38

За окном уже начинало сереть; я решил, что несколько часов отдыха вполне заслужены, однако невзначай помянутый Гершкович явно не разделял подобных рассуждений. Котя вкатился в мой кабинет и, не снимая кашемирового пальто, рухнул на диван.

– Господин Гершкович, вы норовите занять чужое место в этой жизни, – приветствую раннего гостя.

– Как ты себя имеешь? – достойно прореагировал на мои слова генеральный директор фирмы «Олимп».

– Уже гораздо лучше, – успокаиваю приятеля, взявшего на себя профсоюзные функции. – Так что пока гроб можешь не заказывать.

– Слушай сюда, – почему-то не обрадовался такой экономии Котя, – ты стал сильно рисковать.

– То есть? Чего тебе нужно, мой иск к энергетикам и водопроводчикам завернут, следовательно, они меня убирать не станут. Может, ты имеешь в виду конкурентов по поводу говно– и ценообразования?

– Слушай, я понимаю… Тебя, если к стенке поставят, так ты тоже будешь скалить зубы. Но мой исполнительный директор… Короче, тебе грозит серьезная опасность, не те игрушки, какие ты выруливал в прошлый раз. Ты хоть знаешь, как тебя называют в городе?

– Интересно…

– Ему интересно. Обмороженный – вот как тебя называют, – чуть ли не вскипел, подобно кофейнику, Котя.

– Так кто после этого сильно удивится, если тебя найдут?

– Котя, ты же не Гриня, откуда такие выражения? Кстати, не обмороженный, а отморозок. Пусть так. Я вправду живу не по бандитским понятиям и воровским правилам, а по справедливости. Потому и стал под закон с другой стороны. Отморозок, говоришь? Будем считать – это комплимент.

– Этот комплимент тебя до кадухиса доведет! Или я не прав, если от тебя каждый может ожидать таких выбрыков, что та Садома покажется благодатью Божьей…

– Ты чего, курватура лысая, распрыгался? – стремлюсь доказать насколько мой гость прав в своих подозрениях.

– Ты тоже не Гриня, – парировал Котя, – так что перестань выражопываться.

– Успокойся, тебе опять что-то не то показалось… Не веришь? Ладно, поясню. Курватура – это нарочитая кривизна прямолинейных частей здания, применяемая для устранения оптических искажений и для усиления пластической выразительности архитектуры. Наш Гриня таких слов не знает.

– Слушай, зачем тебе это?

– Эти знания – мой бизнес.

– Нет, я имею в виду другое. Ты же постоянно воюешь, даже когда оно даром не надо.

– Котя, тебе ли объяснять, если где-то идет война, значит, она кому-то очень выгодна. И только тот, кто постоянно готов к ней, может выиграть в конечном итоге. Это блатные воюют в самых крайних случаях. Потому что такие сражения прежде всего – колоссальные потери. Я могу себе позволить подобную роскошь. К тому же сам понимаешь, мне, как и упомянутому Грине, постоянно приходится стоять на страже государственных интересов, которые ты так рьяно теоретически защищаешь. Долг гражданина обязывает!

После моего откровенного признания лысину Коти покрыли крохотные капельки пота и он расстегнул пальто.

– Интересно, – пробормотал Котя, – в его сторону просто посмотреть уже опасно для жизни, а он, оказывается…

– Какие проблемы, Котя? Можно подумать, ты мыслишь иначе? Вот у тебя хорошие концы на самом верху. А государство никак не может скачать шестьдесят лимонов с некоего «Минора». Посоветуй людям по такому случаю вместо очередного гнилого арбитражного суда обратиться в высший арбитражный суд имени Березовского. Я уверен – из половины он эти бабки вернет в бюджет. Да если бы не мы, все бы давно рухнуло…

– Ну да, Гусь несчастный – тоже государственный интерес?

– А как же? Гусь хотел получать бабки и при этом ничего не делать. Так не бывает. Он допустил, чтобы в рыночный процесс свободной конкуренции нагло вмешивались чьи-то интересы, направленные на полную монополизацию, а она, кроме как к повышению цен, ни к чему не приведет. К тому же Гусь, вместо того, чтобы раскаяться, стал вести себя чересчур нагло… Котя, он же в конце концов… Одной бандой меньше – вот и вся проблема.

– Да? Тоже еще заменитель правоохранительных органов нашелся, – слегка повысил голос Котя. – А при чем здесь Арлекино?

– А при чем здесь я? Он просто нарвался. Нет, чтобы по привычке привязать телку к кровати и стегать кнутом, сам ее место занял. Так ты говоришь, это Арлекино меня грохнуть хочет?

– Нет. Ты еще кому-то на мозоль жмешь, – поведал Котя и быстро добавил: – Опять в казаки-разбойники играешься… В общем так, по твоему поводу у меня была беседа, кое-кто уверен – Гуся и его команду твои бойцы ухайдохали.

– На здоровье. Пусть будет уверен дальше. Чего стоит уверенность без доказательств? Знаю я этого уверенного. Кстати, и по твоему поводу – тоже.

– Что ты такое говоришь?

– Да вот, вспоминаю одну историю. Про грозного и непобедимого Федота. Помнишь, как его бригада гремела? Все хотела к лапам прибрать, полгорода контролировала. Иногда бойцов, конечно, прихватывали, но не больше того. Федота лишь однажды захомутали, случайно, ОМОН устроил шмон… Откуда им было знать, что это сам Федот? Целых две недели просидел в отдельной камере с цветным телевизором, ежедневные передачи, наркота, девочки, даже за решеткой ни в чем себе не отказывал… Но потом Федот совершил ошибку, когда самым крутым себя почувствовал…

– Ты кончай свои аналогии проводить, – спокойно заметил директор «Олимпа».

– Нет уж, дорогой. Тебя Гусь с Арлекином интересуют, а меня судьба Федота занимает. Несчастный человек, такой памятник отгрохали…

– Это не тот случай…

– Тот, Котя, именно тот. Как сейчас помню, некая фирма, скажем так, с олимпийским спокойствием сделала на город большую поставку сахара. А возомнивший себя финансовым гением Федот решил ее кинуть. Совсем не так, как до этого некую фирму «Аманда» из братской Латвии. Она сделку запорола, а к ней почему-то никто штрафных санкций не применил. Помнишь, как до сих пор не найденные киллеры расстреляли банкира Лущика?

– А это что…

– Именно то, Котя. Федот сработал. Тогда никому неизвестная фирма «Вереск» получила от банка кредит под контракт с «Амандой» на поставку агромадной партии консервов. Липа стопроцентная, однако бабки были сконвертированы и через вереницу посредников пошли в «Аманду». Самое смешное, дошли. Только вот «Аманда» сообщила: дорогие коллеги-бизнесмены, у нас полный форс-мажор, консервы уже стухли, у них срок годности – ни к черту, потому получите назад свои бабки. Эта сумма была перекинута наличманом в родной Южноморск…

– Я думал, они ее в какой-то зарубежный банк кинули, – пробормотал генеральный директор концерна «Олимп».

– Ты думал, а я знаю, в этом вся разница… К тому времени несчастного банкира до сих пор не установленные следствием убийцы из автоматов пригрели. После этого, само собой, все следствия и ревизии могли задавать вопросы только покойному – отчего это он фирме «Вереск» пошел навстречу? К тому же юридический адрес «Вереска» – ну, скажем, улица имени Остапа Бендера, 28. Хотя я не уверен. Зато менты уверены: кроме Федота, в смерти банкира никто не заинтересован. Более того, знают, чья это работа. Но что они могут сделать, когда, кроме оперативной информации, никаких доказательств…

Так и ходил в гоголях Федот, пока не решил, что способен на большее. Сахара захотелось. Будто не знал, что сладкое вредит здоровью. Самая настоящая белая смерть, как врачи пропагандируют. Чуть было поставщиков не кинул, не знал, бедолага, на чьи интересы прет. И тут произошло чудо. Банда, наводившая шорох по городу, такая крутая и грозная, при громадных бабках и солидных связях, была отстреляна за несколько дней. А ее главарь вовсе не в дом родной отправился, который его, между нами, давным-давно заждался, а прямиком туда, где ему самое место. Федот в зоне вряд ли бы переисправился, вышел – за старое бы взялся. Правильное решение, мы должны следить за порядком. В природе. Котя, ты не знаешь, кому в конечном итоге досталось хозяйство Федота? Убийц его ищут до сих пор, как и тех, кто отнял жизнь у Лущика… После всего этого мне любопытно – какое тебе дело до судьбы Гуся?

– Мне – никакого, – отрезает Котя. – Я имею тебя предупредить. Тебя кто-то хочет убрать. Как я себе понимаю, не Арлекино.

– Правильно понимаешь.

– Так вот. Руководство города и области знает, что на тебя уже покушались. Люди переживают. Но за следующее возможное покушение они представлений не имеют. Так вот надо или не надо…

– Надо, Котя, – вздохнул я. – Ах ты, голова мудрая, зачем тогда…

– Как зачем? Я же думал эти бабки за бугром оставили, а ты сказал – наличкой завезли, – улыбнулся Котя. – Значит так, а когда я среди них должен забеспокоиться про твою судьбу?

– Твой исполнительный директор этого не знает?

– И твой коммерческий тоже, – доказал Котя, насколько плотно в последнее время поработал директорат наших фирм.

– Побеспокоишься на балу-карнавале в честь дня рождения любимого города. В самом начале.

– Не раньше?

– Ни в коем случае. У меня есть серьезные подозрения, что именно там будет совершено повторное покушение. Другой возможности у убийц не будет. Если только ты не встрянешь.

– Иди ты к чертям собачьим, обмороженный! – искренне возмущается Котя. – Чего тебе еще надо?

– Помощь. Конкретная. Рябов не позволяет отсюда выходить. А мне нужно встретиться, кровь из носу, с одним человеком. Можешь заехать во второй половине дня? Я смоюсь от своей охраны на твоей машине.

– Этого гембеля мне для счастья не хватало! Чтобы потом твой Сережа… Я его знаю. Он моему исполнительному директору под стать. Слушай сюда, пусть Рябов вместо тебя с тем человеком поговорит.

– Там не говорить, там действовать надо.

– Тем более, я тебе не помощник. Сиди себе тихо. Как Арлекино. Это же над ним, а не тобой, весь город потухает.

– Можно подумать, он сидит тихо. Он наверняка скачет по дивану, как та сорока по гнезду, зажав в руках свой обожженный прыщ, замазанный зеленкой.

– Я так и думал, – нагло залыбился Котя. – Это у тебя тот же прыщ зачесался. Действовальщик! Или нет?

– Котя, я тебя никогда не обманывал. Конечно, я в конце концов живой человек.

– Ну так перетерпи. Иначе вдруг кто-то решит, что ты не должен быть живой. Как это ты сказал – теоретически, но все-таки… Ладно, я поехал.

– Постой, Котя. У меня к тебе еще дело.

– На пару миллионов?

– Гораздо дешевле. Мы болтали по пустякам, а о бизнесе ни слова, – намекаю Гершковичу, что он не просто приятель, но и клиент.

– Опять со скидкой что-то будешь торговать?

– Ну ты же подарок не примешь…

– Или. Бизнес есть бизнес. Если мы друг другу начнем каждый раз подарки делать, наши сотрудники сильно отощают. Только не говори, что…

– Котя, я ничего не говорю. Это моя манера работы. Постоянными клиентами дорожу, потому и отношусь к ним соответственно. К тому же предлагаемая к продаже вещь покупается не в салоне, значит, мы можем сэкономить на комиссионном сборе… Погоди минутку.

Я извлек из шкафа предлагаемую к продаже вещь и с явным огорчением поведал Гершковичу:

– Котя, от сердца отрываю, всего-навсего за двадцать шесть штук.

– Так берег бы свое сердце, – в унисон заметил клиент.

– Не получится, – вздыхаю. – С пациентами на такие вещи сильно похужело, посбегали кто куда, морды жидовские, никакого блезиру в торговле.

– А гоям свинячим такая красота не надо? – снова поддержал меня Котя. – Или тебе, хозер, некому, кроме меня, ее продать?

– Есть кому, – серьезным тоном сказал я. – Только они не оценят. Подсвечник – он и есть подсвечник, даже такой необычный. Разве с них за пусть даже за серебряный подсвечник начала прошлого века столько слупишь, как с тебя? Это же прямо-таки предмет, который не просто украсит твою коллекцию, но и надавит на твое национальное самосознание.

– Не втирай клиенту, – рассмеялся Котя. – На это сознание ему может давить только семисвечник. А здесь их восемь…

– Да ты просто великий математик! Успел сосчитать. Про семисвечник наслышан, а как насчет восьмисвечника?

– Не знаю, – признался Гершкович.

– Боже, с кем я связался? Думал передо мной приличный человек… Ты сам и есть хозер!

– Серьезно?

– А как же? Ты ведь только для них по паспорту еврей…

– А для тебя?

– Серьезно? – слегка передразниваю Котю и вполне откровенно поясняю: – Ты брат мой. Потому что, как сказано в Библии, Господь от одной крови создал всех людей на земле. К тому же, Котя, человек принадлежит к тому народу, на языке которого он думает. Ты, как и я, думаем на одном языке, правда, знаем всякие выражения, вроде «тухиса», но такие познания у каждого коренного южноморца, зато… Зато из нас двоих, оказывается, я лучше осведомлен об обычаях того народа, к которому якобы принадлежишь ты.

Я благоразумно промолчал, что этот восьмисвечник атрибутировал Студент и мгновенно напустил на себя вид муфия в рясе, мудрого, как раввин, многоликого, подобно Будде.

– Значит так, Котя. Это обрядовый восьмисвечник, который надлежит зажигать в память о победе настоящих евреев, а не таких, как ты, над греко-сирийскими завоевателями во втором столетии до нашей эры и освобождении иерусалимского храма. Называется он хануккия. Оставим в стороне обрядовые мансы и перейдем к делу. Это очень редкий серебряный восьмисвечник. Особый, получивший название по имени основателя хасидизма Баал-Шем-Тов. Нигде, кроме как в Российской империи, подобные хануккии не создавались. Да, можно, конечно, сказать, что орнамент традиционный, но посмотри, какая отточенность ювелирной техники, а фигурки грифов и птиц…

– Только не рассказывай, что одна из них тебе напоминает меня, – заметил Котя. – А то еще в прошлый раз все за мой маленький носик балаболил. Говорил, что я ворона, а сам каркаешь, хоть стой, хоть падай… Да, ты мне вот что скажи, как у тебя на все эти дела цена складывается?

– Согласно твоим рассуждениям. У моих сотрудников тоже аппетиты – будь здоров.

– Можно подумать, им не хватает. Да у тебя в городе столько точек…

– Я же не говорю, сколько их у тебя. К тоже же лишними бывают неприятности, а не деньги.

– Да? А своим поведением ты постоянно доказываешь обратное, – застегнул пальто Гершкович. – Ладно, мне действительно пора.

– Подсвечник берешь?

– Или. Иначе твой ребенок останется голодным. Что бы ты без меня делал?

– То же самое, что и ты без меня, – по-дружески поглаживаю на прощание Котину лысину.

Перед тем, как завалиться на освобожденный от Котькиной агрессии диван, я понял, что ночь и утро прошли не зря. И чего это я на петровичей отвлекаюсь, рестораны, магазины держу, бары, галереи и прочие точки, если только на одном-единственном восьмисвечнике столько наварил. Наверняка я действительно белый ворон. Ну кто, кроме меня, способен в сегодняшней ситуации заработать больше?

Сорок процентов навара становятся пределом мечтаний даже тех бизнесменов, которые еще пару лет назад не шли на сделки, сулящие меньше двухсот. Я ведь не ответил на вопрос Коти о своей политике ценообразования, потому что подхожу к этому делу индивидуально. В принципе, хануккию можно было отдать и за тридцать тысяч, однако я человек не жадный, а Котя – постоянный клиент. Вот и возникла эта горбатая цена – двадцать шесть тысяч – исключительно из-за того, что восьмисвечник был приобретен Дюком за двести шестьдесят долларов. Однако премию за свой ударный труд доктор искусствоведения получит после того, как Котя рассчитается.

И чего это у него сегодня при себе такой мелочи не оказалось? Ах, да, сейчас у всех проблемы с наличкой, даже у бюджетников, вплоть до господина губернатора. Придется Дюку подождать. Котя, в отличие от папы-импотента, никогда не затягивал оплату, прокручивая чужие деньги. Так что, уверен, свои пятнадцать процентов доктор искусствоведения получит в ближайшее время.