Глава 26. Тринити
О взрыве первой атомной бомбы, городе, названном в честь радиопередачи, а также об отце водородной бомбы, астероидах и метеоритах…

Вскоре после приезда в Калифорнию мы прочитали в газете про день открытых дверей на месте взрыва первой атомной бомбы в штате Нью-Мексико. Мы с удивлением узнали, что пускают всех желающих, и случается это событие два раза в год – в первую субботу апреля и октября. Статья подробно рассказывала, как добраться до этого места и с кем связаться, если возникли вопросы. А до первой субботы октября оставалась всего неделя. Мы немедленно позвонили по указанному телефону, чтобы уточнить, нет ли каких-либо ограничений для российских граждан вообще и российских журналистов в частности. Оказалось, что нет – действительно пускают абсолютно всех.

Так началась наша первая поездка за пределы Калифорнии. Мы проехали через весь штат Аризона, доехали до города под названием Лас-Крусез и повернули на север. Ночевать нам предстояло в городке, затейливо именуемом Трут-ор-Консекуэнсез. Это труднопроизносимое название можно перевести примерно так: «Правда или последствия». Оказалось, что город носит название популярнейшей игры, которая шла сначала по радио, а потом появилась на телевидении на канале Эн-би-си. В 1950 году ведущий программы Ральф Эдвардс объявил, что некоторые передачи будут записываться в городе, который первым переименует себя в честь его программы. И маленький городок с банальным названием Хот-Спрингс сделал это незамедлительно! C тех пор в течение пятидесяти лет Ральф Эдвардс ежегодно приезжал в этот город в первый уик-энд мая, а Трутор-Консекуэнсез организовывал в честь его праздник, который проводится и по сей день.

На следующее утро мы выехали пораньше из гостиницы, чтобы уже к восьми утра быть на месте. Именно в это время открываются ворота для посетителей на подъезде к Тринити-Сайт. Так официально именуется это место, где 16 июля 1945 года прогремел взрыв, ставший логическим завершением знаменитого Манхэттенского проекта. Штат Нью-Мексико озарился вспышкой, блеснувшей «ярче тысячи солнц», и человечество вступило в совершенно новую для себя эру – эру оружия массового уничтожения. Для этого испытания, получившего кодовое название «Тринити», руководители проекта выбрали кусок пустыни, окруженной горами. Когда-то испанские поселенцы назвали это место «Хорнада дель Муэрто» или Дорогой мертвых, что в свете происшедшего там много лет спустя звучит вполне подобающе. Это название долина получила из-за почти невыносимой летом жары, отсутствия питьевой воды и нападений индейцев апачей. В 60-х годах Тринити-Сайт был объявлен историческим памятником. Сейчас это место стало частью обширного ракетного полигона Уайт-Сэндз.

Мы подъехали к КПП и предъявили свои российские паспорта. Никакого удивления они не вызвали. Нам не задали ни одного вопроса и быстро пропустили. Кстати, до 2011 года въезд был и бесплатным. Теперь, говорят, «входной билет» стоит 25 долларов с каждой машины. А дальше без всякого эскорта мы проехали примерно 30 километров до самого места взрыва. Первое впечатление – ощущение тишины и покоя, чистого воздуха, умиротворенности, которое поддерживают неизвестно как попавшие на полигон и мирно разгуливающие коровы. Вежливые военные помогли нам запарковать машину. Рядом стояли палатки, где можно было перекусить, купить сувениры и получить консультацию относительно того, а что же тут все-таки произошло. Народу было много, причем многие приехали целыми семьями, взяв с собой даже собак.

Далее наш путь лежал по обычному желтому песку, через ворота со знаком «Внимание, радиоактивность», к месту взрыва, обнесенному забором из сетки. Там нет сплавленных пород и глубокой воронки. Да ее не было и в действительности. Почва просто просела, приняв чудовищной силы удар. Теперь все засыпано песком, и только монумент, сложенный из черных кусков, напоминающий застывшую лаву породы, указывает на то место, где человечество перешагнуло ядерный барьер. Хорошей иллюстрацией служат развешанные на заборе фотографии, запечатлевшие, как разгоралось «солнце» ядерной эпохи. И чудовищный огненный пузырь, и мертвенный гриб остались где-то в истории.

Говорят, что после взрыва песок в этом месте превратился в нечто стеклоподобное, получившее название тринитит. В 1952 году тут все сровняли бульдозером, вывезли весь тринитит, оставив немного для истории. Эти остатки в виде своеобразных зеленоватых «чешуек» можно увидеть в специально отведенном месте, которое осталось не засыпанным песком и защищено навесом. Торчат из-под земли оплавленные остатки опор башни, на которой размещалась бомба. Наверное, самое сильное впечатление производит чудовищный 214-тонный обломок гигантского металлического контейнера «Джамбо». Но, как выясняется, он имеет косвенное отношение к Тринити, и страшные зазубрины на его краях оставил отнюдь не ядерный удар. Сначала «Джамбо» должен был участвовать в испытании, но потом не пригодился. Оказывается, ученые не были уверены, что взрыв обычной взрывчатки, которому предстояло довести критическую массу бомбовой начинки до цепной реакции, сделает это. Они хотели застраховаться от ситуации, когда первый взрыв просто разрушил бы бомбу и вызвал радиоактивное заражение обширнейшей территории. Потому они планировали заключить атомную бомбу внутрь «Джамбо». В ядерном взрыве он бы буквально испарился, а вот обычный взрыв выдержал бы и удержал ядерную начинку внутри. Но позже ученые все-таки пришли к выводу, что цепная реакция будет запущена, и оставили «Джамбо» лежать недалеко от эпицентра взрыва, который он благополучно пережил. Рваные же края он получил в 1946 году, когда в него заложили восемь 225-килограммовых бомб и взорвали. Но это было сущим пустяком по сравнению с ядерным апокалипсисом.

Разумеется, у всех возникает вопрос: а безопасно ли здесь сейчас? Хозяева этого полигона утверждают, что безопасно. Уровень радиации является низким – в среднем он всего раз в десять выше естественного радиационного фона в этом районе. За один час пребывания в этом месте вы получите всего половину миллирентгена (мР). Для сравнения – в среднем каждый житель США за год набирает примерно 90 мР от природных и медицинских источников. По данным министерства энергетики США, мы получаем от 35 до 50 мР каждый год от солнца и от 20 до 35 мР – из пищи. Полет на самолете от одного от Восточного побережья США до Западного добавит 3–5 мР.

Пожалуй, самое поразительное из впечатлений заключалось в обыденности увиденной картины. Если бы экскурсантов заставляли пройти инструктаж, надеть спецкостюмы, противогазы и тому подобное, все было бы понятно. Но не было ничего подобного, кроме небольшой инструкции, запрещавшей подбирать что-либо на территории полигона или фотографировать за пределами огороженного места первого ядерного испытания. А так – светит солнышко, тишина, нарушаемая только людскими голосами. Единственные, кто портит идиллический настрой, – это четвероногие экскурсанты. Собаки, которых на поводках ведут хозяева, все, как одна, шли, поджав хвост и с явной неохотой. Более того, некоторые испуганно метались на поводках. Что они чувствуют? Что осталось здесь? Люди ничего не ощущают. Вы стоите на месте ядерного взрыва, с вами ничего не происходит, вашей жизни ничто не угрожает. И у многих, возможно, даже закрадывается мысль – а так ли ужасен ядерный смерч? Вот эта обыденность нам и показалась самой страшной.

Нагулявшиеся экскурсанты расселись по машинам и автобусам, которые, оставляя хвосты пыли, устремились к воротам полигона. Смотришь из окна и видишь какие-то холмики с табличками, чахлую растительность, машины с охраной и напоминания, что в случае аварии выходить из машины нельзя, а надо дожидаться, когда за вами приедут. Чем-то полигон напоминает зону из «Пикника на обочине», где внимательные экспериментаторы постоянно ведут наблюдение и ждут, а не вырастет ли на местной почве нечто необычное.

Вскоре после выезда за пределы полигона на обочинах шоссе начинают появляться объявления, предлагающие дешево приобрести камушки с места первого испытания, выносить которые с полигона категорически запрещено. Немного дальше ассортимент расширяется, включая, помимо «ядерного наследия», натуральные метеориты, кости динозавров и их яйца. Еще через несколько десятков миль все это уже предлагается со скидкой 50 процентов. Постепенно дорога втягивается в знаменитую пустыню Мохаве с ее выжженными солнцем черными и серо-желтыми марсианско-лунными пейзажами. Но даже эти безжизненные просторы кажутся куда более живыми, чем лужайка смерти Тринити.

Говорят, что название испытанию – «Тринити», т. е. «троица», – придумал глава Манхэттенского проекта Роберт Оппенгеймер. Утверждают, что при этом он имел в виду отнюдь не христианскую Троицу, а триединство верховного божества индуистского пантеона. Наблюдая, как вздымался посреди пустыни к небу первый ядерный гриб, Роберт Оппенгеймер якобы промолвил: «Я стал Смертью, разрушителем миров», процитировав «Бхагават-гиту». Его коллега – физик Кеннет Бэйнбридж – высказался куда как прозаичнее: «Теперь все мы – сукины дети». По прошествии ряда лет Роберт Оппенгеймер признается, что он и его коллеги понимали, что после этого испытания мир изменился. «Некоторые смеялись, некоторые плакали, но большинство хранило молчание» – так описывал он реакцию своих коллег-ученых, которые хотя и были рады, что испытание прошло успешно, но пришли в ужас от той силы, которую выпустили на волю.

Невольно задаешься вопросом: а какова должна быть роль ученых в истории? Должны ли они быть вершителями судеб человечества? Какова мера их ответственности? Нам вспомнился разговор в 1996 году с еще одним участником Манхэттенского проекта – Эдвардом Теллером, которого все знают под титулом «отец водородной бомбы». По его словам, перед учеными стоят три задачи – заниматься наукой, предлагать практическое применение сделанным открытиям и объяснять их суть. «Как ученый я вижу перед собой эти три задачи и никаких других. Вопрос же о том, бросать ли бомбу на Хиросиму или нет, какие вводить международные правила – такие вопросы должны решаться всеми, а не учеными. Я не хочу, чтобы они решались королями, я не хочу, чтобы они решались людьми с деньгами, я не хочу, чтобы они решались интеллектуалами, я не хочу, чтобы они решались учеными – при демократии это должно решаться народом и его представителями. Это важные вопросы, и у меня по ним есть своя точка зрения, которая имеет такой же вес, как и мнение остальных 200 миллионов американцев. То, что я – ученый, не делает мое мнение по этим вопросам более весомым, чем чье-либо другое. Многие, в том числе и ученые, совершали большую ошибку, считая: “Мы это изобрели, теперь мы должны проследить, как это будет использоваться”. Это неверно; будет ли и как будет открытие использоваться, что делать с распространением или чем– либо другим подобным – это вопрос не для ученых». Вот такая, немного идеалистичная, точка зрения.

Стоит, видимо, немного пояснить, каким образом состоялся этот разговор. Вообще, бесед с Эдвардом Теллером было две. И повод для первой был весьма грустный. В 1996 году умер один из творцов советского ядерного щита, академик Юлий Харитон – человек, олицетворявший целую эпоху ядерной физики, работавший на войну. Вполне понятно, что хотелось услышать, что скажут о своем противнике американские ученые, работавшие в аналогичной сфере. Тогда наше тассовское начальство предложило попробовать связаться с Эдвардом Теллером, который, помимо всего прочего, был одним из разработчиков и пламенных сторонников стратегической оборонной инициативы, или, как ее позже окрестили, программы «звездных войн». Энтузиазма это пожелание не вызвало, поскольку практика подсказывали, что люди такого ранга и масштаба трудно досягаемы. Одно то, что надо звонить в Ливерморскую лабораторию радиации имени Лоуренса, почетным директором которой был доктор Теллер, – кузницу самых современных и экзотических вооружений – уже сразу наводило на мысль о долгих расспросах, выяснениях кто, зачем, почему и о чем.

Поразила простота, с которой удалось дозвониться до святая святых «звездных войн». А когда женский голос на другом конце провода как-то совсем буднично сказал, что соединяет с приемной доктора Теллера, ощущение можно было сравнить с легким шоком. Тем не менее, секунд через 20 приятный женский голос ответил, что секретарь доктора Теллера – Джоан Смит – слушает. Узнав о кончине Юлия Харитона, она выразила соболезнования, а затем сказала, что, конечно же, доктор Теллер захочет лично сказать несколько слов в этой печальной ситуации. А потом все заполнил низкий, не по возрасту мощный голос, который строил предложения как бы из отдельных слов-монументов. «Юлий Харитон был замечательным человеком, и я глубоко огорчен сообщением о его смерти. Он был единственным человеком, которого я когда-либо выдвигал на премию имени Ферми» – таковы были первые слова Эдварда Теллера. А потом состоялся очень долгий разговор о физике, о науке вообще, об ответственности ученых, о будущем человечества. Теллер упоминал имена друзей и коллег, которых еще со школьной скамьи мы знали как классиков науки. Собеседниками Теллера, в частности, бывали и Резерфорд, и Бор, и Гейзенберг, и Эйнштейн, и Ферми. К Советскому Союзу Теллер, мягко говоря, не питал никаких теплых чувств, но с большим уважением отзывался о своих коллегах-конкурентах – советских физиках.

Спустя два года у нас состоялся еще один разговор с ним. Тогда на протяжении нескольких месяцев с экранов, со страниц различных изданий, иногда серьезных, а иногда и не очень, на американцев устремлялся поток статей и фильмов об ужасах, которыми грозит потенциально возможное столкновение Земли с кометой или крупным астероидом. Было решено позвонить Теллеру и спросить его, насколько реальна угроза из космоса и что человечество может сделать, чтобы защитить себя. Все-таки он – творец термоядерного щита США и автор идеи Стратегической оборонной инициативы, предусматривавшей создание мощной системы противоракетной обороны страны с использованием экзотических видов вооружений, включая рентгеновский лазер. Кроме того, он был одним из первых, кто заговорил об этой угрозе, привлекая внимание к ней в своих статьях и выступлениях на научных конференциях. Он же предложил и первые способы защиты от нее.

Дозвониться вновь оказалось просто. Более того, Эдвард Теллер прекрасно помнил наш первый разговор. Он сразу же согласился прокомментировать ситуацию. По словам Теллера, в случае обнаружения представляющего реальную угрозу космического тела необходимо постараться точно определить его размеры и состав. Затем надо найти способы, которые позволили бы, используя обычные взрывчатые вещества, немного изменить траекторию его полета. Возможности имеющихся ЭВМ таковы, что мы вполне можем просчитать орбиту движения тела на годы вперед. И если выясняется, что, например, через 10 лет грозит столкновение, то в этой ситуации небольшое изменение скорости этого тела может предотвратить катастрофу. В этом случае, возможно, не потребуется мощного воздействия типа ядерного взрыва. Однако, по мнению ученого, в особых случаях нужно будет прибегнуть и к нему. А в завершение этого интервью Эдвард Теллер предложил приехать к нему в Калифорнию. Но тогда, в 1998 году, это было сопряжено с многочисленными трудностями. Приехав через несколько лет в Калифорнию, мы хотели воспользоваться этим приглашением, но не успели. В 2003 году Эдвард Теллер умер в возрасте 95 лет.

Увидеть же своими глазами, каковы могут быть последствия столкновения Земли с космическими скитальцами – кометами, астероидами или метеорами – можно в соседнем с Нью-Мексико штате Аризона. Здесь, неподалеку от города Уинслоу, находится знаменитый метеоритный кратер. С тех пор как он появился, минуло 50 тысяч лет, но и сейчас не зажила «оспина», оставленная ударом небесного тела. Кратеру посвящено немало статей, лекций, фотографий. Но увиденное собственными глазами потрясает. С трепетом обозреваешь выпотрошенную на сотни вглубь и вширь метров земную твердь, мгновенно осознавая всю хрупкость и уязвимость жизни на планете.

Кратер образовался в результате падения железно-никелевого посланца небес, имевшего в поперечнике всего около 50 метров и массу примерно 300 тысяч тонн. Скорость этой болванки на момент столкновения составляла 45–60 тысяч километров в час, а мощность взрыва была эквивалентной 20 миллионам тонн тринитротолуола. Итогом этого «дорожно-транспортного происшествия» в Солнечной системе стал кратер глубиной примерно 250 метров и диаметром более 1300 метров. С тех времен он изменился весьма немного. Кратер стал чуть менее глубоким, однако и сейчас его глубина вызывает оторопь, поскольку составляет 180 метров – высота 60-этажного дома. Лучше всего это можно ощутить, стоя на краю кратера, когда сопровождающий рейнджер просит не слишком увлекаться изучением местных геологических особенностей.

Удивительно, но далеко не сразу за кратером было признано его космическое происхождение. Первым идею о том, что гигантская воронка образовалась в результате удара метеорита, высказал в 1902 году горный инженер из Филадельфии Дэниел Бэрринджер. Он приобрел участок земли, где расположен кратер, и начал бурение его дна, поскольку был убежден, что найдет и сам метеорит. Двадцать шесть лет Бэрринджер искал метеорит и пытался убедить окружающих, что кратер имеет внеземное – метеоритное происхождение. Бурение оказалось бесплодным, да и не могло быть иным – метеорит должен был практически полностью испариться в атмосфере и при столкновении с Землей. Бэрринджер, который скончался от сердечного приступа, при жизни так и не смог доказать научной общественности природу происхождения кратера. Его заслуги были признаны лишь спустя тридцать лет, когда убедительные свидетельства того, что кратер в Аризоне возник в результате удара метеорита, были представлены Юджином Шумейкером, одним из крупнейших в мире специалистов по кометам и метеоритам.

Как бы там ни было, но аризонский кратер признали единственным местом на Земле, в наибольшей степени напоминающим лунный ландшафт, и именно там под руководством Шумейкера проходила часть подготовки астронавтов, которым предстояло отправиться в полет на Луну. Именно в этом кратере выявлялись и устранялись недостатки скафандров, в которых первым землянам предстояло оставить свой след на Луне. В местном музее хранятся фотографии всех «лунных» астронавтов в полном космическом облачении – если не знать, что эти снимки сделаны буквально в двух шагах от того места, где стоишь, то можно подумать, что они имеют лунное происхождение.

Метеоритный кратер в штате Аризона отнюдь не является самым крупным на Земле. Однако в отличие от тех, чей диаметр измеряется сотнями километров, только он сохранил свой почти первозданный вид. Как гордо сообщается в официальном буклете музея, «хотя на Земле есть более масштабные следы ударов, метеоритное происхождение этого кратера было доказано первым, и он лучше всех сохранил свой первозданный облик».