С гневом и скорбью

Сергея Иванова не назовешь баловнем судьбы. Все, что им достигнуто, выстрадано, далось потом и кровью. Вперед на поприще искусства он продвигается благодаря трудолюбию, упорству, волевым усилиям, хорошо понимая, что одного таланта недостаточно. К молодому художнику есть интерес. Коллекционер В.А. Ткаченко купил его работу «У кабака», эскиз «Пристань» еще ученической поры приобрел Румянцевский музей, а «Смерть переселенца» – сам Павел Третьяков.

Успех окрыляет Иванова, но завышенной самооценкой он не страдает. Его поиски себя продолжаются. Он по-прежнему в гуще народной жизни. На первом месте у него не живопись, а графика – художник просто не успевает отобразить в красках увиденное и спешит торопливыми скупыми штрихами, беглыми зарисовками реагировать на все, что подмечает его зоркий и цепкий глаз. В любом своем наброске Иванов предельно сосредоточен на главном для него: социальных противоречиях, бедах людских, царящей вокруг несправедливости. Эскизы художника привлекают и поражают отбором материала, в них всегда обнажен живой нерв, беспокойно бьется, пульсирует острая проблема. Он не пренебрегает деталями, но при этом строго лаконичен, удерживается от мелочного протоколирования и фиксирует самые характерные предметы и приметы.

На исходе 1880-х годов, после длительных поездок и скитаний по России художник сделал недолгую передышку и задержался в Москве, поселившись в меблированных комнатах «Петергоф» в самом центре Первопрестольной. К 1890 году он завершил и представил на XVIII Передвижной выставке картину «Бродяга» (местонахождение неизвестно).

Почти во весь холст изображены две фигуры – городового и мальчика-оборванца, которого страж порядка привел в околоток. Глядя на лицо беспризорника, сразу понимаешь: он дитя улицы и опять сбежит при первой же возможности. Приюты и прочие богоугодные заведения – это не для него, а он не пропадет, прокормится, прося подаяния у добрых людей, или ухватит себе что-нибудь на пропитание у зазевавшейся рыночной торговки. Ведь бедному сироте много не надо.

Сергей Васильевич возлагал на картину большие надежды, но ее ждал провал. Кроме известного всегдашней поддержкой любой темы из народной жизни критика Владимира Стасова, никто о «Бродяге» положительно не отозвался. Напротив, работу объявили авторской неудачей. Основная претензия была к неоправданно большому размеру произведения. В одной рецензии с обидным заглавием «Из пушки по воробьям» Иванова с иронией сравнивали с великими испанцами: «…испанские художники XVII века любили этюды в натуральную величину, но под такими картинами были имена: Сурбаран, Веласкес, Рибейра; далеко до них «Бродяге», да и времена не те: кого соблазнит занять чуть ли не целую стену городовым и бродягой? К тому же и типы не характерны, письмо плоско; светлый фон картины резко выделяет контуры и съедает моделировку». Другой отклик в печати был более доброжелательным, но тем не менее отрицательным: «Картина С.В. Иванова «Бродяга»… написана с идеей, и хорошо написана, даже очень, но она и очень мало интересна».

И.Е. Репин. Портрет В.В. Стасова

Художник вынужден был признать правоту своих оппонентов. Чрезвычайно требовательный к себе, он в сердцах уничтожил картину, отрезав и бросив в горящую печь ту часть холста, где был городовой. Уцелевший фрагмент с изображением мальчика позднее был продан частному лицу. Сегодня о «Бродяге» можно судить только по оставшейся фотографии.

Вскоре Сергей Васильевич покинул Москву. Все лето в охоте за подходящей натурой он провел в Саратове и его окрестностях, разъезды продолжались и в дальнейшем. Иванов работал много и плодотворно. В созданном им в конце 1880-х – начале 1890-х годов сконцентрировано то наболевшее, что прорывалось наружу в общественной жизни тогдашней России: жажда перемен, протест против насилия и произвола, попрания человеческих прав. Голод, нищета, обездоленность, тяжкие лишения и унижения, которые приходилось терпеть народу, в произведениях художника приобретают нелицеприятную конкретность и грозную обличительную силу. Это касается десятков рисунков («Нищие», «Осмотр потравы», «Крючник», «Наем рабочих на базаре» и многие другие), составивших не один альбом. Сюда же примыкают выполненный черной акварелью этюд «Смерть крестьянина от голода» и проработанный пастелью эскиз «Баба роет могилу». Но Иванов не только обличал и сочувствовал. Он еще и отдавал должное своим героям, которые, невзирая на всю незавидность положения, жуткие условия, выживали, выдюживали, тянули лямку и оставались людьми.

География маршрутов Иванова обширна и разнообразна. Чаще всего он бывал на Волге и, когда женился (1890), увлекал жену рассказами о великой русской реке, о волгарях, и они вместе на маленькой лодке плавали вдоль Жигулевских гор. «Что в Самаре хорошо, что интересно в художественном отношении, – делился он впечатлениями в одном из писем, – это Волга, а главное пристань. Какая масса судов…: косовые, беляны, баржи, барки, дощаники, кладнушки, рыбницы, просто лодки, завозни и т.д. Все это крайне живописно. А какие рожи, какие типы, какие костюмы, какие фигуры!» Излюбленные места, где он подолгу задерживался, – это коренные русские губернии: Тульская, Орловская, Курская, Воронежская. С радостью участвовал он в студенческой экспедиции по Кавказу и Закавказью и привез оттуда массу рисунков. Особенно большое впечатление произвела на него Армения.

Г.Г. и Н.Г. Чернецовы. Вид города Саратова при заходе солнца

Одна из центральных тем в творчестве С.В. Иванова – Россия острогов и тюрем. Недаром исстари на Руси говорилось: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Арестанты, колодники, тюремные сидельцы привлекли внимание художника не как преступники, а как люди, как соотечественники, обреченные на бесчеловечное существование. Если и на свободе многим приходилось горе мыкать, то за тюремной решеткой и вовсе жизни нет. Иванов со всей определенностью и нравственной смелостью выражает свою гражданскую позицию: наказание осужденных не должно выливаться в издевательство, бесконтрольность и произвол конвойных и надзирателей. Он протестует против практики превращения мест заключения в круги ада. Между тем, как с гневом и скорбью убеждается художник, попадая в узилище, люди уже мало походят на людей, теряют человеческий облик, потому что их содержат, как диких зверей, и обращаются с ними порой даже хуже, чем с животными.

Иванов получил доступ в Саратовскую пересыльную тюрьму и в Аткарский острог. Кроме того, он часами делал эскизы там, где под охраной проводили заключенных или где они обычно работали. Названия зарисовок говорят сами за себя: «Из острога на допрос», «Проводы арестантов», «В пересыльной тюрьме», «Ведут в Бутырки», «Этюды голов арестантов», «Посадка арестантов на пароход», «Арестанты на работе», «Дверь камеры», «Голова каторжанина», «Тюремный коридор», «Кандалы» и т.д. Пожалуй, лишь набросок пером на бумаге «Начальство идет», если судить по названию, может не иметь отношения к тюремной тематике, но имеет: Иванов изобразил пятерых заключенных в длинных робах, которые по команде встали в ряд и вытянулись, боязливо ожидая, пока мимо проследуют какие-то важные чиновные лица.

С.В. Иванов. Этап (Этюд из арестантской жизни)

В начале 1892 года Сергей Васильевич предложил для Передвижной выставки свою картину «Этап». Но получает отказ – работа не принята, так как она слишком нетривиальна. У нее странная композиция: видны только ноги да накрытые грубыми короткими одеялами очертания тел спящих тяжелым сном узников, а лица практически отсутствуют – проступают лишь макушка одного заключенного и фрагмент бритой головы другого. В письме художнику Василию Поленову Иванов объяснял: «Я хотел передать именно то впечатление, которое имел, посещая тюрьму, когда вы видите целую кучу ног, рук, спин и не разбираете целых фигур и разве только кое-где углядите… глаза какого– нибудь слишком чуткого субъекта, устремленные на вас».

Отвергнутая передвижниками, картина Иванова в том же году появилась в Мюнхене, причем имела успех как новаторское произведение. К сожалению, «Этап» не уцелел – о картине можно получить представление лишь по фотоснимку. Правда, под этим же названием нередко фигурирует авторский вариант «Этюд из арестантской жизни» (хранится в Саратовском государственном художественном музее им. А.Н. Радищева), который приняли для показа на очередной Передвижной выставке восемь лет спустя после отклонения «Этапа». На сей раз критика была в целом благосклонна к художнику. «Иванов, – говорилось в одном из отзывов, – жестокий талант; его всегда интересуют такие мотивы, от которых и в жизни становится не по себе».

То, что народ не безропотная масса и не намерен покорно безмолвствовать, Иванов остро показал в картинах «Бунт в деревне», «Забастовка», «Бегство директора с фабрики во время стачки», «Празднование 1-го Мая», «За подмогой», а на рисунках «Беспорядки», «У здания Московского университета во время студенческих волнений», «Конные жандармы во дворе Московского университета во время студенческих волнений в марте 1892 года», «Студенческая демонстрация» и других, изобразил то, очевидцем чего был сам: бурление толпы, народный гнев, возмущение рабочих своим невыносимым положением, протест студентов, недовольных ущемлением их прав и свобод.

С.В. Иванов. Едут. Карательный отряд