Летом 2008 г. я перебралась из Питтсбурга в Чапел-Хилл, чтобы занять должность сотрудника бизнес-школы Университета Северной Каролины. Хоть мне было и жаль покидать Карнеги – Меллон и коллег, я была рада познакомиться с новыми людьми и переехать в милый новый дом в окружении зеленых улочек, всего в нескольких кварталах от центра города, купленный нами с мужем за несколько месяцев до этого.

Через несколько дней после переезда мы получили письмо от городской администрации Чапел-Хилл с приветствием и сообщением, что в ближайшие недели на соседних улицах установят дополнительное освещение. Выяснилось, что в этой части города в последнее время наблюдается рост преступности. Это послание не только разбудило во мне страхи (и ничуть не успокоило), но и задело любопытство. В нем содержалось любопытное умозаключение – дополнительное освещение должно уменьшить преступность.

В каком-то смысле эта идея соответствовала тому, что когда-то написал Ральф Уолдо Эмерсон: «Газовые фонари – лучшие ночные полицейские. Так сама вселенная защищает себя, обнажая все свои тайны» . Согласно традиционным представлениям, темнота позволяет остаться неузнанным и снимает запреты – следовательно, может благоприятствовать преступлениям. Идея, что темнота способствует аморальным поступкам, восходит еще к древнему мифу о кольце Гигеса, пересказанному Платоном в «Государстве» (360 г. до н. э.). В мифе простой пастух из Лидии по имени Гигес находит кольцо, позволяющее ему становиться невидимкой. Он отправляется ко двору царя, соблазняет царицу, вступает с ней в заговор с целью убить царя и захватывает власть над Лидией. Таким образом, невидимость превратила владельца кольца в преступника. Платон задает следующий вопрос: способен ли кто-то противостоять власти кольца-невидимки, или мы не совершаем безнравственных поступков лишь потому, что за нами следят другие?

С такой точки зрения темнота, делающая нас невидимыми, и вправду может способствовать бесчестным поступкам. Значит, если правонарушители уверены, что их никто не узнает, это увеличивает вероятность преступления? В научных работах, проведенных в 1960–1970-х гг., показано, что преступные нападения обычно происходят по ночам и что, увеличивая освещенность городских улиц, можно существенно снизить уровень преступности – от 33 до 70 %. Впечатляющие цифры . Хотя это заключение и показалось мне интересным, но как ученый я не могла принять его на веру. Связь между темнотой и преступлениями, отмеченная в исследованиях, могла объясняться и другими факторами. Мне было интересно, существует ли она. А еще интересней другое – способна ли темнота усиливать неэтичное поведение?

Вскоре после того, как мы с Грегом получили письмо от городской администрации, Чен-Бо Зонг, профессор Торонтского университета, Ванесса Бонс, профессор Университета Ватерлоо, и я разработали серию экспериментов, позволявшую выяснить, может ли темнота – или просто плохое освещение – увеличить частоту аморальных поступков.

Мы с Чен-Бо и Ванессой проверили это предположение с помощью эксперимента, где изменяли уровень освещения в комнате. 84 студента, согласившиеся участвовать в исследовании, после прибытия в лабораторию были распределены по двум комнатам (примерно половина в одну, половина в другую). Одна из комнат была хорошо освещена (контрольная группа), а вторая, примерно такого же размера, освещалась тускло, хуже, чем обычно университетская аудитория (там горели всего 4 флуоресцентные лампы вместо 12). Участники, находившиеся в темной комнате, могли видеть экспериментальные материалы и друг друга, но не более того.

Студенты выполняли то же знакомое нам задание с матрицами – 5 минут на 20 задач (в каждой надо выбрать из 12 чисел 2, в сумме дающие 10), и им платили по 50 центов за каждую верно решенную задачу. Через 5 минут участников из обеих групп просили сообщить, сколько задач они решили. Они могли соврать, завысив результаты. Как и в других экспериментах, посвященных аморальному поведению и описанных в предыдущих главах, у нас была возможность определить, кто из участников завысил результаты и насколько. Как думаете, участвуя в эксперименте, стали бы вы завышать результаты?

Возможно, стрелка вашего морального компаса и не дрогнула бы. Но, как выяснилось, о наших участниках этого сказать нельзя – примерно половина, если взять среднее значение по обеим группам, завысила результаты. Что намного интересней, уровень освещения в комнате значительно увеличил вероятность лжи: в темной комнате 61 процент участников завысил результаты, а в светлой – только 24 %. Другими словами, 8 флуоресцентных ламп уменьшили склонность участников к аморальному поведению на 37 %. Это весьма существенная разница, особенно если учесть тот факт, что задание, которое мы с Ванессой и Чен-Бо использовали, было совершенно анонимным. Единственное различие между комнатами заключалось в уровне освещенности.

Полученные результаты подтверждали исходный прогноз, но нам хотелось исследовать глубже. Мы предположили, что, кроме реальной анонимности, темнота может вызывать чувство, называемое «иллюзорной анонимностью». Этот тип анонимности тоже может ослаблять моральные преграды, побуждая лгать и мошенничать. Люди, попавшие в комнату с тусклым освещением, ощущают свою анонимность не потому, что другие не способны увидеть или узнать их в темноте (это явно не так), а потому, что распространяют на ситуацию собственный опыт пребывания в темноте. Люди хуже видят во мраке; они могут неосознанно обобщить этот опыт и предположить, что окружающим сложно увидеть их и то, чем они занимаются. Причем это убеждение распространяется и на случаи, когда предполагаемые наблюдатели вообще находятся в другом месте (скажем, в соседней комнате). Мы предположили, что это похоже на поведение маленьких детей, закрывающих глаза и искренне верящих, что никто их не видит. Так и мы, находясь в темноте, полагаем, что она защищает нас от пристального внимания окружающих. Поскольку люди часто не видят дальше собственного носа, эта теория показалась нам вполне жизнеспособной. Если это так, то эффект, подобный тому, что мы наблюдали в первом эксперименте, можно получить, не только изменяя уровень освещения в комнате.

Для следующего этапа исследования мы пригласили 86 студентов из Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл. Им предстояло участвовать в эксперименте, за который каждому участнику платили 5 долларов, и у каждого имелась возможность заработать дополнительные 6 долларов. Половину участников попросили на время эксперимента надеть темные очки, а половину – очки с незатемненными линзами. Затем студентам сообщали, что они будут работать в паре с другим участником (хотя на самом деле это был экспериментатор), находящимся в соседней комнате. Они должны были общаться с напарником лишь при помощи интернета. Участники знали, что не увидят напарника и не узнают, кто он такой.

Понятно, что, когда вы в солнцезащитных очках, это не сказывается на зрении окружающих, особенно если они на вас вообще не смотрят. Однако мы ожидали, что относительная темнота, возникшая благодаря темным очкам, вызовет чувство иллюзорной анонимности и повлияет на этичность поведения участников. Параметром для измерения уровня «неэтичности» было то, насколько честно участники разделят деньги между собой и своим партнером.

Каждому участнику выдавали 6 долларов, которыми надо поделиться с партнером. Партнер не мог оспорить результаты дележки, а участникам сказали, что они могут забрать деньги, которые оставили для себя. Хотя мы и сообщили, что роли («отправителя» и «получателя» денег) распределены произвольно, но на самом деле в эксперименте все играли роль отправителей. После того как участники заканчивали с дележкой, их просили ответить на несколько вопросов о том, насколько анонимными они чувствовали себя во время эксперимента.

Участники могли предложить партнеру любую сумму, от нуля до шести долларов. В среднем они предлагали два доллара 35 центов, чуть меньше, чем при равной дележке. И размер предлагаемой суммы зависел от того, носили участники солнцезащитные очки или нет: участники в темных очках в среднем предлагали меньше двух долларов, а участники в очках с незатемненными линзами – почти три. Участники в темных очках предлагали явно неравный дележ, а те, кто был в очках с прозрачными линзами, поступали значительно справедливей. Как мы и предсказывали, солнцезащитные очки повлияли на психологическое состояние участников: они ощущали бо2льшую анонимность, чем те, кто носил очки с незатемненными линзами. Хотя темнота была лишь относительной и не давала настоящей анонимности, она тем не менее увеличивала частоту аморальных поступков.

Так что же насчет морального компаса? Он, конечно, указывает верное направление, однако внешние факторы воздействуют на него, готовы мы признать это или нет. В повседневной жизни мы очень часто сталкиваемся со «слегка» аморальными поступками – к примеру, когда люди встают в экспресс-очередь со слишком большим количеством покупок, или проходят без очереди в кино, или врут, почему опоздали на встречу, или берут домой канцелярские принадлежности из офиса, или дают завышенные отчеты о расходах. К этому можно добавить и более неприглядные поступки, например, те, что привели в последние годы к банкротству многих компаний.

В последние 10 лет в прессе все чаще освещались вспыхнувшие в деловом мире скандалы, и это заставило ученых задуматься, когда и отчего люди преступают границы морали. Эмпирические доказательства свидетельствуют: мы лжем и мошенничаем куда чаще, чем готовы признать. В то же время мы пытаемся выглядеть положительными индивидами, а моральные ценности – центральная составляющая нашего представления о себе. Нам нравится считать себя честными и добропорядочными, мы искренне верим в собственную добродетель. Как же объяснить явное противоречие между нашим желанием быть достойными людьми и поведением, демонстрирующим обратное?

В описанном выше примере очередной внешний фактор (темнота) активно повлиял на решения людей и заставил их уклониться от моральных ориентиров. В этой главе я сосредоточусь на морали – той сфере, где человеческое поведение не должно существенно меняться под влиянием обстоятельств; однако, хотя нам хочется быть хорошими и честными, стрелка морального компаса зачастую отклоняется под влиянием внешних факторов – пускай даже на время.

Это очень ярко показано в современной интерпретации одной библейской истории. В начале 1960-х гг. Джон Дарли из Принстонского университета и Дэниел Бэтсон из Канзасского университета – двое ученых, сделавших серьезный вклад в социальную психологию, – решили проверить в современных условиях притчу о добром самаритянине . Как вам, вероятно, известно, в этой притче рассказывается об иудее, путешествующем в город Иерихон. После нападения бандитов он, полумертвый, остается лежать на обочине дороги. Первыми, кто проходят мимо, оказываются священник и храмовый служитель, и они ничем не помогают бедняге. Затем рядом с несчастным останавливается самаритянин (а самаритяне были известны своей ненавистью к иудеям) и предлагает ему помощь. Мораль этой истории вполне очевидна: мы должны отбросить в сторону предрассудки и проявлять сочувствие к другим независимо от своих религиозных убеждений. Однако Дарли и Бэтсона интересовало, можно ли по-иному истолковать поступки священника и храмового служителя. Ученые предположили, что, поскольку и священник, и служитель были важными общественными персонами, они, возможно, спешили на собрание. С другой стороны, у самаритянина, вполне вероятно, не имелось никаких неотложных обязательств – никто не ждал его в определенном месте в определенное время.

Может, священник и служитель настолько спешили, что не заметили нуждавшегося в помощи человека? Никакой возможности подтвердить или опровергнуть, кроме одной – воспроизвести библейскую историю. Дарли и Бэтсон именно так и поступили. Исследователи набрали 67 студентов из Принстонской богословской семинарии. Студентам сообщили, что они будут участвовать в исследовании, посвященном религиозному образованию и призванию. Участникам надо было заполнить личностный опросник, а затем провести небольшое выступление в соседней комнате. Половине студентов дали задание рассказать, какие вакансии имеются для выпускников семинарии. Другие должны были обсудить притчу о добром самаритянине. Всем дали несколько минут на то, чтобы ознакомиться с необходимыми материалами и подготовить речь.

Затем экспериментатор сообщал студентам, что выступать они будут в другом здании с более просторными аудиториями. Экспериментатор выдавал студентам карту кампуса и объяснял, как дойти до нужной аудитории (обозначенной как «лаборатория профессора Штайнера»), где будет записываться их доклад. После этого им давали дополнительные инструкции. У обеих групп (и той, которой надо было рассуждать о добром самаритянине, и той, которая должна была сделать доклад о трудоустройстве) было три варианта инструкций. Вариант «очень срочно» выглядел так: экспериментатор глядел на часы и говорил: «Ох, вы уже опаздываете. Они ждут вас через пару минут. Надо поторапливаться. Ассистент уже должен вас ждать, так что лучше поспешите. Это займет не больше минуты…» В варианте «не очень срочно» участникам говорили: «Ассистент уже ждет вас, так что, пожалуйста, отправляйтесь прямо туда». И наконец, группе «без спешки» говорили: «Нам нужно еще несколько минут на подготовку, но вы можете уже пойти туда. Если вам и придется подождать, то недолго». Таким образом, некоторые из студентов выходили из офиса с мыслью, что надо как можно скорее добраться до аудитории, другие не так спешили, а третьи не спешили вообще. С помощью этих манипуляций ученые могли выявить и влияние темы, которую участники получили для своей речи, и влияние спешки на желание оказать помощь ближнему.

По дороге в лабораторию студенты шли по переулку, где им выпадала возможность помочь человеку. Некий мужчина (ассистент ученых) лежал на пороге дома, закрыв глаза, скрючившись и судорожно кашляя. Так останавливались ли участники эксперимента, чтобы помочь больному человеку? Проявили ли они себя как добрые самаритяне?

В среднем меньше половины студентов семинарии остановились, чтобы помочь. Более того, некоторые просто переступили через больного! Еще интересней то, что спешка значительно влияла на поведение участников. В группе «совсем не срочно» 63 % студентов предложили человеку свою помощь. В группе «не очень срочно» помогли 45 %. И наконец, в группе «очень срочно» остановились, чтобы помочь, только 10 %. Тема доклада тоже повлияла на поведение. Из тех, кому предстояло говорить о вакансиях и карьере, остановились только 29 %; из тех, кому надо было говорить о добром самаритянине, остановились 53 %.

Результаты показывают: даже небольшие особенности могут заметно влиять на поведение. И вспомните: все участники были семинаристами, а значит, религиозными людьми. С помощью личностного опросника, заполненного студентами, как раз и определялась степень их религиозности. И знаете что? Когда Дарли и Бэтсон сравнили влияние этой личностной черты и ситуации (насколько спешили студенты и размышляли ли они об истории с самаритянином), оказалась, что религиозность очень мало повлияла на поведение. Внешние факторы практически свели на нет выдающееся личное качество. Даже студенты семинарии (предположительно очень достойные люди) совершенно спокойно проходили мимо больного, упавшего в дверях человека, когда спешили по своим аудиториям.

Когда видишь, до какой степени люди способны рационализировать свои аморальные поступки, это крайне отрезвляет. Подумайте о солдатах нацистской Германии, приводивших в исполнение приказ уничтожить 6 миллионов евреев во время Второй мировой войны, или, что ближе по времени, об американских солдатах, по приказу командования мучивших и унижавших заключенных в тюрьме Абу-Грейб в Ираке. Психологи пытались объяснить такое поведение с помощью серии широко известных экспериментов, проведенных в 1960-х гг. В одном знаменитом исследовании Стэнли Милгрэма участники должны были бить током студента (на самом деле ассистента ученого) всякий раз, когда тот давал неверный ответ на вопрос . Все участники эксперимента Милгрэма – вполне уравновешенные, добропорядочные люди – с готовностью пытали электрошоком своих жертв, которые, по всей видимости, испытывали сильную боль, жаловались на проблемы с сердцем и даже теряли сознание. Более 60 % участников доходили до самого сильного напряжения при ударе током. Эти результаты показывают, что под давлением ситуации все мы способны на поступки, далеко выходящие за пределы повседневных представлений о морали.

Давайте оставим пока в стороне темноту, спешку и влияние авторитетной фигуры и подумаем о другом внешнем факторе, который может повлиять на этичность наших решений: наличие ресурсов.

Несколько лет назад коллега поделился со мной любопытной историей. Он был преподавателем в широко известном университете. Как и большинство ученых, занятых академической работой, он иногда использовал офисный телефон для консультаций (не входивших в его университетские обязанности), а иногда пользовался служебным FedEx для отправки писем и посылок друзьям и членам семьи. Еще он периодически брал бумагу из офисного ксерокса домой для личного использования. По всей вероятности, такое поведение нарушало неписаные правила поведения в университете или даже противоречило официальным правилам. Учитывая эту возможность, примерно раз в 6 месяцев профессор подсчитывал, сколько университетских денег потратил в личных целях, и выписывал чек на эту сумму на имя университета. Впечатляет, не так ли?

Затем профессор перешел на работу в другой университет. Хотя, как и в прошлый раз, это было очень уважаемое заведение, кое-что в нем заметно отличалось: у этой школы явно было больше средств. Это было заметно по стоявшим в коридорах бесплатным кофейным и продуктовым автоматам, по набитым до отказа шкафчикам с канцелярскими принадлежностями и другим приятным бонусам, отсутствовавшим на его прежней работе. В новом университете жизнь моего коллеги потекла по привычному руслу. Иногда он звонил клиентам из офиса, иногда пользовался почтовой системой учебного заведения для отправки личных писем и посылок. Его поведение изменилось в одном: он больше не выписывал чек университету, чтобы покрыть персональные расходы. В конечном счете новый университет так богат, что вряд ли мелкие потери хоть как-то на нем скажутся.

Когда коллега рассказал мне свою историю, я работала над исследовательским проектом, посвященным именно этому феномену: как кажущееся обилие ресурсов может влиять на наши моральные ориентиры и поведение. Нас с Ламаром Пирсом интересовал особый вид изобилия: жестокие и равнодушные деньги. Вдохновленные историей о Робин Гуде, мы хотели узнать, может ли чужое богатство побуждать людей к бесчестным поступкам. В первых экспериментах мы решили, что в качестве манипуляции ресурсом будем изменять количество денег, находившихся в лабораторной комнате, в то время как возможность нажиться бесчестным путем останется неизменной.

Для одного из опытов мы пригласили в лабораторию 53 человека. Им сообщили, что они примут участие в эксперименте, посвященном связи между восприятием и творческими способностями. Эксперимент проходил в двух соседних комнатах. В коридоре мы случайным образом распределили участников по комнатам, а заодно и по двум группам – «богатой» и «бедной». Войдя в аудиторию, участники отчетливо видели, что на столе, стоящем в центре комнаты, лежит куча денег. Когда участники проходили мимо стола, то в обеих группах экспериментатор протягивал каждому пачку из 20 4-долларовых купюр. Участникам говорили, что в зависимости от достигнутых результатов они должны заплатить себе из этих денег по окончании эксперимента. В «богатой» группе экспериментатор раздавал деньги из огромной груды наличности – примерно 7000 долларов в настоящих однодолларовых купюрах. В «бедной» группе денег, лежавших на столе, хватало ровно на вознаграждение участникам. Получив деньги, участники рассаживались за индивидуальными столами. Столы были расставлены так, что участники не могли видеть ответов соседей, зато видели стол с грудой наличности (в «богатой» группе) или же стол, где лежали деньги (в «бедной»).

Затем экспериментатор сообщал участникам, что им предстоит сыграть в словесную игру, проходящую в несколько раундов. В каждом раунде участникам надо было составить из семи букв как можно больше слов и записать в выданной рабочей тетради. В конце эксперимента требовалось анонимно записать количество слов, корректно составленных в каждом раунде, на специальном листке, лежащем перед каждым на столе. Рабочие тетради следовало сложить в запечатанный ящик, стоявший в передней части комнаты, а затем сдать листки с ответами экспериментатору. Участников также проинформировали, что ни на тетради, ни на листках с ответами нет никаких данных, позволяющих их идентифицировать. В дополнение сообщили, что за каждый раунд, в котором они сумели составить больше 12 слов, они получат по 3 доллара (мы провели пилотный эксперимент и обнаружили, что за отведенное время это сделать достаточно трудно).

После первого пробного раунда участники завершили 8 игровых раундов. В каждом они получали 7 букв и должны были за 2 минуты составить из них слова согласно определенным правилам (в словах должно было быть больше двух букв и т. д.). Мы с Ламаром разработали систему, позволявшую проследить, завысили ли участники свои результаты: в последнем раунде каждому выдавали уникальную комбинацию букв, по которой можно было сличить рабочие тетради участников и их листки с ответами. По завершении работы участники имели время перепроверить написанное, заполнить листки с ответами и заплатить себе из отведенной суммы. Согласно инструкции, они должны были взять причитающиеся им деньги, а оставшуюся сумму и листки с ответами сдать экспериментатору перед тем, как покинуть комнату.

Представьте, что вы участник и попали в «богатую» группу. Всего пару минут назад вы прошли мимо большой кучи денег, а прямо сейчас, когда выполняете задание, она нагло смотрит вам в лицо. Когда приходит время сдать листок с ответами, вы обнаруживаете, что справились с задачей только в 2 раундах из 8. В трех других вы почти достигли цели, но составили не по 12 слов, а по 10. Как вы поступите? Быть может, вместо 2 раундов запишете за собой 4–5?

Возможно, трудно представить, как вы повели бы себя в такой ситуации. Расскажу, что произошло во время эксперимента. Груда наличности произвела потрясающий эффект: примерно 85 % участников из «богатой» группы завысили свои результаты хотя бы в одном раунде, а в «бедной» это проделали 39 % участников. Денежное изобилие привело к тому, что в «богатой» группе было в 2 с лишним раза больше случаев мошенничества.

После пилотных и начальных экспериментов, проведенных в Университете Карнеги – Меллон, нам с Ламаром захотелось попробовать воспроизвести результаты в другой ситуации и с другими группами населения. Обговорив детали, мы решили провести следующий эксперимент в Гарварде (поскольку раньше я работала там и знала что и где), и я должна была сделать это самостоятельно. Как вы помните, для исследования требовалось немало денег. Мы некоторое время обдумывали этот вопрос, после чего решили, что лучше будет поехать с наличностью, а не класть деньги на свой счет, чтобы потом снять их в Бостоне (мы с Ламаром все еще дискутируем, кому принадлежала идея. Я помню, что ему, а он говорит, что это было общее решение!). Дело кончилось тем, что я отправилась из Питтсбурга в Бостон, а в моем чемодане лежало 7000 однодолларовых купюр. Меня не покидало опасение, что чиновники управления транспортной безопасности могут при проверке в аэропорту заинтересоваться этим чемоданчиком. Однако в результате допрашивали меня не ребята из УТБ, а мой парень (и теперешний муж). В то время он жил в Бостоне и долго не отставал от меня с расспросами после того, как, открыв один чемодан, обнаружил там кучу денег. Похоже, его крайне озаботило, что я намерена с ними делать – и с какого сорта женщиной он вообще связался.

Но хорошо то, что хорошо кончается. Грег купился на мою (совершенно правдивую!) историю, и мы с Ламаром успешно воспроизвели свои результаты в Гарварде и других университетах.

Если представится возможность, мы нарушаем законы морали, однако наше положительное представление о себе от этого не меняется. Отчасти это может объясняться тем, что, размышляя над своим поведением, мы всегда находим себе оправдания. Представьте, к примеру, что вы споткнулись на виду у коллег, вызвав у них приступ здорового смеха. Это может изменить ваше представление о себе в негативном направлении («какой я неуклюжий»), не изменить вообще («должно быть, пол скользкий, ведь обычно я не спотыкаюсь») и, что самое любопытное, склонить к позитивной трактовке («мои друзья решили, что я настоящий комик!»). Интерпретируя свое поведение, каждый из нас может выбрать один из трех вариантов. Особенно интригует позитивный, потому что свидетельствует об особом типе самооправданий, следующих за недостойным или постыдным поведением, – о самообмане.

Самообманом мы занимаемся тогда, когда наше представление о себе изменяется в лучшую сторону не вопреки недостойным поступкам, а благодаря им. Как однажды написал Демосфен (384–322 гг. до н. э.), выдающийся афинский государственный деятель и оратор, – «нет ничего легче самообмана. Ведь то, чего мы желаем, и кажется нам истиной». Возьмем, к примеру, спорт. В течение последних 10 лет пресса постоянно подкармливает спортивных фанатов новостями и сплетнями об атлетах, принимающих стероидные препараты. Недавно питчера Главной бейсбольной лиги Энди Петитта обвинили в использовании человеческих гормональных факторов роста – запрещенного лигой вещества. Петтит публично признался, что использовал препараты, однако заявил, что сделал это не для того, чтобы «получить преимущество перед другими спортсменами» или «стать сильней, быстрей и дальше бросать». Он пояснил, что принимал медикаменты, дабы поскорей оправиться от травмы и «не подвести [свою] команду». Проанализировав свое поведение, Петтит интерпретировал его в позитивном ключе, причем и для себя, и для спортивной общественности. Таким образом, он превратил нарушение правил в достойный поступок игрока, заботящегося о своих товарищах по команде.

Вот другой пример того, как работает самообман. Пожалуйста, подготовьтесь к тому, чтобы ответить на 10 вопросов, обозначенных на рис. 9–1. Как вы убедитесь, это вопросы средней сложности. Пока вы думаете над ответами, представьте, что за каждый верный ответ получите один доллар. Всего за пару минут вы можете заработать десятку. Неплохо, да?

1. Какая африканская река самая длинная в мире?

2. Как называется столица и самый крупный город Японии?

3. По периметру какого океана расположено «огненное кольцо»?

4. В каком из американских штатов находится Атлантик-Сити?

5. Как называется самый высокий в мире горный хребет?

6. Как называется самая высокая гора в Южной Америке?

7. В каком из американских штатов находится лыжный курорт Аспен?

8. Как называется столица Австралии?

9. С каким морем граничат Швеция, Дания, Польша и Финляндия?

10. Какая из бывших колоний Великобритании называлась Бечуаналендом?

А теперь, когда вы прошли тест, позвольте спросить – на сколько вопросов вы ответили правильно?

Как вы могли заметить, я поместила ответы в нижней части страницы, чтобы вы могли быстрее оценить результаты. Так часто делают в газетах, где печатают тесты или кроссворды. Скажите честно – вы подглядывали в ответы, отвечая на вопросы? И, если да, взяли ли это в расчет, суммируя результаты теста?

Может, вы смотрели лишь на вопросы. Но, как выяснилось, большинство людей испытывают искушение «только одним глазком» взглянуть на напечатанные внизу ответы. Когда я училась в начальной школе, меня лично так и подмывало взглянуть на ответы к заданию по арифметике, которые давал нам учитель. Учитель давал их нам затем, чтобы мы продолжали работать, если полученный нами ответ не сходился с верным решением. Но я порой использовала ответы просто для того, чтобы улучшить собственные отметки.

Тесты, похожие на тот, который вы только что прошли, мы с коллегами Зои Чэнс (из Йельского университета), Майком Нортоном и Дэном Ариэли использовали в экспериментах по самообману. Нам хотелось исследовать ситуацию, где мошенничество ведет к самообману.

Для платного участия в эксперименте мы набрали 131 студента из Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл. Участники отвечали на 10 вопросов теста средней сложности, похожих на те, на которые только что ответили вы (например: «Сколько американских штатов граничат с Мексикой?» и «В каком из американских штатов находится гора Рашмор?»). Вознаграждение участников зависело от результатов теста (по одному доллару за верный ответ). В тестах половины участников ответы давались внизу страницы (группа «с ответами»), а вторая половина ответов не получала (контрольная группа). Завершив тест и оценив свои результаты, участники должны были просмотреть второй похожий тест и предположить, на сколько вопросов ответят правильно. На сей раз ответы не видел никто из участников. Затем их просили пройти второй тест, где они снова получали по доллару за верный ответ.

Поскольку вы только что проходили тест с ответами, то, вероятно, понимаете, как трудно не подглядывать. Поэтому мы ожидали, что участники из группы «с ответами» завысят свои результаты по первому тесту. Действительно, так и произошло: в первом тесте у участников из этой группы было больше верных ответов (в среднем около 9), чем у участников из контрольной группы (примерно 6). И, что интереснее, участники из группы «с ответами» предположили, что во втором тесте дадут 8 верных ответов, а участники из контрольной группы предсказали, что правильно ответят только на 6 вопросов. Реальные результаты участников по второму тесту – в среднем около 5 правильных ответов – были одинаковыми в первой и второй группах. Полученные данные указывают на то, что участники из группы «с ответами» поддались самообману, представив себя более знающими людьми, чем выявил второй тест.

Таким образом, присутствие ответов и улучшает результаты участников, и подталкивает людей к самообману – а именно создает у них позитивное представление о себе («Я отлично справляюсь с такими тестами»), несмотря на то что негативная информация указывает на прямо противоположное («Я видел ответы»). Наши открытия также показывают, как легко возникает самообман, который впоследствии может обойтись очень дорого. Например, если вы справились с экзаменом при помощи шпаргалки, но решили при этом, что очень умны, то, возможно, в будущем потратите недостаточно времени на подготовку к дальнейшим экзаменам.

Самообман достаточно неприятен как личностная черта, но еще больше проблем он может вызвать, когда усугубляется внешними обстоятельствами. В частности, мы с Зои, Майком и Дэном решили проверить влияние одного фактора – социальной обратной связи. Мы проверили, может ли обратная связь усиливать самообман, на группе из 136 студентов Университета Северной Каролины. Схема эксперимента похожа на описанную выше, но мы добавили дополнительное воздействие. После того как студенты завершали работу над первым тестом, но до того, как переходили к прогнозированию своих результатов по второму, участники из обеих групп («с ответами» и контрольной) в произвольном порядке получали или не получали почетную грамоту, где было указано их имя и баллы. Экспериментатор объяснял участникам, получившим грамоту, что такие грамоты выдают каждому, у кого результаты выше среднего. К тому же второй тест в этом эксперименте был длиннее и состоял не из 10, а из 100 вопросов.

Как и в предыдущем эксперименте, участники из группы «с ответами» проявили себя в первом тесте «лучше», чем участники из контрольной группы (в среднем 9 верных ответов в сравнении с 4), а также предсказали более высокие результаты в тесте с сотней вопросов и без ответов (примерно 73 в сравнении с 51). Грамоты также завысили представления участников о будущих успехах. И, что более примечательно, грамоты усилили степень самообмана лишь в группе «с ответами», но не в контрольной группе (см. таблицу 9–1).

У видевших ответы участников представления о своих способностях и результатах будущего теста завышены еще больше в тех случаях, когда их поощряли за отличное выполнение первого теста.

В целом результаты экспериментов показывают: если люди выполняют задание при помощи нечестных махинаций, они принимают свои достижения за признак обширных познаний – а значит, обманывают себя и остаются с неверным представлением о своей способности к дальнейшим действиям. Обратная социальная связь только усугубляет проблему самообмана.

Если отступить на шаг от конкретики и поразмыслить, какая общая проблема выявлена в экспериментах, то, возможно, удастся вспомнить случаи, когда и вы не совсем честно интерпретировали влияние внешних факторов на свое поведение. К примеру, получив замечательный отзыв о своей работе, вы забывали, что другие члены команды значительно облегчили вам задачу. Или, вспоминая об успешной вечеринке, гордились тем, что вы душа компании, совершенно забыв про важный вклад вашей супруги в успех вечера.

Распространенная тенденция положительно интерпретировать информацию о своем поведении не только пестует самообман – часто она проявляется в том, что нам хочется выглядеть достойно в глазах других, не прилагая к этому никаких усилий. Возьмите, к примеру, случай Элиота Спитцера, губернатора штата Нью-Йорк в 2007–2008 гг. До скандала с сетью проституции, где Спитцера изобличили как «Клиента № 9», этот влиятельный и уважаемый политик активно влиял на развитие общества и яростно преследовал организованную преступность, коррупцию в правительственных кругах и даже проституцию. Похоже, собственные незаконные поступки казались Спитцеру менее предосудительными, чем преступления других людей. Сходным образом бывший сенатор Джон Эдвардс, сделавший акцент в президентской кампании на свой идеальный брак и семейную жизнь, имел ребенка на стороне от женщины-видеооператора, с которой у него был роман.

Кажется, что это единичные и вопиющие примеры того, до какой степени мы можем поддаться самообману в области морали. Однако убедительные эмпирические доказательства свидетельствуют об обратном. Люди зачастую склонны к «моральному лицемерию» – то есть мы пытаемся выглядеть добропорядочными, не прикладывая к этому никаких усилий . Философы подметили эту тенденцию уже несколько столетий назад. К примеру, Иммануил Кант писал, что человеческое поведение объясняется самолюбием, а отнюдь не нравственными началами: «Нам нравится льстить себе, считая мотивы наших поступков более благородными, чем есть на самом деле… Беспристрастный наблюдатель, не путающий даже самые благие намерения с их подлинной реализацией, может усомниться – а существует ли хоть где-то в этом мире истинная добродетель…» (сек. 2, парагр. 2) .

Психолог Дэниел Бэтсон и его коллеги с помощью серии изящных экспериментов проверили, склонны ли люди к моральному лицемерию. В одном из этих экспериментов каждого участника просили выделить себе одно из двух заданий. При этом им сообщали, что другой (на самом деле несуществующий) участник обязан будет выполнить второе . «Хорошее» задание заключалось в том, чтобы принять участие в лотерее, где можно выиграть небольшой денежный приз (30 долларов), не прилагая ни малейших усилий! Нейтральное задание представляло собой «довольно однообразную и скучную работу» без шанса на приз. Перед тем как участники делали выбор, им говорили, что большинство людей прибегают в таких случаях к самому справедливому способу – бросают монетку. С помощью этой информации экспериментатор напоминал участникам о моральных ориентирах. Каждый участник затем мог решить, бросать монету или нет, затем бросал монету (если выбирал этот вариант) и сообщал о результатах. Примечательно, что единственным человеком, видевшим, какой стороной упала монета, был сам участник. И наконец, участникам надо было оценить, насколько справедливой процедурой они воспользовались при распределении заданий.

Как, по-вашему, вы поступили бы в такой ситуации? Стали бы бросать монету? А что, если в результате броска вам досталось бы скучное задание?

Большинство участников эксперимента приняли решение бросить монету. И 90 % «получили» хорошее задание. Это распределение интересно по двум причинам. Во-первых, оно сильно отклоняется от 50-процентной вероятности, которую мы можем ожидать при случайном броске. Во-вторых, 90 % тех участников, что решили не бросать монету, выбрали для себя хорошее задание. Таким образом, вполне вероятно, что некоторые из участников, решивших бросить монету и получивших нежелательный результат (необходимость выполнять скучное задание), солгали, сказав экспериментатору, что получили желанный результат.

А вот и еще одно любопытное открытие: при оценке моральности своих поступков участники, бросившие монету, сочли свое решение намного более справедливым, чем те, кто отказался бросать монету (7,11 в сравнении с 3,56 по 9-балльной шкале). Таким образом, совершив (с большой вероятностью) жульническую махинацию, участники уверенно посчитали свое поведение этичным. Другими словами, их представление о себе подпадает под определение «морального лицемерия».

В деловой и профессиональной жизни границы между правильным и неправильным часто размываются, особенно когда мы стремимся к краткосрочным выгодам, скажем к продвижению по службе или финансовой прибыли. Результаты исследований морального лицемерия показывают, что наше представление о собственном поведении тоже может быть весьма размытым до такой степени, что мы не осознаем аморальности собственных поступков. Так является ли моральное лицемерие нашей природной, прирожденной чертой?

Чтобы ответить, мы с коллегами Марко Пиовесаном (из Копенгагенского университета), Натальей Монтинари (из института Макса Планка в Германии) и Майком Нортоном провели широкомасштабный эксперимент с детьми. Мы отправились в Италию и набрали для участия в эксперименте почти 600 детей в возрасте от 6 до 11 лет из 10 школ на севере Италии.

Мы применили простую схему, похожую на ту, что использовали Бэтсон и его коллеги для проверки морального лицемерия взрослых. Мы попросили каждого ребенка разделить два приза: один взять себе, а второй отдать другому участнику (дети не знали, какому именно). «Хороший» приз представлял собой толстый цветной маркер, а «плохой» – обычный карандаш. Для распределения призов дети могли использовать два способа: либо сразу выбрать приз, либо втайне от всех бросить монету, чтобы принять решение. Детей, выбравших бросить монету, просили один раз сделать это за экраном, скрывавшим участника от посторонних, а затем записать результат на листке бумаги и отдать листок экспериментатору.

Как думаете, сколько процентов детей решило бросить монету и зависело ли это от возраста? И наконец, считаете ли вы, что дети вели себя иначе, чем взрослые в экспериментах Бэтсона?

Мы обнаружили, что процент детей, решивших бросить монету, увеличивался с возрастом – от 37 % среди шести– и семилетних до 47 % среди восьми– и девятилетних и до почти 67 % среди десяти-одиннадцатилетних. Но отражала ли тенденция искреннее желание поступить справедливо – или только желание сделать свой поступок справедливым в глазах окружающих, как предположили мы? Чтобы проверить, нам надо было показать следующее: первое – что дети намного сильнее хотели получить «хороший» приз, а это могло привести к желанию сжульничать, бросая монету; второе – что дети подделывали результаты, чтобы получить «хороший» приз.

Чтобы подтвердить первый пункт, мы проанализировали результаты у детей, решивших не бросать монету и немедленно выбрать приз. «Хороший» приз выиграл с огромным отрывом – его выбрали 90 % детей вне зависимости от возраста. Таким образом, во всех возрастных группах у детей было основание подделать результаты, чтобы получить «хороший» приз. Для проверки второго пункта мы проанализировали поведение детей, решивших бросить монету. Примерно 62 % написали в листке с результатами, что выиграли «хороший» приз, – доля, превышающая 50-процентную вероятность при честном броске. Процентное соотношение тех, кто получал в результате броска «хороший» приз, не менялось во всех возрастных группах.

Во всех проверенных возрастных группах процент эгоистов оставался постоянным, однако следует отметить, что даже шестилетние дети понимали: следует прятать эгоистические побуждения под маской справедливости. Таким образом, по мере взросления усиливается желание выглядеть справедливым – а вместе с ним и частота неэтичных поступков, – но не само стремление к справедливости. Как показало предыдущее исследование самообмана, при малейшей возможности (такую роль играл выбор – решить немедленно или бросить монету) мы интерпретируем свое поведение в выгодном для себя свете. И постигаем это искусство в очень раннем возрасте.

В этой главе я показала, как незаметные, на первый взгляд, внешние факторы могут влиять на наши решения. В то время как в предыдущих главах речь шла в основном о ситуациях из личной и деловой жизни, здесь я специально сосредоточилась на силах, побуждающих нас совершать неэтичные поступки – даже тогда, когда мы этого не замечаем.

Порой кажется, что и дня не проходит, чтобы какого-нибудь политика, или кинозвезду, или профессионального спортсмена, или акулу делового мира не уличили в нечистых махинациях – не говоря уже об «обычных» людях, творящих невообразимые вещи. Как я показала в этой главе, малейшее свидетельство нашего недостойного поведения превращает нас в замечательных сочинителей. Мы с легкостью находим оправдания нашим поступкам и заметаем следы . Вспомните хотя бы обсуждавшийся ранее пример с Энди Петтитом, оправдывавшим свое поведение тем, что это принесло пользу его команде. Вдобавок внешние силы помогают нам чувствовать себя так, будто мы не сделали ничего плохого, хотя это и неправда . Как мы узнали, темнота дает нам ощущение анонимности, что усиливает аморальное поведение, а большое количество денег помогает рационализировать бесчестные поступки, от которых в другой ситуации мы, возможно, сумели бы воздержаться.

Описанные выше эксперименты подводят нас к девятому тезису, помогающему не свернуть с избранного пути:

Этот тезис свидетельствует: лучший способ поддерживать высокие моральные стандарты – всегда помнить о них и неизменно им следовать, особенно в этически неоднозначных ситуациях. По сути, достаточно просто напомнить себе о них в подходящий момент, и тогда они вновь станут очевидными. Чтобы понять, что я имею в виду, подумайте о тех случаях, когда вам приходилось подавать письменные отчеты – скажем, заполнять налоговые декларации или отчеты об издержках. Обычно в таких ситуациях вы подписываете бланк отчета после того, как заполнили. Но что, если бы вас попросили подписать форму перед заполнением?

Мы с коллегами Лизой Шу, Ниной Мазар из Торонтского университета, Дэном Ариэли и Максом Базерманом исследовали этот вопрос в полевом эксперименте, проведенном со страховой компанией в одном из юго-восточных штатов. В этом исследовании мы использовали формы по пересмотру автомобильных страховок, которые рассылаются клиентам в конце года. От клиентов требуется точно, по счетчику записать пробег каждого автомобиля, застрахованного по данному полису, плюс некоторое количество дополнительной информации. Обратите внимание, что у владельцев полиса есть финансовый стимул скостить пробег: чем меньше миль проехала машина, тем меньше страховые взносы. Перед ними встает дилемма: либо верно указать пробег по одометру, либо солгать, уменьшив пробег, без риска, что ложь обнаружится.

Мы произвольно разделили клиентов фирмы на две группы. Все они получали форму, включавшую в себя следующее подтверждение верности данных: «Я гарантирую, что предоставляемая мной информация верна». В одной версии клиентов просили подписаться после заполнения формы. В другой просили подписаться наверху бланка до того, как они начнут заполнять его. Во всем остальном формы были идентичны. Мы получили 13 488 страховых форм в общей сложности на 20 741 машину и сравнили показания одометров в двух экспериментальных группах. Как и ожидалось, пробег (основанный на показаниях счетчика) был значительно выше у клиентов из той группы, где надо было подписаться наверху бланка (в среднем 26 098 миль), чем у тех, кто подписался внизу (в среднем примерно 23 671 миля). Это дает нам разницу в 2428 миль на одну машину в год. Изменив место для подписи, мы на 10,25 % повысили показания пробега машин по сравнению с обычными бланками, где надо было подписываться внизу. Эта простая мера послужила эффективным напоминанием об этических стандартах и сильно повлияла на готовность клиентов компании подделать данные в годовых отчетах ради собственной выгоды.

Другой способ отполировать наши стандарты до блеска – это как можно чаще их обсуждать. Различные организации сознательно прибегают к этой мере. К примеру, Кэтлин Эдмонд, генеральный инспектор по вопросам нравственности в Best Buy, создала сайт, где персонал может прочесть о политике компании в отношении этически сомнительных поступков и получить инструкции, как лучше уберечь себя от искушения нарушить моральные нормы. Cайт подчеркивает, насколько организация печется о моральном облике сотрудников и, согласно отчетам Best Buy, положительно влияет на поведение персонала.

Может, нам и не нужно подписываться наверху каждого важного документа или изучать все тонкости корпоративной политики, чтобы не отклоняться от моральных ориентиров. Однако в этой главе ясно показано, что стрелка морального компаса часто колеблется под влиянием незначительных обстоятельств. Если мы сможем сделать свои нравственные стандарты более заметными, это поможет нам не сворачивать с избранного пути.