Четыре десятилетия назад, когда Чарльзу Грею было около 25 лет, ему далеко не всегда нравилось работать в Университете штата Вашингтон в Сент-Луисе под руководством американского экономиста доктора Хаймана Мински. В 1970 году Грей, как и многие другие молодые экономисты, был очарован революционной теорией рациональных ожиданий и ее буйным призывом к финансовой дерегуляции в погоне за достижением оптимального рыночного равновесия. Но при этом Грей, ныне профессор Университета Миннесоты, продолжал находиться под влиянием своего куратора, экономиста, который не поддался очарованию математического энтузиазма теории равновесия. «В основном он просто говорил о хрупкости финансовой системы и экономики, – вспоминал позже Грей. – Он постоянно твердил о том, во что никто не верил. И хотя мне приходилось работать под его руководством, я тоже не могу сказать, что верил тому, что он говорил».

Под влиянием идей Кейнса и других выдающихся экономистов Мински утверждал, что экономическую систему, как и погоду, нельзя считать исключительно равновесной. Он полагал, что фундаментальные факторы человеческой психологии наряду с появляющимися время от времени новыми изобретениями и новыми инвестициями создают естественную почву для возникновения на рынках положительных обратных связей, способствующих тому, что экономическое спокойствие и благоденствие сменяют бури и ураганы.

Его слова, подтвержденные многочисленными историческими примерами, звучали убедительно. В периоды стабильности и экономического процветания оптимизм людей, естественно, растет. Инвесторы берут на себя дополнительные риски, покупая дома, строя заводы и создавая новые компании в ожидании получения будущей выгоды. Чем дольше длится период благополучия, тем выше оказывается степень терпимости к рискам. Но инвесторы, как правило, прибегают к заимствованиям и используют леверидж для преумножения потенциальной прибыли. Они вынуждены делать выплаты в погашение своих долговых обязательств, поэтому им приходится вкладываться во все более рискованные инвестиции. В конце концов, наступает такой момент, когда денежных средств, полученных за счет инвестиций, оказывается уже недостаточно, чтобы погасить накопленные долги, которые были взяты для приобретения активов. Одно из произошедших в этот период событий может сработать как триггер, вызвав рыночный разворот. Это может быть крах известной компании, крупный финансовый скандал или какое-либо аналогичное по значимости событие, способное пошатнуть уверенность участников рынка в продолжении роста и вызвать жесткий обвал. Падение цен на спекулятивные активы заставит кредиторов оперативно отзывать выданные кредиты, что приведет к быстрому обесценению активов и рыночному коллапсу. Экономика войдет в пике, подобное тому, что мы видели во время «квантового кризиса», но, возможно, с гораздо более масштабными последствиями.

Следует отметить, что кризис 2008 года отлично вписывается в этот сценарий. Низкие процентные ставки, установившиеся с 2002 года, поощряли людей на покупку жилья. Сначала это происходило в старомодной манере – покупатели брали традиционные ипотечные кредиты, намереваясь полностью выплатить как основную сумму долга, так и проценты. Однако высокая доступность кредитных средств привела к росту цен на жилье, и вскоре процесс приобретения жилой недвижимости стал обрастать спекулятивными элементами. Сначала появились заемщики, которые выплачивали по своим ипотечным кредитам «только проценты», затем возникла категория так называемых понци-заемщиков, которые могли расплачиваться по ранее взятым кредитам только за счет привлечения новых, при этом стоимость приобретенной такими заемщиками недвижимости постоянно увеличивалась, что с лихвой покрывало все затраты. К этому моменту «пузырь» на рынке жилья мог уже поддерживать сам себя за счет растущей волны оптимизма: кредиторы продолжали снабжать деньгами понци-заемщиков только лишь потому, что были убеждены в том, что стоимость жилья будет продолжать расти, и это лишь ускоряло закручивание массивной финансовой спирали.

Такая ситуация привносит второй элемент в общую картину, нарисованную Мински, – финансовые институты, которые играют важнейшую роль в раздувании таких «пузырей». Понци-заемщики нуждались в понци-кредиторах, а главным достижением быстро расширяющейся теневой банковской системы стала разработка механизмов, необходимых для того, чтобы сделать кредитование еще более спекулятивным, еще более рискованным и с еще бо́льшим размером кредитного рычага. Это способствовало дальнейшему раздуванию «пузыря» на рынке жилья, поскольку доступность кредитов продолжала подталкивать вверх цены на этот актив. Все «пузыри» неизбежно лопаются, и сейчас мы наблюдаем ускоренное движение в обратном направлении: делеверидж и повышение стандартов кредитования, ужесточающих банковские требования настолько, что им удовлетворяют лишь самые надежные заемщики.

В опубликованной в 1984 году книге «Stabilizing an Unstable Economy» («Стабилизация нестабильной экономики») Мински рассмотрел механизм раздувания рыночных «пузырей» и их последующих взрывов. Его описание иллюстрировалось историческими примерами, начиная с «пузыря» Компании Южных морей 1720 года до «пузыря» американского фондового рынка 1928–1929 годов. При этом он не поддерживал сторонников революции рациональных ожиданий, которые, по словам Кейнса, подчинили себе академическую экономическую науку «настолько, насколько святая инквизиция подчинила Испанию». С точки зрения рациональных ожиданий ничто не заслуживает анафемы больше, чем вера в наличие вечных источников нестабильности в самом сердце рыночной экономики. Но времена меняются. Мински не сделал то, что сделал Норман Филлипс, когда составил глобальную карту ветров, заложив свою модель в компьютер, чтобы воспроизвести их динамику и провести такое глубокое исследование взаимодействующих факторов, на которое не способен человеческий разум. Но в экономической сфере нашлись другие авантюристы, которые взялись за подобные эксперименты.

Например, в прошлом году экономист Блейк ЛеБарон создал собственную модель, которая оказалась не менее ценной, чем модель Филлипса, поскольку доказывала способность подобных моделей воспроизводить такие естественные процессы, которые обычно приводят экономику – и экономистов – к беде. В общих чертах модель ЛеБарона симулировала поведение трейдеров, которые пытаются предсказать рыночные цены, как это было и в других адаптивных моделях, которые мы рассматривали ранее. Взаимодействуя между собой, эти интеллектуальные агенты формируют финансовый рынок, который работает подобно реальным рынкам. В частности, движения цен на нем отличались непредсказуемостью – как это и предполагает теория эффективного рынка. Кроме этого, модель продемонстрировала наличие «тяжелых хвостов» и долговременной памяти, что также роднит ее с реальными рынками. В этом созданный ЛеБароном виртуальный рынок не отличался от других симуляторов, но он продвинулся немного дальше остальных.

Одна из идей Мински заключалась в том, что некоторые люди, естественно, настроены более спекулятивно, чем другие. ЛеБарон постарался отразить этот факт в своей модели. Он хотел проследить, что может произойти в ситуации, когда одни люди или фирмы действуют более осторожно, стараясь тщательно анализировать «фундаменталии» и инвестировать на долгий срок, в то время как другие ведут более агрессивную спекулятивную игру, вкладываясь в такие активы, которые, по их мнению, способны принести быструю прибыль. Мир действительно состоит не из абсолютно одинаково мыслящих роботов. Оказывается, разница в подходах к инвестированию может иметь огромное значение.

С помощью созданной им модели виртуального рынка ЛеБарон обнаружил, что в долгосрочной перспективе спекулянты, как правило, берут под свой контроль около 40 % общего капитала, в то время как всего лишь 10 % достаются инвесторам, придерживающимся фундаментальной стратегии. Это объясняет, почему быстрее адаптирующийся к изменениям спекулятивный сектор рынка имеет доминирующее влияние на общую динамику рынка и представляет собой силу, с которой нельзя не считаться. Рынок неоднократно проходил через все стадии медленного образования «пузырей», сопровождавшегося постепенным ростом цены активов, что всегда заканчивалось стремительным крахом, в полном соответствии с описанием Мински. Но модель ЛеБарона позволила выявить некоторые детали, которые не обязательно очевидно представлены в описании Мински.

Во-первых, то, что делает спекулянтов спекулянтами, – ориентация на краткосрочные тенденции – приводит к тому, что они не обращают внимания на возрастающие риски рыночного краха. Даже когда рынок достигает своего пика, они полагают, что уровень рискованности дальнейших инвестиций все еще остается допустимым, и находят поддержку в хорошо выглядящих показателях доходности, которую приносят на тот момент используемые ими торговые стратегии. Во-вторых, вопреки утверждениям Фридмана и других приверженцев неоклассической экономики, присутствующие на рынке «фундаменталисты», верящие в неминуемость краха, не могут ничего сделать, чтобы стабилизировать рынок. Их неспособность извлечь прибыль из быстрого роста цен означает, что они в итоге контролируют меньшую долю капитала и их влияния на рынок недостаточно, чтобы стабилизировать ситуацию.

Одним из ключевых факторов, по мнению Мински, являлось то, что волны роста и последующие обвалы цен могут происходить даже в тех случаях, когда фирмы не увеличивают существенным образом свои кредитные рычаги. Данный фактор был слишком сложным, и ЛеБарон в тот момент не мог учесть его в своей модели. Многое указывало на то, что даже без использования кредитных рычагов, только за счет простых психологических факторов и аппетита к риску, создание на рынке спекулятивной нестабильности вполне возможно. Конечно, леверидж почти наверняка сделал бы рыночную модель еще более нестабильной, особенно на стадии падения за счет цепной реакции сокращения фирмами своей долговой нагрузки.

Как и любой другой компьютерный симулятор, модель ЛеБарона представляла собой исследовательский инструмент, помогающий в изучении и осмыслении того, что может происходить в результате взаимодействия агентов, действующих в соответствии с несколькими простыми правилами. Конечно, эксперимент ЛеБарона – всего лишь одна из попыток анализа возможных последствий, но он демонстрирует, что события, которые кажутся загадочными, вовсе не являются таковыми, если рассматривать их, сняв шоры представлений о рациональных ожиданиях и рыночном равновесии. Почему, как отмечают экономические историки, многие рыночные «пузыри» проходят через стадию «финансового расстройства» сразу после достижения своего пика, но до наступления краха, стадию, в которой рынок ведет себя беспокойно и которая часто растягивается на достаточно долгое время? Похоже, эта деталь также отражается в довольно простых неравновесных моделях рынка и обусловлена все тем же существованием инвесторов, мыслящих иначе. Это, безусловно, подтверждает правоту базовой концепции Мински.

Люди – не абсолютно рациональные существа. Мы все разные. Рынки не находятся в равновесии. Если вы отнесетесь ко всем этим представлениям с должной серьезностью, то сможете добиться существенного прогресса в понимании этого беспорядочного мира.