Глава 18

Робинзон Крузо и Пятница

Титти обвела взглядом лагерь и сразу почувствовала, что что-то не так. Под деревьями стояли две палатки, а потерпевшему кораблекрушение и живущему на необитаемом острове моряку было положено жить в одной палатке. На несколько секунд Титти задумалась, не снять ли ей капитанскую палатку, но затем она вспомнила, что время от времени ей придется быть не потерпевшим крушение моряком, а часовым, охраняющим лагерь отважных исследователей, которые отправились в опасную экспедицию, а ее оставили на страже. И пока она остается часовым, то, чем больше палаток ей нужно будет охранять, тем лучше. Поэтому Титти решила оставить капитанскую палатку как она есть.

– Это палатка Пятницы, – сказала девочка сама себе. – Конечно, я его еще не нашла. Но к тому времени, как он появится, палатка для него уже будет готова.

Затем она залезла в другую палатку, где жили они с боцманом. Чувствовалось, что эта палатка принадлежит Сьюзен. Старшая сестра забрала свои одеяла, но оставила свой тюфяк. Было совершенно ясно, что в этой палатке обитают два человека, а вовсе не одинокий моряк, выживший после кораблекрушения. Поэтому матрос Титти взяла тюфяк Сьюзен, положила его поверх своего тюфяка и накрыла эту стопку сверху своими одеялами. Сейчас палатка принадлежала ей, и только ей одной. А когда придет время превращаться в часового, охраняющего весь лагерь, то легко можно будет положить матрас Сьюзен на место.

Титти улеглась на тюфяки поверх одеял. Сквозь белое полотно палатки просвечивало солнце, а в открытый входной проем Титти видела дымок, поднимающийся над тлеющим костром, который боцман перед отплытием засыпала землей. Девочка наконец почувствовала, что она действительно одна на острове. Даже жужжание пчел над вереском, растущим за палаткой, лишь усиливало ощущение того, что на всем этом клочке суши больше нет ни одной живой души. Титти прислушалась к другим звукам, доносившимся до нее. Птиц было почти не слышно, лишь где-то неподалеку посвистывал кулик. О западный берег озера с мягким плеском разбивались волны, время от времени под срывами ветра начинала негромко шелестеть листва. Однако ни малейшего звука, сопровождающего человеческую деятельность, не долетало до слуха Титти. Никто не вскрывал консервные банки, не мыл посуду и не подбрасывал дрова в костер. На острове не было Роджера, за которым должна была присматривать Титти. На острове не было Сьюзен, которая бы присматривала за ними обоими. Джон не торчал на Дозорной высоте и не сращивал канаты на «Ласточке» в гавани по другую сторону острова. Никто ничего не делал на этом забытом острове. Никто ничего не будет делать, если этого не сделает сама Титти. Как будто она осталась единственным человеком во всем мире.

Неожиданно она услышала приглушенное «чух-чух-чух» – это по озеру с севера на юг шел пароход. Обычно никто, кроме Роджера, не обращал особого внимания на пароходы, но сегодня, услышав пыхтение, матрос Титти вскочила на ноги и выбежала из палатки навстречу полуденному солнцу. В просветы между деревьями на западном берегу она видела, как мимо острова деловито проплывает пароход. Она посмотрела на него в подзорную трубу. На палубе было множество людей, а за рулевым колесом стоял матрос в форме. Быть может, эти люди на пароходе тоже смотрят на остров и даже не подозревают о том, что на острове нет никого, кроме одинокого моряка, закинутого сюда кораблекрушением двадцать пять лет назад. Конечно, она живет здесь так долго потому, что не стала махать флагом проходящим мимо кораблям, никому не давала знать, что она живет здесь, и уж подавно не жаждала спасения. Кто стал бы искать спасения и размахивать флагом, если бы в его распоряжении оказался целый остров? Именно это портило всю книгу «Робинзон Крузо». В конце концов Робинзон вернулся домой. Такая книга не должна кончаться подобным образом.

Пароход умчался на юг, и Титти смотрела ему вслед с высокого западного побережья, поросшего лесом. Тропинка, ведущая в гавань, уже превратилась в хорошо утоптанную широкую дорожку.

– Это действительно выглядит так, словно я живу здесь уже долгие годы, – сказала Титти. – Жалко только, что здесь не водятся козы и я не могу их приручить. Козы очень быстро общипали бы все эти ветки, которые нависают над тропой и хватают тебя за волосы всякий раз, когда тебе нужно спешить. – Титти вынула нож и принялась срезать ветки, чтобы хоть немного расчистить дорогу. Видя ветку, кото-рая протягивалась поперек тропинки достаточно низко, чтобы помешать человеку свободно пройти здесь, девочка старалась сломать или, перепилить ее. Наконец после долгой утомительной работы она расчистила весь путь от лагеря до гавани. Потом она пробежала по нему туда-сюда: из гавани в лагерь, а затем снова в гавань. Теперь тропа превратилась в нормальную дорогу. Забавно, что никто прежде не подумал расчистить путь. Почему-то, когда остаешься один, у тебя находится гораздо больше времени на то, чтобы переделать все дела.

Вновь придя в гавань, Титти попыталась дотронуться до гвоздя, вбитого в раздвоенное дерево, дабы убедиться, что она сумеет повесить на него лампу. Она на несколько сантиметров не дотягивалась до него, но это не имело значения: ведь она будет держать лампу за низ, а кольцо, которое нужно будет набросить на гвоздь, расположено на самом верху лампы. Гвоздь, вбитый в центр белого креста на высоком пне, находился намного ближе к земле. С ним вообще не будет никаких трудностей.

Титти подумалось, что остается еще очень много времени до наступления темноты и куда больше – до возвращения «Ласточки» с экипажем. Но если им удастся захватить «Амазонку» и привести ее с собой в качестве приза, то это будет стоить потерянного времени. Тогда пираты поймут, что почем! А завтра Ласточки вновь поплывут к устью реки Амазонки и объявят пираткам, что те проиграли войну, и привезут Нэнси и Пегги на остров Дикой Кошки в качестве побежденных и униженных пленников. На несколько секунд Титти страшно захотелось оказаться вместе с остальными на борту «Ласточки». Теперь они, должно быть, уже ведут поиски у островов Рио, зорко поглядывая по сторонам и ожидая сумерек, когда можно будет войти в устье реки. Титти пыталась представить, как выглядит эта река. Однако нельзя получить, все одновременно, и, если бы ее не оставили охранять лагерь и зажигать маяк и бакены, она так никогда и не узнала бы, каково это – иметь в своем распоряжении целый остров.

Титти сняла обувь и побрела по воде к высокой скале, ограждавшей гавань. Вскарабкавшись на скалу, девочка улеглась там, глядя на юг, туда, где далеко у берегов озера пароход уже причаливал к едва различимому отсюда пирсу. И в этот момент она увидела оляпку. Кругленькая маленькая птичка с коротким, как у крапивника, хвостом, бурой спинкой и широким белым «галстучком» на грудке стояла на камне, торчащем из воды примерно в десяти шагах от Титти. Оляпка покачивалась взад-вперед, словно бы непрестанно кланяясь или же наскоро и неуклюже пытаясь изобразить придворный реверанс.

– Что за манеры, – негромко пробормотала Титти. Девочка лежала неподвижно, а птичка с коричнево-белым оперением продолжала покачиваться на камне.

Неожиданно оляпка прыгнула в воду лапками вперед. Она ныряла совсем не так, как это Делали бакланы: она просто прыгала в воду, словно человек, который не умеет нырять головой вперед или боится, что там, где он погружается в воду, недостаточно глубоко. Несколько мгновений спустя оляпка вновь вылетела из воды, уселась на камень и принялась покачиваться взад-вперед, как будто благодаря невидимых зрителей за аплодисменты.

Потом она снова взлетела с камня и погрузилась в озеро. На этот раз оляпка ныряла в спокойную воду; заслоненную от ветра скалой, на которой лежала Титти. Глядя вниз, девочка различила, как оляпка передвигается под водой, взмахивая крыльями. Птица как будто летала в воде, не отличая ее от воздуха. Она быстро перемещалась вдоль дна у самого подножия скалы. И выныривала оляпка тоже совсем не так, как это делает утка, решившая после нырка покачаться на поверхности воды. Оляпка же просто взлетала в воздух, словно не замечая перехода из одной стихии в другую – разве что в воздухе приходилось гораздо, чаще взмахивать крыльями, чем в воде.

– Ого, я никогда раньше не видела, чтобы птицы делали так, – прошептала Титти, когда оляпка снова вернулась на камень и отвесила два-три поклона. – Это самая умная птица, которую я когда-либо видела, И вдобавок самая вежливая. Вот бы она еще раз нырнула здесь.

Девочка приподнялась на локте, чтобы поклониться оляпке, когда та принялась кланяться в сторону скалы. Если оляпка кланяется тебе, очень трудно не поклониться ей в ответ. Но оляпке, похоже, это не понравилось – она снялась с камня и полетела прочь, быстро взмахивая крыльями и держась у самой воды, а потом скрылась из виду за другими скалами.

Титти долго ждала, чтобы оляпка вернулась обратно, но та так и не появилась. Быть может, она вернулась в свое гнездо. Неожиданно Титти вспомнила, что она должна охранять остров от любых посягательств. Ей следовало находиться на наблюдательном пункте с подзорной трубой в руках, а не лежать здесь на солнышке. Девочка слезла со скалы, вылезла на берег и обулась. Вместо того чтобы возвращаться в лагерь по дорожке, она решила прогуляться по другой тропинке, которую и тропинкой-то трудно назвать – иногда по ней ходили из бухты Первой Высадки в гавань и обратно. Подлесок здесь был особенно густым, а ветви кустарника опутаны побегами жимолости. Это было все равно что торить путь сквозь дикие джунгли. Титти снова превратилась в Робинзона Крузо, живущего на необитаемом острове. Титти подошла уже совсем близко к бухте и вдруг резко остановилась. Что-то произошло на острове, пока она глазела на пароход и на вежливую оляпку. Титти больше не была единственным человеком на острове. В бухте лежала весельная лодка, вытащенная носом на пляж. Миг спустя Титти поняла, что это за лодка. Это было туземное «каноэ» из Холли-Хоув. Титти со всех ног бросилась в лагерь и застала там мать, в удивлении оглядывающую пустые палатки.

– Привет, Пятница, – радостно воскликнула Титти.

– Привет, Робинзон Крузо, – ответила мать. Она поистине была самой лучшей матерью на свете. И она была не такой, как все туземцы. Всегда можно было рассчитывать, что она поймет тебя в подобных вопросах.

Робинзон Крузо и Пятница поцеловали друг друга, притворяясь, что они – не они, а Титти и ее мать.

– Вы наверняка не ждали увидеть мёня так скоро после вчерашнего визита, – сказала мать, – но мне нужно кое о чем поговорить с Джоном. Полагаю, он и остальной ваш экипаж сейчас находятся в этой вашей секретной гавани, в которую нельзя заглядывать несчастным туземцам.

– Нет. Сейчас его вообще нет на острове, – сообщила Титти. – Нет никого, кроме меня… а теперь и тебя тоже.

– Значит, ты действительно Робинзон Крузо, – кивнула мама, – а я всерьез могу считаться Пятницей. Если бы я об этом знала, я бы позаботилась оставить на песке глубокий отпечаток ступни. Но где остальные?

– С ними все в порядке, – заверила Титти. – Они скоро вернутся. Они ушли на «Ласточке» в поход за добычей, – Больше Титти ничего не могла сказать, потому что, в конце концов, Пятница был еще и мамой, а она вдобавок была туземкой, пусть даже лучшей туземкой во всем мире.

– Полагаю, они уплыли, чтобы встретиться с девочками Блэккет, – промолвила мать.

– Пятница ничего не должен знать об этом, – возразила Титти.

– Отлично, я и не буду узнавать, – согласилась мать. – Но что ты делаешь здесь в полном одиночестве?

– Вообще-то мне полагается охранять лагерь, – пояснила Титти. – Но пока здесь никого нет, то я вместо этого спокойно могу побыть Робинзоном Крузо, и ничего от этого не изменится.

– Да, действительно, какая разница? – пожала плечами мама. – Позволишь ли ты Пятнице подложить немного дров в костер и вскипятить чай? Я не могу остаться надолго, но, может быть, они вернутся еще до того, как я уеду.

– Думаю, они вряд ли успеют вернуться, – вздохнула Титти. – Они собирались пересечь Тихий океан. По сравнению с этим расстояние до Тимбукту – просто сущий пустяк.

– Ну что ж, я все равно сделаю чай, – сказала мать. – Посмотрим, какие запасы продовольствия они оставили тебе.

Титти принесла свой паек – большой кусок пеммикана, немного ржаного хлеба, немного бисквитов и изрядный кусок кекса. Пятница отнесся ко всему этому скептически.

– И все же я думаю, что нам удастся приготовить из этого обед, – промолвил он. – Как насчет масла и картошки? Что, если мы сделаем котлеты с пеммиканом?

Пятница порылся в продуктовой коробке и нашел подтаявший кусок масла. Мать понюхала масло и сказала, что его в любом случае нужно съесть, а завтра можно будет взять у миссис Диксон очередную порцию. Еще она нашла несколько картофелин и соль. В пайке Робинзона Крузо обнаружилась чайная заварка – в кулечке, свернутом из бумаги. Еще там была жестянка из-под табака, полная сахара.

Пятница отбросил земляной слой с костра и положил на угли несколько веточек. Вскоре на огне уже булькал большой чайник. Мать почистила картошку, положила ее в кастрюлю с водой и пристроила с краю очага. Потом порезала пеммикан на мелкие кусочки – теперь он больше напоминал фарш. Когда картошка сварилась, туземка вытащила ее из воды, размяла, смещала с пеммикановым фаршем и сделала из этой смеси шесть круглых плоских лепешек. Потом растопила на сковороде кусок масла и обжарила в нем картофельно-пеммикановые котлеты – они быстро покрылись золотистой пузырчатой корочкой. Робинзон Крузо тем временем приготовил чай.

Когда с невероятно вкусным обедом было покончено, Робинзон Крузо сказал:

– А теперь, Пятница, не хочешь ли ты мне поведать о том, как ты жил до того, как попал на этот остров?

Пятница начал рассказывать о том, как его едва не съели дикари и как он спасся в последнюю минуту, выскочив из котла и удрав в джунгли.

– А ты не обжегся? – спросил Робинзон.

– Ужасно, – ответил Пятница, – но я натер больные места маслом.

После этого Пятница забыл, что он Пятница, и снова стал мамой. А мама рассказала Титти о своем детстве на овцеводческой ферме в Австралии, о том, как страусы эму откладывают яйца величиной с детскую голову, и как опоссумы таскают своих малышей в сумке на брюхе, и еще о кенгуру, которые могут убить взрослого человека ударом задних лап, и о змеях, прячущихся в пыли. Тут Робинзон Крузо тоже позабыл о том, что он Робинзон Крузо, и сделался Титти. А Титти взахлеб поведала маме о той змее, которую она видела своими глазами, и что эта змея живет в ящичке из-под сигар, а ящичек хранится в вигваме у угольщиков. Потом девочка рассказала маме об оляпке и как эта удивительная птица летала под водой, а потом кланялась ей, Титти. А мама повествовала об ужасной засухе в краю овцеводов, когда долго-долго не было дождя, и вода во всех колодцах пересохла, и овец пришлось перегонять за много миль, чтобы можно было напоить их, а по дороге целые тысячи их умирали от жажды. Еще она вспомнила о пони, который жил у нее, когда она была совсем маленькой, и о бурых медвежатах, которых ее отец поймал в зарослях, и она макала пальцы в мед, а медвежата их облизывали…

Время пролетело быстро, гораздо быстрее, чем когда Робинзон Крузо был на острове один. Но неожиданно Пятница поднялся и сказал, что ему пора уезжать.

– Я не могу больше ждать, – промолвила мать, – мне нужно возвращаться к Викки. Жалко, однако, что я не поговорила с Джоном. Я видела, что вчера он был расстроен тем, что ему сказал мистер Тернер. Я хотела спросить Джона – быть может, он хочет, чтобы я написала миссис Блэккет и попросила ее сообщить брату, что Джон не трогал его баржу.

Титти не знала, что сказать. Не следовало забывать о пиратах-Амазонках. И нельзя было вмешивать туземцев в такие дела. Так что девочка лишь пообещала, что, как только Джон вернется, она передаст ему слова матери.

– Интересно, почему их нет так долго? – спросила мама. – Ты уверена, что с тобой все будет в порядке, если ты останешься здесь одна? Быть может, тебе стоит вернуться вместе со мной в Холли-Хоув? Ты можешь смотреть с берега и покричать им, когда они будут проплывать мимо. Или просто погостишь у меня, проведешь на ферме ночь, а утром доберешься по суше до миссис Диксон и присоединишься к остальным, когда они приедут к ней за молоком. Мы можем оставить здесь записку Джону, чтобы он знал, куда ты уехала.

На несколько секунд это предложение показалось Титти очень заманчивым. Когда мать собралась уезжать, то остров почему-то стал выглядеть куда более пустынным, чем до ее приезда. Но затем девочка вспомнила о маяке и бакенах и о том, что она оставлена здесь на страже лагеря.

– Нет, спасибо, – отказалась она. – Я лучше останусь здесь.

Мать отнесла сковородку, кастрюли, кружки и тарелки к бухте и вымыла их, а Титти вытерла чистую посуду полотенцем. Мама отнесла посуду в лагерь, аккуратно отставила в сторону, наполнила чайник свежей водой и поставила его к очагу, одним боком в огонь.

– Он сейчас нагреется, – сказала мать, – и его можно будет быстро вскипятить, когда остальные вернутся на остров и захотят чаю.

– Думаю, они вернутся еще не скоро, – отозвалась Титти.

Мать пристально посмотрела на нее.

– Пожалуй, тебе лучше поехать со мной, – повторила она. – Лагерь будет в полном порядке и без всякой охраны.

– Нет, спасибо, – твердо отказалась Титти.

– Ну ладно, – согласилась мама, – если ты так уверена, что с тобой ничего не случится. Но если они будут опаздывать к чаю, не жди их слишком долго. Блэккеты могли пригласить их остаться и попить чаю на ферме.

Титти ничего не ответила. Мать вошла в лодку и оттолкнулась от берега веслом.

– До свиданья, Робинзон Крузо,- промолвила она.

– До свиданья, Пятница, – откликнулась Титти. – Было очень здорово, что ты погостил у меня. Надеюсь, тебе понравился мой остров.

– Очень понравился, – заверила мать.

Она медленно погребла прочь. Титти взбежала на Дозорную высоту, чтобы помахать вслед. Лодка проплыла мимо, и остров неожиданно сделался действительно очень необитаемым. Титти вдруг передумала и позвала:

– Мама!

Мать остановила лодку.

– Хочешь поехать со мной? – спросила она.

Но в этот момент Титти снова вспомнила, что она не просто Робинзон Крузо, который был рад, когда его подобрал проходящий мимо корабль, но еще и матрос Титти, которая должна поднять лампу на высокое дерево, стоящее у нее за спиной. Она должна это сделать, чтобы остальные могли найти остров в темноте. А еще нужно было зажечь бакены, чтобы отважные мореплаватели могли ввести свой корабль и захваченное ими судно в тайную гавань.

– Нет, – отозвалась Титти. – Я просто хочу еще раз сказать «до свиданья».

– До свиданья! – крикнула в ответ мать.

– До свиданья, – повторила Титти. Она улеглась на землю и посмотрела вслед лодке в подзорную трубу. Неожиданно она обнаружила, что ничего не может разглядеть. Титти моргнула, вытащила из кармана носовой платок и протерла сперва окуляр трубы, а потом собственный глаз.

– Тупица, – пробормотала она. – Это из-за того, что ты слишком пристально вглядываешься. Попробуй смотреть другим глазом.