УБИТЬ СТЕНУ

Чааайкиии клевали лицо Старлея, рвали стальными когтями живот, заодно испражняясь машинным маслом и гайками. Колючая проволока впивалась в грудь и бедра, кровь свернулась и запеклась коркой на ржавом металле. В лопатки давил окаменевший ствол Лешака. Холодный ветер трепал пласты кожи, содранной с бедняги Марсия. Чуть ниже висел обглоданный скелет майора. Эх, не довелось старому сластолюбцу отведать ментовских дубинок. Ушел майор от наказания, не отправить извращенца по этапу.

А виноват Чача. Он расстарался, гад, технично убрал конкурентов. Не треть Земли, но все решил захапать. С морями-океанами, лесами и полями. Даже с Медузой предпочел не делиться, царство ей небесное, пожалел для змееголовой завалящую пустыню вроде Гоби или Сахары.

Ох уж этот ротмистр, тварь из тварей. Блиннорылый хрен в уксусе, м-мать его так!

Кстати, насчет покойницы. Вот она, под деревом стоит, смеется:

— Мон шер, и долго же вы намерены прохлаждаться и кормить собственной требухой чаааееек?

Галлюцинация, понял Старлей, нормальная галлюцинация, типичная, проходили уже, в курсе. Ничего, бывает, волноваться не надо.

— Мон шер? Васенька? Ты меня игнорируешь? — обиделась Горгонер, которая, конечно, не могла обидеться, ведь ее обезглавил подлый Чача, а потом гадюк из скальпа повыдергивал.

— Эй, белковый, не хами! — Грозный рык ёшкина жука окончательно уверил Старлея, что он бредит, что гибель его близка.

— Жуча, ты нервируешь мальчика. Он всегда был туповат, а уж нынче… Его слишком часто били по голове и в пах. Мон шер, ты разве забыл, что Жуча и я обладаем феноменальной регенерацией?

— И ты, кстати, тоже. Так что не тяни, помирай скорее да к нам спускайся, — сказав это, ёшкин жук демонстративно повернулся к Старлею тыльной частью своего массивного корпуса и двинул по колее, проутюженной траками танка-слооонааа.

Из слооонооов получаются отличные танки, это всем известно. Особенно это хорошо известно бойцам вооруженных сил Земной Конфедерации. Жаль, биобронемутанты подчиняются исключительно тушканчегам, и никому больше. И вдвойне прискорбно, что по всем ТТХ они значительно превосходят машины, которые производились на оборонных заводах Земли до конверсии. Старлей видел учебный видеоролик — дуэль Т-120 «Агрессор» и танка-слооонааа.

Представьте себе чисто поле, без единой кочки, без оврагов. Разве что исполосованное широкими рвами. То тут, то там разбросаны громадные «ежи», сваренные из трамвайных рельсов, и торчат, предупреждая, жестяные таблички «Aufmerksamkeit! Minen!». Над полем светит солнце, но вдали уже появились тучки, намекая, что вот-вот случится нечто из ряда вон. На краю поля торчит громаднейший бетонный ангар, ворота его разъезжаются в стороны, выпуская на свежий воздух отличный образчик бронетехники землян.

Над «Агрессором» клубится черный дым, весь он блестит от смазки, зенитная установка на башне уставилась в небо, готовая хоть сейчас поразить вертолет противника, истребитель-невидимку и сбить с пути истинного спутник-шпион. Мощь, сила, уверенность в победе. Траки вгрызаются в российский глинозем.

Из люка механика-водителя торчит голова. Волосы соломенные, глаза голубые, конопушки. Под расстегнутой на груди рубахой болтается простенький крест. Наш парень, свой донельзя. Кровь с молоком, защитник Отчизны.

И вдруг «Агрессор» глохнет. Кашлянув разок-другой, движок с хлопком выдает тучу дыма и затихает.

«Wie aber mir alles das langweilte!» В сердцах блондинчик грохает кулаком по броне, расшибает костяшки и, сунув в рот, скулит нечто уж совсем невразумительное.

На другом краю поля сам собой возникает портал. Две бетонные сваи, торчащие из земли, опутаны проводами и тарелками антенн, что ствол баобаба — ветвями и листьями. Меж сваями сверкают молнии. Грохочет гром. Вспышка. Темный экран. И — вот она, гордость панцерваффе тушканчегов! Вот она — надежда обновленной Земли! Танк-слооон, резво перебирая толстыми подкованными лапами, скачет по полю. Бока его упруго подрагивают, лоснятся смазанные антирадарным покрытием уши. Особо следует обратить внимание на бивни и рога. И те и другие у слооонааа более чем выдающиеся — острые, повышенной крепости, с функцией отбойного молотка. Центральный рог служит направляющей для пусковой установки НУР типа «Криптон». На спине слооонааа гордо восседает кризорг, разодетый в парадный мундир с малиновыми штанами. В лапах оккупант держит коробок балабановских спичек.

«Бляха, как же это по-фашистски… — шепчет блондинчик, вылезший из танка и задравший руки вверх. — Короче, братан, я сдаюсь! Тушенка есть?»

На этот самом месте ролик заканчивается. Зал сидит в тишине, потом включается свет. Сюжет показали вместо опостылевшего уже фильма о доблестных земных космодесантниках, бомбящих территорию врага собственными телами, упакованными в блэкфайтеры.

— Ну ни ха себе! — вслух выразил общее мнение Бандеровец.

«Именно», — подтвердил Старлей мысленно.

Нынче же, наблюдая оживших покойников, Василий думал, что помирать ему суждено хоть так, хоть эдак, и потому без разницы, сию секунду это случится или минут через пятнадцать, когда чааайкиии доедят его печень. Василий напряг свои чакры и сконцентрировался, что было непросто, ибо птахи-мутанты устроили драчку из-за его языка. Потребовалось некоторое время, чтобы полноценно сжечь собственное сердце и умереть без признаков жизни.

Заново материализоваться следовало вне колючей проволоки. Иначе смысл вообще затевать игры со смертью? Суицид в православии не поощряется. Василий поклялся при первой возможности забежать в церковь и поставить свечку за упокой своего часто убиваемого тела.

Материализовался он, как и задумывал, вне проволоки. И тут же рухнул на поверхность планеты. Извернувшись в полете, приземлился на ноги, под стопой хрустнула свирель, осколки больно впились в пятку. Отличный инструмент. Был. Неземной красоты музыка лилась из него, когда сатир подносил дудочку к пухлым сиреневым губам.

Старлей обернулся и посмотрел на свое предыдущее тело, прикрученное проволокой к Лешаку. Чааайкиии злобно рычали, сцепившись острогами, произрастающими из кончиков перепончатых крыльев.

— Эко меня… — пробормотал Старлей.

Медуза Горгонер облизнулась:

— Меня не меньше твоего.

При взгляде на Кира, примотанного змеей к трупу древесно-каменного инопланетянина, да с черепом Анжелы на макушке, становилось понятно, что с Васькой господин ротмистр расправился вполне благородно. В любой момент чаша могла опрокинуться или же просто переполниться — при любом раскладе Кир умрет в жутких муках. Даже чааайкиии, чуя смрад яда, не решались подлетать к телу в желто-голубом спортивном костюме.

Главное, чтобы костюмчик сидел… Старлей материализовался обнаженным. Процесс полной регенерации чем-то напоминал исход из материнского лона. Только без лона. Нужна одежда. Интересно, снять камуфляж со своего трупа — это мародерство?

— Мон шер, ты не против, если я дезактивирую блок?

— Какой еще блок? — Старлей натягивал ломкие от засохшей крови штаны.

— Тот самый, что позволил обмануть Чачу Блиннорылого.

— Ну дерзай.

И Медуза дерзнула.

В тот же миг в голове Василия что-то щелкнуло, в глазах расцвели фейерверки — и он вспомнил, что самоубийство ёшкина жука таковым на самом деле не являлось. Это была инсценировка для потенциального противника. Уже тогда Медуза не доверяла Чаче. На тайном совете было решено обновить организм инсектоида, избавив его тем самым от наркозависимости. Старлей долго не соглашался на эту авантюру, но его убедили, пообещав за услуги бронежилет. Гигантский труп, засиженный зелеными мухами, Василий таки сжег, причем не без удовольствия — уж больно его допекал обладатель хитина. Но как только последний уголек погас, а ветер развеял пепел, новое тело, заполненное все той же душой, избавилось от пагубного пристрастия.

А еще Старлей вспомнил, кто он есть, какова его миссия и что он знает о слабом месте Стены и способе ее уничтожения.

— Э-э… — промычал Старлей, — поможем этому засранцу? — Он кивнул в сторону Кира.

— Мон шер, а стоит ли? — Горгонер смиренно сплела щупальца на заменителе молочных желез приятно округлого восьмого размера.

— Я как бы не совсем уверен… — дернул кадыком Старлей. — Проголосуем? А впрочем, к черту. Пусть себе висит.

Окаменевший, овеваемый ветрами, омываемый дождями, засиженный и загаженный пометом чаааееек, Лешак торчал в сутках пути от нынешнего лагеря освободителей — если идти очень медленно, а то и вовсе сидеть на месте. Ёшкин жук от выдоха Саламандра развел костер, сложил из гальки мангал и теперь жарил труп Игрека.

— Будешь? Шашлык?

Старлей хотел было возмутиться, мол, боевой товарищ, отставить каннибализм, но ему не дали.

— Тушенку жрал, и ничего? Кильку в томатном соусе? Так чего теперь выдрючиваешься?!

Именно так ему и возразили. В грубой форме указали, кто он есть и возле какой параши у него прописка. Мол, насчет людоедства ни у кого из пришельцев комплексов нет. И вообще, сытно отрыгнула Горгонер, белковые во вселенной используются исключительно как кормовая форма жизни. Очень странно, что на Земле они сумели достичь цивилизованной разумности. Не странно даже, а противоестественно.

Ёшкин жук, тот вообще заявил, что тушканчеги на этой планете делают очень полезную и нужную работу, восстанавливая историческую справедливость. Белковых надо загнать обратно в стойла, пусть жуют силос и рожают молочных младенцев. Молочные младенцы, если их с хреном запечь в духовке, — объедение, мандибулы оближешь!

В итоге Старлей обиделся, надул губы и от предложенных ребрышек отказался. Зато Медуза Горгонер, ёшкин жук и Саламандр очень даже смачно отобедали жареным людским мясцом.

Саламандр, кстати, вырвался из волосатых пальцев Чачи. Как это у него получилось, ящер скромно умолчал. Получилось, и все. Кое-кто еще долго не сможет присесть на обугленную задницу. Между тем помочь товарищам огненный инопланетянин ну никак не мог, сам едва лапы унес. Он укрылся в лесу, что, кстати, при его метаболизме целый подвиг, достойный отдельного, очень долгого рассказа. Из схорона наблюдал он за тем, как Чача измывается над пленниками. Сердце Саламандра обливалось магмой. Чтобы охладиться, пришлось зарыться поглубже в грунт, найти подземную реку и вскипятить ее. Когда Саламандр выбрался на поверхность, он обнаружил, что ротмистр куда-то исчез да и трупов на Лешаке поубавилось. Зато сам Лешак незыблемо стоял где закаменел. Саламандр прочел ему отходную молитву, чтоб не так мучался. Ведь для дерева ничего нет хуже, чем превратиться в камень. Подозревая, что революционеры живы и свободны, ящер решил найти их. Благо, следы наши герои оставляли внятные, обнаружимые без соообааак и без собак. И вот салем присоединился к борцам за свободу. Кризоргское иго должно быть уничтожено!

— Ну и куда нам теперь? — пролепетала Горгонер. Насытившись, она вскарабкалась на хитин жука, где свернулась в калачик подобно кошке.

— Как куда? — удивился Старлей, для него не существовало подобного вопроса, для него ответ был очевиден: — К горцам.

— К горцам? Тем, что много лет хранили блэкфайтер?

— Так точно!

— Я что-то не поняла, мон шер. А на фига была нужна подводная лодка? Бегали мы по горящему лесу зачем? В пасти у кииитааа томились? Какого хека погибли наши товарищи по борьбе?! А?! Ответь мне, мон шер!

— То есть на фига? — удивился Старлей. — Зато теперь мы знаем, кто виноват и что делать. Опять же, раньше у меня стоял блок на определенные воспоминания, а нынче блока нет. Кстати, среди нас есть особа, которая говорила, что знакома с капитаном «Летучего голландца». Ввиду отсутствия блэкфайтера это очень ценно. Нам бы попасть в горы, потому что горцы обитают в горах. У меня есть предложение: пусть Медуза задействует ментальные способности и попросит Ван Дер Дейка нам помочь. Естественно, не бесплатно. Нас, революционеров-освободителей, стало меньше, мы предложим капитану часть грядущего барыша.

— Хм-м… — задумалась Медуза.

Думала она двое суток.

А потом, хлопая парусами и скрипя мачтами, у лагеря мятежников приземлился «Летучий голландец».

— Ван Дер Дейк согласился, — сказала Медуза и, покачивая бедрами, отправилась к опущенному трапу.

— А что именно ты ему пообещала? — крикнул вдогонку Старлей.

— Как обычно: нефтяные вышки, алмазные копи.

Старлей схватился за голову и застонал.

Но Медуза его не слышала, ибо целиком отдалась вниманию галантного воздухоплавателя в огромной шляпе, украшенной перьями страуса Struthio camelus.

Конечно, вопрос решился положительно. Заодно капитан не отказался от предложенного мозготраха в соседней сопке, после чего из вежливости куснул кусок-другой в меру прожаренного шашлыка.

— Куда летим? — надменно процедил напомаженный, напудренный и обильно взбрызнутый одеколоном Ван Дер Дейк, разглядывая грязное облачение Старлея. На пятнистых штанах воина дыр было больше, чем в решете для процеживания макарон.

— Куда надо, — буркнул Василий, с ненавистью глядя на похорошевшую после любовных утех Медузу.

— Не понял?

— А что тут понимать? Куда скажут, туда и полетишь.

— Сударь, вы хам! — Под слоем пудры проступили алые пятна. Порванные еще царем Петром Первым ноздри гневно затрепетали.

— Да пошел ты… — Старлей сжал кулаки, решая, вдарить иноземца по фейсу или сразу, не церемонясь, испечь ему клапана и желудочки.

Земля мелькала далеко внизу. Топорщилась щетина на впалых щеках офицера ВКС. От холода хвост Саламандра посерел, тушку земноводного трясло от ломки. Старлей сочувствовал инопланетянину как мог. А мог он ехидно и гаденько. Будь Саламандр кристально чист душой и телом, особенно телом, — был бы он столь покладист? Горел бы он искренним желанием найти и покарать ротмистра Чачу? Все-таки наркозависимость — серьезный поводок для инопланетянина, эдакий строгий ошейник. И хлыст. Но точно не пряник.

Старлей внимательно следил за черными пятнами на спине Саламандра. Пока они черные, зверушка предельно спокойна, смирилась с участью и осознала ответственность своего почетного задания. А вот если пятна начнут светлеть, окрасятся розовым и заалеют от переизбытка термофермента в квазикрови, то лучше бы Старлею и его коллегам находиться подальше от партайгеноссе Саламандра.

Саламандр, высунув раздвоенный язык, прошипел:

— Ссскажешшь, когда можжжно-аа-аа?

Старлей кивнул:

— Скажу.

Вообще-то он понятия не имел, кому можно и что нужно, но уверенно знал, что не имеет права давать ящеру послабления.

— Ты точно знаешь, что он здесь? — спросил Старлей.

— Сссддеессссь. Сссснааю-у-у.

Хм-м, задумчиво почесал щетину Старлей, блажен, кто верует. Он привык не удивляться уникальным возможностям пришельцев. Да и что в этом такого, если вдуматься? Наркомана тянет к дозе, он идет по следу, по запаху, по эху, оставляемому драгсом в пространстве. Что-то ведь его направляет, что-то ведет к обладателю заветного вещества. А где Е-1428, там и Чача. Лютый враг, которому жить осталось всего ничего.

— Можно. Удачи тебе.

Саламандр печально посмотрел на Ваську. Рот его открылся, длинный гибкий язык выскользнул, свистнув у виска Старлея, и спрятался обратно в зубастой пасти. Так ничего и не сказав напоследок, ящер, цепляясь за древесину присосками на лапах, спустился по корме «Голландца», посидел чуток на киле и рухнул спиной вниз.

Тело его пробило облака, навсегда исчезнув из поля зрения Старлея…

…когда ротмистр Чача умер от ожогов, «Летучий голландец» тихонько подкрадывался к аулу, затерянному в горах.

— Зачем? — спросила Горгонер.

— Надо, — пожал плечами Василий.

Саламандра, поганого джанки, ему было ничуть не жаль. Сам виноват, жаба огнедышащая. Нехрен подсаживаться на дурь.

— Мы прилетели. — Ван Дер Дейк изо всех сил делал вид, что беседует с Медузой. — И что теперь?

— И ничего. Делай, что скажут… — раздраженно взмахнула щупальцами Горгонер.

Капитан едва увернулся от ничем не заслуженной пощечины.

Ёшкин жук тревожно покосился на подругу.

Полчаса спустя Старлей шел, не скрываясь, во весь рост, по извилистой тропе, сплошь засыпанной мелкими и чуть крупнее камнями. Он знал, что аборигены следят за ним в прицелы снайперских винтовок товарища Драгунова, что, стоит ему обернуться, он увидит направленные ему в спину стволы «калашниковых» с подствольными гранатометами и без. Старлей помнил эти места, не забыл он и о зловонной яме, в которой довелось ему посидеть в плену вместе с Киром.

— Де дика хула хун. Могуш хулда шу.

Тишина в ответ.

— Муха ап ду шу? — рассмеялся Старлей.

Тишина пряталась в горелом остове сбитого «стингером» вертолета. Солнечные зайчики от линз плясала на лице офицера ВКС. У Васьки слишком светлая кожа, слишком светлые волосы, чтоб местные оборванцы, вооруженные и скорые на расправу, приняли его за своего. И знанием языка тут не помочь.

— Вы должны мне, люди гор. Но я прощу вас, никто не умрет, если мне дадут пять, нет, лучше двадцать бутылок…

После этих его слов тишина перестала быть зловещей и смертельно опасной.

Тишина удивилась.

Заинтересовалась: что задумал это страный гаски, похожий на безумного дервиша?

Надо ли говорить, что просьбу Старлея исполнили неукоснительно? Надо ли говорить, что, провожая парня в дорогу, некий горец, родной брат Рахмада, пообещавший найти кровника, обнял Ваську и легонько шлепнул по спине, иди, мол, что стоишь. Брат Рахмада одет был в камуфлированную черкеску, подпоясанную ремнем с серебряной пряжкой, и конечно, у него был кинжал. Какой же горец без кинжала, верно? Из-под широкополой панамы настороженно и надменно выглядывала короткая рыжеватая борода.

Василий, поправив рюкзак на плече, вдруг запел. И ушел. Брат мертвеца присел на корточки и, уставившись на дорогу, сказал: «Не понимаю».

Лямки рюкзака врезались в плечи, Старлей печатал шаг и протяжно подвывал себе под нос:

«Летучий голландец», заложив крутой вираж и на исходе дуги завалив мачты параллельно горизонтали, разбился о Стену в полутора километрах левее. Дизеля взорвались, алые паруса вспыхнули. По счастливой случайности или еще почему Старлея в тот момент на борту не было. Он покинул судно чуть раньше, оставив на борту пяток бутылок с темной, маслянистой жидкостью. Единственной жидкостью во вселенной, способной отменить воскрешение. Той самой жидкостью, что Старлею безропотно выдали абреки в безымянном горном ауле.

Надо ли говорить, что Ван Дер Дейку, Медузе Горгонер и ёшкину жуку не повезло оказаться рядом с воином ВКС, освободителем Земли?

Последние соратники Старлея погибли окончательно, без возможности материализовать свои тела заново. Души их летали над Василием, шмыгали у него между ног, норовили влезть в ширинку, будто имели возможность хоть как-то ему навредить. Но как бы инопланетные душонки ни пыжились, сколько бы ни злились, Василия мало беспокоил бесплотный эфир.

Тучи цеплялись за дозорные башни на Стене, отсекая верхушки. Старлей задрал подбородок. Парочка мечетей, продмаг, детская площадка — тушканчеги организовывали инфраструктуру для людей. Это и есть стойла? А килька — силос? Старлей шагнул к Стене, уткнулся в масляно-сливочную поверхность, с виду — куски бута. Коснулся лбом, ощутил приятную прохладу, втянул ноздрями кисловатый запах, попробовал на вкус. На хлеб можно намазывать. 82,5 % жирности, не меньше. Был бы хлеб…

Использовав армейскую сноровку, вбитую в мышечную память строевой подготовкой, Старлей повернулся на сто восемьдесят градусов, прижав локти к бокам. Спина прямая — ровнее, чем линия правящей партии во время путча. Шаг есть соприкосновение каблука ботинка с горизонталью. Позвякивает стекло. Шаг. Еще. Шаг. И опять разворот на сто восемьдесят. Обнажить плечо с татуировкой, расцарапать так, чтоб кровь и краска брызнули из-под кожи, чтобы смесь — хотя бы пара капель! — попала в каждую бутылку в рюкзаке.

Адский состав: эритроциты, тушь и… виноградная водка, спасибо брату Рахмада, помог.

Чача. Просто чача.

Готово. Горлышки всех бутылок измазаны кровью.

Старлей внезапно оробел, колени его подогнулись. Секундная слабость. Не более того! Он вытер пот со лба, размахнулся и швырнул первую бутылку, из-под коньяка «Арарат». Смесь, расплескиваясь, полетела к Стене. Ударившись о кладку, бутылка разбилась на десятки осколков. И все-таки Василий зажмурился и прикрыл голову руками: он не самурай, он не умеет презирать смерть. Не научился еще.

Так он простоял минут пять. Потом открыл один глаз, второй, осмотрелся…

Ровным счетом ничего не случилось.

Старлей пожал плечами и швырнул вторую бутылку. И еще одну. И еще…

Последнюю оставил для себя.

До рези в паху хотелось познать вкус средства, уничтожающего вечность.

Старлей шел себе и шел, а горизонт не становился ближе. Ваське было радостно и светло, он любовался багровым закатом в прожилках облаков. Где-то там есть океан и города, машины и дети. Небось ко всему этому счастью жутко приятно вернуться. Окунись с головой в бытие, урони жетон в щель, сядь за руль и прошепчи сказку на ночь. Еще столько всего непознанного…

А позади медленно, с едва слышным поначалу гулом, потом — с грохотом, падала Стена, нависая над крохотной людской фигуркой в трепаном камуфляже, с опустевшим рюкзаком на плече и глупой, но честной улыбкой на лице…

И вот тут бы поставить точку. Мол, хеппи-энд, все умерли.

Как бы не так!