Глава 10
Ломка формата
Жара усиливалась с каждым шагом, и Анника не могла понять, откуда она исходит – то ли из раскаленных недр багровых дюн, то ли из огнедышащего нутра диковинного светила… Подняв голову к нависающей над пустыней Луне, девушка с тоской всмотрелась в расползающиеся по ее поверхности черные кляксы. Когда же и, главное, чем закончится их с Амелией нежданное и невыносимое путешествие? Тяжело вздохнув, она пустила взгляд неприкаянно блуждать по бесконечным барханам. Кажется, она отдала бы все на свете, чтобы вырваться из этой страшной тюрьмы… Но что означает ее освобождение? Где она окажется, если покинет багровую душу Геннадия-Дамбаллы? И куда сможет пойти?
Тоска удушливым серым комком собралась в центре груди и начала медленно сжимать исстрадавшееся сердце в тисках ноющей боли. Анника привычно всхлипнула, готовясь разрыдаться. Но странно, слезы не затопили глаза и не покатились по щекам – слез вообще не было. Боль, рожденная глубоко внутри души, стала какой-то другой… Более прозрачной и светлой… Или это сама Анника немного изменилась…
– Ты изменилась, – вклинилась в ход ее мыслей Амелия. Обернувшись, Анника посмотрела на улыбающегося ангела.
– Ты слышишь мои мысли? – недовольно и вместе с тем заинтересованно спросила она.
– Тоже мне, открытие, – улыбка Амелии стала еще шире. – Конечно, слышу. Я ведь нахожусь внутри и вовне тебя одновременно. А то, что видишь сейчас, – предвосхитил ангел следующий вопрос своей подопечной. – Одна из моих проекций. Или ипостасей. Или отражений. Тебе как нравится?
Недоумевающий взгляд Анники заставил ангела рассмеяться.
– Ты осознаешь, как именно ты изменилась? – посерьезнев, Амелия неспешно облетела вокруг девушки.
– Не знаю… – потерянно пробормотала Анника. – А это важно?
– Очень важно, – подтвердила Амелия, всматриваясь в растущую Луну. – Осознавая что-либо, ты насыщаешь осознанное силой своей души. Светлой силой, в твоем случае. И тогда то, что осознанно, становится силой. То есть чем лучше ты проникнешь в суть своих изменений и прочувствуешь их, тем гармоничнее сложится твой новый облик.
– Ну, не знаю… – задумчиво протянула Анника. – Может быть, идти стало легче… Кстати, да, намного легче! – с удивлением произнесла она, глядя на свои ноги, не увязающие в песке, а уверенно ступающие по нему, как по обычной человеческой дороге.
– Молодец! А еще? – с озорной улыбкой подлетела Амелия вплотную к ее лицу. – Твои мысли? Что с ними?
– Мои мысли…
– Как ты думаешь? Или чувствуешь? На что похожи твои мысли? Ты думаешь так же, как и раньше? Я имею в виду мыслительный процесс?
Остановившись, Анника вздохнула и закрыла глаза, прислушиваясь к себе.
– Мои мысли… Они похожи на… На тени… На тени!!! – в ужасе девушка вздрогнула и в панике вытаращилась на ангела. – Я что, превращаюсь в тень?
– Вовсе нет, – без тени улыбки Амелия пристально смотрела в глаза Аннике. – Пока что нет. Но по поводу мыслей ты права. Что, по-твоему, общего у мыслей и теней?
Снова закрыв глаза, девушка изучала себя несколько минут.
– Мне кажется… Мои мысли возникают не из меня… Они приходят из ниоткуда и снова исчезают. Они мимолетные какие-то. И в то же время, когда появляются, заполняют все внутри меня. Раньше так не было. Раньше они оставались, и надолго. А сейчас не остаются… Почему так? – вскинув голову, она тревожно поглядела на ангела.
– Потому что ты все дальше уходишь от своей связи с материальным миром, где ты жила. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что ты начинаешь жить по правилам тонкого мира, а это повышает твою в нем выживаемость. Но есть опасность – ты полностью не приспособилась к энергиям души Дамбаллы, но и не победила их. И любое мгновение может оказаться последним…
– Так что же, тени – это мысли Дамбаллы? – внезапно выкрикнула Анника.
– Так и не так. Они есть мысли и Дамбаллы, и кое-кого куда более мощного, чем он. Кстати, все сущее – это чьи-то тени, то есть отражения. И мы с тобой не исключение. Представляешь, мысль – это или целый мир, или вход в него.
– Как это? – растерянно уставилась на ангела Анника.
– Очень просто. Любая мысль – концентрат энергии, являющийся отражением какого-либо мира. Это если мы имеем дело с высокоэнергетической мыслью. Она не просто занимает твое сознание, но кардинально меняет всю твою жизнь – в лучшую или худшую сторону. Мир может быть светлым или темным, высшим или низшим. Так бывает всегда, когда твоя душа входит во взаимодействие с отражением определенного мира. Через этот вид мысли можно войти в контактирующий с тобой иной мир. Через сон, например. А если мысль слабее, то, скорее всего, ты имеешь дело с отражением в твоем сознании сознания другого существа. Негативные мысли вызываются чаще всего отрицательными созданиями, положительные – светлыми душами. Существа всегда приходят из каких-либо миров. И поэтому, концентрируясь на них, можно попасть к ним домой.
– Отражения… Миры… Слушай, а ведь я знаю все то, что ты говоришь! Но почему же раньше не помнила? – недоумевающе воззрившись на собеседницу, воскликнула Анника.
– Разумеется, знаешь и, конечно, не помнила, – радостно рассмеялась Амелия, осыпав девушку разноцветными сверкающими искрами ангельского веселья. – Знание становится доступным в процессе духовного роста, ведь оно вкладывается в душу в момент ее сотворения. Давай, продолжи мою мысль. Что я хотела сказать дальше? Настройся на меня сердцем и ты узнаешь ответ.
– Ты хотела сказать… – опустив глаза на багровый песок, вымолвила Анника, – что светлые миры и позитивные сущности дают душе силы для продвижения в сторону света. А темные – в направлении тьмы. Так ясно… И так просто… – растерянно взглянув на серьезно глядящего на нее ангела, Анника снова ушла в себя. – А! Еще ты сказала бы, что, накапливая в себе те или иные отражения, душа определяет свое развитие или деградацию. И что я оказалась в душе Геннадия, пройдя в нее через две слитые вместе мысли – мою о нем и его обо мне. Но его мысль оказалась мощнее и захватила мою душу. Он ненавидел меня сильнее, чем я его… Постой… А если бы я ненавидела его сильнее… Или любила бы его, то…
– О, смотри! – взлетев почти к самому небосклону, вдруг воскликнула Амелия.
– Они идут к нам? – приглушенным голосом спросила девушка, напряженно вглядываясь в распухшее от кровавого жара светило. По его багровому фону активно перемещались, стремительно меняя очертания, явственно черные тени. Остановившись, Анника зачарованно созерцала силуэты неземных птиц в полете, прыгающих и скалящихся неведомых хищников, выбирающихся из кровавого сумрака ужасающих монстров… Казалось, они все смотрели на нее и направлялись именно к ней…
– А-а-а-х-х-х! – резко отшатнувшись, она едва не упала на песок. Собравшись в гигантское черное пятно, тени вдруг взорвались ослепительно черным фейерверком, осыпав на дальние барханы каскады чернильных искр.
– Нет, – тихо ответила Амелия. – Не сейчас.
– Но я чувствую опасность, – настаивала на своем Анника, не сводя переполненного ужасом взгляда с печально улыбающейся Амелии.
– Верно. Ты чувствуешь, что наше время на исходе. Дамбалла получает подпитку из абсолютной тьмы… Он крепнет с каждой секундой, – спокойно сказал ангел, сочувственно глядя на вверенного ему человека.
– Откуда?!! – неожиданно для себя задрожав всем телом, выдохнула Анника.
– Из сердца властителя мрака… из своего дома, – бесстрастно глядя на Луну, сообщила Амелия.
– И что это значит для нас? – силясь справиться с охватившей ее дрожью, спросила девушка.
– Это значит, что Самаэль наполняет сердце своего служителя новой силой… – глядя на бьющуюся в нервном ознобе Аннику, с горечью вымолвил ее хранитель. – АННИКА, – зависнув перед лицом своей протеже, внушительно произнесла Амелия. – Тебе предстоит самая трудная битва в твоей жизни.
– Если то, что я проживаю сейчас, можно назвать жизнью… – выдавив из себя вымученную улыбку, пробормотала девушка.
– Жизнь – это осознание, вернее, самосознание. И нет разницы, где именно оно происходит, – ласковый свет заструился из взгляда Амелии. – Но вернемся к главному. Анника, – прозрачные глаза ангела лучились сочувствием и любовью, – я сделаю для тебя все, что смогу. И если придется, я отдам за тебя мою жизнь.
– Разве ангелы смертны? Я никак не могу свыкнуться с этим открытием, – начиная согреваться, вымолвила пустынная путешественница.
– Да, если к тому есть наш выбор. Если мы того желаем сами. Или если желает Он.
Взгляд Амелии, всегда вроде бы обращенный на Аннику или на реальность, ее окружающую, вдруг опустел, отпустив сознание ангела в сокровенные для него области. С изумлением девушка осознала, что Амелия всегда смотрела на все иначе, чем любое знакомое Аннике существо. Ее внутренний и внешний взгляды всегда были поразительно уравновешенны. Иными словами, ангел с неизменной четкостью осознавала происходящее в своей душе и вовне ее… Если только эти границы внешнего и внутреннего вообще существовали.
Открыв рот, Анника с потрясенным видом уставилась на мирно улыбающуюся ей Амелию. То, как она думала только что, было поистине необыкновенным опытом! Она не думала в обычном смысле, жонглируя в голове обрывками мыслей и путаясь в лоскутах внимания, а будто полностью входила в некую реальность и проживала ее. Словно тень, или образ, входящий в ее сознание в данный момент, становился ею… или она им…
– Мы что, все и вправду тени? – вопрос сорвался с ее губ вопреки осознанной воле.
– Я отдам за тебя свою жизнь, – проигнорировав его, Амелия продолжила предыдущую тему. – Но, боюсь, этого будет недостаточно. Исход предстоящей битвы в твоих руках.
– Что я должна сделать? – позволив себе погрузиться в недолгую, но глубокую паузу, решительно произнесла Анника. Сощурившись, она спокойно созерцала неумолимо растущее багровое светило.
– Встретиться с самым страшным своим кошмаром и пережить его, – ангел снова подарил подопечной исполненный сочувствия взгляд.
– Чего мне бояться, если я не более чем тень, – с мрачной улыбкой Анника решительно направилась к наливающейся кровавой тьмой зловещей Луне.
– Помилуйте, шеф! – привычно жалобным тоном тянул Александр Евстигнеевич, отирая мокрым носовым платком снова и снова потеющий лоб. – Мы не можем ни в какой форме сотрудничать с Шалкаром! Это же верный конец! В конце концов, это же неформат нашей деятельности! Сверху однозначно не одобрят такого хода!
– Иногда, дорогой друг, – успокаивающе похлопал Амадео секретаря по опущенному плечу и грустно улыбнулся. – Надо идти на риск и ломать формат. Тем более, когда обстоятельства к тому благоволят. Нет ничего хуже омертвевшей формы. Она убивает суть. Вспомни, суть создает форму, а не наоборот!
– Да откуда вы знаете, к чему благоволят обстоятельства! – горестно всплеснул руками пожилой мужчина. – То ведь чистая иллюзия! Все может оказаться совсем не так, как кажется! Тем более после той ужасной истории с благотворительным концертом… Конечно, никаких прямых доказательств тому нет, но, чует мое сердце, что без злого промысла шалкаровской банды там не обошлось…
– Ну, полно, полно вам! – примиряюще вымолвил Амадео. – Никакая они не банда, а так… группа артистов.
– Артистов?! – брызгая желчной слюной, взорвался праведным негодованием Александр Евстигнеевич, пурпурно-красный от распирающего его негодования. – Ничего себе артисты! Невинные ангелочки под предводительством отпетого бандита! Да они там все одинаковы!
– Не судите всех по одному человеку, – спокойно парировал секретарский выпад продюсер, неспешно прохаживаясь по приемной и внимательно рассматривая окружающие стены. – Они ни в чем не виноваты. Живут своей судьбой, и не более того, – вздохнув, Амадео остановился и прошелся рассеянным взором по окружающему пространству. – Ремонт пора уже делать…
– Еще и ремонт туда же! – снова всплеснул руками Александр Евстигнеевич и суетливо забегал по периметру безмятежно разлегшегося посреди приемной ковра. – Впрочем, ремонтом тут ничего не испортишь – дальше портить некуда, – яростно выпалил секретарь, наткнувшись взглядом на изъеденный непонятно откуда взявшейся мышью ковровый край. – Попомните мои слова, шеф, – неожиданно решительно развернулся он к Амадео, внимательно изучавшего паутинную сетку морщин на потолке и набившуюся в них серую уличную пыль. – Добром все это не закончится!!!
– Это закончится так, как должно закончиться… – задумчиво изрек Амадео, не сводя глаз с покрытого следами нелинейного времени офисного потолка. – Добром или злом, но будет именно так, как надо. А не как мы хотим, – после полуминутной паузы спокойно добавил он, проигнорировав вызов оглушительного дверного хлопка. С пылающим от досады лицом Александр Евстигнеевич шел прочь от шефских владений.
– Я никак не могу преодолеть свой страх… – темные блестящие волосы, упавшие на опущенное лицо Меруерт, надежно скрывали его выражение от сторонних глаз.
– А ты не думай о нем, когда поешь! Не думай о себе! Думай о песне!
– Спасибо, Камилла… – еле слышно поблагодарила Меруерт сидевшую напротив нее волоокую мулатку. – Но как я могу не думать, если я боюсь… Смертельно боюсь…
– Ты просто не думай! Пой и все! Это же легко! – не унималась в снедавшем ее желании помочь экзотическая красавица. Меруерт тяжело вздохнула и спрятала лицо в вспотевших ладонях и, поняв невозможность спрятаться ни от себя, ни от мира, обреченно уронила руки на стол.
– Понимаешь, я и не думаю… Я просто живу им… Мне кажется, что я вся состою из страха…
– Ну, брось, деточка! – нарочито бодрым голосом произнесла Елена, поглаживая дрожащие девичьи пальцы. Почувствовав прикосновение, Меруерт задержала дыхание и осторожно убрала свою кисть из-под чуждого ей касания. – Это ж так банально! То, что ты переживаешь, называется страхом сцены, – не заметив исчезновения руки Меруерт и продолжая автоматически гладить казенную ресторанную скатерть, назидательно бубнила Елена. – Все певцы с ним сталкиваются на первых порах.
Перехватив полный ужаса взгляд мулатки, Елена дернулась и принялась нервно размешивать в чашке с остывшим кофе давно растворившийся в нем сахар.
– Знаете, мне кажется, я никогда не смогу преодолеть этот страх… – не придавая значения ничему, кроме собственных переживаний, вымолвила Меруерт, задумчиво глядя вглубь своей чашки.
– Ну да, если ты вся состоишь из страха, – раздраженная нелепостью Елены, неожиданно ляпнула Камилла и прикусила язык, напоровшись на укоризненный взгляд примы.
– Дорогуша, – вновь принявшись ласково наглаживать руку Меруерт, промурлыкала Елена. – Не надо отчаиваться. Скажи, – ее лицо приобрело выражение сердобольного исследователя. – А когда ты начинаешь петь, страх проходит?
– Да, проходит! – порывшись в доступных ей воспоминаниях, воскликнула девушка.
– Ну вот, видишь! – схватив руку Меруерт обеими руками и беззастенчиво тряся ее, торжествующе выпалила Елена. – Это просто страх сцены. Ты пой и все постепенно пройдет. Наверное, он у тебя возник из-за травмы, или потеря памяти тому виной. Привыкай к сцене, вспоминай ее, почаще старайся выступать.
– Вспоминать сцену…
– Ну, конечно! Ты же опытная певица! И запомни, деточка, – перейдя на полушепот, Елена завладела-таки взглядом Меруерт. Перегнувшись через столик, примадонна с доброй улыбкой произнесла, глядя в глаза озадаченно смотревшей на нее беспамятной певице. – Тебе надо раскрыть свой талант. И вовсе не твои амбиции нуждаются в этом, а чувство долга, с которым ты, надеюсь, живешь. И должна жить.
Распрямившись, Елена чрезвычайно серьезно, даже сурово вглядывалась в замершую перед ней девушку.
– Я понимаю тебя. Я в таком же положении, как ты, и горжусь этим, – словно делясь самым сокровенным, Елена вновь приблизила свое лицо к лицу Меруерт. Протянув руки, она бережно откинула с ее лба рассыпавшиеся по нему пряди волос. – Шалкар когда-то спас жизнь моего ребенка, а значит, и мою тоже. Он оказался самым человечным из всех известных мне людей, – печально улыбнувшись горьким воспоминаниям, Елена провела кончиками пальцев по щеке Меруерт, бережно стирая с ее тонкой кожи следы недавних слез. – Я знаю, он вкладывает душу во все, что делает. Он очень искренен во всем. И ты для него как дочь. Особенно после всего, что случилось с тобой.
Поймав в ладонь скатившуюся по щеке Меруерт слезу, она сжала ее в кулаке и, раскрыв его, показала девушке крохотное мокрое пятнышко, распластанное на ладони.
– Я обязана Шалкару всем. Он необычайно добрый человек. Я живу моей благодарностью и служением ему. И я уверена, про тебя можно сказать то же самое. Что чувствует твое сердце, Меруерт? Что, кроме страха?
– Любовь, – одними губами промолвила Меруерт.
– Любовь к кому? – нетерпеливо наблюдая за развернувшейся перед ней сценой, выпалила Камилла.
– Не знаю… – пожав плечами, невидящим взором посмотрела на нее Меруерт.
– Нельзя чувствовать любовь неизвестно к кому, – раздраженно буркнула мулатка. – Ты дядю любишь? Или парня какого-нибудь? – заерзав на стуле, она с неприязнью посмотрела на добродушно улыбавшуюся Елену. – Что смешного?
– Ничего, – не сводя глаз с Меруерт, сказала певица. – Наверное, она не помнит, кого любит. А о любви к Шалкару и говорить не надо. Его все любят.
– Ну, не скажи! – отставив в стороны острые локти и ожесточенно вгрызаясь в кусочек тростникового сахара, изрекла красотка. – Далеко не все. Любишь его только ты. А остальные, по-моему, просто боятся.
– Камилла! – вспыхнув от негодования, резко оборвала ее Елена. – Не путай страх с уважением! Начальника должны уважать. Шалкара все любят и уважают, запомни это, малолетка.
– У меня такая странная любовь… – вторглась в начинающуюся ссору выплывшая из затянувшегося раздумья Меруерт. Звук ее голоса, неожиданно ставший неизмеримо глубоким и завораживающим, разлился по крошечной кофейне. Затаив дыхание, обе женщины с интересом воззрились на нее. – Мне кажется, что я люблю всех… Не кого-то, а всех… Просто люблю.
– И Шалкара тоже? – сдвинув брови, угрожающе вопросила Елена.
– И Шалкара… – рассеянно улыбнулась Меруерт. – И остальных. Не знаю, как это выразить… Это похоже на…
– На последствия амнезии, – ехидно процедила Камилла сквозь безукоризненно белые зубы, лениво потягивая ядовито-зеленый коктейль из неоново-красной трубочки.
– Тихо, – строго шикнула на нее Елена и смерила развалившуюся на стуле мулатку гневным взглядом. – Тебе нельзя пить! Да еще днем! Ты опять пойдешь вразнос!
– Можно, – безапелляционным тоном заявила Камилла. – Мне разрешили.
– И кто, скажи на милость? – сверкая глазами, прошипела Елена.
– Шалкар разрешил, – оскалив зубы в наглой усмешке, выпалила Камилла. – Сказал, что я сама должна чувствовать, когда мне что можно или нельзя. Что я несу ответственность за свой выбор. Сказал, что если мне хочется пить, значит, можно. Сказал, что доверяет мне.
Захлопав глазами, Елена с непонимающим видом созерцала насмешливую улыбку молодой певицы.
– Но вы правы. Когда я пою, страх проходит, – совершенно не воспринимая происходящее вокруг, продолжала жить своей обособленной жизнью Меруерт. – Но вы знаете, оттого, что во время пения страх проходит, я боюсь еще сильнее… Ужас какой-то… Замкнутый круг…
– Так чего же ты боишься? – осмелев от выпитого и от растерянности Елены, выкрикнула Камилла.
– Я боюсь… того, что случается во время пения, – глядя в одной ей видимые дали, поделилась переживаниями Меруерт. – Когда я пою… – оказавшись в разреженной атмосфере чужого непонимания, девушка тяжело задышала и умолкла, мучительно подбирая слова. – Я не узнаю себя. Или узнаю… Да, страх проходит, но то, что открывается за ним, пугает меня еще больше.
– Но если тебя пугает не сцена, – теряя терпение, подытожила Елена. – Тогда что? Чего ты боишься до потери сознания, так сильно, что тебя чуть не силком приходится тащить к микрофону?
– Я боюсь… Себя… – подняв голову и в упор глядя на Елену, ответила Меруерт.
