* * *
Второй день, как и третий, были адом. Причем в отличие от первой репетиции, когда мы только знакомились и с материалом, и с подходом по его изучению, по последующим дням не могу сказать ни-че-го. Пролетели, все. Словно заезженная пластинка: "Пам-пам-пам… Пам-пам, парам…" И снова: "Пам-пам-пам…" И снова: "Пам-пам-пам…"
В целом кое-что начало вырисовываться — мы уже могли сыграть материал "в первом приближении", "начерно". Но изюминка в деталях, и дон Бернардо, находившийся с нами практически неотлучно, гонял и гонял по кругу, доводя звучание до совершенства. Нюанс там, нюанс здесь…. И здесь… Пока мы не смогли, наконец, сыграть ровно, несколько раз подряд.
— Молодцы. Можете же, когда захотите! — похвалил он нас под вечер третьего дня. — Теперь отточим до совершенства, и в путь!
Этот обреченный вздох издал не только я, или показалось?
Больше всего вопросов было ко мне. И если гитарная партия на самом деле оказалась несложной, и, учитывая мою феноменальную механическую память, проблем не составила, то с вокалом возникли серьезные проблемы. Причем "механического" характера — я чувствовал, что тот уровень, который определил мне дон Бернардо, взять могу, но для этого не хватало опыта. Пресловутых тренировок. Я вспомнил его фразу, оброненную в самом начале, про то, что жаль, что не попал к нему десять лет назад. Действительно, проучись я у него эти десять лет, такая высота не казалась бы проблемой. Но что есть — то есть.
Понимая наши слабые звенья, все оставшееся время старик гонял в основном меня. И немного Хана — у того возникали некоторые сложности с соляками, которые, как стоило догадаться, лучший гитарист планеты не мог упростить из принципа. Ему был нужен высший пилотаж — и он делал все, чтобы его получить. Потому на следующих репетициях нами занимался не он, а один из преподавателей вокала; сам он появлялся эпизодически, выдрючивая в основном Хана. И иногда заступающегося за него Карена — для профилактики.
Ночами мне снились кошмары. "Пам-пам-пам! Пам-пам, парам!" — звучало в голове набатом. Я ворочался, просыпался в холодном поту, вскакивал. Память услужливо выдавала порядок действий пальцев в гитарной партии. Во сне! А вокал… Что только не снилось, где я только ни пел и как только не лажал! И наутро каждый раз был уверен, что если ад, в смысле религиозный, где Сатана банкует, и существует, то в этом месте круглые сутки звучит: "Пам-пам-пам! Пам-пам, парам!.."
Ночевал я дома, и этот вопрос никто не поднимал — ни пытаясь запретить, ни уведомляя, что разрешают. Ну, а раз так, мне тем более поднимать его не нужно. Забирали меня девчонки, в произвольном составе, кроме Паулы. Красноволосую не выпускали, и, подозреваю, виновата в этом ее высочество. У нас как-то давно, в начале моей эпопеи с корпусом, был разговор с нею, и я спросил, знает ли она принцесс лично.
— Фрейю — да. Общались. — Напарница скривилась. — Изабеллу видела издалека. Но это не значит, что не знаю, что она за человек.
— А с Фрейей что? Веселое общение получилось? — поддел я.
— Давай не будем об этом?! — полыхнули ее глаза, а лицо покраснело. — сли вдруг мы столкнемся в тесном коридоре, я ей дорогу не уступлю! Дальше додумывай сам.
То есть, ее королевское высочество может узнать кузину. Которую, и ей это известно, мама прячет под замком в корпусе, чтоб "не шкодила". И если таковая вдруг отметится рядом со мной… План укрощения строптивой можно смело выбрасывать на помойку.
Остальных же девчонок от простых смертных не отличишь — вот пусть и трутся около. Тем более не забываем о сеньоре Феррейра, который Октавио. И о мягком намеке Мишель насчет него, с призывом смотреть в оба.
Это случилось на следующий день после того, как у нас получилось отыграть материал без запинки, несколько раз подряд. Какая репетиция по счету — не скажу, они все смазались. Мы пришли, привычно завели шарманку, и даже несколько раз прогнали материал, когда в зал вошло несколько человек, которых вел дон Бернардо. "Комиссия".
Указав на нас, старик Ромеро принялся что-то объяснять, его спутники кивать, с ним соглашаясь, после чего он попросил:
— Мальчики, еще раз! Так, как будто вы выступаете перед публикой!
Просить нас долго не надо. Материал въелся в кровь — думаю, если меня разбудить ночью, я выдам в эфир любую часть этой песни, даже не приходя в сознание. Как спою, так и сыграю. Как и все остальные парни. И мы сыграли. Я вкладывал в голос всю силу, на какую был способен, Хан во время соляков вытворял с гитарой нечто, Карен мило подвывал вместо меня высокие ноты, "зависая" на них, вытягивая этим общий фон. В общем, у нас получилось.
— Браво! — Старик захлопал. Захлопали и члены "комиссии". Пишу в кавычках, потому, что решение о приеме/не приеме на концерт принимает лично дон Бернардо, и сопровождающих он о нас лишь уведомил. Хлопали не восторженно, нет — рок-н-роллом присутствующих было не удивить. Но эти искушенные гурманы признали, что мы сыграли на приемлемом уровне, а это чего-то, да стоит. — Вот этих орлов я пущу перед началом программы, раззадорить зал…
Они посовещались о чем-то еще и ушли. Я же задумался. Среди членов "комиссии" был памятный мне Пако, и смотрел он на меня сквозь прищур, оценивая, совершенно иными глазами. Там, в гримерке, я был никем; мальчиком, который подставился, не поиздеваться над которым невозможно. Теперь же я попал в когорту ДОСТОЙНЫХ. Вот он и определял, как теперь себя со мной вести.
До концерта оставалось два дня, когда произошло ЭТО. Честно, я был удивлен. Изумлен, ошарашен — нет таких слов, которыми можно было бы описать мое состояние.
Начну с того, что я забил большой и толстый гвоздь на ее высочество. Окунувшись в совершенно иную атмосферу, мне стало наплевать, вытерла она о меня ноги, или не вытерла. Как там у нее дела и нашла ли себе что-то иное? Как, впрочем, было наплевать и на Мерелин, и особенно на ее продюсера. Я изначально свыкся с мыслью, что подарил им песню, но даже если бы Пако не взял ее в оборот, не расстроился бы. Однако, обо всем по порядку.
Репетиция шла своим ходом. До концерта оставалось, повторюсь, всего два дня, и коленки у меня подрагивали. Да, мы выучили песню, играли и пели ее на полном автомате. Отрепетировали каждый шаг, каждый жест на сцене, каждую улыбку. Но осознание, что петь буду при ЗРИТЕЛЯХ… На концерте такого уровня, где будут выступать лучшие из лучших школы сеньора Ромеро… В том числе высокооплачиваемые исполнители, котирующиеся на планетарном, и даже межпланетном уровне… От такого волей-неволей коленки подогнутся. У меня были прецеденты выступления перед публикой, но оба они имели специфический оттенок. Первый — крыша козырька департамента культуры, где я призывал толпу громить Сенат. Второй же — заседание суда, где судили провинившихся марсиан. Оба раза имели колоссальную специфику, и оба стоили мне невероятных нервов.
В зал вошли двое, Сеньор Ромеро и… Пако. Они нас не слушали, говорили о чем-то своем, но когда мы закончили, дон Бернардо хлопнул в ладоши:
— Так, мальчики, перерыв! — И указал мне, чтобы подошел.
Когда я спустился, мы молча вышли из зала и пошли прямо по коридору в тупичок. Место позади лестницы, где стоят несколько кресел и растений в кадках — что-то типа рекреации, зоны отдыха. Людей здесь практически не бывает.
— Этот? — ухмыльнулся дон Бернардо. Я чувствовал, он зол. Зол до безумия. Но тщательно скрывает свое состояние за покровительственной улыбкой, и это ему удается.
— Да-да. Милый мальчик, неправда ли?
…дорский акцент Пако куда-то делся. Передо мной стоял хитрый прожженный барыга, знающий, как сделать деньги из воздуха, и дона Бернардо воспринимющий как не меньшего пройдоху, но имеющего гораздо больше влияния. Я по-прежнему не котировался, был никто, но хотя бы поднялся до уровня "никто" с отметки "пустое место".
— Что могу сказать, — пронзил он меня изучающим взглядом, — юноша талантливый. И далеко пойдет. Но очень, ОЧЕНЬ неопытный! — выделил он это слово. — Но понимая, что это ТВОЙ мальчик, — дружески хлопнул он дона Бернардо по плечу, — и что ты его только-только нашел, не буду его учить, хотя проучить бы стоило!
Дон Бернардо все так же мило улыбался, сторонясь проблемы. Дескать, я только передаточное звено — ты попросил, я его привел, дальше сами.
— Хуан, так тебя? — Я кивнул. — Хуан, запомни, так дела не делаются.
— А как делаются? — вырвалось у меня. Но вырвалось лишь потому, что не хотелось молчать — слишком уж давило состояние дона Бернардо.
— Пусть об этом тебе расскажет твой наставник, — вновь хлопнул он по плечу старика Ромеро. — В первый и последний раз, в виду нашей с ним дружбы, наших хороших отношений. Держи!
Он протянул мне небольшой сверток-конверт. Я взял и машинально заглянул внутрь. Золото. Золотые пластинки. На несколько сот империалов, точнее сказать сразу не смог. "Стандартный" агентский гонорар.
— Удачи тебе! И не забывай, все остальные — не я, и в другой раз тебе так не повезет! — теперь Пако хлопнул по плечу меня. — У меня все. — Это уже дону Бернардо.
— Иди на репетицию, — выдавил старик сквозь зубы, и они пошли дальше, как ни в чем не бывало.
"Шимановский, в чем проблема? — забил тревогу внутренний голос. — Что это такое было?
Ладно, Пако испугался гнева "старшего товарища" и решил не "кидать" тебя. Но почему так нервничал старик? Ее высочество да, я бы понял. Кто-то спел песню, от которой она отказалась — такое задевает. Но ОН…?"
И тут меня прошиб холодный пот. ОТКАЗАЛАСЬ. А отказалась ли? И сеньор Ромеро обнаружил это только сейчас, за два дня до выступления… Когда маленькая богиня ее…
Кажется, меня зашатало. Опасаясь за координацию, присел в стоящее рядом мягкое кресло. Попытался вновь настроиться на рабочий лад. Итак…
Действительно, последние несколько дней для дона Бернардо тоже были сущим адом. Концерт. Мы. Текучка. Да и внучатая крестница — что уж скрывать. Больше-то ее некому готовить! Он, действительно, мог не знать о моем "сливе", что эту песню будет петь некая Мерелин. А узнал… Ну, например, сегодня, во время очередного прогона. Не зря же Пако тут ошивается? Сомневаюсь, что эта сволочь приперлась сюда ради моей персоны — скорее совместила приятное с полезным.
Тут вспомнились слова дона Бернардо, когда он решил поговорить. "Она тебя хоть поблагодарила?"
ПОБЛАГОДАРИЛА!!! Лопух недоделанный! За песню, от которой отказываются, не благодарят! Вот еще, благодарить за сам факт поиска? Бред! И как же я упустил этот момент из виду?! Вот что значит нервы!..
"И что в итоге?" — попытался я осадить себя и настроиться на рабочий лад.
"А в итоге, Шимановский, полная-полная…опа! — выдал вердикт внутренний голос. — Да, у тебя есть несколько "железных" отмазов. Однако слушать их никто не станет, тем более за два дня до выступления".
"Ладно, прорвемся, — вновь подбодрил я себя. — Все равно сделать что-то умное уже не получится — события понеслись сами по себе. Как говорят в казино: "Ставки сделаны, сеньоры и сеньорины". Будем ждать развития событий и пытаться играть на импровизации. Как всегда".
"…Однако, ты крут, парниша! — воскликнул я сам себе, входя в аудиторию для репетиций — пацаны были уже там. — Подложить такую свинью наследнице престола?.."
"Так этой суке высокомерной и надо!" — подвел я итог всей этой нехитрой эпопее. Ради такого, пожалуй, стоило поунижаться в гриммерке перед Пако, чтоб он жил долго и счастливо!..
— Ты чего сияешь? — спросил Карен, когда я поднялся на сцену. Остальные так же смотрели с недоумением.
— Парни, вы не поймете. Но поверьте, причины ОЧЕНЬ веские!
Ребята ухмыльнулись, после чего мы принялись за набивший оскомину и сидящий в печонках "пам-пам-пам!.." Чтоб он жил долго и счастливо!
* * *
— Что ты себе позволяешь, щенок? — Дон Бернардо схватил меня за грудки и прижал к стене. Попытался, само собой, но я поддался. — Ты вообще думаешь, что творишь?
Его глаза пылали. Бешенство он сдерживал, и если бы не сдерживал, или разорвал бы меня на кусочки, или его самого хватил бы приступ — сеньор Ромеро далеко не мальчик.
— И что же я такого творю? — выдавил я, схватив его а запястья и немного разжав хватку на горле. Увидев, с какой легкостью я это сделал, вспомнив, что мы в совершенно разных силовых категориях (я даже не ангелочек, которые хоть и шустрые, но все-таки женщины), натужно задышал и хватку ослабил.
— Вот это у тебя называется "некрасивым неэтичным поступком, который не всем понравится"? Открытое предательство и диверсия? Удар в спину?
— Дон Бернардо, отпустите, — процедил я. — Мы не дети малые, чтобы хвататься за кулаки, да и кулаками наши проблемы не решишь, не находите?
Я был тверд, как скала. Ни грамма страха, ни капли боязни или опасений. Я прав, это аксиома, и ради нее пойду на гильотину. Почувствовав во мне этот настрой, старик, действительно, разжал захват и отошел на пару метров, повернувшись боком. Он все еще пылал, прилагал адские усилия, чтоб сдержаться, но пик был пройден.
— Я говорю. Как раз и говорю с тобой, сосунок!
Помолчал.
— Хуан, я могу осложнить тебе жизнь. ОЧЕНЬ осложнить! — Он сделал выразительные глаза. — И никто, даже крестница не сможет мне помешать! Поверь, это в моих силах!
— Верю, — выдавил я, хотя отвечать не требовалось.
— Но я с тобой именно говорю. Несмотря, что нахожусь на пределе. И если сейчас не услышу НОРМАЛЬНУЮ версию, почему ты меня предал…
Я покачал головой.
— Дон Бернардо, вы здесь не при чем. Все дело во Фрейе.
— При чем здесь Фрейя? Ты понимаешь, что подставил МЕНЯ?! — вспыхнул он. Я покачал головой.
— Вас подставила Фрейя.
— Зачем ты отдал песню Пако? МОЮ песню, которую Я сказал тебе найти?
Ты вообще понимаешь, какой это прохвост? И что он не "кинул" тебя только потому, что я открытым текстом всем заявил, что вы — моя группа, мой личный проект, хотя личных проектов я не вел уже с десяток лет?
— Дон Бернардо… — попытался сказать я, но был перебит:
— Молчать!
Пауза.
— Зачем ты так, Хуан? Глаза застлили тридцать сребреников? Которые, не будь меня, тебе бы и не светили?
— Я не ждал, что Пако заплатит, — покачал я головой. — Я подарил ему песню. Просто так. Деньги — повод, чтоб не выглядело странным со стороны.
— Чтоб насолить моей внучке?
— Чтоб насолить вашей внучке, — согласно кивнул я. — Чтобы она увидела, как замечательно поет песню, от которой она отказалась, другая исполнительница.
— Кто отказался? — не понял он. Я же про себя выругался. Ну, ваше высочество!..
— Да Фрейя же! — воскликнул я. — Она отказалась от песни, выставив меня идиотом! При охране! Которая подтвердит мои слова, — продолжил уже тише. И назвал Жанкины позывной и номер.
— Записи того дня, а значит, и нашей беседы, есть в базе дворцовой стражи. Они всегда записывают все движения бойцов во время нахождения рядом с нулевым объектом. На всякий случай.
Старик опустил голову, и я почувствовал, что злость вновь закипает в нем, с новой силой. Но теперь ее объектом был не только я.
— Пошли! — бросил он мне и направился к выходу.
Когда мы уходили, после окончания репетиции, девочка-администратор в холле попросила задержаться, передав, что со мной хочет встретиться дон Бернардо, и что остальные могут не ждать. После чего спустился сам сеньор Ромеро, поманил следом, и, заведя в какое-то безлюдное помещение, фактически напал на меня. Теперь же мы поднимались наверх, в один из малых залов, и я догадывался, что сейчас будет.
Старик распахнул дверь, очень даже нелегкую по весу, как пушинку, испугав этим двоих девочек Оливии на входе, и влетел внутрь. Я последовал за ним, предоставляя двери возможность закрыться самостоятельно. Так и есть, все в сборе. Жанки нет, но есть сама Оливия, которая, если что, свяжется с нею.
Первая охранница сидела у двери. Вторая — возле сцены. И, собственно Бергер, о чем-то разговаривающая с ее высочеством в центре зала.
— Бени?.. — подскочила ее высочество инфанта, но тут увидела меня. — О, и этот предатель! — Глаза ее недобро полыхнули.
— Ты отказалась от песни? — сощурился старик, вперив в нее взор. Я встал чуть сбоку, чтобы было видно все действующие лица — словить кайф от семейной разборки.
Фрейя перевела взгляд на него, рот ее недоуменно вытянулся.
— Ты отказалась от песни, когда этот молодой человек ее тебе предложил? — повторил старик, повысив голос.
Фрейя окинула меня непонимающим взглядом.
— Вначале да.
— Вначале что "да"? — не отставал сеньор Ромеро.
Вновь пауза.
— Вначале, как он предложил, отказалась. Но потом передумала — песня уж больно хорошая. — Она беззаботно пожала плечами.
И снова пауза, но теперь ее держал дон Бернардо. Он буквально захлебнулся эмоциями — такого финала не ожидал, несмотря на мои слова открытым текстом. Верил ей больше, чем мне?
— Почему ты не сказала об этом? Что передумала? — только и смог выдавить он.
Лицо ее высочества презрительно скривилось.
— А почему я должна отчитываться перед ЭТИМ!!!
Она медленно подошла ко мне, и ненавистью, сочащейся из нее, можно было залить все кратеры планеты. А заодно и Марса. И Меркурия. И еще останется. Ближайшая к нам телохранительница поднялась и ненавязчиво встала перед нею, как бы закрывая меня — чтоб не делала глупостей.
— Кто он такой, чтоб я докладывалась, что решила сделать? — Продолжила ее высочество, про себя на действия охраны хмыкнув, однако, сделав выводы и взяв себя в руки. — Взяла? Взяла. Он предложил, я взяла. Не сказала? Потом скажу! И поблагодарю. Может быть…
— Я предложил ей продать песню, — взял я слово. — Честь по чести. Мой труд по поиску, ее — выступление. Но это же я. Такого не кинуть — не она будет! И кстати, кто это у нас распинался по поводу чести и благородства семьи Веласкес, и что я неправильно их понимаю, так как не все знаю?
Она скривилась.
— Велика честь, демонстрировать благородство перед такими, как ты!
— А что во мне такого, что ваше высочество стесняется продемонстрировать честь и благородство? Скатываясь вместо этого до банального "кидалова"?
— Достаточно! — рявкнул дон Бернардо, но у него было мало возможностей повлиять на ситуацию.
— Послушай, юноша! Тебе не кажется, что ты слишком много о себе возомнил? Нонконформист хренов! — воскликнула Фрейя. Причем никаким раскаянием, осознанием неправоты, в ее голосе и не пахло. — Он нацик! И сам признался в этом! — обернулась она к старику Ромеро. — Это наш враг!
— Но даже это не дает тебе право делать ему подлости, — отрезал тот.
— Да, но я и не делала подлости! — сорвалась ее высочество на визг. — Ты ведь не знаешь, что было!
— А что было? — Это я.
— А было то… — она вновь зло зыркнула, после чего, встретившись глазами с все так же стоявшей монументом рядом со мной охранницей, пошла вдоль кресел, демонстративно отойдя подальше. — Было то, что некий нацик, враг моей семьи и моего народа, решил вдруг использовать меня, дочь королевы, как стартовую площадку для своих планов. Достижения своих целей. Он не понял, что предыдущие наши разборки — это именно разборки, и моя симпатия к нему в некоторый момент была вызвана всего лишь данью уважения к его объективности, которую встретишь нечасто. И решил — а почему бы и нет — вскружить мне голову. И использовать мое доверие в своих целях.
Она вновь глянула на меня, но теперь в глазах ее плескалась не злоба, а презрение.
— Бернардо, я отдаю отчет, что поступила некрасиво. Но я не могла согласиться с этим… Нациком! Не могла пойти у него на поводу даже в малом! Потому, что не пошли я его подальше — он приперся бы снова! И снова! Со своими дурацкими идеями меня охмурить!
— Мне ты почему не сказала? — обреченно выдохнул дон Бернардо. Картина обрисовалась, и ее точку зрения НОРМАЛЬНОЙ он признал. Хотя легче ему, естественно, не стало.
Фрейя бегло пожала плечами.
— Не посчитала нужным. Его целью была я, мое ублажение. Мне и в голову не могло прийти, что он "сольет" такой прекрасный аргумент для подката первой встречной. Я ждала новых подкатов, приготовилась гнать его силой, а он…
— А он не больше не подошел, — хмыкнул старик.
— И вообще, откуда он узнал, что я выступаю? — вновь начала заводиться ее высочество. — Это между прочим информация не для общего пользования!
Ее глаза зыркнули вначале на дона Бернардо, после на Оливию, но наткнулись на абсолютное равнодушие. И тот, и та отвечали лишь за свой сектор работ, а не за утечки в принципе.
— Мы не знаем, кто он, — продолжила она. — В смысле, не знаем, на кого работает. А он определенно на кого-то работает! Охрана подпускает его слишком близко, игнорируя прямые обязанности…
Я увидел, как скривилась Оливия — Фрейя грешила против истины. Но что с нее возьмешь, женщина!..
— …А Сирена, которая должна всех проверять, молчит, хотя я четко описала, что тут что-то не чисто и попросила пробить поподробнее. И все это…
— Довольно! — осадил ее дон Бернардо, вскинув руку. Я почувствовал, что он пришел, наконец, в себя. Давно пора! — Это паранойя, девочка! Ты прекрасно знаешь, что его трижды проверили, включая твою собственную группу взломщиков! Он чист!
— Чист? — Она показно ухмыльнулась. — Возможно. Но он — националист Обратной Стороны. Умный и расчетливый — не будешь же ты с этим спорить?
Дон Бернардо молчал.
— А теперь ответь, ты сам веришь, что он всего лишь хотел "зашибить деньгу" на этой песне? Которую попытался всучить сразу мне, инфанте, а не…. Да той же Мерелин?!
Дон Бернардо неспешно подошел к внучатой крестнице и посмотрел ей глаза в глаза сверху вниз. Он не кричал, не повышал голос — почти шептал, но мы, находящиеся в зале, услышали каждое слово:
— Я САМ попросил его подобрать МНЕ для тебя хорошую песню. Этот парень разбирается в старине, я взял его группу в концерт, чтобы они сыграли старый добрый рок-н-рол. И послал к тебе, чтобы ты лично, от первого лица, приняла решение, без отсылки ко мне и моей тирании.
Отошел. Присел на крайнее из кресел, о чем-то задумавшись. Явно глобальном — как выйти из этой дрянной ситуации с минимальными потерями, или хотя бы просто как выйти. До концерта остались менее двух суток.
Ее высочество стояла с разинутым ртом долго. Пыталась что-то сказать, ответить — но что она могла? Последний аргумент ее огорошил, сразил наповал, и это сказано слабо.
— Ты взял его в концерт? — Видно, больше во всей тираде дона Бернардо прицепиться было не к чему.
— И это не обсуждается! — отрезал старик, не отвлекаясь от собственных мыслей. — И как понимаю теперь, когда перед глазами стоит вся картина, ты сама виновата в том, что произошло. Хуан, свободен! — рявкнул он мне, добавив в голос показной грозности.
Я кивнул и толкнул дверь — весь разговор так и стоял рядом с нею.
— То есть то, что он отдал кому-то песню, которую заказал ему ты…
— Я ему никто, девочка! Это право любого свободного человека, распоряжаться тем, чем имеет! У этой песни даже авторских прав нет, и…
Все, дверь захлопнулась. Ну, ваше высочество, я вам не завидую.
Интересно, она признает, что была не права? Хотя бы сама перед собой? Нет, кому бы то ни было она этого не покажет, даже сеньору Ромеро, но сама себе? Или ее высочество из тех, кто правы абсолютно всегда, и способны себя убедить в этом, найти аргументы, в любой ситуации?
Посмотрим.
* * *
Ее высочество, похоже, домой не ездила. Или уехала очень поздно, приехав рано утром. Потому, что когда я шел на следующий день на репетицию, "Мустанги" ее кортежа уже стояли поодаль от главного входа.
У нас все было хорошо, несколько раз прогнали программу, после чего перешли к обсуждению дальнейших планов. Парни выросли, и заметно — это проявилось в отношении к новому материалу. Резонно отметив, что гонять по кругу один и тот же "Дым над водою" — свихнуться можно, мы с энтузиазмом взялись раскладывать некоторые вещи из намеченных для собственного репертуара на составляющие, и результат мало того, что в первом приближении удовлетворил всех, так еще и пришли мы к нему быстро. И принялись разучивать эту вещь, работая над нею в алгоритме, продемонстрированном доном Бернардо. С поправкой на неопытность, естественно, но мы никуда не спешили.
Работы перед нами было — непочатый край. Работа творческая, требующая полного погружения. Мы погрузились, и время полетело, как один миг.
Подошел обед, после которого на огонек заглянул старик Ромеро — опухший, осунувшийся и дико недовольный, потребовавший сыграть "как завтра".
Мы сыграли. Однако все чуть не испортила ее высочество, появившаяся в самый неподходящий момент. Тоже усталая и осунувшаяся, злая, как тысяча чертей и старающаяся не встречаться с доном Бернардо глазами. Села на первый ряд и посмотрела сквозь прищур: "Ну, и на что вы, мальчики, способны?"
Конечно, это не дело, лажать из-за присутствия какой бы то ни было сеньориты. Пусть даже она инфанта, пусть даже в глубине души тебе нравится. Но я чуть было на эти грабли не наступил. Собрался в последний момент, но нервы себе попортил.
"А как ты хотел, парнишка, — посмеялся внутренний голос. — Таких девчонок в зале будут сотни. Ну, сотнЯ — точно. И это будет твой ПЕРВЫЙ зал. Привыкай!"
Все я знал. Потому и смог. Спел/сыграл на тысячу процентов, как и требовал дон Бернардо. Который, когда мы закончили, подозвал нас к краю сцены:
— Парни, завтра в восемь генеральный прогон. Вы — первые, потому не опаздывать. Итальянский дворец, знаете, где это? — Взгляд на меня. Я кивнул. — Придете за час, распоетесь.
— Форма одежды? — Это Карен.
Дон Бернардо задумался.
— Придумайте сами. Что-то легкое, протестное, но не чрезмерно. Костюмы вам под старину шить — чересчур. Так что пофантазируйте. Рок-н-ролл это свобода, свобода от всего, от этого и пляшите.
— Сделаем. — Я козырнул. Надо будет рассказать парням про легендарные джинсы — ходовые повседневные штаны той эпохи. И озадачить, чем их можно заменить. Кожаные куртки, действительно, чересчур, обойдемся легкими футболками. Свобода же!
Когда все вопросы утрясли, дон Бернардо направился к выходу, бросив дочери крестницы:
— Ты идешь?
— Я еще посижу, — отмахнулась та.
— Как хочешь. Только не глупи!
Ну, глупить ей не даст охрана. Девочки другие — с утра заступил следующий караул — зато свежие. И Оливия тоже была здесь, села через несколько кресел от принцессы. Если что — перехватят.
Ладно, хочет смотреть и слушать — пускай сидит. Делать ей по большому счету нечего, у дона Бернардо сейчас горячая пора, дел по горло — не до нее. Концерт через сутки, но генералка уже завтра, с раннего утра. Аренда таких залов, как Итальянский дворец, стоит баснословных денег, и надо выжать из уплаченного максимум. Что требует очень четкой организации.
Мы продолжили, почти не обращая на принцессу и ее охрану внимания. А потом и вообще перестали замечать их. Спорили, ругались, выясняли. И результатом в итоге остались довольны.
Как выдался перерыв на "перекур", я спустился к Фрейе, сел рядом.
— Привет. Смотришь?
— Смотрю, — бесстрастно кивнула она.
— А что не репетируешь? Дорог ведь каждый час! Дон Бернардо занят, но сама…
Она пожала плечами.
— Так ничего толкового и не подобрали. Все банально. Было несколько стоящих вещей, но я хочу быть ЛУЧШЕЙ, Хуан! — загорелись ее глаза. — Ты не понимаешь, как это — быть принцессой. Меня будут не просто оценивать, меня на молекулы разберут! И если я не буду выделяться, не спою на голову выше остальных — затопчут. Дескать, раз принцесса… Административный ресурс, понимаешь!
Я молчал, давая возможность выговориться. Она продолжила:
— Это была замечательная идея, Бени просто гений, использовать материал, очень и очень не похожий на привычный, пусть даже ретро. Если я спою не хуже других, хотя бы на том же уровне, я все равно выделюсь, запомнюсь! Смешать меня с грязью будет сложно! Уникальные номера они такие!.. — Вздох. — И зачем ты пошел к этой Мерелин?..
Теперь плечами пожал я.
— Чтоб ты поняла, что на тебе свет клином не сошелся.
Фрейя молчала.
— Я две ночи сидел на стимуляторах, подбирал тебе эту вещь, — продолжил я. — А ты даже не стала слушать. Не стала, не спорь! — не дал я ей вставить протест. — Только-только дала выговориться, из чистой вежливости, и спровадила!
— Извини, я не хотела, — пожала она плечами, но оба понимали, что хотела.
Помолчали. От нее несло растерянностью, раскаянием. Но раскаянием в том, что неправильно что-то оценила, поняла, а не сделала. Вины передо мной за высокомерие я не чувствовал. Потому промолчал, хотя у меня для нее имелся сюрприз. Сюрприз, родившийся случайно, пока ехали вчера с девчонками домой, и который дома я в спокойной обстановке обкатал.
— Мне пора — ребята возвращаются. — Я поднялся. — И это… Я не враг тебе. Ни тебе, ни твоей семье, ни твоему народу. Ты плохо слушала запись.
Все, достаточно. Теперь подняться на сцену и делать вид, что мне на нее плевать. Хотя, мне на самом деле плевать. Партия еще не окончена, но все карты розданы, козыри засвечены и сделать больше того, что есть, нельзя. Конечно, послезавтра начнется новая партия, с новыми картами и раскладами, но это будет послезавтра.
До конца наших с пацанами посиделок мы не перекинулись с нею ни словом. Ушла она раньше нас — видно, позвал сеньор Ромеро. И если честно, без зрителей занималось значительно легче.
* * *
На выходе у стойки администратора меня поджидала Оливия.
— Привет, Шимановский! — отозвала она меня в сторону. — И что, ты это так оставишь?
— У тебя опять задание? — хмыкнул я. — Дон Бернардо попросил?
Она отрицательно покачала головой.
— Хуан, можешь не верить, но у хранителей, постоянных хранителей, с охраняемым объектом возникает что-то вроде родства душ.
Она помолчала, подбирая слова. Я не торопил.
— И мы не исключение. Нам радостно, когда ей хорошо, и грустно, когда грустно ей. Мы чувствуем то же самое, что она. Иначе, не так сильно, но… Чувствуем.
Снова пауза.
— Да, мы как бы не имеем отношения к причинам ее радости и грусти, но это так. Не знаю, как такое объяснить… Это просто есть, и все.
— И при чем тут я? — Я сделал вид, что не понял, к чему она клонит.
— Хуан, не бросай ее, — опустила глаза Бергер. — Да, она виновата, но не поступай так. Она долго мечтала об этом выступлении. Чтобы спеть, получить признание, и только после этого раскрыться. И теперь ждать еще минимум год. И то, только если огонек в ней не угаснет.
— А может?
Кивок.
— Она устала. Занимается этим много лет. Уже несколько раз пыталась совершить подобное, но все время не решалась — где-то в чем-то не дотягивала. Работала над собой, как проклятая. Ее сестра больше по разным единоборствам, маханием световыми мечами, контрас, а эта…
— Певица, — потянул я, тяжело вздыхая. Господи, куда от этих женщин спрячешься?! И ведь действительно, похоже, личная инициатива — слишком неуверенный голос. Хрен откажешь!
— У нее много недостатков, — продолжила Оливия. — Очень много. Но сегодня я прошу переступить и пойти навстречу. Я прошу. Ради меня. И остальных девчонок.
— Пойти навстречу с чем? — сделал я удивленные глаза, но номер не прошел — она лишь иронично усмехнулась.
— Чико, я что, не знаю тебя, что ли? Они, — абстрактный кивок за спину, видимо, имеются в виду королева и сеньор Ромеро, — не знают. Я — знаю. С первого дня за тобой слежу. И с первого дня знала, что нам работать вместе, даже во время тестов, когда мы тебя прощупывали.
Я покачал головой, однако, не возражая, а констатируя:
— Королева еще не прилетела на планету, не утвердила решение о моей дальнейшей эксплуатации, не придумала, как меня использовать, а ты уже знала?
Бергер выдала ослепительную улыбку.
— Я же не дура. А что она еще могла придумать, кроме как организовать "подпорку" для дочери? Не надо недооценивать влияние сильного командира преторианцев, вхожего в спальню монарха, на дела в политике. А наши монархи слабы, вот уже четыре поколения.
Так что давай, Чико, не вредничай! Пошли!
Во второй малый зал, тот же, где состоялось мое первое прослушивание, вошли тихо. Дон Бернардо, усталый и измученный, сидел, где и в прошлый раз, на третьем ряду, и нас не заметил.
Мы уселись по центру, за его спиной, обратив все внимание на сцену, где пела Фрейя. Пела? Не то, чтобы, с прошлым разом не сравнить. Скажем так, пыталась вывести что-то внятное измученным подрагивающим голоском. У нее могло получиться лучше, гораздо лучше, но она не старалась. Или старалась, но недостаточно хорошо, что бросалось в глаза даже непрофессионалам.
Когда она закончила, дон Бернардо разразился руганью. Нет, слова использовал литературные, но их сочетанию позавидовал бы портовый грузчик. Ее высочество слушала, слушала… Затем из глаз ее потекли слезинки, после появились две дорожки, после же она… Заревела.
Дон Бернардо понял, что достаточно, и замолчал, глубоко вздохнув. Я видел, как он устал. Устал морально, еле держится. Он хотел дать внучке все, но словно злой рок — ничего не получалось.
— Может все же предыдущую? — промямлила Фрейя. — Мне не нравится эта. Я ее не вытяну.
— Хуан! — ткнула меня в бог Оливия, но я отмахнулся.
— Вытянешь! — рявкнул дон Бернардо, но смягчился и отмахнулся. — Ладно уж, давай предыдущую… — И что-то пробормотал в браслет.
Музыка заиграла, но другая. Фрейя вновь запела, и пела увереннее. Но не настолько уверенно, чтобы поставить ей отлично. Я вспомнил первое впечатление, когда только услышал ее голос… Да, ваше высочество, вы сильно не в духе. Оливия вновь ткнула меня в бок, но я вновь "не почувствовал".
Песня по большому счету была неплохой, и эта, и предыдущая. Лирическая, романтическая, и одновременно зажигательная — с изюминкой. Такую запросто можно услышать на радио, или на концертах-солянках, из уст исполнителей пусть не первого, но и далеко не третьего эшелона — эдакий уверенный середнячок. Подобные постоянно занимают места в двадцатках и пятидесятках хит-парадов, доходя до восьмых-десятых мест. Неплохая вещица, но…
Это пресловутое "но". Просто хорошая качественная песня, способная попасть на время в перечень хитов, но не более.
— Уже лучше, — оценил исполнение дон Бернардо. — Хорошо, если это все, на что ты способна, оставляем эту и расходимся. На сегодня хватит.
Дон Бернардо очень хотел домой — его достала вся эта свистопляска. Только долг, обещание внучке, да количество вложенных сил останавливало его. И меня, наверное, остановило бы. Ведь какая бы кутерьма ни произошла, кто бы ни был виноват, она дочь его крестницы, которую он нянчил, будто родную дочку, и для которой был кем-то большим, чем вечно отсутствующий отец.
Ее высочество молчала. Стояла посреди сцены, опустив голову.
— Что не так? — вспыхнул старик, видно, понимая, чем вызвано такое поведение. — Ну, нету, нету у меня для тебя больше ничего!
— Бени… Можно я не буду!.. Не завтра!..
— "Не буду!" "Не завтра!" — Дон Бернардо вознес глаза к небу, затем воскликнул с еще большей энергией:
— Девчонка! Если бы не ты — я бы не устраивал ТАКОЙ концерт, понимаешь? Отпраздновали бы тихонечко, в своем кругу, своими коллективами — без профессионалов! В нашем маленьком Большом зале!
И дело не в деньгах — твоя мать подстраховала, видно, знала, чем это может кончится. Мне тебя жаль! И силы, которые в это вброшены!
Сколько лет, Фрейя? ЛЕТ!!! И все буйволу под хвост?
По лицу ее высочества вновь потекли слезы.
— Я думала… Что получится!.. Что я не такая, как все!..
Кажется, из моей груди вырвался вздох. Я не согласился с нею (надо же!) Она, действительно, не такая, как все. Поет очень, ОЧЕНЬ хорошо, замечательно просто! Но оценивать в первую очередь будут ее происхождение и статус, а не голос. И вот тут ее да, заклюют.
— Дон Бернардо! — Отчаявшись дождаться реакции от меня, Оливия громким шепотом решила привлечь внимание старика. И у нее получилось — тот обернулся, сверкнув злыми уставшими глазами.
— А вы что здесь забыли? Хуан, что-то не так? Хочешь испортить еще что-то, что не испортил ранее? Разочарую — больше портить нечего!
Вид у старика был не наигранно грозный, и несло от него холодом, но в глазах при виде меня загорелся огонек надежды. Который он тут же тщательно скрыл, но я не Бергер, от меня такое не спрячешь.
Что ж, не буду его разочаровывать.
— Сеньор Ромеро, а как у ее высочества с итальянским? — сразу перешел я к делу.
Глава 8
Концерты и заявки
Примерно за два часа до начала позвонила Беатрис, попросила ее встретить. Сказала, Марина не придет, она будет одна.
За час пятнадцать я уже ждал ее возле рамок металлоискателей. Народу, вопреки моим наивным рассуждениям, было много. И, как узнал уже сегодня, запись мероприятия все же будет вестись, транслируясь онлайн в планетарную сеть. Дон Бернардо сделал для внучки шоу, как и обещал. Веласкесы — они такие.
Билеты, которые не для своих, тоже были, и немало. Причем львиная доля зрителей относилась к не бедной категории: шоу было разрекламировано, и активная часть бомонда Альфы сочла за честь объявиться на подобном мероприятии, поднимая этим собственный рейтинг, а заодно взвинчивая и уровень мероприятия. Правда, рамки, в смысле металлоискатели, были абсолютно для всех: их проходили как простые смертные вроде сестер Санчес, так и главы небольших кланов с семействами и любовницами — лица некоторых узрел в толпе.
Итак, уже за час до начала очереди у рамок растянулись на несколько десятков метров. Поймав глазами Тигренка, встал за рамкой, очередь к которой она заняла, принялся ждать. Меры безопасности здесь приняты колоссальные, я бы сказал беспрецедентные. И причина не только в выступлении маленькой богини — посетить концерт собралась сама ее величество. Никто до последнего не знал, прибудет она или нет, и, подозреваю, до генеральной репетиции об этом не знала она сама, но у дворцовой стражи работа такая — готовиться. К чему угодно — и к возможному, и к невозможному.
Я тоже участвовал. В смысле, в мерах безопасности. Правда, узнал об этом тоже после генеральной репетиции, когда девчонки, воспользовавшись образовавшимся окном, повезли меня во дворец. Не в корпус — Мишель, как мне сказали, отсутствовала, а к сеньоре Морган, всемогущей главе службы безопасности клана и по совместительству начальнику управления дворцовой стражи императорской гвардии. Которая встретила меня строго, по военному обрисовав ситуацию и поставив задачу. Никаких чаепитий и посторонних разговоров "о погоде".
— Не забывай, ты — сотрудник дворцовой стражи в гражданском! — закончила она вводную.
— Я не сотрудник дворцовой стражи, — попытался парировать я. Просто из желания сказать что-то против. — И даже не ангел. Присягу же до сих пор не принял!..
— Хуан, ты и сам отдаешь себе отчет, какие это мелочи, — покровительственно улыбнулась она, демонстрируя, что понимает мое желание выпендриться. Это был наш первый приватный разговор после Плаца, эмоции в памяти были еще живы.
— Итак, в зале будет королева, — подвела она итог. — Все, что нужно, сделают штатные сотрудники. Твоя же задача — бдить. Следить в оба. За кулисами у нас людей мало, практически нет, и даже ангелов можем использовать там ограниченно — слишком велик риск вычисления нулевого объекта. Так что не надо воспринимать мои слова, как брюзжание человека, которому просто нужно тебя озадачить. Никогда не знаешь, что придет в голову противнику, какой способ нанести удар он изберет. Лишних мер предосторожности не бывает. Надеюсь, не забыл произошедшее на тринадцатом участке?
Она искрометно улыбнулась, я же вжал голову в плечи. Такое забудешь! Действительно, именно нам, сопливым стажерам, "повезло" оказаться на отрезке пути кортежа русского президента, на котором против него готовили провокацию.
— Если что — твоя задача дать знать, — закончила она. — Не геройствовать — у нас есть, кому геройствовать. Ну, кроме случаев… — Вздох. — Сам понимаешь, каких.
— Когда буду рядом с принцессой, — понятливо кивнул я. Она кивнула в ответ.
— А ты будешь рядом с нею. Не сегодня — завтра. Не завтра — послезавтра. Или же я ничего не понимаю в жизни.
— Да-да, Хуан, — улыбнулась она, — это задание распространяется не только на сегодня. Всегда, когда ты рядом с ее высочеством, ты ее телохранитель. До конца своих дней. Даже если она об этом не догадывается. И в оперативном отношении непосредственно подчиняешься начальнику ее группы. Кстати, это хорошо, что вы наладили отношения, — заметила она.
Я про себя выругался. Подчиняться Оливии хотелось не особо. Хотя, Бергер не дура и вряд ли будет направо и налево пользоваться полномочиями. Это симбиоз, и нам надо найти его приемлемые формы.
— Можешь идти, у меня все, — махнула она рукой. Я поднялся. — Не забывай, бдительность и еще раз бдительность! И иконка тревоги быстрого доступа — отныне твой второй канал всегда будет разблокирован.
— Сирена… Можно тебя так называть?
Сеньора Морган кивнула. Правильно, раз я теперь свой без кавычек, почему бы нет? С Мишель же мы на "ты" перешли? И перешли бы в любом случае, дело совсем не в постели.
— Сирена, надеюсь, вы не станете устраивать показного покушения только ради того, чтобы я проявил героизм? Чтоб произвести на нее впечатление?
Сеньора Морган рассмеялась, затем задумалась.
— Это хороший вопрос, Хуан. — Пауза. — Не буду врать — мы думали об этом. В качестве одной из гипотез мозгового штурма. — Покачала головой. — Нет, Хуан, на ЭТО мы не пойдем. Выкручивайся сам.
— То есть, в случае чего это будет серьезно? — сверкнул я глазами. Ее глаза налились сталью в ответ.
— Да, Чико. И именно поэтому мы откинули эту идею с порога. Знаешь ведь сказку про пастуха, пугавшего односельчан волками?
Выйдя из здания управления дворцовой стражи, по дороге к нашему "Мустангу", я все время повторял про себя: "Мозговой штурм… Мозговой штурм…" Сеньорины играются в игры, придумывают планы. Неймется им.
"А не подкинуть ли им проблем? Просто из вредности?" — подало идею ехидное существо внутри меня.
Нет, пожалуй, не стоит. Все равно в итоге аукнется мне. Но относительно Фрейи и покушения камень с плеч упал — этого сценария я втайне я боялся больше всего.
"Чико, а ведь это просто замечательно, что ее превосходительство вызвала тебя к себе!" — произнес вдруг мой бестелесный собеседник, и я даже споткнулся.
Да, замечательно. Потому, что мысль, на уровне подсознания не дававшая мне покоя, вдруг четко оформилась в причинно-следственную связь. Которая мне не понравилась, ибо с головой раскрывала мою принадлежность к службе безопасности клана Веласкес. Чего бы мне ПОКА не хотелось.
Но Фрейя не дура. И "расколоть" меня для нее… Вопрос нескольких дней, если не часов. После которых отношение ее ко мне изменится кардинально, ибо мальчик, и ПОДОСЛАННЫЙ мальчик — два совершенно разных мальчика.
А значит, нет смысла отрицать очевидное. Я — представитель клана. Но узнать это она должна от МЕНЯ, а не от своих взломщиков.
"Что, amigo, устроим ее высочеству небольшое представление? Дабы тебя легализовать? — хмыкнул я про себя. — Сеньора Морган не против, а будет против — так ее никто и не спрашивает!"
Следующая мысль касалась того, что мне ужасно повезло, что ее высочество эту неделю была занята песнями, а не мной. Потому, как она не может не понимать, что я-республиканец, любого уровня лояльности и агрессивности по отношению к власти, просто не мог не пройти через суровые руки ее превосходительства. Меня просто не допустили бы к ее "телу". И на это можно сделать ставку. Ну, хотя бы для начала.
— Почему так быстро?
Тигренка после рамки практически не досматривали. Стоящая сеньорита из наших, не подав вида, что узнала меня, лишь стандартно ее облапила и пропустила. В отличие от других сеньоров и сеньорин, которых проверяли и досматривали до нескольких минут. Собственно, очередь потому и возникла, что досмотр велся уж очень тщательно.
— Ты в базе, — пояснил я. — Член семьи сотрудника. Благонадежная.
— А-а-а… — Она не смогла сформулировать, но я ее понял.
— Ты как бы своя, потому прошла лишь стандартный досмотр. Повторюсь, ты член семьи не просто сотрудника, а оперативника корпуса телохранителей.
— Ты, что ли, оперативник? — улыбнулась она. Но без ехидства, скорее с изумлением человека, впитывающего любую информацию, как губка.
— А не похож? А вот так? А в профиль? — повернулся я, позируя. Она рассмеялась. После чего перешла к делу.
— Хуан, Марина она…
— Не надо ничего про Марину! — поднял я руку в отрицающем жесте. — Это ее выбор. Я всячески демонстрирую, что готов к контакту и не бегу от ответственности, но если ей так легче…
— Ты не понял, — покачала она головой. — Да, она тебя… Футболит, — подобрала Тигренок красивое слово, — но сегодня она собралась пойти. Именно потому, что поняла, что хватит футбола, пора наводить мосты.
Кажется, сквозь зубы я выдавил пару ругательств.
— Не прошло и полгода!
Беатрис скисла.
— Да скоро уже. Как раз почти полгода и прошло!..
Я вздохнул и оглядел ее совсем чуть-чуть, но выделяющийся животик. Вновь пробормотал пару ругательств.
— Она давно это понимала, — продолжила девушка. — Просто гордость не позволяла. А еще страх.
— Страх? — Я поморщился.
— Страх менять что-то. Она цеплялась за отрицание тебя, как за соломинку, за последнюю надежду. Но соломинки заканчиваются… — Беатрис грустно улыбнулась. Какая-то в ней проступила житейская мудрость, которую трудно ждать от девушки семнадцати лет. — И сегодня она решилась. Но ее как назло вызвали в госпиталь — дежурить. И "отмазаться" нельзя — там правят бал военные, а им плевать на любые билеты на любой концерт. "Надо" — и все!
Кажется, я скривился. Да, военным все равно, это так. И с ними иногда крайне трудно договориться — сделают назло специально, знаем мы эту публику. "Сапоги", мать их!.. Но главное, военные беспрекословно выполнят ЛЮБУЮ команду верховного главнокомандующего, особенно, если она касается девочки-стажера из медакадемии и графика ее дежурств. И никаких вопросов задано не будет, даже про себя.
Да, я уже и сам понял, что зря пригласил девчонок. Но понял не сразу, и сгоряча, как только получил на руки заветные билеты — два штуки в амфитеатре, как участник программы, набрал номер Пантеры и предложил "помириться". Причем "коллективно". Устроив сеанс общения аккурат после этого мероприятия.
Почему их? Так ведь давно назрело! А после концерта девочки размякнут, особенно Марина, и можно будет вить из них веревки. Съездим к маме, в этот же день, если повезет. А других…
Других девчонок приглашать не хотел. Если отдать билеты двоим из пятерых — остальные трое обидятся. Да и мне сложно сделать выбор — я их всех люблю, никого не хочу выделять.
Есть еще мама, но это не то мероприятие, куда я бы хотел пригласить маму. Пока это больше политика, чем творчество. Вот когда заработает наша группа, когда наработаем материал и начнем с ним выступать… Тогда да, обязательно — она будет первая. Но не сейчас.
— Хуан, раз уж мы начали говорить о важном… — Беатрис смущенно опустила глаза. — …Есть еще вопрос, не о Марине.
Я кивнул — ждал этого разговора.
— Понимаешь… Я… Ты… Ребенок… Я не знаю, как к этому относиться! Я не знаю тебя, не знаю, что из этого выйдет, кто ты для меня!.. Я тебя не ненавижу, как Марина, и не прячусь… Но я не знаю, как жить дальше! — Кажется, из ее глаз приготовились хлынуть слезы.
Я притянул ее к себе.
— Тигренок, не представляю, что тебе наговорила сестра, но я не чудовище! — Заглянул ей в глаза. — Да, ты беременна. И отец — я. И я не складываю с себя ответственности, буду помогать всем, чем смогу. Но, Беатрис, я не люблю тебя. Я всегда буду рядом, всегда подставлю плечо, но в плане сердца ты свободна. Единственное мое условие — ребенок должен меня знать. И мою маму, — добавил я, представляя глаза своего главного советчика. Конечно, когда расскажу ей о сестрах Санчес, будут греметь громы и рваться молнии, все-таки полгода — это полгода. Но после она займется Тигренком, и будет души не чаять ни в ней, ни в ребенке. — В остальном ты будешь вольна поступать, как тебе заблагорассудится, встречаться, с кем хочешь. Но опять же, если что, если тебя обидят — я буду рядом!..
— Зачем тебе это все? — хмыкнула она. — Быть рядом. Заботиться. Что тебе с этого?
Я пожал плечами.
— Я вырос без отца. Не хочу повторения этой ошибки. Вот только сделать ничего не могу!.. — выдохнул я, разводя руками.
…И вдруг в ее глазах прочитал понимание. Она догадывалась о моем предназначении — для чего меня "точат", для какой цели. А может, им открытым текстом сказали, с пояснением, чтоб не мешались — не важно. Важно, что она не требовала чего-то выше моих сил, а это в женщинах очень редкое качество.
— Ты будешь отличной матерью! — ободряюще похлопал ее по плечу. — И за меня, и за себя — за нас обоих. Я буду помогать в меру сил, чтоб вы ни в чем не нуждались, ты же тащить основной груз. И у тебя получится! — сжал я ее ладонь. — И Марина поможет. Перебесится и поможет!
— Хуан, это ты запретил ей… Искать врача? — вновь опустила глаза в землю Беатрис, внутренне скукожившись. Мысль о враче ей радости явно не доставляла. Ну, вот и всплыло.
— Я. — Я не стал уточнять, что сделал это с опозданием и при молчаливом намеке королевы. Потому, как знал бы — поступил бы точно так же.
— Спасибо! — выдохнула она, и сколько в ее голосе было благодарности! — Марина не злая, Хуан, нет, — принялась она вдруг обелять сестру. — Она жестокая, но жизнь ее такой сделала. На самом деле она внутри хорошая.
— Получается, ты с самого начала этого не хотела? Несмотря на обстоятельства? — хмыкнул я.
Девушка пожала плечами.
— Падре Антонио сказал, что это убийство, грех. Грех безусловный. Я спросила и про тебя, — она отвела глаза в сторону, — но он сказал, что для тебя убийство грех условный. Ты убиваешь людей взрослых, отдающих отчет поступкам. Бог, — ткнула она пальцем в крышу купола, — рассудит тебя по делам, учтет все обстоятельства — где можно проявить снисхождение, где нет. Убийство же ребенка… — Она покачала головой. — Маленького, еще не родившегося… Если это мой крест, мое наказание за непристойное поведение — я понесу его, — твердо отчеканила она, и глаза ее сверкнули. — …Да и падре говорит, что ребенок не может быть наказанием. Просто я не до конца понимаю высшую мудрость.
— Ты религиозная? — в лоб спросил я. Беатрис кивнула.
— Марина тоже. Но она — врач, и у нее своя религия — медицина. Жесткая и циничная, но иначе быть не может. Я же…
Молчание, вновь глаза в землю.
"Вот так, мой друг, — взял слово внутренний голос. — Религиозное католическое семейство. В котором и тебя, и твои действия уже обсудили со священником. Который дал добро и разложил и твои, и их поступки по полочкам. Как положительные, так и отрицательные. Как тебе это "танго втроем?" Ты, она или ее сестра и священник?"
"А что еще ждать от религиозного семейства? — хмыкнул я про себя.
Мама тоже ходит в церковь, причащается. Кровь берет свое. Но меня воспитала нерелигиозным. И вообще позволила выбирать ценности, которым стоит поклоняться. Возможно, лично для меня это не так и плохо, но в патриархальном обществе подобное поведение не слишком приветствуется.
"Скажи спасибо, мой друг, что падре не посоветовал держаться от тебя подальше — с него станется". — подвел итог копаниям внутренний голос.
В общем, я сделал вывод, что если проект выгорит и мне придется стоять недалеко от руля Венеры, к религиозному вопросу стоит подойти отдельно, присмотревшись и сделав выводы, что это такое. У меня хорошие отношения с единичными представителями нескольких разных религий, но религиозные институты могут создать, если захотят, большие проблемы.
За разговорами мы подошли к фонтану, около которого встали. Надо сказать, что на Венере любят фонтаны. Почему? Не знаю. Наверное, они намекают людям на уют и комфорт далекой Прародины. Деревья, посаженные тут и там вдоль улиц, бесчисленные парки, скверы и иные рекреации, небольшие, зато встречающиеся практически повсеместно. И, конечно, фонтаны. Вода на Венере ценность, ее здесь не добывают, а синтезируют из водорода, в том числе привозного. Так что кроме уюта, вода — показатель достатка, богатства. И заботы о людях, которым сделали это богатство доступным.
Как я уже сказал, Итальянский дворец был построен любителем итальянской культуры эпохи Возрождения. Да Винчи, Боттичелли, Рафаэль, Тициан… Отгрохан в вычурном стиле, правда, относящемся скорее к барокко, но для современника это не принципиально. Главный зал дворца располагался внутри, за главным входом с огромной парадной залой; правое и левое же крылья здания огибали пространство перед входом, создавая достаточно большой и уютный дворик с фонтаном, к которому в данный момент стекалось большинство из прошедших контроль. Возле парапетов было людно, к воде мы не пошли, встав недалеко, почти по центру двора. И в момент, когда я все-таки перевел тему на то, что неплохо было бы съездить нам сегодня к маме хотя бы вдвоем, Беатрис замолчала на полуслове, глянув мне за спину.
— Хуан, там это…
Я обернулся. Так и есть, ее высочество. Конечно, сторонний человек бы ее не узнал — грим, иссиня-черные волосы, искусственные брови, измененный носик… Но сходство было, и заметное. Фрейя стояла, сложив руки на груди, в десятке метров, рядом с одной из девочек первого кольца, играющей роль подруги. Справа и сзади мельтешили еще девочки, но держали дистанцию, а чуть в отдалении маячила фигурка Оливии. Все в нарядном, но неброском.
— Привет, — вытянул я губы в приторной улыбке. Картинно осмотрел дворик, местность, ее телохранителей. Мозг пронзила мысль:
"Давай, Чико! Сейчас или никогда!"
М-да! А действительно, второго такого шанса может не представиться! И я начал.
Обернулся. Демонстративно осмотрел толпу у фонтана, рамки и здание впереди. Произнес:
— Слушай, маленькая богиня, можно вопрос, какого хрена ты тут делаешь?
— Я… А-а-а?.. — Она не поняла, не ожидала такого вопроса и такой реакции. Я же не дал ей времени разобраться, подскочил и потянул за локоть:
— Быстро, уходим!
По пути бросил взгляд Беатрис: "Следуй за мной!"
— Ты что делаешь? Сдурел? — попробовала возмущаться и сопротивляться ее высочество, но я рявкнул:
— Не дергайся! Мы недалеко! И еще, тут охрана — я что, по-твоему, самоубийца?
Логичный аргумент. Ее высочество замолчала и позволила довести себя до портика одного из крыльев здания, под крышу которого, подальше от посторонних глаз, мы юркнули. Народ был и здесь, но не в таком количестве. Следом за нами вошли девочки и растерянная Беатрис.
— Ты что себе позволяешь? — Фрейя оттолкнула меня, глаза ее налились кровью, а голос бешенством. Таким искренним и неподдельным, что я непроизвольно улыбнулся. — И чего скалишься? — еще больше взбесилась она.
— Слушай, твое высочество, — вновь рявкнул я, стараясь оперировать тоном, а не голосом, — ты что творишь? Если хочешь моей смерти — так и скажи. Или лучше достань игольник, возьми у кого-нибудь из своих девочек, и грохни меня — так будет быстрее!
Выражение лица собеседницы сменилось на недоуменное. Я пояснил:
— Какого игрека ты выперлась на середину двора, где людно? Приступ бесстрашия? Допустим. А об окружающих ты подумала? Обо мне, например?
— О тебе? — Непонимание в ее глазах становилось все более сильным, а интерес все более неподдельным.
— Обо мне, — ядовито фыркнул я и указал ей на фонтан. — Видишь, сколько там людей? А сколько девочек вокруг тебя? Одна. ОДНА! — проревел я, понизив голос до шепота. — И еще две где-то в отдалении шляются. А если в толпе убийца?
Она хотела что-то ответить, но я не дал:
— А вон там? — И указал на дом. Мы выглянули из-за колонны — он находился под другим углом зрения. — Знаешь, детка, если посадить туда снайпера, ты труп! Или туда. Ну, или вон туда. Нет, серьезно! — деланно-обиженно засопел я, когда она начала смеяться. Губы в улыбке растянулись и у стоящей рядом телохранительницы, и у обеих поодаль, и даже у Оливии. Не улыбалась только Тигренок.
— Слушай, тебе может и смешно, но мне нет, — обижено завершил я "наезд". — И если есть возможность не подставляться — считаю, лучше не подставляться.
— Это все? — прекратила смеяться ее высочество, настроение ее явно улучшилось. — Хуан, за заботу, конечно, спасибо, но с чего вдруг ты обо мне так печешься?
— Во-первых, — ядовито сощурился я, — я не враг тебе, уже говорил. Какие бы политические взгляды ни разделял, я против, чтобы лилась кровь, и тем более кровь невинных. И тем более невинных сеньорит, — закончил я, показно сбившись, как и положено парню, которому она нравится. — Во-вторых… Mierda, ты представляешь, что сделает твоя мать, если во время покушения на тебя я буду стоять рядом? С моим-то послужным списком?
Выразительная пауза.
— Она вначале прикажет проткнуть меня чем-нибудь острым, — начал пояснять я. — Сделать больно-больно. И только после спросит: "Кто еще участник и с кем ты был в сговоре?"
А после вновь прикажет делать мне больно-больно, потому, что не поверит, что я не при чем. И ее… Эта… Гарсия — так ее зовут? Вашего специалиста делать больно-больно?
Фрейя кивнула, пытаясь читать в моем лице, какова цель данной отповеди. В заботу, само собой, она не верила.
— Так вот, а сеньора Гарсия с радостью этот приказ исполнит. Про нее легенды ходят, что она младенцами питается, и, думаю, те не на пустом месте возникли.
Ее высочество на такое высказывание только фыркнула, но свою оценку обо мне еще не сделала.
— Хуан, спасибо, — выдавила она, наконец. — Давай по порядку. Там снайперы, в том здании, — указала она на дом напротив. — В толпе наши агенты в штатском, — перевела руку на фонтан. — Девочки… Девочек больше, не трое, — закачала она головой. — Я понимаю, ты не специалист по организации охраны, но такие элементарные вещи знать должен. Не поверю, что не знал!
— Знал… — Я виновато посмотрел в пол. — Правда, все мои акции протеста ограничиваются яйцами, брошенными в некого нехорошего camarrado… Но словосочетание "фаршированный Шимановский" мне очень сильно не нравится, чтоб играть с такими вещами. Да, примерно знал.
Фрейя улыбнулась.
— Тогда к чему этот наезд?
Я поднял глаза.
— Твоя мачеха.
Пауза.
— Послушай, маленькая богиня, я маленький человек. Да, я тебя не боюсь, и вообще никого не боюсь. Но до тебя я ни с кем подобного уровня не общался! Конечно, у меня… Экзотические для вашей среды взгляды…
…Но зачем ТАК? — закончил я на повышенной ноте. — Я же не умышляю в твою сторону ничего плохого!
— Угрожала? — растянула ее высочество губы в задумчивой ухмылке.
— Не сильно. — Я картинно поежился. — Но доходчиво.
— Хуан, — она доверительно взяла меня за руку, — я знаю свою мачеху. Да, она может устраивать театральные эффекты. Но если бы тебя хоть в чем-то подозревали, поверь, я бы с тобой не общалась. Тебя бы ко мне не подпустили.
— Но зачем же ТАК… — повторился я.
Она покровительственно улыбалась.
— Работа у нее такая. Это все, что ты хотел сказать?
Я покачал головой.
— Нет. Я хотел выяснить, нет ли чего еще. Второго дна. Может ты… И она… И я…
Фрейя покачала головой в ответ.
— Нет. Ты — обычный парень. Не бери на свой счет. Просто стандартная процедура. Это все, что могу сказать.
Я облегченно вздохнул, будто камень упал с души.
— Спасибо. И еще, звезда моя, давай ты все-таки не будешь лишний раз подставляться? — еще раз кивнул я в сторону двора, сверкнув глазами. Ее высочество покатилась в раскатах хохота.
Когда собрался уходить, взяв под локоть Беатрис, меня настиг ее вопрос:
— Интересно, зачем она тебе угрожала после того, что ты вытворил в Верховном суде? Когда слушалось "марсианское дело"?
Я обернулся, встретился с нею взглядом. Фрейя смотрела спокойно, с достоинством человека, знающего много и соизволившего вскрыть часть карт. Я ответил ей таким же взглядом заядлого картежника.
— Вот именно поэтому и не понял. — Вымученная улыбка. — Но ведь ты сама только что сказала, это не угроза. Значит, все в порядке?
Пауза.
— Послушай, что бы там ни было, я все равно остаюсь нелояльным республиканцем, чтобы со мной церемониться, на каком бы суде и с какими бы последствиями ни выступал, — вырвалось у меня, словно самое сокровенное. — Ладно, извини, мы пойдем. Скоро на сцену, а наша группа первая…
Все, антракт. Теперь под локоть Тигренка, и к главному входу. Надо успеть проинструктировать ее, пока не начался концерт. После, возможно, будет поздно. Строптивая, может, и укрощена… Частично. Но это значит, что начинается совсем другая игра с совсем иными ставками.
* * *
Se sai come trovarmi
Se sai dove cercarmi
Abbracciami con la mente
Il sole mi sembra spento
Accendi il tuo nome in cielo
Dimmi che ci sei
Quello che vorrei
Vivere in te
Фрейя тянула. Первые несколько раз спотыкалась, но интуитивно прочувствовала и нашла шаткий баланс, как надо спеть. Подобрать слова мне, немузыканту, трудно, но я видел процесс в виде коридора, в рамках которого нужно как бы пройти, где повышая, где понижая, а где вообще эмоционально взрываясь, чтобы песня не просто звучала, а гремела. В хорошем смысле этого слова.
"Adajio" — вещь известная. В отличие от средневековой попсы, которую я пытался впарить до этого, ее знают все, кто достаточно тесно касался классической музыки и классического вокала. Мало какой песне досталась такая слава.
Естественно, дон Бернардо его знал, и знал превосходно. Но у профессионалов есть болезнь, обильно портящая им кровь, называющаяся "замыленный глаз". Он искал для дочери крестницы нечто необычное, из того, что ему неизвестно, пропуская мимо шедевры, валяющиеся под ногами. Я понимал его, ой как понимал, как и то, что изначально он попросил меня подобрать песню именно по этой причине. Да, его просьба — часть плана по воздействию на ее высочество, но при этом вполне себе полноценная операция по реальному поиску реального шедевра. Скорее всего, он допускал, что я не подберу, и у него был план действий на случай неудачи, но запускать его после случившейся истории не осталось времени. В крайнем случае, если бы материал не подошел именно его подопечной, он использовал бы его в других проектах. Так что это не очередная "благотворительность" в рамках плана королевы, а своеобразное, но партнерство.
Вторым приятным сюрпризом стало то, что пару лет назад ее высочество разучивала эту песню, в качестве тренировки, домашнего задания. Разучивала на испанском, в современном переводе, но третьим сюрпризом оказалось, что она прекрасно владеет итальянским. Причем не современным мусорным с примесью турецких, арабских и албанских словечек, какие выдает в эфир Кассандра, а классическим, оставшийся лишь в учебниках, да в памяти потомков итальянских эмигрантов в Латинской Америке. Тот итальянский, что сродни моему французскому, с которым меня поймут где угодно, только не во Франции. Но нам требовался именно такой реликт.
Так что разучивание песни, которую я досконально помнил на слух, много времени не заняло. Я на ходу корректировал, поправлял маленькую богиню, пока она все не запомнила, и когда приступили к репетиции, часы еще не пересекли отметку "полночь".
Следующие два часа я наблюдал за профессионалами в работе, впитывая, как примерно это должно выглядеть. Дон Бернардо казался матерым волком, я поразился, как остро это чувствовалось. Каждый его совет, даже если дело касалось мелочи, делал исполнение лучше, краше. Вот, вроде ерунда, и незаметна нетренированному уху… А оказывается, без нее (или наоборот, с нею) песня звучит совсем иначе!
Фрейя тоже демонстрировала уровень, на лету схватывая там, где мне понадобился бы не один час внушения и разжевывания. И вообще, слушая ее, я все больше понимал, что отношение мое к ней меняется, и меняется в лучшую сторону. Когда человек бездельничает, слоняется, организовывает пьянки-гулянки от скуки, или сам себе придумывает занятия, подчас жестокие, от которых страдают люди вокруг… Это плохо. Взять того же Эдуардо, ее братца. Я не слышал о нем ничего хорошего. Юбки, пьянки, машины, сетевые игры. А тут… Нет, не хобби. Хобби это то, чем занимаешься в свободное время. Тут же занятие, которому посвящены если не все, то очень большие силы.
Да, она не будет звездой. Но для того, чтобы подняться над обыденностью, стать в чем-то лучше других, девочка отдает себя, старается. Возможно сейчас людям от ее занятия ни жарко ни холодно, но когда она станет королевой, не будет (надеюсь) сворачивать в сторону от проблем и опасностей, смело заглядывая им в глаза.
В общем, я получил удовольствие. И по прошествии часов трех, ее выступление было практически готово. Конечно, я видел его не так, как дон Бернардо, выжать из песни можно было и больше… Но Хуан Шимановский может быть кем угодно, только не специалистом в области музыки, чтобы пытаться лезть и диктовать свое видение. Спасибо, что хоть из зала не выгнали.
Фрейя меж тем подходила к финалу, все повышая и повышая интонацию, добавляя все больше и больше энергии в голос:
Il sole mi sembra spento
Abbracciami con la mente
Smarrita senza di te
Dimmi chi sei e ci credero
Musica sei
Adagio!!!..
Вытянула! Молодец! Все-таки есть у нее способности! Жаль, что широкая публика их так и не оценит в полной мере, и ей до конца дней суждено петь лишь для самой себя. Но выбирать родителей и происхождение нам не приходится, как наследница престола она стране нужнее.
Музыка смолкла. Ее высочество стояла посреди сцены, бессильно опустив руки. Они устали, оба — и она, и дон Бернардо. Устали давным-давно, елозя различный материал в течение всего сегодняшнего дня. Но в момент моего прихода и сейчас это были две совершенно разные усталости. Вплоть до мгновения, как я произнес волшебное слово "Adadjio" я видел разбитых людей, готовых сдаться, капитулировать, и не делающих это на одном голом слове "надо", ввиду ответственности за взваленные на себя обязательства. Сейчас же они походили на выжатые лимоны, особенно Фрейя, но настроение у обоих было поднято до небес. Счастливые люди, в самой отчаянной ситуации увидевшие, что смогут выкарабкаться, победить, и выкладывающие для этого все силы. Пожалуй, такой энергии, как в ту ночь, я не видел в своей творческой карьере никогда, ни до, ни после. Уже за это ее стоит запомнить, поставив в качестве примера саму себе.
Итак, рядом со мной находились усталые, вымотанные люди. Но люди безумно счастливые. И от меня требовалось, чтобы они таковыми и оставались.
— Что скажешь, Хуан? — обернулся старик Ромеро. — Есть замечания, предложения?
Я пожал плечами.
— Неплохо. Я бы даже сказал, отлично. Но не хватает эмоций.
Ее высочество на сцене презрительно фыркнула. Впрочем, я бы удивился, не сделай она этого. Дон же Бернардо заинтересовался.
— То есть?
Я покачал головой, словно отгоняя наваждение.
— Оставьте. Все хорошо, просто отлично. Рекомендую отпустить вашу воспитанницу поспать перед концертом. Да и вы пару часов перекемарить успеете — силы вам сегодня понадобятся.
Глаза старика сузились.
— Хуан, я спросил тебя. Твоя задача мне ответить. В чем проблема?
— Проблема в том, что я не профессионал. — Я выдержал его взгляд и даже попытался надавить своим. — Я не знаю, как что надо делать правильно, как что должно звучать. Я вообще ничего не знаю!
— Но ты видишь картину так, как увидит из зала простой зритель. Неискушенный, — парировал он. — И поэтому мне интересно знать именно твое мнение, как человека не знающего и не разбирающегося. Тебе что-то не нравится, ты что-то увидел свое, так? И я хочу это услышать.
— Нравится, не нравится… — Я тяжело вздохнул и поднялся, намереваясь сделать самое мудрое, что только возможно — свалить отсюда. В конце концов, через несколько часов репетиция и у меня. Генеральный прогон на сцене, первой большой сцене в жизни, это вам не хухры-мухры! И тоже неплохо вздремнуть, хотя бы в машине. — Но во-первых, кто я такой, чтобы вам что-то указывать? А во-вторых, — я бросил взгляд на во все уши слушающую нас Фрейю. — А во-вторых, что бы я ни сказал, какую бы оценку ни дал, ее высочеству это не будет интересно. Она сделает с точностью до наоборот, а портить ей выступление мне не хочется.
— Хуан, сядь! — голос дона Бернардо налился сталью. — Я тебя не отпускал!
Я хотел возразить, что свободный человек, но не стал. Не дело это, ссориться со стариком на ровном месте. Наигранно вздохнул, вернулся.
— Хуан, здесь только я решаю, кто и что будет делать. И как делать. — Дон Бернардо бросил через плечо взгляд на сцену, в котором для его воспитанницы не было ничего хорошего. Впрочем, та к таким привыкла и лишь прилежно опустила глаза в пол. — И если мне интересно твое мнение, значит, я его выслушаю. Делать же что-либо, или не делать, соответствует услышанное моим ожиданиям или нет — не твоя забота. Все понял?
Я кивнул.
— Так что пересядь сюда, ко мне, и начинай излагать. А она послушает. И будет слушать ОЧЕНЬ внимательно, — вновь обернулся он к сцене и глаза его сверкнули.
Я обошел два ряда, пересел. Что ж, раз вопрос стоит таким образом…
— Итак, эмоции, — начал излагать я, призывая в помощь все доступное красноречие. — Ее голос не оперный, скорее очень качественная попса, и это накладывает отпечаток. Там, где оперной диве достаточно вытянуть куда-то в фальцет и одним этим раздавить слушателя, ее высочеству придется брать чем-то другим. Например, искренностью. Выжиманием ситуации. Ей должны ПОВЕРИТЬ, — сформулировал я. — Поверить, она поет про себя и это случилось у нее в жизни. Ну, или нечто, как две капли воды похожее.
Пауза, хапнуть воздуха.
— Да, она демонстрирует профессионализм, — продолжил я, игнорируя сложенные трубочкой губки принцессы. — Но это холодная сталь остро отточенного клинка. А я вижу эту песню в виде комка пламени, — сделал я непонятный жест перед собой. — В виде энергии, сметающей все на пути. Ее высочеству нужны эмоции, нужно разорвать перед зрителем душу, выставив напоказ. "Смотрите, у меня там больше ничего нет, я показала вам все, что было!"… — Я потерялся, дыхание сбилось. — Дон Бернардо, — повернул я голову к старику, ища поддержки, — я не знаю, как сказать по-другому. Эмоции. Душа наизнанку… Только так. А не голое мастерство и баланс в тональностях.
Старик молчал с минуту. Наконец, поднял глаза на сцену.
— Все поняла?
Фрейя вновь попыталась фыркнуть, но получилось у нее не очень. Видно, ее величество все же вбила в головку дочери искусство прислушиваться к аргументам противников, признавая их правоту, даже если эта правота им очень не нравится. Государственный подход, наследница…
— Да. — Ее высочество повесила на лицо показное безразличие.
— Эмоции, эмоции и еще раз эмоции! — подвел итог старик. — Ты живешь ими. Пробуем!
Он отдал команду искину, музыка заиграла вновь.
Следующие часа два я был на коне. Вот это и называется "карт-бланш", ради такого стоило заваривать всю эту кашу с музыкой и песнями.
Я "рулил" ее высочеством. Раз за разом высказывал, где и как она не права, где недотягивает. Пару раз выходил на сцену и пытался продемонстрировать, используя мимику и жесты. И она слушала, не смела даже пикнуть, старательно пытаясь выполнить все требования. Я был режиссером, и это было круто!
— …Не верю! Вот в этом месте, второй куплет, начало. Ты лажанулась, а потом…
— …Нет, не дотягиваешь. Голос ты вытянула, только мне все равно на голос. Я хочу не абстрактную сказку, а твою личную историю.
— …Почти. Совсем чуть-чуть, но не хватило. В самой концовке. Не верю…
— …Бени, может хватит? — раздался ее полный обреченности голос, когда я почувствовал, что то ли выдохся, то ли она и вправду спела гораздо лучше. — Все, я не могу больше! Убери из зала этого, или я сама сейчас уйду! Уйду и не вернусь, и пусть хоть Венера с орбиты сойдет!
Старик Ромеро, надо сказать, дав мне в руки карты и позволив командовать, все это время молчал, вмешиваясь лишь для уточнения творческих моментов, когда я, не владея терминологией, не мог связно пояснить, что хочу. Все остальное время лишь наблюдал за нами, оставляя свои мысли при себе. Я не мог понять, все ли делаю хорошо, правильно ли, не заносит ли меня, и думаю, о том же думала и Фрейя. Но поскольку он молчал, ее высочество не смела "бузить" и слушалась. Наконец, когда ее прорвало, соизволил вмешаться:
— Девочка, но ведь у тебя получилось! Гораздо, гораздо-гораздо лучше! — Он выдал подбадривающую улыбку. — Знаешь, этот юноша тот еще тип. Хам, своевольный, не признающий авторитетов… Но когда касается дела, ему нет цены. И как бы ты к нему ни относилась, поверь, он тебе сильно помог! Очень сильно!
— Бени, я…
Что "я" ее высочество сформулировать не смогла.
— Ты меня знаешь, девочка моя, я никогда никого зазря не хвалю. Как и не возвожу напраслину. И я говорю, у тебя получилось гораздо лучше. Да, вот так, с надрывом, с мимикой, с эмоциями…
— Но я сбиваюсь в одном месте! — чуть не вскричала она. — Ты же слышал, голос дрожит! Не факт, что у меня получится на концерте!
— И пусть дрожит! — выдал вердикт дон Бернардо. — Пусть сбиваешься! Зато все не просто слышат и видят тебя, они ЖИВУТ тобой! Той песней, что ты поешь! Хотя гарантирую, в зале и один из ста не будет знать итальянского.
— Но ты знаешь!
— Нет. — Он покачал головой. — Я специально не смотрел перевод, а этот юноша тебе диктовал уже готовую версию текста. Я вижу песню так же, как зритель в зале, и я ВИЖУ. Все хорошо, у тебя получается. — Он снова расплылся в довольной улыбке, и ручаюсь, в этот раз его мысли касались не только песни. Но так же и вашего покорного слуги, и крестницы, и ее безумных планов.
Фрейя стояла, разинув рот, не зная, как реагировать. Наконец, придя в себя, хмыкнула.
— Еще раз. Кармен, музыку!
Кармен — искин школы. Причем в данный момент практически все вычислительные мощности ее "болтались" без дела: исключая контроль над охранными системами, занималась она только нами.
— Хуан, я не сказал ни слова неправды, — тихо произнес дон Бернардо. — Но тебе совет — не возгордись.
Кажется, я непроизвольно посмотрел в пол.
— Буду стараться, сеньор.
— Но и не тупи. Будь увереннее, — закончил он, всецело переключаясь на воспитанницу.
"Да, сеньор. Фейсом вас…"
"Заслужил".
"А может и правда, — вскинулся я чуть погодя, поймав следующую мысль, — хватит строить из себя несогласного? И попробовать с ее высочеством тактику бульдозера?"
"Наконец, дошло, мой друг! — показно вздохнул мой ироничный собеседник. — Тем более, что после концерта после всех этих финтов ее высочество за тебя возьмется очень и очень плотно, юный сеньор.
"Значит, бульдозер, — подвел итог я. — Как самая выигрышная стратегия".
Оставшуюся часть репетиции я ее почти не мучил — у нее и вправду получалось. Но совсем уж молчать — не уважать себя, так что пришлось еще несколько раз полаяться. Дон Бернардо вновь не вмешивался, хотя, понимал, что к чему. Видно придерживался той же стратегии — критика лишней не бывает, и если уж сказана незаслуженно, то как минимум удержит тебя в тонусе. Наконец, после пятого или шестого раза, когда почувствовал, что ее высочество механически воспроизводит все, о чем мы так долго воевали, что способна спеть на том же уровне "по памяти", успокоился и опал. Часы показывали почти шесть утра.
— На сегодня все! — закончил балаган дон Бернардо. — Спускайся. — Это Фрейе. — Хуан, посиди здесь, я сейчас приду.
Ее высочество села рядом. Уставшая, обессиленная — только язык не вываливался.
— Никогда не думал, что песню можно разучить за ночь, — покачал я головой, чувствуя, что молчание — не самая лучшая модель поведения. Она согласно кивнула.
— Да, я тоже. Хотя нам помогло, что я знала эту песню. И знала итальянский.
— Если что — спела бы и на испанском, — предположил я. Ее высочество вновь кивнула.
— Разумеется. Пойдем, поможешь.
Она подошла к последнему ряду. Тут, незамеченные мною ввиду второстепенности, лежали различные вещи, включая сумки с каким-то реквизитом, а также, развешенное на спинке, аккуратно висело тончайшее, практически невесомое модное платье.
— Расстегни меня, — повернулась она спиной.
Я молча исполнил просьбу — расстегнул застежку концертного платья, в котором она все это время находилась. Застежка располагалась неудобно, в одиночку ее не расстегнуть. После чего она быстрыми ловкими движениями стянула платье с себя, небрежно отшвырнула в сторону и принялась надевать висящее на спинке. Делала она все быстро, не поворачиваясь ко мне, но готов поклясться, меня она абсолютно не стеснялась.
— У тебя есть девочки, — махнул я головой в сторону так и оставшейся сидеть в центре зала Оливии и еще двух бойцов первого кольца, равнодушно, даже с ленцой взирающих на происходящее. Видно, что-то подобное в духе ее высочества. — Обязательно стриптиз показывать?
— Хуан, во-первых, артист пола не имеет, — фыркнула она. Говорила ровным голосом, что как минимум подтверждало, что не собиралась этой просьбой заигрывать. Чистый функционал. — Во-вторых, они телохранители. Охрана. У них свои функции. Не было бы тебя — да, попросила бы. Но ты тут без дела сидишь. Не сломаешься!
Да не сломаюсь, конечно же. Наоборот, я всегда "за" помочь сеньорите. Несмотря на то, что ничего сверхъестественного продемонстрировано не было — красивая фигурка и шикарное нижнее белье, да и то вид сзади.
М-да, а фигурка у нее очень и очень даже ничего! За мыслями, что это инфанта как-то стало забываться, что она при этом очень красивая девушка. Совсем на меня не похоже. А все корпус, треклятый, виноват!
Наконец, она справилась с платьем и обернулась, задрав руки и поправляя волосы.
— Что-то не так?
Я отрицательно покачал головой.
— Знаешь, я тебя обманывал. Все это время.
Фрейя заинтересованно сузила глаза.
— Я боюсь. В смысле, менжую. В смысле, теряюсь. Ну… Того, что ты принцесса, — совершенно искренне выдал я. — Да, храбрюсь, и у меня получается…
Ее губы расплылись в понимающей покровительственной улыбке.
— Все нормально, Хуан. Я понимаю. Ты не первый.
Она протянула руку, коснулась ею моей.
— Я вижу, ты в душе неплохой. Хотя и пытаешься выдать себя за другого, эдакого циничного прожженного анархиста, не признающего законов и правил. Ты не такой. И… Спасибо тебе. За помощь!..
Ее губы растянулись в улыбке, и улыбка эта была искренней. Пожалуй, оно того стоило, все эти мучения, ТАКАЯ улыбка искупала все.
Я молчал, не зная, что говорить в ответ, молчала и она. Наконец, выдавила:
— Ничего не хочешь сказать?
А что тут говорить?
— Я, правда, две ночи искал ту песню, — произнес я. Откровенность на сокровенность. — Искал конкретно под тебя, под твою фактуру.
— Проедем, — вымученно скривилась она. — Все же хорошо закончилось!
— Еще не закончилось, — покачал головой. И, кажется, только сейчас в полной мере осознал, что сегодняшняя ночь не конец. И что в концерте я тоже участвую. И что коленки мои при этой мысли начинают мелко подрагивать.
Фрейя по моей смене настроения быстро все поняла.
— В первый раз, да?
Я кивнул.
— Я ведь и правда шел сюда, ни на что не надеясь. Знакомые услышали, как играю, и замолвили словечко. Сказав, чтобы во столько-то подошел туда-то туда-то, на прослушивание. И сразу сцена…
— Да, Бени мастер таких метаморфоз, — закивала она. — Значит, что-то в тебе разглядел. Он никогда не берется за провальные и середнячковые проекты. Даже если ему предлагают за это большие деньги и покровительство. Те, кого он находит, всегда люди достойные, хоть и незнатные.
— Прям, покраснею! — усмехнулся я.
Она тем временем закончила с укладкой одежды.
— Не стоит. Гоняет он так, что взвоешь. И проклянешь талант, на чем свет стоит. Не ты первый.
Вздох, и как итог:
— Хуан, главное не бойся. Не переживай. Это тоже экзамен, и суть его — ты должен быть расслаблен. У всех есть первая сцена, и тебе, можно сказать, повезло, что она ТАКАЯ. О, а вот и Бени…
— Буду стараться! — вытянулся и обернулся.
Дон Бернардо неспешно подошел и протянул мне две капсулы подозрительно знакомого вида.
— Стимуляторы?
Кивок.
— Не аптечные, "домашние". Военные. Мне такие пить не стоит, но у тебя организм молодой — выдержишь. Сейчас поедешь в Итальянский дворец, осмотришься, и начинайте распеваться. Вы первые выступаете, первые и прогоняетесь. Администратор и распорядитель будут там, все объяснят и расскажут.
— Ясно. — Я кивнул. — А вы?
Он пожал плечами.
— Подъеду позже. Там есть кому заниматься и без меня. И это… Проследи, чтобы парни перед выступлением не вздумали потреблять!
При этих словах ее высочество презрительно скривилась.
— Так точно, прослежу, — кивнул я.
— Тогда удачи. — Он пожал мне руку. — Готова? — Это уже Фрейе. — Тогда пошли. Кармен что-то нашла в четвертой костюмерной, надо посмотреть…
* * *
Хорошо выступать первыми. Вышел, отстрелялся — и свободен!..
…Девчонок в машине я разбудил. Спросонья мне сказали что-то нелестное, но прилежно отвезли к месту назначения, завалившись спать дальше.
Пацаны уже ждали меня. Начали с ними распеваться, пока не появился распорядитель и не погнал нас на сцену, на которой что-то делали рабочие — собирали, подключали, вешали. Везде царил шум, гам, ничего не было понятно. Все, как у Экклезиаста — суета сует. Человек, которого я заподозрил, как режиссера по звуку, что-то командовал, вначале рабочим, потом ассистентам, потом нам.
Подключили инструменты, настроили. Несколько минут подстраивали, и вновь звукорежиссер начал командовать — что-то не так. Когда звук пошел нормальный, сохранили его в памяти инструментов, отыграли свою вещь. Режиссер остался недоволен, начал спорить со звукорежиссером. Затем появился свет, нам пришлось отыграть снова, теперь со светом — с самого начала, выхода из-за занавеса. Самого занавеса при этом не было.
Звук несколько раз плыл, фонил. Вновь настройка. Потом рабочие что-то уронили, огромную и даже на вид тяжелую колонку…
…В общем, "репетировали" мы более часа, из которых собственно репетиция заняла минут пятнадцать. Наконец, оборудование более-менее настроили, подключили, рабочие конструкции на сцене собрали. Со светом с третьей попытки получилось. Даже занавес заработал! И после итогового прогона, где нам практически ничего не мешало, наконец, отпустили. Господи, это всегда так суетно и ничего не понятно? Все орут и…
В общем, эта пытка завершилась, и слава богу. После нас скопилась очередь, и что-то мне подсказывало, остальных будут прогонять не так долго. А то и вообще недолго. И тем меньше, чем меньше времени останется до концерта. Но это уже не наши сложности, и, пообщавшись по поводу одежды, мы разбежались с парнями по домам.
Подхватив Беатрис под локоть и проведя инструктаж, чтоб не ляпнула чего лишнего, а то и просто в присутствии ее высочества помалкивала, проводил ее в нашу гримерку. Там было людно, с нами ютилась какая-то танцевальная группа. Но нам они не мешали, как и мы им. Познакомил с пацанами. Сначала она потерялась, но старалась держаться уверенно, и постепенно в колею вошла. Парни ее приняли, затащили в какую-то дискуссию на отвлеченные темы, и постепенно ее мордашка начала все чаще и чаще расплываться в улыбке — что мне, собственно, и было нужно.
Подъезжать к Тигренку пацаны не пытались, хотя перья с ее приходом распустили. Но ее маленький, но заметный животик останавливал, заставляя ограничиться стандартным флиртом. Особо преуспел Хан, но это было дело привычки — ничего серьезного, судя по его глазам, мутить не собирался.
— Как тебе ребята? — спросил я, когда мы вышли и направились в сторону зала. Время поджимало, пора было сажать ее на место.
— Веселые, — выдала вердикт девушка. И я понял, приглашением посещать свои репетиции, данное парнями, она воспользуется.
— Мы выступим первыми, — пояснил я, подведя девушку к ее входу на втором этаже. — Потом спущусь к тебе. Не возражаешь? Раз уж Марина не пришла, почему бы не посмотреть концерт как "белые" люди? Тем более, слышал, за кулисами тут всех гоняют, чтоб толпу не создавали. Безопасность, в зале будет сама королева…
Естественно, она не возражала.
Дальше все прошло как в тумане. Из происходящего запомнилось лишь два момента. Первый — как мы стояли за занавесом с инструментами, в полутьме, которую освещали лишь синие лампочки резервного освещения, не выдавшие нас залу, когда занавес поднялся. Как дико в тот момент хотел в туалет. После Карен пояснил, что это нервное, так бывает. И выпивка, про которую спросил, вернувшись в гримерку, помня наказ дона Бернардо.
— Тут, Ванюша, такое дело, — похлопал меня по плечу Хан. — Это не наш концерт. Программа старика. И если он нас… Того… — Он хлопнул ладонью по сжатому кулаку. — Это будет последнее наше выступление вообще в жизни. В принципе.
— Ты должен суметь выступить без допинга, — перевел Карен. — Знаю, тяжело, в первый раз — и так… Но надо!
Кто б спорил, что надо! Но мне легче не стало.
Господи, перед выступлением с Верховном суде я не чувствовал себя так скверно!
Но вот долгожданный занавес поднялся, в ухо поступил сигнал режиссера, и мы заиграли. Вначале Хан со своей партией, затем Фудзи. После я, медленно выходя вперед, на центр немаленькой в общем сцены — гораздо более той, что в малых залах школы! Ударные стационаром стояли на возвышении, Карен и Хан заняли места соответственно слева и справа чуть сзади меня. Наконец, партия Карена. Конец вступления, и… Мой звездный час!..
…Когда я спел, вложив в песню все свои силы, как на лучших репетициях, пришло осознание, что не так уж все и страшно. В реальности в обзор попадали всего три ряда в зале, со второго по четвертый. Три! Остальное пространство скрывали тени и слепящие огни рампы. Так что плохо мне стало только когда из зала пошла волна. Нет, вначале воцарилась тишина, пауза, а затем люди начали голосить и хлопать. Много людей. Сильнее, сильнее, сильнее…
…И вот тебя накрывает вал, словно цунами. С головой, будто сносит! Ты чувствуешь каждого индивида в зале, а после и видишь — рампа немного блекнет, а свет в самом зале, наоборот, загорается. Не на полную мощность, но становятся видны все ряды, один за другим, один за другим…
…Господи, сколько же тут народа!.. Тысяча? Две? Три? Зал-то огромный!
Только тогда я растерялся. И слава богу — самое сложное осталось позади.
На сцену вышла ведущая, смазливая девочка, от вида которой потекли слюнки, с приятным глубоким голосом, принявшаяся что-то щебетать, рассказывать залу. Дескать, школа искусств Бернардо Ромеро, с недавних пор носящая имя королевы Катарины, готовит вот таких вот молодых и перспективных… Ля-ля-ля. Карен, видя мое состояние, подхватил за плечи и быстро потащил за кулисы.
— Молодцы! — хлопнул кто-то по спине. Я обернулся. Старик, самолично. Стоял и улыбался. — И ты молодец. Смог все-таки! Не думал, что получится с первого раза!
Ага, не думал он. Я про себя выругался. На автомате кивнул, и, как был, со стеклянными глазами, почапал в гримерку.
По дороге постепенно начал приходить в себя. Чего это я? В действительности не так все плохо! А растерянности в нужный момент от себя ждал даже я сам, что говорить о нем, прожженном дьяволе?
Несколько дней назад у нас с парнями была дискуссия на эту тему. Они объяснили, что выступать первым — самая неблагодарная работа. Зал еще "сырой", не готовый тебя слушать. Зритель витает в своих облаках, музыка еще не проникла ему в подкорку, не увлекла. Сильного ставить первым нельзя — эффект его силы просто "съестся" "холодным" залом, низведет до уровня максимум середнячка. Но и откровенного "лузера" ставить нельзя ни в коем случае. Иначе настрой зала будет унылым и дальше, его придется поднимать следующему исполнителю. А из затяжного "пике" выровняться сложнее — чем больше зал "грустит", тем больше и больше для этого надо сил.
Так что у нас получилось, мы публику завели, растормошили. Отчасти "выстрелил" репертуар — энергичная же песня была подобрана! Но и себя недооценивать не стоит. Будучи на сцене ПЕРВЫЙ раз, не залажать… Это победа. Моя первая победа в творческой карьере.
На радостях мы жахнули с парнями в гримерке, прямо из горла, запивая апельсиновым соком, который раздавался тут в качестве прохладительного напитка, бесплатно. Танцоры ушли на свое выступление, нам никто не мешал. Посыпались тосты, заверения, которые я слушал на автомате, в пол-уха. После чего, почувствовав, что алкоголь подействовал, и сжатая внутри до предела пружина расслабилась, откланялся и пошел на прорыв.
Прорыв удался — суровая сеньора лет сорока пяти на входе под моим обаянием растаяла и в зал запустила (ангелочков я в расчет не брал — свои девчонки, лишь стандартно меня облапили). После чего я в полутьме нашел место рядом с Тигренком, присел и погрузился в волшебство, происходящее на сцене. Теперь я знал некоторые его подоплеки, некоторые моменты "изнутри", и мог не только оценить звучание, но и его организацию. Которая, оказывается, тоже своеобразное волшебство.
* * *
— А может, не надо?
Я отрицательно покачал головой.
— Надо, пошли!
Мою Мерелин… Хм… Даже не знаю, писать "мою" в кавычках или нет? В общем, Мерелин, оказывается, Беатрис знала хорошо. Фанатеет от нее с того самого конкурса, где та стала победительницей. Коий смотрела разинув рот в юном возрасте в прямом эфире. На данный момент она собрала все ее песни, и даже как-то чуть не попала на концерт. С концертом не срослось — у семьи не нашлось на это денег — но факт остается фактом, творчество Хелены-Мерелин моя новоиспеченная родственница обожала.
…Нет, ну, она знала и обожала и других исполнителей, выступавших сегодня. А некоторые вообще вызывали в ней приступ эйфории. Дон Бернардо постарался, собрал мастоднтов венерианской эстрады — выбирать было из кого. Но познакомить ее я мог только с этой псевдо-гринго.
В общем, когда после концерта народ в большинстве своем рассосался, я вновь повел Тигренка к гримеркам, но на сей раз к тем, что располагались на втором этаже, "элитным", что были отданы артистам в фаворе.
Людей здесь почти не было. Оно и понятно, тут у каждого артиста персональная, пусть и маленькая комнатушка, со всеми допустимыми степенями защиты. Я подошел к двери, за которой, судя по электронному табло, скрывался нужный нам субъект, толкнул. Заперто. Селектор горел ровным красным светом, а ключ-карточки у меня, естественно, не было. Нажал на "вызов".
— Да, кто там? — раздался голос моей знакомой.
Когда мы поднимались, я увидел внизу, в холе, рядом с доном Бернардо, Пако, потому рискнул, и пропищал сильно искривленным "3,14дорским" голоском:
— Это я, моя звездочка! Впусти!
Голос похож не был. Но это селектор в какой-то гримерной рядового концертного зала, а не точная аппаратура спецслужб. "Звездочкой" же, готов поспорить, ее называет только этот хлыщ с ненормальными наклонностями, и больше никто.
Точно, лампочка сразу же загорелась зеленым, замок щелкнул. Хелена даже не переспросила. Пользуясь этим, я схватил Беатрис за руку и вломился внутрь, толкнув дверь за собой.
Перед нами стояла Хелена… С полностью спущенным верхом своего роскошного концертного платья на кринолине.
— Ты? — взвизгнула она, испугавшись, закрывая грудь сложенными локтями. — Что ты себе позволяешь? Я не одета!
Я демонстративно равнодушно ее оглядел, затем выдал:
— Хелена, во-первых, чего у тебя есть такого, что я раньше не видел? А во-вторых, артист пола не имеет!
Первый аргумент вряд ли бы на нее подействовал, но второй, сплагиаченный мною у самой ее высочества, немного отрезвил.
— И как это понимать? — произнесла она грозно, но уже без истерики.
Я кивнул на спутницу.
— Вот. Девочка фанатеет от тебя. Просит автограф. Ты ж не откажешь в автографе своей поклоннице?
Ее лицо запылало.
— Учитывая, что поклонницу привел ты, нагло вломившись…
— Ну, вломился-то я! — беззаботным тоном перебил я тираду. — Я ж не твой фанат, мне можно. А это — она!..
Только тут, наконец, Хелена узрела животик своей "поклонницы". И лицо ее резко изменилось — на нем появились сопереживающие, и даже виноватые оттенки. Нет, беременной отказать она не могла, кем бы я ни был.
— Тебе, правда, нравится, как я пою? — произнесла она совершенно иным голосом.
Видя предыдущую сценку и заранее скукожившись, Беатрис недоуменно захлопала глазенками.
— Да. У меня все твои песни есть! И почти все концерты…
Дальше они перекинулись парой фраз, и начали разговор, приводить который нет смысла. Одна из них была довольна славой, что популярна и имеет таких вот простых и бесхитростных фанаток, другая — что попала в святая святых к кумиру. Плевать, что кумир из второго эшелона. В обычной жизни она не попала бы и сюда, а значит, надо пользоваться моментом.
— Короче, давай помогу, — произнес я, обрывая завязавшийся разговор. — Если ждешь Пако — то он застрял надолго. А я уже здесь и свободен.
Хелена смерила меня недовольным взглядом, но взвесив "за" и "против", смирилась.
— Ты всегда такой наглый? — Повернулась спиной. — Там внизу застежка. Сверху я осилила, до нее же не дотянусь — что-то заело. Наверное, ткань застряла. А мы уже всех отпустили.
Ну да, отпустили. Концерт-то окончен, платье не из тех, что без посторонней помощи не снимешь, а в остальном девочка не маленькая, сама справится. Впрочем, причины, по которой Мерелин осталась без помощников, меня не интересовали — я был уверен, там какая-то банальщина. Главное, я пригодился, и это отличное оправдание нашего посещения.
Мысленно отдав дань линиям ее тела, я рывком расстегнул искомую застежку, в которую, действительно, забилась ткань, после чего платье рухнуло на пол. Ах да, не сказал, в отличие от ее высочества, перед Мерелин стояла зеркальная стена, в которой я видел ее абсолютно всю. Поймав мой оценивающий взгляд, эта выдра опустила руки, покрутилась, демонстрируя, как красиво выглядит ее тело в одних кружевных трусиках, вылезла из платья и принялась надевать другое. Обычное, вечернее, в котором, видимо, пойдет на банкет. Банкет для своих, богоизбранных, меня туда не приглашали, но я и не собирался — что-то подсказывало, ее высочество тоже не будет там светиться.
Когда Хелена, наконец, оделась, повернулась, как ни в чем не бывало:
— Давайте! Есть на чем расписаться?
Расписаться на чем не было. Что я и сказал вслух, переглянувшись с ошалевшей от представления девушкой. Кумиры и небожители превращались для нее в обычных людей, могущих попозировать перед незнакомцами практически неглиже из глупого желания выпендриться. Но в этом я не видел ничего плохого — все мы люди, пусть всегда помнит это.
Вновь взгляд на животик Беатрис. Видно, не будь его, Хелена все-таки выставила бы нас за дверь.
— Ладно. Найдем. — Щелчок перед лицом, на которое тут же спустился вихрь козырька с главным меню. Палец проткнул горячую клавишу.
— Пако? В машине лежит несколько моих плакатов. Остались… Да, с того вечера. Попроси кого-нибудь принести мне один. Нет, сама не могу, я раздетая. — Кривая мина человека, выслушивающего нелестное о себе, но продолжающего настаивать. — Нет, срочно. Я сказала принеси! — ее голос налился сталью. — Прикажи кому-нибудь, пусть принесут!
— Все будет хорошо, — произнесла она, трепетно улыбнувшись девушке, отключаясь и смахивая козырек. — Сейчас будет.
Они вновь заговорили о чем-то своем, женском, начав с музыки и переместившись на недоступные нам для понимания темы. Попутно Хелена складывала и убирала свое шикарное платье. Беатрис все больше и больше раскрепощалась, еще полчаса — и почувствовала бы себя тут своей. Я не мешал, стоял тихо в сторонке, просто наблюдая за обеими. Но вдруг щелкнул замок и в гримерку ввалился Пако.
Судя по блеску в глазах, за день рождения школы он уже принял, но совсем недавно — только-только, и чуть-чуть.
— Это еще что такое? — нахмурился он, окинув нас глазами.
Я помахал рукой.
— Все нормально. Пришли сказать Хелене, что она молодец. Классно спела!
Пауза. Непонимающее молчание.
— А это ее поклонница, — пояснил я, указав на Тигренка.
Видно, Пако не хотелось разбираться и ругаться, ставить кого-то на место — его ждал банкет. Да и животик он, опытный ловелас, заметил сразу, и скис. Потому быстро сказал Хелене что-то о делах, протянул плакат и удалился, демонстрируя, что очень и очень торопится. Ну да, я как бы свой, без кавычек, теперь мне такое спускать можно. На "переодетость" же подопечной даже не обратил внимания.
— Держи! — Хелена размашисто расписалась жирным маркером на собственном плакате, хорошем, из качественного пластика, и приписала что-то от себя. Что-то душевное, ободряющее. И дорисовала сердечки.
Беатрис взяла его, свернула, и, как какую-то ценность, приложила к груди:
— Спасибо!
— Надеюсь, все у тебя будет хорошо! — заговорщицки прошептала Мерелин, подмигнув. После чего открыла дверь и подождала, пока мы выйдем. — Удачи вам!
— И тебе удачи!.. — пролепетала Беатрис в ответ.
Хелена встретилась со мной взглядом, но ни злости, ни презрения, ни каких-то ярких эмоций в нем не было. Так смотрят на хороших, но нагловатых надоедливых знакомых из своего круга общения, коллег по работе.
— Пока-пока! — и закрыла дверь.
— Пока! — успел помахать и я.
"М-да, Шимановский! С повышением!" — успел произнести мой бестелесный собеседник, когда из-за спины раздался голос:
— Чего это вы тут по чужим гримеркам шастаете?
Мы обернулись. Ее высочество. И две девочки, одна рядом, одна чуть поодаль. Стояли около поляризованного окна, наблюдая за тем, что происходит снаружи. Окно это выходило к фонтану во дворе, и посмотреть там было на что. Оставив Беатрис, прошептав, чтобы стояла здесь, я подошел к ним.
— Да вот, решили зайти. Благодарности принять. Хорошо же получилось!
Фрейя нахмурилась.
— Опять камень в мой огород?
Я глянул вниз. У фонтана стояла небольшая толпа, причем из тех, кто "в теме". "Ромеровцы" низшего звена, вроде наших танцоров и моих напарников по группе. Те, кто не участвует в банкете и собирается отмечать своими силами. Ну, и плюс все еще не разошедшиеся зрители.
— Твой? — Я нахмурился и покачал головой. — Ни в коем случае. Ты — это ты. С тобой у нас одни взаимоотношения. Она — это она. С нею другие. Или хочешь сказать, что девушка не имеет права высказать благодарность помогшему ей симпатичному парню, дав автограф его далекой от мира музыки родственнице?
— Бени мне рассказывал про другую благодарность, — ядовито фыркнула Фрейя, глазки ее сузились. — И эта благодарность блестела золотым цветом.
Я философски пожал плечами.
— Благодарность — благодарностью, комиссионные — комиссионными. — После чего развернулся уходить, но она окликнула.
— Стой! — Обернулся. — Я специально искала тебя после концерта. — Пауза. — Хуан, я не хочу быть должной или обязанной. Извини, раньше было некогда, только сейчас.
Она раскрыла маленькую тканевую сумочку размером чуть больше раритетного кошелька, которую держала в руках. И протянула из нее мне несколько… Золотых пластинок.
— До концерта не успела, курьер задержался. Это тебе. И… Спасибо за помощь! — Ее глаза потеплели, в них полыхнула искренность. — И за ту, что хотел… Но не получилось, — смущенный взгляд в пол, — и за ту, что получилось.
К слову, спела она сегодня замечательно. Аплодировал зал не стоя, но это был один из самых ярких моментов.
Я взял пластины в руку. Ого, тяжеловато! Да тут не несколько тысяч империалов! Немного подумал, протянул другую руку, в которую она вложила пустую сумочку. Совершенно пустую, я как бы мог ее забрать, чтоб не рассовывать золото по карманам и иным ненадежным местам.
Подержав и взвесив сие богатство в руке, я подумал и демонстративно вложил пластины обратно. После чего протянул сумочку ей.
— Возьми.
Фрейя на автомате послушалась, взяла. После чего до нее дошло — протянула ее назад и вспыхнула:
— Хуан, я не играю в дурацкие игры! Это вопрос престижа! Ты старался, потратил усилия, и я обязана тебя наградить! В конце концов, я принцесса, и мои долги автоматически ложатся пятном на честь семьи!
Интересная девочка. И честь для нее звук не пустой. Ишь, курьера посылала!.. А в гневе как прекрасна!..
Я глянул на нее в упор таким презрительным взглядом, что она стушевалась.
— Маленькая богиня, ты действительно думаешь, что мне нужно твое золото?
— Что же тебе нужно? — парировала она, не собираясь сдаваться. — Или скажешь, помогал из голого альтруизма? — Пауза. — Нет, скорее выслуживался перед принцессой. На будущее. Инвестиции делал. Не так?
— Плевал я на будущее! — почти рыкнул я, сверкнув глазами. — И тем более плевал, что ты — принцесса. И за время нашего общения уж это ты должна была понять.
Она снова стушевалась. Ай да я! Но собралась, и даже сверкнула глазами:
— Тогда чего ж тебе надо?
Вот она, точка экстремума. Пора.
И я закончил представление, последний концерт на сегодняшний многострадальный день. Протянул руки, сгребая ее в охапку, и впился в губы.
— М-м-м-м-м!!!..
Фрейя попыталась что-то прохрипеть, протестовать, заколотила ручками по спине… Но тут же опала, вливаясь в этот интересный и сокровенный процесс межличностного общения под названием "поцелуй".
Сколько прошло времени — не знаю, не скажу. Когда целуешь такую девочку, и когда она целует тебя, время не имеет значения. Но, наконец, я ее отпустил.
Отдышавшись, она подняла глаза, пряча бесенят в уголках глаз:
— Это смелая заявка, Хуан! Уверен, что потянешь?
Я выдал в ответ самую самоуверенную, но при этом невероятно искреннюю свою улыбку.
— Меня такие вопросы никогда не останавливали. До встречи, красавица!
Чмокнув указательный и средний пальцы, я поднес их к ее носику. После чего развернулся и все-таки пошел прочь. Концерты удались. Все. Заявки озвучены. А вот теперь поиграем! В игре совсем-совсем, совершенно иного уровня!..
— До встречи!.. — задумчиво произнесли сзади.
