Глава 5
Модели человека
Безумец не тот, кто потерял рассудок, а тот, кто потерял все, кроме своего рассудка.
Гилберт Кийт Честертон. Принципы политической экономии
Люди, если рассматривать их как поведенческие системы, довольно просты. Кажущаяся сложность нашего поведения в значительной степени является отражением сложности той среды, в которой мы обитаем.
Герберт Саймон
Любая приличная теория финансов должна уметь объяснить основные математические паттерны, которые проявляются в динамике работы рынков. В предыдущей главе мы рассмотрели два из них, те, что до сих пор не получили объяснения в рамках превалирующей на сегодняшний день экономической теории. Первый паттерн – степенная зависимость рыночных изменений. Он отражает общую восприимчивость рыночных цен к шоковым воздействиям, которая способна сохраняться от нескольких секунд до нескольких лет. В отличие от многих других рыночных явлений наличие данного паттерна подтверждается историческими примерами, но и находит свое выражение в виде математического закона. Второй паттерн, отражающий существование долговременной памяти рыночных колебаний, показывает, что штили или потрясения, как правило, предвещают повторение тех же событий в еще большем масштабе.
Помимо двух названных можно выделить еще несколько рыночных универсалий, которые также указывают на имеющееся сходство процессов, протекающих на рынках, и процессов, хорошо известных физикам. Увеличьте изображение неровного участка береговой линии небольшой части морского побережья, и вы увидите, что полученное изображение будет выглядеть точно так же, как изображение более крупного участка. Береговая линия – это, по сути, фрактал, то есть математическая структура, обладающая свойством самоподобия, в которой каждая дробная часть по виду напоминает единое целое. (Очень простой пример: шахматная доска, которая представляет собой один большой квадрат, состоящий из 64 меньших квадратов; крошечный человечек мог бы сыграть в мини-шахматы, разделив любой из этих малых квадратов на 64 мини-квадрата, которые, в свою очередь, тоже можно разделить на шестьдесят четыре еще меньших микроквадрата, и т. д.) Графики колебания рыночных цен также обладают фрактальными свойствами. Если на биржевом графике закрыть цифры на шкале времени, то по одному лишь внешнему виду кривой изменяющихся цен невозможно будет определить, какой период времени она отражает – часы, дни, недели или месяцы, – поскольку биржевые графики за любые периоды времени очень похожи друг на друга. На самом деле графики колебания рыночных цен более разнообразны, чем обычные фракталы. Их даже можно назвать «мультифракталами», представляющими собой множества фракталов, наложенных один на другой. (Этот паттерн значительно сложнее описать, но именно мультифракталы отображают вихревое вращение любого турбулентного потока. В бурлящем потоке крупные водяные вихри распадаются на более мелкие, которые, в свою очередь, разрываются на еще более мелкие и так далее вплоть до вращающихся молекул воды. Детали этого процесса слишком сложны, и для его описания нельзя использовать только один простой фрактал; такое самоподобие имеет более тонкую структуру.)
Еще одной рыночной универсалией является связь между тем, что на рынке происходит в данный момент, когда он двигается вверх или вниз, и последующей рыночной волатильностью. Исследования показывают, что за падением цен следует период более энергичных рыночных колебаний, в то время как после роста цен рынок склонен на некоторое время успокаиваться. Никто не знает, почему это происходит, но статистические данные подтверждают наличие такого эффекта, особенно заметно он проявляется для фондовых индексов.
Все эти паттерны очень разные, проявляются они обычно на любых рынках – акций, облигаций, фьючерсов и опционов, сырьевых товаров и т. д. – и нуждаются в объяснении. Если бы физика атмосферы не могла объяснить, почему в Северном полушарии ураганы всегда вращаются против, а в Южном – по часовой стрелке или почему ураганы никогда не возникают вблизи экватора, это вызывало бы недоумение. Если бы вы были метеорологом и исповедуемые вами теории не могли достойно объяснить, почему торнадо не появляется, когда небо чистое, но легко возникает во время грозы, то как бы вы поступили? Наверняка постарались бы найти более подходящую теорию. Паттерны, которые мы обнаруживаем на фондовых рынках, столь же явно выражены, как и погодные явления. Тем не менее ни один из них не находит своего объяснения в теории эффективного рынка или в любой другой теории равновесия финансовой экономики.
Среди физиков и экономистов, изучающих финансы, эти математические паттерны известны как «стилизованные факты» . Британский экономист Николас Колдор ввел этот своеобразный термин в 1961 году, представляя аргументы для теории экономического роста. Он разумно утверждал, что ученым, выстраивающим новую теорию, следует начинать с того, чтобы собрать и обобщить соответствующие факты, требующие объяснения. Сначала факты, а лишь затем теория. Но, как отмечал сам Колдор, «факты, зафиксированные статистиками, всегда отличаются избирательностью и наличием многочисленных нюансов, из-за чего они не могут быть обобщены». Таким образом, предложил он, теоретикам следовало бы иметь дело со «стилизованным представлением фактов». Им необходимо «сосредоточиться на широких тенденциях, игнорируя отдельные детали».
Конечно, любое объяснение базируется на какой-либо теории. Но давайте посмотрим, как люди принимают инвестиционные решения: они делают это, услышав какой-то намек во время вечеринки, или прочитав убедительную статью в интернете, или просто захотев потратить полученный на Рождество бонус. Как можно выстроить теорию фондового рынка, который настолько сильно зависит от непредсказуемых мыслей, эмоций и поведения миллионов своеобразных человеческих существ? Традиционно экономисты исходят из предположения, что люди ведут себя рационально. Утверждается, что, сталкиваясь с необходимостью принятия решения любой сложности, люди планируют свои действия таким образом, чтобы оптимизировать ожидаемую (как правило, финансовую) выгоду. Трейдеры могут кричать в телефонную трубку, лупить кулаком по столу, проклинать свои компьютеры и принимать инвестиционные решения за доли секунды, полагаясь на то, что напоминает шестое чувство. Однако экономисты все равно будут настаивать, что на самом деле их выбор был обусловлен «межвременной полезностью» – ожидаемой в будущем выгодой, – а сделать такой выбор можно, лишь решив сложное математическое уравнение. Экономисты полагают, что мы с вами занимаемся именно этим, когда принимаем любое экономическое решение.
Даже непосвященный наблюдатель легко может заметить, насколько подобное предположение неразумно. Но у математического подхода имеется чудесное преимущество, которое дает возможность удалить всю психологию из уравнения, описывающего человеческое поведение. Он позволяет свести деятельность людей к логической или математической проблеме, превращая экономику в раздел математики и тем самым облегчая построение теории. Как предположил политолог Роберт Аксельрод: «Причина доминирования рационального подхода к описанию проблемы выбора заключается не в том, что ученые считают его вполне реалистичным… его вовсе не реалистичные предположения подрывают большую часть его ценности как основы для советов. Реальное преимущество рационального подхода к описанию выбора состоит в том, что он позволяет делать умозаключения». Экономическая теория не желает пачкать руки, копаясь в запутанных деталях реальности.
Полученные в итоге теории, к сожалению, столь же нереальны, как и те предположения, на которых они основаны. Но какова альтернатива? Отказ от предположения о совершенной рациональности, по утверждению многих экономистов, приведет к абсолютному непониманию того, как действовать дальше. Если мы делаем выбор не рационально, тогда как? И, кроме этого, многие экономисты полагают, что на самом деле нет никакой необходимости исходить из реалистичных предположений о поведении человека. Они часто вспоминают, что еще в 1950-х годах американский экономист Милтон Фридман продемонстрировал, что формулирование диких некорректных предположений на самом деле представляет собой довольно разумный способ научных изысканий.
Конечно, этот своеобразный аргумент Фридмана сам по себе выглядит не менее безумным. Но вместо того, чтобы просто закрыть на него глаза, я хочу уделить ему некоторое внимание, поскольку он имел пагубное воздействие на мышление нескольких поколений экономистов. Это заблуждение должно быть искоренено, если мы хотим начать строить более адекватные рыночные теории.