* * *
— Привет!
Во время паузы между занятиями меня догнала Оливия, одетая по гражданке, но в серые и бежевые неброские тона для работы "в поле". После вокала я был как выжатый лимон, но настроение еще не пересекло отметку "ниже плинтуса", решил не вредничать.
— Привет. Тут буфет есть недорогой. Присядем?
Присели. Говорили "о погоде в Сан-Паулу". И лишь когда допили кофе с пирожными, она перешла к делу.
— Меня послал дон Бернардо.
Я задумчиво хмыкнул.
— Ты уже "шестерка" у дона Бернардо? Странно!
— Дурак ты, Шимановский! — вспыхнула она. — Куда мне до его "шестерки"! "Шестерки" у него — наша Мутант, сеньора Гарсия, сеньора Морган… Улавливаешь? А я так, "Бергер — встала! Бергер — села! Бергер, пулей к нашему мальчику"!
— Ладно, извини, — я не зло усмехнулся. — Я по привычке. Помню, мир.
Она кивнула.
— Вот-вот. Итак, дон Бернардо послал меня к тебе, чтобы сообщила, что через две недели во дворце… В Итальянском дворце, вечер, посвященный дню рождения школы. Ты должен знать, деньги на школу дала королева Катарина, и с тех пор ее день рождения считается днем основания, и каждый год празднуется.
Я кивнул — парни что-то такое говорили, да и слухи по всей школе ходят, но не вдавался. Потому, как говорили парни в ключе: "А, забей! Нам не светит! Кто мы?!.." Ну и преподаватели, само собой, ходили с угрюмым видом, обсуждая между собой, кого из незнакомых мне людей выставить, и с чем.
Итальянский дворец. Один из частных, построенных на собственные деньги кем-то из глав кланов (нет, не Манзони) концертных залов Венеры. Находится под контролем шоу-империи сеньора Ромеро (само собой), хотя и функционирует самостоятельно. Не самый большой в столице, но и немаленький.
Насколько я понял, акция эта к бизнесу не имеет никакого отношения, деньги за билеты (если таковые вообще будут продаваться) не окупают приготовлений. Эфира тоже не будет, а выйдет ли запись в сетях… Под вопросом. Это дань памяти женщине, которую, чувствую, дон Бернардо в свое время сильно любил. Но в плане зрелищности акция мощная — шоу, на котором демонстрируются все "достижения" шоу-империи этого человека. Вокальные проекты, танцевальные студии… В общем, я никогда не интересовался, но выглядеть должно красиво. С участием, в том числе, и дарований, обучающихся в школе сейчас. Пригласительные на вечер уже ходят по рукам, но этой стороной я не заморачивался — идти туда не было даже мыслей.
— Он хочет, чтобы я пригласил туда Фрейю? — нахмурился я, пытаясь понять подоплеку планов наших сеньорин и этого неугомонного старика, но Оливия покачала головой.
— Мелко берешь. — Пауза, загадочные глаза. — Фрейя будет выступать!..
Последние слова она прошептала, чтобы нас не никто слышал, хотя буфет был довольно пуст и за соседними столиками никто не сидел.
— Она решилась выступать — уже несколько лет хотела, — продолжила собеседница. — Естественно, под псевдонимом, загримированная. Хочет попробовать силы. Ты же понимаешь, когда она споет, как принцесса, оценки будут необъективные. Но оценки какой-нибудь Марии Луизы Карено из Санта-Розы…
— А уже потом можно и раскрыться. С объективными оценками, — хмыкнул я.
— Она не будет раскрываться. — Оливия покачала головой. — Не планирует. Но оценки хочет. А жюри будет профессиональное и беспристрастное — там, где нет денег, у беспристрастности есть шанс.
— Да, но его продюсерам придется бесплатно выставлять на концерт свои лучшие проекты… БЕСПЛАТНО… — продолжил я, говоря скорее сам с собой.
— А куда им деваться, Хуан, — лучезарно улыбнулась девушка. — Правила есть правила.
— К тому же, неофициально в среде империи Ромеро этот концерт — индикатор, — продолжила она. — Если тебя туда взяли, значит, ты крут/крута. Стоишь многого. А это признание. А значит, уровень. А за уровень впоследствии будут платить. Вечеринки, корпоративы…
Я кивнул — понял. Участие — показатель твоих акций, уровня цен для концертов перед сеньорами олигархами. Неплохое мероприятие! И отбивается с такой схемой быстро, несмотря на затраты!
— Допустим. Но так и не понял, что требуется от меня?
— От тебя? Она нахмурилась. — Он сказал, до него дошли слухи, что ты разбираешься в музыке.
Я про себя крякнул — откуда бы?
— Слушаешь много хорошего из старого доброго репертуара былых времен, — продолжила девушка, не заметив моей иронии. — И можешь подыскать что-то… Необычное! — это слово она выделила. — Что может выделить Фрейю среди всех.
— Чтоб была хорошо поющей, но не безликой мышкой… — произнес я, сцепив руки в замок. Ну, дон Бернардо! Ну, выдумщик!
— С этим ты придешь к ней, — продолжила она. — У нее есть материал, но она им недовольна. Он устроит вам встречу, ты окажешься в нужное время в нужном месте… Ну, ты понял. — Ее глаза хитро блеснули.
— Понял, — машинально покивал я, размышляя, какую еще бяку они мне подкинут. Или подкинули уже, просто я не знаю? Выходило как-то слишком шоколадно. — А если не получится? И она откажется?
Оливия пожала плечами.
— Ты попытаешься. И она это оценит. Даже если откажется.
Логично.
— Хорошо, — вздохнул я, поднимаясь. Надо идти, дальше заниматься. Впереди гитара. — Когда будет готово с музыкой — что делать?
— Скажешь мне — я передам, — кивнула она. Так же поднялась и довольно эротичной походкой пошла в сторону выхода. "А когда она не в форме, ее и женщиной посчитать можно!" — мелькнуло в голове. Я про себя выругался.
М-да. Гонять ради таких вестей Оливию… Ведь ее высочества сегодня нет и не будет, а она — глава ее опергруппы. С другой стороны ему плевать — кто такая для него Оливия? Не облысеет, побегает. У него Мишель бегает, если надо. Я же до того, чтоб поговорить напрямую, да хотя бы вызвав к себе, или зайдя поглазеть на мои занятия, еще не дорос. ПОКА не дорос.
"Что ж, Шимановский, работаем!" — задорно усмехнулся внутренний голос.
* * *
— Ну, здорово!
Парни уже ждали. С моим приходом замолчали, лица отвернули, головы опустили.
Я прошел на сцену, пожал всем руки, сел в их круг. Карен держал в руках гитару, что-то наигрывал. Остальные просто сидели.
— Ну и как? Чего решили? — не стал я тянуть кота за резину.
— Мы попробуем, — кисло выдавил Карен. — Долго думали, совещались. Ты прав, "Алые паруса" — это бесперспективняк.
Не представляю, чего ему стоили эти слова.
— Карен, ты не это… В общем, я позавчера тоже перегнул палку, — попробовал смягчить я, но не сработало.
— Ванюша, я сказал — ты услышал! — одернул он, зло сверкнув глазами. Вот даже как?
— Проблема в том, что сейчас мы пишем САМИ, — озвучил их главный аргумент более уравновешенный в данный момент Хан. — САМИ, понимаешь? А с твоим ансамблем… Кем мы будем?
— Парни, я не буду вас уговаривать, — покачал я головой. — Лишь расскажу старую притчу. Дословно не помню, но по сюжету на корабле плыли два человека — богач и ученый. Корабль потерпел крушение, и именно они вдвоем спаслись.
Вот только богач потерял все, что имел. И деньги, и товар, и корабль. А ученый остался ровно с тем, что у него было. "Все свое ношу с собой" — слышали такую фразу?
Парни закивали.
— Смысл в том, что богачу, чтобы "подняться", вернуться к исходному благосостоянию, возможно, потребуется вся оставшаяся жизнь. И то не факт, что получится. Ученый же только преумножил богатства, занявшись по прибытию научной деятельностью. Я понятно выражаюсь?
Карен покачал головой.
— Да понимаем мы все. Просто…
— Просто опыт, — улыбнулся я. — Новый опыт. Вы его получите. И тут возникнет вилка — если вы, как тот ученый, чего-то стоите, этот опыт даст вам новый толчок, даст заниматься своей "научной деятельностью". Если как богач, потеряете весь ваш багаж, всех поклонников и поклонниц, если вас перестанут узнавать и слушать… Тогда смысл вообще что-либо обсуждать? Тогда вы ничего не стоите в жизни, бездари, а значит, и разговор бессмысленен.
— А меня все-таки смущает, что петь будем не свое, — тяжело вздохнул Хан. Не свое, Вань! — повысил он голос. — Пусть даже на начальном этапе.
— Братуха, тут либо да, либо нет, — парировал я. — Да, возможно у вас не получится. А может и получится. Но или прыгай, или не берись и отойди от края. Тем более тылы у вас есть, вы не тот богач на корабле…
— Да нет у нас тылов! — перебил Фудзи. — Потому и разводим такой… Разговор. Некуда, Вань, нам отступать. Не нужны мы тут никому. — Он зыркнул на напарников ТАК… — Все понимают, что если уйдем — это навсегда, оттого и комплексуем. Да, ребят?
Молчание.
— Я тоже скажу древнюю мудрость, только восточную. Есть в Японии такая поговорка: "Если вашего ухода никто не заметил, вы правильно сделали, что ушли". Вот так, парни. Вань, я с тобой!
— Японская? — хмыкнул я, расплываясь в улыбке. Фудзи усмехнулся в ответ одними глазами. Чувствую, у него за душой много чего "японского".
Но именно этот выпад и стал решающим. Лед тронулся.
— Ладно, раз решили — действительно, чего мусолить? — облегченно вздохнул Хан, переходя свой собственный Рубикон. — Карен-джан, брат, убирай гитару, будем думу думать!..
— Итак, план таков, — начал я. — Учитывая, что нам придется брать жесткий старт, нужно попытаться поймать любое ускорение, какое только возможно. Причем, не обязательно опираясь на диаспору.
Я щелчком спустил на глаза вихрь, ткнул пальцем в меню и выбрал из заготовленного вчера списка первую композицию. По аудитории разлилась жесткая и колючая, но бодрящая и даже в чем-то мелодичная музыка.
— Нравится?
Парни молчали. Вслушивались. В саму музыку — текст был на староанглийском, которого они не знали.
Я не торопил. Пропустив первый куплет и припев, нажал на паузу:
— Это направление мой переводчик перевел, как "скала в качении". Подозреваю, это только внешнее название, в английском того времени у него был какой-то иной смысл, но давайте исходить из того, что имеем.
— Не понял, ты хочешь запрячься еще чем-то? А как же базар про Сектор? — не понял Хан.
— Парни, я предлагаю брать от жизни все, — расплылся я в улыбке. — Как вы говорите, называется клуб, в котором играете?
— "Натюрморт", — хмыкнул задумчивый Карен.
— Вот. Там мы играем для диаспоры и на русском. В это же время даем различные представления, например как тогда, в Гаване, где выступаем с иным репертуаром.
— Вот таким? — уточнил Фудзи, кивая за звуковую аппаратуру. Я кивнул.
— Похожим. Раз уж мы ансамбль, почему нет? Мы должны сделать себе рекламу, и я обещаю, реклама сработает. Минимальная отдача будет точно, а если повезет, то залезем и повыше.
— Поясни? — нахмурился Карен.
— Мы будем играть вещи, уже выстрелившие один раз. А значит, есть вероятность, что они выстрелят еще. И именно там, в Гаване.
— Что за вещи?
— То же самое, что вчера, только немного иное и на английском языке. СТАРОанглийском, — уточнил я и улыбнулся я. — Поверьте, это будет бомба!
— Вот прям на староанглийском, без переделки? — потянул Наото. Я кивнул.
— Ну, ничего ж себе!.. — воскликнул он. Это была первая сильная его эмоция на моей памяти. — А потянешь?
— Потяну, — с ноткой гордости кивнул я. — И именно вот в таком исполнении, с изюминкой.
Я задумался и продолжил, ощущая, что перешел в режим лекции:
— Когда-то этот язык был популярен, но все давно забыли эти времена. Забыли стиль игры — с мировым кризисом он ушел на задворки. И тем более ушел из жизни консервативных латинос — amigos кроме своих плясок, похоже, ничего не нужно. Менталитет такой.
— Посмотрите, кто сейчас слушает музыку старины? — подался я вперед. — Ренессанса, Золотого века, классику? Узкая группа не особо бедных camarrados, считающих себя утонченными ценителями. — Перед глазами встал магазин мистера Смита и внешний вид бОльшей части покупателей. Я поморщился. — ОЧЕНЬ небедных. И весьма малочисленных. И правильно, зачем ковыряться в старине, если есть что-то современное, популярное, массовое?
— И как ты собираешься выехать не на массовом? — хмыкнул Хан. Скептически. И настрой парней был в его пользу.
— Во-первых, не выехать, — поправил я. — А создать рекламу. Во-вторых, можно сыграть Бетховена или Моцарта так, что в жизни не отличишь от современности. И в-третьих, вот этим нам сейчас и нужно заняться. Наработать материал, который можно сыграть так, чтобы его поняли СЕЙЧАС. Но при этом в нем не должен пропасть шик, средневековый шарм; он должен остаться изюминкой. Как думаете, потянем?
— А у нас есть выбор? — усмехнулся Карен. — Начинай!
* * *
Домой, в смысле на базу, я вернулся далеко за полночь. Голова представляла собой один здоровенный-здоровенный гудящий камень. Творческие споры… Только теперь я понимаю, что это такое.
И слава всем высшим силам, что я начал изучать музыку! Ту же гитару (хотя параллельно еще и клавиши. Дон Бернардо сказал, чтоб не расслаблялся. На самом деле база та же, лишь свои нюансы, но где наша не пропадала). Если бы не это, не представляю, как бы вообще с ними разговаривал. Я и так понимаю от силы слово через два в их лексиконе, да и в музыке баран-бараном.
Но импульс парни получили, и глаза их загорелись. А значит, землю копытом рыть будут, но задуманное сделают. Даже без меня, хотя я им как раз и не особо нужен. Моя забота — грамотно поставить задачу, объяснить, чего хочу и как вижу. Дальше же пусть работают профессионалы.
Девчонки спали, лишь Мия проснулась с моим приходам. Шикнув, что все в порядке, я забрался в душ, размышляя, как же обиходить еще и ее высочество? Получается, ей нужно будет ставить примерно такую же задачу, только исполнение подобрать другого стиля и направления. Где же взять это долбанное исполнение?
Я кривил душой, музыку старины на Венере слушает гораздо больше людей, чем узкая группа "ценителей". Но слушает как раз сегмент, требуемый ее высочеству. "Популярную", "эстрадную" версию в переложении на нанадцатый век. Либо сегмент настолько обособленный, что его практически невозможно адаптировать.
То есть, налицо система уравнений. С одной стороны, это должна быть вещь популярная, но с другой мало кому известная, и при этом просто обязана "выстрелить".
Выйдя из душа, я оделся, вытащил из тумбочки Кассандры стимуляторы и пошел в оранжерею, прихватив портативный, но достаточно мощный терминал.
Итак, музыкальная программа. Само собой, мог обращаться я с нею лишь на простейшем уровне, но мне этого достаточно. У ее высочества будут кураторы, звукорежиссеры, которые поймут меня, если не поймет она сама. А она и сама девочка не промах. Училась у дона Бернардо много лет, и гонял ее старик нещадно.
Итак, что? ЧТО???
Я завихрил вокруг себя сплошной кокон, отодвинув его подальше от глаз, и начал вывод всей немаленькой базы данных.
На разминку не ходил совсем. Получил с утра втык от Кассандры, молча переоделся и побежал на развод. На котором Марселла смотрела волком, но санкции применять не стала.
Затем были завтрак и занятия. Много занятий. Физические, интеллектуальные. Какие-то тесты.
На рукопашку заявилась Оливия, персонально ко мне, спросить, как продвигается подборка. Я поставил ее в спарринг против себя (сама виновата, нечего было приходить), ожидаемо от нее огреб (сам виноват, нечего в облаках витать), после чего выдавил, что да, можно. В смысле, устраивать наше с ее высочеством свидание.
Когда после всех занятий, обессилевший, вернулся в каюту, от Бергер пришло сообщение, дескать, завтра, как обычно. В течение дня ее высочество в школу подъедет.
М-да. Черт меня дернул за язык!
Но с другой стороны, в авральном режиме мне легче думается. Без него я буду телиться еще неизвестно сколько, а так…
В общем, перебросившись с осоловевшими от моего поведения девчонками лишь парой слов, выклянчил у Кассандры еще стимуляторов и пошел в оранжерею. Обещания надо выполнять.
* * *
Следующий день начался как обычно. Как обычно начинаются дни, когда я в школе. Занятия, занятия, занятия… Распевки… Эти гребанные ноты… Гаммы… Они что, хотят из меня классика сделать? Оно мне надо? Не хватало еще классические произведения разучивать!
А ведь буду! Может все же набраться смелости и попросить дона Бернардо, чтобы помог с начинаниями? С "Алыми парусами"? И чтобы в школе давали материал, конкретно заточенный под нужды, а не все подряд? Ну, не надо мне, телохранителю ее величества, все это!
И парни, им кровно необходим дельный совет. Они никогда не работали над чем-то подобным, не знают, с какого конца браться. Хорошо, что для начала я предложил разучить несколько англоязычных вещей, для тренировки — испытания лучше проводить в Малой Гаване, где пожертвования добровольны, а не в кабаке, где ты как бы обязан.
Оливия сбросила сообщение во время последнего занятия. После которого я умылся ледяной водой, чтобы хоть немного прийти в себя, и побрел к указанной аудитории.
Кивок девочек на входе — проходи. Взвод Жанки. Досматривать меня не стали, хотя обязаны были хотя бы ради приличия. Какие приличия, если в коридоре никого нет, никто не видит?
Вошел.
Это оказалась одна из аппаратных. Небольшая каморка, напичканная оборудованием. За пультом за пластиковым стеклом сидел кучерявый тип лет тридцати латинской наружности в розовой футболке какого-то неформального движения. Перед ним ее высочество в носких немарких брюках и блузке — не при параде; волосы ее на сей раз были темно-каштановые — нерадужное, видно, настроение. Правда, с косметикой все в порядке, в полной боевой раскраске, что говорило, что за собой она все-таки следит, просто расслабилась. Голову ее венчали огромные архаичные наушники — лучшее на сегодняшний день изобретение человечества в вопросе звукоизоляции. Чуть сдвинув "лопухи", она что-то натужно рассказывала парню с претензией на юмор, но тот, судя по виду, смеяться не спешил.
Возле самой двери и в дальнем углу сидели Жанка и еще одна девочка из охраны. Вид у Жанки был заговорщицкий, как у человека, ни за что не желающего пропустить что-либо интересное. Как и у второй телохранительницы. Девчонки, только вы хату не палите!
— Привет! — воскликнул я, помахав ее высочеству.
— А вот и наш нонконформист, — выдавила искрометную улыбку Фрейя. — Жанн, можно поинтересоваться, почему его впустили? — гневно сверкнула она глазами мне за спину.
Жанка равнодушно пожала плечами.
— Вы уж определитесь в своих отношениях. А то то можно впускать, то нельзя… То сама к нему бегаешь, то вдруг нежелательная персона…
— Отношениях? — Брови ее высочества взлетели, но продолжать дискуссию она не стала. Действительно, благодаря предыдущим нашим знакомствам я попал в список "входных", и задача девчонок на данном этапе лишь обеспечение безопасности, а не отсечение.
— Нон… Кто? — спросил парень за пультом.
Увидев возможность закрыть тему, Фрейя обернулась к нему и выдавила ядовитую улыбку.
— Нонконформист. Несогласный. Несогласный с властью ее величества и всех латинос в целом. — Ехидный взгляд на меня. — Нацик, короче.
Я мог бы поправить, но не стал. У меня несколько иная задача, чем глупые политические споры.
— Если бы ты дослушала до конца, ты бы поняла, что я не против латинос. Я всего лишь за своих, чтобы ваши наших не обижали.
Фрейя покровительственно кивнула: "Да-да, ага, как же как же". Жанка, а я стоял в полоборота, пронзила меня недоуменным и напряженным взглядом. Ответить русской принцессе было нечего.
— Ладно, я здесь по другому вопросу. — Кажется, ее королевское высочество наш разговор с "Алыми парусами" банально не дослушала. Остановилась на самой первой, политической его части. — Уделишь мне несколько минут?
Фрейя скривилась, но широким жестом кивнула на свободный стул, окончательно стягивая наушники.
— Так и быть, пару минут выделю. Время пошло! — она картинно посмотрела на браслет.
— Злая ты, — покачал я головой. — Я же пришел, чтоб помочь.
— Помочь? Мне? — Удивление на ее лице было безграничным. — В чем?
— Например, в подборе материала для выступления, — выдал я белозубую улыбку.
Ее брови напряженно взлетели.
— Какого выступления?
— Так, может я пойду, покурю, а вы поговорите? — воскликнул парень и собрался было уходить, но она его окликнула:
— Останься! Юный сеньор уже уходит!
Тип в розовой футболке бросил на меня вопросительный взгляд, поймал посыл: "Двигай, парень, давай-давай!", после чего все-таки ретировался.
— Нет-нет! Надо покурить! А то работа не будет клеиться…
Жанка у входа, также одними глазами, подтвердила, что он принял верное решение.
Ее высочество грозно вздохнула.
— Итак, слушаю? Что это еще за фокусы?
Я сменил ипостась с бравого рубаха-парня на загадочного мачо.
— Ты только не кричи и не возмущайся, хорошо? — Пауза. — Тут по зданию ходят слухи, что ты собираешься выступать на дне рождения школы.
Фрейя молчала, демонстрируя, что вся во внимании.
— Так же ходят слухи, — продолжил я, — что тебе нечего надеть и не с чем выступать.
— Откуда же, интересно, эти слухи?
— Кто его знает?! — поднял я к небу глаза. — Что известно двум — известно всем, римляне не просто так придумали эту идиому. Кстати, в теме не так много народу, просто мне повезло. Ты же знаешь, я везучий.
— Дальше, — кивнула она. — Допустим.
— Допустим, я узнал, об этом, — продолжил я. — И решил предложить свои услуги. Не в качестве модельера, конечно, а как человек, у которого есть идеи насчет материала. Ты можешь меня выгнать, не слушать, но с другой стороны, а что потеряешь, если я тебе его продемонстрирую?
— Время, — лаконично ответила она. — Зачем это тебе?
Я искрометно улыбнулся.
— Хочу начать наводить мосты. Возможно ты и права, я предвзят насчет королевской семьи. А лучший способ развеять миф — личный контакт.
— А ты не думал, что мне личный контакт с тобой не особо интересен? — нахмурила она носик.
— К чему тогда тот спитч с оправданиями и попыткой вербовки? — парировал я.
— Скажем так, у меня тогда было плохое настроение, — скривилась она. — Но я уже пришла в себя. Хуан? Тебя ведь Хуан зовут?
Я кивнул.
— Так вот, Хуан, мне жаль, что так получилось, но сейчас советую тебе выметаться отсюда и забыть о моем существовании. Девочкам же скажу тебя больше не впускать. Чтобы они относились к тебе так же, как к любому другому учащемуся этой школы. И благодари бога, что я не послала записи ваших болтологий в пятое управление! — сверкнула она глазами напоследок.
Ай-яй, как грозно! Аж дрожу от страха!
Но это не умаляет того, что она стерва. Захотелось выругаться.
"Шимановский, ты ждал чего-то другого?" — хмыкнул внутренний голос.
Ждал. Что хоть какой-то успех за мной остался. Ну что ж, детка, сначала — так сначала. Я терпеливый.
— Ты сама сказала, болтологий, — парировал я, вновь искрометно улыбнувшись. — Знаешь, chica, я сейчас встану и уйду. И ничего не потеряю. Ну абсолютно ничего! — я добавил в голос энергии, чтоб звучало правдоподобно. — Я прекрасно жил и до встречи с тобой и у меня были прекрасные, в смысле основывающиеся на кое-каком опыте, политические взгляды.
Не хочешь, чтобы твой противник стал сторонником — не держу. Но послушать песенку ты же можешь?
— А смысл? — Ее лицо было наполнено победной издевкой.
— Гонорар. Я подберу материал для твоего выступления, ты меня отблагодаришь. Как говорил Аль Капоне: "Бизнес, ничего личного, детка!"
— А бизнес можно делать и с политическими противниками, — потянула она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Кто такой Аль Капоне?
— Именно это и делает твоя мать, — искрометно улыбнулся я, опуская ее вопрос. — Бизнес с противниками. И даже врагами. И все остальные главы кланов. И вообще все вы, чертовы буржуи. Или, скажешь, нет? — Я вернул ей ехидную улыбку. — Нет. Ну, а раз так, чем я хуже?
Пауза. Ее лицо удовлетворенно вытянулось. Кажется, она обожает играть в шпильки.
— Ладно, несогласный. Так и быть. Я тебя выслушаю. "Бизнес есть бизнес", давай свою запись!
Я достал из кармана капсулу — плод напряженнейшей работы всей ночи… Двух ночей. И протянул ей. Она пересела за пульт, из-за которого ушел парень в розовом, куда-то ее воткнула. После чего на всплывшем виртуальном меню нажала запуск.
Да, я подобрал ей песню. Не особо известную (возможно, не особо известную в наши дни, за прошлое не скажу), но очень и очень… Даже не знаю, как сказать.
Песня шла по нарастающей. Первая часть — спокойная, лирическая. Затем композиция набирала обороты; в голосе вокалистки и появлялась энергетика, распиравшая во все стороны. Финалом был порыв, ураган, способный разметать вокруг все на свете. Голос для этого порыва требовался высокий и сильный, и лирическое сопрано ее высочества подошло бы как нельзя лучше.
— Это ретро, — произнесла задумчивая Фрейя после окончания. — Не подходит. И язык староанглийский. Мне нужно что-то посовременнее.
— А зачем? — Я пожал плечами. — Смысл? Песня сильная, у меня ассоциируется со взрывной волной. Эмоциональная. Если у тебя хватит эмоций ее вытянуть… Не голоса, эмоций, — уточнил я. — А язык… Мне кажется, современный английский ты знаешь, должна знать, а значит, выучишь и этот. И вообще, какая разница, на каком она языке и в каком стиле?
— Это Венера, юноша! — покачала она головой, покровительственно скривившись. Дескать, я, дурачок, не понимаю очевидные вещи.
— Ты выделишься, — парировал я, стараясь сдержать порыв изнутри. Достало, что она с первой минуты смотрит сверху вниз. — С этой вещью тебя запомнят, и значит, оценят. На испанском или португальском будут петь почти все, и выделиться там не так уж просто. Подумай.
— К тому же, это лишь изначальная версия, — привел я второй аргумент. — И ее можно очень даже неплохо доработать. Вот смотри…
Дальше, активировав свою музыкальную программу, я продемонстрировал, как увидел вчера, что можно с песней сотворить. Где добавить, где убавить. Там поколдовать с ритмом, а тут изменить звучание…
— …Можно даже перевести на испанский, — закончил я. — И получится вполне себе современная вещь. С прежней, отменной энергетикой, хоть и без изюминки.
Она слушала внимательно, и по лицу видел, песня ей нравилась. Но когда закончил, скривилась и выдавила вердикт:
— Нет, Хуан. Спасибо, но это не то, что мне нужно. — Вытащила капсулу и протянула назад. — Попытка удачная, я твои усилия понравиться оценила, но одна удачная попытка еще ничего не значит. До свидания!
Я поднялся, выдавил из себя ироничную ухмылку.
— Скажите, ваше высочество, только честно. Вам не понравилась песня, или же то, что ее принес не нравящийся вам человек?
По ее равнодушному, но одновременно надменному лицу было видно, что упражняется в колкостях она всю жизнь, и не мне с нею тягаться.
— Я рада, юноша, что вы все понимаете. Всего хорошего!
Ну что ж, я пытался.
Сжав капсулу в руке, вышел в коридор. Жанка бросила подбадривающий взгляд, но ничем помочь не могла.
— Дура! — произнес я, оказавшись по эту сторону двери. Парень в розовом, который, естественно, никуда не уходил, вздохнул и покачал головой.
— Не стоит разбрасываться такими словами ЗДЕСЬ, muchacho.
— А я ее не боюсь, — покачал я головой. — Я республиканец. Что, у нее совсем тяжко с материалом?
Парень вздохнул снова.
— Совсем.
— Значит, все-таки дура.
* * *
Как ее зовут точно, Мерелин, или Мередит, не помню. Помню только, что имя североамериканское и на "М". Певичка хоть и не из самых популярных, но известная, в сети ее как-то слушал. Кажется, побеждала на конкурсах, но на каких… В данный же момент было важно лишь то, что ее голос, очень сильный и довольно высокий, идеально подходил для песни, приготовленной мною для некой известной сеньориты.
Ах да, начну сначала. Ввиду того, что Хан отписался, что задержится — на работе, за которую сейчас зацепился, у него проблемы — я шел в буфет, насвистывая, пытаясь взбодриться и поднять настроение. Не то, что бы не ждал подобного исхода от ее высочества, но все равно было обидно. Проходил мимо одного из малых залов, дверь в который была слегка приоткрыта, и откуда доносилась приятная музыка. Ну, и не смог не заглянуть. Не заперто же.
На сцене пел парень. Голос его, сильный, уверенный, жесткий, намекнул, что я зря затеял это гиблое дело — профессиональное обучение вокалу. Ладно, гитара, но петь как он — точно не выйдет.
Но решать не мне, сказали буду обучаться — значит буду. Плененный же магией голоса, я прошел и сел с краю у выхода.
Зал был пуст, лишь у самой сцены сидело шесть человек, представляющих собой высокую комиссию. Именно так, без кавычек — эти люди певшего оценивали, и оценивали серьезно. А серьезнее всех это делал дон Бернардо, сидевший в центре. Комиссии на мой приход было плевать, они даже не обернулись; остальным нескольким человекам, парням и девушкам, хаотично рассредоточенным по залу, было плевать тем более, и я почувствовал себя увереннее. Судя по их лицам, они — следующие на прослушивание, а значит, я зашел как нельзя вовремя.
Парень, закончив петь, выслушал ноту нравоучений, что и как не так, что и как доработать. Ушел. Вместо него поднялась одна из девушек, симпатичная, и ее мордашку я где-то видел. Спела что-то зажигательное молодежное, "для девочек". История с критикой повторилась, она спела еще, похожее, но иное. Теперь критики стало меньше, и, как я понял, песню утвердили.
После поднялась еще одна сеньорита, вновь история повторилась. Тем временем Хан сбросил второе сообщение, что прийти не сможет совсем, и я отправил запрос благоверной — встретиться. Перед Кареном и Фудзи извинюсь, но другого времени для этого не будет — ввиду репетиций и занятий через день, увалов в корпусе мою персону лишили. А с этой выдрой надо налаживать контакты, устанавливать мосты. И в первую очередь обсудить, как она сможет помочь мне в щекотливом деле — рассказу о них, о ней и сестре, моей маме. Потому, как мама меня убьет, и это меньшее, что может сделать.
Само собой, если Марина сподобится и ответит хотя бы в течение часа, это будет большой успех. Обычно она меня показно игнорит значительно дольше. Так что время было, и я слушал дальше, получая удовольствие, заодно впитывая атмосферу помещения, дух процесса, так сказать. Члены комиссии, кроме самого дона Бернардо, выглядели людьми молодыми, некоторым не было и сорока, но опытными. Волками шоу-бизнеса. Посмотреть на их мимику, на поведение, жестикуляцию стоило — чтобы знать, кто такие и что из себя представляют. На будущее пригодится.
Тем временем поднялся еще один парень, со слащавым, но красивым голосом. Вот такого бы Карену в группу! Но вид у этого камаррадо был серьезный — на кривой ламе не подъедешь! Связываться с "порожняком" вроде "Алых парусов" подобный не станет.
За ним был еще один. И еще. И еще сеньорита…
Особенно мне понравилась именно эта девушка, выступавшая предпоследней. Я почти вспомнил ее имя — то ли Мерелин, то ли Мередит. Черты лица у нее были европейские, на североамериканку она тянула легко, но вот пела по-испански, и диалект при этом был ну совершенно венерианский! Только внешность гринго, что на мой взгляд неправильно. Какой смысл брать такой псевдоним, если в материале нет ни одной североамериканской изюминки?
Но главное, мне понравился ее голос. Кажется, эта сеньорита победила в известном песенном конкурсе, и это хорошо — выскочки без голоса в конкурсах не побеждают. Голову сразу посетила предательская мысль: "Ванюш, а что, давай, а?!"
На что я сам себе попытался возразить: "Camarrado… Оно как-то некрасиво будет!"
Но голос был неумолим:
"Некрасиво, красиво… Muchacho, ты ДВЕ НОЧИ сидел над этой гребанной песней! Просто так, ради глупой идеи на пять минуточек заскочить в аппаратную к ее высочеству! Отметиться! А тут, если выгорит, и песня не пропадет, и достанется людям, которые смогут (хотелось бы) ее оценить. А если сильно повезет, и деньжат подбросят"…
В звукозаписывающей ее высочества я был неискренен, про деньги фантазировал. Но что, если агентам, подкидывающим материал, и правду полагается несколько звонких центаво?
"Ага, тридцать сребреников", — хмыкнул этот camarrado. Сволочь!
Дон Бернардо остался выступлением этой Мередит (Мерелин?) недоволен. Разнес ее в пух и прах, после чего высказал что-то некому Пако, сидевшему рядом. Лощеному такому невысокому типу пи… Хм… Мужеложеского вида, с длинной курчавой гривой, как у льва и бегающими глазками. Я не вслушивался в суть претензий, лишь отметил про себя, что эту песню дон Бернардо не взял.
Как и следующую.
К третьей отнесся с пониманием, скривился, но я чувствовал, был не в восторге.
Суть его претензий сводилась к тому, что с голосом этой девочки можно найти что-то получше, посложнее. Что-то серьезное, а не "этот шлак". С намеком, что это косяк самого Пако.
Лощеный тип махнул девушке, мол, свободна, заняв свое место в рядах комиссии. Та угрюмо спустилась в зал и вышла, пройдя мимо меня, одарив мимоходом ничего не выражающим взглядом. Я про себя усмехнулся — а как же! Всем хочется на концерт!
"Давай, придурок! Пошел!" — рявкнул внутренний голос, и я не усидел. Когда дверь захлопнулась, вскочил и побежал следом.
— Сеньорита! Подождите! — крикнул ей, выбежав в коридор. Она не успела уйти далеко, обернулась.
— Вы мне? Чем-то могу помочь?
— Да. — Я кивнул, остановился, машинально достал из кармана капсулу. — У меня есть материал. Необычный, но хороший. Готовил его для одной сеньориты… Но она от него отказалась.
— И что? — нахмурилась девушка, но за показной грозностью я прочел засиявшее в ее душе солнце надежды.
— Хочу этот материал выгодно продать, — завершил я фразу обезоруживающей улыбкой.
— Я не решаю такие вопросы, — покачала она головой, напрягаясь. Внутри вся собралась, словно пружина.
— Понимаю, кивнул я. — Но вы можете оценить материал, после чего мы будем разговаривать с тем, кто решает. — И снова улыбка. — Мне показалось, или это ошибочное впечатление, что вашего Пако фиг "кинешь"? Что он и сам "кинет" кого угодно?
Только после этих слов девушка расслабилась. Что ж, отсутствие ответственности — великая вещь! Кем бы я ни был, если это развод — это проблема Пако, а не ее.
— Пошли, — махнула она и быстро-быстро двинулась по коридору в обратном направлении.
Через несколько минут мы оказались в… Гримерке. На столах, стоящих вдоль зеркальных стен, были навалены какие-то костюмы, ленты, тюки с тряпьем, возвышались непонятные приспособления. Короче, реквизит. И личные вещи — видно, самой Мередит-Мерелин.
— Давай. — Она активировала на панели на дальней стене управляющий контур. Я протянул капсулу, которую она вставила в разъем. Через секунду по гримерке разлилась музыка.
Моя собеседница прислонилась к столу и слушала внимательно. Ее квалификации, чтоб оценить, было достаточно, и это мне понравилось.
— Прикольно! — выдавила она вердикт, когда музыка смолкла. — Но смущает язык. Это… Английский? — Она нахмурилась. Да, девочка явно не гринго.
— Английский, — кивнул я.
— И что, этот материал точно свободен? — Луч надежды в ней засиял вновь, и гораздо ярче.
— Говорю же, сеньорита отказалась, — выдал я абсолютно честную информацию с абсолюно честной, хоть и хитрющей улыбкой.
— Кто она?
Я пожал плечами.
— Профессиональная этика. Извини. Хотя ты наверняка ее знаешь.
"Угу, ее вся планета знает, — пробормотал внутренний голос. — В лицо уж точно".
— Хорошо. — Мередит/Мерелин спустила на глаза вихрь козырька и ткнула пальцем сквозь иконку горящего вызова. — Пако, ты освободился? Зайди в гримерку, срочно. Нет, не поэтому. Я сказала зайди, узнаешь!
В голосе нотки нетерпения. А эта милашка умеет командовать! И что немаловажно, умеет командовать художественным руководителем.
"Интересно, она с ним спит? Или он и правда голубых кровей?"
Но этот вопрос был риторическим и заботил мало.
— Пять минут, — улыбнулась она мне, смахнув вихрь.
За эти пять минут я узнал, что зовут ее Хелена, и выиграла она аж два конкурса, в шесть лет и в восемнадцать. Мерелин (все-таки Мерелин) — ее сценическое имя, которое придумал Пако давным-давно, перед конкурсом (который в восемнадцать). Поет же она с четырех лет. Сама никарагуанка, в смысле дочь переселенцев из этой центральноамериканской страны, но родилась уже здесь. К Северной Америке не имеет никакого отношения. Мой же скепсис насчет изюминок просто не поняла.
Через время дверь открылась, вошел Пако, и я рассмотрел его поближе. Невысокий тип лет сорока с улыбкой слащавого мачо, хитрыми бегающими глазками и шикарной черной курчавой шевелюрой. Одетый в синие шортики, дурацкую гаванскую рубашку с еще более дурацким бордовым галстуком. Судя по цвету кожи, были в его предках представители и негроидной расы, но давно, не одно поколение назад. Мне он не понравился — не люблю хитро…попых (а к нему такой эпитет так и клеился). Но я собирался с ним работать, а не крестить детей.
— Да, моя звездочка, слушаю тебя? — это он Мерелин. Голос высокий, отвратительный. Акцент же… Тип искусственно выработал себе акцент представителя непопулярных в народе меньшинств. Видимо, богема — не народ, тут они значительно популярнее. Мог он говорить и без акцента, но не ставил себе такую задачу.
Судя по характеру — вспыльчивый. Высокомерный. На меня посмотрел сквозь прищур, свысока, как на зачуханного "колхозника". Эпатажность, склонность к истеричности на ровном месте… Его можно было бы читать и еще, но у меня не было на это времени.
— А это кто, звездочка? — перевел он на меня едкие оценивающие глазки. — Твоя подружка? Я эту девочку раньше не видел!
— Пако, этот юноша предлагает мне материал, — криво улыбнулась Мерелин. Она типа побаивалась, несмотря на местами прорезающийся командирский голос. — Хороший материал, я послушала. Оцени!
Глазки "богемона" сузились.
— И зачем этой девочке понадобилось разбрасываться хорошим материалом? Хорошего материала днем с огнем не сыщешь! На вес палладия! И почему именно ты?
Я проигнорировал его "девочку". Вот еще, обращать внимание на всяких 3,14доров! Я здесь для дела, у меня цель, а такие, как он, были и будут всегда. Тем более ЗДЕСЬ.
— Заработать хочу, — ответил я. — У меня качественный материал, у вас деньги. Ваши деньги перейдут ко мне, ваша же "звездочка", — кивок на Хелену-Мерелин, — на дне школы выступит замечательно, лучше всех, и все вас за это будут уважать. Это получите вы. По-моему, сделка обоюдовыгодная! — сделал я вывод.
— А девочка не так глупа! Умные вещи говорит! — заключил Пако. — Действительно, выгода всегда должна быть обоюдной! Особенно обоюдной для нас! — Беглый взгляд на подопечную, после которого последовал едкий смех, вызвавший во мне жгучее желание испробовать его шевелюру на прочность кирпичом. — Ну что ж, давай сюда, послушаем твой материал на досуге!..
Он протянул руку, считая, что я совсем лох. Не спорю, я на него похож — опыта в подобного рода сделках никакого, что сегодня и продемонстрировал. Но опускать меня на уровень неандертальца?
— Не так. Мы слушаем здесь и сейчас, — покачал я головой. — После чего вы выдаете вердикт, подходит вам такое или нет. Если да — продолжим разговор далее. Нет — я ищу другого клиента.
— Настырная девочка! — заявило это чучело. — Как хочешь!
Он развернулся и даже открыл дверь, но его настиг недовольный окрик:
— Пако!!!
Тип замер на месте. Обернулся.
— Пако! Я хочу спеть эту песню!
Вот-вот, обожаю такое состояние в женщинах. Называется "королева стерв". Договориться с такой невозможно — или психануть, или уступить. Глазки пылают, бровки сдвинуты, голос тверже стали. Мегера, медуза Горгона! И главное, если психанешь, не уступишь — пожалеешь. ОЧЕНЬ пожалеешь, такие стервочки могут устроить "сладкую" жизнь.
— Ну ладно, звездочка моя, ради тебя! — сдался этот тип. Закрыл дверь, прошелся назад. Сел прямо на стол, сдвинув костюмы. Картинно вздохнул. Я вновь протянул девушке капсулу.
Слушали молча. И пока играла музыка, Пако преобразился. Вместо эпатажного выпендрежника я увидел "купца", барыгу с сумасшедшей деловой хваткой, знающего, как сделать так, чтобы не прогадать. Он мысленно разложил песню на составляющие, ручаюсь, представил, как будет она звучать голосом его "звездочки", в чем она при этом должна быть одета и каков бизнес-план раскрутки песни. И все это в жалкие четыре минуты звучания.
Однако, как только последний аккорд заглох, передо мною вновь стояло чучело богемной ориентации.
— Она на английском! — недовольно потянул он. Но я отнес эти слова не к возражениям, а к замечаниям. Согласился, подправив:
— Староанглийском.
— Тем более. — Пако подпер подбородок кулаком.
— Не такой сложный язык, — пожал я плечами. — Особенно, если учить на звук. А то и вообще перевести на испанский.
— Не твое дело, куда перевести! — бросил он и я заткнулся. Действительно, судьба песни после сделки меня не касалась, а Пако, судя по всему, решил ее взять. — А что с правами собственности?
— Вещь средневековая. — Я вновь пожал плечами. — Век то ли двадцатый, то ли двадцать первый. Все права, какие были, давно забыты. Я даже имена авторов не нашел.
— И ты даешь песню без прав? — Его глаза взлетели на лоб, сам он ехидно скривился. Да-да, непроходимая тупость, "колхоз", а как же. Знаю. — А если я тебе сейчас скажу "нет", а сам ее возьму?
— Мы все под одним человеком ходим, — покачал я головой, воздев глаза к потолку. — Вдруг ему понадобтся материал еще раз, и вопрос этот всплывет? Оно того стоит?
Нет, оно того не стоило. Где-то "на улице" — возможно. Но не в школе искусств Бернардо Ромеро, где все "свои". Тем более, даже если мне заплатят, то совершенно нерыночный мизер, поскольку "обуть" "колхозника" дело святое. Потеряет Пако сущие центаво, без какого-либо риска.
— Сколько ты хочешь? — покровительственно улыбнулся этот тип, гораздо раньше меня просчитавший ситуацию. Возможно, еще до входа в эту дверь. Я же про себя отметил, что во время торга акцент его исчез, передо мной стоял "купец" и только "купец". Вот что деньги с людьми делают!
— Я не гордый. Стандартную таксу, — честно расписался я в невежестве, не имея ни малейшего представления, какую цену называть. На эти слова улыбнулась даже Мерелин, сохранявшая каменное спокойствие, пока мужчины договариваются.
— Зачем тебе это надо? — прищурился Пако. Насмешка из его голоса исчезла, но подразумевалась. Он как бы демонстрировал, что царь и бог этой ситуации; все видит, понимает, и от его хотения будет зависеть результат сделки. Сподобится ли снизойти, или нет. И главное, он был на сто тысяч процентов в своем праве — у меня на руках кончились не только козыри для торговли, но и вообще карты.
— Я потратил на эту песню две ночи, — честно признался я, нутром понимая, что только признание позволит договорится. Это чучело не лишено своих талантов, одно из которых — чтение людей. И начни я ломать комедию, гнуть пальцы — он просто предпочтет не иметь со мной дела. — Две ночи на стимуляторах! — повысил я голос, понимая, что сработало. Губы Пако расплылись в понимающей усмешке. — А эта сучка отказалась.
Теперь улыбнулась и Мерелин. И тоже покровительственно. Однако, процесс пошел, и шел он в нужном направлении.
— Теперь хочу отдать ее в хорошие руки, — закончил я. — У нее, — кивок на девушку, — очень хороший голос, она хорошо споет ее. А моя… Сеньорита пусть удавится от злости, — сверкнул я глазами. — Она будет в зале, даже если не на сцене.
Пако думал долго. Затем заговорщицки подмигнул — вот она, мужская солидарность:
— Договорились!
И протянул руку девушке. Мерелин вытащила капсулу и отдала ему.
— Вначале я ее проверю на права собственности, — продолжил он. Господи, куда ж акцент подевался?! — Действительно ли так, как говоришь? Если да… Возможно… ВОЗМОЖНО, — подчеркнул он, — я ее возьму. Ну, а деньги… — Его губы вновь расплылись в усмешке. — Занесу потом. Ты же здесь учишься? — указал он себе за спину, имея в виду школу. Я кивнул. — Вот и хорошо.
Переговоры завершились, стороны достигли взаимопонимания, и дальнейшее нахождение в гримерке было бессмысленно. Пако открыл дверь, в которую я быстренько выскользнул.
— До встречи… Влюбленный мальчик! — бросил он напоследок, то ли насмехаясь, но скорее сопереживая. С эдаким барским покровительством: "Вот я когда-то тоже…!".
Во как! Уже мальчик! Прогресс, однако!
Я шел по коридору и насвистывал под нос. Настроение было отличное. Пока разговаривали в каморке, пискнул браслет, благоверная снизошла до ответа, и надо ей перезвонить. Теперь меня ждала дорога — или к очередному госпиталю, где она дежурит, или к крыльцу ее корпуса академии, или же на Симона Боливара 1024. Определимся!
…А не заплатит… Ну и фиг с ней, с песней! Моя награда — ошарашенные глазки ее высочества на финальном прогоне, даже если я их не увижу. Эта мысль грела душу куда сильнее всех денег вместе взятых.
Глава 6
Рок-н-ролл навсегда
Что такое ад? Теперь я это знаю. Увидел. Почувствовал. Окунулся.
Я проклял тот день, когда нога переступила порог этого заведения. И еще больше, когда встретил "Алые паруса" в Малой Гаване.
Мы старались. Парни выкладывались по-полной. Но получалось как в той басне про лебедя щуку и рака. После же титанических усилий результат оказывался… Как говорили римляне, тужатся горы, а родится смешная мышь.
Начнем с меня, ибо во мне была главная загвоздка. Мой голос не соответствовал тому, какой требовался для исполнения предложенных вещей. Вещи были бомбовскими, с этим все согласились, но… Не с моим вокалом. Да, его мне здесь подтягивали, но тембр был не тот, слишком низкий, и элементарно не звучал.
Далее сами парни. Пытаться сыграть "как вот они", попутно переработав, адаптировав материал, оказалось для них задачей непосильной. Если результат труда начинал нравиться Карену, тут же против горой вставал Хан. Нравился Хану — поднимался Карен. В итоге, если и находилось компромиссное решение, в дерьме обоих топил Фудзи, академическим языком доказывая, что оба они те еще гении и ничего толкового не вышло. Потому-то и потому.
Это были нервы, сплошной комок нервов, те дни. Я возвращался на базу как выжатый лимон, и мне впервые НРАВИЛОСЬ возвращаться. А кому не понравится покидать сумасшедший дом, меняя его пусть и на приевшуюся, но понятную и размеренную рутину?
Итак, по итогам недели, то есть трех последовательных репетиций, я пришел к выводу, что затеянная мной авантюра — дохлый номер. Но сдаться, уйти не мог — моя была идея, я предложил. Но парни находились в шаге от того, чтобы послать меня самостоятельно, а заодно и друг друга. Конечно, они потом помирятся, но этим посылом подведут черту — мой первый творческий опыт окажется неудачным. Несмотря на то, что заключался он всего лишь в предложении плагиата, тупого передирания старых вещей под новую реальность. Даже плагиат потянуть я не могу, представляете?!
Возможно, если бы нам кто-то что-то показал, надоумил, этого бедлама бы не было. Мы начинали с нуля, абсолютного, который по Кельвину, и понятия не имели, как надо браться за подобную работу правильно. Парни кое-что могли, обучались в этой школе несколько лет в конце концов, но были заточены под свою музыку, свое направление, и за его пределами банально растерялись. Плюс, как уже сказал, человека, знающего как должно быть "единственно правильно" у нас было аж три, и при этом все трое в большей степени знали "как не надо", чем "как надо".
Но надоумить нас было некому. Парни в школе дона Бернардо существовали на птичьих правах. Дон Бернардо, как старик добрый и позитивный, разрешил использовать одну из вечно пустующих аудиторий, заваленных стульями, креслами и иной мебелью, несущую функцию кладовки, но их творчество его не интересовало.
— Просто он знает о вашей связи с нацами, потому держит у себя под боком, под наблюдением, — высказался я, когда обсуждали эту тему.
Парни замахали руками, грозно зашипели, и я понял, что произносить эту мысль вслух — табу. Действительно, зачем старику эта группа? Только для того, чтоб держать около, по принципу, держи друзей поближе, а врагов…
С другой стороны, парни они неплохие, и находясь под крылом старика, вряд ли окончательно перейдут на дорожку, на которой станут врагами и латинос, и всего государства. Тем более, что ему это ничего не стоит.
В общем, подходила к концу наша третья по счету репетиция с того памятного вечера, когда было принято решение о переформатировании группы. Мы находились в шаге от того, чтобы окончательно переругаться и послать друг друга за орбиту Эриды, и решили сделать очередную паузу. Сходить по нуждам, развеяться, перекурить. Авось полегчает, пока окончательно не перессорились.
Выкурив в туалете ароматную и такую нужную сигарету (инструкторы по физдисциплинам меня убьют, а Мишель выкопает, надругается и убьет еще раз), я задумался, а не решиться ли мне, да не свалить по-тихому? Хотя бы из группы? Насчет остального обучения в школе искусств — дон Бернардо меня не отпустит, как и королева, но хотя бы не буду полоскать парням мозги? Спущусь сейчас, выйду из здания… Сяду на метро…
И ведь ничем помочь им не могу, даже права голоса не имею! В музыке не понимаю, играть не умею. Лады, октавы, диезы-бемоли… Режимы гитары, тонкие настройки и подстройки, от рычания до звучания, будто играешь симфоническую классику…
Играю я только то, что покажут; могу воспроизвести даже очень сложный рисунок (слова парней, не мое бахвальство), но только если меня ему обучить. Ноты же воспринимаю как математические символы; я не слышу их, а вижу в виде формул. И в эти формулы их нужно предварительно подставить — до дифференциального исчисления еще не дорос. Так что на репетициях больше сижу и слушаю, офигевая от споров ребят, от того, как они что-то друг другу доказывают. Понимаю, что делают все методом тыка, проб и ошибок, и это трудный путь — во всяком случае, пока не научатся, не наработают опыт. Но помочь…
Нет, совесть и чувство долга оказались сильнее — ноги на обратном пути в холл не понесли. Вернулся в аудиторию. И сразу почувствовал, что что-то не так.
Парни были здесь, все, сидели на сцене и тихо переговаривались. Но именно переговаривались, и именно тихо, непривычно для последних репетиций. Я резко обернулся.
— Хуан, присядь, — произнес дон Бернардо, сидевший на последнем ряду в темноте. Свет был только над сценой, и то неяркий, в конце нашего зала очень даже темно.
Я про себя выругался — сеньора Лопес была бы недовольна невнимательностью. Глубоко вздохнул, пытаясь представить, чем обязан визиту, ругать меня будет, или хвалить (последнее делать как бы не за что). Подошел, сел.
— Слушаю?
Как-то грубо я. Невежливо. Но с другой стороны, дон Бернардо если и испытывает ко мне какие-то теплые чувства, тщательно их прячет, выставляя маску показного безразличия. Вон, даже Оливию взад-вперед гонял, когда надо было сообщение передать, не удосужился "спуститься" на мой уровень. Так что и ответ закономерен — мне не за что демонстрировать щенячий восторг от общения с ним.
— Она тебя хоть поблагодарила? — Вновь это холодное безразличие. В голосе только информативная составляющая. Что-то вроде: "Хуан, в Сан-Пауло сегодня был дождь?" Варианты ответа: "Да". "Нет". Означающие лишь довод до сведения, каковы сегодня были погодные условия в этом крупнейшем полисе Южной Америки.
Я пожал плечами.
— А должна была?
Он про себя хмыкнул.
— Думаю, стоило бы.
— Это вы так думаете. — И продолжил с жаром:
— Дон Бернардо, я пыль, червяк! Хорошо, что она меня выслушала, это уже достижение!
На сцене разыгрывался спектакль под названием: "Мы ничего не видим, не слышим и нам не интересно". Парни повысили тональность обсуждения, и по лицам было видно, изнывают от любопытства. Дон Бернардо не баловал их вниманием; то есть он зашел ко мне, и это выводило меня в их глазах на новый уровень. Вот только на какой — этот вопрос читался в каждом их слове и жесте.
— И вообще, дон Бернардо, я не нуждаюсь в "спасибах". Ни ее, ни ваших, — зло продолжил я. — Мне вообще от вас ничего не нужно. Ни от кого из вас. Да, я влез в это дерьмо, и буду работать, как ждет от меня королева, но это не значит, что буду позволять во благо ее целей топтать себя. И на любую попытку себя унизить отвечу ассиметрично.
— Тише, тише, герой! — в голосе собеседника зазвенела сталь, но я чувствовал, внутри он улыбнулся. Я ему нравился, как нравится эксцентричному человеку буйство вулкана, первозданная необузданная стихия. — Хорошо, что тебя никто не слышит. — Помолчал. — Хуан, это не игрушки. Лея говорила, объясняла, что на кону?
Я пожал плечами.
— Я это и так понимаю.
— Тогда в чем дело?
— В том… — Я почувствовал, что снова завожусь, и сделал все возможные усилия, чтобы удержаться. Сформулировал:
— В том, что я не буду вашей марионеткой. Не нужно за меня планировать каждую мелочь, каждую деталь. Я буду делать так, как МНЕ хочется, даже если вы посчитаете это неправильным.
— Ваши сценарии не сработают, — помолчав, продолжил я, пытаясь объективно донести позицию, а не выглядеть "яколой". — Просто не смогу реализовать их. Но смогу реализовать свой. И если сделаю в процессе какую-нибудь каку-бяку, кого-то как-то оскорблю, совершу не совсем этичный не всем нравящийся поступок… Я не буду оглядываться на вас. Просто сделаю это, и все.
Дон Бернардо покачал головой.
— Начнем с того, что пока тебе позволяют делать все, что хочешь. Не ограничивают…
— Ключевое слово "пока", дон Бернардо, — перебил я.
Старик вздохнул и… Согласился.
— Тут ты прав. Но должен понимать так же, что на человека, получившего карт-бланш, ложится огромная ответственность. Если провалишься, с тебя будет совершенно иной спрос. Сейчас можно обвинить в чем-то нас, меня и Лею, что не поняли, не подсказали, не подставили плечо… После же…
Я кивнул.
— Я рискну, дон Бернардо. — Повернул к нему голову и почувствовал, как глаза сверкнули. Внутри меня пылал огонь решимости, и в отличие от музыки, в успехе ЭТОГО мероприятия уверенность была. Это вам не октавы с ладами перебирать!
Из груди старика вырвался обреченный вздох.
— Я поговорю с крестницей. Надавлю. Но результат должен быть! — теперь глаза сверкнули у него.
— Будет. — Я еле сдержал улыбку.
— Помощь нужна? — потеплел его взгляд. Я задумался, пожал плечами.
— Если что понадобится — обращусь. Контакты нам, как понимаю, вы и без меня подстроите. А в остальном… Если что — зайду, — повторился я. — Надеюсь, примете меня, пустите в кабинет? Не уподобитесь высокомерной внучке?
Он мог и осадить, но я почувствовал внутри старика слабину. Дон Бернардо мог устроить этот разговор раньше, настроить рабочие отношения. "Снизойти". Но не сделал этого. А сделал только сейчас, когда я отдал песню его крестницы другой.
Хотя старика я не винил и не собирался. К нему, в отличие от ее высочества, я испытывал лишь чувство глубокого уважения. Он мог в моих глазах строить меня, сопляка, ставить на место. В силу возраста и жизненного опыта. Но маленькая богиня под эту категорию никак не подпадала.
* * *
Репетиция шла своим ходом. Вначале присутствие дона Бернардо, пересевшего на первый ряд и внимательно нас слушающего, напрягало. Но постепенно все расслабились — старик не вмешивался, только смотрел. Дело все так же не шло, но теперь, ввиду присутствия высокого гостя, орать друг на друга было некрасиво. Приходилось договариваться, упражняться в красноречии, что градус накала существенно убавило. Под конец даже начало что-то выходить. Не торт, но результат удовлетворил и Хана, и Карена, и даже Фудзи. Во всяком случае, в первом приближении.
— Разрешите? — Когда мы закончили и облегченно вздохнули, дон Бернардо поднялся на сцену. Мы уж было и забыли про него — за все это время он не проронил ни звука.
Хан отдал ему гитару, старик быстро поколдовал в настройках и издал звук… Вот вроде бы тот же самый, но совершенно иной.
— Вы, детки, неправильно взялись за дело. Пытаетесь играть рок-н-ролл, прогнав его через призму нашего восприятия. Нашего времени, нашей культуры.
Карен попробовал что-то возразить, но дон Бернардо лишь слегка сощурился, и возражение застряло у него в горле.
— Хуан, знаешь это? — заиграл он, вновь поколдовав в точных настройках. Звук получился мелодичный, но скрипучий; звонкий, но грустный. Слегка трагичный, но в то же время какой-то жизнерадостный, обнадеживающий. И это та же самая гитара, которой все дни на моей памяти оперировал Хан!
— Знаю, — кивнул я.
— Тогда пой.
— Но…
— Никаких но! — Старик сверкнул глазами, и мой протест так же застрял в горле. И когда он зашел на второй круг, из меня полились слова, которые я старательно выводил, пытаясь не сфальшивить:
There" s a lady who" s sure
All that glitters is gold
And she" s buying a stairway to heaven.
When she gets there she knows, if the stores are all closed
With a word she can get what she came for.
Ooh, ooh, and she" s buying a stairway to heaven…
Кивок. Все правильно, работай дальше. И я продолжил…
Нет, конечно, фальшивил — куда ж без этого. Я уже говорил, в том числе дону Бернардо, что это не мое. Но центром вселенной на эти десять минут стал не я, а он. Его гитара. Его пальцы, бегающие по ладам, выдающие ТАКОЕ, что пацаны, окружив его, пораскрывали рты и боялись произнести слово, дабы не спугнуть волшебный миг, повисший над сценой в этот момент. Потому, как после нескольких лирических куплетов начался соляк, и сеньор Ромеро наглядно продемонстрировал, что не зря дважды становился лучшим гитаристом планеты. А так же, что так просто это звание не дают; его надо заслужить, и для этого играть нужно… Как бог, не хуже!
После соляка, был мой черед "идти на повышение". Я не оробел, и вложил в голос всю энергию, на какую был способен. Но этого было мало — концовку я банально не вытягивал. Там требовался совершенно иной голос, повыше и посильнее моего. Хотя…
Нет, не мое. Но я честно пытался.
Все. Гитара дона Бернардо смокла. И лишь спустя несколько долгих секунд парни очнулись, одновременно забросав старика кучей вопросов. Глаза их горели, и ручаюсь, теперь они готовы были продать душу дьяволу, но довести наш проект до ума. Тихонько сбежать уже не получится.
…Но я больше и не рвался. Я вдруг понял, что все у нас наладится. Главное желание.
Конечно, это не просто так, помощь дона Бернардо. Это его аванс в наши с ним дальнейшие отношения. Таким незамысловатым образом он покупает меня, сажает "на иглу" — я больше не смогу жить, как прежде, как и пацаны. Звучит грустно, но на самом деле я не жалел — оно того стоило.
Старик вскинул руку. Парни моментально замолчали. Вторая его рука тем временем вновь подкрутила что-то в настройках, и гитара издала совершенно иной звук. Более жесткий, агрессивный, но все еще мелодичный.
— Эту вещь знаешь?
Я вновь кивнул. Ее мы с парнями не прогоняли, но слушал я много чего. В корпусе было достаточно для этого времени. И практически сразу вступил — проигрыш согласно моей памяти был небольшим.
One day in the year of the fox
Came a time remembered well
When the strong young man of the rising sun
Heard the tolling of the great black bell
One day in the year of the fox
When the bell began to ring
Meant the time had come
For one to go to the temple of the king
Песня очень красивая, мелодичная, и старик, играя ее, аж зажмурился от удовольствия. И если бы не мой голос, который все портил, было бы здорово, просто сногсшибательно! Но он не слышал меня, словно не замечал. И я старался не подвести, выкладывая все, отмерянное природой.
…Соляки. Вживую они выглядели просто потрясающе! Память выдала информацию, что то, что играет старик, немного отличается от слышанного оригинала, но хуже от этого вещь не стала. Пальцы дона Бернардо словно плясали танец — гипнотизирующий, завораживающий. И если бы не сверхскорость, в некоторые моменты я мог бы не уследить за ними — слишком быстрые и профессиональные движения.
Завершив круг и выдержав паузу, мы синхронно зашли на последний куплет. Он играл тихо-тихо, будто боясь кого-то вспугнуть; я вторил ему, перейдя едва не на шепот. После энергетики сольной части, это "раздавило" слушающих, то есть находящихся рядом с нами парней.
Финал. Овации. Больше парни ничего не пытались сказать или спросить, лишь выказывали искреннее восхищение. Я увидел в их глазах новую установку для смысла жизни — суметь играть не хуже. Что ж, это более нужная установка, чем участие в проектах ультранационалистов Обратной стороны. Удержать их от глупостей старику вновь удалось, и вновь не вложив в это дело ни центаво.
— Дон Бернардо, вы же понимаете, что это не мой диапазон. Не для моего голоса. И что… — начал я, но был перебит:
— Так, цыц! — вскрикнул старик, и на сцене воцарилась тишина. Он в молчании прошелся взад-вперед по сцене, о чем-то думая, затем сложил руки на груди и начал говорить, подводя итог наблюдениям:
— Карен, мне искренне жаль, что по общей теории я поставил тебе удовлетворительную оценку. Ничего ты не соображаешь в музыке, как ни пыжишься.
— Амирхан, — взгляд его уперся в следующего участника "Алых парусов". — С тобою понятно, тебе зачли экзамены потому, что ты хорошо играешь. Причем на моей любимой гитаре. Но почему ты здесь и сейчас забыл об этом?
Хан виновато опустил голову.
— В общем, первое. Вы неверно подобрали диапазон для Хуана. Карен, твой косяк. Можно сделать все то же самое, но на октаву ниже. И вот что получится.
Он снова поколдовал с настройками и выдал вещь, которую мы старательно репетировали, но только так, как она должна была бы звучать в результате наших изысканий. Ключевое слово здесь "бы".
— Видите, то же самое, но ваш вокалист теперь ее сможет потянуть. Мы над этим еще поработаем, пока остановимся на этом.
Далее. Парни, зачем вы вообще адаптируете рок-н-ролл? Его прелесть в звучании. Старинном, дерзком, свободном. Вам что, мало современной попсы? — губы старика презрительно вытянулись.
Пацаны виновато опустили головы. Я решил вступиться:
— Это моя идея. Мы решили создать что-то вроде ретро-ансамбля… И…
— Нет. — Старик покачал головой. — Твоя идея — возможно. Но вина — не твоя. Эти олухи сколько лет учились в моем заведении? — Он окинул троицу моих компанейро цепким взглядом, от которого те были готовы провалиться сквозь землю. — Сколько, Карен?
— Значит так, — дон Бернардо снова заходил по сцене. — Мне нравится идея. Старый добрый рок-н-ролл, рок-н-ролл навсегда. Это именно то, что взбодрит нашу уважаемую публику, даст ей толчок для восприятия остального материала. Я беру вас на концерт дня рождения школы.
Лица парней резко вытянулись, в глазах же заплясало отражение смешанных чувств: страха перед уровнем мероприятия, боязни "лажануться", неверием в серьезность слов дона Бернардо и надеждой, что это все-таки правда.
— Да-да, не смотрите на меня так! — с улыбкой продолжил старик, сознавая, какую только что взорвал бомбу. — Вы выступите не в программе, а перед нею. Перед самым концертом, перед началом. Как апперитивчик. Вас даже объявят постфактум. Вот представьте, сцена. Гаснет свет, занавес открывается… И там тоже темнота. И вдруг начинается музыка…
Он издал три аккорда, от которых я поморщился. Затем еще и еще. Я поморщился снова, чувствуя приближение пушистого полярного лиса.
— Вот, Хуан знает эту вещь, — усмехнулся старик. — Не так ли, мой мальчик?
— Дон Бернардо, пожалейте меня. ЭТО я не вытяну!..
Его губы тронула покровительственная усмешка.
— Вытянешь. Куда ты денешься!
Его глаза полыхнули, и в них я прочитал уверенность идти до конца. То есть, сеньор Ромеро уловил прекрасную, улетную идею, и сделает все для ее реализации. Даже если придется меня запытать на репетициях. А если умру — воскресит и заставит спеть мой труп. Потому, что этот человек всегда идет до конца. Уж во всяком случае в вопросах своего бизнеса, который для него не просто бизнес.
— Я уже сказал, я займусь вами. Играть парни будут ниже, как — будем посмотреть в процессе. Основную партию ты потянешь. У тебя хорошая энергетика, ты поешь так, что тебе поверят. Даже я тебе поверил! А для высоких партий у нас есть… — Глаза его нашли лидера нашего коллектива. — Да-да, Карен, не смотри на меня так. Ты будешь на высоких партиях, вытягивать Ваню. В качестве бэка. И все у вас получится. Амирхан?
Он обернулся к нашему дагестанцу, который непроизвольно вжал голову в плечи.
— Амирхан, с тобой поработаем отдельно. С тем, как ты играешь сейчас, я удивлен, что ты вообще еще не забыл, что такое гитара. — Старик подмигнул, Хан же еще раз поежился. — Твоя партия самая сложная, и сыграть ее надо на тысячу двести процентов. Будем делать из тебя человека!
Дон Бернардо вздохнул и вновь обернулся ко мне.
— У тебя будет вторая гитара, Хуан. Без второй гитарной партии обойтись не удастся, пробовал. Не то. Так что крепись. Но с другой стороны, партия будет не самая сложная, осилишь.
— Дон Бернардо, меня больше беспокоит вокал… — промямлил я, только сейчас окончательно сознавая, что это не шутка.
— Я же сказал, займемся им, прямо завтра.
Он отошел на несколько метров и окинул взглядом разу всех нас.
— Значит так, парни, объявляю мобилизацию. Если у вас есть какие-то дела за воротами — отложите их на неделю. Если отложить не удастся — скажите мне, я попытаюсь все устроить. Это я про работу, — встретился он взглядом с Ханом, который вновь опустил голову. Видно, что-то было, и эти двое знают, о чем речь. — Хуан, следующая репетиция ЗАВТРА, — теперь его глаза сверкнули в мой адрес. — И будут проходить КАЖДЫЙ ДЕНЬ, с утра до вечера. Твоим… Наставницам сообщу сегодня же, насчет этого можешь не беспокоиться. Отпустят, куда они денутся.
— Наставницам? — услышал я шепот Карена.
— А пока давай прогоним первый раз, — коварно улыбнулся он. — А парни послушают, что мы вообще задумали такое.
Он заиграл вступление. Действительно, вещь бодрящая, и это сказано слабо. Текст этой песни совершенно непонятный, о каком-то событии местного средневекового значения. Но кто в современном мире знает английский? А мелодия… Для апперитивчика серьезного, но неформатного концерта будет в самый раз, чтоб разогреть и взорвать толпу перед "основными блюдами"
Но насчет "мы" он, конечно, погорячился. Задумал эту бяку он и только он. И что-то мне подсказывало, ее высочество к этой задумке не имеет никакого отношения. Это можно было понять по глазам сеньора Ромеро, по тому, как они горели. Искренним ностальгическим огнем. Он хорошо знал это музыкальное направление, и великолепно играл многие его вещи. И уж не с помощью них ли признавался в любви своей первой жене, королеве Катарине, в годы далекой и бурной молодости? Ведь что я знаю об этом человеке?
Но то, что он внутри бунтарь, теперь знаю. А значит, есть шанс, что мы поймем друг друга, как бунтарь бунтаря.
Я вступил. И, кажется, впервые за сегодня получил своего исполнения удовольствие. Все наладится, все будет хорошо!..
We all came out to Montreaux
On the Lake Geneva shoreline…
…Smoke on the water
And fire in the sky…
Глава 7
Укрощение строптивой (часть 3)
Кажется, я что-то писал про ад? Забудьте, я вас обманул. Не из подлости, по незнанию. Ибо только когда начались ежедневные репетиции, более похожие на пытки, осознал, что наши перепалки с пацанами — ничто, детский сад. Потому, как настоящая преисподняя это нечто совершенно, совершенно иное!
Это когда тебя дрючат, в полном смысле слова. Придираются к малейшей неточности, к малейшему сбою. Улыбнулся не так? И к этому тоже придираются!
— Хуан, если ты собираешься выходить на сцену с таким же кислым лицом — лучше удавись. Удавись, потому, как живого тебя я достану из под земли! — заявил мне на первой репетиции дон Бернардо. И поверьте, это была самая невинная придирка.
Начали заниматься мы поздно, часов в десять. Лимитирующим фактором выступил Хан, решавший вопрос с работой, но судя по его кислому лицу, так и не решивший. Дон Бернардо загадочно улыбался, и я понял, решить проблему после выступления он ему поможет. Причем не в первый раз.
До полудня разучивали материал как таковой, причем ненавидеть "Дым над водой" я начал практически сразу. После прервались на перекус и приступили к прогону по партиям. Дон Бернардо знал эту вещь в совершенстве, под его направляющей рукой нужно было только успевать усваивать. Потом вновь передохнули и собрали все наработки до кучи, вместе. И, наконец, взялись за меня.
Сил у вашего покорного слуги на тот момент почти не осталось — предыдущие этапы буквально высосали из меня все соки. Но старик Ромеро был непреклонен, и, проговаривая про себя нечто совсем нецензурное, я раз за разом выполнял, что он требовал, пытаясь на самом деле сделать так, как он говорит.
Чем-то он напомнил мне наших сеньорин-офицеров, такой же безжалостный бескомпромиссный подход, но были и отличия. Он был все же… Добрее. Строгий, да, но такого показного человеконенавистнечества, как в наших сеньоринах, я не чувствовал. Конечно, и они на самом деле не такие уж мегеры, со временем я это понял, но в первые месяцы обучения ТАМ ощущаешь себя брошенным среди пустыни — никто не поможет, не подскажет, все враги, а до края оной пустыни пилять и пилять. Здесь же старик помогал, не оставлял тебя наедине с проблемой: "Выпутывайся как знаешь, желаем удачи!". И это подсознательно зарядило меня в его отношении на позитив, несмотря на всю непоказную строгость.
А еще… Еще в общении с ним я не чувствовал того подленького червячка, который грыз изнутри все время, что находился в корпусе. Что тогда, почти год назад, что сейчас. Грыз и шептал: "Они все бабы, Хуан! Ты позволяешь командовать собой каким-то… Отверстиям!" Нет, мужской шовинизм никогда не был для меня проблемой, я изначально знал, в какой омут прыгаю, но…
…Но совсем без червячка не обошлось.
Закончили мы часов в десять вечера. Еле шатаясь на ногах, я вышел на улицу, где передо мною тут же тормознула машина легкокупольного класса, из которой вылезли Сестренки, затащившие меня внутрь.
Ехали быстро. По дороге они меня о чем-то спрашивали, что-то рассказывали, доводили до сведения последние новости. Что-то про Мишель и приказ насчет меня. Я старательно кивал и заснул прямо в салоне.
Проснулся у себя дома. Мама уже приготовила завтрак. Мия плескалась в душе, Розита валялась на постели, расстеленной прямо на полу рядом с моим домашним терминалом и никуда, в смысле на развод, не торопилась. То есть, их ко мне прикомандировали, для наблюдения и поддержки. Что ж, неплохо!
Вкратце рассказав обрадовавшейся новостям маме, что к чему, подождал, пока обе эти выдры прихорошатся, после чего мы вновь помчались в Школу. Именно так, с большой буквы.
По дороге Сестренки на автопилоте пытались додремать — видно, в отличие от меня, легли поздно, шушукались с мамой. Я был не против и занялся самокопанием, раскладкой мыслей по полочкам.
Итак, почему дон Бернардо пошел на этот шаг, взял нас в концерт? Хитро…попые планы? На первый взгляд да. Но с другой стороны, судя по тому, как он изначально относился ко мне и к проекту крестницы, я был для него неизбежным злом. В котором он помогал, поскольку был вынужден, как член семьи. Да, присматривался, стоит ли помогать добровольно, на совсем ином уровне, или оставить как есть, но так сделал бы на его месте любой умный человек. И…
А вот это "и" мне не нравилось. Ибо я чувствовал, он еще не решил, помогать ли мне. Я остался для него ровно на том уровне, на каком был в момент, когда он вошел в зал поговорить по душам, пристреляться. А концерт… Это действительно чисто творческий проект. Мы, я и парни, можем воспользоваться его помощью, чтобы научиться работать с материалом и в дальнейшем стартовать не с пустого места, но это не благотворительность. Это наша оплата за участие в ЕГО концерте, ЕГО проекте. Не материальная, но деньги нам (пока) особо и не нужны.
Так что я чист перед доном Бернардо. Ничем ему не обязан, ничего не должен, как и он мне. План укрощения ее высочества сам по себе, а творчество — само.
Эта мысль одновременно и радовала, и озадачивала. Радовала тем, что я не люблю быть кому-то что-то должен. Озадачивала же потому, что старика Ромеро хотелось бы видеть в друзьях. Или хотя бы в союзниках. Слишком уж надоели эти сеньорины-командиры, глубоко в душе хочется работать с нормальным искренним человеком, да еще мужчиной. Он, конечно, тот еще фрукт, интриган с опытом, но в нас много общего, и кому, как не двум бунтарям, понять друг друга?
