Четыре взаимосвязанные концепции сформировали современные подходы к пониманию преодоления стресса: 1) эволюционная теория и поведенческая адаптация, 2) психоаналитическая концепция и личностное развитие, 3) теории жизненного цикла развития человека и 4) поведение при жизненных кризисах.

Предмет эволюционной теории Ч. Дарвина – процесс адаптации к окружающей среде – включает категории изменчивости в развитии и воспроизводстве, наследственности, а также естественного отбора живых организмов.

Фактор изменчивости (внутренний) рассматривается как позитивный и креативный – он обеспечивает разнообразие, необходимое для прогресса. Фактор естественного отбора (внешний) устраняет вредные или бесполезные изменения и дает право на существование изменениям, представляющим ценность для развития и воспроизводства. Живые организмы борются за выживание в специфической окружающей среде. Благодаря идеям дарвинизма была сформирована область экологии, изучающая взаимосвязи между организмами, группами организмов и окружающей средой.

Основное направление эволюционной теории и экологии человека – адаптация в обществе. Люди не могут адаптироваться к окружающему их миру в одиночестве, они взаимозависимы, и чтобы выжить, должны объединить свои силы. Экология человека утверждает, что формирование социальных связей – основополагающий аспект эффективного взаимодействия человека с окружающим миром. Социальная адаптация – производная от индивидуальной адаптации и специфических стратегий преодоления, способствующих выживанию группы и содействующих развитию человеческого сообщества.

Такая направленность привела к выделению поведенческих стратегий принятия решений, способствующих индивидуальному выживанию и выживанию видов [462]. Бихевиоризм традиционно учитывает в первую очередь функциональные аспекты целенаправленного поведения, однако, более поздний трансактный подход выделяет значение познания для эффективной адаптации. Когнитивная теория стресса подчеркивает важность индивидуальной самооценки и значимости события, равноценной значимости поведенческих способностей к принятию решений. Ощущение собственной эффективности (способности) считается основным средством преодоления. Успешное преодоление способствует повышению уровня ожиданий собственной эффективности, что ведет к более энергичным и устойчивым усилиям при решении новых задач.

Психоаналитические взгляды З. Фрейда послужили основой, с одной стороны, для противопоставления интрапсихического и когнитивного, а с другой, эволюционному выделению поведенческих факторов. Фрейд относил поведение к потребности снизить напряжение удовлетворением сексуальных и агрессивных инстинктов. Он считал, что процессы «Я» предназначены для решения конфликта между личными импульсами и ограничениями внешней реальности. В основном «Я»-процессы снижают напряжение, давая личности возможность непрямого выражения сексуальных и агрессивных импульсов (без признания их истинной подоплеки). «Я»-процессы – это когнитивные механизмы (хотя и могут включать в себя поведенческие компоненты), основные функции которых – защитная, чтобы ограничить чрезмерное действие реальности, и эмоциональная, чтобы снизить напряжение.

Неофрейдисты не были согласны с этими идеями. Они выделяли «свободную от конфликтов Эго-сферу» с собственной энергией, которая питает ориентированные на реальность процессы, такие как внимание и восприятие. Более того, они считают, что развитие функций «Эго», таких как познание и память, полезно само по себе. Хотя существует сильная потребность снизить чрезмерное напряжение, многие люди ищут романтики и приключений и пытаются контролировать окружающий их мир. Ученые выделяют такие аспекты мотивации способностей, как любопытство и потребность в исследованиях, жажду нового и разнообразия стимулов («стимульный голод»), а также ощущение действия и возможности контролировать свою жизнь.

Идеи неофрейдизма сформировали основу для нового этапа развития теорий поведенческой активности человека. Например, C. Rogers [441] считал, что люди пытаются актуализировать свои возможности таким образом, чтобы это способствовало поддержанию жизни и обеспечивало развитие. A. Maslow [391] различал мотивацию избегания и достижения – первая из них отражает потребность выжить и направлена на снижение напряжения, возрастающего от таких потребностей, как голод и жажда, а вторая – напротив, ориентирована на самоактуализацию и подталкивает к расширению горизонтов и обогащению индивидуального опыта. A. Maslow считает, что взрослые здоровые люди, как правило, адекватно постигают реальность, они ориентированы на принятие решения, искренне готовы помочь остальным и обладают широкой перспективой на жизнь.

Психоаналитические теории утверждают, что события детства оказывают сильное влияние или даже определяют взрослую личность. Но информация о развитии функций «Эго» и паттернов нормального взросления показывает, что события раннего детства совершенно необязательно оказывают решающее влияние на индивидуальные черты характера или на паттерн реакции на кризисы и перемены [233]. В дополнение к освещению процессов защиты и преодоления, психоанализ и «Эго»-психология обеспечили базис для теорий развития, учитывающих постепенное увеличение личностных ресурсов преодоления по сравнению с жизненными трудностями.

E. Erikson [311] описал восемь периодов жизни, каждый из них управляется «кризисом», который должен быть преодолен для того, чтобы личность успешно справилась со следующим периодом. Личностные ресурсы преодоления, возрастающие в течение юношеского возраста и периода молодости интегрируются в «Я»-концепцию и формируют процессы преодоления в зрелом и пожилом возрасте. Адекватное разрешение проблем, возникающих на одном из этапов жизненного цикла, оставляет наследство ресурсам преодоления, которое может помочь разрешить следующий кризис.

Поэтапные модели, подобные эриксоновской, часто изображаются как винтовая лестница: провал прохождения одного уровня подразумевает и провал на следующем. В современном мире, однако, жизнь – далеко не всегда обязательное сочетание определенных этапов, следующих друг за другом в хронологическом порядке. Большинство людей ожидают наступления конкретных событий в определенное для них время. Они развивают «ментальные часы», настраивающие их на определенный ритм жизни. Однако наше представление о социальных временных рамках внезапно изменилось в течение последних трех-четырех десятилетий. Ритм жизненных циклов становится все более неустойчивым, все больше женщин и мужчин разводятся и повторно вступают в брак, все чаще дети воспитываются в неполных семьях, все больше людей среднего возраста приобретают новые профессии, обучаются для повышения квалификации. Возрастающая склонность к изменениям в зрелом возрасте демонстрирует особенности трансформации среднего и пожилого возраста и то, как люди с ними справляются.

Глубинные исследования процесса адаптации к жизненным кризисам и изменениям вызвали новую волну интереса к человеческим возможностям в преодолении. Например, одно из исследований было посвящено условиям существования военнопленных и пленников концлагерей [462]. Лагерь означает существование в унижающих человека условиях – изматывающий труд, голод, болезни и постоянная угроза внезапной смерти. Но даже в таких условиях многие люди смогли контролировать свою судьбу. Некоторые военнопленные противостояли своим тюремщикам, развивая подпольную сеть общения и пытаясь сохранить свои моральные принципы и идеалы.

Другая работа сфокусирована на более жизненных стрессорах, таких как смерть родственников, миграция и переезд, стихийные бедствия (наводнения и торнадо), пребывание в качестве жертвы насилия, похищение детей, терроризм [408]. Аналогичные исследования посвящены адаптации к серьезным физическим недугам или травмам и столкновению с реанимационной хирургией и другими болезненными медицинскими процедурами [407]. В общем, эти исследования освещают адаптивные аспекты индивидуального и группового преодоления – они демонстрируют, что большинство людей разумно и эффективно справляются с жизненными изменениями и кризисами. Такие выводы согласуются с эволюционной теорией и современными знаниями об особенностях развития жизненного цикла личности.

Можно предположить, что изложенные выше концепции представляют собой основные взгляды и положения, которые должны входить в состав концептуальной модели стресса и его преодоления.

В реагировании на стресс существуют выраженные индивидуальные различия. Так, одинаковые стрессоры могут иметь различные последствия у разных людей, так же как один и тот же человек будет по-разному реагировать на различные стрессоры и на один и тот же стрессор, но в разных ситуациях. Целью изучения стратегий преодоления является установление причин и признаков различий людей в реакциях на стресс и понимание того, в какой степени эти факторы отражаются и влияют на процессы преодоления. К числу таких факторов исследователи относят прежде всего личностные особенности человека, его мотивацию, ценности и поступки.

Положительно оценивая ориентацию на изучение роли индивидуально-психологических особенностей в преодолении стресса, Л.И. Анцыферова [10] обращает внимание на некоторые методологические погрешности в этих исследованиях. Они сводятся, во-первых, к фрагментарности подхода к проблеме, когда то или иное стрессогенное событие рассматривается изолированно от ситуаций, предшествующих ему, и от состояния человека, в котором он находился незадолго до этого события. Между тем, отмечает автор, психологи, пользующиеся лонгитюдным методом, нередко обнаруживают, что непредвиденные, меняющие судьбу события часто случаются с людьми, которые уже в течение нескольких месяцев были в состоянии депрессии либо страдали иными психосоматическими нарушениями. Психолог должен знать, каков уровень «биографического стресса» у личности в момент исследования. Как считают R.S. Bhagat и его соавторы [254], трудные жизненные события сами по себе приводят к стрессовой реакции в 1–9 % случаев, а хронический стресс вызывает психологические нарушения в 30–40 % случаев.

R.S. Lazarus, A. De Longis [377] обращают внимание на «драматизирующую направленность» разработки проблемы преодоления стресса в ущерб вниманию к обычным неприятностям людей в их трудовой, учебной, семейной жизни. R. Lazarus даже ввел понятие «повседневные неприятности» (daily hassles). За последние десятилетия сделан ряд попыток выделить основные стрессогенные ситуации в трудовой деятельности, в семье, в сфере здоровья [10, 28, 29, 124 и др.]. При этом возникла сложная задача определения степени значимости, трудности, стрессогенности различных ситуаций, – одно и то же событие у разных людей может либо вызвать резкое противодействие, породить негативные чувства, либо пройти почти незамеченным. В этой связи Л.И. Анцыферова обращает внимание на выдвинутый К. Левиным принцип психологического единства личности и окружающего мира, согласно которому личность и событие взаимно преломляются и в зависимости от психологической переработки индивидом информации о различных обстоятельствах жизни они вызывают у него разные переживания и реакции. Таким образом, «личность со своим особым жизненным миром, в котором “в осадке” содержится ее индивидуальная история, выступает как медиатор событий, подвергающий их психической переработке прежде, чем выбрать соответствующий тип стратегий совладания с ними» [10, с. 5].

Второй методологический недостаток решения проблемы преодоления стресса – это упрощенное определение трудных жизненных ситуаций. Они понимаются как обстоятельства жизни, требующие от индивида таких действий и усилий, которые находятся на грани его адаптивных возможностей или даже превосходят имеющиеся у него резервы. Однако, по мнению Л.И. Анцыферовой, при таком определении жизненных трудностей не учитывается как ценность индивидуальных потерь, величина ущерба, так и субъективная значимость «трудных» событий, которые и определяют уровень стресса. При этом «чем более значительное место занимает находящийся в опасности объект, тем выше мотивационный потенциал совладания (преодоления) с возникшей трудностью» [там же].

Понятие ценности, по мнению H. Thomae [483], синонимично ряду таких понятий, как «когнитивные репрезентации», «субъективное жизненное пространство» и «техники» жизни, которые можно рассматривать в качестве концепта «темы бытия». Содержание «темы» он описывает как центральное устремление личности, ее главные интересы или же как объекты, обладающие высокой личностной значимостью для индивида. R. Lazarus [374], характеризуя структуру проблемы, использует термин «commitments», который обычно переводится как “возложение на себя обязанностей”, способность «вверять» (принадлежать, посвящать) себя кому-то или чему-то. По его мнению, commitments – это идеальные или высоко ценимые людьми цели. Когда эти смысловые образования актуализируются, у субъекта возникают интересы, появляются настойчивость, мобилизуются внутренние силы (энергия). Отсутствие приверженностей (commitments) R. Lazarus связывает с переживанием незначимости, бессмысленности мира.

Л.И. Анцыферова отмечает, что позитивной методологической тенденцией в исследованиях по преодолению стресса является растущее стремление учитывать «приватный опыт» субъекта, рассматривать трудные ситуации его глазами с точки зрения его «внутренней ситуации». До недавнего времени активность человека по преодолению жизненных трудностей изучалась в рамках когнитивно-поведенческой парадигмы, представители которой с позиций внешнего наблюдателя анализировали то, как человек воспринимает и оценивает свои трудности, как связан уровень его самооценки с приемами преодоления, какими способами можно усилить мотивацию индивида в особо трудных условиях. Вопросы о том, почему разные люди весьма различно воспринимают одни и те же ситуации, почему они, обладая приблизительно равным набором стратегий, выбирают неодинаковые приемы разрешения трудных проблем, стали получать ответы тогда, когда психологи начали переходить к иной парадигме – анализу сложных ситуаций и действий в них индивида с позиций его собственного внутреннего мира, «внутренней реальности». Основой этой парадигмы является представление о том, что человек на протяжении своей жизни строит, перестраивает и достраивает личностную «теорию» мира, включая и его самоконцепцию. Весь опыт жизни, а также предвосхищаемое будущее закрепляются в виде систем значений и значимостей, убеждений и ценностей, – они-то и регулируют восприятие и представления человека, определяют интерпретацию окружающего мира и действия в нем субъекта. «Свою теорию индивид стремится сделать упорядоченной, взаимосогласованной – теорией предсказуемого и понятного мира. Личностной концепции благополучного мира соответствует и концепция себя как удачливого и неуязвимого» [10, с. 6].

Люди часто игнорируют неблагоприятную информацию о себе, понижающую самооценку, и даже прибегают к разным формам самообмана. Обобщая ряд исследований в этой области, L. Perloff пишет, что индивиды «мотивированы верить в справедливый и упорядоченный мир, в котором люди получают то, что заслужили, и заслуживают то, что получают, – мир, в котором плохие вещи не случаются с хорошими людьми» [426, c. 220]. При таком личностном мировоззрении можно представить себе, сколь разрушительным будет воздействие на человека неожиданного тяжелого события. Анализируя подобную ситуацию, Л.И. Анцыферова отмечает: «Глубоко укоренившиеся отношения к миру должны быть перестроены. Однако сознание под влиянием сильного аффекта резко сужается, оно концентрируется лишь на негативных аспектах события. В результате человек оказывается неспособным воспринять те характеристики события и те включающие его связи, которые могли бы помочь ему изменить ситуацию к лучшему. Выработка более эффективной саморегуляции и социальная помощь будут способствовать уменьшению травмирующего воздействия на человека трудной ситуации. Но лишь сам субъект в силах изменить свою индивидуальную “теорию”, сделать ее более реалистичной, переосмыслить выпавшее на его долю несчастье как неотъемлемую часть жизни, а не как незаслуженное наказание судьбы. Основное, чему учится индивид на таких болезненных примерах, – это выработка главной стратегии – антиципировать и предотвращать трудные жизненные ситуации» [10, c. 6–7].

Разнообразие способов преодоления стресса определяется многофакторным влиянием на особенности взаимодействия субъекта и стрессогенной ситуации, а также различными взглядами исследователей, их научных концепций и подходов к этому процессу. Анализ основных походов и классификация психологического преодоления представлены в обзорной работе С.К. Нартовой-Бочавер [160].

Основные подходы к изучению процесса преодоления стресса основаны на различных толкованиях понятия «coping». Первый из них трактует его в терминах динамики. Эго как способ психологической защиты [342]. Второй подход определяет coping в терминах черт личности как относительно постоянную предрасположенность отвечать на стрессовые события определенным образом [255]. Согласно третьему подходу, coping должен пониматься как динамический процесс, специфика которого определяется не только ситуацией, но и стадией развития конфликта, столкновения субъекта с внешним миром.

Специфичность каждой формы преодоления определяется не только объективной сложностью, опасностью, вредностью той или иной переживаемой ситуации, но и субъективной ее значимостью. Индивидуальные особенности восприятия и оценки конкретной трудной ситуации отражаются в поиске путей ее преодоления, которые сводятся к решению реальной проблемы или ее эмоциональному переживанию, корректировке самооценки или регулированию взаимоотношений с людьми. В этой связи следует отметить выдвинутые R. Lazarus и S. Folkman [378] два модуса психологического преодоления, направленных на: 1) решение проблемы (проблемно-ориентированное преодоление) и 2) изменение собственных установок в отношении ситуации (личностно– или эмоционально-ориентированное преодоление). A. Billings и R. Moos [255] предлагают три способа психологического преодоления: 1) оценка ситуации (active-cognitive coping); 2) вмешательство в ситуацию (active-behavioral coping); 3) избегание (avoidance). Последний способ может иметь и такой вариант, как самообман (self-deception). P. Vitaliano и его коллеги [492] выделяют наряду с проблемно-ориентированным coping три способа эмоционально-ориентированного психологического преодоления: 1) самообвинение (blame self), выражающееся в критике, сожалениях, поучениях и назиданиях самому себе; 2) избегание (avoidance), при котором человек продолжает вести себя, как если бы ничего не произошло, не придавая особого значения ситуации, отгоняя мысли о ее пагубном влиянии; 3) предпочитаемое истолкование (wishful thinking) – призрачные надежды, когда человек надеется на чудо [269]. M. Zeinder и A. Hammer [512] предложили классификацию психологических ресурсов преодоления сложных жизненных ситуаций, включающих пять областей жизнедеятельности человека, определяющих его действия в трудный период, – это сферы познания и представлений, чувств, отношений с людьми, духовности, физического бытия. Эффективность обращения к той или иной сфере обусловлена содержанием проблемной ситуации.

В способах преодоления чисто когнитивного характера E. Koplik [364] характеризует типы “monitors” как корректирующее или управляющее действие в поисках информации и “blunter” как «закрытый» для информации. K. Parkes [420] обращает внимание на прямое преодоление (direct coping) и психологическое подавление, вытеснение фрустрирующих факторов (suppression). H. Weber [496] определил следующие формы способов психологического преодоления: 1) реальное (поведенческое или когнитивное) решение проблемы; 2) поиск социальной поддержки; 3) перетолкование, переоценка ситуации в свою пользу; 4) защита от проблемы или ее отвержение; 5) уклонение или избегание; 6) сострадание к самому себе; 7) понижение самооценки; 8) эмоциональная экспрессия.

C. Carver и M. Scheier [272] выделяют 14 видов психологического преодоления, среди которых помимо традиционных они называют «выпрямление» ситуации (restrain), обращение к религии, «освобождение» при помощи потребления алкоголя или наркотиков. H. Thomae [483], анализируя жизненный путь нескольких возрастных групп, выделил 20 типичных реакций психологического преодоления, среди которых такие, например, как адаптация к особенностям и потребностям других людей, идентификация с их целями и судьбами, склонность не упускать шанс и другие.

Таким образом, в исследованиях установлено достаточно большое количество возможных способов психологического преодоления, что определяется прежде всего разнообразием жизненных и деятельностных трудных ситуаций, а также большой вариативностью форм индивидуального поведения в подобных условиях. С.К. Нартова-Бочавер обращает внимание на то, что высокая изменчивость поведения при coping обусловливает необходимость учета всего известного арсенала способов преодоления, из которых применительно к конкретному типу ситуаций и определенной группе людей могут формироваться комплексы наиболее типичных, адекватных приемов. Автором предложен вариант системной классификации видов психологического преодоления, основанный на следующих признаках coping:

– ориентированность на проблему или на себя;

– область психического, в которой развертывается преодоление (внешняя деятельность, представления или чувства);

– эффективность (приносит желаемый результат по разрешению затруднений или их неразрешимость);

– временная протяженность полученного эффекта (разрешается ситуация радикально или требует возврата к ней);

– ситуации, провоцирующие coping-поведение (кризисные или повседневные).

Каждый из этих классификационных признаков отражает определенное психологическое содержание конкретных подходов и приемов преодоления (психических механизмов регуляции, личностных детерминаций, форм и результатов поведения по преодолению и т. д.). Далее будет сделана попытка дать характеристику модуса психологического преодоления, предложенного Р. Лазарусом и С. Фолкман.

Теоретические позиции изучения проблемы преодоления стресса основываются на различных схемах взаимосвязи особенностей личности, ситуации и процесса преодоления. Личностно-ориентированный подход предполагает безусловную средовую константу, то есть постоянство ситуации, а успешность преодоления стресса обусловливается личностными характеристиками. Представители этого направления развивают взгляды на механизмы регуляции преодоления на основе различных теорий личности, что позволило некоторым из них рассматривать данный феномен как черту личности и определять стили преодоления, исходя из индивидуально-психологических особенностей личности.

В рамках личностно-ориентированного подхода можно выделить направления исследований, отражающие концепции ряда научных школ.

Изучение стратегий преодоления уходит корнями в психоаналитическое описание защитных механизмов, которые обычно направлены на внутриличностные конфликты. A. Freud [326] определяет защитные механизмы как способы, которые применяет Эго (Я) для борьбы с тревогой и для контроля над непроизвольным поведением, аффектами и инстинктами. В основе возникновения тревоги лежит неосознанный конфликт между Ид (Оно) и Супер-Эго (Сверх-Я). Эго из-за его приверженности критериям реальности и посредничества между требованиями среды и личностью пытается защититься от всепоглощающей тревоги с помощью искажения реальности или трансформации инстинктивных потребностей. Защитные механизмы в основном проявляются как симптомы и автоматизированные закрепленные реакции.

G.E. Vaillant [488] выделил пять основных функций защитных механизмов: 1) держать поведение в приемлемых рамках во время внезапных жизненных кризисов (например, в случае смерти близкого человека); 2) сохранять эмоциональное равновесие через отсрочку или перевод биологических побуждений в другое русло (например, в период полового созревания); 3) получение отсрочки изменений «Я»-образа (например, после серьезной хирургической операции или неожиданного повышения в должности); 4) совладание с нерешенным конфликтом, который невозможно решить сейчас, незамедлительно; 5) смягчение значимости конфликта в сознании (например, в случае убийства в военное время, помещения родителей в дом престарелых).

A. Freud [326] определила семь главных защитных механизмов, включающих подавление, отрицание, проекцию, регрессию, истерию, навязчивые действия и сублимацию (непосредственный переход из одного состояния в другое). Подавление и отрицание включают в себя разные формы отказа от информации о событиях или ощущениях. Истероид, наоборот, не забывает о событии, а заостряет внимание на нем к месту и не к месту, раздувая, таким образом, проблему. При навязчивых действиях также происходит фиксация внимания, человек может долго проверять и перепроверять каждый свой шаг, выискивая ошибки. Проекция и регрессия похожи в том, что оба способа включают отказ от собственных ощущений события. При проекции агрессивно настроенный человек может думать, что, допустим, выговор ему был несправедлив, считая, что работа была сделана хорошо, а руководитель в этом не разобрался. При регрессии человек меняет знак ощущения, заменяя, например, гнев на восхищение, и может потом либо реагировать неадекватно, либо не стремиться повысить качество работы, либо выискивать или преувеличивать недостатки руководителя. С другой стороны, зрелая личность может применять сублимацию, используя недовольство, гнев для лучшего выполнения последующих заданий (недовольство, расстройство проигрышем подчас стимулируют спортсмена на достижение высоких результатов в следующем выступлении).

В соответствии с этой моделью вид преодоления связан не столько с наличными стимулами среды, сколько с действиями человека по решению проблемы. Целью защитных механизмов является регуляция эмоций – они уменьшают тревогу любыми возможными средствами. Так, стрессогенная ситуация определяет поведение, чувства и когнитивные процессы, которые зависят не только от особенностей самой ситуации, но и от характеристик личности.

Защитные механизмы могут использоваться либо только временно, в случае значительной психологической травмы, либо стать привычными, когда, например, отрицание трагического события становится, несмотря на его очевидность, привычной особенностью конкретного человека. По этой теории и временное, и постоянное отрицание обусловлены личностными особенностями человека.

D. Shapiro [456] полагал, что преобладающие механизмы защиты могут стать личностными чертами, и в этой связи им рассматривались четыре стиля поведения. Стиль навязчивого поведения характеризуется ригидностью, искаженным самоощущением и потерей чувства реальности. У параноиков также отмечается потеря чувства реальности, но главное – проявление подозрительности. Истероидный стиль характеризуется и подавленностью, и сверхэмоциональностью, в то время как импульсивный стиль отличается пустой, бесцельной активностью и отсутствием планирования.

Некоторые ученые-психоаналитики пытались дополнить этот подход введением иерархии адаптации на основе большей или меньшей адекватности защитных механизмов или за счет добавления защиты в более широкую иерархию адаптационных стратегий [339, 488].

Главная проблема при изучении преодоления стресса заключается в определении защитных механизмов, которые по определению являются недостаточно эффективными, так как искажают реальность. Однако большинство людей адаптируется все же неплохо. G.E. Vaillant [488] пытался преодолеть это противоречие, определяя защитные механизмы как стили адаптации.

Он анализировал данные лонгитюдного исследования учащихся колледжа – его в основном интересовали адаптационные механизмы, которые эти люди используют в разных жизненных ситуациях. Хотя он признавал, что адаптация требует от человека «изменить себя и мир вокруг», однако ограничился изучением регуляции эмоций и сохранением целостного «Я» в этом процессе.

Автор классифицирует защитные механизмы по критерию их осознанности, который отражает и направление их развития (таблица 5). Он отошел от традиционной психоаналитической теории, признав, что использование защитных механизмов – не патология и что они служат цели сохранения целостности личности в трудных обстоятельствах. Стратегии (защитные механизмы) расположены в таблице в порядке снижения их эффективности и адаптивности [по 488].

Как показывает таблица, автор выделяет четыре вида защитных механизмов: проективные, незрелые, невротические, зрелые. Их иерархия основана преимущественно на степени искажения реальности каждым механизмом: перечисленные ниже механизмы подразумевают меньшую степень искажения и поэтому менее «патологичны». Агрессивные люди, приписывающие гнев другому лицу, используют незрелые механизмы; человек, трансформирующий агрессию в необоснованное восхищение, использует невротический механизм; человек, сублимирующий свои переживания, применяет зрелый механизм. Проективные механизмы включают такие важные стратегии, как «отрицание» – неспособность признать, что событие действительно имело место, а иллюзорная проекция может включать параноидальные фантазии, которые могут сопровождаться крайними формами реакции (например, насилием).

Таблица 5. Иерархия защитных механизмов

Он связал эти иерархические категории с материалами интервью, полученными 30 лет назад в исследованиях на людях в начале их обучения и в старших классах школы, и показал, что с переходом во взрослую жизнь характерные защитные стили часто меняются от незрелых к более личностно зрелым. Индивиды, использующие менее зрелые механизмы, в дальнейшей жизни являются менее адаптированными или менее успешными, если их оценивать по карьере и семейной стабильности.

G.E. Vaillant приводит убедительные примеры изменения защитных стилей. Он был одним из первых, кто изучал процессы преодоления в повседневной жизни и пытался изменить психоаналитическую теорию преодоления с учетом феноменов процесса адаптации. Однако, хотя он и отошел от традиционной психоаналитической теории, признавая, что использование защитных механизмов – не всегда проявление патологии, но оставался непоследовательным в утверждениях, что, с одной стороны, адаптационные стратегии не осознаваемы, а с другой – что, тем не менее, они отражают процессы развития. Если, как он утверждал, защитные механизмы сознательно не приобретаются, то как же они развиваются? В то же время он приводил примеры, из которых следовало, что люди, которых он изучал, пытались сознательно изменить свои стили адаптации. Например, стиль адаптации одного из них вначале описывался как действия по шаблону, и он агрессивно отказывался от проявлений гнева и враждебности, но как только он стал получать удовольствие от таких действий, у него появился более зрелый тип защиты – альтруизм. Следует также отметить, что G.E. Vaillant в своих ранних работах проявлял малый интерес к техникам решения проблем, а также утверждал взгляд на эмоции лишь как на компонент стрессогенной ситуации, хотя для решения проблем роль бессознательного очень важна.

В более поздней работе он приводит конкретные способы развития личности и, в частности, рассматривает три модели этого развития: нейробиологическую, теорию социального научения и запечатление – импритинг [489]. С нейробиологических позиций нейронные процессы взросления предположительно продолжаются в течение всей жизни, позволяя человеку развивать высшие функции, проявления личности, такие как устойчивость к парадоксам, возможность сублимации и т. д. Такая модель может объяснить различия в развитии личности во взрослой жизни, хотя автор и утверждал, что, например, систематическое отравление нервной системы наркотиками и алкоголем задерживает развитие личности, проявления своего «Я».

С точки зрения теории социального научения, мы осваиваем более взрослые механизмы защиты через накопление знаний и социальную поддержку. «Обучение, как и наследственность, заключает G.E. Vaillant, играет важную роль в выборе нами типа защиты. Сублимация менее вредна, чем мазохизм, альтруизм приводит к лучшим результатам, чем автоматизмы, а юмор обеспечивает нам больше друзей, чем остроумие» [489, c. 332]. Добавим, что социальная поддержка облегчает развитие механизмов защиты, повышая чувство защищенности и самоуважения, и подкрепляет использование более зрелых способов защиты.

Однако он считал, что наиболее полной, совершенной моделью является развитие личности путем использования механизма запечатления. В этом случае «критике подвергается не социальная поддержка, а способность воспринимать эту поддержку» [489, c. 332]. Он, например, выделяет несколько способов восприятия любви – от наиболее незрелых (подражания и восприятия) до наиболее зрелых (идеализация и идентификация). При подражании и восприятии люди неосознанно, некритично прислушиваются к тем, кто для них значим. При идеализации и идентификации мы можем распознавать и разделять положительные и отрицательные черты тех, кого мы любим: «по сравнению с восприятием, идентификация является более гибким, обратимым, нейтральным, дифференцирующим, обоснующим свой выбор способом взаимодействия с другими… С помощью идентификации мы можем вести внутренние диалоги (… например, он делает так-то и, если я выбираю, то смогу тоже сделать так)» [489, c. 351].

G.E. Vaillant придерживается мнения, что защитные механизмы являются неосознанными – даже такие, которые включают планирование и предвосхищение, – «параноик не может усилием воли стать альтруистом» [489, c. 103–104]. Но он в то же время говорит: «… с помощью терапии, взрослея или в отношениях с любимым человеком люди учатся более зрелым способам самообмана» [там же]. Таким образом, G.E. Vaillant занимает двойственную позицию в том, что в адаптации является сознательным, а что неосознанным; с одной стороны, он приводит убедительные примеры, а с другой – эти же примеры свидетельствуют, что развитие и применение более зрелых стратегий преодоления осуществляется по крайней мере частично и в определенных случаях с помощью сознательного управления.

N. Haan [339] предложила более четкий подход к определению того, что лежит в основе осознанной или неосознанной регуляции адаптации. Она также стремилась к объединению процессов адаптации и защитных механизмов преодоления в более крупное психодинамическое образование. В противоположность подходу, который использовал G.E. Vaillant, она утверждала, что защитные механизмы являются патологией, и создала иерархию механизмов адаптации, основываясь на степени сознательности или неосознанности ее стратегий. N. Haan выделила десять основных, базовых личностных процессов, которые могут проявляться в трех видах действий [по 339]: преодоление – сознательный, гибкий и целенаправленный, допускающий проявления эмоций средней силы; защита – вынужденный, отрицательный, ригидный, в большей степени направлен на совладание с тревогой, чем с проблемой; избегание – автоматизируемый, «ритуализованный», иррациональный, существенно искажающий межличностные отношения (таблица 6).

Таблица 6. Характеристика действий по преодолению, защите и избеганию

Десять основных личностных процессов в дальнейшем дифференцируются по четырем функциям [по 339]: мышление, рефлексия, сосредоточение внимания и регуляция аффекта (таблица 7). Эти процессы не только направлены на уменьшение тревоги (последняя функция), но и осуществляют регуляцию процессов мышления, обеспечивают способность к саморефлексии и сосредоточению внимания.

Отдельные процессы, считает N. Haan, могут проявляться по-разному и с разной степенью «патологичности». Как показано в таблице, третья функция мышления – смыслообразование – может стать проблемно-ориентированной стратегией (способом) преодоления. Как способ преодоления, она заключается в логическом анализе проблемы – процессе, предшествующем большинству решений. Как способ защиты, функция смыслообразования превращается в рационализацию или оценивание своих действий. В качестве же способа избегания смыслообразование превращается в конфабуляцию (ложные воспоминания о вымышленных или реальных событиях и фактах) – когда человек просто говорит о попытке защититься, но не действует.

N. Haan заключает, что люди используют преодоление, когда могут действовать, и защиты – когда должны действовать.

Можно предположить, что преодоление используется, когда процессы ассимиляции (усвоения, уподобления) и аккомодации (приспособления) вполне согласованы или их дисбаланс не влияет на переживания человека, – например, он получает удовлетворение от фантазирования или хочет таким путем приобрести новые навыки. Защита необходима в случае дисбаланса этих процессов. Избегание как уход от всех типов ассимиляции осуществляется как приспособление к стрессу или разрешение ситуации и напоминает процессы развития, когда потребности ассимиляции превосходят возможности человека и нарушают структуру личности, – человек уходит в свой внутренний мир.

Другими словами, если ситуация не особо стрессогенная и человек может справиться с ней, то стратегии преодоления характеризуются как целенаправленные, гибкие, опирающиеся на внутренние принципы и допускающие аффективные проявления. Но в стрессовых обстоятельствах личность сохраняет целостность за счет большего или меньшего искажения реальности. Защитные стратегии поведения по преодолению стресса внешне обусловлены, ригидны и направлены более на проявление тревоги, чем на решение проблемы. Субъективное отражение реальности в большей степени искажается при использовании стратегии избегания. Она автоматизирована, ритуализирована, иррациональна, жестко придерживается шаблона и, вследствие этого, повышает чувствительность к воздействию.

Таблица 7. Классификация защитных механизмов

Успешность процессов преодоления определяется не их содержанием или действиями, а тем, какие средства используются для этой цели. Но эти средства и способы не являются жестко детерминированными: N. Haan признает, что обычно применяется сочетание нескольких стратегий преодоления и защиты, развитие заключается в усилении контроля над поведением, продвижении от защиты к преодолению.

Теория N. Haan обладает некоторыми позитивными особенностями, – она, в частности, отошла от традиционной психоаналитической теории, проявляя скорее конструктивистские, нежели реактивистские взгляды на адаптацию, утверждая, что люди не столько пассивно реагируют на окружающие условия, сколько изменяют, оптимизируют их.

Тем не менее, эта теория несколько ограничена. Основная проблема состоит в выделении трех видов адаптационных и дезадаптационных процессов и условий, в которых эти процессы развиваются. В частности, N. Haan уверена, что люди могут использовать рациональные способы преодоления и защиты лишь в условиях незначительного стресса. Когда же стресс значительный, его преодоление она объясняет с позиций классических фрейдистских взглядов, то есть главным образом на основе подсознательных актов регуляции. Но, как свидетельствуют многочисленные современные данные, люди могут рационально и эффективно действовать и в чрезвычайно экстремальной ситуации – например, в боевых условиях, при авариях, в условиях развития опасного для жизни заболевания.

Более того, некоторые исследователи утверждают, что процессы защиты нельзя рассматривать как патологические процессы. Например, R. Lazarus [371] показал, что в некоторых обстоятельствах механизм отрицания как одна из стратегий преодоления может быть даже полезным, так как дает человеку кратковременную отсрочку, позволяя ему собраться с силами. M. Horowitz [348] описала последствия крайне стрессовой ситуации по стадиям отрицания и оцепенения, чередующихся с воспоминаниями. Она полагала, что этот процесс неосознанный и возможно оборонительный, не является патологическим, так как имеет функциональный характер – обеспечивает информацией для дальнейших действий или приспособления к ситуации, что не оказывает деструктивного влияния на личность.

Основным недостатком теории N. Haan является то, что она отражает доминирующую культурную тенденцию (в поведении, труде, отношении и т. п.) и, таким образом, ограничивается рамками этой культуры. Критерии преодоления, по N. Haan, – степень направленности на будущее, дифференцированность мышления, сдерживание аффекта – жестко ограничены особенностями культуры. В то же время в разных культурах существуют, например, разные способы регуляции аффекта: либо косвенное проявление аффекта, либо его решительное пресечение.

Если раньше преодоление и защита рассматривались как отдельные структуры, то в настоящее время защитные механизмы понимают в большинстве случаев как предпосылку для более общих процессов и/или же для адаптации, направленной на взаимодействие со средой. Как считает R. White [499], адаптация к трудным обстоятельствам включает защиту, управление и преодоление. Преодоление выполняет три важные функции: 1) обеспечение достоверной информацией об окружающих условиях; 2) поддержание удовлетворительного внутреннего состояния для процессов деятельности и обработки информации; 3) сохранение гомеостаза, целостности организма и независимости поведения, свободы гибкого использования имеющихся средств.

R. White внес серьезный вклад в изучение важности получения информации об окружающих условиях. Он понимал под защитными процессами необходимые требования для сбора информации и действий в данных условиях. Люди, находящиеся во власти собственных эмоций, неспособны к адекватному решению проблем, и защитные процессы, очевидно лежат в основе предпосылок к деятельности по решению проблем. Эта деятельность в свою очередь не является конечной целью, но осуществляется для сохранения целостности личности и ее независимости, а также для самоутверждения и самоуважения. Защитные процессы кажутся скорее необходимостью, чем патологическим компонентом адаптации, и процессы адаптации, таким образом, способствуют развитию, если они направлены на высокие цели целостности и независимости.

L. Murphy изучал адаптационные процессы на выборке детей переходного возраста (от детства к взрослости). Его технология основывалась преимущественно на наблюдении за взаимоотношениями детей с их родителями и сверстниками и на беседе о том, как они справляются с незначительными проблемами и с крупными жизненными кризисами. Он выделил в адаптации четыре компонента: «1) рефлексы (врожденные механизмы) и инстинкты (расширение врожденных паттернов); 2) усилия по преодолению (решение ситуации неадекватным способом с помощью рефлексов); 3) анализ результатов действия и успешных усилий по преодолению; 4) подготовленность как усвоение навыков, полученных при общении в результате анализа» [413, c. 77].

В преодолении, которое L. Murphy понимает как попытку «справиться с давлением среды, с направленностью на цель» [413, c. 71], он выделил два компонента: активность, направленную на управление окружающими условиями и защитные механизмы.

K. Menninger [399] рассматривает преодоление как редукцию напряжения и решение проблем. Он ориентируется на сознательные попытки справиться с проблемой и на способность человека формировать и мобилизовать большой репертуар способов преодоления.

Сталкиваясь с возрастающей потребностью в регуляции и пониманием возросшего напряжения, личность кажется способной к перенапряжению. Она предпринимает специальные действия и имеет в своем распоряжении различные приемы решения проблем и ослабления напряжения. Можно запрещать, можно подавлять, можно допустить удовлетворение некоторых потребностей или осуществить их сублимацию. Можно направить поведение на изменение внешних обстоятельств, можно направить энергию против угрозы или опасности, можно отойти или можно обеспечить какое-либо противодействие. Человек может уйти из опасной ситуации или может попросить о помощи со стороны.

K. Menninger дал первоначальное и привлекательное описание преодоления трудностей в повседневной жизни. Одним из онтогенетически ранних способов снятия дистресса является прикосновение – возврат к материнским объятиям и покачиванию. Затем главным становится вербальное самоубеждение. Еда и употребление алкоголя снимают напряжение, разрядка аффекта обеспечивается также через плач, ругань или через шутки. Фантазирование может уменьшать напряжение, равно как отдаление от проблемы с помощью сна или мечтания. Можно заниматься также самоконтролем, беседовать с другими людьми или не думать о проблеме. Люди могут всю энергию направить на работу, игру или физические упражнения, включиться в активное решение проблемы и пытаться изменить окружающие условия, или могут развивать бесцельную, бессмысленную сверхактивность. Гибкость придает ключевое значение этой системе.

В то время как эти стратегии рассматриваются как способы регуляции или снятия напряжения и восстановления гомеостаза, K. Menninger обосновывает новое положение о том, что могут существовать и долговременные последствия решения ежедневных проблем. С одной стороны, адаптация при преодолении стресса может «уменьшать гибкость, находчивость личности в большей степени, чем нам хочется, из-за снижения способности адаптироваться к изменениям и новым стрессорам» [399, c. 147]. С другой стороны, могут существовать и положительные последствия процессов адаптации: «Степень гибкости и силы может порождаться успешным преодолением множества таких кризисов» [там же]. Здоровыми последствиями стрессогенной ситуации являются такие изменения в подвижности, находчивости и активности личности, которые допускают удовлетворение, сублимацию, выходы контролируемой и нейтрализованной энергии.

Итак, R. White, L. Murphy и K. Menninger описывали преодоление как процессы, развивающиеся во времени и направленные как на окружающие условия, так и действующие в виде защитных механизмов, сфокусированных на личность. Адаптация бывает осознанной и неосознанной, ей присуще развитие в том отношении, что люди расширяют ее ресурсы. K. Menninger четко выделил различные типы процессов преодоления, тогда как L. Murphy оценивает как преодоление все то, что включает в себя действия в новой ситуации.

Таким образом, психоаналитическое изучение стресса, ориентированное на обоснование роли защитных стратегий, характеризуется несколькими положениями. Главной задачей защитных механизмов является контролирование негативного аффекта, прежде всего тревоги. Предполагается, что эти механизмы имеют личностную природу и заключаются, в основном, в бессознательном конфликте, проистекающем от травмы в детстве. Являясь проявлениями особенностей личности, стили преодоления рассматриваются как составная часть трудной ситуации, а использование защитных механизмов может меняться в зависимости от ситуации.

Психоаналитические теории различаются по применяемой классификации. Как считает G. Vaillant, защитные механизмы можно классифицировать по степени искажения реальности, – наиболее зрелые механизмы являются наименее искажающими. А N. Haan – что сознательные процессы преодоления сами по себе более адаптивны, защитные же процессы – более «патологичны».

Наоборот, представители психодинамической концепции, объединяя преодоление и защиту, более склонны к изучению условий среды. Они стремятся определять защитные процессы как способ контролирования эмоций, чтобы в действие вступили стратегии, более ориентированные на проблему. Для K. Menninger, в частности, защиты становятся только патологией, когда они мешают процессам преодоления и/или общей удовлетворенности жизнью. В своей теории K. Menninger предвосхищает большинство современных подходов.

Психоаналитические подходы стремятся опираться на изучение случаев и интенсивную беседу или наблюдение за испытуемым в течение долгих периодов времени. Это может дать интересный материал для изучения адаптации в развитии. К сожалению, такие замыслы ориентированы более на лабораторное изучение, и только N. Haan пыталась применить свою теорию к способам, используемым в раннем возрасте.

Тем не менее психоаналитические теории защиты, преодоления и адаптации уникальны в своей направленности на развитие индивида. R. White и L. Murphy определили, что стрессогенная ситуация важна, так как люди могут пополнять репертуар способов преодоления и развития сознания. Изучение случаев, описанных в работах различных авторов-психоаналитиков, интересно и весьма способствует дальнейшим исследованиям. Но такая ориентация на индивида, однако, не способствует рассмотрению влияния условий среды при преодолении и создает трудности в разработке общих измерительных техник.

Многие авторы задавали вопрос: «Как различаются люди в реакциях на одинаковый тип стресса?» Они объединяли испытуемых по различным типам адаптации или личностным стилям преодоления. Самым ранним является исследование, описывающее различные способы адаптации к выходу на пенсию [435]. В нем уволенные на пенсию классифицировались по пяти различным типам. «Люди-качалки» были рады посидеть в кресле-качалке на террасе, пассивно наблюдая за изменениями в мире, тогда как «воины» занимали очень активную позицию в жизни – например, включались в общественные движения или отправлялись в путешествие – в общем, были сверхактивны и, в основном, не испытывали тревоги. «Гневные» были крайне недовольны, постоянно жалуясь. Другая группа жалующихся была названа «самоуничижители», – они ворчали, негодовали, но активных действий не предпринимали. Наконец, «зрелые» принимали себя как есть и лишь сожалели о выходе на пенсию.

C. Wortman и R. Silver [510] описали четыре устойчивых стиля преодоления тяжелой потери. Неожиданно оказалось, что существуют люди, никогда не испытывавшие дистресса, тогда как других можно было характеризовать как остро переживающих, хронически переживающих и замедленно реагирующих.

Описание стилей преодоления предпочтительнее простого подхода – сведения к дихотомиям того, что предполагает более сложное описание способов поведения людей в трудной ситуации. Оно может быть полезным в клинической практике и не обязательно подразумевает патологию. Однако также может быть, что клиницисты, используя эту теорию, будут пытаться приписать людям неподходящие способы. В зависимости от чувствительности и имеющихся навыков, некоторые пациенты могут быть «надеющимися на себя» или «жалобщиками», отрицающими или принимающими болезнь. Другими словами, строго личностные подходы игнорируют требования среды, которые могут формировать индивидуальное поведение.

В противоположность концепциям психоанализа, подход к преодолению как к стилю восприятия события, ситуации в меньшей степени ориентирован на то, как люди справляются с эмоциями, и в большей – на то, как они взаимодействуют с информацией. Он нашел отражение в наиболее ранней классификации преодоления, которая называлась «подавление – сенсибилизация» [267]. Стремящиеся к подавлению стрессы характеризовались как индивиды, избегающие, отрицающие или подавляющие информацию, а люди, выбирающие сенсибилизацию, были ориентированы на увеличение объема информации. Эта дихотомия описывалась в литературе в разных формах, включающих «бдительность – рассеянность», «невнимательность – внимательность», «сокращение – увеличение», «притупление – наблюдательность», «поиск – избегание» и др.

R. Lazarus, J. Averill и E. Opton [379] выдвинули три основных критических положения типологии «подавления – сенсибилизации». Во-первых, показатель «подавления – сенсибилизации» в высокой степени коррелировал с тревожностью. Во-вторых, в различных ситуациях не наблюдалось постоянства стиля восприятия. И, наконец, общий показатель «подавления – сенсибилизации» не позволял предсказывать реальное поведение по преодолению, хотя ситуационно-специфические показатели были полезны в конкретных обстоятельствах.

Можно сказать, что в способах приобретения информации существуют скорее образцы, чем стили. M. Horowitz [348] и R. Lazarus [371] доказали, что люди в ряде ситуаций колеблются между фазами отрицания и поиска информации. J.W. Pennebaker, M. Colder, L.K. Sharp [425] упоминают об этих типах в теории преодоления как о «стадиях преодоления». Например, сильная травма вначале может угрожать устойчивости личности, то есть «сломить» личность, и тогда отрицание или притупление чувствительности могут служить цели сохранения личности. Однако слишком сильное отрицание может мешать личности принимать необходимые меры. В фазе поиска воображение и память могут обращаться к прошлому, – так, ветераны битв и жертвы изнасилования возвращаются к переживанию прошлого.

Если некоторые очень быстро переходят от фазы отрицания к поиску информации, то другие используют только отрицание как способ сохранения надежды. Люди с последней стадией рака могут в один день планировать отпуск на следующий год и плакать на другой день, так как они знают, что им осталось жить несколько недель. Они могут различаться также по степени применения процессов избегания – поиска в разных сферах жизни. C.M. Aldwin [233] обнаружила, что мужчины часто используют проблемно-ориентированный стиль преодоления деловых проблем и эмоциональные способы или избегание – дома, тогда как женщины применяют противоположные тактики.

Возможно, некоторые люди используют стратегии поиска, решения сложных проблем в тех случаях, когда они чувствуют себя в стрессогенной ситуации достаточно уверенно и обладают опытом и приемами преодоления стресса. Другие же могут быть более склонны применять стратегии избегания в ситуациях, где чувствуют себя менее комфортно. Таким образом, в зависимости от имеющихся стилей преодоления можно упоминать об «избегании – поиске» как о модальностях преодоления, которые используются по-разному в зависимости от взаимоотношения или взаимодействия личности и ситуации, и только для некоторых индивидов оба этих стиля являются равнозначными.

Разделение стратегий преодоления на две основных модальности принесло конкретную пользу: оно просто и может быть полезно для классификации большого количества стратегий. Некоторые авторы заново доказывают разделение стратегий преодоления на две или три общих категории. Однако это создает опасность чрезмерного упрощения понятий. В конце концов, если действительно для изучения того, что обеспечивает успешность преодоления, эти факты интересны, то недостаточно одного знания, что кто-то стремится к успеху в разрешении проблемы. Надо было бы изучить качество такого стремления: организованно оно или хаотично, враждебно, конформно или основано на собственных убеждениях? Когда люди убегают от решения проблемы, они это делают, уйдя на неделю в запой, или ненадолго дают передышку сознанию, читая книгу? Более того, «поиск» и «избегание» не являются взаимно исключающими категориями. Несомненно, критикуется их совместное использование. Например, можно притупить переживания с помощью избегания ответственности, но при этом участвовать в проблемно-ориентированном преодолении. Таким образом, понятие «поиск (стремление) – избегание» может быть полезным информационным принципом организации, но наше понимание преодоления не может ограничиваться этим понятием.

Последователи проблемно-ориентированного подхода к преодолению стресса доказывали, что типы используемых человеком стратегий преодоления проблем зависят в значительной степени от требований среды. Так, описания различных типов стрессоров включают разные виды решения и процессов преодоления. В случайно взятом примере способ, с помощью которого человек справляется с переживаниями в связи со смертью супруга, может отличаться от способа, с помощью которого тот же человек преодолевает ограничения, навязанные конкретным заболеванием, или от стратегий, применяемых для поиска новой работы после увольнения.

Ранние исследования часто базировались на глубинном наблюдении или на детальном эмпирическом описании индивидов, борющихся с проблемой частного характера, например, с семейной неурядицей или болезнью. Они больше ориентировались на широкие, общие адаптационные реакции, на важные жизненные перемены и масштабные проблемы, чем на специфику поведения в повседневных ситуациях. По некоторым вопросам этот взгляд не расходится с психоаналитическими подходами, например в вопросе о том, что исследования должны включать интенсивное наблюдение за небольшим числом испытуемых и полагаться на беседы и личное наблюдение. Однако данный подход отличается тем, что является скорее эмпирическим, чем теоретически ориентированным. Так, исследователи не пытались создать общую модель человеческого поведения, применимую к различным условиям и проблемам, но просто интересовались, как реагируют люди на одинаковые стрессоры. Известно много классических работ, включающих описание психологических реакций на торнадо, исследование выживших в Хиросиме, изучение эпидемий и т. д. Авторы пытались выделить общие процессы, позволяющие понять реакции человека на различные экстремальные ситуации.

Существуют доказательства того, что люди по-разному реагируют на различные типы стрессоров [393]. Имеется набор способов, по которым можно проводить классификацию ситуаций. Одним из них является предопределенность, когда в ситуации уже присутствует вред или когда она обладает потенциальными позитивными последствиями, то есть служит стимулом для личности в выборе той или иной формы поведения. Исследователи могут также классифицировать стрессоры по их содержанию: например, болезнь, смерть близкого человека, межличностные или деловые конфликты и т. п. Общая стратегия исследования заключается в просьбе испытуемых рассказать о различных проблемах и в сравнении реакций преодоления стресса при разных проблемах. Такие исследования часто являются лонгитюдными. В общем, люди в условиях потери (например болезни или смерти близких) чаще используют стратегии преодоления, направленные преимущественно на эмоции. Если же проблемы межличностные или деловые, включающие угрозу или негативные оценки, то стратегии являются более проблемно-ориентированными. Таким образом, люди меняют техники преодоления в зависимости от требований ситуации.

L. Pearlin и C. Schooler [424] классифицировали стрессоры по пяти основным социальным областям: работа, брак, детско-родительские отношения, домашнее хозяйство и здоровье. Они обнаружили, что в разных социальных ролях используются совершенно разные стратегии преодоления. Такая стратегия, как поддержание дисциплины у детей, при разрешении детско-родительских проблем, просто не подходит в других социальных областях, например, при неблагоприятных взаимоотношениях с сослуживцами на работе. Более того, каждая отдельная стратегия может действовать по-разному в различных ситуациях. Например, авторы обнаружили, что проблемно-ориентированная стратегия могла облегчать психологический дистресс при межличностных проблемах, но в трудной ситуации на работе имела незначительный эффект.

Подходы к преодолению стресса, связанного с оценочными процессами, базируются на четырех положениях. Во-первых, способность человека справляется с проблемой, в основном, зависит от его отношения к ситуации. Чаще всего отношение понимается в форме сознательной оценки ситуации как благополучной, содержащей угрозу, вред, потерю или стимул [378]. Если ситуация благополучна, в преодолении нет необходимости. Практически опасная или сложная ситуация (реальная или воображаемая) будет порождать попытку решить или смягчить проблему (проблемно-ориентированное преодоление), тогда как ситуация, содержащая вред или потерю, более склонна вызывать решение, уменьшающее или смягчающее негативные эмоции от стрессора.

Во-вторых, когнитивные подходы предполагают, что люди подвижны в выборе стратегий преодоления и изменяют стратегии под влиянием требований конкретной проблемы. Можно выделить ряд уровней индивидуального восприятия и описания ситуации, – люди неодинаковы в оценке проблемы, но часто сходятся в оценке условий среды. Теоретики-когнитивисты полагают, что любые оценки стратегии преодоления надо связывать с конкретной проблемой.

Третье положение заключается в том, что действия по преодолению включают и проблемно-ориентированные, и направленные на эмоции стратегии. Контроль над эмоциями может оказывать благоприятное действие на решение или на совладание с проблемой, то есть является одним из лучших способов управления эмоциями и поведения в конкретной стресс-ситуации.

Замечено, что выявление людей, специально ищущих способы управления эмоциями, имеет некоторые интересные последствия для теории развития в зрелом возрасте. В психодинамических теориях аффект регулируется «Эго» автоматически через неосознанные механизмы защиты. Наоборот, в теории когнитивизма «Я» сознательно и активно пытается управлять как внешними, так и внутренними процессами.

В-четвертых, когнитивисты придерживаются эмпирического подхода: задача определяет, какие стратегии будут, а какие не будут способствовать успешной адаптации. В частности, когда многими считалось, что «отрицание» всегда неадаптивно, R. Lazarus [371] описал условия, в которых эта стратегия может явиться полезной – например, как способ оказания помощи для сохранения надежды в явно безнадежной ситуации.

В настоящее время многие сторонники когнитивистского подхода в исследованиях проблемы преодоления используют метод самоописания поведения по преодолению, который основан на когнитивной оценке как ситуации, так и собственных переживаний. Они рассматривают стратегии преодоления в основном как функцию личности в неконкретизированной ситуации или при недостаточном управлении ею. Действительно, степень участия личности или воздействия среды в стратегиях преодоления является предметом некоторых дискуссий. Однако не известно ни одного исследования особенностей использования совокупности разных стратегий преодоления, предопределенных личностными и ситуационными факторами. Исследователи описывали преодоление в зависимости от ситуации [393] и влияния личности на использование стратегий [258, 345], но объединенный вклад этих двух факторов в значительной мере еще не изучен.

Проблема отношения двух факторов (личностных и ситуационных) связана с трудностями в адекватном определении условий конкретной ситуации, которые влияют на преодоление аффекта. Нет разработанной теории того, о чем экопсихологи упоминают как о «средовых предпосылках» для поведения по преодолению стресса.

Понятие «средовые предпосылки» отражает характеристики среды, воздействие которых влечет за собой специфичное поведение по преодолению стресса. Лучше описывать ситуацию в терминах ролей, например, деловых или семейных проблем. Но все деловые проблемы не равноценны между собой – так, преодоление затруднений с руководителем может сильно отличаться от стратегий, применяемых при взаимодействии с сотрудниками или подчиненными. Сходным образом борьба с раздражительностью в двухлетнем возрасте требует иных стратегий, чем те, что используются для борьбы с агрессивным характером в юности.

Для адекватного исследования отношений личности и среды требуются адекватные описания средовых характеристик. Однако для измерения условий среды в лабораторных условиях нужно воспроизвести такое же поведение, как и в естественных условиях и, возможно, такую же его цель. Но когда некоторые исследователи расширяют оценку, включая в нее восприятие подконтрольности стрессора, в самоотчете нельзя ясно различить вклад личности в эту оценку. Таким образом, лабораторные исследования нуждаются в развитии соответствующей теории и экспериментальной базы.

Некоторые другие положения этого подхода остаются также непроверенными. Например, неясно, в какой степени действия по преодолению неосознанны, и если они неосознанны, то как они могут оцениваться в самоотчетах. Если, например, человек активно пользуется стратегией «отрицания», то как в самоотчетах это будет описываться? Неясна степень различия в стратегиях преодоления одних и тех же ситуаций по мере развития личности или ее профессионализации. В какой степени люди различаются в подходах к проблеме, или они одинаково полагаются на конкретный стиль преодоления во всех ситуациях и случаях? Являются ли одни стратегии более стабильными, чем другие? S. Folkman et al. [321] оценивали преодоление по пяти параметрам и обнаружили, что преодоление эмоций было стабильно в средней степени, а второстепенные показатели (и возможно, проблемно-ориентированное преодоление) были более лабильны. C. Aldwin, T. Revenson [235] полагали, что преодоление, направленное на эмоции, может быть более зависимым от личностных особенностей, тогда как проблемно-ориентированное преодоление может больше подвергаться влиянию ситуации.

Если не начать с определения a-priori адаптивного (эффективного) и малоадаптивного (не эффективного) преодоления, то по какому критерию можно оценить результаты стратегий преодоления? Например, большинство исследователей изучают способность к преодолению стресса средней силы по физиологическим или психологическим симптомам. Обнаружено, что некоторые стратегии, особенно направленные на эмоции, усиливают или вызывают психологический дистресс в большей мере, чем сдерживают действие стресса. Возможно, надо исследовать способность стратегий преодоления сохранять позитивный психический статус в такой же мере, в какой и уменьшать негативное влияние. Более того, стратегии преодоления могут влиять не только на благополучие физического или психологического состояния, но и на решение проблемы, на благополучие других лиц в этой ситуации и, возможно, даже на общество [236].

Наконец, когнитивная теория полагает, что преодоление достигается путем оценки ситуации и использования личного опыта. Однако социальные и культурные влияния на стратегии преодоления исследуются редко.