Глава 23
НЕГАТИВ
Вспышка резанула по глазам, прогнав мрак.
— Дай сюда! — Фидель вырвал из рук Сайгона губную гармошку. — Нельзя же так над инструментом издеваться!
Команданте поднялся, отёр лицо и с изумлением огляделся по сторонам:
— Где они?
— Кто? — Прыгая на одной ноге, Сайгон тряс головой — он решил, что это поможет избавиться от гула в голове. Его автомат и АК метростроевца позвякивали на плече.
— Те твари, что обитают на станции. Они всегда подкрадываются со спины. Ты оборачиваешься, но они всякий раз ускользают, ты даже не успеваешь их рассмотреть, не то что попасть в них. Стреляешь, стреляешь, стреляешь — и всё мимо! Однажды мы притащили сюда пулемёты, но Арсенальную пройти так и не смогли…
Сайгон похолодел. Подкрадываются со спины?
…Кто-то стоит сзади. Вот-вот накинется и вопьётся клыками в шейные позвонки. Этот кто-то — Хозяин Туннелей, рогатый мутант…
Фидель испытывает тот же ужас, что и Сайгон. А значит…
— Надо убираться отсюда, пока мы ещё в состоянии.
Пошатываясь, Фидель двинул к порталу. Сайгон рад был ему помочь, но он и сам едва переставлял ноги. От вспышек света рябило в глазах, всё сливалось в одну чёрно-белую картинку, где белого куда больше, а предметы угадываются лишь по едва заметным очертаниям.
— Негатив.
— Что?
— Пространство вокруг — стены, свод и ты, малыш, — сплошной засвеченный негатив.
Вспышка.
— Нас фотографируют — и тут же выбрасывают плёнку.
Сайгон не стал спрашивать, что это значит.
* * *
Арсенальная отпустила спасателей. Все покинули станцию, потерь нет.
В туннеле обессилевшие, вымотанные ощущением опасности за спиной — рогатая тварь преследует тебя! — команданте и Сайгон упали. В груди стучало. Сайгон слышал, как сердце грозилось выломать рёбра и, прорвав кожу, вывалиться на шпалы. Остыть. Наконец отдохнуть.
Но это ерунда. Главное — исчезли посторонние шумы, никакого гула, никакого рёва. К чёрту самолёты! И больше никто не стоит за спиной. А что колотит дрожь — так это потому, что слишком много адреналина в крови. Не страшно, скоро пройдёт. Скоро пройдет.
Чуть продышавшись, Сайгон в темноте — фонарь не включал — повернул голову к Фиделю, который шумно сопел рядом:
— Что за пулемёты были на платформе? Откуда?
Фидель затаил дыхание. Потом выдохнул:
— А с чего ты взял, что я знаю?
— А разве нет?
— Это была прошлая попытка пройти станцию. Неудачная. Пулемёты пришлось оставить, — ответил за команданте Че.
Он, как всегда, подкрался бесшумно и пристроился рядом с Сайгоном. После прежних его шуток с ножом Сайгон хотел бы научиться обнаруживать присутствие старого растамана заранее… Крот он или не крот, в конце концов? Надо чувствовать такие вещи…
Судя по голосу Че, Арсенальная его сурово вымотала. Нет, ему сейчас не до балагурства.
Послышался характерный скрежет — это растаман чесал щетину на горле.
— «Оставить» — не совсем подходящее слово, — поправился он. — Точнее будет «бросить». Бежали мы так, что подошвы дымились. Какие уж тут пулемёты? А как вспомню, что мы, два идиота, через всё метро тащили… Эх!
Пулемёты. Через всё метро. НСВТ на блокпосту у Метро-Сечи… Щелчок — и в голове Сайгона сложилась цельная картина. С Академгородка и Житомирской злоумышленники выкрали зенитные пулемёты, заодно вырезав охрану. У папуаса на Крещатике были шрамы — кресты! — на руках. А значит, родом он с Житомирской. Потому и шум поднял, что узнал вора — Фиделя узнал! А жуткий шрам на горле — папуас этот был охранником и всё-таки выжил. Не дорезали его на посту у Житомирской, Фидель не дорезал! Или Че. Ну да Фидель таки закончил начатое… А вот как охранник с Житомирской оказался на Крещатике? Да мало ли, может, патриарх отправил его искать пропавший пулемёт, а он возьми и жабу попробуй… И застрял на этом волшебном острове навсегда.
Ну и черт бы с ним, с папуасом! Неудачник и неудачник.
Фидель и Че — вот кто важен. Не получается ли, что спасатели — заурядные убийцы и воры, а вовсе не борцы за счастье жителей всея метро?
Сайгон прикусил губу.
Не суди и не судим будешь, Серёженька. Сам-то небось ангел небесный во плоти? Забыл про отметины на спине, которые «Спаси и сохрани»? Или просто так буковки на Житомирской намалевали? Не просто.
Но это же мерзко — творить великие дела, совершая низменные поступки. Не прав ты, Фидель, и ты, Че, не прав. Нельзя делать добро из зла, душок будет изрядный. И привкус гадостный. Не нужно киевскому метро такое добро. Уж лучше не притворяться, не выгораживать злодейство благими намерениями. Так-то честнее будет.
Или не лучше?
Кряхтя, Сайгон встал, включил фонарь.
— Сквозняк. Простынем.
— И то верно, просквозит ещё… Надо бы получше одеться. — Че принялся распаковывать противорадиационный комплект. — Сколько можно таскать эту тяжесть?
Фидель, а затем и Сайгон последовали его примеру.
Павел Терентьевич замычал. Он поймал святошинца за руку и потянул за собой, обратно к Арсенальной.
— Павел Терентьевич, нам ведь надо на станцию Днепр, — мягко вырвался Сайгон, — а это в другую сторону.
Метростроевец покачал головой. Постояв чуть — остаться со спасателями или вернуться? — он разделся, потом натянул на себя РЗК. Со свинцовыми трусами ему пришлось повозиться. При этом у старика был такой обречённый вид, будто он гроб примерял.
Будто они все гробы примеряли.
* * *
Че переоделся первым. Выглядел он, мягко говоря, необычно.
Он был похож на заблудившегося астронавта в скафандре. Мол, вышел в открытый космос на звёздочки посмотреть, шагнул за второй модуль — и вдруг оказался в подземке. Что-то, наверное, не то принял. Подскажите, товарищи, как мне выйти на орбиту.
Голову Че прикрывало мощное нечто с прозрачным забралом до середины груди. На спине у растамана вырос заметный горб — аппарат дыхания, пока что не используемый, ведь ещё можно дышать воздухом метро, а вот дальше… Поживём — увидим, что будет дальше.
— Знаешь, как эта штука называется? — постучал себя по «голове» Че. — Шлем радиационно-защитный с каской «Труд».
Сайгон кивнул — мол, круто, не то слово.
Его безмерно впечатлили свинцовые стельки в сапогах — в таких «кроссовках» особо не побегаешь. Трусы, стельки… Теперь понятно, почему комплект столько весит. Да тут одних только перчаток два вида плюс рукавицы. Переодеваясь, Сайгон даже вспотел, так умаялся. А если активно двигаться?..
Толщина и материалы частей РЗК варьируются, потому что они прикрывают разные органы: спинной мозг надо бы лучше спрятать от радиации, а ногами можно пожертвовать. Хорошо бы защита была везде толстой, но в таком случае РЗК весил бы столько, что Сайгон не прошёл бы в нём и двух шагов.
— А почему мы сейчас переодеваемся? Ведь до Днепра ещё топать и топать?
— Малыш, подумай, тебе хочется обновку примерять на поверхности? Лучше уж заранее…
* * *
Фидель оказался прав.
И пусть переход выдался таким тяжёлым, что Сайгон уже и не мечтал дойти, защита от радиации оказалась к месту. Да хотя бы потому, что станция Днепр располагалась на поверхности, откуда в метро затягивало грязный, зараженный воздух. Лишний вдох полной грудью не сулил здоровью ничего хорошего.
С дыхательной маской на лице не очень поговоришь, но Сайгон без труда понял смысл ужимок Че. Мол, вот тебе, Сайгон, тот самый чистый газ, в который ты так веришь. Все вы, кроты, дышите отравой, жрёте отраву, а потом плодитесь…
Станция Днепр. Поверхность. Двадцать лет святошинец привыкал ощущать потолок над головой. А тут потолка нет.
Вечерело. Падал мелкий снег.
На миг Сайгон испугался, что он розового цвета, но нет — обычный, каким запомнился, то есть белый.
Тишину нарушало лишь прерывистое дыхание четырёх спасателей. Ровно четыре пятна желтели на молочном фоне планеты. Умник, придумавший такую ядрёную окраску РЗК, явно не рассчитывал на то, что людям надо будет скрываться от мутантов.
Косые лучи солнца со скоростью света таранили тяжёлые облака и обломками падали вниз. Прям картинка из сна Сайгона, увиденного им в туннеле между Вокзальной и Университетом. Только Сайгон не обнажён, а очень даже наоборот. Да и счётчика Гейгера у него с собой нет, проверить уровень радиации не получится. А и будь приборчик, и даже спой он свою тревожную арию — разве это остановило бы спасателей, проделавших долгий, полный лишений и опасностей путь? Нет, конечно. Сайгон ни за что бы не повернул назад. Он дошёл! Дошёл! Даже не верится…
Сайгон вздрогнул, заметив следы на снегу, — прямо как во сне.
Он резко обернулся, но никто не спешил атаковать его со спины. Какие-то тени мелькали в отдалении, не рискуя встать в полный рост. Че жестами показал, что это мелочевка, недостойная внимания и потраченных патронов.
Вестибюль под станцией был раскурочен, от стёкол не осталось и следа. По правую сторону от эстакады должна была возвышаться скульптура, но её не было. И метромост, тянувшийся когда-то к Гидропарку, рухнул, сгинул. Зато слева статуя сохранилась — женщина с птицами, взлетающими с воздетых к небу рук.
И тут, словно стократно увеличенная тень от прикованных к бетонной женщине железных птиц, в небе пронеслось нечто огромное… размером с фронтовой штурмовик, так сказал Фидель. Громадное летучее чудище.
Тут же, то ли приветствуя монстра, то ли от ужаса при его появлении, взвыли по всей округе десятки невидимых глазу тварей.
Чудище развернулось над рекой по полой дуге и устремилось к станции.
Только тогда до Сайгона дошло, что это и есть лыбидь. Кошмар из кошмаров, бич мародеров, гроза нового мира.
Тот самый лыбидь, что убил Майора!
Сайгон вскинул к плечу автомат, но на спуск нажать не успел — Фидель схватил АК за ствол и направил вниз, замахал рукой — мол, ты что, спятил?! Судя по габаритам мутанта, долбить по нему имеет смысл разве что из НСВТ, и то без гарантий.
И как эта туша умудрилась подняться в воздух? Это ж сколько жрать надо, чтобы поддерживать такую массу тела? И кого?..
Спикировав, лыбидь едва не напоролся на статую — в последний момент вывернул в сторону. Заложив вираж, теперь он планировал на спасателей. Как зачарованные, четверо людей в желтых РЗК глядели на стремительно приближающееся воплощение смерти…
Но лыбидя привлекли вовсе не спасатели.
Резко затормозив — хлопок перепончатых крыльев, — мутант рухнул в сугроб, образовавшийся на рельсах. В тот же миг «сугроб» ожил, развалившись на десятки живых составляющих, каждая из которых, истошно визжа, кинулась прочь от летающего монстра. Что за странное лежбище? Что за жуткие твари!
Сайгон мысленно поблагодарил лыбидя. Если бы не эта летучая громада, команда Фиделя обязательно нарвалась бы на засаду. А так — вот они, десятки двуногих и двуруких созданий, очень похожих на людей, но ниже ростом и поросших плотной снежно-белой шерстью.
Все они мчались к спасателям.
Фидель открыл огонь первым, тем самым подав пример товарищам. Че и Павел Терентьевич замешкались, а вот Сайгона долго упрашивать было не надо. Пятясь, он посылал в мутантов очередь за очередью. Мутанты проваливались по грудь, а то и вовсе погружались с головой в снег, но выныривали на метр-два ближе к спасателям. Пули выбивали из наста ледяные фонтанчики.
Четвёрке в РЗК просто повезло, что платформы и пути завалило и зверьё при всём желании не могло разогнаться как следует. Иначе людям пришлось бы туго.
Магазин опустел, заменить. Дать остыть автомату, пока стреляет Че. А кровь у мутантов красная, и умирают они очень даже запросто. Сайгон почему-то думал, что белая должна быть и попадать надо непременно в голову. Нет. Обычные живые… чуть не подумал — «люди»…
И вдруг — тишина. У всех спасателей одновременно закончились патроны. А на то, чтобы перезарядиться, нужно время. Каждая секунда на счету!
Секунды этой хватило крупному белому созданию — видно, самец, — чтобы добраться до Павла Терентьевича и сбить его с ног. Жёлтые клыки скользнули по забралу, не причинив старику вреда. А если б не было забрала, то с лицом своим дед распрощался бы.
Прикладом Фидель раскроил мутанту затылок. Метростроевец с омерзением сбросил с себя конвульсивно подрагивающую тушу.
В это время на путях бушевала настоящая вьюга — лыбидь размахивал крыльями, пытаясь набрать высоту. В его пасти поместилось не меньше пяти белых мутантов разом. Куда он? В гнездо их, что ли, понес? Деток кормить?
Наконец монстр оторвался от горизонтали и, зацепив перекошенные фонарные столбы, свалился с эстакады. Крылья расправились, летун мгновенно ушёл вверх, несколько взмахов — и огромное тело скрылось за облаками.
Но это не успокоило белых обезьян — на станции Днепр их оказалась тьма-тьмущая.
Надо отступать. Для начала хотя бы в вестибюль станции. Мутантов слишком много, а патроны имеют свойство заканчиваться.
Провал. Это провал всей операции!
Сайгон хотел крикнуть об этом Фиделю, но в шлеме да ещё с маской аппарата дыхания на лице издавать громкие звуки не очень-то получалось. И пусть. Святошинец не словом, но делом покажет, что людям на поверхности не место. Кроты должны жить под землёй, и точка.
Сайгон скатился по лестнице. Голубая плитка на стене не утратила свой цвет от времени, просто в кладке появились прорехи. Как челюсть старика: то, что осталось, ещё вполне, но чего нет, того нет.
Позади послышалась тяжёлая поступь Фиделя — команданте тоже не желал кормить мохнатых тварей. Следом спускался Че. Лишь у ржавых турникетов Сайгон сообразил, что не хватает Павла Терентьевича. Ох уж этот старикан! Вечно с ним проблемы! Проклиная всё и вся, Сайгон потопал обратно. Но подниматься на платформу не пришлось — дав пару очередей по мутантам, старик проковылял мимо фермера, будто так и надо.
А сверху напирало зверьё. Стоило только открыть по мутантам огонь, они откатывались назад, оставляя трупы своих сородичей. Но через несколько секунд после того, как затихал автомат, белые обезьяны вновь шли на приступ вестибюля. Сайгон быстро раскусил их тактику. Но лестниц две, а он один, мутанты в любой момент могут взять его в кольцо.
Так и получилось.
Глухой рык за спиной. Сайгон обернулся, получил удар когтистой лапой по забралу и упал. Удар был такой сильный, что забрало треснуло, осколки его попали внутрь комбинезона. Лёжа, Сайгон выпустил очередь в живот мутанта, того согнуло пополам и отбросило назад. Но вот беда: это был не единственный монстр, желающий пробраться в метро, не оплатив проезд.
Очередь. Оставив нескольких тварей корчиться на полу, Сайгон протиснулся через турникеты, спрыгнул с трёхступенчатой округлой лесенки и застыл в недоумении. Пока он сражался с мутантами, спасатели куда-то запропастились.
Крупная тварь взобралась на будку у турникетов. Стёкол в будке давно не было, аппаратура внутри пришла в негодность годы назад, но крыша вполне способна была выдержать мутанта килограммов на полста. Что же это он, прыгать Сайгону на голову оттуда собрался?
Первой же очередью Сергей уложил тварь на пол. Прочие мутанты в который раз уже кинулись по лестницам вверх, стараясь как можно быстрее уйти с линии огня.
Инстинкт самосохранения — это хорошо. Да здравствует инстинкт самосохранения! Если бы твари не боялись смерти или догадались атаковать скопом, невзирая на потери, Сайгон не выстоял бы против стаи и тридцати секунд.
А так его хватит еще минуты на полторы…
Где Фидель?! Где Че и Павел Терентьевич?! Как они могли оставить Сайгона одного?! Добрались до Днепра, и фермер стал им больше не нужен?..
Вдруг справа от будки, в стене, слегка, будто от сквозняка, приоткрылась дверь. Сайгон понял: это знак судьбы. Хозяин Туннелей все еще не отвернулся от него. Не мешкая, он бросился к служебному входу. О том, что это служебный ход, а не общественный сортир или еще что пострашнее, гласила табличка, прикрученная шурупом к лакированной древесине.
За дверью поджидал Че. Сайгон хотел уже возмутиться, но растаман прижал к забралу указательный палец, затянутый в чёрную резину со свинцовой проволокой.
Когда между пальцем и губами сантиметров десять, можно ли этот жест считать просьбой хранить мёртвую тишину? Или же это мольба шуметь не очень громко, то есть стрелять не очередями, но одиночными? При случае Сайгон уточнит этот момент, а пока что он не будет издавать ни звука. Тише едешь — дальше будешь. Кажется, так говорили на поверхности. Предки в целом были мудрыми людьми. В целом, если не считаться с тем, что они уничтожили весь мир. Это, конечно, с их стороны промашка.
По узкому коридорчику Сайгон и Че вышли на лестничную площадку, где их дожидались Фидель и Павел Терентьевич. Метростроевец все что-то чёркал в блокноте и показывал написанное Фиделю.
Сайгон снял шлем и сорвал маску аппарата дыхания. Надоела! Прохладный воздух приятно коснулся разгорячённых щёк. Всё равно ведь забрало разбито…
Спасатели дружно уставились на него. Всё тем же прорезиненным пальцем Че покрутил у виска.
Сайгон прочистил горло:
— А мне плевать, — и сплюнул на пол.
Растаман вдруг затрясся, издавая хрюкающие звуки. Под этот аккомпанемент он освободился от шлема и маски. Безумие заразительно. Следующим разоблачился Павел Терентьевич, а дольше всех общему порыву сопротивлялся Фидель. Но и он сдался. Теперь спасатели могли разговаривать друг с другом. Ну, кроме метростроевца.
— Старик говорит… пишет… что нам нужно спуститься по лестнице. Вроде как там, в просторном зале, он и его товарищи оставили «Марусю».
— Кого? — Сайгон, наверное, ослышался.
— Щит… Ну, проходческий комплекс. Эти старые извращенцы давали им женские имена. Традиция такая была.
Павел Терентьевич кивнул, подтверждая слова команданте.
— Ну, с богом! — Че первым шагнул на лестницу, ведущую вниз.
И тут же отшатнулся, вскинув автомат к плечу.
* * *
Сайгон подбежал к растаману, намереваясь сразу же открыть огонь. Но то, что он увидел, это было… это…
Чёрная фигура медленно, словно проталкивая себя через толщу воды, приближалась. Ступенька, вторая, третья… Лестничный пролёт был удивительно длинным. Несуразно тонкие длинные руки покачивались, будто ветви ивы на ветру, — это сравнение пришло Сайгону на ум внезапно, вместе с болью в висках. Возле подъезда, где жили Кимы, росла большущая ива, и когда дул ветер…
Глаза закрылись. Родной подъезд. Рвануть бы вверх, открыть дверь своим ключом и, не разуваясь, помчаться на кухню, откуда тянет жаром кастрюль, ведь мама вернулась уже с работы и варит борщ…
Сайгон мотнул головой, прогоняя наваждение. Чёрной фигуры внизу больше не было.
— Кажется, я что-то видел. Или нет?
— Какой-то новый мутант. Внебрачное дитя катастрофы. — Че опустил автомат.
— По мне, белые обезьяны как-то обаятельней, — вымученно улыбнулся Сайгон.
На червей, протеев и пацюков чёрные твари вообще не походили, а также ничуть не напоминали белых обезьян и крылатого лыбидя. Внебрачное дитя катастрофы, как сказал растаман.
Давно подмечено: те, кто постарше, называет Последнюю войну «катастрофой» или «катаклизмом». Или ещё как-нибудь нейтрально: «полнейшее безумие», например. Тяжело им признать, что на Крещатике больше никогда не расцветут каштаны. Зато молодёжь не гнушается правды: война — она и есть война, как её ни назови.
Долгий путь вниз.
Сайгону казалось, что они спускаются уже целую вечность. Неспешно, с автоматами наперевес. Если что — огонь на поражение. Рутина, будни спасателя. Сайгон уже привык к такому образу жизни, и для Фиделя с Че это норма, а вот за старика он опасался. Не то чтобы тот сильно сдал, ведь и раньше хватался за сердечко, но… Это ведь не может продолжаться вечно? С такими нагрузками скоро настанет момент, когда Павел Терентьевич отправится-таки на свидание с предками. Душа его покинет бренное тело, просочится сквозь бетон и землю… Сайгон верил, что души тех, кто умер после войны, возвращаются в город. Бесконечно бродить по развалинам, кишащим мутантами.
Метростроевец упал на одно колено. Попытался встать — не получилось.
— Павел Терентьевич, что с вами?! — Сайгон кинулся к старику. С трудом — сказывалась усталость — помог встать на ноги и почувствовал, как рука Павла Терентьевича ощупывает его. — Что вы делаете?!
Старичок замахал руками: мол, не бойся, всё в порядке, и неожиданно, расстегнув РЗК Сайгона, запустил ладошку под многочисленные покровы противорадиационного костюма.
— Что вы?!
И тут Сайгону стало не до расспросов.
Ибо Че, одолев спуск, вдруг принялся плясать гопак — на зависть обитателям Метро-Сечи. Фидель же просто раскинул руки и встретил Сайгона и метростроевца такими словами:
— Есть! Мы нашли его! Щит! Мы нашли проходческий щит!!!
