Книга: Тайны Звенящих холмов
Назад: Глава 16. Сеча в канун Журавниц
Дальше: Глава 18. Возвращение

Глава 17. Сторожа Звенящих холмов

– Клянусь Одином, у меня, наверное, нет ни одной целой кости. – Вишена уткнулся в плечо ворчащего что-то Эйнара и, почувствовав, что в его рот вливается медовуха, сдобренная терпкими травами, решил открыть глаза.
– Хвала богам, ты жив. – Эйнар помог кряхтящему Вишене сесть, сунул ему в руки кувшин с остатками браги. – Еле нашёл тебя в этой груде тел на поле.
Они сидели на северной опушке леса, среди корявых осин и старых берёз. Вокруг расположились десятка три стреблян, вышедших из сечи. Многие лежали вповалку, как после непрерывного недельного сенокоса или пахоты. Безразличные, взмокшие от крови и пота, злые, растерянные. Многие были серьёзно ранены и истекали кровью, не имея сил её унять. Кто-то бродил кругами, не различая ничего, баюкая на груди раздробленную руку, кто-то обхватил обломок зазубренной стрелы, торчащей из живота, не смея шелохнуться, заведя глаза к небу.
– Где остальные? Оря, Претич, Ровод, Супряда, Столпник? – непрерывно, всё тише и тише, спрашивал один из пяти стреблянских воев, пока ещё крепко стоящих на ногах; они держали наготове луки и напряжённо всматривались туда, где среди чахлых кустиков волчанки виднелось поле. – Что вообще происходит?
На поле продолжали звякать мечи, метаться всадники. Надрывно ржали умирающие кони, голосили раненые, призывая своих, ещё кто-то бился, вяло, обречённо маша оружием, в центре поля, под стягом с изображением хищной птицы с медвежьей головой, недвижимо, твёрдо стояли всадники. Это было их поле.
– Швабов больше нет, Вишена, – сказал Эйнар, ощупывая плечо. – Мы их уничтожили.
– А Стовов? – Вишена замотал головой, стараясь разогнать гудящую боль в затылке.
– Люди Стовова нас не трогали. Правда, пока это выяснилось, я слегка приложил пару его воев. И они меня. Думали, что я шваб, – ответил Эйнар. – Я видел в сече и Гуттбранна с дружиной. Они сразу пошли в самую гущу и подсекли стяг швабского кёнига. Клянусь Фрейром, это было хорошо. А Ингвар и Хринг – настоящие берсерки. Жаль, что изменники и связались с Гуттбранном. Жаль.
– Швабы! Швабы! – невдалеке вдруг яростно закричал один из дозорных.
– Да нет, это бурундеи, подожди, – унял его другой стреблянин. – Может, они знают, где Претич и Оря.
– Смотри-ка, Вишена, это наш чудин с Кудином. – Эйнар поднялся навстречу Искусеви и бурундеину, пробирающимся к ним через распластанных стреблян. – Эй, не думал, что вы живы. Хвала Одину.
Искусеви, осунувшийся, изодранный, в пыли и грязи, с изрубленным круглым щитом в одной руке и обломком меча в другой, остановился, расширяя глаза и вперившись в Вишену:
– Так по тебе же прошлась вся рать Стовова! И ты тут вот так сидишь и хлещешь брагу?
– Не понял, – подбоченился варяг. – Ты что, не рад этому?
– Так. А ты спрашивал. Это вот и есть – берсерк. Воин, которого хранят боги. Когда вернусь в Страйборг, убью на охоте самого большого оленя и отнесу Одину. – Искусеви хотел ещё что-то сказать, но Семик перебил его; бурундеин был в новой кольчуге, явно швабской выделки, и поверх неё блестела бляха Швибы – Ярило с лучами в виде змеи:
– Швиба умер. Теперь я тут вирник Водополка Тёмного. Варяги, Рагдай призывает вас к себе. Он тут шагах в двухстах под охраной всех моих людей. Идите с нами. Нужно свершить то, что завещано Матерью Матерей.
– А где Оря и Претич, бурундеин? Скажи, где они и кто победил, во имя всех богов, – вмешался стреблянин, в котором Вишена узнал того, что пел на заре, первый заметил журавлиную стаю.
– Мы победили, – коротко ответил Кудин, отчего-то поднёс к глазам бляху Швибы, рассматривая, и добавил: – Оря ведёт ваши семьи вдоль Крапа в Спирк. Он ещё ничего не знает. А Претич там, на поле. И волхи ваши там. Увещевают Стовова не идти теперь на Буйце и Просунь. Теперь, когда стребляне так ослаблены.
– А Стовов? – сдавленно спросил стреблянин.
– Не знаю. Сказал, чтоб пленных не брать и стреблянам обид не чинить. – Кудин бережно уложил бляху обратно на кольчужную грудь. – Все. Вам теперь или платить ему виру и жить под его рукой, или всем умереть. Варяги, ступайте за мной. – Он повернулся и, отбросив чью-то руку, непроизвольно вцепившуюся в подол его плаща, пошёл.
– Пошли, Вишена. У нас ещё много работы. – Эйнар подобрал и сунул за пояс меч, повертел, пообобрав, толстенную острогу, закинул её на шею, свесив по бокам руки. – Давай.
– Что «давай»? Может, я ходить не могу. – Вишена поднялся, недовольно кряхтя, присвистнул, обнаружив, что его кожаный панцирь весь иссечён, как чучело для метания топора, и, пошатываясь, побрёл за Эйнаром.
Они некоторое время шли среди увядающего папоротника, зарослей крапивы и гигантского репья.
То и дело им попадались мертвецы, отметившие свой путь из сечи обильными бурыми пятнами на листьях. И швабы и стребляне.
Один из швабов, рослый, рыжеволосый, лежал, будто спал, обхватив руками муравейник, а муравьи, уже уснувшие, не вышли за огромной добычей.
Лисица осторожно обошла идущих стороной, таща в зубах что-то сизое, капающее.
– Кто здесь? – Из качнувшегося папоротника поднялись фигуры в шипастых шапках, с луками наготове.
– Это я, Кудин. – Новый вирник поравнялся со сторожей. – Ну как? Спокойно?
– Да. Подстрелили, правда, тут одного шваба. Вон он валяется. Да медведь прошёл стороной, – ответил один из бурундеев. – Ещё Коин пошёл искать брата. Пока не вернулся.
Рагдай встретил их сидя на брошенном на землю седле; обмотанная берестой рука на груди, бледное, почти белое лицо, запавшие, но не утратившие блеска глаза.
Десяток тел рядом, укрытых попонами и шкурами.
Четверо дружинников, всухомятку жующих овсяные лепёшки с солониной, несколько лошадей, груда захваченного тусклого оружия, подвязанный к хвосту одного из коней швабский стяг с изображением вздыбленного медведя, держащего в лапах франциску.
– Пока мы не достигли Медведь-горы, вы ещё служите мне, варяги. Именно так клялись вы на своих мечах. – Рагдай держал в руках куллат, перемигивающийся красными огоньками; остальные вещи Матери Матерей лежали рядком возле его ног.
– Да, это так, кудесник, клянусь Одином, – ответил Вишена, а Эйнар кивнул, соглашаясь.
– Куллат говорит, что к Медведь-горе приближаются чужие. Они могут помешать, исполнить волю Матери Матерей. Нужно торопиться, но клянусь небом, я сам не могу ступить и шагу, – сказал Рагдай, испытывающе вглядываясь в варягов. – С вами пойдёт Кудин с воями и проследит, чтоб потом донести Водополку, что дело Швибы свершено и вирник не умер впустую и что не он, так его люди до конца сопровождали меня.
– Такова воля Водополка Тёмного. Варяги сделают дело или умрут, – чинно сказал Кудин и сдвинул брови точь-в-точь, как это делал Швиба.
– Мы сделаем это, бурундеин. Но не потому, что ты грохочешь, а потому, что мы служим кудеснику и он заплатил нам золотом, – пожал плечами Эйнар, даже не глядя в сторону багровеющего вирника, а Вишена прибавил: – Мы готовы идти, Рагдай, да залечат боги твои раны. А где Верник? Он пойдёт с нами?
– Верник погиб ещё утром, – ответил Рагдай, и стали видны морщины на его лбу. – Мы не нашли его тела. Да успокоят боги его душу и плоть. – Он осторожно сложил в плотную кожаную суму вещи Матери Матерей и протянул Вишене куллат. – Вот, смотри, эта цепочка огней, мерцающая под паутиной, это чужие. Это как птичий взгляд с высоты. Вот тут, наверное, Медведь-гора, а тут мы. От нас до Медведь-горы около полудня пути, а чужие сейчас несколько дальше. Они идут от Волотова болота и ещё не пересекли Крап. Когда достигнете горы, вызовите Крепа троекратным криком сойки и, после того как он выйдет к вам и вынесет наружу писания и мои травы, исполните своё дело. Ступайте, да хранят вас все боги мира – верхнего, среднего и нижнего.
Вишена повертел в руках светящийся куллат, положил его к другим вещам и покосился на Кудина:
– Лошадей дашь, бурундеин?
– Одну на двоих. Чтоб в случае чего далеко не ушли, – проворчал Кудин, маша рукой своим воинам. – Важда, Шерпень, пойдёте со мной. И возьмите под себя коней посвежее. Вон тех, гнедых.
Лес был неспокоен, напряжён. При полном, удушающе влажном безветрии листья желтели и опадали в одно мгновение, рывками неслись, едва касаясь травы, и вдруг исчезали в ней, словно прибитые дождём. Старая кора, вспучиваясь, кусками отваливалась от стволов. Черепками хрустела под копытами хрипящих лошадей.
Сверху, безо всякой причины, сыпались сухие ветки, ели сбрасывали хвою, стоило только задеть их лапы, а перезревшие орехи лопались непрерывной чередой, со звуком распёртой клиньями, бесконечной дубовой колоды.
Тревожное тявканье лисиц, мявканье рыси, квохтанье куропаток, порыкивание медведя, скулёж волков, голоса всего этого невидимого зверья, судя по вздыбленным гривам лошадей находящегося чрезвычайно близко, витали и перекликались безмерно длинным эхом, как если бы лес вокруг делился множеством извилистых каменных стен.
А может, всё это только казалось пятерым всадникам, жмущим обереги и бубнящим заклинания от нечисти.
Когда отряд въехал в чистый сосновый лес и среди засиневших сумерек впереди возникли очертания Медведь-горы, Вишена остановил коня, кивнул сидящему за спиной Эйнару, чтобы тот спешился.
Кудин с воями остановился чуть поодаль, подозрительно следя за действиями варягов:
– Чего встали?
– Дальше пойдём так, – ответил Вишена, укрепляя суму с попискивающим куллатом к луке седла и успокаивающе хлопая коня по взмыленному боку.
– Ну-ну… – Кудин двинулся следом, всё более и более отставая; в том месте, где сосны заметно редели и начинался подъём к горе, он уже был в трёх десятках шагов позади. – Всё. Дальше идите одни. Но знайте: мы следим за каждым вашим шагом. У нас тугие луки и быстрые кони. Мы не промахнёмся и не отстанем!
– Видимо, тот шваб здорово стукнул его по голове дубиной, – хмуро сказал Эйнар, оглядывая каменные нагромождения на вершине горы. – Несёт какую-то бессмыслицу. Ну что, пойдём вон до тех камней?
– Да. Потом колем животину ножом побольнее и пускаем наверх, – поёживаясь, ответил Вишена, внимательно оглядываясь по сторонам. – Знаешь, у меня такое чувство, что на нас со всех сторон глазеют. И холодно как-то. Пробирает до костей. Клянусь Одином, нужно проделать всё это побыстрее. Давай пой сойкой.
Эйнар приложил ладони ко рту и трижды издал нечто напоминающее клёкот подстреленного гуся.
Вишена, несмотря на странную боль в горле, весело рассмеялся.
Глухо из-за камней залаяла собака.
– Люток тебя признал, несмотря на звуки, леденящие кровь. – Вишена утёр грязным рукавом выступившую от смеха слезу и, надсаживаясь, прокричал: – Эй, Креп, выходи! Это мы, Вишена и Эйнар. Рагдай ранен в битве и просит тебя выйти с писаниями и его травой. Эти, позади нас, бурундеи, свои. Выходи!
– А почему вы не крикнули условленным криком? Не выйду, – донеслось в ответ.
– Считай, что мы три раза крикнули сойкой, дурная твоя голова! – снова крикнул Вишена, ехидно косясь на Эйнара, тоже неожиданно развеселившегося.
– Ладно, раз вы знаете, что кричать, а боги просто не дали вам умения, я выйду, – ответил Креп, а собачий лай стих.
Через некоторое время, за которое сумерки окончательно овладели лесом, среди камней показался Креп и семенящий рядом Люток. Они возникли неожиданно близко, видимо из тайного хода. Креп был в кольчужной рубахе до колен, увешанный связками кореньев, мешочков. Он волок на плечах две неподъёмные на вид перемётные сумы, и ещё одна такая сума была навьючена на собаку.
– Хвала Фрейру. Мы думали, ты уселся там за вечернюю трапезу, – встретил его Вишена, разводя руки в недоумении от пристального, недоверчивого взгляда. – Да мы это, мы. Креп, спрячь свой нож.
– Скажи слова: Генна, Уэлла, Штодита, Вимзла, – остановившись в десяти шагах от варягов, потребовал Креп, следя за реакцией собаки, принюхивавшейся к пришедшим.
– Генна, Уэлла, Штодита, Вимзла, разрази тебя гром! – пролаял Вишена и досадливо плюнул под ноги. – Совсем ты тут одичал.
– Да насмотрелся я тут на оборотней. Даже Рагдай два раза являлся, – несколько смущённо сказал Креп и приблизился.
Люток, радостно вильнув хвостом, поднялся на задние лапы и, упёршись передними Эйнару в грудь, попытался лизнуть в лицо.
– Эй, эй, прочь! – Эйнар едва не упал. – Мы пришли по велению Рагдая, чтоб пустить этого коня с вещами Матери Матерей на вершину холма. Ты иди к бурундеям и жди нас там.
– А где Верник и чудин? – спросил Креп, пихая ногой пса, опять лезущего к Эйнару.
– Верник погиб в сече со швабами. Да примет его Один в свои сады, – ответил Вишена. – А Искусеви остался с Рагдаем. Всё. Ступай.
– Да хранят вас боги. – Креп тяжёлой походкой двинулся к бурундеям, Люток, покружив вокруг варягов и ненавистно потрепав клыками бьющую по бокам суму, последовал за ним.
Волоча за повод упирающегося коня, варяги дошли до россыпи валунов. Миновав её, Вишена оглянулся; камни скрыли их от бдительных взоров бурундеев.
– Слушай, Эйнар, может, взглянем напоследок на эти диковины? Уж больно они интересные. А?
– Да ты что! Ополоумел? Ну их. Не ровён час, вызовем каких-нибудь троллей. – Эйнар замахал руками, в ужасе округляя глаза. – Ты уже едва не утопил нас на Вожне этим штраром. Не глупи.
Но Вишена, отчаянно тряхнув головой, распутал ремень сумы и извлёк оттуда куллат, пригляделся к десятку точек, приблизившихся почти к центру штрихов-паутинок, и положил его у своих ног:
– Это ясно. Скороходы нам ни к чему сейчас. – Он осторожно вынул и положил на траву магический длен, достал и поднёс к глазам два прозрачных флакона с живой и мёртвой водой. – Интересно, как это действует? На чем бы попробовать? Только какая из них какая?
– Тролль тебя раздери! – отчаянно крикнул Эйнар, видя, что Вишена, задумчиво ухмыльнувшись, суёт воду за пазуху и проталкивает её ближе к поясу. – Делай что хочешь. Только знай, ты клятвопреступник и безмозглое бревно. – Эйнар утомлённо опустился на корточки и выглянул в сторону леса. – Вон, бурундеи уже идут сюда. Трусливо, но идут. Клянусь Одином, тебя покарают боги, Вишена.
– Ну и ладно. Вот, вот он. – Вишена с восхищением начал рассматривать штрар, всем телом ощущая великую силу, заключенную в этом, несоизмеримо маленьком и лёгком предмете. – Вот, вот этот бугорок я тогда случайно зацепил. – Он сумасшедшими глазами уставился на Эйнара. – Это меч богов, Эйнар. С этим и самому можно стать богом! Можно встать одному против любого войска, против любой дружины и победить! Меня вскормила стреблянская мать, меня три раза продавали на рынках Фракии и Миклгарда, меня взяли даны с римской галеры, я вплавь пересёк фиорд Тристрама и добрался до Страйборга, и всегда боги хранили меня. А теперь они дают мне в руки великую победу, вечную победу! Будь со мной, Эйнар!
– Сначала убей меня, стреблянин, – глухо ответил Эйнар, закрывая рукой глаза и отворачиваясь. – Ты не викинг. Викинг никогда не возьмет себе чужой меч, не сломав его в битве. Даже если это меч Одина.
Вишена застыл, как стоял, вытянув перед собой штрар. Лёд и пламя сменялись в его глазах, восторг и боль, сталь и снег. Наконец он выдохнул:
– Если сейчас меня призовёт Один и спросит, что для меня более ценно, этот меч или ты, я отвечу: Эйнар и моё слово, слово викинга. Но хоть один раз я… – Он стиснул штрар в ладонях; штрар стал тёплым, едва заметно завибрировал, голубые пульсирующие всполохи полетели вверх.
Через мгновение камни на вершине холма треснули и раскололись, фонтанчиками брызнул расплавленный гранит.
Повторяя, вторя движению штрара в руках варяга, округа ожила падающими деревьями, вспыхнувшей листвой, лопающимися валунами и мерцающим воздухом.
Вишена с нечеловеческим хохотом взрезал холм у своих ног и, задрав штрар вверх, вызвал в облаках разряды молний.
Хлынул и моментально прекратился серый дождь, осыпались каменные осколки, смолк истошный вопль залёгших в траву бурундеев, и Вишена решил было уложить штрар рядом с другими диковинами, как холм дрогнул. Сам по себе. Он как-то неуловимо переменился, исказился в очертаниях.
Воздух над головами варягов распался надвое, обдав лица запредельным жаром, вдавил уши сухим громом.
– Это как тогда ночью, в Урочище Стуга! – вжимаясь в камни, крикнул Вишена. – Бежим, Эйнар!
Перепрыгнув через дымящийся, воняющий горелым мясом труп мгновенно издохшего коня, они кубарем скатились в неглубокую ложбинку, ужами выползли и, пригибаясь, засеменили между валунами, едва удерживая равновесие на сырой траве и предательски покатых камнях.
За их спинами уже вспучились, распались в грохоте огненного шара те камни, за которыми они только что укрывались, ложбинка залилась жидким пламенем.
Холм ожил, задвигался тенями, проблесками, лязгом и скрежетом, словно с высоты сыпали гвозди на черепичную крышу и растирали их по ней.

 

 

Лес запылал сразу в нескольких местах, начал валиться перезрелым жнивьём под ударами невидимой косы. Что-то во множестве заметалось в нём вперемешку с огненными шарами и сплошными полосами фиолетового огня, хаотично снующими между стремительно двигающимися тенями.
Земля вздрагивала, шаталась, тяжело вздыхала и горела, горела.
Отбросив тут же исчезнувший в пламени штрар, Вишена спиной ощутил, как нечто громадное двинулось за ним следом, как оно раскинуло руки, накрывая окружающий лес, и как от этого движения сотряслось небо.
Он ещё некоторое время бежал, непроизвольно уворачиваясь от вееров огненных нитей, перепрыгивая через лужицы, вскипающие под самыми стопами, оглохший, почти ослепший, бессильный от страха и всесильный в отчаянии.
Он оскаленным ртом ловил тяжёлый, раскаленный воздух, смердящий горелым металлом, до краёв заполненный жирным пеплом.
Он рухнул лицом в замшелую кочку, закрыв затылок ободранными пальцами, словно они могли защитить его от падающего неба.
Он ещё почувствовал, как рядом упал Эйнар и гулкая громада прошла над ними в сторону Волотова болота.
Им не дано было видеть, как за болотом возникает вполнеба стена, сотканная из молний, как растут там и опадают диковинные огненные соцветия, падают и взлетают звёзды, оставляя дымные хвосты, и сам Звенящий холм поднимается и исчезает в небесах ослепительным сгустком, с грохотом и рёвом.
Назад: Глава 16. Сеча в канун Журавниц
Дальше: Глава 18. Возвращение