44

Судя по окуркам «Беломора» в пепельнице и густому сизому дыму в комнате, Вершигора, как всегда, пришел на встречу со мной раньше обычного времени. Никак наш генерал от привычек оперативника отказаться не может, и выкуренные «беломорины» в пепельнице – тому лишнее подтверждение.

– Господин генерал, – веско заявляю, падая в кресло – Вы рискуете.

– Конечно, – подтвердил мои опасения Вершигора. – С тобой жить в одном городе – уже опасно. Не говоря уже о просто встретиться наедине. Кстати, фляжечку свою прими.

– Вино хорошее?

– Хорошее. Почти как то, каким согревались.

– Что значит почти?

– А чем я еще могу рисковать?

Бросив на генерала взгляд, в котором недоумение множилось на обиду, я прикурил сигарету и поведал:

– Имелась в виду квартира, в которой мы встречаемся.

– Это ты брось, – спокойно ответил Вершигора.

– Я не намекаю, что она засвечена. Однако мы живем в такое удивительное время…

– Ты, давай, свои шарады…

– А ты не командуй. На мне погон отродясь не бывало. Я – человек штатский, сугубо мирный…

Вершигора улыбается нечасто. Однако после моих слов он обнажил в улыбке пожелтевшие от табака клыки.

– Давно в цирке не был, – коротко хохотнул Вершигора.

– Напрасно. Искусство принадлежит народу. Правда, в нашем цирке клоун помер, но на его место желающие найдутся.

– Арлекиной того клоуна звали?

– А ты иначе считаешь?

– Я считаю, ты стал вести себя не хуже других. Все на грубости нарываешься. Квартира тебя не устраивает.

– Пока устраивает. Но кто знает, что будет завтра…

– Ты знаешь?

– Могу только предполагать. Вдруг кто-то захочет все на свете пересчитать. В том числе пустующие квартиры при вечном дефиците жилплощадей.

Генерал Вершигора пристально посмотрел на меня и тихо сказал:

– Пусть так. Но явки существуют уже столетия. Думаю, в следующем тысячелетии вряд ли от такой затеи весь мир откажется.

– Как говорят твои клиенты, за мир не отвечу. Однако, когда речь заходит о нашей стране, сам понимаешь, логика здесь – понятие более чем абстрактное… Да, генерал, ты наверняка о чем-то не том подумал.

– Ты что имел в виду? – прикурил очередную папироску Вершигора.

– Знаешь, наш горсовет недавно принял историческое решение. По поводу чистоты улиц.

– Ну и что?

– Ничего. Но не один исполком на свете. Вдруг кто-то захочет перенять этот передовой для сэнэговских стран опыт? И никто не даст гарантии, что, в свою очередь, наша мэрия не возьмет на вооружение весьма полезные начинания коллег.

– Ты хоть бы пояснил… Опять за шарады принялся, – недовольно сказал генерал, трухнув папиросой над хрустальной пепельницей.

– Пожалуйста. Наша мэрия приняла решение, направленное на улучшение экологической обстановки в городе и пополнение его бюджета. Зато мэрия славного города Ивано-Франковска тоже проявила заботу о людях, годами стоящих в очереди за жильем. Плюс дает заработать всем желающим. Их исполком утвердил положение о вознаграждении граждан, выявивших пустующие квартиры в городе и стукнувших об этом органам власти. Целая сетка разработана: кто накапает об однокомнатной квартире – шестьсот баксов, двухкомнатная – штука, трехкомнатная – еще дороже. Но, конечно же, самая символическая цена за стук про четырехкомнатную – 30 миллионов. Только не серебряников, а карбованцев. Никто не даст гарантии, что наш исполком не поддержит это полезное начинание. Представляю, почем потом квартиры пойдут, если только за стук о такой, в которой мы сидим, положена штука. Тем более, у всех поголовно тяжелое материальное положение, воспитание по поводу высшей доблести, а именно – стука, у нас соответствующие, а потому сам могу не выдержать и заложить им эту хату…

– Какие еще хаты собираешься закладывать? – пристально посмотрел на меня генерал.

– А что, еще есть? – искренне удивляюсь я. – И как на это у тебя средств хватает? Менты без зарплаты сидят, а вы оплачиваете пустующие…

– Хватит! – резко сказал Вершигора.

– Есть, господин генерал! – вскакиваю по стойке смирно. – Разрешите идти?

Вершигора промолчал.

– Ну раз не позволяете, – более развязным тоном заметил я, – тогда будьте здоровы. И сами идите. В задницу… Нет, отставить! Лучше куда подальше. И больше меня не дергай. Я тебе ничего не должен.

– А я тебе?

– Тем более.

– Давай хоть один раз в жизни поговорим серьезно, – миролюбивым голосом предложил начальник Управления по борьбе с организованной преступностью, не обратив особого внимания, что я попытался определить ему совершенно иное место службы.

– Давай, – соглашаюсь, возвращаясь в кресло. – Тем более вчера я уже встречался с аналогичным предложением.

– Что за гадость ты мне подсыпал в вино? – неожиданно резко спросил Вершигора, гася «беломорину» в пепельнице.

– О чем шепчешь? – непонимающе смотрю на него.

– Слушай, мы ведь договорились, что серьезно… – чуть ли не обижается генерал.

– Я делаю разницу между серьезно и откровенно. Но если хочешь – давай попробуем. Однако предупреждаю, откровенность в одностороннем порядке меня не устроит. Откуда ты взял, что я тебе в вино что-то подсыпал?

– Анализ вина ничего не выявил, – спокойно ответил Вершигора. – Ты вполне мог подменить флягу. Но вот одного бы не сделал и при большом желании…

– Что именно?

– Заменить мою кровь. Анализ показал, что в моем организме побывало какое-то психотропное средство… Арлекино – лично твоя работа?

– Да.

– Орел!

– Да нет, генерал. Я – ворон. Орлов и без меня хватает. Вернее, воробьев с такими кличками.

– Причина смерти Арлекино?

– Вскрытия еще не было? Смотри, протухнет…

Вершигора выразительно посмотрел на меня.

– Ладно, генерал. Вся разница между тобой и мной, что тебе к имеющимся данным нужны доказательства. Для суда… Ты, кстати, знаешь, что Арлекино убил тринадцатилетнего ребенка?

– Согласно оперативным данным.

– Уверен в них?

– Источник надежный.

– Так вот, мои источники не менее надежны. Мог бы его привлечь? Ты не сопи недовольно, мы же договорились откровенно…

– Девочка пропала без вести. Следовательно…

– Вот-вот. К тому же по приказу Арлекино взорвали…

– Такой же бандит, как и он. Скатертью дорога, – в сердцах бросил генерал.

– И это говорит человек, стоящий на страже закона, – изумляюсь я. – Он не бандитом был, а гражданином, преступником мог считаться только после приговора суда…

– Оставь словоблуд. Ты посчитал себя вправе…

– Посчитал. Арлекино грохнул этого бандита, его корешки отомстили. Других выводов просто быть не может.

– Гусю тоже они отомстили?

– Не знаю.

– Честно?

– Если честно, один опившийся вином генерал предупредил – Гусь готовится напасть на меня. По приказу Арлекино.

– О чем этот генерал тебе еще рассказывал?

– О своей мечте. Чтобы место Гуся занял кто-то другой. Не Порох, претендовавший на него. Пришлось постараться ради старой дружбы.

– Порох пропал без вести.

– Ребенок, замученный Арлекиной, тоже пропал без вести, – жестким голосом напоминаю генералу и в свою очередь задаю вопрос:

– Петрович действительно хороший человек?

– Да, – твердо ответил Вершигора.

– Знаешь, он на меня рекомендацию у губернатора выспрашивал. Удивлен?

– Нет.

– Почему?

– Он тебя недостаточно знает. А ты – человек непредсказуемый.

– Зачем ему было плести кружева?

– Если бы ты согласился, это вызвало бы подозрения. Он не знал, на чьей стороне…

– Я всегда исключительно сам за себя.

– Но когда нужно…

– Когда мне нужно, генерал. Вот я о чем подумал. Был такой хороший человек Иван Осипов, песни слагал душевные. «Не шуми ты, мати зеленая дубравушка…» Ее Емелька Пугачев любил, Пушкин записывал. Или вот… «Вниз по матушке, по Волге», сплошные у него матушки… Но самое интересное другое. За сорок лет до того, как Видок организовал пресловутое Сюртэ, у него был предшественник российского разлива. Тот самый поэт Иван Осипов. Вернее, душегубец Ванька по кличке Каин. Взлетел он под облака, полицией страны заведовал, но характер свое взял. Первый российский рэкетир, а мы все в сторону Америки киваем… На бабе поэт спалился, закончил свою жизнь на каторге. Если привык душегубствовать, остановиться трудно. Даже на ответственном посту. Тем более он давал такую возможность купчишек под охрану брать – лучше не придумаешь.

– Аналогии проводишь. Но тут другой случай.

– Да нет, генерал. Тот самый. Петрович, мало того, что сейчас Осипов, в команде президента трется, он, как и предшественник, остановиться никак не может. Хотя всего лишь Петрович. Не Ванька, как тот поэт. На Ивана всю жизнь не тянул. Больше того, Иваном не был даже его непосредственный командир. Всего лишь Ивановичем. Петром, правда. Такая вот у них субординация. Кстати, микрофончики в твоем кабинете – его работа, а не контрразведки пресловутой Сабли.

– Доказать можешь?

– Ты что, перепарился? Пускай суд доказывает или вы, менты. Все на свете. В том числе поведаете общественности об истинном лице Арлекино. Небось зарыли на престижном кладбище, на похороны весь бомонд собрался? Еще бы, не какого-то поэта-засранца хоронят или заслуженного художника, а выдающегося бизнесмена Никифорова, купившего себе звание не академика, как другие, а более почетное. Вор в законе, это же звучит. Еще красивее, чем прежде – Герой Советского Союза. А льготы какие – куда там всем Героям… Ты не удивился, отчего Петрович между нами соревнования устроил?

– Я ему говорил, ты лучше. Но он решил… Или считаешь иначе?

– Врал он тебе, Вершигора. Быть может, я ему действительно нужен. Вполне допускаю, что в предстоящей операции ему требовался и самый настоящий извращенец, каковым был издохший Арлекино. Но еще больше ему нужно было…

– Чтобы ты убрал Никифорова?

– В точку. Под видом своеобразного соревнования, о котором он тебе лапшу на уши навешал. Он ведь тебе всю жизнь врал.

– Да мы с ним прежде всего несколько раз виделись. Ты что-то не то говоришь.

– Говорю откровенно. Помнишь, как тебя к Колотовкину внедряли?

– На всю жизнь запомнил, – глухо сказал генерал и нервно прикурил папироску.

– В результате той операции была разгромлена банда, занимавшаяся транзитом наркоты. Браво, Вершигора! Муки терпел, пытки принимал, чуть не грохнули тебя, но разве это главное? Главное, что в результате твоих героических действий борьба с наркобизнесом была выиграна. И сегодня такой проблемы не существует. Ты всех победил. Теперь разгромишь организованную преступность.

– Если оставить в стороне ерничество… Нет, так и не понял, что ты этим хотел сказать.

– Ты до сих пор считаешь, что Петрович послал тебя сражаться и побеждать наркоторговцев?

– А ты что думаешь?

– А я не думаю. Я знаю. Он твоими руками расчистил место для других ребят. Ты не с гангстерами сражался, а конкурентов убирал.

– Доказать можешь? – снова вернулся к любимой арии генерал.

– Перестань, Вершигора. Можно подумать, ты не понимаешь… Проанализируй случай с Арлекино. Какие тебе, к черту, еще нужны доказательства? Ты же парень неглупый. Хотя занимаешь дурацкую должность.

– Я так не считаю. Должен же быть хоть какой-то порядок.

– Вот именно, что какой-то. Борьба с организованной преступностью… С ума сойти можно! Да с ней еще тысячелетиями сражаться… Во всем мире давно такого термина нет. Есть понятие «сдерживание организованной преступности», зато борьба всегда была нашим национальным видом спорта, от вредителей и саксофонов до алкоголизма и коррупции.

– Ты ушел в сторону от Арлекино. Как я понял, он своим поведением мог скомпрометировать…

– Да не мог, а успешно это делал. Формулировку ты подобрал чересчур мягкую. Сам знаешь, отчего зачастую гибнут крутые бизнесмены. Конкуренция? Как бы не так! Просто многие, разбогатев до неприличия, начинали считать – им можно больше, чем дозволено.

– Тогда вернись к проблемам всеобщего пересчета.

– Проблема действительно существует. Только я не уверен, что господин Осипов преследует исключительно благую цель не допустить появления в государстве никем не контролируемой группы людей с такими официальными полномочиями, о которых не смеет мечтать парламент и президент вместе с остальными ветками власти. Однако я пока со своей веточки соскакивать не собираюсь. Несмотря на твою настойчивость.

– Почему, интересно? Ты же всегда ставил осторожность на второе место. Тебе слаще нет, чем в войну поиграться.

– А тебе в разведчика, – в переносном смысле щелкаю по носу генерала.

– Ты сомневаешься в искренности Петровича?

– Вершигора, ты хорошо себя чувствуешь? Или снова вина налить? Для твоего Петровича подставить человека или отправить его на тот свет – проще простого. Сам это знаешь. По собственному опыту. Извини, что напоминаю. Но с того света я тебя извлек, а Петрович даже пальцем не пошевелил… Ладно, хватит. Я тебе наоткровенничался, как никогда в жизни. Теперь ты будешь выдавать правду без детектора лжи. Ты знаешь, как выйти на Саблю?

– Нет. Но теперь, когда вопрос, можно сказать, решен… Петрович после твоего согласия…

– Ах, да. Он же, бедненький, его не получил. Так, допустим, я уже согласен. Деваться некуда. Иначе кто-то начнет копаться в моем прошлом и в могиле Арлекино? Да?

– Да, – нехотя выдавил генерал.

– Ты должен меня додавить?

– Ну я же тебе еще тогда сказал, в гостинице… но между нами, я этот компромат… Считай, он уничтожен.

– Спасибочки, гражданин начальник. Сабля – это реальность или подстава?

– Реальность. Между прочим страшная. Он ради развлечения людей губит. У меня, действительно, два агента на подходах погибло, я тебя предупреждал.

– Меня сейчас больше Осипов занимает. Я подстраховаться должен. Со всех сторон.

– В Москву по этому поводу летал?

– Конечно, нет, господин генерал. Я до того напугался, как-никак очередное покушение, вот и побежал куда подальше.

Вершигора потянулся к спичечному коробку, раскурил папироску и заметил:

– Кстати, кое-кто так и решил. Можно сказать, окончательный штрих к появлению в фашистском мундире у губернатора.

– Спасибо за комплимент, жаль, его Петрович не слышит. Значит так, кое-какие данные по Осипову у меня есть. Есть и личные впечатления. Обидно, что ты мне сразу не сказал, кто это…

– Не имел права. Ты же сам понимаешь. Тем более ответ был отрицательным.

– Хорошо. Какие у него привычки?

– Никаких. Человек как человек. Все в меру. Серый, как положено.

– Профессионал, одним словом. Такой не допустит, чтобы его на чем-то… Но… У каждого из нас есть какие-то привычки, бросающиеся в глаза. Ты же не куришь то «Беломор», то «Кэмел», я тоже всю жизнь шмалю исключительно «Пэлл Мэлл».

– Петрович не курит. Сердце бережет.

– Для инфаркта.

– Ты хочешь его…

– Нет, это он меня хотел… Ультразвуками. Знаешь о семигерцевом приборе?

– Туфта. Действия прибора до конца не изучены. Одного он может с ума свести, другой на месте помрет. Бывают и такие, что плохо реагируют. Им пока пользоваться рано.

– Как сказать.

– То есть?

– Арлекино перед смертью меня таким охмурял.

Генерал Вершигора недовольно поморщился. Вряд ли он все еще считает Петровича хорошим парнем.

– Он, по-моему, любит классическую музыку, – начал вспоминать Вершигора. – Изредка в разговоре трогает мочку уха… Левого… Очень любит все соленое, острое… Туфли всегда на ровной подошве. Говорит тихо.

– Знаю, беседовали. Музыку… Пожалуй, как и соленое. Он даже щепотки соли изредка прямо в рот кидал… Говорит, действительно, тихо. Но вот насчет туфель не уверен. Я его однажды на каблучках видел.

– Сам говоришь «однажды».

– Однажды, это не всегда. К тому же мы с ним виделись три раза. Я его-то не слишком запоминал. Зато он… Когда мы должны встретиться?

– С ним?

– Ну не с тобой же.

– Конечно, со мной тебе видеться неинтересно.

– Ты даже на юбилей моего сына не пришел.

Вершигора вторично оскалился и сказал:

– Зато я ему подарок сделал. Папа по улицам до сих пор ходит.

– По лесу я хожу, сырому и дремучему, генерал.

– На охоте? – вспомнил о нашей недавней встрече Вершигора.

– Вот именно. Так когда…

– Ну ты же охоту любишь. Там и встретитесь.

– Значит, заранее знал.

– Конечно. Должность у меня такая.

– Не путай должность и профессиональные навыки.

– Хорошо. Тогда скажу по-другому – я тоже кое-что рассчитывать умею.

– Тем более с Рябовым дружишь.

– Тем более.

– Хорошо, мон женераль, я поплыл. У меня сегодня еще одно свидание необычайной важности.

Вершигора потушил папиросу в заполненной окурками пепельнице и заметил:

– Полагаю, твое свидание не добавит мне работы.

– Это точно, – развеселился я.

– Ты чего это?

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Впервые в жизни поговорили откровенно. Не переживай, работы тебе не подкину. У меня встреча с женщиной.

– Наверняка несовершеннолетняя, – буркнул генерал.

– Я же тебе сказал, что работы не подброшу. К тому же не хочется быть единственным человеком, который сел за связь с несовершеннолетней. На этом ты меня не возьмешь. Я не Арлекино… Если, конечно, у нас такой откровенный разговор пошел – да, встречаюсь и с молоденькими телками… Слушай, Вершигора, они же с двенадцати-тринадцати лет почти все трахаются, не пора ли вносить изменения в Уголовный кодекс? И так, понимаешь, под статьей хожу. В моем доме холодное оружие на кухне имеется…

– Так и знал, что она несовершеннолетняя, – снова напустил на себя явно недовольный вид генерал.

– Мегрэ, ты не прав. Она не несовершеннолетняя, а невменяемая.

– С тебя станется. А с этих косящих лахудр – тем более.

– Не смей оскорблять наиболее многочисленную для планов вербовки агентуры генерацию.

– Этих планов уже нет, – доказал генерал, насколько я отстал от жизни. – Так что можешь ходить к нормальным женщинам. Не к таким, каких мы не привлекаем к сотрудничеству.

– Что ты имеешь в виду?

– Сам сказал, что она сумасшедшая.

– Нет, Вершигора, это ты сказал. Какая она сумасшедшая? Она студентка, внучка моего садовника…

– А почему невменяемая?

– Потому что, когда кончаю, она иногда орет: «Только не в меня! Только не в меня!» Ладно, генерал, дама ждет.

– А как другая дама на это реагирует?

– Бурно. Вчера истерику устроила. Но, подобно тебе, доказать ничего не может.

Вершигора пожал мне руку и с заговорщицким видом заметил:

– Вот уж не знал, что жене директора фирмы «Виртус» требуется еще что-то доказывать.