Книга: Золотая планета
Назад: Глава 7 РАЗБОР ПОЛЕТОВ
Дальше: Глава 10 РАССМЕШИТЬ БОГОВ

Часть вторая
БОЕЦ

Глава 8
ДЕНЬ ИКС

Воскресенье прошло словно в тумане. Не помню, как пришел домой в субботу, не помню, как лег, как что-то отвечал матери… Я слушал музыку. Не так. Музыку.
Как я мог раньше пропустить мимо себя такое? Почему не слышал ничего подобного? Да, качество оставляло желать лучшего. Да, местами звучали довольно наивные вещи, совершенно немодные и откровенно смешные. Встречались моменты, подобрать точное определение которым у меня не хватит словарного запаса (я все-таки не музыкант), но от них отдавало таким примитивизмом, что скручивались уши. Однако почти каждое произведение несло в себе энергию, от которой душа вырывалась из тела и не хотела возвращаться обратно. Это было неистовство ритма, неистовство мотива, доводящее до слез. И я плакал.
Все воскресенье никуда не ходил, сидел дома. Слушал и качал, качал и слушал, искал в сетях старые архивы, древние, как само время, поднимал комментарии и биографии и уже к вечеру имел некое представление об эпохе, стилях и направлениях (зачастую неразличимых на глаз), биографиях и об истории Золотого века вообще.
Это было классное столетие, рубеж двадцатого — двадцать первого веков. Жаль, что оно закончилось так трагично. Но эти годы канули в Лету не зря, они оставили нам великое наследие.
Утром в понедельник в вагоне подземки я слушал уже знакомую АВВА. Кстати, это не исполнительница, а группа. У них две вокалистки с очень похожими голосами. А их родина действительно Швеция, та, старая, не похожая на нынешнюю, хотя поют на английском. Я думал о Бэль. О том, кто она, что за человек. И кто ее родители.
С одной стороны, это импульсивная маленькая дрянь, не знающая, чего хочет ее левая нога. С другой же — умная и рассудительная сеньорита, которая по всем параметрам заткнет за пояс любую девочку нашей школы. Как она с ходу по полочкам разложила то, над чем я бился много лет!..
В общем, очень умная девочка, которая прячется за маску ребенка. Возможно, они с маской в несколько более сложных отношениях, и это не банальная мимикрия, но рассуждающий психолог в ней превалирует.
И еще, за вчерашний день я понял то, от чего пытался бежать в субботу. Понял и спокойно принял. Мне нравится Бэль. Нравится до чертиков! Не хочу употреблять слово «любовь», им можно все опошлить, но жить без нее… не смогу. Так или иначе, она должна остаться в моей жизни.
А значит, я должен быть ее достоин. Я человек с не очень… высоким статусом и потому должен доказать это и ей, и ее семье. А если так, сегодня нужно начинать решать свои проблемы, доказав это для начала себе самому.

 

Школа. Наверное, я все же смогу воспринимать ее без ненависти. Ведь это просто здание, где я и мне подобные получают знания, без которых тяжело устроиться в жизни. Она не виновата, что в ней учатся и работают подонки.
Да, преподаватели некоторые… скверные люди. Тот же командор, вызверяющийся на слабых, но пресмыкающийся перед сильными. И Кампос со своей бандой, устанавливающий бандитские законы. Но они — отражение общей Системы, контролирующей нашу жизнь. Школа кончится, а командоры и кампосы останутся. И дай бог, чтобы их было не больше, чем здесь.
Школьный двор встретил меня привычным фоновым шумом, издаваемым рассосавшимися вокруг фонтана группировками по интересам. Все что-то обсуждали, о чем-то спорили, кто-то с кем-то ругался — нормальное времяпрепровождение перед началом занятий. Я принялся искать того, кто мне нужен, но неожиданно был атакован сзади.

 

— Ни фига се у тебя реакция! — почесал Хуан Карлос ушибленную руку.
— А нечего со спины прыгать, — усмехнулся я.
— Я ж не зло, я так…
— И я так. Хотел бы сломать — сломал бы.
— Ладно, проехали, — примирительно махнул он. — Здорово!
Мы обнялись и присели на край парапета фонтана. Я выбрал место так, чтобы видеть арку, следить за входящими. Согласно утреннему плану, мне требовалось поймать двух человек, очень разных, но очень нужных, и я не знал, кого лучше ловить первым.
— Как выходные?
— Расскажу — не поверишь, — усмехнулся я.
— А это что у тебя? Ух ты!

 

Его лапищи потянулись к навигатору. Инстинктивно я перехватил их.

 

— Руки мыл?
— Я тоже себе такой хочу! Дай посмотреть?
Я расстегнул и дал ему. Он надел его, внимательно изучил изображение на козырьке, куда я преднамеренно вывел три видеовыхода с боковых камер, чтобы иметь представление, что происходит вокруг, и прицокнул языком.
— Где взял?
— Поносить дали.
— Нутром чую, дорогая штука!
— Угу. — Я согласился.
— А кто дал?
— Сеньорита одна. Ты ее не знаешь. До субботы.
Я умолчал о том, что эта сеньорита его банально забыла, как Маша-растеряша из маминой детской книжки. Я тоже забыл, вспомнил о нем только в подземке, уже отъехав от «Площади де Сан-Мартина». Но я ведь не хозяин, мне простительно!
— Кстати, о сеньоритах. С тебя бутылка. — Он скорчил заговорщицкую мину.
— За что? — Я напрягся, приготовившись к какой-нибудь пакости. А как иначе, это же Хуан Карлос!
— За Николь. Ту девушку.
— А что с той девушкой? — не понял я.
— Ну… Я ей немного объяснил вчера, что она нравится одному человеку, который от природы очень скромный…
Я чуть не врезал некоему конструктору-судостроителю-самоучке в челюсть. Сдержался в последний момент. Он же ехидно усмехнулся, принимая мою реакцию совсем за другое.
— Только не говори, что она тебе не нравится.

 

Ну зачем он сюда влез? Я почувствовал, что начинаю заводиться:

 

— Слушай, я тебя просил об этом?
— Но она тебе нравится.
Добрый мальчик. Альтруист недоделанный. Поотрывать бы ему ноги его альтруистичные! И язык.
— Я? Тебя? Об этом? Просил? — по слогам выдавил я.

 

Хуан Карлос воззрился с недоумением:

 

— В чем дело, Хуанито? Что-то не так?
— Все не так! — Я почувствовал, что еще немного, и сорвусь на крик. — Кто тебе сказал, что она мне нравится?
— Да ты не нервничай. А разве это надо говорить? Сколько я тебя уже знаю, ты так на нее смотрел…
— Я много на кого так смотрю. И что, всем будешь меня сватать? Или ты думаешь, что я такой неудачник, что не могу подойти к понравившейся девушке и познакомиться сам?
— Ну… Да.

 

Святая простота. Я так и застыл с открытым ртом.
Повисло недоброе молчание. После эдакого признания моя самооценка, только-только выровнявшаяся, начала показывать отрицательную динамику.
«Шимановский, ты и сам хорош. Как там говорится, „не надо зеркало ругать, когда лицо некрасивое“? Как-то так.
Что было бы, не встреть ты в субботу Бэль? Как бы ты тогда отреагировал на эту новость? Растерзал бы негодяя или удавился от стыда? Все правильно, ты — неудачник. И тебя таковым воспринимают. Если уж лучший друг о тебе такого мнения… Это о многом говорит».
«Значит, утром ты принял правильное решение. С таким общественным мнением мечтать о Бэль… Не стоит».

 

— Слушай, дружище. — Я взял себя в руки и попробовал говорить спокойно. — Не знаю, что там тебе привиделось, как кто на кого смотрел, но в делах сердечных я пока еще в состоянии обойтись без твоей помощи. И более того, та девушка, в смысле, который ты вложил, меня не интересует. Понимаешь?
— Нет. — Хуан Карлос покачал головой.
— Я не хочу с ней встречаться. У меня есть… другая девушка, которая мне нравится и которую я буду добиваться.
— Уж не та ли сеньорита? — Он усмехнулся, кивнув мне на голову.
— Все возможно. Поэтому делай что хочешь, но ты кашу заварил, ты и расхлебывай. А у меня дела, извини.
— Какие еще дела? — воскликнул он. — Так что, получается, я напрасно?..
Но я его уже не слышал. Я шел наперехват человеку, которого ждал, только что вошедшему, но не дошедшему до толпы подружек сбоку от фонтана. Это не самый важный человек из ожидаемых, но терять момент я не собирался. В кругу подруг, а она почти всегда в кругу подруг, сделать то, что я хочу, невозможно.
— Эмма, подожди!
Шпала, а это была она, обернулась. Я быстро подошел, резко обнял ее за талию, рванул к себе и, не давая опомниться, смачно поцеловал в губы. Пришлось немного встать на цыпочки, ну да бог с ним.
Несколько секунд ничего не происходило — она не успела сообразить, что надо дергаться и вырываться. Ну, не ожидала от меня такого! А когда сообразила, стало поздно — со стороны это смотрелось как горячий страстный поцелуй влюбленных. Которые в ссоре, не могут выяснить отношения, но все равно любят друг друга. И ее смачное отпихивание выглядело как декорация, а не защита невинной девушки от посягательства на свою честь. Люди еще помнили пятницу…
Она испуганно подалась назад, оглядываясь по сторонам на окружающих и ища поддержки.
— Шимановский? — В ее голосе не было предела изумлению.
— А кто ж еще, звезда моя! — потянул я, строя из себя заправского мачо. — Или не соскучилась?
— Но…
Что именно «но» — она не смогла сформулировать. Я же чувствовал, что мы становимся центром излишнего внимания, люди отрываются от своих дел и оборачиваются к нам. Для ошеломления Швабры того, что есть, достаточно, а становиться эпицентром новых сплетен в мои планы не входило. Хватит старых.
— Быстро. За мной.

 

Она не прекословила.
Я, не останавливаясь, уверенно тащил ее за руку через двор. Она то и дело спотыкалась, ошалело оглядывалась, но семенила следом. Никто не преградил нам дорогу, не возмутился, не спросил, как дела, словно мы встречаемся незнамо сколько лет и произошедшее — наши личные проблемы. Весь школьный двор вернулся к своим делам, моментально забыв и о Шимановском, и о Долорес. Даже ее подружки. Это стало для Швабры даже большим потрясением, чем мой поцелуй.
Вошли в здание. Я тащил ее по коридорам, мимо аудиторий, к закутку за лестницей первого этажа, где уборщицы оставляют инвентарь. Обычно там закрыто, но я знал пароль от него — случайно нашел в школьной базе, когда искал адреса недоумков банды Толстого. Встретившиеся нам люди также игнорировали сие действо, что еще более угнетало мою спутницу.

 

— Что ты себе позволяешь, Шимановский? — взъярилась она, когда я втолкнул ее внутрь и закрыл дверь. Послушный свет включился автоматически.
— Милая Эмма… — Я подошел к ней мягкой походкой хищника на охоте и грубо, но не сильно толкнул назад, сажая на грязный, видавший лучшие времена пластиковый столик. — Милая Эмма, заткнись, пожалуйста, и слушай сюда!
Она заткнулась. Было в моем тоне нечто такое, что подсказывало — перечить не стоит.
— Сейчас ты сделаешь две вещи. Первая — скажешь мне, кто «хозяйка» игры. И вторая — что ты будешь ей должна, когда не выполнишь условие «лотереи».
— Я… — Она дернулась, вдохнула воздуха, но беззвучно выдохнула: — Какой «лотереи»?
— Эмма, мы взрослые люди. Я могу превратить твою жизнь в ад. Веришь мне?
Я приблизил лицо к ее лицу и внимательно посмотрел в глаза. Она подалась назад, но я предусмотрительно схватил ее за плечи.
— Я вижу, ты не хотела мне зла, просто выполняешь чужую прихоть и дурь. И я даже готов пойти тебе навстречу, помочь тебе. Но мне нужны ответы. Что вы загадали?

 

Эммануэль ссутулилась и опустила глаза. И кажется, покраснела.

 

— А можно я не буду это говорить? Это все равно не касается никого, кроме нас.
— Это как-то связано с сексом? Нетрадиционным сексом?

 

Она кивнула. Жалко как-то кивнула.

 

— Это очень… ОЧЕНЬ плохая вещь!..
Что же надо было такого загадать, чтобы сама Эмма Долорес ударилась в краску? Не думал, что такое возможно! Но дело это не меняет.
— Ладно, раз касается только вас… Но имя «хозяйки» ты назовешь.
— А если назову, ты со мной переспишь?
Ее глаза ехидно блеснули. Шпала резко, слишком резко, к моему изумлению, пришла в себя. Отошла и сразу перешла в контратаку. Я не ожидал такого, не так быстро, потому сдал позиции, уйдя в оборону.
— А чего сразу «переспишь»?..
— Тогда зачем я буду говорить, если ты все равно этого не сделаешь?
Логично. Пожалуй, она не так безнадежна в плане интеллекта, как я считал. Но тем не менее силовая партия окончена, я не смог задавить ее. Пат.
Но это только партия, не битва. Вторая запланированная мной партия носит название «дипломатия», и в ней у меня преимущество.
— Ладно, Эмма, давай по порядку. Ты знаешь меня? Знаешь, что я без башни и мне по фигу, кто и что собой представляет в этой школе?

 

Она кивнула.

 

— И если я упрусь — меня не сдвинешь и танком?

 

Она вновь кивнула.

 

— В течение какого срока ты должна переспать со мной? Месяц? Два? Полгода?
— Три. Три месяца… — грустно пробормотала она.
— А ты можешь им сказать, что сделала это? А я подыграю?
— Нет, нужно видео.

 

Прикольные девочки! Я с них падаю!

 

— Закон «О порнографии», параграф первый, пункт третий, определение понятия «порнография». УК ВК статья сто тринадцать, пункт два, «Нарушение закона „О порнографии“, штраф и лишение свободы до пяти лет». Вы перед игрой это читали?

 

Она покраснела. Да, читали. Но все равно играли.

 

— Мы никому не показываем его! Смотрим сами и тут же стираем!
— Все равно. Пять лет смотреть на небо в клеточку из-за глупой игры?

 

Она промолчала.

 

— Эмма, я тебе уже говорил, я могу пойти навстречу… — Я заговорил участливо. Честно, никогда такого не делал, все знания исключительно из литературы и сетей, даже не думал, может пригодиться. Старый добрый трюк — «хороший гвардеец — плохой гвардеец». Один угрожает, другой обещает содействовать и защитить. В моем случае я представлял сразу обоих, но по очереди. — Давай договоримся: я соглашусь на твои условия и даже дам официальное согласие на порноролик, чтобы не было проблем, если что.

 

Она кивнула.

 

— В обмен ты скажешь, кто хозяйка, и еще окажешь мне некую услугу.

 

При слове «услуга» Эмма встрепенулась.

 

— Ничего противозаконного, — поспешил успокоить я. — Просто мне нужно найти одного человека, но я не знаю, где и как его искать.

 

Она пожала плечами:

 

— Что за человек?
— Скажи, ты знаешь тусовку? Я имею в виду высший свет, аристократию. Самых богатых людей планеты и членов их семей.
— Ну… Немножко, — задумчиво потянула она, не совсем понимая, что я хочу.
— В среде первой сотни много модов?
— Достаточно. А что?
— Мне нужна девушка, ориентировочно двадцать — двадцать пять лет. Блондинос. Дочь главы клана, входящего в «золотую сотню». Много среди знати таких?
— Ну, есть…
— Можешь назвать хоть одного человека?
— Сильвия Феррейра.
Опять эта Сильвия. Я чуть не выругался. Третье упоминание за два дня! То там всплывает, то тут…
Бэль — самая богатая невеста в Солнечной системе? Юная герцогиня? Да ну, так не фартит.
С другой стороны, встретить аристократку в людном месте без охраны — вообще не фартит!
— У клана Феррейра глава — мужчина, Железный Октавио. У семьи этой девушки номинально глава — женщина.
— Дон Октавио взял фамилию жены, — разбила мои умозаключения Эмма.
Я задумался. Крепко задумался. И лишь спустя какое-то время, когда прозвенел звонок на занятие, смог сформулировать мысли:
— Давай так. Я расскажу тебе все, что о ней знаю, все детали. Ты же проверишь всю «золотую сотню» и составишь список, кто это может быть в принципе. Возможно, кроме Сильвии, есть еще кандидатки, подходящие на эту роль.
— Это же титанический труд! — Эмма округлила глаза.
— А я разве говорил, что будет легко? Не говорил. Но если не хочешь, я пошел. А ты жди три месяца и отпахивай то, что вы там загадали.

 

Я демонстративно развернулся, но она вскочила и схватила меня за локоть:

 

— Я согласна! Не уходи!

 

Сразу бы так.

 

— Что еще?
— Еще ты говоришь имя «хозяйки» и немного подыгрываешь в моих представлениях… Скажем так, в представлениях с воспитательными целями, которые я организую по отношению к ней. Идет?
— Это все?
— Да. В обмен я сделаю то, что ты хочешь, но это произойдет на моих условиях, где и когда скажу.

 

Эмма кивнула:

 

— Хорошо. Это Карина.

 

Я усмехнулся:

 

— Так легко сдаешь подругу?
— Сама виновата. Я правда ничего не хотела тебе плохого. Это она тебя туда написала. Я даже не поверила сразу и пыталась протестовать… Но игра есть игра.
«Угу, игра есть игра. Именно поэтому, девочка, мне тебя нисколечко и не жаль. Ты огребешь свое, Карина свое. А пока ты составишь для меня список кандидаток, кем может являться Бэль.

 

Да, я обещал, что не буду выяснять, кто она. Так я и не буду! И даже Эмма не будет, а лишь составит список кандидаток среди не такого уж большого количества аристократических семей.
И еще, кто может в этой школе лучше ориентироваться в высшем свете, как не гламурные шлюхи? Из всех знакомых мне людей Эмма сделает это быстрее всех».

 

— Она мод-блондинос, — начал я. — Аристократка. Ее семья входит в число первых ста семей. Номинально глава клана мать, реально всем управляет отец. У нее есть сестра и брат (брату, скорее всего, восемнадцать, но не бери это за точную цифру), а еще взрослый кузен, лет тридцати.
— Этого мало. У всех есть кузены и братья, — покачала она головой.
— Я тебе говорю всю информацию, которой владею. А ты бери и сравнивай, подходит или не подходит человек под эти параметры.

 

Эмма кивнула.

 

— А зачем она тебе? Кто она такая?

 

Я непроизвольно коснулся обруча навигатора на голове:

 

— Эмм, у тебя свои секреты, у меня свои.

 

В столовой было шумно, как обычно. Я сел за столик у стены, вокруг привычно образовалась мертвая зона. Не то чтобы меня презирали или боялись, просто так повелось, но мне отсутствие рядом шумных соседей нравится, помогает сконцентрироваться на собственных мыслях. С Эммой я поговорил, но это меньшее из моих бед. Гораздо более беспокоило, как повести беседу с другим человеком, чтобы тот согласился помочь или хотя бы не выгнал с порога.
— Привет.
Я поднял глаза. Передо мной стояла с подносом та девушка, Николь. С самым агрессивным видом. Mierda, только этого мне не хватало!

 

Указал ей напротив. Села. Посмотрела на меня как-то… непонятно. Ну-ну!
Я молчал. Оправдываться мне не за что, а говорить нечего. Пусть начинает первая, раз пришла.

 

— Мы вчера виделись с Хуаном Карлосом… — начала она издалека.
— Ты его давно знаешь?
— Несколько лет. — Легкое пожатие плеч. — Это он рекомендовал мне подать документы сюда, в эту школу.

 

Вот даже как!

 

— Мы друзья… — для чего-то смущенно добавила она.
— Молодцы.

 

А что ей на это ответить?

 

— Он вчера рассказывал про тебя. Что ты… Что я тебе…
— Что ты мне нравишься?
— Да.
Этот придурок что, не поговорил с ней после нашей утренней беседы? Я его точно убью.
— Понимаешь, он ученый. Инженер. И неплохой инженер! — Я пытался собраться с мыслями и найти слова, чтобы не обидеть ее. — Иногда я хочу убить его за некоторые вещи, но понимаешь, он видит мир иначе, чем другие. Все творческие личности видят мир иначе. Поэтому ты двадцать раз перепроверь то, что он говорит, и только потом делай выводы.

 

Она согласно кивнула:

 

— Я для этого и пришла. Сделать выводы.
От нее разило неловкостью. Но она хотя бы знает, что Хуан Карлос трепло, значит, не все так плохо.
— Он не прав. Ошибся. Самую малость, но ошибся. Ты красивая, даже очень красивая, но…
— У тебя есть другая, — понимающе кивнула она, и я не понял, с разочарованием или нет.
— Пока нет. Но надеюсь, что будет.
— Понятно.

 

Нет, все-таки с грустью.
Чтобы уйти от темы, решил перевести разговор на что-нибудь нейтральное:

 

— Ты титуляр?

 

Она кивнула.

 

— Знаешь, я уже много думал над этим… Мне кажется, нам, титулярам, нужно держаться вместе. Помогать друг другу. Ты в курсе, что происходит в школе?
— Конечно.
— Это неправильно.
— Везде так. Бывает еще хуже.
— Мы не везде! — повысил я голос. — Мы в одной из лучших школ планеты! Это не трущобы на окраине!

 

Она усмехнулась:

 

— И что это меняет? В трущобах проще: кто сильнее, тот и прав. А что мы можем здесь? Мы здесь никто! Все вытирают о нас ноги, и сверстники, и администрация. Если бы кто-нибудь так вел себя у нас на районе — мигом бы объяснили, что почем. А тут одним можно безнаказанно делать то, что нельзя другим.
Она права. Но не стоит опускать руки. Если опустишь их сейчас, так и будешь ходить по жизни — с опущенными руками.
— Это называется классовое родство. Оно не дает им топить друг друга.
— Скольких платников при тебе отчислили за неуспеваемость? — продолжала заводиться девушка. — Я совсем недавно здесь, полгода, но что-то не помню никого. А титуляров — человек десять. Хотя за нас Корона регулярно перечисляет деньги, мы здесь не бесплатно учимся!
— Мы — каждый сам за себя, — возразил я. — Барахтаемся, барахтаемся… А нас топят поодиночке. Наша слабость в отсутствии единства. Только вместе мы сможем решить свои проблемы.

 

Она рассмеялась:

 

— И как это будет выглядеть? Самим организовать банду и колотить обидчиков? За территорией? Как они? А с учителями что делать? Им тоже морды бить?

 

Мне смешно не было.

 

— Почему нет? Не надо так утрировать, все более реально, чем ты думаешь. Я про морды. Я делал это, но в одиночку, поэтому меня поставили на место. А если нас будет десяток?
— То нас будут бить десятком, а не одиночками, — хмыкнула она, но уже тише.
— Ты думаешь, Виктору Кампосу нужно лишнее к себе внимание? — Я усмехнулся в ответ. — Пусть и вызванное поведением сына? Да ДБ зубами вцепится в это дело, такие случаи на дороге не валяются! А если драка с применением чего-нибудь эдакого? Представляешь, как можно его шантажировать, определив Бенито отдыхать в казематы суток на пятнадцать?
— Я… Я не думала об этом… — ошеломленно уставилась на меня Николь.
— Бьют слабых — это закон жизни. И одиночек. Но для начала неплохо просто собраться и обменяться информацией. А уж потом решить, что делать дальше.

 

Она задумалась.

 

— Ты смелый.

 

Я пожал плечами:

 

— Я рассудительный.
— Нет, ты смелый. Но боюсь, единственный смелый в этой школе.
— Ты не права. Другие тоже смелые. Но они не знают, что делать. Каждый бьется лбом о свою стену и в итоге расшибает лоб.
— А если они правда начнут ловить нас поодиночке? А если подключат административный ресурс? Здесь же все принадлежит им!
— Ты когда-нибудь слышала такое слово «революция»?

 

Николь покачала головой:

 

— Не получится. Они просто отчислят нас всех.
— А мы подадим коллективную жалобу в Департамент образования, параллельно иск о нанесении побоев, причинении ущерба и ущемлении личного достоинства. Подкрепленные фактами и уликами. Параллельно сольем эту информацию в СМИ. Через день, ручаюсь, не более, здесь будет такая инспекция из ДО… Они сделают все, чтобы пойти на уступки, восстановить нас и утопить в шоколаде! Слово «лицензия» еще никто не отменял, а она окажется под вопросом!
Действительно, если нас будет хотя бы с десяток, да если никто не побоится драться за свои права, как дрались рабочие начала двадцатого века…

 

Мечты. Во всяком случае, пока.
Я придумал совершенно иной план, не включающий в себя никаких революций, никаких СМИ и прочего. План, касающийся одного меня. Но если у нее получится найти хоть кого-то, довести эту мысль хотя бы до двух-трех человек… Можно будет смело простить Хуана Карлоса, ибо это благодаря ему состоялся наш разговор.

 

— Ты думаешь, я смогу помочь? — напряглась девушка.
— Думаю, да. Ты красивая и общительная, тебя будут слушать. Моя же репутация слишком испорчена, слишком радикальна, чтобы кого-то впечатлить.
— Понимаю. Хорошо, я попробую.
— Объясни, что ПОКА ничего противозаконного делать мы не будем. Ничего идущего вразрез с уставом и решениями администрации. Пока нам надо лишь оценить возможности. У меня есть кое-какие мысли, как провернуть все без революций.
— Ты ими поделишься? — улыбнулась она.
— Обязательно. Но не сейчас. Не хочу сглазить, все на волоске, зависит от помощи одного человека, за которого ручаться я не могу. Кстати, можно у тебя спросить о Кампосе?
— Что «о Кампосе»? — Лицо ее сразу посерело.
— Хуан Карлос говорил что-то о нем и тебе.

 

Она замялась и опустила голову:

 

— Он меня преследует. Вроде как ухаживает, но…

 

Я отложил вилку и превратился весь во внимание:

 

— С этого места поподробнее.
— Привет-привет, а вот и я!
«И, как всегда, не вовремя», — чуть не вырвалось у меня вслух. Но я молча отодвинул поднос и отсел, освобождая место горе-конструктору.
— А чего это вы такие грустные? Что обсуждаете? Может…
Николь зыркнула на него так, что тот заткнулся на полуслове. Затем повернулась ко мне:
— Он постоянно ходит вокруг, делает намеки, приглашает на свидания.
— А ты?
— А я его боюсь.
— Он тебе нравится?
— Нет. И когда он поймет, что я его… Не буду с ним… Я не знаю, что делать. Это страшный человек!
— Почему?
— Он грозил перебить моих родных, если я… Если буду встречаться с другими.

 

Девушку затрясло. Да, это в стиле Толстого. Вот урод!
Я нежно взял ее за руку и успокаивающе погладил:

 

— Не бойся. Мы что-нибудь придумаем. Я сумею тебя защитить. Толстый получит по заслугам, обязательно…
Глаза Николь подернулись влажной пленкой. Чтобы постыдно не разреветься, она быстро вскочила и схватила поднос:
— Извините. — Затем с улыбкой, конкретно мне, добавила: — Спасибо…

 

После чего быстро убежала прочь.

 

— Она из Флор-Дель-Параисо. Жуткое место! — прокомментировал Хуан Карлос.
Я кивнул. Про этот район слышал. Трущобы. Гвардия боится заглядывать в те края ночью.
— Он ее выцепит там, спокойно, среди дня. И сделает что хочет. И никто пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Да и кто рискнет?

 

И почему я узнаю самые важные новости последним?

 

— Ладно, что-нибудь придумаем. А пока извини, дела.
— Опять дела? Я только собрался с ним поговорить!..
— Извини. Отнеси, пожалуйста, мой поднос… — И я отодвинул к нему свой недоеденный обед. Его ругань вслед не слушал, потому что увидел человека, которого искал полдня.

 

— Дон Алехандро?

 

Куратор обернулся:

 

— Хуанито? Что-то случилось?

 

В глазах его плескалась тревога.

 

— Пока еще нет. Но чтобы не случилось, мне надо с вами серьезно поговорить.
— Насколько серьезно? — нахмурился он.
— Так, чтобы нас не могли слышать посторонние уши. — Я картинно обернулся на проходящих мимо девчонок с младшего курса.

 

Дон Алехандро понятливо хмыкнул.

 

— Разговор долгий?
— Это будет зависеть от вас.

 

Он помолчал, о чем-то задумавшись.

 

— У тебя сейчас что, химия?
— Да.
— Через десять минут подходи в мой кабинет.

 

«Ну, Шимановский, отступать некуда».

 

— Дон Алехандро, мое предложение покажется вам слегка… незаконным. Но все же дайте возможность изложить его до конца и только потом пинайте.
— Ну, говори, что там удумал! — усмехнулся куратор в своей артистичной манере. Я его заинтересовал, а это главное.
Я вновь сидел перед ним в его кабинете, как и в прошлый раз. Но теперь у меня была иная задача, и от того, расположу ли к себе старика, зависит многое.
— Мне нужна схема расположения камер системы внутреннего наблюдения.

 

Пауза.

 

— А пароль к базе данных учебной части тебе не надо? Или «клъютч от квартьйиры, гдье дьенги льежят»? — добавил на ломаном русском.
— Ключ не надо… — Я отрицательно покачал головой, намекая на серьезность восприятия этого предложения. Он вновь усмехнулся, на сей раз от моей наглости. — А схему камер можно.
Куратор встал и прошелся по кабинету. Я не торопил. Он должен понять, насколько это серьезно. Раз я спрашиваю ТАКОЕ, то готов идти до конца.
Он, по большому счету, не сильно рискует. Я не собираюсь светить схему, показывать кому бы то ни было, да и взять ее можно много где. Но факт остается фактом: в том, что я затеваю, он окажется сообщником.
— Продолжай, — махнул он, дозрев, и уставился в альпийское окно релаксационной программы.
— Два месяца назад ее величество назначила на пост главы Департамента образования нового человека, я вчера этим вопросом интересовался. Одну тетку из корпуса, которую все заочно боятся…
— Эта тетка четырех генералов повесила! — гневно перебил меня куратор.

 

Вот даже как? Оно и к лучшему!
Я продолжил:

 

— Ее программой был лозунг наведения порядка в сфере школьного образования. Я понимаю, воз и ныне там, но пока министр — человек новый, это можно использовать в своих целях, дон Алехандро.
— И как же, мой юный друг, ты собираешься это использовать? — усмехнулся он. — И с чего ты взял, что воз и ныне там?
— Вижу. Ничего за это время не изменилось. И вряд ли изменится. Где она — и где мы! — Я показал ладонью уровень пола и уровень куда достану.
Дон Алехандро скептически хмыкнул и почесал подбородок. Кое в чем он был со мной не согласен. Но общий настрой разделял.
— Продолжай.
— Я хочу сделать так, чтобы Кампоса и его дружков исключили. Для этого спровоцирую его под камерами, устрою знатный дебош…
— И ничего этим не добьешься. Скорее исключат тебя.
— Я подам жалобу во все возможные инстанции. Если понадобится — выйду на министра.
— Да кто тебе даст выйти на министра!
— Министр сама выйдет на меня.

 

Дон Алехандро присел напротив, внимательно слушая.

 

— Я все устрою так, что не отреагировать власти не смогут. Не знаю, что это будет, но точно не рядовое избиение. Возможно, я буду не один, нас будет несколько, но пока это под вопросом. В любом случае замолчать это им будет не под силу. Не в этот раз.
— Ты не знаешь возможностей хозяев этой школы. Они смогут все! Например, разрушить ваши будущие карьеры, чтобы вас не приняли ни в одно стоящее место.
— Может быть. Но лицензии им не видать.
Куратор встал и нервно прошелся по кабинету. Я его озадачил. Но он не видел в этой затее того, что видел я, — успеха.
— Ты так говоришь, будто у тебя есть знакомые во всех сферах деятельности, которые отмажут от чего угодно. Так это?
У меня есть знакомые. В той или иной степени. И это не Бэль, которую тоже можно попросить, скажем, выйти на опытных журналистов. Те, в свою очередь, помогут раскрутить сюжет о школе имени генерала Хуареса. Одной из лучших, но в которой царят тюремные порядки.
— Кое-кто имеется… — Я коварно усмехнулся.
— Может быть, может быть… — подозрительно быстро согласился дон Алехандро. — Продолжай.
— Я собираюсь спровоцировать Толстого на массовый беспредел и опубликовать данные об этом в сетях. Но для этого нужно, чтобы все было заснято на камеры системы безопасности. Затем будет комиссия департамента образования, они не могут пропустить такое в момент, когда глава ДО трезвонит на всех углах о наведении порядка в частных школах и защите обладателей грантов.
— Ты точно уверен, что сможешь обставить дело так, чтобы они клюнули? — Глаза дона Алехандро сверкнули.
— Уверен!
Я почувствовал, как в животе что-то съежилось. Я не был уверен настолько, насколько декларировал, но драться за это буду не щадя себя. Если понадобится — продам душу дьяволу. Куратор прочел это в моих глазах и удовлетворенно кивнул:
— Хорошо. Продолжай.
— А затем мне понадобитесь вы.
— Я?!

 

Он даже закашлялся от удивления.

 

— Вы. Когда комиссия прибудет, вы сделаете все, чтобы вывести администрацию на чистую воду за прошедшие случаи. Я имею в виду тех титуляров, которых отчислили за последний год. И тех, кто бил их, но которых не отчислили.

 

Куратор натужно рассмеялся:

 

— Малыш, а зачем мне надо выводить администрацию на чистую воду? Я пожилой человек, у меня есть все, что нужно: прекрасная работа, стабильная зарплата, уверенное будущее. Зачем мне подставляться и рисковать неизвестно ради чего?
— Чтобы стать директором школы конечно же!

 

Молчание. Лишь изумленный взгляд карих глаз.

 

— Когда прибудет комиссия, вы валите Витковского. Все огрехи, все стрелки — все, что находите, переводите на него. НО!!!

 

Я сделал паузу.

 

— Но на него одного. Дескать, это из-за дона Витковского в школе творится беспредел. Естественно, его место останется вакантным. Акционеры люди практичные, а еще злопамятные, волчий билет директору обеспечен. И тут вы отчитаетесь перед ними: дескать, если бы не вы, не ваши показания, тень легла бы на всю школу, а не на продажного директора. Вы — спаситель школы, готовы и далее защищать ее, но уже в другом статусе.
Я замолчал. Дон Алехандро задумчиво сопел, потирая подбородок, глядя в одну точку где-то за моей спиной. Наконец усмехнулся:
— Долго думал?
— Нет. Главное — не придумать, главное — решиться.
— А мести Кампосов не боишься?

 

Я отрицательно покачал головой:

 

— Или я, или Толстый. Третьего не дано.
— Зря, — усмехнулся он. — Виктор Кампос — слишком опасный человек, чтобы упускать его из виду.
— Я сделаю все так, что дело примет официальный оборот. Там он будет бессилен.
— Как бы тебе самому не заплакать от официального оборота!
— Значит, поплачу.
Дон Алехандро вновь осмотрел меня удивленным взглядом. Да что он во мне такого нашел?
— А директор-то тебе что сделал? Его-то ты за что?
— За компанию. Кем-то же придется жертвовать! Да и сам он виноват во всем.

 

Куратор вновь задумался.

 

— Да, сам виноват. Приходится жертвовать… А если все же не достучишься? До министерства? И самого отчислят, и ребят подставишь, которые за тобой пойдут?
— Ребята — это край. Для начала попробую своими силами. — Я вздохнул. — А не достучусь — есть еще СМИ. Пока еще есть.
— Чтобы привлечь внимание СМИ, надо устроить в этих стенах нечто поистине глобальное. Революцию, маленькую войну. На меньшее акулы пера не размениваются. Осилишь?
— Осилю.

 

Он побарабанил пальцами по столу, наконец изрек:

 

— Вот и замечательно. А пока марш на занятие! Я подумаю.

 

Парень ушел минут десять назад, а старый куратор все сидел и смотрел то на дверь, то на открытую голограмму планшетки, на которой ничего не было написано, и думал. Наконец процитировал: «Кем-то придется жертвовать!»
— Мальчик, кто из тебя вырастет? Кто вылупится? Ты уже способен жертвовать, хотя даже не догадываешься, что это такое. Вот только сейчас пожертвуешь плохими, теми, кто виновен, виноват в собственной трусости, но кто будет следующим? Кем пожертвуешь через год? Через пять лет? Десять? И какова будет Великая Цель, ради которой будет совершаться это? Наверное, они все же правы, раз пасут тебя столько лет…
Пальцы его притронулись к вихревому полю клавиатуры, на планшетке проявились первые буквы:

 

Главе Департамента безопасности…

 

Март 2447 года, Венера, провинция Полония,
Новая Варшава

 

— Изоляция. Полная изоляция на все время эксперимента. Никаких контактов с внешним миром, никаких посылок, передач, связей с близкими. Это большие деньги, но согласитесь, просто так их не платят.
— Я не… — У Войцеха пересохло в горле. — А как же?..
— Никак. — Сеньора решительно покачала головой. — Исследовательская группа будет размещена в специальном охраняемом бункере, местоположение которого засекречено, непосредственно рядом с лабораториями. Еда, предметы быта, простейшие детали комфорта — все будет своевременно доставляться. Допускается изучение новостей, выход в информационные сети, но все в одностороннем режиме, никаких писем, почты, форумов и прочего.
— Это настолько важный эксперимент, что создаются такие беспрецедентные меры?

 

Сеньора задумалась.

 

— Ее величество считает, что да. А следовательно, все остальные не могут считать иначе. Я понятно объясняю?
Куда ж понятнее! Войцех кивнул. Эта юная выскочка королева не успела взойти на престол, а уже устраивает шоу с секретными экспериментами. Ну что такого особенного в генном программировании? Да, официальной конвенцией создание модов запрещено. Но все спецслужбы мира, без исключения, тайно проводят подобные исследования, это интересное и увлекательное занятие, если отбросить такие условности, как мораль. Но после революционных открытий Хуана Четвертого в мире не произошло ни одного крупного прорыва в этой области, те опыты стали вершиной генетики как науки, пусть далеко не каждое государство решится повторить их.
Мы знаем о генетике и генах почти все: что, где и как вставить, добавить, убрать, чтобы получить тот или иной результат. Еще остались неисследованные области, вариативным подбором «наудачу» можно добиться некоторых результатов, но это мелочи. Ничего глобального, революционного создать уже невозможно. То есть вполне достаточно было бы организовать обычные секретные исследования в обычном секретном институте, коих на планете достаточно, а не устраивать шоу с изоляцией персонала. Насколько он знал, это крайняя степень секретности, для самых важных исследований, к которым генетику отнести нельзя.

 

Девочка на троне считает иначе. Забавно!
Но сеньора права, что бы там ею ни двигало, каковы бы ни были ее цели и как бы к этому ни относились он, сидящая напротив игэшница и сотни других людей, которые будут участвовать в проекте, главное — мнение Сказочницы.

 

— А если эксперимент займет не один год, что тогда? — задал он единственный по-настоящему важный вопрос.

 

Сеньора Морган ни капельки не смутилась.

 

— Тогда вы проведете в бункере не один год. На тех же условиях. — Затем подумала и добавила: — Но мне кажется, ее величество не будет против небольшого охраняемого отпуска персонала. Это стандартная отработанная процедура. Вы ее знаете?
Войцех не знал, но кивнул. Догадался. Отпуск, в котором за каждым твоим шагом будут следить специальные агенты, а прослушка не выключится ни на секунду.
— Да, никакой свободы, но это лучше, чем совсем не видеться с родными.
Теперь он понял, почему выбрали именно его. Да, он неплохой специалист. Но именно неплохой, не более. Зато он свободен, холост и ничем не обременен, в отличие от более опытных и ценных кадров. И беден — с удовольствием погонится за лишним центаво. А если речь идет о СТОЛЬКИХ центаво…
Словно читая его мысли, сеньора вынула из нагрудного кармана и протянула стандартную пластиковую карточку без опознавательных знаков. Из «серых», разовых, что не контролируются системой слежения за платежами. Они не требуют идентификации личности или авторизации, но при потере их также невозможно восстановить: потеря так потеря. Зато удобно скинуть на нее деньги, чтобы идти в ресторан или за покупками. Хорошая вещь!
— Здесь аванс. Оплата за первые полгода.
Войцех привычно вставил ее в специальный разъем браслета. От суммы, высвеченной на табло, сделалось дурно.
— Но это же…
— Половина. Как я и сказала.
Сеньора принялась невозмутимо раскачивать кресло влево и право, наслаждаясь его реакцией.
— Как только вы дадите принципиальное согласие, эта карточка станет вашей собственностью. Условия вы знаете, сумму аванса видели. Возьмите. — Безопасница протянула другой кусочек пластика, одновременно забирая карточку назад. — Это моя визитка. Как только решитесь, свяжитесь со мной. А пока распишитесь.
И дала лист бумаги с распечатанным текстом. На сей раз бумага была обычной, синтетической.
— «…Обязуюсь сохранять в тайне…» — Войцех быстро пробежал текст глазами.

 

Сеньора кивнула:

 

— Стандартная подписка о неразглашении. Вы понимаете, что будет, если нарушите ее?
— Понимаю.
— Детские игры в национализм закончены, сеньор Красуцкий. Добро пожаловать во взрослую жизнь.
* * *
— Ваши документы, сеньор?
Здоровенный гвардеец-латинос с «мотыльком» за плечом и поднятым забралом шлема устало перегородил дорогу.
Снова латинос. Да, сильно изменилась Варшава — двадцать лет назад их тут было днем с огнем не сыскать. Теперь чуть ли не на каждом перекрестке стоит наряд, а в нем один-два стража с южными корнями. И помимо гвардии их тут достаточно — каждый десятый в толпе смуглокожий.
Переселенцы? Местные полукровки? Стражи — скорее первые, смуглая же молодежь — вторые. Времени их наплодить было достаточно. Но если переселенцы до конца жизни осознают, что они здесь чужие, живут на чужой земле, то их дети резонно будут считать ее своей, со всеми вытекающими последствиями. Политика, о которой говорила сеньора, в действии.
Да, они вытесняют местную культуру и местное население, но делают это медленно. То обстоятельство, что он провел почти два десятка лет вдали, дает возможность трезво оценить происходящее и подивиться масштабам. А ведь парни и девушки, идущие по улицам, смеющиеся, занятые важными делами юности, даже не представляют, что когда-то было иначе!
Они, все они, оторваны от родины, от Большой Земли. Пусть та несколько столетий фактически оккупирована, там не трогают их культуру, позволяют жить по своим законам. Дети же или внуки этих мальчиков и девочек своей будут считать культуру Латинской Америки, а историей — историю Империи и не будут испытывать от этого никакого дискомфорта.
Он шел по родному, но чужому городу и прислушивался к себе, но не чувствовал злости. Да, обидно. Но это обида маленького ребенка, участвовавшего двадцать лет назад в акциях протеста, в избиении этнических латинос, провокациях против военной полиции, губернатора и прочих. Этот ребенок давно им не управлял, тюрьма, где все равны, независимо от национальности и веры, взяла свое.
Обидно, но это жизнь. И еще он не был уверен, что для его народа конфронтация с хозяевами планеты, жесткими и жестокими людьми, не стесняющимися стрелять в женщин и детей, депортировать миллионы в тесных трюмах военно-транспортных кораблей, лучше, чем ассимиляция.
Сам город был совсем не той Варшавой, из которой он когда-то уезжал. Он покидал нищую, забытую всеми высшими силами дыру, где процветали безработица и коррупция, а основная масса людей ютилась в больших типовых коробках довоенной постройки, в которых и развернуться толком нельзя. Сейчас его встретил сияющий современный город, ничем не уступающий Альфе. Довоенные коробки снесли, маленькие домики частных кварталов — тоже, улицы расширили и спрямили, уничтожив старую планировку, но внеся элемент порядка. Отовсюду смотрели современные здания, сияли рекламы и баннеры, витрины магазинов и салонов больше напоминали бутики прошлого. Исчезла нищета, люди одеты хорошо и добротно, пусть и по латинской моде. Город встал на ноги.
И еще, он не видел больше печати забитости на лицах, ущербности, нигилистического радикализма: дескать, мы единственные и брошенные, вокруг одни враги и все нас обижают. Его соплеменники плавно превратились в обычных подданных Короны, как в десятках других провинций, и находили это для себя выгодным и приемлемым.
Вот тебе и Сказочница! Медленно, никуда не торопясь, никого не прессуя и не репрессируя, планомерно отстраивая и накачивая деньгами его родной город, добилась того, что лет двадцать назад казалось невозможным в принципе. Он невольно все больше и больше уважал ее. Ненавидел, но уважал.
— А? — Он поймал себя на мысли, что слишком глубоко погрузился в себя. Настолько, что не заметил двух гвардейцев в полном боевом снаряжении, что-то у него спрашивающих.
— Сеньор, ваши документы? — повторно козырнул один из них. Делал это согласно инструкции, без эмоций, хотя про себя наверняка поносил его за рассеянность. Еще одно различие между ними — местный бы всячески выказал свое недовольство, и плевать на инструкции.
— Вот. — Войцех вытащил карточку с чипом из нагрудного кармана и протянул стражу. Тот молча вставил ее в ручной терминал, просканировал его сетчатку и задумался.
— Только справка об освобождении?
— Да. Я еще не успел получить документы.
— Желаю удачи. — Молодчик снова козырнул и вернул карточку. — Не затягивайте с документами.
— Спасибо.
Войцех кивнул и двинулся дальше. Естественно, он не любил гвардию. Но не до такой степени злости и ненависти, какая присуща большинству бывших заключенных. Тюрьма не сломила его, и он прекрасно помнил, что сам взял нож в руки — ему не за что их ненавидеть. Единственно, это были латинос, и недолюбливал он их только за это.
Перекресток. Он узнал его и остановился как вкопанный. Здание напротив педантичные имперцы не снесли, оставили, лишь отделали и разукрасили рекламой. И на первом этаже все так же находился ресторанчик. Пусть вывеска его теперь иная и название продублировано на испанском, но это все то же заведение, где они отмечали выпускной и где еще раньше он впервые поцеловался с девушкой.
Ноги сами внесли внутрь. Да, часть уюта с годами поблекла, теперь это не заведение для влюбленных, а недорогая пивная для работяг, но приступ ностальгии не прошел. Он, словно в тумане, зашагал по знакомым плитам, потерявшим от времени лоск, но отчего-то не замененным на новые, и присел к барной стойке. Плечистый усатый бармен славянской внешности невозмутимо протирал стаканы.
— Что пан изволит?

 

Сказано было на родном непривычном языке. «Пан».
Давно он не слышал такого обращения.

 

— Не знаю. — Он пожал плечами. — Я не был тут двадцать лет. Чего-нибудь из старого доброго.
— Пиво ему налей! Лучше нашего старого доброго пива ничего нет, — подал голос захмелевший мужик слева, тоже плечистый и накачанный, с короткой стрижкой и большим шрамом на щеке.
Через минуту перед ним стояла старинная деревянная кружка с пенным напитком.
— Где пропадал-то? — улыбнулся мужик и протянул руку. — Кароль.
— Войцех. — Он задумался. Говорить про тюрьму не хотелось. Но похоже, здесь ныне собираются люди, которых трудно удивить этим словом.
— «Пуэрто де Диос».
Название говорило само за себя. Мужичок, потянув жалобное «Уууу», покачал головой. Бармен, не спрашивая, поставил рядом вторую кружку:
— За счет заведения.
«Пуэрто де Диос», «Ворота Бога», на самом деле являлись таковыми для многих. Тюрьма для самых-самых, сверхстрогого режима. Многие, отправляясь туда, точно знали, что оттуда попадут только к Богу — слишком большие сроки. Сбежать невозможно — куда сбежишь, «голый», из-под купола без подземных коммуникаций? Она даже не охранялась толком, охрана скорее охраняла саму себя от заключенных. Это ад, но, пройдя тот ад, становишься сильнее, как нигде больше.
— И как там? — задал глупый вопрос Кароль. Видимо, хмель брал свое. Бармен косо зыркнул на него, но мужик сделал вид, что не заметил.
— Хреново. — Войцех усмехнулся. — Лучше расскажите, как тут.
— А как у нас может быть? Тихо, как в морге, — незаметно подключился к беседе бармен.
— Отстроились, смотрю. Город на себя не похож.
— Это да. Город совсем не тот ныне… — потянул Кароль. — Вот раньше было!..
— Зато работа у всех есть! — перебил его бармен. Видно, он не разделял нытье по поводу «старых добрых времен». Войцех как-то сразу зауважал его. — И дома новые постоянно строят, чуть ли не каждый год купола возводят.
Я вот в свое время в армию только из-за этого ушел — негде работать было.
— О, служил? Где? — оживился Войцех.
— Сто вторая летная. А ты?
— Двести девяносто пятая десантная. — Рыбак рыбака видит издалека. Он протянул руку и пожал бармену. — Войцех.
— Ярослав.
— Сорок первый стрелковый, особого назначения, — вновь потянул руку Кароль.

 

Все дружно рассмеялись.
М-да. Сразу трое, прошедших горнило королевской армии, здесь, в анклаве, где до сих пор терпеть не могут чужаков латинос? Летчик, десантник и спецназовец? Забавно!

 

— Только вот последнюю неделю неспокойно как-то стало, — продолжил Кароль. — Видал, черноты понагнали? — И он кивнул за спину, где располагалась витрина и окно на улицу.
— Я думал, это местные, — развел руками Войцех.
— Ага, как же! Нужны нам тут эти «местные»! — процедил Ярослав, отставляя стаканы в сторону.
— Пришлые они, усиление у нас, — поддакнул Кароль.
— Да я не только про гвардию, я и про простой народ. — Войцех поделился наблюдениями. — Многовато их стало. Чуть ли не каждый десятый. И все молодежь!

 

Собеседники грустно потупились, даже бармен Ярослав.

 

— Что тут сделаешь? — выдавил он. — Ну, много их! Но живут тихо, не строят из себя завоевателей, наших не унижают. Поначалу били их, бывало, потом привыкли.
— Но черноты столько в гвардии не наберется, хоть их всех мобилизуй! — недовольно фыркнул Кароль. — Со всей планеты нагнали, со всех провинций. Русские, кстати, там тоже есть, хотя мало.
— Почему?
— Корневая нация — опора власти! — ответил за него Ярослав. — А москали им такие же чужаки.
Глядя в его недоуменное лицо, Кароль похлопал по плечу и соизволил объяснить с самого начала:
— ЧП у нас тут случилось, парень. Авторитета одного на неделе завалили крупного. Жестоко завалили. С расчлененкой и всеми делами. Бунта они опасаются, вот и понагнали, в ком уверены.
— И что, правда бунт зреет? — По спине Войцеха поползли мурашки дурного предчувствия.
— Да откуда? — махнул рукой Ярослав. — То ж криминал, а то народ.
— Не скажи! — помахал пальцем Кароль, язык его уже начал заплетаться, и Войцех понял, что попал в удачное время для получения самого полного объема информации о родине. — Не бунта они опасаются, а разборок криминальных. Чтобы те, кто под Мексиканцем ходил, мстить не начали и весь город в крови не утопили.
При слове «Мексиканец» Войцех покрылся испариной. Он почувствовал, что надо встать и бежать, пока не поздно, но не мог уйти не дослушав.
— А что произошло-то?
И бармен, и Кароль дружно хмыкнули. Слово взял Ярослав, видно, как обладающий более полной информацией:
— Кто-то напал на дом Мексиканца. Это местный авторитет, «смотрящий» за Варшавой. Слыхал про такого?
— Как не слыхать! — не стал врать Войцех. — Одну зону топтали. Он тоже в «Пуэрто де Диос» отдыхал. Только я в «мужиках» ходил, а он в «паханах». Но видеть его доводилось.
— Так вот, кто-то решил, что засиделся он на этом свете. Но самое интересное, как его кончили. Не бомба, не снайпер, а настоящий штурм.
— В его доме до двух десятков бойцов сидело, — подключился к разговору Кароль. — У меня кум в гвардии, он мне много чего рассказал. Так вот, всех перестреляли, как баранов. Иглами в бошку. Никто не успел даже оружие поднять. С нескольких сторон штурмовали, говорят, минут за пять управились.
— А главное-то, что не только братков мочили, — перебил Ярослав, и глаза его сверкнули. — И слуг, и девочек, что там в тот момент находились, — всех кончили!
— Сволочи! — Кароль сжал кулаки.
— Наши братки, как узнали, поклялись, что найдут их. На крови поклялись. И гвардия с ними — там ведь тоже люди. Вот после этого сюда черноту-то и перекинули. Могут, когда надо, работать!
— Кто ж это их так? — воскликнул Войцех, хотя уже знал ответ. — Известно?
— Знамо кто, конкуренты! — ответил Кароль.
— Какие конкуренты? — смерил его презрительным взглядом Ярослав. — Окстись, сержант!
— Ну, не наши, не местные… — Кароль скептически скривился. Было заметно, что у него есть версия, но вслух, перед ним, пока еще чужаком, он говорить боится.
— Может, ДБ? Или ИГ? — начал перебирать версии Войцех, пытаясь вытянуть мужиков на откровенность. Ему нужна была эта откровенность, нужно было подтверждение, хотя бы косвенное. Слишком долго он провел в застенках, жизнь разучила его бояться.

 

Ярослав деловито прокашлялся.

 

— ДБ так не работает. Ну, оставят пару-тройку трупов, не без того, но те живьем берут. А ИГ?.. Зачем Мексиканец контрразведке?

 

Кароль махнул рукой, призывая говорить тише, и подался вперед:

 

— Ходят слухи, что не чист наш Мексиканец был на руку. Не про криминал я.
— А про кого? — не понял Войцех.
— Местный бизнес, крыши, поборы, все прочее — это так, подработка его. Основное же дело — информация. — Старый спецназовец сделал паузу. — Он занимался тем, что по дешевке покупал ее и задорого перепродавал нужным людям.
— Кланам?

 

Кароль загадочно усмехнулся:

 

— И не только. Планета большая! Говорят, и с властями сотрудничал, с теми же ДБ и контрразведкой. Потому те на его выкрутасы в городе сквозь пальцы смотрели. На том и погорел наш Мексиканец — на информации. Что-то про кого-то не то собрал.
— Про силовиков?

 

Кароль резко замолчал.

 

— Мне-то откуда знать? Может, про силовиков! Может, про кланы. У них вон сколько наемников. У каждой семьи, почитай, своя армия имеется.
Ярослав презрительно оглядел своего, как понял Войцех, друга и отрицательно покачал головой, после чего тоже нагнулся пониже:
— Не кланы то были, парень. Смотрю, на стукача ты не похож, а я в людях пока разбираюсь. Корпус это. Корпус телохранителей. Шавки Сказочницы.
«Ну вот, прозвучало», — пронеслось в мыслях у Войцеха. Вставать и бежать? Внутренний голос настоятельно рекомендовал сделать это, но ноги не шли — хотелось дослушать.
— Сам думай, в пехоте служил. Я, авиатор, и то уразумел. Не под силу наемникам такое — штурм дома-крепости в охраняемом районе.
— Почему?
— Потому. Никаких данных о времени налета в системах слежения не осталось, операторы разводят руками и несут лепет. Главный сервер управления гвардии сразу после штурма полетел, данные за несколько часов благополучно стерлись. Свидетелей нет, все мертвы, а кто со стороны что-то видел — молчит как рыба. Что это напоминает?
— А почему не силовики? — выдавил Войцех и поразился осведомленности простого бармена. Хотя маленький город, анклав, все и все знают — это вам не пятидесятимиллионная Альфа. — Та же ИГ?
— Нет. — Бармен снова покачал головой. — Силовики так не работают. ИГ бы взяла его по-тихому, никто б ничего не узнал. И трупов столько бы не оставили.
— Говорят, последнее время Мексиканец копал под Веласкесов, — подлил масла в огонь Кароль.

 

Войцех усмехнулся:

 

— Копать под Корону? Вору-авторитету? Смешно!
— И тем не менее. — Ярослав просверлил его глазами и взял в руки отставленный стакан. — Свечу не держал, но слушок такой ходит. Настойчивый такой слушок!
— Копал, копал, — закивал пьяный спецназовец. — Точно говорю. И работать так, как работали его убийцы, могут только «ангелы». Проверено!
Войцех сидел ни жив ни мертв, пытаясь изо всех сил не выдать заинтересованности. Судя по хваткому взгляду бармена, это получалось не очень. Но его приняли за «своего», доверяли, и это дорогого стоит.

 

Кароль отхлебнул пива, затем, отставив кружку, воскликнул:

 

— Дурак Мексиканец! Чтобы копать под Веласкесов, нужно быть как минимум Феррейрой. Вот и поплатился за дурость.
Войцех крепко приложился к своей кружке, допивая ее, начал вторую. Правда вкусное пиво.
— Не может этого быть. Даже если б он и копал под Корону, у Сказочницы десять тысяч способов, как прижучить маленького авторитета из далекой провинции. Не станет она посылать ради этого «ангелов» творить беспредел.
— Там волосы нашли, — как бы между прочим произнес Ярослав. — Женские. Длинные.
— Среди наемников много баб. Латинос узаконили равноправие во всем. В армии их вообще чуть ли не треть!

 

Бармен скептически усмехнулся:

 

— Согласен. Но только почему их сразу забрал ДБ на экспертизу? После чего благополучно «потерял»? У нас весь город за этим делом следит, это проверенная информация. А уж ДБ-то просто так никогда ничего не теряет! Слишком много нестыковок, Войцех, слишком много.
— Ненавижу сучек! — пробормотал Кароль и стукнул кулаком по столу. Глаза его плавно окутывал хмельной туман. — Пришли, постреляли всех и ушли!
— Это акция, Войцех. — Ярослав повесил стакан и взял новый. — Они не сильно шифровались, как видишь. Люди должны были понять, чьих рук дело. Их цель — обозначить: так будет с каждым, кто замахнется на Корону. Быстро, без пощады, как эти сучки и умеют.
Воцарилось молчание. Войцех медлил, не хотел уходить, хотя понимал, что безнадежно опаздывает. Но все же сидел.
— Говорят, они все зомби…

 

Кароль мрачно покачал головой.

 

— Не зомби они. Да, глаза у них… мертвые. Но это только кажется.
— Ты их видел?

 

Тот кивнул:

 

— В армии, году на четвертом. Мы обложили дом, где пятеро краснобородых заперлись. Заложников взяли человек десять, дети маленькие там были. Потому нам штурм запретили, мы ж армия, не наш профиль. Побоялись. Ждали дэбэшников, а прилетели ЭТИ… — Он скривился, затем вспыхнул: — Представляешь, писюхи лет по пятнадцать! Может, шестнадцать. Это еще не «ангелы» были, а так, молодняк. Их на кровь так натаскивают.
— Освобождая заложников?
— Убивая мясо, которое не жалко.
— Только не девочки это были, форменные демоны во плоти! — продолжал он с жаром. — Просто выглядели как девочки. Видели б, как они двигались!

 

Войцех помнил, как они двигались. Не забыл.

 

— И как штурм, взяли?
— Да. Быстро, четко, жестоко. Мы даже до пяти досчитать не успели. Р-р-раз — и все, выводят заложников. — Он задумался. — Только знаете, что нас поразило? Обыденность. При штурме погиб заложник, женщина, и они начали резать всем яйца. Сами. — Он покачал головой.
— Раз на штурм сами шли, пусть сами и режут, — усмехнулся Войцех. — Подумаешь — молодняк! Убивает же не молодняк?
— Угу. — Кароль согласно кивнул. — Вот что можно ожидать увидеть в глазах пятнадцатилетних писюх при этом? Страх? Отвращение? Мерзость? Ничего подобного! Усталость. У них у всех в глазах сквозила лишь усталость. От приевшейся рутины.

 

Он вновь помолчал.

 

— Не люди они. Не зомби, но и не люди. Не могут люди так.
Пользуясь возникшей паузой, Войцех допил пиво и спросил, где туалет. Пора сваливать, засиделся он, но сначала неплохо сходить по делам.
Внутреннее расположение в заведении изменилось, кое-что все-таки перестроили. Теперь туалет находился рядом со вспомогательными помещениями, и в коридоре рядом приятно пахло из кухни. Сделав дело, он пошел обратно, но в последний момент, ведомый чувством опасности, уже толкнув дверь, правда легко, замер.
Возле стойки, спиной к нему, стояли три молоденькие девочки лет двадцати — двадцати трех в черно-синей форме бойцов ДБ, с иглометами за плечами, и что-то спрашивали у активно кивающего и отрицающего бармена.

 

«Нет, не знаю такого. Первый раз вижу…» — прочел Войцех по его губам.
Попался. Как последний лопух попался! И ведь сидел же, ждал…
Дождался!
Он оставил дверь приоткрытой и, стараясь идти спокойно, отправился назад, к кухне.
Итак, Мексиканца взяли. Допросили и убили, иначе зачем он им нужен. У них хорошие методы допроса, рассчитывать, что тот его не выдал, глупо. То есть Варшава превратилась для него в одну большую ловушку, им оставалось лишь ждать, пока он где-нибудь не засветится, чтобы захлопнуть ее.
Подключать гвардию к его разработке корпус не станет, это утечка, потому гвардейцы на улице его не тронули. Но базы данных гвардии, ДБ и всех остальных силовых структур под контролем, узнали, где он в тот момент, когда его чип коснулся считывающего устройства патруля. Бежать? Куда? Документов у него нет, а какие есть — делал Мексиканец, по ним его найдут еще быстрее. Вырваться из города, не показав при этом документов, можно только пешком, в скафандре, по поверхности, до соседней провинции. Мягко говоря, гиблое занятие.
Но это все потом. По его душу УЖЕ пришли, и первым делом нужно скинуть хвост, уйти от этих троих.
Туалет. Не то. Дальше. Он помнил, что двадцать лет назад у этого здания был черный ход, и теперь он — его единственный шанс.
«Служебный вход». Коридор. Посудомоечная. Кухня.

 

— Пану что-то нужно? — Какая-то молодица в переднике.
Молча идти дальше — отстанут. Поворот. Еще поворот. Многое изменилось! Но выход должен остаться. Кладовая, еще кладовая. А вот и он.

 

Заперто!!!
Войцех выругался. Замок на двери выхода стоял не электронный, обычный, но навыков взломщика у него не было.
Спрятаться! Где? Ресторан небольшой, помещения маленькие, да и персонал его может выдать, попытайся он прорваться куда-нибудь в укромное место. Что делать?
Для начала он вернулся в исходную точку, к двери в главный зал, — авось пронесет. Девочки все еще стояли. В коридоре было достаточно темно, и он спокойно смотрел на них, не боясь быть увиденным. В двух из них угадывались полукровки — черты лица как латинские, так и европейские. Это были две совершенно одинаковые шатенки, близнецы или клоны. Видел их он вполоборота, но этого достаточно, чтобы понять — опасные противницы. Третья, темно-темно-русая, по-видимому командир, все еще беседовала с барменом. Тот спокойно ей что-то объяснял. Рядом поддакивал и оживленно жестикулировал уже вдупель пьяный Кароль. Доспехи на всех трех девчонках легкие, не стесняющие движений, но годящиеся разве для защиты от огнестрела. Значит, ловят человека, не имеющего тяжелого оружия, но у него такого и нет. Сами же вооружены достаточно солидно — иглометы средней мощности «Жало», вещь коварная и легкая. Шлемов на девочках не было, но пластиковые козырьки, на которых отображались данные системы ведения боя, на глазах висели.
Близняшки внимательно обшаривали глазами зал, присматриваясь к каждому клиенту. Одна из них случайно посмотрела на дверь. Он машинально подался назад, но пронесло — не заметила.
В этот момент Ярослав картинно развел руками и что-то гневно воскликнул. Кароль, поддерживая его, начал крыть третью девчонку отборным матом, впрочем абсолютно ею игнорируемым. Тяжело вздохнув, та повернулась.
Да, черты европейские. Такие почти не встретишь у настоящих европейцев, но их по-прежнему упорно называют так. Молодая, глаза цепкие и пронзительные. Махнула, близнецы развернулись к выходу, но вдруг сама она остановилась посреди зала.
…И медленно повернулась к нему.
Он вновь отпрянул, но краем глаза заметил, что девчонка идет в сторону двери. Назад, срочно назад!
Туалет? Нет, не вариант. На кухню? Но там же негде спрятаться!
Что она увидела? Как его почувствовала?
Послышался скрип двери и шаги по первому коридору, до поворота. Оставалась пара секунд, и Войцех принял решение — подался назад, спрятавшись в нише мощной бронированной двери, очевидно кладовки.
Шаги рядом, в нескольких метрах, но его не должно быть видно. Замерла у туалета, задумалась. Войцех услышал щелчок спускаемого предохранителя, игломет, напитываясь энергией батарейки, издал тихое характерное «у-у-у». Он вжался в бронепластик косяка и старался не дышать — против игл нет ни единого шанса. Вдруг открылась дверь туалета, из нее вывалился мужик, напевая под нос заплетающимся языком: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, пощады никто не жела-а-ет…», и скрылся за поворотом. Скрипнула открытая до упора дверь. Девчонка исчезла внутри, послышались звуки открывающихся по очереди дверей кабинок.
Бежать? Прямо сейчас?
Нет. Он внял голосу здравого смысла и остановил готовое сорваться тело. Да, он проскочит, но в зале осталось еще два «ангела», близняшки-полукровки. А сзади будет эта, со взведенным иглометом…
Бум! Бум!
Раздался гулкий звон попадания металла в пластик, удар и звук ломающейся, сорванной с петель двери.

 

— Эй, ты чего! Охре…
И далее грубый испуганный мат. В ответ звонким девичьим голоском скупое, даже равнодушное:
— Perd`oname.
Кому-то не повезло «заседать» в это время. Ему подсознательно было жаль мужика: сидишь, никого не трогаешь, вдруг ломается дверь, и перед тобой деваха в форме с винтовкой. Заикой можно остаться!
Может, рискнуть и напасть из-за двери? Он не слабый, и реакция у него отменная — все эти годы активно занимался физически, плюс армейские навыки. Да и игломета бояться не стоит — подобные штуки средней и малой мощности стреляют не только иглами, но и капсулами, вряд ли девчонка нацелилась сразу на поражение.
Не успел. Единственный шанс — удар из-за двери — проморгал, преследовательница вышла из туалета, и теперь их разделяло десять метров чистого пространства, как нельзя удобного для стрельбы. Он не успеет даже вскрикнуть.
Войцех сидел и молился, иного ему не оставалось. Шум ругани стих, дверь туалета закрылась. Девчонка стояла на пороге и смотрела в его сторону, направив оружие перед собой. Он чувствовал ее, будто видел, серо-стальные глаза профессиональной убийцы буравили его даже сквозь толщу коробки люка.

 

Столько лет отсидеть и так глупо попасться? Печально!
Девчонка сделала шаг, медленный и неторопливый, шаг хищника на охоте. Он в конце коридора, есть вероятность, что она пойдет на кухню. Еще шаг и еще. Мягкий и неторопливый. Нет, прошла мимо кухни, прямо к нему.
Войцех приготовился драться. Да, он уступает ей в скорости реакции и оружии, но у него за спиной десантные войска и «Пуэрто де Диос». Он дорого продаст жизнь!
Когда он приготовился прыгать, впрочем не строя иллюзий, девчонка замерла как вкопанная. Простояв с полминуты, произнесла:

 

— Слушаюсь! — и зашагала прочь.
Последнее, что он услышал перед тем, как она скрылась за поворотом, были слова:
— Роза, Мия, уходим. Его нашли.

 

Войцех перекрестился. Ему в очередной раз повезло.
Крупно повезло!

 

Через пять минут он яростно тер лицо водой из-под крана, не решаясь выглянуть в большой зал. Поджилки тряслись. Он все еще не мог поверить в удачу и не спешил уходить. Вдруг дверь туалета открылась, и со стеклянными от выпитого пива глазами, шатающейся походкой вошел Кароль, напевая себе под нос. Исчез в кабинке, вернулся минуты через две. Стал рядом, вымыл руки и также ополоснул лицо, не замечая его. Лишь идя к двери, совершенно трезвым голосом, не вяжущимся с походкой и взглядом, бегло бросил:

 

— Больше не подставляй старину Ярослава.
Из-за его плеча полетел предмет, который Войцех инстинктивно поймал ладонью. Ключ.
— Это от черного хода. Чтобы больше здесь не появлялся — мы не воюем с Веласкесами.

Глава 9
ПРИСТРЕЛКА

Сутра меня уже ждали. Хуан Карлос, Николь, двое парней и девушка. Последних трех я не знал — все они из младших групп, ровесники Николь.
— Привет. Я поговорила с ребятами. Вот те, кто захотел помочь.
Я устало вздохнул и сел на парапет фонтана, собираясь с мыслями. На всякий случай ополоснул лицо — с утра соображается туговато.
— Хуан.

 

Я поклонился девушке и пожал руку парням. Те также представились.

 

— Ты говорил, что у тебя есть план, как подставить Кампоса… — начал один из них, но я жестом остановил:
— Немного не так. Я говорил, что собираю людей, которые готовы побороться за свои права с администрацией и Кампосами, кто не боится их.
— Кампос — это одно. Администрация — это другое, — возразил другой парень.
— Ничего подобного, это звенья одной цепи. Я бы даже сказал, вседозволенность Толстого — всецело вина администрации, как и отношение к нам вообще. Поэтому бороться нужно не с ним, а с системой. Именно поэтому мне нужна команда, один я не справлюсь.
— Иными словами, у тебя есть план, — уточнила девушка.
Я натужно рассмеялся и залез на парапет с ногами, чтобы быть на уровне глаз присутствующих.
— Давайте определимся для начала, кто и на что готов пойти. На что вы готовы?

 

Молчание.

 

— То есть вы сюда пришли так, для мебели. Ты, Шимановский, разгребай, а мы на тебя посмотрим и подумаем, будем мы так делать или не будем. Типа я обезьянка в зоопарке.
— Нет, мы этого не говорили… — стал возмущаться второй парень. — Просто нам надо знать, что делать.
— А мне надо знать, на что я могу рассчитывать. От этого зависит, каков будет план.
Я смотрел на них с вызовом. Ребятки засмущались. Может, зря я так с ними, слишком прямолинейно?
— Ребят, помните Диего? — взяла вдруг слово Николь. — Долговязого.

 

Все кивнули.

 

— Его месяц назад исключили. — Это уже мне. — Он из нашей группы. А еще раньше «ушли» Себастьяна.
Я помнил. Кажется, Себастьян — это тот, которого спровоцировали прямо под кабинетом директора. А с Диего требовали деньги. Такой страшненький паренек, длинный, худой и костлявый, не поиздеваться над ним банда Толстого не могла.
— Так вот, не знаю, как вы, а я не хочу оказаться на их месте.

 

Великолепно! Коротко и лаконично.
Тут встрял Хуан Карлос, к удивлению в тему:

 

— Ребят, не знаю, как вы там про себя думаете, цепляясь за эту школу руками и ногами, но реально вы тут никто и не имеете никаких прав. Реально вас могут вышвырнуть даже перед итоговыми экзаменами, без объяснения причин. Был тут один такой в прошлом году: на препода косо взглянул — и отправился домой. Не смог доказать, что невиновен, его просто слушать никто не стал. Так что, кроме Кампоса, есть еще всевластие администрации, это вы забываете. А Хуанито как раз хочет поставить их всех на место.
— Нет, ну мы понимаем… — вновь начал первый из парней, но его перебила девушка, решительно сделав шаг вперед:
— Я за. Я с вами. Что надо делать?

 

Первый сторонник. Браво, Хуан Карлос! На всякий случай я уточнил:

 

— То есть ты готова идти на противоправные и неуставные действия даже под угрозой отчисления?

 

Девушка твердо кивнула.
Парням стало совсем неловко. Я перевел на них тяжелый взгляд: не хотят — пусть убираются.

 

— А вы?
— Я — за, — переступил с ноги на ногу первый.
— Я тоже, — присоединился второй, — но сначала скажи свой план. Если тупо устроить дебош — нас повыкидывают отсюда, и все дела. — Я за, только не хочу подставляться напрасно. Понимаете меня?
Логично, в общем. Парень не трус, но не знает, что ожидать. У меня ведь слава дебошира и драчуна, а не уравновешенного интеллектуала-мыслителя.
Забегу вперед. Как показало время, именно эти два неуверенных паренька оказали мне наибольшую помощь. Подставились, наплевав на все.
— Да, правда, каков твой план? — поддержала Николь.

 

Я вздохнул и принялся излагать:

 

— Плана как такового нет. Пока нет. Для него не хватает множества деталей, нюансов, сведений. Но есть… скажем так, направления развития. Куда двигаться, в какую сторону, чтобы план выработать.
Их два. Первый — слить администрацию департаменту образования, подставив Кампоса с его беспределом под камеры наблюдения и зафиксировав бездействие Витковского. Второй — слить самого Кампоса, но уже департаменту безопасности, также подставив, спровоцировав на беспредел с элементом криминала. В любом случае сработает эффект домино, на орехи достанется и тем и тем.

 

Молчание.

 

— Я больше склоняюсь к первому варианту, он проще в реализации. Но второй со счетов сбрасывать не стоит.
— И ты думаешь, получится? — усмехнулась девушка, но как-то вяло, задумчиво.
— Нет. Но сидеть сложа руки и ждать, когда меня отправят вслед за Себастьяном и Диего, не хочу.

 

Вновь молчание.

 

— И как это сделать? Как спровоцировать, чтобы пошел эффект домино?

 

Это уже Николь. Четко и по делу. А она мне все больше нравится!

 

— Насчет второго варианта — не знаю, — честно признался я. — Это опасно, и нужны контакты в ДБ, а у меня их нет. Но в жизни все возможно, просто поверьте на слово, и если вдруг что-то нарисуется… я обязательно воспользуюсь. У вас имеются знакомые в ДБ?

 

Все отрицательно покачали головой. Я так и думал.

 

— С ДО проще — это не силовая структура, обычная бюрократическая помойка. Но глава этой помойки, сеньора Сервантес, на всю страну провозгласила борьбу со злоупотреблениями в частных школах. Следовательно, нам нужно всего лишь запустить машину бюрократии, расшевелить ее, дальше гайки и винтики закрутятся сами. Она не сможет пойти против своих же слов, ее утопит оппозиция. ДО вынужден будет реагировать, весь вопрос в том, как создать достаточную шумиху, чтоб это шевеление организовать.
— У меня есть знакомый админ, — поднял руку второй паренек. — Он общается по сети чуть ли не со всей планетой. Игры, софт, новости, кучу блогеров знает, геймеров. Можно поговорить с ним, как организовать шумиху в виртуале.
— Супер! — Я поднял вверх большой палец. — То, что надо. Но одна шумиха сама по себе может не сработать, в виртуале часто полыхают бури, на которые власти не реагируют. Нужно вливание сверху, акцент. И поможет нам в этом Хуан Карлос.
Все повернули голову в сторону изобретателя. Тот стушевался, но держался, лишь пожав плечами.
— Что надо сделать?
— Посоветуйся с дядей. Аналитики имеют выходы на журналистов. Нам нужно найти хорошего журналиста, но не акулу пера, такие с нами дело иметь не станут, а кого-то скромнее. Начинающего журналиста, ищущего материал для бомбы, но из солидного издания. Осилишь?
— Попробую. — Хуан Карлос кивнул.
— Без шумихи в прессе никак не обойтись, виртуал и сети не создадут нужного эффекта, и в первом варианте, и во втором, без разницы. Поэтому это — стратегическая задача.
— Да понял я, понял! Поговорю с дядей.
— Замечательно. — Я довольно потер руки. — Схему расположения камер, скорее всего, я достану. Вроде пока все, работаем над тем, что есть. Пока не определимся с конкретикой, планы строить нет смысла, сами видите.

 

Все согласно кивнули.

 

— Еще предлагаю создать что-то вроде сигнальной сети. Каждый из нас что-то видит, слышит, подмечает. Кто куда пошел, кто с кем поговорил. Ну, вы поняли меня.
— Если почувствуем, что они что-то затевают, сразу сообщать всем членам группы, — подобрал нужные слова первый паренек.
В точку. Наверное, эта деталь касается в большей степени меня лично, но, поскольку дебош буду устраивать я, резонно предположить, что остальным не грех для этого поработать информационными рецепторами.
— Вот именно. Чтобы ни для кого не стало сюрпризом, что его поджидает за углом компания.
— Я создам форум в школьной сетке, закрытый, — предложила Николь. — И дам пароли доступа только нам. И все мы будем писать туда, как только что-то обнаружим.

 

Я отрицательно покачал головой:

 

— В школьной сети нельзя, опасно. Администрация ее полностью контролирует. Заглядывает туда редко и не все просматривает, но риск в один момент пролететь есть, а рисковать мы не можем.

 

Все согласились.

 

— Но на территории школы пользование другими сетями запрещено, — возразила девушка.
— Как будто кто-то это распоряжение выполняет! — усмехнулся Хуан Карлос.
Это точно. Официально на территории школы запрещен выход в планетарные сети, запрещены звонки, кроме как через школьный сервер, запрещена любая съемка. И стоят специальные глушители от всего этого. Только реально есть очень много способов правила обойти, и все учащиеся хотя бы раз это делали.
— У меня знакомые есть, по технической части, — произнес первый паренек. — Я попрошу сделать что-нибудь, чтобы войти в планетарную сеть отсюда.
— Сигнал будет слабый, — возразил второй.
— Я ж говорю, пообщаюсь с ребятами. Может, что присоветуют.
— Уже одно это не совсем законно… — Девушка уставилась в землю.
— Боишься? — усмехнулся я.
— Нет.

 

Верно, не боится. Глаза не бегают, смотрят прямо. Замечательно!
Я подвел итог:

 

— Итак, решено. Я добываю схему расположения камер. Николь создает портал. Ты, — указал в одного из парней, — говоришь с технарями, ты — с виртуальщиками, а он, — кивок в сторону Хуана Карлоса, — ищет выход на журналистов. Пока все, если что — встречаемся в столовой.
Все вновь согласно закивали и начали расходиться. Прозвенел предзвонок на занятие.
Первый день превзошел мои скромные ожидания. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

 

После первой пары пришел вызов от куратора. Вместо оранжереи я пошел к нему, старательно подавляя волнение.
Дон Алехандро уже выходил из кабинета и лишь бегло сунул мне в руку капсулу:
— Не подведи. Надеюсь, знаешь, что делаешь.
— Я буду осторожен…

 

Но его спина уже удалялась.
«Ну что, Шимановский, сбылась мечта идиота?
Вот, еще одна русская идиома в голову влезла! Странно, мать — полячка, ты по внешности — коренной латинос в энном поколении, а прет от тебя русской культурой — идиома на идиоме! В кого бы?»
Я пошел сразу в аудиторию, обойдя рекреацию боковыми коридорами. Та оказалась почти пуста, никто не мешал, и я спокойно принялся за изучение полученного материала.
Перво-наперво скопировал данные из капсулы, но не на браслет, а в навигатор. Далее капсулу отформатировал и закинул в папку. После чего залез в настройки и установил на навигаторе режим защиты. Теперь он будет работать только с моим браслетом, в случае утери навигатора тот не выдаст нашедшему ни байта информации. Давно надо было это сделать, очень уж большой на нем объем данных, которые я бы причислил… если не к секретным, то уж никак не для общего пользования. Откуда у Бэль все это?
Моя схема камер завалящей школы ничто по сравнению со схемами охраны торговых центров, парковок, разбивки главных улиц на секторы просмотра камер гвардии, планы ключевых городских зданий со схемами внешней охраны — мэрии, офисов Государственных департаментов, иностранных представительств и посольств. Различные выставки, музеи, зоны отдыха и досуга — всего не перечислить. Громадный материал, и, не дайте высшие си лы, попадет в руки террористов! Если уж у Бэль все это лежало без защиты, то моя невинная схемка рядом просто потеряется.
Изучая расположение зон охвата камер, я задумался о произошедшем у фонтана. Интересные дела!
Титуляры решили восстать. Давно пора, это боль всей планеты, не только нашей школы — где-нибудь да должно рвануть. Если устроить грамотную шумиху, подобное может произойти и в других школах, а там, глядишь, народ и на улицы выйдет. Конечно, мы не марсиане, это они могут устроить беспорядки в городе только потому, что где-то кто-то избил одного из них, но, когда чаша терпения переполняется, всегда случаются скверные вещи. Власти должны, не могут не отреагировать.
Далее, Хуан Карлос. Он платник, но затесался в нашу компанию. И это хорошо, он единственный, у кого имеются хоть какие-то связи, без него будет трудно. У меня тоже есть связи. Я не знаю какие, буду использовать их как луч последней надежды, последний рубеж обороны, но иметь в виду их надо.
Почему? Потому что у ребят нет и таких. Они голы, беззащитны, в отличие от меня.
Связи-связи… Это больной вопрос для меня. Я не знаю про них ничего, кроме того, что они есть и помогают нам с матерью на протяжении всей моей жизни. Как так получилось?
Начнем с того, что я — латинос. Внешне обо мне не скажешь, что мать — чистокровная славянка, ни единой ее черточки, к сожалению, мне не передалось. Я весь в отца, кем бы он там ни был. Далее, когда мне исполнилось четырнадцать, я начал обращать внимание на такие вещи, как деньги, откуда берутся и как тратятся. Живем мы бедно, с сумой подаяния не ходим, не голодаем, но лишнего себе позволить не можем, а такие вещи в четырнадцать, когда всего хочется, ощущаются остро. В то время я стал достаточно взрослым, чтобы начать прикидывать бюджет, считать, и пришел к неутешительному выводу — мы с матерью живем не по средствам.
Платежки за квартиру лежат в коробке на тумбочке, секретом для меня не являются, по магазинам тогда чаще ходил я и цены на продукты знал. Получалось, что тратим мы раза в полтора больше, чем мать получает. Еще были секции: танцы, бокс, единоборства. Вместе с ними выходило, что мы практически в двукратном минусе. Меня это тогда сильно озадачило, но мать на эту тему говорить категорически отказалась.
После того как я вышел из ступора, вспомнил еще кучу «невинных» нюансов нашего бытия. Например, то, что меня частенько под липовыми предлогами отправляли к донне Татьяне — той самой женщине, маминой подруге. Или сбагривали на тренировку, хотя по плану таковая в тот день не значилась, сунув в зубы несколько империалов на нее. Такие случаи происходили не часто, раз в несколько месяцев, может, реже, и до того момента я банально не обращал на них внимания. Но после…
Что бы вы подумали на моем месте? Правильно, мать взялась за старое. Или, что более вероятно, никогда это старое не бросала. Клиентура? Есть разряд элитных проституток, принимающих лишь определенных клиентов, завязанных на определенные виртуальные клубы. Как правило, это не совсем традиционные разновидности секса, а клиентура — очень-очень обеспеченные люди, желающие оставаться инкогнито. Они не ходят в обычные клубы, чтобы не светиться, а регистрируются в подобных виртуальных заведениях, где им лишь дают адреса. Девочки, работающие там, получают неплохо, гораздо больше товарок на улице или в салонах, а то и поболее, потому что главный критерий их работы — секретность. Почему бы моей матери не работать в таком заведении? Постоянный и узкий круг клиентов, проверенный годами, хорошие деньги, практически нулевая ответственность и куча свободного времени на основную работу.
Я готов был сбежать из дома, закатить истерику и сбежать, удерживало только то, что бежать мне особо некуда.
Дождавшись одного из таких дней, я спрятался у подъезда за машиной, на внеплановую тренировку не пошел. Мать клялась, что после моего рождения не занималась проституцией, и уличить ее во лжи стало делом всей тогдашней жизни. Это был столп, на котором держалась психика ребенка, и мне нужно было знать, стоит он или же давно рухнул.
У нее была крутая машина, у той сеньоры. «Гранд-эскудо», кажется. И четверо телохранителей. Двое остались внизу, двое поднялись вместе с ней к нам домой. Когда я увидел, что это женщина, я настолько опешил, что чуть не подавился челюстью — это оказался даже больший шок, чем был бы, узнай, что мать не бросила старое занятие.
Мать не любит женщин, у нее самая обычная ориентация, это стопроцентно. И та сеньора выглядела слишком деловой, чтобы заниматься такими глупостями. Свечу не держал, может, она ими и занимается, у каждого свои причуды, тем более у богатых, но к нам она приехала не развлекаться.
Она пробыла наверху около десяти минут — для контракта маловато. К сожалению, я так и не увидел ее лица: когда сеньора шла туда — стоял сзади, через дорогу, а когда возвращалась — решил подобраться поближе и прятался за машинами от охраны. Она прошла мимо в каком-то метре, а я лежал на земле и боялся высунуть голову. Мать вышла с нею, они о чем-то тихо поговорили, потом сеньора уехала.
А на следующий день мы купили мне новый костюм и записали меня на плавание.

 

Я не стал расспрашивать мать про ту сеньору, она все равно не скажет. Вместо этого долго и нудно, вновь и вновь, пытал ее насчет отца. И в очередной раз услышал банальную фразу:

 

— Тебе это знать не нужно. Ты только мой сын и больше ничей!
Угу, не нужно. Твой. Но только живем мы почему-то на деньги, которая дает нам родственница моего отца. Настоящего, биологического, имя которого ты так тщательно скрываешь.
Кто она? Тетка? Наверное. Она моложе матери, латинос, но светлокожая. Волосы тоже светлые, возможно рыжие, под шляпкой точно не определил. Почему она остается в тени и мать не желает раскрывать наличие родни? Почему она, а не сам отец? Какая тут выгода? Или отец далеко и не может сам помогать нам? А может, умер, а она делает это в память в нем?
Жизнеспособной версии ответа на эти вопросы у меня нет. Зато есть грант на обучение в частной школе и заключение медицинской комиссии, что я абсолютно здоров и могу там обучаться.
Нет, грант я получил сам, кровью и потом. Те экзамены стоили мне многого, но я сдал их. Однако справку о здоровье ни я, ни мать, ни кто другой, даже при наличии больших денег, раздобыть бы не смогли. Это ОЧЕНЬ хорошая школа, здесь ОЧЕНЬ хорошая проверка. Любое подозрение о психической неуравновешенности — и человек вылетит отсюда с треском. Даже не так, его сюда просто не пропустят, отфильтруют на стадии подачи документов.
Так что у меня есть блат. Родня по линии таинственного отца, о котором я ничего не знаю. Они меня чураются, происхождение, видно, не то — бастард от уличной проститутки, — но помогают — кровь есть кровь. Они — моя последняя надежда: раз уж раздобыли справку о здоровье, то и из передряги в случае чего вытянут.
— Слушай, Хуанито, вчера нам так и не удалось поговорить…

 

Я и не заметил, как за соседний стол опустился Хуан Карлос.

 

— Ты так и не рассказал, кто она.
Я откинулся назад и чуть приподнял козырек визора, вспоминая девушку из парка.

 

Бэль. Красавица. Судьба. Беловолосая богиня.

 

— Судя по твоей идиотской улыбке, это серьезно! — вынес вердикт изобретатель.

 

Я мечтательно вздохнул и согласился:

 

— Кажется, я люблю ее.
— Заметно. И все-таки кто она, когда успел познакомиться?
— В парке. Сразу после того, как мы расстались. Ее зовут Бэль. Она мод-блондинос и аристократка.

 

Хуан Карлос рассмеялся:

 

— Смешно. А серьезно?
— Это серьезно. Она настоящая аристократка, наследница семьи из первой сотни.

 

Наверное, по моему задумчивому лицу он понял, что это правда.

 

— Хуанито, это не смешно!
— Ну вот, то смешно, то не смешно. Определись!

 

Друг задумался.

 

— Что за семья?

 

Я покачал головой:

 

— Не знаю, дружище. У нас уговор — я не спрашиваю, кто она, она — кто я. Но она из «золотой сотни», точно тебе говорю. Манеры, повадки, речь — такое не подделаешь и ни с чем не спутаешь. Я рядом с ней местами себя сусликом чувствовал!

 

Хуан Карлос задумался. Переваривал.

 

— Ну хорошо, допустим. А Бэль… Это вообще имя или прозвище? И что собираешься дальше делать?
— Прозвище, имя — не знаю. Может, и имя. А может, и нет. А дальше… Иду в субботу на свидание. Потом — будет зависеть от субботы.

 

Вновь молчание.

 

— И что, думаешь, тебя примет ее родня? Позволит с ней гулять?
Я неопределенно пожал плечами. Все эти мысли роились в мозгу, и ответа на них не было.
— Она говорила, у нее строгий отец. Это плохо. Но он незнатного происхождения. Это хорошо, может, и разрешит. Так что, честно, дружище, не знаю. Но мне кажется, я ей нравлюсь.
— «Кажется»?

 

Я вспомнил лавочку, ее реакцию. И ее неловкое поведение в кафе.

 

— Да, нравлюсь. Шансы у меня есть. А там будь что будет.
— Слышали, нашего Шимановского подцепила богатенькая сучка! Аристократка и мод! И будет развлекаться с ним, пока не видит папочка! — Сзади раздался дружный девичий смех. — А что, экзотика! Принцесса и нищий! Я бы тоже так на ее месте поступила. Обожаю плебеев — они такие забавные! — Вновь взрыв смеха.
Я медленно обернулся. Мы и не заметили, что нас слушали, притом внимательно. Вся «банда» Эммы. Сидели и ехидно улыбались. Сама Эмма тщательно отводила глаза, как бы говоря, что не при делах, но остальные скалились в цвет.
Карина, заводила в этой шайке-лейке. Она же загадавшая меня «хозяйка». В отличие от Долорес девочка с мозгами, хотя внешне ей уступает сильно — низенькая, пухленькая, с вытянутым лицом и неправильным носом. Но ее отец — владелец сети супермаркетов эконом-класса, и ей плевать на внешность. В конце концов, не уродка.
Я почувствовал, что закипаю. Только силой воли, жесткой, тренируемой все выходные, удалось подавить готовую сорваться ярость. Она не стоит того, чтобы провести остаток жизни в тюрьме!
— Что, зацепило? — усмехнулась Карина, глядя мне прямо в глаза.
Молчать! Молчать и не связываться! Я не в том состоянии, чтобы играть в словесную дуэль. Сейчас я проиграю.

 

Медленно развернулся к Хуану Карлосу и невинно пожал плечами:

 

— Кажется, какая-то тупая шлюшка решила, что у нее есть мозги. Не стану ее разочаровывать!
— Зацепило, да? — донеслось в спину. — Ну, Хуанито, прости! Я же не виновата, что ты плебей и неудачник. Какой есть — такой есть!

 

Я сделал вид, что не слышу.

 

— Подумаешь, богатенькая нашла себе игрушку. Не обижайся на нее, правда, знаешь, как скучно без экзотики?
— Кстати, Бэль мне привела очень интересную теорию… — Я принялся с энтузиазмом пересказывать мысли девушки из парка, напрочь игнорируя шлюх сзади. — Научно доказано, что люди подсознательно проявляют агрессию к человеку, который им нравится, но с которым не могут быть вместе из-за завышенных требований.
— И что? — не въехал Хуан Карлос. Он понял, что мне надо подыграть, но не понял как.
— Представляешь, у меня есть тайная поклонница. И не кто-нибудь, а сама Карина Руис Гуэррера!
— Да ну, с чего взял? — Он картинно округлил глаза. Начало доходить, что делать. Компания сзади вся обратилась в слух.
— Понимаешь, она влюблена в меня. Но у меня слишком высокие требования к женщинам, по которым она не проходит, и знает об этом. Ну, не люблю я шлюх! Вот она меня всячески пытается задеть. Зацепить, подставить, в «лотерею» вот подруге загадала…
Я получил злорадное удовольствие, бегло бросив взгляд на козырек, на задний видеовыход. Эмма покраснела от стыда. Карина от ярости. Пока получалось.
— Слышишь, Шимановский! Да ты на себя посмотри! Кому ты нужен! — Карина попыталась рассмеяться, но вышло как-то натужно и зло. — Ты никто! Сын проститутки! Тебя чморит вся школа! Да я не посмотрю на тебя, даже если ты останешься последним мужчиной на планете!

 

Я медленно обернулся и вернул ехидную ухмылку:

 

— Не льсти себе, детка. Если я останусь последним мужчиной на планете, до тебя не дойдет очередь.
Сидящие вокруг и волей-неволей прислушивающиеся к перепалке одногруппники рассмеялись. Один — один.
— Ты меня любишь, но тебе кажется, что я тебе не подхожу. Отсюда и злость. Так, моя красавица?
— Да ты…
Вдруг она откинулась назад и расслабилась. Плохо, она — не Эмма, с ней концерт на публику не пройдет.
— Конечно, зайчик. Я тебя люблю. Обожаю. Больше всего, конечно, люблю за то, что ты — не умеющий постоять за себя хлюпик, который раскрывает рот, чтобы вякнуть не по делу всегда, когда возможно. Но ты же герой, какая разница! А еще люблю тебя за то, что ты — холуй. Оно ведь знаешь как, когда тебе прислуживают, это всегда нравится…
— Ты хочешь сказать, что я тебе прислуживал? Это когда ж такое было?

 

Она пожала плечами:

 

— Все еще впереди. Не мне — так другому. Ты холуй, халдей, холоп — какие там еще синонимы в вашем русском? А еще неудачник. Как же, я тебя обожаю! Обожаю неудачников!
Она причмокнула, отправляя мне воздушный поцелуй. Один — два. Нет, все же зря я ввязался в эту баталию без подготовки.
— Ах да, я забыла! Ты же у нас еще и император! Конечно, как же без этого? Ты же взойдешь на престол, и тогда все, кто не любил тебя, об этом пожалеют! А я уже люблю, видишь? Какая я корыстная…
Вокруг вновь засмеялись. Один — три. И главное, я не мог с лету сообразить, что ответить. Я проигрывал, безудержно проигрывал. А потому решил не мудрить.
— Знаешь, Карина, я, конечно, не самого благородного происхождения. И семья у нас не богатая, в отличие от твоей. И работать буду со временем не на себя, а на кого-то. Ты во всем права. Но только то, чего я добьюсь, я добьюсь сам. А ты так и останешься паинькой, сидящей на шее папочки, всем ему обязанной.
Ты — тупая дура, которая ничего собой не представляет. А тупишь ты, потому что вместо того, чтобы найти человека, который был бы рядом и тянул тебя по жизни, за спину которого можно спрятаться, ты занимаешься обратным — разгоняешь всех, выпячивая то, что у тебя от рождения и к чему сама не приложила руку.

 

Аудитория замолчала. Я вновь грузанул.

 

— Иными словами, ты хочешь сказать, что я должна хвататься за тебя и тащить наверх, потому что ты — способный?

 

Я кивнул:

 

— Не обязательно меня. И не обязательно тащить. Но тебе нравлюсь именно я, так уж вышло, и ты понимаешь, что я добьюсь в жизни многого. Почему бы не сделать это, наплевав на происхождение?

 

Судя по ошарашенным глазам, я ее удивил.

 

— То есть я должна хвататься за такое быдло, как ты, бросать на семью несмываемое пятно, только потому, что люблю, а это быдло когда-то что-то там сможет?
— Именно. — Я выдавил слащавую улыбку. Карина не смогла даже рассмеяться. — Я тебе больше скажу, когда-нибудь не ты, другая, и не такая голозадая голытьба на понтах, сделает это. Сделает — и до конца жизни ни разу не пожалеет. А ты будешь кусать локти. Долго кусать, тоже до конца жизни. А я буду защищать ее, свою принцессу. А заодно править этой гребаной планетой.
Молчание. Кажется, про планету — это я зря. Слишком сильно вошел в образ.

 

Карина рассмеялась, на сей раз легко и непринужденно:

 

— Ах да, конечно, ваше величество! Так и будет!
— А теперь кроме шуток — ты действительно об этом пожалеешь, — добавил я и отвернулся. Имел я в виду совсем не сожаление об упущенных возможностях. Прозвенел звонок, и в аудиторию вошел учитель.

 

Я ее никогда не прощу. Не за отношение ко мне лично, а к таким, как я, вообще.
Признаюсь, вначале я хотел устроить некий воспитательный концерт типа того, что случился в оранжерее. Но она не Эмма, нужно было тщательно все продумать и составить четкий план. Теперь же никакого концерта не получится.
Я раздавлю ее. Тупо, как червяка. За презрение к тому, у кого меньше денег, менее значимое положение в обществе, кому не повезло в жизни так, как ей. Такие люди не должны жить. В смысле, жить спокойно. Если Кампоса я все же уважаю — да, ненавижу, козел он, — но уважаю, то ее, не могущую ударить самостоятельно палец о палец, но философствующую по поводу «быдла», презираю.
Но о ней потом, не до Карины сейчас. Что-нибудь придумаю, пока терпит. Сейчас меня больше заботило то, что я видел на козырьке навигатора.
Камеры были двух видов, секторы обзора одних подкрашены синим, других — красным. Последних меньшинство, и располагались они в труднодоступных местах, где, в общем, располагаться не должны. Например, в кабинете директора и приемной, в учительской, в центре информационного контроля, во всех раздевалках (даже в женской) и комнате отдыха охраны. Необычные камеры! Для чего они? Остальные, синие, самые обычные, перекрывали помещения, где обитают учащиеся.
Но перекрывали не полностью, далеко не полностью. Даже в холле, главном вестибюле, где фонтан, имелось множество мертвых зон. По углам, вдоль стен, но достаточно. И этим можно воспользоваться.
Что я хочу? Спровоцировать Толстого. Но провоцировать надо грамотно и постепенно, поэтапно. Они пытаются давить на меня морально, пользуясь неприкосновенностью, тем, что я не могу ударить, и мне надо действовать так же. Бить в местах, где неприкосновенен я, где могу делать это безнаказанно, и выходить в подконтрольные зоны, фиксируя, как на меня бросаются с кулаками, а я лишь защищаюсь. М-да!
Я тяжело вздохнул. Много ума придумать такое не надо, но главнее — эффективность.
Теперь следующая задача — схему камер нужно опробовать. Не то чтобы не доверяю дону Алехандро… Доверяю, но душа просит.

 

Решено, так и сделаю. При первом же удобном случае.

 

К сожалению, случай не заставил себя долго ждать. Как я уже сказал, мертвые зоны понатыканы везде, на каждом шагу, оставалось лишь подгадать совпадение трех факторов: наличие в этих зонах меня, кого-нибудь из холуев Толстого и отсутствие людей вокруг. Казалось, задача не из легких, особенно последний фактор, но я сильно ошибался.
После пары я не спешил, выпустил из аудитории почти всех — хотелось поразмышлять в одиночестве. Но когда вышел, меня за рукав дернула Шпала:

 

— Хуан, надо поговорить.

 

Я обреченно вздохнул и повел ее в сторону, к стене.
Навигатор услужливо подсказывал, что там тоже мертвая зона.

 

— Я еще не всех проверила, но у меня есть кое-какие мысли насчет этой девушки.
— Озвучь?
Я напрягся. Сзади, у релаксационного окна, отряхивался один из моих обидчиков. Гнида, державшая меня в пятницу за руки, пока Толстый бил по лицу. Ненавижу!
— Есть одна девушка, которая подходит по всем твоим критериям. Но проблема в том, что она…
…Гнида, как про себя я его и окрестил, отряхнулся и медленно пошел в нашу сторону, улыбаясь и что-то насвистывая. В коридоре вокруг, не считая Эммы, никого не было — все разбежались по аудиториям, спеша на пары. Мой мозг лихорадочно заработал, в кровь выплеснулась ударная доза адреналина.
— Что? — переспросил я у Эммы, не слыша, что она говорит.
— Она… Не из «золотой сотни», скажем так.
— А откуда?
Гнида шел. Прямо ко мне. Ему нужно было пройти мимо, в двух шагах, сквозь мою мертвую зону. Такой шанс упускать нельзя.
— Эмм, она аристократка? — нетерпеливо вздохнул я.

 

Пять. Четыре. Три.

 

— Да, можно сказать и так.
— Что значит «можно сказать»?
Два. Один. Гнида почти поравнялся со мной, я не только видел, но и чувствовал его спиной.
— Она не такая, как остальные. Она…
— Внеси ее в общий список, делов-то! А я потом посмотрю.

 

Ноль.
Я развернулся и с оборота засветил Гниде боковой в нос.
Хрясь.
Звук ломающейся переносицы привел в чувство, заставил эйфорию убраться к чертям собачьим.
Что я наделал? Это же объявление войны! Готов ли я?
И тут же подобрался — готов! Война уже идет, идет давно. Просто настала очередь бить мне.

 

— Что ты сказала про ту девушку? — как ни в чем не бывало обернулся я к Эмме, но та стояла с открытым ртом и выпученными глазами.
— Ты!.. Ты!..
— Что я?
— Ты его ударил! Тебя же отчислят!
В ее голосе можно было, кроме страха, разобрать нотки переживания. Я усмехнулся:
— Разве? — и демонстративно покрутил головой. — А мне кажется, что он просто упал. Шел, споткнулся и упал. Ты ведь ничего не видела?
— Нет, но…

 

Я крепко, изо всей силы, схватил Эмму за локти и притянул к себе:

 

— Эмма! Ты! Ведь! Ничего! Не! Видела! Так?

 

Она какое-то время непонимающе хлопала ресницами, потом вырвала руки:

 

— Псих!
— Какой есть!
Теперь уже я принялся насвистывать легкую песенку, что-то из АВВА. Развернулся и побрел на следующую пару, оставив Эмму наедине с Гнидой, потерявшим сознание.

 

— Да, сеньор директор, я настаиваю на своих показаниях.
— Тогда объясни, почему сеньор Рубини утверждает, что ты его ударил?
— У нас с сеньором Рубини… сложные взаимоотношения. Вам любой в школе это подтвердит. Например, он, наряду с сеньором Кампосом, участвовал в моем избиении в пятницу после занятий. Я могу найти сотню свидетелей этому. Кстати, это произошло буквально за воротами школы.
— Школа не несет ответственности за происходящее за ее пределами! — нервно одернул директор.
В кабинете у Витковского я первый раз. Разбор полетов. Но что-то подсказывает, что не последний.
Директор глянул исподлобья грозным-прегрозным взглядом, который, впрочем, не произвел на меня никакого впечатления.
— Значит, сеньор Рубини участвовал в драке с тобой.
— Избиении… — уточнил я, но замечание было проигнорировано.
— И ты, в отместку, ударил его и сломал нос.
— Неправда. Он споткнулся и упал сам, а меня оговорил из личной неприязни. Что может подтвердить система внутреннего наблюдения.

 

Директор сжал кулаки, встал и нервно прошелся по кабинету.

 

— К сожалению, система наблюдения дала сбой, и я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова.
— Рядом находилась сеньора Долорес, она может подтвердить мои показания.

 

Директор вздохнул, открыл дверь и быстро произнес:

 

— Заходите. Оба.
Они зашли. Гнида, с перевязанным носом, гипсом на пол-лица, и Эмма, наивно хлопающая ресницами, стискивающая в руках сумочку. Эмма старательно играла дуру, вот уже второй час, и я, признаюсь, был о ней худшего мнения. Когда надо — она гораздо умнее, чем кажется.
Гнида бросил на меня убийственный взгляд и сел на диван. Я по знаку директора пересел в кресло напротив него и беззаботно закинул ногу за ногу. Эмма села на мое место.
— Итак, сеньора Долорес, расскажите нам еще раз, как было дело.
— Я уже говорила, сеньор директор, — Эмма неуверенно пожала плечами, — я не видела.
— Как, как ты не видела?! — взбеленился тот. Это был не первый допрос за сегодня, и своей показной тупостью она его достала. — Ты не видела, как один учащийся, стоявший рядом с тобой, ударил другого учащегося, стоявшего рядом с тобой?

 

Шпала снова пожала плечами:

 

— Я такая рассеянная!..
Я из последних сил давился, чтобы не рассмеяться. Глядя на ее совершенно серьезные ужимки, нельзя было не поверить в это. Да, Эммануэль, тебе бы в актрисы идти! Правда, роли бы у тебя были типовые — играть дур, но их тоже кому-то нужно играть!
Витковский успокоился, взял себя в руки и присел назад. Выдавало его лишь не в меру красное лицо.
— Сеньора Долорес, расскажите нам тогда, что вы видели.
— Ну… — Она задумалась. — Мы стояли с сеньором Шимановским. Разговаривали.
— Вы видели сеньора Рубини?
— Да. Он шел мимо.
— Вы видели, как сеньор Шимановский его ударил?
— Нет, не видела.
— В таком случае вы, наверное, видели, как сеньор Рубини споткнулся и упал?
— Нет, не видела.
— Как нет, если вы стояли в метре от обоих?
— Наверное, я отвернулась.

 

Директор стал краснее вареного рака.

 

— Да ога с гим заодго! — вякнул Гнида, противно гнусавя. — Ога же спит с гим!
Эмма гневно обернулась. У нее был вид мегеры, гарпии, она готова была растерзать его голыми руками, и сдерживало ее только присутствие директора.
— Слышишь, козел, за такие слова я тебе сейчас еще один нос сломаю!
Где она собралась искать у него второй нос? Я изо всех сил пытался не рассмеяться, но получалось плохо.
— Долорес! — прикрикнул директор.
— Еще вякни хоть что-нибудь! Я тебя так разукрашу — мама родная не узнает!
— Эмма!
— Я тебе член оторву! — заводилась Шпала. — Потом прикручу назад и опять оторву! Только заикнись, с кем я сплю!
Лихо с фантазией у девочки! Под горячую руку ей лучше не попадать! Я заржал на весь директорский кабинет.
— Эммануэль Долорес! — закричал тот, теряя остатки терпения. — Это все же мой кабинет, попрошу вести себя соответствующе!

 

Шпала замолчала, уткнулась в пол.

 

— Извините.
— Эмма, как тебе не стыдно!
— А не стыдно! — вскинулась она. — Пускай они сами разбираются! Нечего меня сюда приплетать! Я ничего не видела, ничего не знаю и ничего не скажу!

 

Витковский стер со лба пот. Воевать со Шпалой… Я ему не завидовал.

 

— Иди на занятия! — вырвался его обреченный вздох.
Эмма гордо поднялась, поправила юбку и величественно поплыла к двери. Гнида выдавил ей вслед сквозь зубы:
— Шука!

 

Но та лишь презрительно фыркнула.

 

— Сеньор Рубини, вы также свободны. Можете идти домой.
— Но, седьог дидектог…
— До свидания, сеньор Рубини! — властно указал тот на дверь.
Гнида встал, поклонился и вышел. Витковский устало плюхнулся на свое кресло.
— Шимановский, я прекрасно понимаю твою игру. Ты доиграешься.
— Какую игру, сеньор директор? — Я невинно округлил глаза.
— Не прикидывайся. Я не знаю, где ты раздобыл схему мертвых зон, но поверь, в следующий раз тебе так не повезет.
— Вы хотите сказать, что в следующий раз, если кто-то из друзей сеньора Кампоса поскользнется, что-нибудь себе сломает и оговорит меня, вы меня накажете?
— Именно, Шимановский. И не передергивай. Ты прекрасно знаешь, как было дело. Я отчислю тебя. В следующий раз, как только выкинешь что-нибудь эдакое. Все понятно?
— Понятно. Но думаю, Департаменту образования это не понравится, — задумчиво потянул я.
— Что? — не понял он.
— Я думаю, отчисление без веских улик и доказательств не понравится сеньоре Сервантес. Она женщина грозная, четырех генералов повесила. Мне кажется, отзыв лицензии для нее — вещь пустяковая…
Сказать, что директор побагровел, — ничего не сказать. Он стал пунцовым. Но держался.
— Шимановский, ты играешь с огнем. Я тебя предупредил, предупредил по-хорошему. В следующий раз будет по-плохому. Тебе нужны доказательства? Будут доказательства, можешь мне поверить! А теперь марш отсюда, и молись, чтобы мы с тобой в этом кабинете больше не виделись!
— До свидания, сеньор директор! Всего хорошего, сеньор директор! — Я медленно поднялся, расшаркался и направился к выходу, сохраняя на губах слащавую улыбку. У, падаль!
Дверь приемной за мной закрылась, и я грязно выругался, используя в обороте элементы русского, польского и испанского. Итак, система работает. Это хорошая новость. Остальные новости — плохие.
Банда Толстого наживку заглотила, просто так это не оставит — раз. Директор предупрежден, а значит, вооружен — два. Он тоже просто так не оставит такое поведение и угрозы в свой адрес. Он привык быть богом, давить титуляров, как тараканов, а тут выискался один.
Он тоже будет строить козни. Для начала изменит схему расположения камер, затем подстроит нужные ему доказательства для моего отчисления. Конечно, активно заниматься этим не станет, все же я червяк, что ради червяка напрягаться? Но это лишь до первого моего фокуса. А фокусы будут.

 

Грядут веселые времена, и я только что растерял все свои козыри.
Назад: Глава 7 РАЗБОР ПОЛЕТОВ
Дальше: Глава 10 РАССМЕШИТЬ БОГОВ

Сергей
1
Андрей
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(921)952-30-22 Андрей.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(991)919-18-98 Антон.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(812)454-88-83 Нажмите 1 спросить Вячеслава.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста 8 (953) 367-35-45 Антон.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста 8 (812) 389-60-30 Антон.
Алексей
Перезвоните мне пожалуйста 8(904) 332-62-08 Алексей.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста 8 (952)396-70-11 Евгений.
Сергей
Перезвоните мне пожалуйста 8 (921) 930-64-55 Сергей.
Евгений
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (499) 322-46-85 Евгений.
Евгений
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (950) 000-06-64 Виктор.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (499) 322-46-85 Виктор.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (953) 160-88-92 Виктор.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (499) 322-46-85 Виктор.
Антон
Перезвоните мне пожалуйста 8 (495) 248-01-88 Антон.
Виктор
Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (999) 529-09-18 Виктор.
Василий
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (918) 260-98-71
Василий
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (963) 654-49-85