Глава 3 Укрощение строптивой (часть 1)

* * *

Я постучался и медленно вошел. Она больше не ревела, просто лежала, обняв подушку. Присел на край кровати, посмотрел на пол. Тот самый пол, на который свалился с того самого края. Да-да, вот так банально закончилось сумасшествие, напавшее на нас каких-то полчаса назад — я свалился со своей узкой пролетарской кровати. После чего медленно отполз, судорожно пытаясь взять тело под контроль, и ретировался в кухню. Сбежал под ее визгливый крик, чтобы вернулся.

Роль Его Величества Случая в моей жизни сложно переоценить — слишком многим я обязан сказочно невозможному сочетанию факторов. Но падение с кровати?..

— Мерседес… Можно тебя так называть? Хотя бы сейчас, пока никто не слышит? — провел я ей ладонью по волосам.

Девушка кивнула.

— Ты дорога мне. Очень дорога. Я порву за тебя кого угодно…

— Но любить — не любишь. — Она подняла глаза, в которых читалось спокойное восприятие неизбежного. — Не думай, я знала, что ты это скажешь. Я вообще не понимаю, зачем тебе открылась. С самого начала ведь было все понятно… Нет же!..

— Я дура, да? — она села, ее в момент повлажневшие глаза зло сверкнули. Но злилась она на себя.

Я подсел поближе и притянул ее к себе.

— Нет. Ты — женщина. А для женщины это естественно.

Она хотела что-то возразить, но не стала.

— Обещаю, что стану тем мужчиной, которого ты ждала всю жизнь, — прошептал я, чувствуя, что сейчас только эти слова могут быть услышаны. — Буду защищать тебя и от бога, и от черта, и ото всех, до кого смогу дотянуться. И от тех, до кого не смогу тоже, хоть придется повозиться. Веришь мне?

Она подумала и кивнула.

— Но это не любовь, глупенькая.

— Но все это время… Хуан, я видела, как ты на меня смотришь! Видела, как реагируешь в дУше, даже сейчас. Как ревнуешь. Я специально делала так, чтобы ты злился, и ты злился. Неужели совсем-совсем ничего?

Я продолжал нежно гладить ее волосы.

— Не то, чтобы ничего. Что-то есть. Но… Не то.

Из груди вырвался вздох.

— Не вини меня, Мерседес. Ты мне нравишься, я ни за что не отказался бы от тебя при иных обстоятельствах… Но давай будем честными?

— Хуан, эта белобрысая сука тебя недостойна! — воскликнула она, вжимаясь мне в плечо. — Ты не представляешь, какая она тварь!

— Она меня искала, — возразил я. — И почти нашла. И здесь была, — окинул я рукой комнату.

— Все равно. Она подлая тварь, которая думает только о себе. И эта!.. Которая инфанта!..

— Все, закончили! — я добавил в голос стальных ноток, отстранил ее и пронзил тяжелым взглядом. — Мерседес, я сказал, все, что хотел, и ты меня поняла! Предлагаю не мусолить тему, ни к чему хорошему это не приведет — мы только поссоримся. Поговорим утром, когда успокоимся и остынем. Спокойной ночи!

Я встал и пошел к выходу. Она пробормотала растерявшимся голоском ответное: "Спокойной ночи!", — но вид у нее был жалкий. Актриса в ней была возмущена тем, что ей не дали проявить себя, не дали показать очередной акт концерта с эмоциями, плачем, уговорами и утешением. Я совершил преступление, невообразимое по тяжести, причем с легкостью истинного разбивателя сердец…

…Однако концертов на сегодня достаточно.

Выходя, я хлопнул ладонью панель отключения света, не трогая искина.

Уснуть не получалось. Начинало светать — огни купола за окном засияли ярче. Скоро они доведут до сведения аборигенов Венеры, что в далеком-далеком Каракасе начался день, и им тоже пора вставать. Но несколько часов отдыха у обывателей еще осталось.

Сегодня был слишком тяжелый день, на меня свалилось слишком много разнообразной информации, чтобы пытаться бороться с бессонницей. Потому я и не боролся, а лишь лежал в маминой комнате на кровати, смотрел в потолок и думал. Перебирал в голове все, что случилось, все, что узнал, начиная от тайн королевского двора с модифицированными генами моего исчезнувшего предка, и заканчивая этой взбалмашной девчонкой, у которой в черепной коробке творится черти что. Нет, я понимал ее, слишком долго хранить секреты сложно — на психике остается отпечаток. В один миг груз начинает давить так, что сметает любые коконы защиты. Причем любой, не обязательно связанной с секретом. И эмоции, бывшие до поры под контролем, начинают рваться наружу, добивая и доламывая остатки этих барьеров, доводя до состояния, когда человеку плевать. Когда он способен на все.

Влюбленная сеньорита, скрывающая большую и важную тайну, подвергшаяся тяжелой психологической нагрузке…М-да, день сложный не только у меня.

Как быть дальше? Что делать? Кого выбрать, и стоит ли кого-то выбирать?

Перед глазами плясали всполохи черного пламени — это Бэль танцевала в своем невесомом искрящемся платье.

…И руки лапающих ее бандитов. И крик отчаяния, когда телохраны запихивали ее в машину. Департамент, это были люди ее высочества — все встало для меня на места.

…И ее приезд сюда. К маме. Вкупе с разносом школы в моих поисках.

"Она — богатая кукла, жаждущая получить красивую игрушку. Готовая пожертвовать ради игрушки многим, но лишь ради того, чтобы иметь игрушку в СВОЕМ доме."

"Но готова ли она ради тебя на все? Готова ли порвать с прежней жизнью? Готова ли поставить на кон титул и происхождение, и защищать тебя до последнего вздоха?"

Из груди вырвался тяжелый вздох. Решать такие задачи голова отказывалась.

Фрейя? Ее я не знаю совсем. Получится ли с нею хоть что-нибудь? Стоит ли пробовать, когда перед глазами танцует совсем другая девушка? Простит ли эта другая попытки "подъехать" к ее сестре?

Выстрел будет только один, и мне нужно умудриться не только не промахнуться, но и вовремя выбрать правильную цель. ВОВРЕМЯ, так как протянув резину даже на чуть-чуть…

И еще Паула с ними. И тоже, блин, принцесса!..

…Но которую я совершенно не люблю, как бы тепло ни относился. Люблю, но НЕ ТАК, как Бэль. Она мне именно боевой товарищ, больше чем друг. Соратник, потенциальная любовница, мудрая советчица, от которой нет секретов… Все перечисленное вместе взятое, наконец! Она для меня — ПАУЛА, огненный демон! Нечто большее Большой Любви! Но одновременно совершенно иное. И никак не будущая жена.

В комнате послышалось шевеление — кто-то вошел, не зажигая света. Кто — догадаться не сложно. Я не реагировал. Вошедшая присела на край кровати, которая была немного шире моей. Посидела, видно, раздумывая, что делать дальше. Я открыл глаза, решив не выпендриваться.

— Не спится?

Больше она не раздумывала. Словно кошка запрыгнула, усевшись сверху. Наклонилась, разлегшись на моей груди. Губы ее застыли в сантиметрах от моих, лицо же обдало горячее дыхание. Одежды на ней не было, как, впрочем, и на мне.

— Я решила уйти из взвода, Хуан. Не смогу больше жить ТАК!..

Мимолетная пауза, и ее губы коснулись моих. Я не сопротивлялся, но и не помогал — в этот раз выдержка и самоконтроль не изменили. Когда она оторвалась, бегло спросил:

— Мерседес, ты понимаешь, что за этим последует? Сможешь ли "не так"?

— Я буду бороться за тебя, Хуан! — последовал высокопарный ответ. — И еще, если ты сейчас меня оттолкнешь, наживешь врага. Который будет мстить тебе до конца дней.

Снова долгий поцелуй, но больше головы я не терял. Решительная девочка. Авантюристка до мозга костей… Однако недостаточно умная авантюристка. Впрочем, отталкивать ее глупо — действительно, стану для нее врагом. Не зря я ее зову "демон", горячая латинская кровь в ней невероятно сильна.

"Когда женщине некого любить, она начинает ненавидеть, Хуан" — проговорила мне в этот момент Катарина, всплывая в подкорке сознания. — "Нельзя лишать женщину любви. И если ты не можешь дать ей чего-то, сделай так, чтобы ее чувства оказались направлены на что-то другое, нейтральное и безобидное для тебя".

"Чего?" — смеялся я. — "Сделать ей ребенка?"

Лицо Лока Идальги не дрогнуло, но в нем не было и капельки веселья.

"Это ты должен понять сам. Понять и сделать. Но ребенок, думаю, крайний случай. Как правило, срабатывают более простые схемы".

"Какие же?"

— Мне уйти, Хуан? — недовольно засопела девушка на мою вялость и задумчивость, принимая их на свой счет. Я не видел, но почувствовал, как глаза ее сощурились в две узкие напряженные щелочки.

"Все, Ваня! Твой выход!" — подбодрил внутренний голос.

— Нет. Останься… — произнес вслух я, приподнялся и взял ее в крепкий захват. Повалил на кровать рядом, навис над ней сам. Тусклый свет от окна давал достатоный обзор, чтобы видеть в темноте силуэты ее сногсшибательного тела, но эту девушку я прекрасно чувствовал и без всякого освещения.

— Ты же уже все решила. Кто я такой, чтобы противиться неизбежному?..

Я наклонился к ней, и мир померк. Что-то вокруг творилось, что-то происходило, Венера жила своей жизнью… Но нам было на это абсолютно наплевать.

Как же долго мы к этому шли! И неизвестно, придем ли когда-нибудь еще раз.

* * *

Проснулся я от писка в ухе. Кольцевая мембрана давала знать, что меня в такую рань кто-то хочет. Впрочем, поднявшись, я понял, что уже далеко не рань — время шло к обеду. Бросил взгляд на место рядом, где мерно посапывала Паула. У нее вчера тоже выдался напряженный день, и еще более напряженная ночь.

Встал, и, как есть, отправился в свою комнату — браслет я оставил там. В последний момент пронзила мысль, что мама могла вернуться, а я такой весь без одежды, но было не до подобных мелочей.

— Да? — произнес я, активируя связь.

Ответом стал бодрый голосок Катарины:

— Чико, одевайтесь и бегом на базу!

Пауза.

— Ладно, сунь еще раз своей подружке, раз дорвались, для бодречка, и бегом домой! Как прибудете — сразу ко мне в кабинет, никуда не заходя!

— Оба?

— Нет, ты один. И прибыть побыстрее в твоих интересах. Все, до связи!

Отключившись, я выругался. Mierda, полнейший контроль! Тотальный! И как теперь разговаривать с этой красноволосой выдрой, чтобы ТАМ ничего не заподозрили? Спасибо, что предупредила — Лока Идальге в ближайшем будущем нужно будет хорошенько проставиться. За все. Вспомнить, что такое "небо в алмазах" как минимум.

— Кто? — раздался испуганный голосок за спиной. Конечно испуганный, вы не видели в тот момент мою физиономию, и не слышали, что я произносил хоть и шепотом, но вслух.

Обернулся. Пау… Тфу, Мерседес стояла в дверях, прижимая к груди плед. Эта о маме подумать успела.

— Катарина, — бегло ответил я, не вдаваясь в подробности.

— На базу?

Понятливая девочка. И что теперь делать с этой понятливой?..

— Солнце, я в душ, — скривился я, уходя от ответа. — А ты приготовь кофе. Да покрепче, поядренее! Есть разговор, и ОЧЕНЬ серьезный! — выразительно хлопнул я глазами.

Девушка испуганно кивнула, и, не прекословя, пошла на кухню, по пути забросив плед назад, в мамину комнату. Я же вытащил с полки чистое полотенце и направился на мозгопромывочную процедуру, ибо мозги с утра лучше всего прочищает именно падающая с разбрызгивателя ледяная водичка.

Ну, вот и он, "час икс". Душ помог — не только собрал мысли в кучу, но и настроил на рабочий лад. Я вдруг осознал, что треволнения мои вчера были излишними, решение я принял давным-давно, задолго до. Мамины откровения, безусловно, повлияли, и открыли очень важную тему для размышлений под названием "новые горизонты возможного", но повторюсь, решение относительно девушек я принял ранее. Сейчас же нужно сделать все, чтобы осуществить его с наименьшими потерями, а желательно вообще без потерь.

Паула… Начиная с этого момента буду называть ее Паулой даже в мыслях — действительно, могу проколоться. Паула, так же сходившая в душ, сидела напротив, жадно поглощая термоядерный напиток из натуральных, привезенных с Земли зерен, что для нашей с мамой семьи какой-то год назад казалось излишним сибаритством. Я неспешно допил свою чашку, окончательно придя в себя и взбодрившись, и только после этого решил приступить к делу.

— Чика, у меня вопрос. Откуда ты узнала об Изабелле? — Пальцы мои в этот момент перекрутили голову змейки, подаренной Мамочкой. Имеющей происхождение, скорее всего, из кабинета сеньора Серхио, со всеми вытекающими. Но только сеньор Серхио в данный момент, единственный во всей Альфе, не был мне врагом.

С другой стороны, у него есть очень активная и далеко не глупая женушка, которая держит пульс абсолютно на всей технической составляющей СБ клана Веласкес. Которая, учитывая прокол на Плацу, могла провести ревизию технических средств, частот и других элементов непростого шпионского ремесла, найдя лазейку в "обороне" устройств вроде моего. То есть, говорить сейчас нужно так, чтобы слушающие нас с Паулой, скорее всего, включая королеву, считали, что мы уверены — нас никто не подслушает, но с другой стороны мы сами должны об этом помнить. Эдакое двойное дно. Звучит сложно, но поверьте, в реализации еще сложнее. И упирается в вопрос: поймет ли меня Паула?

— Хуан, я не дура! — сверкнули глаза собеседницы, отвечающей на заданный вопрос, жадно сожравшей глазами мой жест с постановщиком. Давай, детка! Соображай! Ты же у меня умница! — Уж два и два я сложила! Не забыл, ты сам нам с девчонками о ней рассказывал? Аккурат перед принятием тебя в наше заведение? Не помнишь? И говорил, что это, скорее всего, именно Изабелла Веласкес?

— Помнить-то помню. — Я выдавил усмешку. — Но это первые "два". Откуда ты взяла вторые?

Молчание, глаза в столешницу.

— Консуэла. Которая с родинкой на носу.

Я кивнул. "Горизонтальная связь" Паулы, с которой та отжигала довольно долго, почти не изменяя ей с другими "горизонтальными связями". Кстати, веселая девчушка, мне понравилась.

— Она из большой "девятки". Была в тот день в школе генерала Хуареса. Хвасталась, как они сбивали машины криминального барона, как вскрывали их, будто консервные банки. И что не помнит уже, когда подобные операции бывали раньше.

— Вчера мы тоже были в школе генерала Хууареса! — закричала она. — Так что, я, по-твоему, дура?

Я скривился.

— Хорошо. Убедила. Но почему же из "девятки" больше никто не проговорился?

Покровительственная улыбка.

— Хуан, наши девочки умеют хранить тайны, когда надо. Не суди обо всем по "телеграфу". Тем более, когда за прокол могут казнить.

— А могут? — хмыкнул я, но неуверенно.

— Случаи бывали, — скривилась она. — До тебя. Да в общем и до меня. Но многие помнят.

Пауза.

— Консуэла просто хвалилась, как они расстреливали машины, Хуан, — продолжила огненный демон, выгораживая любовницу. — Твое имя, и вообще объект поиска ее высочества, не прозвучали ни разу. Прозвучало лишь название школы… Которое мне абсолютно ни о чем не сказало. До позавчерашнего дня, когда ты после госпиталя туда собрался. Тогда все окончательно и встало на места, не раньше.

— Окончательно? — нахмурил я бровь.

— Ну, я догадывалась, — довольно сверкнули ее глаза. — Изабелл-блондинос не так много на Венере.

Бестия! Что с нее взять?

— О чем еще важном жаждешь со мной поговорить? — вновь скривилась она, еле сдерживая иронию. — Наверное, хочешь уговорить не уходить из взвода? Объяснить, что "все это ошибка" и "давай оставим, как было"?

Я отрицательно покачал головой.

— Ни в коем случае. Уговаривать не буду — останешься сама. По поводу ошибки… Да не было никакой ошибки! — Я играл уверенно, потому, что абсолютно не играл. Но она такой реакции и таких слов не ждала, потому сконфузилась. — Я хотел тебя с первого дня, и чтоб отрицать это, надо быть глупцом. И вчера было здорово… — Я мечтательно прикрыл глаза. Действительно ведь было здорово.

— И? — не поняла она. — И что теперь?

— Теперь?.. — Я сделал вид, что задумался, после чего начал "обработку позиций противника при помощи ствольной и реактивной артиллерии". — Скажи, Мерседес, ты хочешь домой? На Землю?

Теперь выдержать паузу. Мордашка растеряна, отлично:

— Соскучилась по кузенам? Как думаешь, они тебе обрадуются?

Пауза.

— Нет, наверное, все же обрадуются. Давно не виделись, обиды забылись… Подумаешь, связала, избила, ногу прострелила!.. Если ты мне не наврала, что сделала это, конечно.

Судя по ее лицу — не наврала. Даже больше, сделала что-то еще, более ужасное, о чем не стоит говорить даже мне.

— Вы выросли, повзрослели, и они больше не будут. Дядя твой тоже наверняка пересмотрел позицию и встретит тебя с распростертыми объятиями. Плюс, там мама, увидишь ее. Наконец…

— Хуан, для чего ты мне это говоришь? — вспыхнула она.

— К тому, что уйдя из взвода, ты окажешься на Земле, — не моргнул глазом я. — Нет, я не рассказываю страшилку, и даже не отговариваю, не думай. Ты большая девочка, и такие решения принимать должна только сама. Просто понимаешь, ты верно сказала вчера, что нужна Лее как ламе пятая лапа. А значит, Лея вышвырнет тебя, как только почувствует в тебе угрозу дочерям. ПОЧУВСТВУЕТ, Паулита. Даже не увидит. Она задумала грандиозную авантюру с колоссальными последствиями, и путать карты какой-то Земной принцесске… — Я покачал головой. — Нет, она не станет рисковать.

— Если я вдруг выберу тебя, как вчера советовала мама, — продолжил я, — тебя просто выпроводят, "забив" на меня и мои хотелки, погрозив для порядка пальцем. Они не станут меня спрашивать, не станут слушать. Как и тебя.

— …Но я тебя не выберу, вот в чем дело!.. — воскликнул я. И замолчал, картинно задумавшись.

— Короче, mia cara, предлагаю подумать, как нам с тобой поступить, — продолжил я после долгой паузы. — И прежде всего определиться, чего ты хочешь?

Она молчала. Лицо ее было растерянно.

— Объясняю. Вчера тебя, скорее всего, слышали. Твои признания и угрозы влезть в проект, потянув одеяло на себя. Я поговорю с Мишель, она не даст записям ходу — сделает все, чтобы их не услышала королева. Думаю, это возможно; "жучки" в квартире, скорее всего, курирует ДБ, и они с ее высочеством как-нибудь договорятся. Они ведь далеко не дуры, наши сеньорины. Но если ты демонстративно покинешь взвод и корпус, этим я только подставлю их, не добившись своих целей. Ты таки вылетишь на Землю, я же при этом лишусь пусть и призрачных, но рычагов влияния на свой проект.

Снова пауза. И как итог:

— Потому повторю, определись, Паулита, ты хочешь на Землю, или нет?

Паула сидела ошарашенная. Такого разговора от меня не ждала. Я же бил именно логикой, используя "государственный" подход. Она авантюристка, и не может не оценить его. В конце концов, все эти "ню-ню", "сюси-пуси", "люблю", "оставайся", слезы и сопли… Девочки на такое поведутся, она — нет.

— Хуан, ты предлагаешь оставить все, как есть? — растерянно пробормотала девушка.

— Ни в коем случае. — Я отрицательно покачал головой. — Лишь обрисовываю тебе реальность. Что будет, если сделать так, а не эдак.

Глубоко вздохнул, перезаряжая свои "САУ" и "РСЗО", готовя к бою вторую порцию аргументов:

— Во-первых, я тебя осуждаю. Осуждаю за то, что ты бросила маму.

Пауза. На этом можно было бы закончить, ее лицо вспыхнуло, но тут же виновато осунулось, но я продолжал бить:

— Во-вторых, осуждаю, что ты сдалась без боя. Нет, конечно, не без боя, и твои кузены наверняка это подтвердят. Но ты СДАЛАСЬ! — повысил я голос. — Сбежала!

Так, а теперь голосок потише, и тональность вниз.

— Мерседес, я понимаю, что ты — не я. Ты всего лишь слабая женщина, какой бы сильной ни казалась. И не обвиняю тебя. Ни в чем. Но вот тут, — похлопал я по левой стороне груди, — я тебя осуждаю. Прости.

Потому повторюсь, решать, оставаться на этой планете, или лететь доой — тебе, — закончил я.

— Скажу честно, ты нужна мне. — Я поднялся и сел перед ней на стол. — Очень нужна! — Провел рукой по волосам, приподняв подбородок. От свалившегося на нее "артиллерийского удара" на щеках проступили слезы, но она держалась. — Мне будет ОЧЕНЬ, невероятно сложно без тебя! — Намотал ее локон на пальцы, пытаясь навести мост из разряда тех, что не видно глазу, но очень хорошо чувствуешь духовно. — Паулита, мой "я" внутри не хочет, чтобы ты улетала. Но я пойму…

— Хуан! — Слезы таки брызнули. Я спустился, сев на стул рядом, и прижал ее к себе. "Артиллерия" дело сделала, клиент дозрел. — Хуан, я не смогу, как прежде! Я люблю тебя!

— Это не любовь, дурочка! — гладил я ее по голове.

— Это ты нашей Восточной красавице расскажи! Я не она! — повторила эта сеньорита вчерашний аргумент.

— Чика, ты хотела мужчину, который бы взял на себя ответственность? — мой голос налился свинцом, но оставался при этом нежным. — Ты сама сказала, что нашла его. Это так, Мерседес, нашла, и я никому не дам тебя в обиду!.. — Я оторвал ее от себя и заглянул в глаза. Эти слова так же шли от сердца, и зрительный контакт для убеждения был необходим. — И никому тебя не отдам!

— …Так доверься мне! Доверься, как МУЖЧИНЕ! Ты моя девочка, хочешь этого, или нет. Просто поверь, и сделай, как будет лучше!

— Я не смогу быть… Подстилкой! — плакала она навзрыд. — Не смогу… Зная, что ты с этими!.. Этими!..

— Я бы сказал, с одной из них, — задумчиво парировал я.

— Не важно! — плакала она. — Я не смогу делить тебя! Кого угодно, но не тебя!

— Тогда полетишь на Землю. И действительно не будешь ни с кем делить.

Я прижал ее покрепче. Да, подлый аргумент. А что вы от меня хотите? Я не бог, не могу сделать так, чтобы одновременно все были счастливы. И тем более абсолютно никак не могу повлиять на ее чувства.

Любовь? Это ведь на самом деле целый комплекс чувств и взаимоотношений. Это нечто гораздо большее банальных слов "нравишься" и "хочу". И один из вариантов этого определения я и собирался ей дать, как бы грубо ни звучал он со стороны.

— Паулита, Мерседес, мы КОРПУС! — продолжил я убаюкивающим голосом. — Корпус, понимаешь? Взвод! Монолит! А они… — Скривился. — Всего лишь они, девочки за воротами. Меня у тебя никто не заберет, как и тебя у меня.

— Хуан, тебе не кажется, что это попахивает полигамией? — хмыкнула она и, кажется, даже перестала плакать.

— Полигамией? — Я картинно удивился. — А не это ли устраивают некоторые ваши девочки, вылетая из "гнезда"? Общие семьи, обмен супругами, группен-секс…

— Они однополые! — Паула сконфузилась, но я был неумолим.

— Это никого не колышит. Либо традиция есть, либо нет. И никакая Мишель, и тем более никакая Лея не властна над нею. Не говоря уже о милашках принцессах.

Мы — взвод. И что происходит внутри взвода — для всех табу.

— Хуан, Лея распнет тебя! — в голосе Паулы промелькнули веселые нотки, но это было истерическое. — А я… Я буду угрожать ее милашкам еще больше!

Я покачал головой и снова погладил ее по щеке.

— Ты будешь моим ДРУГОМ. Другом, с которым я буду делиться всем. Напарницей. Советчицей. Паула, я не смогу без твоих советов!.. — прижался я губами к ее лбу, вновь ощущая неуловимый момент построения духовного моста. — Я не люблю тебя, chica! Люблю, но не так! Но это не значит, что не люблю тебя совсем! Просто ты другая, и нужна мне по-другому!

— Я не смогу спать с тобой! — Она задрожала. Я знал, что она скажет это и вновь погладил по голове. — Я не смогу быть твоей подстилкой!

— Ну, до этого же как-то обходились? — хмыкнул я.

Повисло молчание. Наконец, она подвела итог:

— И что, все как раньше?

— Если уйдешь — я пойму, — прошептал я.

Да, нас слушали. Но то, что мы говорили друг другу, было правдой, на самом деле. И я на самом деле мог потерять эту девушку, чего, о, мой эгоизм, не хотелось.

— Хуан, не знаю! — Она вздохнула и снова прижалась к груди. — Я ничего не знаю! Как теперь быть?

— Думаю, что-нибудь придумаем, — подбодрил я и потянул ее вставать. — Давай, еще по кофе, и поехали. Девчонки внизу, поди, уже изнывают!

— Хуан, какая же ты все-таки сволочь! — улыбнулась она, беря в руки кофейник. После чего демонстративно посмотрела на мою змейку".

Ай да Паула! Ай да… Я даже не нашел слов для сравнения!

"А вот теперь и думай, Чико, где первое дно, а где второе, — ухмыльнулся мой бестелесный друг. — Наряду с нашими сеньоринами. И не забывай, что нет в мире ничего коварнее женской мести…"

Глава 3
Укрощение строптивой (часть 1)

Feminae naturam regere desperare est otium

Надумав женский нрав смирить простись с покоем

(Публий Сир)

Дон Бернардо передал сообщение через Мишель. Почему бы нет, он в клане ОЧЕНЬ не последний человек, и сама Мишель для него по большому счету девочка на побегушках. Надо будет приказать — прикажет, и та не рыпнется. Пока же он просто уведомил, во сколько и где мне быть.

Итак, события решено не форсировать, и быть мне полагалось в очередной увал, но к десяти утра. О чем я, прогулявшись к узлу внешней связи у диспетчерской, уведомил Карена. Тот сказал, что они будут ждать с двенадцати, хотя, если старик решил за меня взяться, вряд ли я до этого момента освобожусь. Повторюсь, дон Бернардо очень трепетно относится к тем, кому предстоит у него учиться, отбирает всех сам, и ему нужно копнуть поглубже, что я из себя представляю. По словам Карена, после он может и забыть о моем существовании, определив одному из своих музыкальных руководителей, но первое занятие…

Конечно, то, что меня он по любому не забудет, Карену знать не полагается. Как и то, что для меня, скорее всего, сделают исключение, и заниматься он будет мною лично, ни на кого не перекидывая. Ну, или под постоянным контролем, что при его статусе одно и то же. Но не надо портить мне легенду, она и так рассыплется от любого толчка.

Итак, в десять утра, минуя развод (иначе не успел бы), я подходил к стойке администратора — все той же приятной молодой сеньоры с красивой улыбкой. Которая отправила меня в некую аудиторию, где уже ждали три человека — дон Бернардо и два его помощника, один по музыке, другой по вокалу.

Что происходило последующие пять часов вспоминать трудно. Вынули из меня все силы и всю душу. Вкратце лишь упомяну, что знаниями, почерпнутыми из самоучителей, они остались недовольны, а вокал…

В общем, дон Бернардо настоял на усиленной программе моего развития, обязав являться к нему на занятия три раза в неделю.

Я попробовал изъявить протест, но он жестом его пресек, коротко бросив:

— Куда они денутся!

На его лице заиграла мечтательная и даже немного мстительная улыбка. Видать, дедушка тоже немного недолюбливал ангелочков. После чего он сказал фразу, заставившую меня о многом задуматься:

— Парень, почему ты не пришел ко мне десять лет назад? Всего каких-то десять лет?

— Я занимался другим, сеньор, — убрал я глаза в пол. И перечислил все секции и кружки, какие посещал. Он недовольно покачал головой.

— Все не то. У тебя могло быть большое будущее, сынок. Если б я только знал, если бы знал!.. — Он сокрушенно вздохнул. — Теперь же ничего не могу обещать. Ты парень способный, но время упущено. Слишком много времени!

— …Но что можем — сделаем, — оптимистично закончил он и ободряюще подмигнул. — Вон, "Алые паруса" в тебя уже вцепились — не оторвешь. Попробуй с ними, они неплохая команда для старта. Как полигон для испытаний. А после подберем что-нибудь посолиднее.

За дверью ждал Карен. Вид у него был угнетенный — часы показывали полчетвертого, и если они ждали меня с двенадцати… Короче да, "Алые паруса" в меня вцепились.

— ЗдорОво! — обнял я гитариста. — Что, с полудня тут торчишь?

— Да нет, — отмахнулся он, явно воодушевленный тем, что ожидание окончено. — Мы с пацанами меняемся. Сейчас моя очередь. Ладно, пошли! — и куда-то потянул, на ходу сообщив своим, что я освободился.

Минут через пять мы очутились в каком-то небольшом зале, судя по наличию техники на мини-сцене, репетиционном. Перед сценой стояло несколько рядов кресел, общим количеством мест под сто. И что-то мне подсказывало, что они здесь просто хранятся, как на складе — из-за скученности сидеть можно было только на первом и последнем, дальнем от сцены ряду.

— Вот тут мы и занимаемся, — произнес Карен, обведя зал рукой. Голос его потонул, почти не отражаясь от стен — то есть, комната звукоизолирована.

На сцене стояли оба его коллеги по группе — широкоплечий вечно довольный жизнью Хан и постоянно улыбающийся японец. Мы поднялись. Карен, чувствуя себя главным, глубоко вздохнул, мысленно подбирая ключик к дальнейшей беседе, и произнес:

— В общем, так, то, что мы давно обсуждали, произошло. И ввиду того, что делом собираемся заниматься серьезно, давай еще раз представимся. По трезве, так сказать.

При этих словах и он, и Хан, довольно улыбнулись.

— Карен, — тут же первым протянул он руку. — Пишу музыку и тексты. Может, не самые выдающиеся, но всегда готов к сотрудничеству и самосовершенствованию.

— В смысле, к диалогу открыт, — пояснил Хан. — Будут идеи — всегда выслушает.

Беря последний комментарий на заметку, я кивнул.

— Армянин?

Карен пожал плечами.

— Здесь мало кто знает, кто такие армяне. Вообще да, но для всех я русский, и не заморачиваюсь. Родился здесь, — предвосхитил он вопрос, — но это мало что меняет. Для латинос я такой же чужак, как и остальные русские.

— Понятно.

— Амирхан, — продолжил знакомство его товарищ. — Русский, подробности, хоть убей, не знаю. — Его улыбка стала настолько широкой и довольной, что я чуть не рассмеялся. — Но точно не армянин — мы себя, как они, не выделяем.

Далее последовал несильный тычок лидеру группы под ребра, на который тот ответил таким же тычком в плечо и тихим комментарием что-то об "этих дагах". Кто такие "эти даги" — уточнять не стал.

— Мы с Кареном основали группу, — продолжил Хан. — Вместе занимались у дона Бернардо, и под конец решились. Я песен не пишу, но у меня другая роль — контакт с залом. Поверь, Ванюша, это важно, чтобы на сцене кто-то зажигал толпу. Эта морда армянская хоть и талантлива, но ему только колыбельные петь! — Снова тычок и снова ответный. — Так что моя задача поднимать зал, строить диалог, и не обращай внимания, что я такой веселый. Так надо!

— Понятно, — кивнул я. Действительно, группа, которая просто поет на концерте и группа, которая при этом общается со зрителем — две совершенно разные группы. И Карен… Ну совершенно не харизматичный! Без обид для Карена.

— Не сказать, что получается блестяще, — скривился Хан, — но как могу, так и работаю. Если у тебя получится лучше — будем натаскивать. Никакой ревности, дело важнее. Ты как?

— Я всегда за! — поднял я руку. — Но сначала ведь надо посмотреть, получится ли. Это же не просто.

— В Гаване обкатаем, — кивнул Карен. — В прошлый раз у тебя получалось, зачатки были.

Да, зачатки были. Правда, я был совсем не в той форме…

С другой стороны, как показывает практика последнего времени, работать языком на зрителя я могу. Особенно если вспомнить толпу и крышу министерства культуры.

"Х-м-м! — одернул я сам себя. — Ванюша, не надо о грустном. О хорошем лучше думай. О том, что надо, и как сделать это правильно."

Трудно не согласиться с этим камаррадо, неправда ли?

— Наото, — продолжил знакомство последний участник группы. — Как уже говорил, японец. Местный, родился в Альфе. У нас здесь нет такой организованной общины, как на Обратной Стороне, потому примкнул к ребятам, — кивнул он на напарников. Под "нами" очевидно подразумевал японскую мини-диаспору, о которой я, уроженец Альфы, в подтверждение его слов, никогда не слышал. — Специализируюсь на ударных, хотя вообще умею много на чем.

— Он пятью инструментами владеет, — пояснил Хан. — Но на ударных он бог!

— Минакануси! — блеснул я познаниями. И глядя на недоуменные лица, пояснил, — Японский бог!..

Меня не поняли, но прилежно закивали, не желая связываться. Знал ли сам Наото, кто такой Минакануси, осталось под вопросом, но эмоций никаких не проявил. Впрочем, сдержанность в любой ситуации его отличительная черта, и кажется, я уже говорил об этом.

— Местные прозвали "Фудзиямой", — продолжил он. — На "Фудзи" откликаюсь. Поначалу было неохота связываться, а после привык. Так что насчет прозвища не беспокойся, меня им не унизишь. Если какие будут вопросы — говори прямо в лицо. Говоря за спиной обидеть легче, чем говоря в лицо, — выдал он одну из мудростей своего народа, с которой трудно спорить.

— Да какие вопросы! — вздохнул я. — Пока никаких. Потом — посмотрим.

— Ладно, о себе, — перешел я к финальной стадии представления друг другу. — Шимановский Хуан. Местный. Мать — дочь польского ссыльного националиста и русской переселенки, отец — неизвестен. Воспитывала она меня, как латиноса, русский для меня второй язык.

— …Хотя с другой стороны, польским не владею совсем, а это о многом может сказать, — сделал я невольную оговорку. Они понимающе закивали

— Так что я не совсем ваш, — подвел я итог. — И даже больше, если все-таки объявятся мои родственнички по отцу, а это может произойти, окажется, что я СОВСЕМ не ваш.

Карен отрицательно покачал головой.

— Знаешь, Ванюша, что может объединять армянина, дагестанца и японца? Никогда не думал?

Я пожал плечами.

— То, что поют они на русском языке и считаются русскими националистами, — расплылся он в искрометной улыбке. — Добро пожаловать на борт, латинос Хуан Шимановский!

Он протянул руку, не пожать которую было просто невозможно.

* * *

Первый день в школе искусств в творческом плане ничем выдающимся не выделился. Ребята знакомили меня со своим творчеством, рассказывали, показывали, исполняли. Проверяли, на что способен я. Увиденным остались довольны.

— Подтянем, Ванюш! Не ссы! — выдал заключение Хан.

Остановились на том, что они берут творческую паузу, где-то в месяц, а я после каждого занятия в школе буду оставаться с ними, изучать материал и репетировать. Заодно обкатывать на практике пройденное — и вокал, и навыки игры на инструментах. Продолжу изучение и в свободное время, но тут крылась засада — Мишель наверняка впихнет в четыре оставшихся ей в неделю дня всю программу корпуса, положенную для семидневки, даже без учета положенных увалов. Так что время за пределами школы искусств у меня вряд ли останется.

Но зато в тот день произошло событие, не имеющее к творчеству и искусствам отношения, чуть кардинально не изменившее дальнейшие планы относительно течения оставшихся "фаз". Речь, естественно, о ее высочестве. Нет, разумеется, я думал, что она может меня вспомнить, но такой бурной реакции от нее не ждал, потому сам был в шоке.

Итак, прошло уже часа два, как мы с ребятами занимались. Играли, распевались, шутили — мне с ними все больше и больше нравилось. Как вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилось… Существо.

Нет, должно было по инструкции появится не оно, а кто-то из охраняющих ее девочек. Но видно, пыша злобой, существо послало в космос все инструкции безопасности и ринулось вперед само, дабы произвести больший эффект.

— Здесь! — довольно воскликнула ее высочество, оскалилась и направилась к нам, на сцену, уничтожая меня пылающим взглядом. Ворвавшись, она больше не спешила, вела себя с показным достоинством, и я смог ее внимательно рассмотреть.

На сей раз она была разодета, пусть и не ярко, но "для банкета". Стиль неброский, но понимающие люди оценят. Короткая малиновая юбка, из под которой виднелись ровные ухоженные ножки, которым мы с парнями отдали должное. Желто-зеленая блузка, совершенно не скрывающая и даже подчеркивающая размеры и формы груди с широким, хотя и без перекоса в сторону пошлости, вырезом. Волосы привычно по предыдущим встречам разлинованы во все цвета радуги и присыпаны блестками. Красивая девочка! Как человек, вынужденно разбирающийся в сеньоритах и их прелестях, я мысленно поставил ей "отлично"!

— Тебя ведь зовут Хуан? — остановилась она в метре от меня. Голос ее лучился насмешкой и ядом. Парни вокруг повскакивали с мест и стояли с раскрытыми ртами, оттесненные от места разборок юркими девочками в сером. Я же как сидел, сжимая в руках гитару, так даже не шелохнулся. При звуке ее голоса демонстративно закинул ногу на ногу, медленно провел рукой по струнам и поднял изумленные глаза.

— Это вы мне? Моя персона чем-то заинтересовала ваше высочество?

Моя показная ленца, а так же демонстрация того, что я совершенно ее не боюсь, разозлили ее еще больше. Она собралась что-то мне бросить, злое и ядовитое, но со стороны входа раздался громкий властный осаждающий голос:

— Фрейя, девочка! Что-то случилось?

Ее высочество обернулась, лицо ее разгладилось.

— Бени, ты не представляешь, какую змеюку тут пригрел!

Разворот ко мне.

— Я тебя узнала, Хуан! — Ее глаза вновь зло сверкнули, а пальчик уставился мне в лицо. — Это ты был тогда на площади! На акции республиканцев!

Я вновь неспешно, выводя ее этим из себя, провел пальцами по струнам.

— На площади? А, на площади!.. Да, помню. Я. И что? — Пауза. — Я не мог находиться на площади на акции республиканцев? Кажется, ничего предосудительного тогда не совершил, морду никому не набил, хотя некоторым лощеным типам и следовало бы… — Лицо принцессы перекосило, но пока она сдержалась. — У вас интерес лично к моей персоне, или же к моим политическим воззрениям? — уточнил я.

— Ты заступил мне дорогу! — почти выкрикнула она.

— Заступил, — спокойно, тоном заядлого фаталиста, признал я. — Повторюсь, и что?

Видимо, факт заступа дороги уже должен был как-то меня дискредитировать. Во всяком случае, ей он говорил о многом. И равнодушная реакция в ее модель моего поведения не вписывалась.

— Значит, ты не отрицаешь, что это был ты? — попробовала она подвести теоретическую базу, но безуспешно. Я спокойно, с достоинством покачал головой.

— Видишь, Бени! — вновь повернулась она к подошедшему ближе с интересом взирающему на происходящее дону Бернардо. — Мало того, что хам и не скрывает своего неуважения, так и признается, что это был он!

— Это республиканец! — пояснила она. Ее глаза в очередной раз сверкнули, голос же от презрения задрожал. — Но не простой "кивала", а активист! Идейный!

— И что? — не понял старик.

— То, что для таких не существует авторитетов! Он даже сейчас демонстрирует, как меня презирает! — палец ее вновь указал на мою гитару. — Такие, как он всегда зачинщики беспорядков, создают проблемы для безопасности! Для них не существует власти только на основании того, что они ее не уважают! Ты должен его вышвырнуть!

— Я должен его вышвырнуть только на основании того, что он тебя не уважает? — не согласился старик. Принцесса запыхтела. — Девочка, тебя много кто не уважает, — продолжил он, усмехнувшись. — Просто смелых, честно это демонстрирующих, как данный юноша, не так много. — Его губы скривились в кислой, но довольной ухмылке. Ее же высочество вновь взорвалась:

— Он антимонархист, Бени! Противник королевской власти! Он ее не просто не боится, он сделает все возможное, чтобы ударить нам в спину, уничтожить монархию на планете, как институт! Я же говорю, это змея, тайком пробравшаяся к нам под бок! Такие, как он, опасны вдвойне, втройне, и ты должен, обязан его вышвырнуть, пока не стало поздно!

— Я не могу это сделать на основании твоих хотелок, — покачал головой старик, бросив косой вопросительный взгляд на меня, как бы спрашивая: "А ты чего сидишь? Работай!" — Если у тебя будут доказательства его противозаконной деятельности, тогда…

— Когда они появятся — будет поздно! — не согласилась она. — Именно "когда", не "если". А до этого времени он будет находиться здесь, у нас под носом, выискивая и вынюхивая, как и чем нам можно навредить!

— Фрейя, мне кажется ты немножко… — начал старик, но она его перебила.

— Он был на летучке республиканцев! И он ОДИН заступил мне дорогу, из всех, показывая, что для него нет авторитетов! Он опасен, Бени, как бешеная гадюка, которой неизвестно, что завтра придет в голову! Никто не сможет гарантировать, что завтра он не ударит в спину! Он подставит тебя, вышвырни его!

— Меня никто ничего не хочет спросить? — подал я голос, внимая намеку дона Бернардо, безуспешно при этом пытаясь спрятать рвущуюся наружу улыбку. Ага, перестраховывается девочка, похвально!

— Нет! — рявкнула она, но дон Бернардо ее не поддержал.

— Почему же? Пусть мальчик выскажется. Может, лучше узнав его позицию, ты не будешь так безапелляционна?

Ее высочество надула губки, но отошла подальше, присев на стоявший в конце сцены стул, закинув ногу за ногу. "Давай, валяй, раз за тебя поручились!" — говорили ее глаза.

Я отложил гитару и прокашлялся.

— Итак, ваше высочество обвиняет меня в том, что я — республиканец, так? — произнес я, мысленно вспоминая Хуана Карлоса, его "летучки" и желая ему долгих лет жизни. — Хорошо, допустим. Теперь рассмотрим, почему я придерживаюсь этих взглядов, а не иных, да тех же монархических.

Я внимательно оглядел всех присутствующих. Парни все еще были в шоке от появления столь высокопоставленной особы в метре от себя, дон Бернардо следил за ситуацией с видом ценителя и гурмана всяческих эмоциональных инцидентов (а что еще ждать от воротилы шоу-бизнеса), ангелочки же стояли разинув рты, просто получая удовольствие. Они не были ценителями, происходящее им в диковинку, что делало их интерес искренним и всеобъемлющим. Естественно, они держали профессиональную маску холодных бойцов, но в душе у каждой я видел маленькую любопытную девочку, даже у достаточно матерой Оливии.

— Начнем с того, что я безмерно уважаю королеву Лею, — начал я. — Эта женщина хотя и не обладает феноменальными управленческими способностями, но делает все возможное, чтобы ее страна жила хорошо, отдает для этого все силы. Да, таковых нужно гораздо больше, но она делает, что может, и потому я ценю ее и не имею ничего против, — склонил я голову.

Теперь пауза. Чтоб дать этой разноцветной выдре дотумкать, что я не безусловный анархист, а человек со вдумчивой позицией. Что не антрацитово-черный, а так, серо-полосатый. Черных ненавидеть легко, а попробуй ненавидеть того, кто отзывается о твоей матери с уважением!

— Но в целом я против монархии, и сейчас объясню, почему, — продолжил я, встал и демонстративно заходил по сцене.

— Не стану вспоминать для примера разных полудурков, которые, в состоянии эйфории, то есть под дурью, разъезжают по городу, давя его мирных ни в чем не повинных обитателей. Это плохой пример, слишком очевидный…

Лицо ее высочество, не ожидавшей такого аргумента, моментально перекосило. Она приподнялась, попыталась что-то сказать… Но бросив беглый взгляд на дона Бернардо, села на место.

— Что такого не было? — делано возмутился я. — Нет, было? Ну, да ладно, в любом случае, как я сказал, это плохой пример, а мы легких путей не ищем.

— Можно было бы взять другой пример, — начал входить я в раж, думая, какая именно аргументация мне выйдет боком в дальнейшей работе, а какая нет. — Вспомнить о некой алкоголичке и наркоманке с очень-преочень нетяжелым поведением. Настолько нетяжелым, что о нем говорит вся Альфа, если не вся страна. Дискредитация семьи колоссальная! Но ввиду того, что это низко, а я все-таки кабальеро, вспоминать этот пример мы тоже не будем. Тем более, машинами она никого не давила, а это для обывателя куда важнее…

Вновь косой взгляд на нее. Ручаюсь, она бы меня убила, будь мы вдвоем, или не будь здесь дона Бернардо! Даже ангелочки бы ее не остановили! Но старик смотрел на девчонку горящим пронзающим взглядом, и та сдерживалась.

— Что же тогда подойдет в качестве примера? — задал я сам себе риторический вопрос. — А, ну конечно! Самый яркий представитель королевской семьи, считающийся при этом самым нормальным, в смысле положительным. Тем более, по счастливому стечению обстоятельств, она же является и инфантой, наследницей престола, в отличие от остальных.

Я усмехнулся под нос, поставил стул напротив нее и сел, закинув ногу на ногу.

— Это на самом деле хороший пример, ваше высочество. Порядочная девочка, правильная, не замеченная ни в злоупотреблениях вредными привычками, ни в порочащих связях. Умница, песенки поет, причем неплохо… Прямо маленькая богиня, согласно имени!

Лицо "маленькой богини" вновь перекосило, но теперь она ждала развязки и сдержалась даже без воздействия крестного матери.

— Только что сделала эта маленькая богиня для моего государства? — подался я вперед, зло сверкнув глазами. — Ее величество в ее возрасте, будучи наследной принцессой, выполняла различные поручения своей матери. Входила в состав комиссий, различных инспекций. Более того, некоторые основанные ею инспекции до сих пор работают, пугают сеньоров разных уровней коррумпированности, включая олигархов. Это хороший, великолепный показатель для начинающей правительницы!

А ее благотворительные фонды? Ведь она серьезно занималась ими, чуть ли не каждый месяц устраивая разные публичные мероприятия! Благодаря ей в высшем свете тогда было МОДНО жертвовать на благие дела! Или вы об этом не слышали, ваше высочество? Дон Бернардо, это ваша эпоха, вы жили тогда — рассудите, я прав?

Дон Бернардо не стал ломаться и скупо кивнул. Действительно, пока я говорил чистую правду, ни слова лжи, а значит, и он не сможет меня не поддержать.

— Благодаря принцессе Лее тогда, — продолжил я, — многие благотворительные фонды до сих пор спонсируют в год тысячи операций для людей, не могущих позволить себе их оплатить. Но и это еще не все. Принцесса Лея занималась некоторыми проектами, которые вылились после ее коронации в полноценные реформы, или же получили гораздо больший масштаб распространения, чем был у них до этого. Я говорю, например, о программе титульного обучения, — гордо вскинул я голову. — Как титуляру, учившемуся по гранту, эта тема для меня близка и актуальна! И создана эта система была как раз незадолго до вашего рождения, ваше высочество!

Фрейя молчала, задавленная весом аргументов. Наверное, она ожидала встретить очередного полудурка, половина аргументов которого либо голимая пропаганда, либо ничем не подтвержденные эмоции. А тут на тебе, по полочкам…

Конечно, некоторые моменты из того, что я сейчас говорил, я не мог знать, учась в обычной школе. Но "история без прикрас", самый нелюбимый мой предмет в теоретическом курсе корпуса, был одновременно и самым интересным. А будь я на самом деле идейным антимонархистом, я мог бы нарыть весь этот материал в сетях, эта информация не относится к грифу "секретно". Так что я не переигрывал, и действительно походил на грамотного, но очень сволочного хамоватого республиканца. Хуан Карлос бы был в восторге!

— Повторюсь, я уважаю эту женщину, продолжил я, добавив в голос и взгляд столько презрения, сколько мог. — А теперь вопрос: кто-нибудь из присутствующих назовет мне хоть одну комиссию, в которую входит наша всеми любимая маленькая богиня? — Я показно заозирался по сторонам. — Хоть одну, многого не прошу!

Естественно, никто мне не ответил. Ангелочки прилежно отворачивались или смотрели сквозь, дон Бернардо держал полагающийся ему нейтралитет, а парни чувствовали, что не доросли до такого уровня, чтобы обвинять саму ее высочество в лицо в присутствии ее фактически дедушки, своего наставника.

— Молчат! — грустно констатировал я. — Наверное потому, что наша маленькая богиня никуда не входит и никаких проектов не ведет. Или все-таки ведет?

Я не поленился, встал и начал обходить присутствующих по кругу.

— Ведет она проекты? Нет? А вы что скажете? Или вы? Ну, вы же постоянно с нею, вы же лучше должны знать! А может вы?

Ангелочки смотрели сквозь меня, парни опустили головы. Тем временем я добрался до Оливии, задав ей тот же вопрос.

— Вы ведь главная здесь, неправда ли? Типа, начальник охраны? Должны же вы знать, чем занимается ваша охраняемая?

Бергер прошептала сквозь зубы ряд нецензурных слов, но я видел, в душе она, как и все вокруг, ликовала от эйфории римлянина получившего бесплатное зрелище.

— Вот, никто ничего не слышал! — вновь констатировал я, обернувшись к принцессе. Наша маленькая богиня не отметилась нигде — ни в одном министерстве, ни в одном ведомстве! Не мониторит состояние государства на предмет сложностей жизни, чтоб понять, где что плохо и надо реформировать, не пытается учиться вести дела, чтобы в случае чего быстро и эффективно перенять ярмо управления. На мой взгляд, это уже показатель, но гулять, так гулять, я пойду дальше!

Я картинно прошелся и снова сел на стул перед ней.

— А чем же наша маленькая богиня занимается? — Скривил хитрую улыбку, вновь оглядел ангелочков и перешел почти на шепот. Ты не знаешь? А я скажу. Всем скажу!

— Она ИГРАЕТ! — воскликнул я. Шепотом, но на всю сцену. — Она — друид лесных эльфов в "Тайнах волшебного леса", "Лесная королева"!

Я преклонил колено, демонстративно склонив голову.

— Приветствую тебя, твое лесное величество! Надеюсь, придя к власти вместо матери, ты будешь править нами, недостойными, так же мудро и справедливо, как правишь своим лесным царством сейчас!

Я не рисковал. Дело в том, что в "Тайны" в корпусе играет много народу. После мальчиков, тряпок и косметики это одна из самых распространенных тем для обсуждения в игровой. И такая вещь, как позывной нашей любимой наследницы престола, среди данной публики ни для кого не секрет (тем более, что многие общаются с нею в игровом мире лично). Кстати, не секрет для корпуса не значит, что в эту тайну посвящено так уж много народу — подавляющее большинство геймеров планеты понятия не имеет, кто это такая, несмотря на то, что она входит в топ-десятку незнамо сколько времени.

Я вскочил, и вновь не давая ей сказать и слова, закричал:

— Так за что мне любить королевскую власть, ваше высочество? За то, что я совершенно точно знаю, что после нынешней королевы, пусть и не особо одаренной, но честно нас любящей, к власти придет бездарность? И слава богу, если это будет друид эльфов, а не чудо в перьях с неизвестными, но явно не положительными характеристиками, которое будет презирать меня и весь мой народ? Мне рассыпаться судьбе в любезностях, что фортуна посылает нам таких кандидатов в правители, или же честно выйти на площадь, заявив, что вот где видал такую будущую королеву? — поднес я ладонь к горлу.

— Я не боюсь тебя! — зыркнул я на нее. — И никогда не боялся! И не буду! И более того, я тебя презираю! И буду презирать до тех пор, пока ты будешь маленькой богиней и "лесной королевой"!

Если же хочешь, чтоб тебя любили, или хотя бы уважали — советую пересмотреть свое мировоззрение и хотя бы попытаться сделать что-то серьезное, достойное ее высочества инфанты, а не лесного друида!

Замолчал, сел. Она же пыхтела, пыхтела… И вдруг воскликнула:

— Да ты!.. Да ты!.. Да кто ты такой, чтобы я?!..

Она сорвалась с места, намереваясь напрыгнуть на меня, и у нее получилось — расстояние между нашими стульями я оставил так себе. Однако, завалиться на меня ей не дали — серая тень тут же сбила ее в сторону, вторая же подхватила и оттащила подальше. После чего они обе ее блокировали, а еще две их напарницы встали на подхвате.

— Да ты!.. Да я!.. — Фрейя повисла у них на руках, и вдруг ее глаза начали влажнеть, а по щекам течь маленькие капли.

— Отпустите, я не буду больше! — произнесла она твердым голосом, прекратив дергаться. Девочки бросили беглый взгляд на кивнувшую Оливию и исполнили просьбу.

— Ты хам! — вновь бросила она мне. Яд из нее сочился, но это был не тот разъедающий все яд вставшей на след уверенной в себе гарпии. Сейчас передо мной стояла обиженная девчонка, не знающая, что сказать в свое оправдание, чтоб это звучало "по-взрослому", но понимающая, что сказать что-то надо. — Неуч и хам, который ничего не понимает, но считает себя вправе оскорблять других! Оскорблять членов королевской семьи только за то, что они члены королевской семьи! Сам-то ты кто такой, чтоб судить? Кто дал тебе такое право?

Может у нее и получилось бы воспользоваться извечным женским приемом под названием "отвод стрелок или дискредитация источника информации", но тут подоспела кавалерия, поставив окончательную точку в инциденте.

— Девочка моя, а разве этот парень сказал хоть слово неправды?

Дон Бернардо улыбался. Глаза его напоминали грозовую тучу, но я чувствовал, что за нею он изо всех сил пытался спрятать улыбку. Само собой, не будь второй фазы, досталось бы на орехи мне, а не ей, но в данный момент он решил, что можно отдать приз в состязании в мои руки.

— Да, этот мальчик крайне невежлив, — продолжил он и бросил уничтожающий взгляд на меня. — Однако сказанное им — чистая правда, и, кажется, эта правда не раз обсуждалась нами в узком семейном кругу. А если ты думала, что подданные королевства — глупые люди, которых легко обмануть, то сегодня должна была убедиться, что это совсем не так.

Кажется, моя маленькая богиня была готова провалиться сквозь землю. Такого сокрушительного удара в спину со стороны крестного матери не ожидала.

— Этот мальчик виновен в том, что груб, — подвел итог старик. — Груб и невоспитан. И некоторые его слова недостойны истинного кабальеро. Однако это лишь форма протеста, по сути же он прав. И самое прискорбное, что ты не хочешь понимать, таких, как он — миллионы.

Он подошел к ней, слегка приобнял. Но ее высочество гневно сдернула руку. Попыталась что-то ответить, но не смогла.

— А если считаешь, что и я не прав, — усмехнулся тогда старик ей в глаза, — тебе стоит походить по городу под личиной и самой поспрашивать, что и как о тебе думают люди.

По щекам ее высочества потекли ручьи, сама она, всхлипнув, развернулась и опрометью бросилась прочь, дабы не разреветься при нас. Да, дон Бернардо! Вы жестокий человек!

"Жестокий, но справедливый! — заметил внутренний голос. — И если он воспитывает так фактически внучку…"

Впрочем, выводы из произошедшего сделаю позже. Пока же я просто стоял, потирая ушибленный в падении со стулом затылок и смотрел, чем все это завершится.

А завершилось все коротким, но лаконичным взглядом на меня в упор.

— Хуан, не бери на себя слишком много, — предупреждающе блеснули глаза старика. После чего он развернулся и ушел, оставив нас переваривать случившееся.

— …Ну ты даешь! — ошарашено покачал головой Карен, первым отошедший от шока.

— Стараюсь, — вяло махнул рукой я. — Кто она такая, чтобы я перед ней пресмыкался?

Из груди моей вырвался тяжелый вздох. Кажется, на сегодня хватит, и я протянул им руку для пожатия.

— Ладно, пацаны! Что-то устал я сегодня! Давайте до следующего раза?!..

Глава 4
Нонконформисты или творческий бизнес-план

Царящее вокруг молчание меня радовало. Если бы делал что-то не так, что не вписывалось бы в канву плана сеньоров сценаристов, меня бы жестко осадили. То есть, какие бы вещи я ни говорил, какие бы обидные аргументы ни приводил, пока результаты моих действий ведут к прогрессу задуманного ими, мне простится абсолютно все — любое слово, любой поступок.

Нет, не думайте, я не впал от осознания этого в эйфорию. Какая может быть эйфория, если я по сути бегу по острию лезвия? Малейший оступ, малейшее спотыкание, и полечу в бездну. И те, кто до поры до времени мне все прощают, меня же и похоронят. Это игра с очень высокими ставками, истинных вершин которых я не понимаю — не дорос еще до таких масштабов. Ибо речь тут идет о будущем всего государства. Но черт возьми, мне такая игра нравилась, ой-ой-ой, как нравилась!

…Как и девочка Фрейя, которую я теперь называю про себя не иначе, как "маленькая богиня". Что-то в ней есть за всей ее показной шелухой. Хрупкое и ранимое, что хочется защищать. Как есть в ней и стержень, благодаря которому она сама защитит кого угодно от чего угодно.

…В общем, весь следующий день я провел в тишине и раздумьях. И никто, даже дочери единорога, видя меня в таком состоянии, не трогали, не теребили, не доставали вопросами. Тереза же, подошедшая с чем-то в столовой, когда я ей вовремя не ответил, задумчиво помолчала, глядя на мое лицо, после чего довольно-довольно, с видом человека, узнавшего страшную тайну, улыбнулась и ушла, так и не выяснив того, ради чего пришла.

Пусть их! Да, нравится! Но я не говорил и не говорю, что нравится настолько, чтобы пытаться что-то крутить. Просто я слишком привык к девочкам корпуса, и все, кто не вписывается в их рамки, автоматически вызывают у меня интерес.

…Да, да вы правы, черт возьми! Сдаюсь! Ее старшее высочество тоже можно записать в ряд с Бэль, Паулой-Мерседес и сеньорой Санчес де Шимановской! Она так же мне интересна, я так же тащусь от нее, как и от них! Однако присутствие в этом списке не говорит о том, что я в нее влюблен, и этот момент не надо путать.

…Итак, ввиду того, что изменения планов оглашены не были, и, что еще более важно, Мишель не устроила мне вчера занятий до бесчувствия, воодушевленный, я вновь слинял перед разводом, прихватив гитару. Кроме мыслей об ее высочестве, весь вчерашний день меня занимало еще кое-что, и только сегодня утром, на свежую голову, я смог сформулировать, что именно это за "кое-что". Это касалось ребят, их творчества. Я понял, оно мне не нравится, я его банально не потяну. Не ввиду отсутствия способностей, а ввиду отсутствия интереса. Я не хочу петь в группе, имеющей на вооружении такие тексты, музыку и манеру исполнения. И по дороге, в метро, мне в голову пришла сумасшедшая мысль, которую стоило бы попробовать озвучить. Согласятся парни, нет…

Почему нет, в конце концов? У них не какая-то топовая группа, которую все знают, у которой толпы фанатов и особенно фанаток, бросающих на сцену во время концертов предметы нижнего белья. Конечно, они встретят мои идеи в штыки, но как оратор я чего-то, да стою! Уж попытка в любом случае не пытка, а спрос не ударит в нос!

От метро до школы было недалеко, обдумать мысль подробнее я не успел, а после не смог тем более. Потому, как в ста метрах выше по улице, в том же самом месте, где и в прошлый раз, стоял кортеж, а возле ступенек маячил силуэт девочки в сером, причем не абы кого, а конкретно моей старой знакомой Жанки. Но кроме оной, рядом, наверху возле вращающейся двери… Стоял Себастьян Феррейра, собственной персоной, и нервно курил. При том, что школа считалась общественным местом и на ее крыльце курить как бы запрещено.

Чувствуя, что это по мою душу, неспешно поднялся. Как и следовало ожидать, юный сеньор Феррейра сделал несколько шагов навстречу, встав так, чтобы загородить мне дорогу на последних ступеньках. Типа, он стоит на ступеньку выше, как символ.

Почувствовав спиной напряженный взгляд Жанки, через систему координации боя которой на нас взирала вся стража ее высочества (а с нею и весь корпус), я не стал быковать и сделал шаг вправо, все-таки поднявшись на верхнюю площадку. Видимо из-за того же Жанкиного взгляда, быковать не стал и Себастьян, который мог заступить мне дорогу вновь, сделав шаг в сторону одновременно со мной. Но до выяснения отношения на подобном уровне мы еще не доросли.

— Я знаю, кто ты! — бросил он в спину, когда я прошел мимо. Я остановился и медленно обернулся. Выдавил покровительственную улыбку.

— Мне кажется, было бы странно, если бы сын Октавио Феррейра, наследник самой богатой промышленной империи Венеры, не знал этого.

Он нервно затянулся, выдохнул острый дым в сторону.

— Мне плевать на твои выходки и дешевые оскорбления, Ангелито, ты не стоишь того, чтобы я на них обижался. Но от Фрейи держись подальше. Здесь я серьезен, и второй раз повторять не буду.

Я вновь покровительственно улыбнулся, вызвав этим приступ ярости, сдерживая который Себастьян аж покраснел.

— Золотой мальчик мне угрожает? А что будет, если я его не послушаюсь?

Вместо ответа он отвернулся, сделав вид, что меня не существует. Вновь глубоко затянулся, после чего демонстративно выбросил обгоревший окурок в стоящую в стороне урну. А мальчик, растет! Прямо на глазах умнеет!

Отвернувшись, я продолжил следование, еле сдерживая ликование. Феррейра нервничает? Для меня это хороший знак, обнадеживающий!

Фрейя ждала в аудитории, мило болтая с преподавателем вокала. Они явно хорошо друг друга знали, но в этом не было ничего удивительного. Две девочки Жанкиного взвода сидели тут же, как и Оливия, но их я уже научился воспринимать, как предметы мебели.

Увидев меня, преподаватель вокала улыбнулся, встал, что-то сказал ее высочеству и направился к двери. Проходя мимо, бегло бросил:

— Хуан, готовься к занятию, вернусь через пять минут!..

Я понимающе кивнул и подошел к принцессе. Та вновь была при параде, разлинованная во все цвета радуги, с глубоким вырезом и в максимально короткой юбке. И я отчего-то был уверен, сия была одета вовсе не для Себастьяна Феррейра.

— Чем обязан? — присел я рядом. Сидящая сзади девочка Жанки встала и пошла к двери, создавая вокруг нас зону тишины. Аудитория большая, если говорить тихо, сидящие по ее углам стражи ничего не услышат.

— Хочу кое-что рассказать. — Ее высочество скривилась, явно пересиливая себя. Закинула ногу за ногу. Я демонстрировал, что внимательно слушаю.

— Я вчера много думала над твоими словами, — начала она. — Я не такая, как ты сказал. Я занимаюсь. Просто занятие мое тесно переплетается с сетевыми играми и… Его не видно непосвященным, понимаешь?! — Она повернулась ко мне и уставилась пронзительным взглядом прямо в глаза. Я даже немного отшатнулся — столько было в ней искренности и напора.

— Я занимаюсь информационной безопасностью, Хуан. Об этом знают многие… Но всем об этом знать не нужно.

— Информационной безопасностью… — повторил я, хмыкнув, и в голове начала выстраиваться длинная-длинная логическая цепочка. Нет, про информационную безопасность я слышал, но у меня она все-таки ассоциировалась с играми и развлечениями скучающей "золотой" девочки.

— У меня есть команда, — продолжила она, снова преодолевая какую-то неловкость, переступая через внутренние барьеры. Я все еще вызывал неприязнь, но она с ней успешно боролась. — Это хакеры, информационные взломщики, которые были приговорены к тюрьме за свои преступления. Гениальные ребята! Я вытащила их из камеры, и теперь они под моим руководством ищут слабые места в информационных системах различных госучреждений. И не только.

— А мне кажется, такими вопросами должна заниматься не наследная принцесса, — покачал я головой, — а третье управление. И по моим сведениям оно ими и занимается…

— Эти парни — часть третьего управления, — пояснила она, и в глазах ее промелькнула хитринка. — Хуан, ты взрослый мальчик и должен понимать, что мама не может абсолютно доверять никому, даже третьему управлению. А мне — может.

Все ясно. Я про себя вновь хмыкнул. Еще одно подразделение императорской гвардии на службе ЛИЧНО клана Веласкес. А ее высочество — консультант. И не придерешься!

— Так что я работаю, — закончила она. — Пусть это не совсем то, что делала моя мать на моем месте, и я бы даже сказала, совсем не то… — Она гордо вскинула мордашку. — …Но я делаю то, что могу, как и она делала то, что может.

Помолчала.

— Да, со временем я буду втягиваться, брать на себя больше. И планировала заниматься этим давно — Бени может подтвердить, — кивок в сторону двери. — Просто…

— …Просто ПОКА я занимаюсь только этим, — выделила она слово "пока".

Я долго думал, затем пожал плечами.

— Зачем ты говоришь это мне? Я — никто, да еще республиканец.

Она искрометно улыбнулась, аж прямо расцвела.

— Ты не такой, как большинство, и особенно не такой, как большинство республиканцев. Ты умный. Да, пытаешься судить, но судишь объективно, без догм и предвзятостей, а это большая редкость!

— Допустим, — согласился я. — Но это не значит, что ты должна передо мной отчитываться.

— А я не отчитываюсь. — Она покачала головой. — Знаешь, мама с детства мне вдалбливала учиться ценить людей. Оценивать их реальные способности и ценить. Всех, даже врагов. После чего пытаться ставить их себе на службу.

Да, пока ты мой враг, — она выдавила ослепительную улыбку. — Но я надеюсь, пока…

— Надеешься меня завербовать?

Она пожала плечами.

— Когда-нибудь — возможно. Сейчас ты изменишь мнение обо мне. После — о моей семье. А потом уже будем говорить о вербовке.

— Или не будем? — улыбнулся я.

— Все может быть! — парировала она. — Время покажет. Пока же просто хочу, чтобы ты знал, где именно и в чем заблуждаешься, когда говоришь обо мне. Мир не так прост, как кажется, когда изучаешь его через информационные "сливы" в сетях. Поверь, я знаю, что такое "сливы", сама организовывала некоторые. Так что до встречи, Хуан! Еще увидимся!

Она встала, и, виляя бедрами, направилась к двери.

— А если я все-таки откажусь? — бросил я ей в спину, прилагая все возможные усилия для сдерживания ликования. — Ты примешь меры, чтобы меня посадили в тюрьму? Из которой можно будет меня вытащить и поставить на службу, как твоих взломщиков?

Возле самого выхода маленькая богиня обернулась.

— Подумаем. Пока же я буду за тобой присматривать, Хуан Шимановский!..

И вышла.

Я же как раскрыл рот, так и сидел, пока не пришел преподаватель вокала, не растормошивший и не выведший меня из состояния ступора.

* * *

Итак, у меня получилось — девочку заинтересовал. А там, как говорят, от ненависти до любви один шаг. В нашем случае речь об интересе, но разница небольшая — вслед за фразой: "Ой, какой смелый мальчик!.." — запросто могут последовать как оголтелая ненависть, так и откровенная симпатия, переходящая в нечто большое и светлое.

"А от большого и светлого, Шимановский, один шаг до постели. Причем, учитывая характер и привычку ее высочества брать все, что захочется, очень-очень маленький шажочек…"

Я скривился, но внутренний голос в чем-то был прав: для сильной девочки "попробовать на вкус" сильного же мальчика… Деликатес! Отношения же с Себастьяном, судя по реакции самого Себастьяна, у нее далеко не безоблачны и не стоят того, чтобы отказываться ради них от мелких житейских… Деликатесов.

Впрочем, в моем случае это нежелательный сценарий. В отличие от обычного мальчика-с-улицы, мне нельзя потакать подобному стремлению ее высочества. Потому, как удержать ее после этого будет невозможно. Связь с Себастьяном своеобразна, но это связь, а не разовое приключение.

Обо всех этих сложных вещах я думал и во время занятий, и после, распеваясь с ребятами. Причем, если с преподавателями мне было хоть и трудно, но интересно, то прогон материала вылился в сплошную пытку. Крепился, держался — не хотелось парней подставлять, но шила в мешке не утаишь.

— Так, стоп! — поднял руки Карен. Музыка смолкла, в аудитории повисла тишина. — Ванюш, что случилось?

Я задумчиво покачал головой. Номер не прошел.

— Ничего. А что не так?

— Да все не так, — нахмурился он. — Играешь хреново. Поешь на автопилоте. В облаках летаешь. Давай, соберись!

Я тяжело вздохнул, отгоняя наваждение в виде образа радужной девочки…

…Девочка. Она, конечно, виновата, внесла в мое состояние свои пять центаво (а то и все пятьдесят пять). Но в отсутствии интереса к творчеству "Алых парусов" виновата не она. Ибо будь мне близко то, что делают ребята, я зарылся бы в их проект с головой. И на такие мелочи, как короткие юбки и цветные волосы некоторых представительниц прекрасной половины человечества, плевал бы с марсианского Олимпа.

То есть, все-таки стоит рискнуть и попробовать предложить то, что пришло в голову в метро. Да, революционный проект, и, возможно, меня пошлют…

…Ну, и пусть. Я не буду заниматься тем, что не воспринимаю как свое. В таких вещах лучше не наступать на горло.

— Парни, разговор есть, — тяжелым голосом начал я. Они что-то почувствовали или прочли по лицу — нахмурились. Хан и Карен отложили инструменты, Фудзи крутанул между пальцев палочки и откинулся на спинку сидушки ударной установки.

— Слушаем! — ответил за всех Карен, как главный.

— Только выслушайте до конца, — попросил я. — Пожалуйста, это важно.

Они друг с другом переглянулись, но согласно кивнули.

— Понимаете, критиковать кого-то может любой, — продолжил я. — Для этого много ума не надо. Гораздо сложнее внести конструкт, предложить выход вместо того, что не нравится.

— То есть, тебе наши песни не нравятся, — сделал вывод Хан, отводя глаза. Понимаю, самому было бы нерадостно слышать такое.

— Я же говорю, сказать "не нравится" легко! — воскликнул я. — Заявить: "Не-е, ребята, у вас отстой! Пойду-ка я отсюда!"

— Вы хорошие парни, — продолжил я с энергией. — Мне бы не хотелось вас обижать, потому прежде, чем фыркнуть, я попытался такой конструкт придумать.

— И придумал?

— Да. Понравится вам, нет — но я честно пытался.

Из груди вырвался тяжелый вздох. Мысли же, разрозненно витавшие по просторам черепной коробки, сделали попытку собраться.

— Начнем с того, почему мне не нравятся ваши вещи. Они не плохие, и на них найдется свой слушатель, но… Играть и петь такое я не смогу.

— Почему же? — хмыкнул Карен, в котором играла обида — именно он являлся автором большинства текстов и музыки.

— Потому, что это шлак. Сопли, возведенные в степень самоцели. Такое нравится сеньоритам, сопливым и романтичным, как эти песни. Я же жесткий, энергичный; мне нужна борьба, конфронтация. Надрыв. Для вас идеальный вариант — зализанный ловелас, мечта девичьих грез со сладким голоском и эпатажем представителя голубых меньшинств. Который может мяукать и собирать залы кобылиц… Но это точно не я, парни! Поверьте!

— Да видим, что не ты, — разочарованно махнул рукой Хан. Их купили мои слова о "конструкте" и желание не обидеть, но разочарование все равно давало о себе знать. — Это все?

Я покачал головой.

— Нет. Еще мне не нравятся перспективы. Вы работаете на очень узком поле. Таких групп, как у вас, множество. Причем их много даже в русскоязычном сегменте. Вы не выдержите конкуренции и со мной, ваш удел — все так же играть по клубам с минимальной массовкой. Да что там, — распалился я, — если вы и найдете сопливого сладкоголосого мачо, вы все равно останетесь на том же уровне! Немножко подтянетесь, приобретете среди зрителей несколько новых лиц… Но никакого качественного перелома не возникнет.

И самое главное, в сегмент латинос при этом лучше не соваться, — покачал я головой. — Конкуренции с ними вы не выдержите тем более, эти ребята исторически на порядок слащавее и мурлычнее.

То есть, перспективы обрубаются, сужаясь до ма-алюсенького количества переселенцев из Сектора и, возможно, марсиан.

— Ты не прав насчет латинос, — покачал головой Карен. — Будь мы семи пядей во лбу, пиши какой угодно материал, всегда будем для них "этими русскими выпендрежниками". Амигос не слушают чужую музыку, так что в любом случае наш слушатель — только свои. Никакой иной ниши не занять, в любом составе и с любым материалом.

Я кивнул — дельное замечание. И задал давно мучивший вопрос:

— Потому вы и тусите с нациками? Расширить базу? Чтобы слушать вас ходили по принципу "на своих поглазеть", а не потому, что нравится?

Кажется, задел больную мозоль, парни спешно отвернулись. Лишь никогда не теряющий самообладания Фудзи заметил:

— Теперь ты представляешь, как нам тяжко без нормального вокалиста?

Зря он так. Хан моментально вспыхнул:

— Это неправда! Да, так получается, что нас знают в ТОЙ среде! Но мы с Кареном и правда ненавидим этих тварей! И правда готовы поддержать наших, кто борется! Всем, чем можем! Просто!..

Вздох.

— Ну, не готовы мы бороться сами! — развел он руками. Словно извиняясь, но извиняясь перед самим собой. — Ты же взрослый, должен знать, что происходит с теми, кто выступает против!

— Мы за наших, Хуан, — поддержал его Карен, и глаза его сверкнули, обозначая, что на некоторых позициях он стоит жестко и бескомпромиссно. Мне же не понравилось это "Хуан". — Но если вдруг выступим, начнем борьбу, нас мигом отправят на задворки истории, и при этом мир нашего поступка не заметит. Это будет напрасная жертва, а жертвовать собой понапрасну… Элементарно глупо.

Я про себя выругался. Послал же бог… Коллег!

— А готов ли бороться ты? — задал он вроде бы простой, но очень сложный вопрос. — И за что именно? Чего это мы распинаемся, оправдываемся… Может прежде объясниться стоит тебе?

На мне скрестились прицелы глаз всех здесь присутствующих. Чувствовалось, вопрос этот они хотели задать давно, да как-то не получалось.

Я покачал головой — а что на это ответить? Как правило, человек может объяснить архисложные вещи, предмет интереса лишь избранных. Но при этом пояснить элементарщину, даже самому себе, для него проблема. Уже потому, что сам себе такие вопросы не задаешь. Действуешь, как подсказывает сердце, но сердце заставляет делать, а не думать.

Сердцем я всегда выступал за Сектор. И потому, что у меня оттуда мама, корни, и потому, что меня пытались из-за этого унижать. Нет, радикалом, борцом за что-то там себя не считал, но подсознательно всегда был с людьми, говорящими на русском. Для парней же все проще, они выросли в другой среде. Для них враг — это враг, и он предметен. С крайне простым критерием определения. Как и друг.

— Я не националист, — покачал я головой. — Но готов выступить с вами. Не в смысле с вами… А с ВАМИ. Но только до тех пор, пока латинос не уравняют наши права со своими, пока не отменят дискриминацию выходцев Сектора. Выступать за независимость, отделение, играть в другие подобные игры я не намерен! — мои глаза так же сверкнули, поясняя, что на этих принципах стоять буду жестко. — Я не за Обратную Сторону, как объект и субъект политики. Я за единую Венеру. Но Венеру общую и равноправную. И можете меня за это пристрелить.

Хан и Карен пыхтели, но тут раздался голос нашего японца:

— По сути Ваня прав. Если они уравняют права и возможности, не будет причин отделяться. Так что вы боретесь за одно и то же, просто по-разному это называете.

— Он не понимает, — покачал головой Хан, но я перебил:

— Ты действительно веришь, что Сектору кто-то позволит отделиться РЕАЛЬНО? Тебе пример Марса ни о чем не говорит? Может не просто так некоторые весьма уважаемые марсиане выступают с идеей присоединиться к Венере в качестве обособленной провинции?

Пауза.

— А может вы не знаете сколько у амигос оружия под сотым метром? И что они с легкостью уничтожат Обратную Сторону ковровыми бомбардировками, начнись там боевые действия?

Парни опустили головы. К сожалению, а может и к счастью, эта мысль не казалась нереальной на Той Стороне. Но удерживая от активности горячие головы, угроза уничтожения в случае восстания одновременно подогревала ненависть в тех, у кого головы горячи не особо, хороня любые идеи интеграции. Врага, готового тебя уничтожить по первому проступку, трудно считать "своим", несмотря ни на какую пропаганду и промывку мозгов.

— Война — это смерть, — продолжил я. Я не искал путей решения глобальных проблем, сейчас нужно было всего лишь достучаться до этих парней. — Это смерть Сектора. И всех людей, там проживающих. Потому да, я не за Сектор. Я за людей и за равноправие. Если вам важнее мифические атрибуты — независимость, государственность, гимн, герб и флаг — флаг вам в руки. Но боритесь за эти идеалы сами.

Воцарилось молчание, и вновь всех примирил Фудзияма.

— Ребята, вы зря ссоритесь. Да, Ваня внешне — натуральный латинос в энном поколении. Да, у него своеобразный взгляд. Но повторюсь, вы в душе боретесь за одно и то же, просто его позиция более умерена и взвешена, без вашего глупого радикализма.

Он помолчал, подбирая слова. Фудзи этих архаровцев знал лучше, и я был уверен, ключики к ним найдет.

— Не я ли говорил вам, что идея Независимости — бред? — вспыхнул он и подался вперед. Нога его нажала на педаль, раздался громкий: "Бо-ом" бас-барабана, от которого мы все вздрогнули. — Она красива, эта идея, популярна, но абсолютно нереальна! Мне вы эти слова простили — я же простой японец и "не догоняю". Теперь он говорит то же самое, — тычок в мою сторону, — но его вы готовы закатать в пенобетон стартовой площадки космолетов! Парни, вы определитесь, у нас как, группа, или что?

Он нажал педаль вновь, мы снова вздрогнули. Отвлекающий фактор — великая сила; не удивлюсь, если наш Фудзи где-то профессионально изучал психологию.

— Ладно, выяснили, — сделал резюме Карен. — Мы разные, по-разному видим вещи, но это всего лишь различные пути решения одной проблемы. Так что не хрен ссориться!

— Точно! — поддержал Хан. — Мудрая мысль!

— И раз все выяснили, и приняли, что Ваня — свой, предлагаю к политике больше не возвращаться! — поставил точку в споре Наото, настолько зло сверкнув глазами, что захотелось отшатнуться.

Я про себя хмыкнул — чувствуется порода. Древний народ, эти японцы. И очень-очень мудрый!..

* * *

— Итак, — решил я подбить предварительные итоги, — мне не нравятся две вещи. Музыка, в смысле материал, и перспективы.

— Понятно, — начал возражать Карен. — По перспективам закончили. Мы не будем в творчестве касаться политики, хотя это самый короткий путь к сиюминутной славе. И не будем петь для латинос, так как это бесполезно. А значит, чтобы расти, нам нужен новый качественный материал.

Он сделал паузу, глотнув воздуха. Его распирало желание грубо задавить меня, послать, так как говорил я наивные вещи, но останавливало то, что стучаться, объяснять неправоту надо со всем возможным тактом. Я с ними начал по-доброму, и они должны ответить тем же.

— По материалу все еще более глухо, — продолжил он. — Мы играем то, что можем, что написали сами. Другого написать не получится — не такой у нас склад ума. Но даже если ты найдешь нам этот материал, это не гарантирует, что мы станем популярными. Биться за зрителя придется в любом случае.

— Да, — поддержал Хан, — придется. И за это время мы растеряем своих фанатов, которых имеем сейчас. При том не факт, что на новом материале "поднимемся".

— Парни, вы можете оставить все как есть, — покачал я головой. — Да, у вас в руке синица. Кого-то эта синица вполне устроит… Вот и работайте дальше!

Я сделал паузу, набрав в рот воздуха.

— Но есть и третий фактор, о нем я еще не сказал. Тоже перспективы, но несколько иные. Сколько вам лет? Через сколько лет вы перестанете быть интересны своей публике?

Парни опустили головы. Во всяком случае, Карен и Хан.

— Сеньориты взрослеют, — продолжил я. — И на место соплям в них приходит расчет и здоровый прагматизм. Так происходит всегда, романтика присуща только молодым и неопытным. Те же сеньориты, что слушают вас сейчас, через десять лет забудут, кто вы такие. А новые, подросшие сеньориты, будут слушать своих кумиров, парней из своего времени, а не вас, старичков. Или не так говорю? — Я обвел всех глазами, но парни молчали. — Если что говорите, понимаю, что могу быть неправ!

— Ваша песенка будет играть совсем не долго, ребят, — закончил я мысль. — Без обид. После чего вы станете простыми лабухами в кабаках. Это я снова говорю не из желания обидеть, а потому, что реально вы потеряете не так много, если решите погнаться за журавлем. Я не настаиваю, каждому свое, просто прежде, чем высмеивать мою идею по принципу "лучшая защита — нападение", взвесьте все-все факторы, а не только те, которые хочется.

— Ладно, давай уже, предлагай! — зло процедил Карен. Зацепил за живое. Но видит бог, не специально.

— Я бы не стал называть то, что придумал, группой, — начал я. — Скорее ансамблем. Группа будет полностью переформатирована. Потому назовем это… Проект. Просто проект.

— Ага, бизнес-план, — усмехнулся Амирхан. Я же был предельно серьезен.

— Почему нет? Именно так и назовем. Бизнес-план творческого проекта… Пока без названия, к названию много требований, его стоит обсудить отдельно.

Итак, мой творческий бизнес-план состоит из следующих этапов. Первый — мы разучиваем новый, поверьте, абсолютно чуждый материал и играем его на маленьких обкатных площадках вроде Малой Гаваны. Мы учимся, — выделил я это слово.

Второй этап — нас с нашим новым ни на что не похожим материалом замечают, к нам начинает тянуться публика. Так создаем себе костяк фан-движения.

— А ты оптимист! — заметил Карен. Я согласно кивнул.

— Если не быть оптимистом, в этой жизни можно чокнуться. Да и не стоит что-либо начинать, если не рассчитываешь на успех.

— Дальше! — одернул нас Хан. — Хорош философствовать!

— Дальше третий этап, — продолжил я. — Имея костяк фан-движения, мы начинаем обрастать "жирком". К этому моменту все вопросы обучения должны сняться, мы должны втянуться, научиться думать по-другому. И с этого момента, надеюсь, начнем "разбавлять" чужой материал своим, на него похожим, но уже собственным. Постепенно, не торопясь, чтобы не спугнуть только-только приобретенного зрителя.

— А четвертый? — с иронией улыбнулся Карен, — суперзвезды?

Я парировал его своей улыбкой, настолько искрометной, насколько возможно:

— Именно. Дальше мы — законодатели мод. Основатели нового движения, которому многие подражают. Нас все знают, узнают, мы собираем стадионы…

— …И спим с ее высочеством инфантой, — довольно усмехнулся Хан. Остальные так же заулыбались. — По крайней мере, один из нас. Ради которой этот "один" сей план и придумал.

Вот черти! Вот что они обсуждали, пока меня не было! И главное, не так уж далеки от истины!

Я беззаботно пожал плечами:

— План я придумал не ради нее, немного раньше. Но от ее постели, само собой, не откажусь. — Лицо мое предвкушающее расплылось, как у кота, узревшего целую цистерну сметаны. — Инфанта бонус, парни, а никак не самоцель. Вы же умные, должны понять. Если б это было так — это был бы самый глупый план из всех возможных.

Кажется, они это понимали. Да и я бы удивился, будь иначе. Но поддеть меня было делом святым.

— А без четвертой стадии, без известности и славы она в жизни не подойдет к такому, как я, — продолжил я развивать тему — слишком уж на благодатную почву та упала. — Однако, к тому моменту и у меня, и у вас, будут сотни таких "инфант". Вот это стимул, а не какая-то единственная, пусть и крутая юбка.

— …К тому же, когда на планете появляется новая группа, играющая свой стиль, собирающая стадионы, никто не останется равнодушным, — сменил я тему. — Латинос волей-неволей о нас узнают, и тогда мы начнем экспансию на их сектор. БОльшая часть нас сходу отринет, но вода точит и камень, и постепенно часть из них будет поворачиваться к нам лицом. И, возможно, на этой почве мы сделаем для мира между нашими народами гораздо больше, чем все политики вместе взятые.

От последних слов парни скривились, но промолчали. Право иметь собственную позицию в национальном вопросе мы друг за другом закрепили, не стоит наступать на грабли.

— Я поверю в успех, когда услышу твой таинственный материал. — Из Карена била ирония, но это была не желчь, а скорее покровительственное веселье.

— Там не только материал, Карен, — покачал я головой. — Это же бизнес-план, и подход у меня комплексный. Для реализации нам надо будет сменить имидж. Перенацеливание на другую аудиторию не происходит просто так, вы должны это понимать. Мы должны стать ИНТЕРЕСНЫ публике. Причем всей публике, всем, кто говорит на русском.

Латинос на планете — семьдесят миллионов. Да, у них особая культура, но в целом эти миллионы дифференцированы по различным направлениям и жанрам. Кто-то любит классическое, кто-то попсу. Кто-то танцевальное или тяжелое. Я даже знаю людей, слушающих… Почти то же, что хочу предложить вам, — усмехнулся я про себя, вспоминая ее младшее высочество и антикварный магазинчик господина Адама Смита. — Нас же будут слушать ВСЕ сорок миллионов наших. Если выгорит, это будет самая большая аудитория на Венере.

— Самая популярная группа планеты?.. — Карен не зло усмехнулся. — Твоими бы устами… Ну, книги писать ты, Ванюша, точно сможешь! О фантастике, — подвел он итог.

— Не торопи коней, Карен, — одернул я. — Итак, мы остановились на материале. Я предлагаю играть ретро.

Я замолчал. Повисла пауза.

Парни ждали продолжения, пояснения, но его не последовало. Они переглянулись. Хан непонимающе пожал плечами и выдал вердикт:

— Смешно!

— Я серьезно, — покачал я головой, безуспешно скрывая улыбку. — Ретро, но не простое.

Вздох, и…

— Есть особое направление в музыке, — начал пояснять я. — В русскоязычной. Относится к эпохе Золотого века.

— И? — Глаза Хана смеялись, после слова "ретро" он смотрел на меня как на шута, клоуна.

— Это было время, когда наша страна, в смысле Россия, была под пятой Советского Союза, тоталитарного государства, подавляющего свободу граждан.

— …Ну, не под пятой, — поймал я нахмуренный взгляд Фудзи, — она и была этим Союзом. Но это мало что меняет, — покачал я головой. — Никакой свободы самовыражения для творческих людей тогда не существовало. Полный и абсолютный диктат власти во всем: в искусстве, кино, литературе, и, конечно, музыке. Все, что выходило за рамки шаблонов государственной линии цензурировалось и отсекалось. Тех же, кто активно выступал против системы, прессовали, подчас жестоко. Например, ссылали в лагеря или засовывали в психушки.

— Весело тогда жилось! — присвистнул Хан.

— Не скучнее, чем у нас, — покачал я головой. — Просто свои нюансы. И знаете, что придумала тогда молодежь? Она придумала петь песни, в которых не было смысла. Не было на первый взгляд — в них открыто не звучали опасные слова, не слышалось призыва к насилию, свержению власти; там вообще о власти не пелось. Но при этом тексты были полны аллегорий, и тот, кто копался в них, доискивался до второго, а то и третьего смысла. В которых и содержались все искомые призывы.

— Только иносказательно, — кивнул Наото, о чем-то глубоко задумавшийся.

— Да, — подтвердил я. — Тексты не всегда были политические, подчас в них затрагивались и философские и общечеловеческие вопросы, но язык был тот же, понятный немногим. И оттого притягательный. Вы же знаете, что такое "мистерии" и как они притягивают непосвященных в желании посвятиться?

Парни вопросом мистерий владели слабо, но человеческую психологию представляли достаточно отчетливо.

— Ты предлагаешь пытаться заставлять людей думать, искать смысл в твоих песнях? — грустно усмехнулся Амирхан. — Людей, которые делать это давным-давно разучились?

— Я больше скажу, наши амигос целенаправленно проводили политику, чтобы они разучились, — кивнул я. — Пятьдесят лет они пытаются сделать так, чтобы на Обратной Стороне забыли, что такое мозги. Что такое собственная история. Тогда проще народ обрабатывать. Но мне кажется, не все потеряно, и при должном усердии мы сможем пробить брешь. Хотя бы у тех, кто способен думать в принципе. А дальше последует "закон мистерий".

Парни не были согласны со мной, но не спорили. Они все еще не поняли, что я предлагал. И я вновь продолжил:

— Далее, мы затронули тему политики. Ребят, вы правы, лезть туда не надо — политика нас погубит. Любая, что бы мы ни поддержали и где бы ни засветились. Я немного знаю, как работает пятое управление, и поверьте, ничего хорошего в этом случае нам не светит.

Потому, чтобы быть на виду у ВСЕХ, у всего сектора, нужно занять жесткую позицию. Но не борцов с амигос, а… Нонконформистов.

— Нон… кого? — не понял Хан. Судя по удивленному лицу Карена, он такого слова тоже не знал.

— Несогласных, — пояснил Фудзи.

— Да, несогласных, — кивнул я. — Но не борющихся.

Пауза.

— Объясняю отличие. Помните Иисуса в храме? Его слова, когда ему дали римский империал? Он сказал: "Кесарю-кесарево, богу — богово!"

Здесь то же самое, только касательно не религии, а власти и социума. Мы подчиняемся власти амигос, но ни в коем случае ее не признаем.

— Как это? — нахмурился Хан — Подчинямся, и не признаем?

— А так. Мы следуем законам, потому, что государство — репрессивная машина, — попытался пояснить я. — И не позволит им не следовать. Но при этом говорим: "Вы нам, ребят, до марсианского Олимпа! У нас своя жизнь — у вас своя!" Это что-то сродни параллельной реальности, параллельной вселенной, только существующей в этом мире.

— Байкеры, — произнес Наото. Всего одно слово, но в моем мозгу как отщелкнуло. Где ж эти два оболтуса такого интеллектуала нашли? Это слово на всей Венере знает всего несколько человек, да и те профессиональные историки.

— Байкеры, — согласился я.

— А это что за птицы? — покачал головой Карен.

— Не птицы, — скривился я. — Мотоциклисты. Это движение ночных мотоциклистов, возникшее в середине двадцатого века. Протестное, но протестовали они не против чего-то конкретного, а против самого принципа власти. Эдакие анархисты.

— Я могу мало что о них сказать, — честно признался я, с завистью глянув на Фудзи. — Интересовался темой поверхностно. Но точно говорю, они ставили свободу от власти и общества в ранг идеала.

— Нам что, тоже кататься на мотоциклах? — усмехнулся Хан. — И где мы их возьмем НА ВЕНЕРЕ?

— Не обязательно, — покачал я головой. — При чем здесь мотоциклы? Байкеры — хулиганы. По своей сути. Среди них было много действительно… Хм… Эдаких элементов, по которым плакала полиция. Но равняться нужно, естественно, не на них.

Мы должны стать несогласными, интеллигентными хулиганами, готовыми заявить: "Ребята, мы не с вами!", но не желающими за свои идеалы воевать.

— То есть как? Заявить и не воевать? — вновь нахмурился Хан. Я говорил диаметрально противоположные вещи, далекие от понимания людей, не изучавших историю глубоко.

Я понял, что в конец запутался. А что вы хотели, я не готовился к разговору специально. Более того, идея с бизнес-планом пришла в голову только утром в метро — подчитать ликбез было некогда.

— Б-р-р-р! — я покачал головой и глубоко вздохнул. — Так, ребят, объясняю на примере нашего с вами больного национального вопроса.

Пауза.

— Русский сектор — оккупированная территория. Оккупированная для нас, так как для них, латинос, передана в результате войны. Латинос правят ею: у них есть армия, полиция, гвардия, суды и все силовые ведомства. И если кто-то с Обратной Стороны попытается объявить независимость, попытается внести изменения, которые пошатнут их власть — быстро сотрут в порошок. Будь это секта ультрарадикалов, готовая выступить с оружием в руках, или писатель/режиссер/деятель культуры, выступающий за умеренные реформы и придания статуса русскому языку второго национального. Ну, или группа, поющая песни о "свободе", о том, как хорошо и привольно жилось на венерианской "Руси-Матушке" лет пятьдесят назад…

Парни кивнули — оценили. Я продолжил:

— Любой из них будет стерт. Одних сгноит пятое управление, других — департамент безопасности, третьих — департамент культуры, при поддержке все того же управления. Бороться с машиной напрямую можно только отрицая. Подчиняясь, но покровительственно улыбаясь и показывая кукиш на любые дополнительные требования.

Да, где-то там есть политики, которые как бы защищают наши интересы. Но мы открыто говорим, что они не наши, они не с нами. А мы не с ними. Потому, что этим путем ничего не добьешься, а мы не ходим там, где ходить глупо.

Меня понесло, и поймав волну, я взглотнул воздуха и выпалил:

— Мы будем ненавидеть. Вслух, в лицо. Будем указывать все ошибки и просчеты, причем в виде анекдотов и смешных историй. Мы будем смеяться над СИСТЕМОЙ, потому, что это не наша система и мы не с ними.

Мы будем нонконформисами, — повторился я. — Людьми, не согласными с любым "высером" власти в наш адрес. И если они не разрешают нам существовать в их реальности, существовать на равных, мы создадим себе реальность альтернативную, без них. В которой нет насилия, нет неповиновения, но есть организация тех, кому плевать на правительство в Альфе. Организация, которая заставит с собой считаться и которой ничего нельзя сделать без дополнительных драконовских мер, на которое Альфа не пойдет ввиду отсутствия насилия и неповиновения. Они же не хотят раскачать лодку на ровном месте? — коварно усмехнулся я. — Они ведь тоже играют в игру под названием "интеграция".

— Да ты философ, Вань! — Хан поднялся и пожал мне руку. — Уважаю!

— Скорее, толстист, — усмехнулся за своей установкой Фудзи. Парни поморщились — кто такие толстисты не знали. Я, кстати, тоже.

— А я думаю, политик, — покачал головой Карен. — И только что я впервые за свою жизнь услышал вменяемую политическую программу, — грустно вздохнул он и поднял глаза… В которых плескалось безмерное уважение. — Неужели такая хорошая музыка, что может раскачать эту лодку? Все ведь упирается в нее, не находишь?

Я находил. А потому выложил свой последний козырь. Завихрил перед глазами меню и нажал поиск звуковоспроизводящих устройств.

Глава 5
Укрощение строптивой (часть 2)

Мне не понравилось, как гвардейцы обыскали меня на входе. Как правило, эта процедура шла на уровне автоматизма и не занимала много времени, но на сей раз один из установленных в шлюзовой камере приборов сработал, после чего два дюжих парня запихнули меня в боковую каморку, в которой я ожидал в свое время, будут ли со мной разговаривать, или вышвырнут сразу.

Через двадцать минут явились наши "яйцеголовые" — девочки из технического отдела, и устроили мне форменный беспредел. Обыскивали и ощупывали так, что заболело все тело. Тыкали приборами, пуская по мне какие-то поля и токи, от которых волоски на коже вставали дыбом а по телу шла рябь, как будто меня кто-то усердно чесал. В общем, работали на совесть.

О результатах не сообщили. Переговорив друг с другом на своем языке — языке профессиональных терминов — отпустили, кратко бросив:

— Ты чист.

В бело-розовом здании ничего не изменилось. Меня стандартно проверили на входе и впустили — после того, что устроили в воротах, вряд ли на мне уцелел хоть один "жучок". После чего оставалось переодеться и идти ужинать, а затем спать — голова после посиделок с парнями раскалывалась.

— Что-то не так? — спросила огненный демон, выходя из душа, когда я уже ложился. Мы за эти дни отдалились с девчонками, но это был естественный процесс. Переживем. Я покачал головой.

— Да нет, все нормально. Слушайте, девчонки, придумайте название группы? Чтоб звучало мужественно, но в то же время не жестко? И желательно с философским, или хотя бы метафизическим уклоном?

Гюльзар, рассматривающая на своей кровати голограммы журналов, подняла недоуменные глаза и издала смешок. Сестренки непонимающе переглянулись.

— Спокойной ночи, Хуан! Завтра развод! — подвела итог Кассандра.

Да, завтра развод. И еще один день жизни внутри корпуса. А потом… Школа, занятия и группа.

Где мне нравится больше? Здесь? Да, здесь прикольно. Здесь меня делают сильнее, ловчее, метче… Здесь много интересных сеньорит, с большинством из которых у меня… Тесные отношения. Ну, хотя бы раз были. Или не были, но быть могут. Здесь вечерняя сказка, на которой все, особенно малыши, мне смотрят в рот. Удивительно, но я до сих пор, как Шахерезада, нахожу все новые и новые сюжеты, хотя, казалось бы, рассказал все, что знал и что не знал тоже. Слава богу, сказки бывают не каждый день, тысячу и одну ночь я бы не продержался, но и так информационный вакуум давал знать. Скоро придется на фантастику переходить. Лишь бы только не на женские романы!

…Но все это меркнет, когда в моих руках оказывается гитара, а рядом… Хотя бы простопроходит мимо… Радужная девочка.

Красивая она. Конечно, стервочка еще та, ну, да что я, со стервами не научился общаться, что ли?

И музыка. Парни не дали согласия, но и не отреклись от идеи с порога, как опасался. Все-таки сказав все, что хотел, я устроил им интеллектуальный вечер — для прочистки мозгов. Ставил заранее подобранные композиции, несколько раз прокручивал, после чего просил пояснить смысл — о чем та или иная песня. Акцент, конечно, в этих записях сумасшедший, но разобрать и перевести можно — парни понимали. И выстраивали версии, одна другой грандиознее.

Больше всего мне понравился героический эпос, который они сложили на песню, в котором пелось об одном из упомянутых ночных мотоциклистов, "забившем" на белый свет. Каких только мыслей и приключений ему не присваивали! И когда рассказал им подоплеку, выглядели "Алые паруса" крайне озадаченно.

В общем, пусть думают. Отдельно пояснил, что менять придется даже название. И, скорее всего, статус. Если этот проект получит ход, мы будем называться ретро-ансамблем… Таким-то. Слоган уже сочинил: "Все, что есть, когда-то было!". Его напишем на полотне или голограмме за нашими спинами, чтобы не вызывать лишних кривотолков при словах "ретро-ансамбль". А то ведь люди всякое подумают…

На этой мысли я и уснул, изрядно перед тем проворочавшись. Во сне на меня взирали глаза Бель, нежно-голубые на смуглом личике. Неестественно белые волосы развевались, будто по ветру, хотя ветра там не было. С другой стороны невдалеке шла Фрейя. Смеялась, улыбалась чему-то своему, и, увидев меня, озорно помахала рукой.

— Хуан, я нашла тебя, — прозвучал обиженный голос Бэль. Громкий, но раздавался он непосредственно в голове, потому его никто не слышал. — Как и обещала. Теперь твоя очередь!..

Я вскочил в холодном поту. Браслет показывал половину шестого. Понимая, что спать дальше бессмысленно, встал и побрел в душ — лучше дополнительно побегать по полосам смерти, чем лежать и думать, ворочаясь с боку на бок.

Жизнь не окончится, сынок, — звучал в подкорке голос. — Что бы ты не выбрал, какой бы поступок ни совершил, это не будет концом…

Эх, мама!..

На следующий день не произошло ничего. Ни-че-го! Совсем. Привычный распорядок, те же мордашки, те же тренажеры и полигоны, те же упражнения… Занятия с преподавателями-теоретиками в устаканившемся ритме… Однотипные взгляды в столовой и разговоры в библиотеке, куда меня занесли ноги перед отбоем… И главное, привычные подколки, включая последнюю, на данный момент самую популярную, про ее старшее высочество.

Быстро загнав перед отбоем желающих на сказку, я рассказал юным созданиям что-то не слишком заумное, не несущее в себе грандиозные философские изыскания, но сказочное, с большим количеством спецэффектов и "соплей", радужных переживаний. Про средневековую принцессу с длинными волосами, рыцарей и драконов. После чего разогнал всех спать. С утра был трудный день. Трудный уже потому, что меня так никто и не соизволил предупредить, что же ожидать от ее высочества, ибо только она могла повесить мне "жучок" — кланы и иные спецслужбы блюдут джентльменское соглашение и не рискуют так подставляться. В смысле, прекрасно осведомлены, что на входе в Восточные ворота меня проверяют, во дворец ничего не пронесешь, а иные места моего обитания и так испещрены следящими приборами выше марсианского Олимпа.

Что она вызнала? Что поняла? И почему мне ничего не сказала Мишель?

Назад: Часть девятнадцатая МУЗЫКАНТ

Дальше: Глава 6 Рок-н-ролл навсегда

Сергей

Андрей

Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(921)952-30-22 Андрей.

Антон

Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(991)919-18-98 Антон.

Антон

Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(812)454-88-83 Нажмите 1 спросить Вячеслава.

Антон

Перезвоните мне пожалуйста 8 (953) 367-35-45 Антон.

Антон

Перезвоните мне пожалуйста 8 (812) 389-60-30 Антон.

Алексей

Перезвоните мне пожалуйста 8(904) 332-62-08 Алексей.

Виктор

Перезвоните мне пожалуйста 8 (952)396-70-11 Евгений.

Сергей

Перезвоните мне пожалуйста 8 (921) 930-64-55 Сергей.

Евгений

Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (499) 322-46-85 Евгений.

Евгений

Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (950) 000-06-64 Виктор.

Виктор

Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (499) 322-46-85 Виктор.

Виктор

Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (953) 160-88-92 Виктор.

Виктор

Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (499) 322-46-85 Виктор.

Антон

Перезвоните мне пожалуйста 8 (495) 248-01-88 Антон.

Виктор

Перезвоните мне пожалуйста по номеру. 8 (999) 529-09-18 Виктор.

Василий

Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (918) 260-98-71

Василий

Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8 (963) 654-49-85

* * *

* * *

* * *

Глава 4 Нонконформисты или творческий бизнес-план

* * *

* * *

Глава 5 Укрощение строптивой (часть 2)

Глава 3
Укрощение строптивой (часть 1)

Глава 4
Нонконформисты или творческий бизнес-план

Глава 5
Укрощение строптивой (часть 2)