится много переводить для технического отдела.

Пока что могу тебя обрадовать, что я уже премирован как ударник. Только премирован не книжкой ударника, как хотел бы, а денежной премией. А сколько, не знаю. Купил тебе галоши, самый маленький №, как ты просила. Если не подойдут, ругай себя. Сообщи № галош Гени – 7 или 8? Смогу скоро купить. Кроме того, выиграл по займу 70 р. Живем. Кроме того, временно прекращаю лекции. Жаль. Это держало меня в форме: каждую неделю – подготовка. Здесь есть несколько толковых экономистов, с которыми интересно общаться. Круг тесный, собираемся, беседуем.

Посылка для тебя уже готова. Послезавтра уедет. Целую, детка.

ЯКОВ – ГЕНРИХУ

Милый родной Геня, трудно передать мою радость по поводу твоих успехов. Ты сам добился всего, что хотел, без посторонней помощи. Да, впрочем, никто и не мог бы тебе помочь в этом. Американцы больше всего ценят людей, которые сами организуют свою жизнь. У них даже есть такое выражение: a self-made-man – человек, который сам себя сделал. Ты мой селф-мэйд-мэн.

Сможешь ли ты теперь правильно организовать свою жизнь, свое время, чтобы успеть все, что нужно. Есть 4 раздела, которые должны стоять на первом плане – тех учеба, физкультура, литература и помощь маме. Она мне писала про ваше посещение аэропорта. Как жаль, что меня не было с вами. И я хотел бы послушать твои объяснения. Уже прошел год, как ты был здесь. Целый год мы не виделись, и пока не могу даже сообразить, когда мы увидимся. Будем верить, что скоро.

Твое решение оставить школу и учиться на рабфаке вызывает мое уважение. Это поступок настоящего мужчины. Если получится поступить на метрострой, это будет очень хорошая школа. Какая будет у тебя профессия? Пиши мне про новые впечатления, про свои занятия, про новых товарищей. Где помещается твой рабфак, как ты едешь туда. Пусть у тебя будет трамвайная книга для чтения, чтобы не терять времени. Эту книгу ты читай только в трамвае.

Жму крепко руку – твой Яша

ЯКОВ – МАРУСЕ

Ну, Маруня, дела идут явно в гору. С деньгами – хорошо, с перспективами – хорошо. Вчера у меня была большая радость. Вышел из печати первый плакат. Произвел большое впечатление. Теперь пойдет полным ходом. Вся издательская работа лежит на мне – это лучше, чем плановый отдел.

Сегодня выходной. С утра по часам делал свой туалет – мойка горячей водой, бритье, уборка, мойка головы, завтрак – один час тридцать минут.

В десять уже за столом. День ясный и солнечный, но у меня штурмовая атака. За сегодняшний день должен отредактировать массу рукописей. Теперь – два часа после 4 ч. работы передохнуть, перерыв, завтрак, прогулка, газеты и обратно.

Радио все утро звучит, мне не мешает в работе. Зазвучал вальс из “Онегина”, встал и прошелся вальсом по комнате. Туда и назад, туда и назад, выкурил папиросу и за стол.

К первому ноября допишу хронику, весь ноябрь буду работать по выставке. Мне нравится это взаимодействие с американскими практиками – мы многому должны у них учиться по организации производства. Но с ноября буду более свободен, совсем отбился от книжек – хочется литературы, экономики, математики и другого. Чрезвычайно интересное общение с коллегами. Люди моего положения.

Что с твоей статьей о Гоголе – какая причина, что о нем вспомнили? Какая-то годовщина?

Еще раз напоминаю – штатной службы не нужно – только свободная литературная работа. Вот Вигилянский нигде не служит. Постарайся перейти в профсоюз писателей, войти в жизнь Дома печати, там прекрасная библиотека, на дом дают, хорошая столовая.

Маруня, я прошу тебя купить и выслать мне “Справочник труда в СССР”. Скорее всего, найдешь в магазине Комакадемии, помещался прежде на Моховой против Университета.

Целую тебя, родная, скоро снова внеочередную сумму пришлю. Чтоб ты ее проела. Я.

…Два года прошло. И восемь месяцев, как я тебя не видел. Твой приезд, при всей радости, которую он мне принес, оставил и чувство горечи. Какая-то трещина, которая прошла между нами, расширяется. И лечение может быть только одно – приезжай! На неделю, на три дня, на три часа. Это так важно: посмотреть друг на друга, прикоснуться… Маруня, брак не держится на почтовых марках! Приезжай. Я так настойчиво зову тебя не только по той причине, что истосковался по любимой жене и по подруге. У каждой жизни есть какой-то грунт, на котором она стоит, растет, от которого питается. Ты – мой грунт, почва. А от твоих писем веет отчуждением. И не письмами это отчуждение преодолевается. У меня иногда возникает чувство, что длинные письма, которые я тебе пишу, ты либо просматриваешь без внимания, либо вообще не читаешь. Переписка становится хаотической, невпопад…

Маруня, любимая! Приезжай!

…На несколько дней задержится очередной перевод. Все заканчивается книга, но никак закончить не могу. Ты не беспокойся за мое авторство. Книга действительно коллективная, я написал в издательство, чтобы в условиях коллективности за каждым была оговорена фактическая часть работы каждого. Я кое-чему научился на этой работе… Образовались некоторые полезные технические приемы, появилось много новых тем, так что большую роль работа сыграла. За моей индивидуальной подписью она, конечно, не может выйти, да и, может быть, я вовсе и не захочу этого. Нужно писать работы в одиночку, а не толпой. Но коллектив дружеский. Есть несколько человек, с которыми возможны серьезные дискуссии. Надеюсь, что издательство расплатится, как обещает. Жду, и уверенно, от тебя хороших вестей. Целую, друг. – Я.

…Твой рефрен – значок ГТО имеет у нас успех, нам нельзя без этого. Это меня настораживает. Если вдуматься, этот физкультурный знак – замена культуры, подмена культуры. Ты знаешь, что я всю жизнь занимался гимнастикой и считаю, что хорошее физическое состояние необходимо, чтобы полноценно жить, но оно не является ценностью самостоятельной… Для подростка это простительно, но ты могла бы и проанализировать эту ситуацию более глубоко: почему вместо интеллектуальных усилий предлагаются массовые усилия физкультурные?

В твоих письмах часто встречается: “за что мне это? я пролетарка и т. д.”. Не могу тебе писать подробно – нужно длинно говорить, но эта фраза не имеет никакого смысла. Вдумайся. Вопрос гораздо глубже и серьезней… Нужна другая этикетка для твоих несчастий. Ни ты, ни я не принадлежим к пролетариям. Мы происходим из ремесленников – нет здесь ни нашей заслуги, ни нашей вины. Конечно, если ты хочешь представлять себя пролетаркой, ты вольна так и поступать. Но ты актриса, художник, богема отчасти, интеллигент, и в этом больше правды, чем в твоем желании видеть себя пролетаркой. Не является пролетаркой и Надежда Константиновна. Преподаватели, специалисты крайне необходимы государству, и пролетариат без специалистов никуда не сможет двинуться. Но люблю я тебя, Марусенька, вне зависимости от того, какой социальный портрет ты для себя выбираешь. С какой радостью я бы часами говорил с тобой на эту тему… Целую, родной дружок. Я.

Милый друг, мне жаль, что ты не соглашаешься перейти в журнал по игрушке. Делаешь ошибку. Это не чистая журналистика, а та же прикладная. От тебя будет зависеть, как ты сумеешь сохранить связь с производством. Кроме того, там больше свободного времени. Будешь больше читать и писать. Работать где-нибудь в общем органе – это беспредметный журнализм, а в узко прикладном журнале вполне пригодно для твоих принципов. Еще раз передумай и взвесь все обстоятельства. Я убежден, что ты делаешь ошибку. А главное – нужно иметь время для обдумывания и чтения. Иначе ничего не выйдет. Мелкие случайные выступления – это еще не писательство. Будучи в журнале, нужно начать готовить что-нибудь большое – ряд очерков или книгу.

Составился небольшой круг людей с широкими интересами, еще два новых товарища, кроме Лаврецкого и Дементьева. Обсуждали на последней встрече именно Зощенко, и был один врач, с очень интересными рассуждениями о старости как проигрыше… Наши встречи продолжаются, делаем рефераты, иногда небольшие сообщения. Это очень оживляет рутинную жизнь.

Родная Маруня, дела близки к завершению. Недолго осталось ждать. О себе могу сказать то же, как и в прежних письмах. Полностью закончил работы по музею. Перевел массу технической литературы и могу сказать, что приобрел высокую квалификацию. Сборник о труде в условиях современного конвейерного предприятия сдан. Я здоров, бодр, занимаюсь историей и математикой. Ежедневно занимаюсь гимнастикой, холодные обтирания… Между занятиями слушаю превосходные старинные казачьи песни. Мысли мои крутятся около фольклора – это источник чрезвычайно малоценимый, а меж тем богатство необычайное. Сейчас никто не изучает! А ведь надо все записывать, систематизировать.

…Вся моя тревога о тебе и Гене. Как только вернусь, сразу же начну хлопоты о снятии с меня обвинения. Я не стал бы этим заниматься, но ради Генриха пойду по этим организациям. Надеюсь, что тебя не оставят без поддержки родственники. Выйду – уплачу все долги. Крепко целую вас, милые родные друзья. Ваш Яша.

(Неотправленное письмо, изъятое у Якова Осецкого при обыске и аресте 14 октября 1933 года.)

…С каждым месяцем, с каждым днем приближается срок моего освобождения. От трехлетнего срока осталось двенадцать недель. Я мысленно подвожу итоги. Строю планы на будущее. Я написал несколько писем коллегам, прошу описать сегодняшнее положение. Я довольно расширил свои возможности – могу делать и серьезную переводческую работу, и издательскую. Мое участие в огранизации музея СТЗ тоже дало определенную квалификацию. Я не много приобрел за эти два с половиной года, но ничего не потерял из прежних своих знаний. Следил за всеми научными журналами, русскими, немецкими и английскими, которые здесь можно было найти в в библиотеке. Французских здесь не нашел, но французский я поддерживаю благодаря тем двум книгам А. Франса, которого ты мне прислала с отчаянной критикой. Я очень тоскую по музыке и не оставляю надежды на какую-то небольшую музыкальную работу в Москве, в добавление к основной.

Милая Маруся! Я полон надежд и веры, что мы сможем обрести друг друга с той полнотой, которую мы знали во все время нашего брака. Поверь мне, я не склонен к жалобам, но единственная моя настоящая печаль, что я внес в жизнь твою и Генриха такие сложности. С другой стороны, благодаря моей ссылке в Генрихе открылись черты, которые меня так порадовали, – я не ожидал от него такого мужества, целеустремленности и жертвенности. То, что он пошел на работу в Метрострой, еще и доказательство серьезности его отношения к жизни. Это уже не только мальчишеская восторженность и революционный романтизм, знакомый нам по годам нашей юности, но и реальное присутствие на трудных участках строительства. Он глубже, чем представлялся мне еще два года тому назад. Это действительно путь пролетария умственного труда: рабфак, техникум, уверен, что будет и институт с хорошим инженерным образованием. И твои дела несомненно поправятся. Маруничка! Подумай – осталось 84 дня! И мы заживем счастливо и долго-долго!