9

Немного сыроватые дрова потрескивали в камине, огонь отбрасывал неровный отблеск на лицо Вохи, расположившегося рядом со мной на медвежьей шкуре с местами выбитым мехом. Я плеснул коньяк на донышко пузатых бокалов и отодвинул погребец поближе к оскаленной пасти моего самого любимого домашнего животного, отстрелянного много лет назад. Я бы с удовольствием приложил усилия, чтобы шкурки Педрилы и Трэша тоже украшали пол, но, боюсь, Гарик, вооружившись «Вальтером», решит, что его папаша просто обязан составить компанию животным и завершить композицию у камина.

– Так где же твой непосредственный руководитель, Андрей? – спрашиваю, опрокинув в себя добрый глоток напитка, сделанного из урожая легендарного тридцать седьмого года. – Чего молчишь? Доложи, как Рябов побежал к Вершигоре, от спешки забрасывая ноги за уши. Естественно, после того, как вы обгадили все, что можно, и особенно – нельзя.

Воха молчал, словно задался целью доказать, что является хотя бы дальним родственником моего водителя.

– Лады, – говорю примирительным тоном, безбоязненно протягивая руку к медвежьей морде. – Рассказывай.

– Откуда ты знаешь, где я был?

– Расслабься, я не ясновидящий. Однако последние события кое о чем позволили догадаться. Где ты был – не ведаю, зато понимаю – след оборван. Иначе ты бы встретил меня не с таким сияющим видом.

– Вид у меня всегда спокойный. Даже сейчас.

– Сейчас да. Но когда я тебя увидел, аж жутко стало. Испугался, вдруг Андрей фамилию поменял. Был Воха, а стал Медузер-Горгонер… Рассказывай.

– Менеджер познакомился с Лидочкой в салоне «Ирина». Она демонстрировала меха. Салон «Ирина»…

– Знаю, чье это гнездовье.

– И что директор?

– Тоже. Она не просто директор, но и агент конторы. Таких, как Ира, в архивные не списывают.

– Лида попала в «Ирину» по протекции…

– ГБ…

– А вот и нет, – наконец-то влил в себя «Бурбон» Андрей.

– Извини, чуть было не позабыл, что ты сам оттуда. Значит, свои способности по шерлокхолмовской части больше не собираюсь демонстрировать.

– Да?

– Не веришь? Спорим на ящик водки?

– Не рискну. В конце концов за ящик даже ты помолчать можешь, – оскалился бывший офицер.

Я миролюбиво разлил коньяк в рюмки и лишь затем сказал:

– Рановато назначил тебя замом Рябова. У тебя к руководству никакого нижайшего почтения.

– Зато я тебя уважаю. Честно.

– За что, интересно? За зарплату?

– За то, что ты за чужими спинами не прячешься, – глядя в мои глаза, жестко сказал Андрей. – За то, что не такой, как другие. Ты – мужик.

– Воха, – несильно тыкаю его кулаком в плечо, – тебе уже есть, с кого брать пример. Говори.

– Лиду подвел в «Ирину» фотограф Николаев. Выпить не дурак, грешит косячками, но мастер хороший. Специализация – эротическое фото.

– Из подворотни?

– Сегодня почти ни одно издание без голой девки не сыщешь. Я проверил, гонорарами его не обижали. Лиду познакомил с Ириной не бесплатно. Сейчас развелось этих школ красавиц, фотомоделей всяких. Варьете опять же. Словом, красивые телки – они нарасхват. Николаев и на этом подзарабатывал. Тем более у Лидочки грудь необъятная…

– Была необъятная, – поправляю с какой-то непонятной самому себе долей горечи. – До того, что, видимо, в объектив «Никона» плохо влазила.

– Николаев работал «Минолтой».

– Молодец, все знаешь. Будь здоров, – чокнулся я с заместителем Рябова и только после того, как мы проглотили коньяк, разжигающий в крови жар, до меня дошло:

– Ты сказал работал?

– Вот именно. Когда я говорил с Ириной, Николаев уже был при смерти. Менты сразу определили – элементарное ограбление. Аппаратуры нет, карманы вывернуты, часы сняты. У них каждый день по городу десяток таких случаев. Правда, другие иногда выживают, но фотограф оказался не сильно фартовым – перелом основания черепа, умер не приходя в сознание, по дороге в больницу. Рябов действительно у Вершигоры.

Мне без пояснений Сережи ясно, отчего он решил снова навестить начальника Управления по борьбе с организованной преступностью. Сережа всерьез не допустит мысли, что в больнице снайпер промахнулся по мне. Как же, жди. Если бы он действительно промазал, так следующим выстрелом прошил бы нас с сиделкой наверняка. Уровень, как выразился Сережа. Вот именно. Снайперы такого уровня если и делают второй выстрел, то только для контроля.

Значит, Воху срисовали в «Ирине», наш с Рябовым нехитрый ход просчитали – и все концы в воду. Грохнули бы фотографа тем же способом, что Лиду, впору о дурном задуматься. Хуже нет, когда любители в профессионалов играют. Ситуация ясна: выстрел снайпера – это еще и напоминание, сиди спокойно и не каркай, тебя же никто не трогает, а совсем наоборот, мы твое душевное спокойствие оберегаем. К чему рефлексировать, на кого Лидочка покойная вкалывала, чем человек меньше знает, тем полезнее для его здоровья.

Партнеры это или противники Вершигоры – пока не главное. Мой ответ генералу они услышали и мгновенно сделали выводы. Уровень, что и говорить. Значит, могу быть спокоен, пусть даже подтвердится предположение: на Ланду меня оттянули намерено. Или позволили сохранить хорошую мину при плохой игре, дав таким образом повод для отказа генералу. Точно уровень, боится хоть на миллиметр мой престиж надорвать, бережет его отчего-то, при всем том явно не опасаясь, что я хоть каким-то образом смогу обидеться. Все свои ребята.

В том числе господин-товарищ генерал. Он тоже ведет игру по правилам. А что мне делать? Нарушать правила, лицо терять, наставить на начальника Управления перочинный нож и грозно заорать: «Колись, мент поганый, кто тебя озадачил. Ты свои сказки о борьбе с преступностью по телевизору рассказывай. В передаче „Спокойной ночи, малыши“. Пятилетние дети, может, еще и поверят. Вместе с теми взрослыми, у кого диагноз по части дебилизма на лбу большими буквами пропечатан. Тебе бабок с семечками гонять позволили, карманников обезвреживать, с экономической преступностью на уровне магазина тоже сражаешься. Поведай, с кем это твои начальники сражение планируют, какие призы надеются содрать».

Вершигора вряд ли мне ответит. Не оттого, что сам может только догадываться об истинных целях. Просто я дурных вопросов задавать не буду.

Правила игры – вот что удерживает страну от полной анархии. Потому я и прокурора не напрягал, мента Хлудова через свою бригаду не доставал, пускай мои орлы способны выуживать чистосердечные показания со скоростью смены министров обороны. Этот мент в их руках не сильно бы трепыхался, с ходу выложил, кто ему Ланду заказал. Или по чьему приказу он фирму накрыл, дело тут же следователю сбросил и дальше ускакал сражаться с экономическими преступлениями на своей «ауди». Тебе, волчара, при ментовской зарплате да нынешних ценах на овес можно только о том автомобиле мечтать, который едет на веревочке позади форменных сапог. А ты еще и дачки прикупаешь…

Прежде, помню, ментам было запрещено под страхом увольнения по доверенности ездить, они свои машины, на тещ-пап оформленные, в трех кварталах от работы ныкали. Зато теперь – да здравствует демократия! У любого райотдела столько машин понатыкано, запрещающие знаки пришлось выставить. И после всего кто-то осмеливается выть о падении жизненного уровня населения? Граждане-фраера, вы любого мента спросите: когда было лучше, при прежней советской власти, с хорошим окладом, жильем без очереди, пайками, или сегодня, месяцами без зарплаты, квартирной шары и прочими трудностями. Интересно, ответят менты или привлекут за антисо… тьфу, ну и коньяк забойный… антигосударственную пропаганду. Правила игры должны соблюдать все. Не нравится – не банкуй, в игру вход свободен, желающих много, и даже выход есть, вопреки пословице… Утро застало меня на медвежьей шкуре у потухшего камина. Едва приоткрыв глаза, я понял: начинается игра без правил. Опасность уставилась на меня немигающим взглядом и изготовилась к прыжку. Перекатываюсь на бок, извлекая из так и не снятой кобуры пистолет, однако Педрило даже не думает атаковать.

Недоверчиво покосившись в сторону кота, прячу «ЗИГ-Зауэр» под мышкой и, только надев обувь, окончательно понимаю, отчего кот не впился когтями в меня, когда я спал.

– Скотина блядская! – ору неожиданно для самого себя, извлекая ногу из заминированного Педрилой туфля. Клянусь самым святым, даже здоровьем детей моих неблизких соседей, в глазах этого персидского экстремиста просквозило райское наслаждение.

– Дорогой, ты меня звал? – прискакала на мой вопль отчаяния Сабина.

– Вот именно тебя! – рявкнул я, надвигаясь на Педрилу с обувью наперевес.

Волосатый выродок тут же перестал чувствовать себя триумфатором, распушил хвост и помчался вверх по лестнице.

– Прекрати издеваться над животным, – как можно мягче потребовала супруга.

– Это ты своему коту проповедуешь или ко мне обращаешься? – поинтересовался я, понимая, что генеральное сражение с котом откладывается. – Ты лучше понюхай, как от меня пахнет!

– Как на улицах, – улыбнулась Сабина. – Завтрак готовить?

– Обязательно. Меню будет таким: ванна, свежая сорочка… Да, водитель явился?

– Ждет в машине.

– Скажешь, чтобы в следующий раз он приехал в «собачьей будке». Твой Педрило на этом свете явно задержался.

– И ты тоже! – раздался сбоку голос моего единственного наследника.

– Гарик, тебе Педрилины лавры спать не дают? – заметил я и мягко бросил ему башмак с кошачьим автографом. – Ты чего это раздухарился с утра пораньше?

Гарик успел среагировать на мое движение. Он высоко подпрыгнул и ударил по туфле ногой влет. За такую меткость я сходу простил ему доброе пожелание в адрес родителя – башмак опустился точно на любимый рояль моей драгоценной супруги.

– Тебя, папуля, в школу вызывают, – гадливо улыбаясь, поведал Гарик. – Они тебе про меня такое расскажут… Точно сдохнешь.

– Главное не предстоящая гибель, а известие о том, что наконец-то у меня командиры выискались. Смотри, Гарик, будешь хорошо учиться, в институт поступишь. Закончишь его с отличием, тогда, может быть, тебя кто-то возьмет шестерить на лоток.

– Нужен мне институт! Что я, дефективный? Ты мне магазин купишь. В Париже.

– Непременно. Рядом с домом Лени Голубкова.

– Дорогой, – оторвала меня от воспитания подрастающего поколения влетевшая в холл Сабина. – Ванна готова… Боже, ты что наделал, опять своими выходками нас в могилу загнать хочешь? Пережить не смог, что две ночи подряд здесь находился, а не у своих сучек…

– Трахаешь, что шевелится, – подключился Гарик.

Обычно Сабина при подобных демаршах семейные сцены прекращает, уволакивая Гарика в его комнату. Однако сейчас она не обратила на его глубокомысленное замечание никакого внимания.

– Ты зачем эту гадость на рояль забросил? – продолжила свой драматический монолог супруга, однако я не позволил ей почувствовать себя пифией на страже семейного очага.

– Заткни пасть.

– Как ты разговариваешь при ребенке?

– А ты что мелешь?! Думаешь это я? Нет, дорогая, это Гарик башмак с говном на рояль забросил, – чуть спокойнее говорю жене, и Сабина прямо-таки с педрильским блеском в глазах поворачивается к начинающему бледнеть сыночку.

В ванную я отправился с весьма достойным видом главы семейства, умеющего создать в доме атмосферу уюта, тишины и покоя.