Глава 21
ЛЕЗВИЕ БРИТВЫ
Сайгон включил фонарь.
Последний комплект батареек в деле. Если погаснет, то…
Но об этом сейчас думать не хотелось. Сейчас вообще нельзя думать, надо живее шевелить булками. Живее — чтобы выжить.
Потому что за ними опять погоня. Опять убегать.
Папуасы дали спасателям фору: собирали карательный отряд, запасались стрелами и факелами. Фидель и Че форой воспользовались — они где-то далеко впереди, а вот Сайгон… Ну не мог же он бросить Павла Терентьевича, чтобы догнать старших товарищей?
Или мог?!
Потому что жена Светка, сынок Андрюшка, новые туннели, спасение метро… Брось старика, Серёженька, он своё уже отбегал, а ты ещё молодой, тебе жить и жить, сестричку для Андрюшки ещё надо сделать… Бросить? Так зачем же ты выдернул его со станции, где у старика, может быть, все еще и обошлось бы?
— Ну уж нет! — Сайгон покрепче перехватил безвольное тело метростроевца.
Ну как же нет, Серёженька, если да? Вспомни: ты же хотел спасти метро от войны, в которой кроты будут убивать кротов. А если тебя, как Мышку, нашпигуют стрелами, кому от этого станет лучше? Очень тяжело, Серёжа, кого-то спасать, когда в тебе полтора десятка отравленных наконечников. Что сталось с телом Мышки? Ему отрубили голову и нанизали ее на шест, установленный посреди станции. Сейчас вокруг того шеста голые бабы пляшут и плюют в мёртвое лицо, дёргают за уши, бьют по щекам. Ты хочешь, чтобы и вокруг твоей глупой башки водили хороводы, как вокруг ёлки на Святошине? Это предел твоих мечтаний?
— Нет!
Тогда брось старика и беги!
Сайгон обернулся. Факелы уже рядом. Охотники в азарте вопили, преследуя жертву. Они знали, что тому, кто подсвечивает себе путь фонарём, точно не уйти.
Брось!
Беги!
— Нет! — Сайгон так обнял метростроевца, что чуть не сломал ему рёбра.
Что ж, тогда умри…
Сайгон остановился. Толпа позади взорвалась криками.
— Извините, Павел Терентьевич, что втравил вас в это. Похоже, до Днепра мы с вами не дойдём.
Метростроевец сунул руку под плащ и помял левый бок — в который раз уже. Он слишком стар для таких пробежек и волнений. Он-то стар, верно. А вот Сайгон слишком молод, чтобы умереть…
Отставить! Решение принято! Как спасти всё метро, если нельзя помочь одному старику?
Сайгон перезарядил автомат и повернулся лицом к преследователям.
Он примет бой.
Свой последний бой.
* * *
Вдруг что-то острое кольнуло Сайгона в шею.
— Я мог бы убить тебя, — услышал он шёпот.
Факелы впереди, совсем рядом, надо стрелять, иначе будет поздно, ну же, ну!.. Руки опустились сами собой. Холодок вдоль хребта. Сайгон чувствовал чужое дыхание на затылке. Неведомая опасность за спиной… Неужто сама Смерть пришла за ним? Бесшумно подкралась, ни разу не бряцнув костями, и угрожает заточенной сталью…
Косой, что ли?
Сайгону вдруг стало смешно. Хозяин Туннелей, который всё это время хранил его, таки устал это делать и попросту отдал своего протеже на растерзание. А раз двум смертям не бывать, а одной не миновать, так чего дёргаться-то?
Сайгон резко присел и ударил локтём назад. В пустоту.
По инерции его развернуло, он упал на бок, но автомат не выпустил, ведь к нему был привязан фонарь, без которого святошинец был бы слеп, как крот.
— Тише ты! А то ещё в меня попадёшь. Я этого не люблю.
Луч света выхватил из темноты фигуру растамана. На плече у него висел автомат. В руке, примирительно поднятой, Че держал штык-нож.
— Всё-всё-всё! Я пошутил!
Стрела ударила в приклад его автомата.
— А вот они не шутят, — буркнул Сайгон.
Че достал из-за пазухи гранату, ту самую, что берёг для особого случая:
— Не трать патроны. Они тебе ещё пригодятся.
Ещё одна стрела едва не проткнула растаману ногу. Выдернув чеку и подождав секунду-две, он швырнул гранату под ноги преследователям.
— Ложись!
Че распластался рядом с Сайгоном.
Несколько долгих мгновений казалось, что граната за долгие годы хранения в сырости метро «протухла», и вот-вот — пока спасатели отдыхают в нелепых позах — появятся папуасы, чтобы вершить свой скорый суд…
Вспышка.
Грохот.
Дикие вопли.
— Теперь они за нами не сунутся. — Че поднялся и побежал по направлению к Арсенальной.
— Но ведь граната у тебя одна! — крикнул ему в спину Сайгон, помогая встать метростроевцу.
Растаман оглянулся:
— Точно. Но они-то об этом не знают.
* * *
Фидель ждал их метрах в ста от поля боя. Точнее — от места побоища. В туннеле граната Ф-1 способна творить чудеса. Если чудесами можно назвать бесчисленные увечья и раны, не совместимые с жизнью.
И всё равно, вопреки протестам Че они выждали еще с полчаса, чтобы увериться: аборигены Крещатика отказались от дальнейшего преследования. Разумно. По правде говоря, папуасам вообще не следовало соваться в туннель. Спасатели даже в урезанном составе — сила грозная, способная изменить судьбу всего киевского метро. У команды Фиделя на пути не становись. И уж тем более не стоит за ней гнаться.
— Нас не догонят!
— Мышка погиб. — Сайгон схватил растамана за плечо и попытался развернуть лицом к себе, но тот сбросил руку.
— И что? Устроим поминки? Напьёмся и порыдаем всласть?
Сайгон оторопел:
— Мышка… Он погиб, он… Он ведь был одним из нас!
Фидель поправил рюкзак, затем проверил, как закреплён свёрток с противорадиационным комплектом, и, глядя мимо Сайгона, сказал:
— Он всё ещё один из нас, малыш. До сих пор и навсегда.
Че кивнул, соглашаясь с команданте. Сайгону показалось, что в глазах его блеснули слёзы. И тут же, словно смутившись своей слабости, растаман спросил:
— Вода у кого-нибудь есть?
Выяснилось, что у них одна фляга на всех. Когда началась заварушка на станции, как-то не до того было.
— Негусто. Ирония судьбы: там, куда мы идём, воды хоть залейся. А пить нельзя…
* * *
Долго шли молча, до звона в ушах вслушиваясь в тишину.
Вода, вода, вода… Где её взять? Во рту сухо. С продуктами тоже напряг. Нет продуктов. Кое-кто перекусил на Крещатике, а Сайгону и жабьей косточки не обломилось. Ещё немного — и он продаст душу за кожуру «банана». Только некому тут покупать Сайгонову душу…
Здесь, похоже, вообще никого нет.
Даже крысы куда-то подевались. И мокриц нет, хотя стены влажные. Если совсем замучит жажда, их можно облизывать. Не мокриц, конечно, а стены.
Из туннеля от Арсенальной тянуло холодом. А с Крещатика — жаркой духотой. Горячий, насыщенный парами воздух смешивается с холодным, потому и конденсат на стенах. Всё просто…
Сайгон вдруг вспомнил, что ему давно не мерещилось небо над головой. Давно? Всего-то несколько дней прошло с тех пор, как он покинул Святошин, а кажется — вечность.
Сайгон первым заговорил:
— Фидель, я хотел спросить… Что случилось на Крещатике? Почему тот папуас так возбудился, увидев тебя?
Команданте на ходу пожал плечами, что было не очень-то просто сделать, учитывая, что в плечи ему впивались лямки рюкзака:
— Знаешь, малыш, Христа тоже плохо приняли в своё время. Всегда приходится чем-то жертвовать: своей жизнью, чужой… совестью и моралью… Добро из зла, помнишь? А уж материала у нас с избытком. Да и мало ли что бормотал тот полоумный…
И то верно. Сайгон уже забыл, что именно сказал папуас перед смертью. Кажется, он произнёс лишь одно слово… Точно! И слово это «пулемёты». Интересно, что он имел в виду? И при чём здесь Фидель?
— Я ещё спрошу, можно?
— Валяй, малыш, не стесняйся.
— Нам ведь просто повезло, что у коммунаров целый мешок жетонов оказался. А если б нет, как бы тогда патроны добывали?
Фидель подмигнул святошинцу:
— Да просто повезло папуасам, что тут скажешь. В рубашках родились.
Помимо воли Сайгон улыбнулся, вспомнив обнажённые тела аборигенов Крещатика. В рубашке, значит. Ну-ну. Фидель и Че вели себя так, будто ничего из ряда вон не случилось: подумаешь, мы кого-то убили и грохнули кого-то из нас. Сайгона бесило такое отношение. Ему вновь захотелось разобраться с Фиделем — благо тому в помощь нынче один лишь Че. Хорошо бы от души наподдать команданте, а затем вытрясти из него историю губной гармошки. Хотя, конечно, не в инструменте дело. Просто надо выпустить пар. Слишком много напряжения, адреналин зашкаливает. И жрать хочется, и в горле пересохло. В общем, всё к одному…
— Здравствуй, папа! — Прямо в луче света впереди стоял Андрюшка, жмурился и прикрывал лицо ладонью.
Сайгон кинулся к нему, упал на колени, обнял:
— Ты как здесь очутился?! Ты цел?! Всё в порядке?! Как мама?! Мама где?! Ты почему здесь?!
Он вертел сына, осматривал, всё ли хорошо, нет ли ран, с тревогой заглядывал в голубые смеющиеся глаза, ерошил светлые волосы.
— Папа, нам нужна твоя помощь.
— Помощь? Что случилось?!
— Очень нужно. Идём. Быстрей! — Андрюшка потащил Сайгона за собой в темноту.
— Я скоро вернусь! — не оглядываясь, крикнул спасателям Сайгон. — Я скоро!..
А вокруг всё заволокло дымом. Першило в горле, Сайгон закашлялся, ладошка сына вдруг выскользнула. И тут же рядом что-то взорвалось, фермера отбросило ударной волной. Он упал, но тут же вскочил и принялся звать Андрюшку.
Нет ответа.
Всё в дыму…
Отчаяние охватило Сайгона. Он должен найти сына, должен!
Прямо на него вдруг выскочил обнажённый по пояс казак. В одной руке он держал окровавленный топор, второй зажимал рану в боку. Увернувшись от удара, Сайгон обнял казака и несколько раз воткнул в его тело нож — чтобы наверняка, хотя хватило бы и одного удара. Понадобилось несколько секунд, чтобы разжать пальцы мертвеца и завладеть топором. И сразу — швырнуть трофейное оружие в здоровенного бандита в кожаной куртке, что вынырнул из дыма.
Напевая что-то о широкой тундре и молодом пареньке, урка приближался к Сайгону развинченной походкой. Заточка порхала меж пальцев в нарисованных перстнях. Ближний бой с таким бойцом — гарантированная смерть. Ещё пару шагов, выпад — и тонкое остриё проткнёт сердце фермера.
Ну уж нет, не в этой жизни!
Топор рассёк бедро бандита чуть выше колена. Если хорошо подлатать, товарищ с Вокзальной, со временем опять научишься ходить. И завязывай с этой травмоопасной работой!
Добивать урку Сайгон не стал. Сын. Найти сына — это сейчас самое главное!
— Андрюша, ты где?! Сынок, отзовись!!!
И вдруг…
…Сначала Сайгон даже не понял, что случилось. Ведь боли не было, просто лицо вдруг стало мокрым. Нашёл время плакать, да? А место для того, чтобы распустить нюни, самое подходящее?
Вот только слёзы оказались ни при чём. Сайгон провёл ладонью по лицу и… порезался. Под левым глазом торчало что-то острое! Взять кончиками пальцев, аккуратно потянуть… Он уставился на кусок лезвия для безопасной бритвы. Тонкая, заточенная пластина. Откуда она взялась под глазом? Чуть выше бы — и всё, прицеливаясь, не надо больше щуриться…
Бандит с топором в ноге, его работа. Боевое искусство Вокзальной — таскать во рту пару-тройку лезвий марки «Ленинград» и по мере необходимости плевать ими в противника. Причём довольно метко плевать. Сайгону просто повезло: прицел у врага сбился от боли, а не то…
От следующего лезвия он уклонился чудом.
Впереди, за спиной бандита, в дыму мелькнуло лицо Андрюшки.
С рёвом Сайгон протаранил бандюгу, сшиб его и яростно замолотил кулаками по роже. Не хватало только, чтобы тот отчебучил ещё что-нибудь в спину святошинцу.
Всё. Готов.
А теперь, Серёженька, поднимись, возьми топор, ты добыл его в честном бою, и топай за сыном. Мальчик испуган, растерян, и потому беспорядочно мечется в дыму, в котором бродят убийцы.
— Андрюшка! Андрей!!!
Сайгон поскользнулся. Алая лужа под ногой. Липкая, чёрт, и слишком большая. Значит, где-то рядом тело, не зацепиться бы, не упасть…
Крики, мольбы о снисхождении, плач. Отрывистый приказ — мгновение тишины — и сразу грохот выстрелов.
Что здесь происходит?! Массовые расстрелы? И где это — здесь? И почему здесь Андрюшка? Ну же, хотя бы один ответ получить! Что происходит?! Ответь, Серега!
И всё закончится. Кошмар прекратится.
И твой сын будет спасён!
Тогда вот он, ответ: где — это станция Святошин. Когда? Уже скоро.
Наваждение сгинуло.
Сайгона трясло. Или же это мерцал фонарь, привязанный к автомату? Конец батарейкам? Можно их, конечно, обмять, покусать, нагреть на огне, но… Это всё равно что заниматься реанимацией трупа через месяц после смерти. Надо быть настоящим некромантом, чтобы вернуть батарейки к жизни.
— До Арсенальной далеко? — Сайгон не узнал своего голоса, так хрипло он прозвучал.
— Ты чего, спишь на ходу, что ли? — обернулся Фидель. — Очнись, малыш! Мы уже на Арсенальной! Ну, почти. Метров полста ещё, не больше.
Вот как? Протопал весь туннель и не заметил, надо же…
Ну и пусть! Если есть шанс предотвратить резню, которая ждёт метро, Сайгон им воспользуется! И не ради профессоров с Университета или феминисток с Нивок, нет. Ему плевать на все станции вместе взятые. Но он готов глотки рвать за сына. Мальчику ещё жить и жить в подземке. А значит, надо поторопиться. Кто знает, вдруг война уже началась…
