Глава 22
АРСЕНАЛЬНАЯ
На Арсенальной жизни не было.
Мерцали немногие уцелевшие лампы, слышался странный глухой гул. То есть поначалу никакого гула не было, а потом…
— Сто пять метров. — Фидель снял автомат с предохранителя ещё на подходе к станции.
— Что? — не понял Сайгон; ему не нравилось то, как нервничали старшие товарищи.
— До поверхности сто пять метров, — вместо команданте ответил Че. Сипло ответил, будто простыл. Он тихонько прокашлялся и продолжил: — Это одна из самых глубоких станций в мире.
— Неуютно здесь… — Сайгон вертел головой по сторонам, подсвечивая себе фонарём. Он не доверял местному освещению, вспыхивающему и гаснущему, и вспыхивающему снова.
Стены, облицованные мрамором, и трапециевидный потолок были сплошь разрисованы пентаграммами, рунами и ещё какими-то заковыристыми знаками.
Руны Сайгону когда-то давно, через пару дней после войны, показал Болт. У него родители — они остались наверху — увлекались ролевыми играми: корчили из себя эльфов, конунгов и ведьмаков. Болт говорил, что руны обладают магической силой. Если правильно нарисовать знаки, то можно воскресить папу и маму, и даже отменить войну! Сайгон тогда посмеялся над Болтом. С тех пор между ними кошка пробежала: у Болта родители умерли от облучения, и на руны у него была вся надежда. Что-то подсказывало святошинцу, что руны на Арсенальной начертаны неспроста. Раз уж спасатели хотят предотвратить войну, то, может, неведомый чародей хотел того же и потому так обильно замарал всё вокруг?
Жаль, чутьё подсказывало Сайгону, что цели у чародея были совсем иные. Да и вообще от всей этой станции — сто пять метров под землей! — у него мурашки бежали по коже.
Рядом тяжело дышал Павел Терентьевич. Пальцы Фиделя побелели от напряжения на рукоятке АК. Че, настороженный, кружил на месте, вскинув автомат к плечу.
И вот тогда появился гул. Да-да, именно тогда.
— Что это? Вы слышите?
Сайгону не ответили. Спасатели были слишком заняты собой, на товарища по оружию они попросту не обратили внимания.
Чтобы обуздать панику, охватившую его, Сайгон принялся считать вспышки ламп. Одна, две, три, четыре. Пауза. Одна, Две, три, четыре, пять, шесть. Пауза. Одна, две, три. Пауза. Похоже, никакой системы.
Подтверждая его догадку, станция в очередной раз погрузилась во тьму.
И надолго.
Вспышка, ну же! Давай! Давай! Вспышка! Лампы! Сайгон молил Хозяина Туннелей, чтобы свет вновь загорелся, но…
Сдали нервы у Фиделя:
— Твари!!! Ненавижу!!!
Открыв огонь из автомата, он побежал по платформе.
Кружа на месте, Че вдавил спуск.
Пауза закончилась. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять… После тридцатой вспышки подряд Сайгон перестал считать. В глазах рябило, гул стал невыносимым, превратившись в рёв взлетающего самолёта. Кто в детстве не мечтал стать лётчиком? И не каким-нибудь из Борисполя, но самым настоящим истребителем в ужасно крутом разгрузочном комбинезоне!.. Кто не мечтал… Тот, кто родился под землей.
И Сайгон не мечтал. В детстве он хотел разводить кроликов на даче. А попав в метро, вдруг безумно затосковал по небу, но было уже поздно. Лишь годы спустя Сайгон сумел избавиться от этой тоски. Кроты не летают, потому что самолётам не место в норах.
Автомат Че замолчал — закончились патроны в рожке. Но растаман продолжал давить на спуск. Затих АК Фиделя. Команданте добежал до середины платформы — во вспышках его хорошо было видно — и вдруг оказался на полу. И что-то было рядом с ним. Что-то массивное.
Что, а?!
И вот тут заговорил автомат Павла Терентьевича.
Старик долбил с остервенением. Сайгон проследил за тем, куда он стреляет, — и не обнаружил ничего, достойного внимания. Но ведь метростроевец целился!..
Че таки догадался перезарядиться и вновь принялся палить по сторонам. Очереди он перемежал криками:
— Не убоюсь я вновь!!! Выходи!!! Покажись, Хозяин Туннелей!!! Тебе не отвратить меня с пути моего!!!
И прочее в таком же духе.
Неужели один лишь Сайгон не сошёл с ума? Но почему? Что здесь происходит?!
Метростроевец упал на платформу и зажал уши руками. Он что-то мычал, привставая и вновь падая. Че аккуратно положил автомат и, свернувшись калачиком, лёг рядом. Фидель же, рухнув, так и не поднялся. На ногах остался только Сайгон.
Вспышки. Одна, две, три…
Самолётный рёв наполнил собой воздух станции, стал плотным, осязаемым. Разве звук может быть плотным?!
А как же, Серёженька, здесь всё возможно. Твои приятели отдыхают, а ты что? Чем ты хуже? Приляг, соберись с мыслями и потом, на свежую голову…
Нет!!!
Пентаграммы, руны. Эта станция заколдована, Серёженька! Её не пройти.
Но ведь она на пути к Днепру…
Да хоть куда, Серёженька. Хоть к Днепру, хоть в ад, а не пройти!
Сайгон шагнул к Павлу Терентьевичу Ему казалось, что платформа превратилась в расплавленную смолу, и стоит только опустить ногу, как он провалится и плоть его обуглится до костей.
Ещё шаг. Стало чуть легче. Нет тут никакой смолы, и звук вроде прикрутили. Вспышка, ещё, ещё… Чётче видны пигментные пятна на лице старика, искажённом от страха. Такие же пятна были у Майора на щеках, когда он поучал Сайгона: «Никогда — слышишь! — никогда не поддавайся страху! Ощущай его, но не верь ему. Страх — плохой советчик!»
— Павел Терентьевич, вставайте! Потом отдохнёте! — Сайгон хотел ещё сказать «Не бойтесь», но осёкся. — Нечего вам тут делать, Павел Терентьевич. Вы на Днепре нужны, это следующая станция, это не здесь… Да что же это, а?! Эй, старик, ты меня слышишь?!
Старик открыл глаза и едва заметно — вспышка — кивнул.
— Ну и отлично. Поднимайтесь, я помогу… Нет, автомат мне отдайте. Тяжёлый, понесу. Отдайте! — Сайгон буквально вырвал АК из рук метростроевца. Ещё не хватало, чтобы старик в приступе паники продырявил благодетелю череп.
Самолёт вознёсся на сто пять метров. Белая полоса инверсионного следа и едва слышный гул. А значит, верной дорогой идёте, товарищ Ким. Так держать.
Вспышка.
Вспышка.
И две подряд, почти без промежутка.
Растаман. Это не старик, так просто автомат не отберёшь. И мало ли, что Че свернулся в позу зародыша, это ещё ничего не значит. Все мышцы его напряжены — вспышка! — он готов в любой момент вскочить и стрелять во всё, что движется и в состоянии покоя. Стрелять ради того, чтобы стрелять. Так велит его страх, его ненависть к Хозяину Туннелей.
И вдруг подумалось: эти знаки, эти пентаграммы — вспышка, вспышка, — их начертал Хозяин Туннелей. Не суть всего метро, но конкретный персонаж, как считают людишки. Эдакий мутант с рогами во лбу и слюнявыми клыками в оскаленной хищной пасти.
— Че, надо идти. Вставай. Ты должен, Че.
Тело растамана конвульсивно задёргалось и замерло.
— Ты должен, Че! Должен!
Никакой реакции. Вообще.
— Или Хозяин Туннелей тебя победит, Че. Да уже победил! Ты жертва! Ты, человек, — ноль, ничтожество! Кроты — вершина эволюции. Я, крот, стою над тобой, ты валяешься у моих ног!!! — Последние слова Сайгон выкрикнул с неожиданной для него самого яростью.
Тело растамана выгнулось дугой. Он буквально ломал себя, чтобы подняться — для начала хотя бы на колени. В глазах его сверкали молнии. Че хотел убить Сайгона.
Но пока он только хотел, Сайгон уже действовал.
Хана обуви, Светка ругать будет — он, словно мяч, буцнул автомат растамана. Оружие заскользило по мрамору платформы и утонуло в тени портала. Штанга? Не-а, гол.
— Очнулся, хлюпик? Ну и отлично. Вставай, Че. Пора будить команданте.
Страх по-прежнему владел растаманом, но теперь его почти что вытеснила ненависть к Сайгону. Плюс обида. И недоумение: с каких это пор мальцы поучают ветеранов метро, родившихся ещё в Советском Союзе?!
В черепушке есть ограниченное пространство, в которое сбрасываются чувства. Тот же страх, к примеру. И в какой-то момент оказывается, что объём заполнен под завязку, больше места нет. А тут — ненависть, и девать её некуда, черепушка-то не резиновая. А ненависть прёт и прёт. Тогда срабатывает защита: открывается выпускной клапан, стравливает страх. Место страха занимает ненависть. А потом прёт недоумение — и вытесняет смесь из страха и ненависти. В общем, процесс понятен.
Главное, чтобы защита не сбоила.
Иначе — безумие.
— Подъём, значит? — Че посмотрел в сторону портала и резко отвёл взгляд. Сайгону тоже показалось, что там кто-то притаился и ждёт, когда люди подойдут поближе. — Обещаю, только мы выберемся с этой проклятой станции, тебя ожидает взбучка!
Сайгон хотел похлопать его по плечу, но вовремя отдёрнул руку. Еще откусит.
Че первым двинул к Фиделю. Негласно было решено его сто третий калаш оставить на станции. Кто-то бросает жетоны, чтобы вернуться, а настоящие растаманы поступают иначе.
И тут накрыло Сайгона.
Ему вдруг показалось, что к нему сзади подкралась злобная тварь, вот-вот слюнявые клыки сломают шею. А тварь эта — Хозяин Туннелей, самое страшное чудовище в киевском метро.
Вспышка.
Ещё.
Бесконечная череда вспышек.
Кабина самолёта, летящего прямо на святошинца. За фонарём лица испуганных пилотов. Столкновения не избежать. И оглушительный рёв — массивная глыба, и, кроме неё, ничего уже нет. Ни самолёта, ни Арсенальной — ничего! А Сайгон — словно жук в янтаре. Вроде и вот он, цел и невредим пока что, но даже пальцем ноги пошевелить не может. А так хочется развернуться и плюнуть в глаза Хозяину Туннелей, хищному рогачу, от которого зависит вся жизнь в метро. Он — Зверь. И номер его…
Сайгон привык встречать опасность лицом к лицу. Или лицом к морде. Но если знаешь, что опасность — это ты, твой страх, твоё безумие, в кого тогда стрелять? Кого резать ножом?
Вспышка.
Ещё минута-две на Арсенальной — и всё, Сайгон превратится в слюнявого идиота, который обделывается при виде собственной тени.
— Ты чего? — Голос растамана, болезненный тычок в рёбра. — Погоди, у нас ещё будет с тобой отдельный разговор.
Удар. И пощёчина. И попытка вырвать у Сайгона автомат. Не надо, этот номер не пройдёт. Сайгон заставил себя сконцентрироваться на оружии — и физически, и мысленно.
— Отпусти, — сказал он Че. — Не отдам.
Хватка сразу ослабла.
— Фидель. Мы должны увести отсюда Фиделя.
Какая похвальная забота о товарище.
Рёв опять превратился лишь в гул, который то затихал, то становился громче. Надо побыстрее уматывать отсюда. Тем более, что жук вырвался из янтаря и может пошевелить не только пальцем.
— Вставай, Фидель! — Че склонился над команданте и потянул его на себя. Тот повис на руках растамана.
Че потащил тело к порталу, освещаемому вспышками. Ни ему, ни Сайгону больше не казалось, что там их кто-то поджидает. Срочно нужно спуститься на рельсы, а дальше — туннель к Днепру. И зачем они поднимались на платформу? Кому это было нужно?..
Кажется, Фиделю.
— Стой! — крикнул Сайгон.
Че обернулся.
— Это нужно сделать здесь. Иначе его не вернуть. Таким и останется.
Че посмотрел на нить слюны, провисшей из открытого рта команданте, — и кивнул.
— Помоги нашему аксакалу. Вместе уходите. А я… а мы…
Че понял Сайгона без слов. Аккуратно уложил Фиделя, затем, поддерживая метростроевца, скрылся в портале. Напоследок он поднял сжатый кулак — на удачу. Вот и всё, хоть кому-то удалось спастись…
Отсчёт на секунды.
Сайгона и Фиделя разделяли считаные шаги, но Сайгон всё шёл и шёл, словно преодолевая годы и тысячи километров. На платформе между ним и команданте стояли два зенитных пулемёта — НСВТ на самодельных станках, сваренных из обрезков вагонных поручней.
Как они здесь очутились? Четверть центнера сам пулемёт плюс одиннадцать кэгэ лента на полста патронов. Нешуточная масса.
Сайгон оглянулся: потолок, стены, всё кругом было исклёвано пулями. Тут одной лентой не обошлось, потому и гильзы под ногами, много гильз, большие, калибр нешуточный… Что-то забрезжило на краю сознания Сайгона и сгинуло без следа. Не до того сейчас, потом будем ребусы разгадывать. Фидель. Надо спасти Фиделя.
— Вставай! — Сайгон — время дорого, вспышка — врезал команданте ногой в живот. Удар был ощутимый. — Вставай!
Команданте знает, где искать проходческий комплекс. С его помощью можно спасти метро. Кроме того, ему известна судьба губной гармошки Кима-старшего. А значит, Ким-младший просто обязан вытащить Фиделя с Арсенальной. Причём вытащить так, чтобы тот не повредился рассудком, — пусть сработает защита и выпускной клапан откроется.
— Вставай!!!
Слюнявый рот, бессмысленный взгляд.
Гул в ушах всё сильнее и сильнее. Скоро он превратится в рёв авиалайнера, зависшего в каких-то метрах от бетонки. И растамана рядом нет, некому привести Сайгона в чувство.
— Вставай!!! — заорал святошинец, не слыша собственного голоса.
Рёв.
Сайгон упал на колени перед телом команданте. Слюнявый рот, пустые глаза. И этот человек провёл спасателей почти через всё метро? Как можно было доверить свою жизнь, свою судьбу этому куску мяса?!
Вспышка.
Руки Сайгона шарили по телу команданте, проскальзывая под одежду. Сайгон не вор, он даже не стал мародёром. Руки — это ещё не он. Он — сам по себе, они — сами.
Вспышка.
Чужие руки поднесли гармошку к губам.
Вспышка, вспышка, ещё, и ещё, и….
Сайгон так и не научился играть ни на одном музыкальном инструменте. Ему медведь на ухо наступил. Как, интересно, сейчас медведи выглядят?..
Сайгон поглубже вдохнул — и выдул из губной гармошки протяжный тоскливый звук. Этот звук пробил дыру в монолите самолётного рёва.
И станция погрузилась во мглу.
