Глава пятнадцатая

– Ты вчера засиделся допоздна.

Эмиль Комо обнаружил Армана на кухне – тот ставил кофейник на стол, где уже стояли тарелка с круассанами и джем. У Армана был счастливый вид, и это не ускользнуло от взгляда старика. Заметил он и пружинистую походку.

– Засиделся.

– И что там у тебя за дела?

Эмиль отхлебнул крепкий ароматный кофе и потянулся за круассаном. Он разломил его пополам, и несколько крошек слоистого теста упали на стол.

– Кажется, я разгадал, что означают эти цифры в дневнике Рено.

– Правда? Что же?

– Вы были правы. В Литературно-историческом обществе он искал вовсе не тело Шамплейна. Я думаю, он искал книги. А эти цифры – каталожные номера. Они относятся к книгам, подаренным обществу в тысяча восемьсот девяносто девятом году.

Эмиль опустил круассан, глаза его загорелись. Следователь никогда не бывает бывшим. Его снедала потребность знать.

– И что это за книги?

– Не знаю. – Гамаш сделал глоток кофе. – Но я знаю, что они были среди книг, подаренных литературно-историческому обществу некой мадам Клод Маршан. Он служила экономкой у семейства Шиники. Шарль Паскаль Телесфор Шиники. Умер в тысяча восемьсот девяносто девятом году. Скорее всего, книги принадлежали ему.

– Шиники, – медленно произнес Эмиль. – Необычная фамилия.

Гамаш кивнул:

– Очень необычная. Я проверял. В наши дни никаких Шиники нет. После завтрака я попытаюсь по данным переписи узнать, жили ли они в Квебеке в прошлом.

– Жили.

Вид у Эмиля был расстроенный. Не то чтобы обеспокоенный, но взволнованный.

– Правда? – спросил Гамаш, глядя на Эмиля.

Тот задумался.

– Не вижу смысла, – наконец заговорил он. – Ты упоминал, что Рено искал книги, принадлежавшие Шиники?

– Я так предполагаю. У него в дневнике выписаны их каталожные номера.

Эмиль почесал шею, его глаза приняли какое-то отсутствующее выражение – он подыскивал приемлемый ответ.

– Не вижу смысла, – снова пробормотал он.

– Вам известна эта фамилия? – наконец спросил Гамаш.

– Да, я знаю эту фамилию, но все это странно.

– Почему?

– Странно, что Огюстена Рено интересовало что-то принадлежавшее Шиники.

Эмиль замолчал, размышляя.

– Кто был этот Шиники? – спросил Гамаш. – Откуда вы его знаете? Он тоже был членом общества Шамплейна?

– Нет, я его не знаю. Почти наверняка не знаю. Насколько мне известно, он к Шамплейну никакого отношения не имеет.

– Так кем же он был?

– Священником, – сказал Эмиль. – Мгновение в истории Квебека. Но в свое время очень громкое мгновение. Недюжинный характер. Известен кампаниями в поддержку трезвого образа жизни. Это было давно – в шестидесятые-семидесятые годы девятнадцатого века. Шиники ненавидел алкоголь, считал, что он ведет к разным социальным и духовным болезням. Насколько мне известно, у него была единственная страсть в жизни – отучить несчастных квебекских рабочих от потребления алкоголя. Некоторое время он был очень знаменит, потом рассорился с католической церковью. Подробностей я сейчас не помню, но он вышел из католицизма и стал ярым протестантом. Ходил по барам и борделям на Пти-Шамплейн в Нижнем городе, пытался убедить пьяниц отказаться от алкоголя. Некоторое время содержал лечебницу неподалеку от города.

– Рено был одержим Шамплейном, а Шиники – отказом от алкоголя, – отметил Гамаш.

Потом покачал головой. Как и его наставник, он не видел связи между отцом Квебека в тысяча шестьсот тридцать пятом году, трезвенником из девятнадцатого века и трупом, найденным три дня назад в подвале Литературно-исторического общества.

Вот разве что книги. Что это были за книги?

– Зачем исследователю Шамплейна могли понадобиться книги, собранные отошедшим от церкви священником? – спросил он, но ответа не получил. – Шиники проявлял какой-нибудь интерес к Шамплейну?

Эмиль недоуменно пожал плечами:

– Нет. Правда, я мало что о нем знаю, и, возможно, то, что я тебе сейчас наговорил, далеко от действительности. Хочешь, чтобы я покопался в этом?

Гамаш поднялся:

– Очень. Но сначала я возвращаюсь в квартиру Рено. Может быть, книги там. Хотите со мной?

– Конечно.

Они надевали теплые зимние куртки, а Эмиль думал, насколько это естественно – подчиняться такому человеку. Когда-то старший инспектор Эмиль Комо принял в свою команду по расследованию убийств молодого агента по имени Гамаш, парня с горящими глазами. Он видел, как с годами редеют волосы у Гамаша, как они седеют, как он обрастает жирком, как у него появляются дети, как он растет по служебной лестнице. Комо повысил его до инспектора. Он видел, как молодой человек занял начальственную должность, заслужив ее. Видел, как более возрастные, более опытные агенты отступают перед ним, ищут его совета, готовы ему подчиняться.

Но Эмиль знал и еще кое-что. Гамаш не всегда оказывался прав. Никто не бывает прав всегда.

Они стали подниматься по холму, дыхание вырывалось из их ртов облачками тумана. Эмиль поглядывал на Армана, а Анри семенил рядом. Выглядит ли он лучше? Стало ли ему лучше? Эмилю казалось, что да, но еще он знал, что самый большой вред наносят внутренние раны. Худшее всегда скрыто от взгляда.

Несколько минут спустя они снова оказались в тесной квартирке, пробираясь между грудами журналов, пачками корреспонденции и мебелью, заваленной книгами и брошюрами.

Они быстро сняли куртки и ботинки, каждый взял себе по комнате, и приступили к работе.

Два часа спустя Эмиль вошел в столовую, в которой наверняка никогда не собирались люди за обедом. Вдоль стен здесь стояли шкафы, а в них – книги в два, а то и в три ряда. Гамаш осмотрел уже половину книг – он брал каждую и, не находя в ней того, что искал, возвращал на место.

Он устал. Два месяца назад такая работа далась бы ему легко, но теперь он почти выдохся. Он видел, что и Эмиль как-то сник. Гамаш откинулся на спинку стула, стараясь не подавать вида, что он на пределе.

– Готовы к перерыву? – спросил он.

Эмиль посмотрел на него с благодарностью:

– Если ты настаиваешь. Я мог бы продолжать целый день, но, если ты хочешь остановиться, я возражать не буду.

Гамаш улыбнулся:

– Merci.

И все же его удивила собственная слабость. Ему удавалось обманывать себя, уговаривать, будто прежняя физическая форма к нему вернулась. Его состояние и в самом деле улучшилось, прибавилось энергии, возвращалась сила, даже дрожание рук вроде бы уменьшилось.

Но если требовалось прикладывать усилия, то он сдувался скорее, чем предполагал.

Они нашли столик у окна в «Ле пти куан латин» и заказали пиво с сэндвичами.

– Что-нибудь нашли? – спросил Гамаш, вгрызаясь в сэндвич с вкусным мясом фазана, салатом и клюквенным соусом.

Перед ним стояло пиво из мини-пивоварни, с пенной шапочкой.

– Ничего такого, чего я не ожидал найти. Две редкие книги о Шамплейне, – Общество с удовольствием получило бы их в собственность, но, поскольку ты был здесь, я не решился их украсть.

– Мудрое решение.

Эмиль наклонил голову и улыбнулся:

– А что у тебя?

– То же самое. Ничего напрямую связанного с Шамплейном или началом семнадцатого века. Ничего про Шиники, про воздержание от алкоголя, ничего связанного с концом девятнадцатого века. Но нужно досмотреть остальное. Любопытно, откуда у него все эти книги.

– Возможно, купил у букиниста.

– Это верно. – Гамаш вытащил из сумки дневник Рено и перелистал его. – Он часто заглядывал в магазины старой книги и на блошиные рынки летом.

– А где же еще найти старые книги? – заметил Эмиль.

Арман Гамаш наклонил голову и прищурился:

– Интересно, а где берут свой товар владельцы магазинов старой книги?

– Покупают у людей, которые переезжают или наводят порядок в доме. На распродажах – покупают оптом. А что?

– Я думаю, когда мы закончим в доме, нужно посетить несколько таких магазинов.

– Ты это к чему? – спросил Эмиль и сделал большой глоток пива.

– Вспоминаю кое-что. Мне об этом сказала Элизабет Макуиртер.

Но тут он взглянул на своего друга. Эмиль пристально смотрел на дневник. Он пододвинул тетрадь к себе и перевернул. Его тонкий палец остановился на странице под четкой записью Огюстена Рено. Под обведенными кружочком и подчеркнутыми словами, под предполагавшейся встречей с Патриком, О’Марой, ДжД и…

– Шином, – сказал Гамаш. – Но никаких Шинов в Квебеке нет. Я думал поспрашивать в китайском ресторане на улице Буад и…

Гамаш оборвал себя и уставился в горящие глаза своего наставника, затем крепко, до боли, зажмурился:

– Не может быть! – Он открыл глаза, посмотрел в дневник. – Неужели? Шин? Шиники?

Эмиль Комо улыбнулся и кивнул:

– А что же еще?

Жан Ги Бовуар взял у Клары чистую тарелку и вытер ее. Он стоял в большой открытой кухне и занимался посудой. Дома он редко делал это, хотя и помогал несколько раз шефу и мадам Гамаш. Ему это не казалось занудным делом. И к его удивлению, не показалось занудным и теперь. Это успокаивало, позволяло расслабиться. Как и сама деревня.

По окончании совместного ланча Питер Морроу вернулся в свою студию и сел за работу, а Клара и Жан Ги остались мыть посуду после супа и сэндвичей.

– Вы успели просмотреть дело?

– Да, – ответила Клара, протягивая ему еще одну мокрую тарелку. – Должна сказать, что все убедительно свидетельствует против Оливье. Но допустим, он не убивал Отшельника. Тогда кто-то другой должен был знать, что Отшельник прячется в лесу. Но как его там могли найти? Мы знаем, что он сам обратился к Оливье, чтобы продавать свои вещи и потому что ему требовалось хоть какое-то общество.

– И ему был нужен кто-то, чтобы исполнял его поручения, привозил из города то, что ему требуется, – сказал Бовуар. – Он использовал Оливье, а Оливье использовал его.

– Взаимовыгодные отношения.

– Вам кажется правильным, когда люди используют друг друга?

– Это как посмотреть. Вот возьмите нас. Всю нашу совместную жизнь Питер обеспечивает меня финансово, но я поддерживаю его эмоционально. Разве это называется использовать друг друга? Наверно, да, но это работает. Мы оба счастливы.

«Так ли это?» – спросил себя Бовуар. Он подозревал, что Клара была бы счастлива почти всюду, а вот ее муж – другое дело.

– Мне это не кажется равенством, – сказал Бовуар. – Оливье приносил Отшельнику еду каждые две недели, а Отшельник за это давал Оливье бесценные вещи. Кто-то оставался обворованным.

Они взяли кофе и перешли в светлую гостиную. Зимний свет свободно проникал через окна; они сели в большие удобные кресла у огня.

Клара наморщила лоб, глядя на пляшущие язычки пламени.

– Но мне кажется, большой вопрос, главный вопрос вот в чем: кто еще знал об Отшельнике? Он ведь долгие годы прятался в лесу, почему вдруг его убивают?

– По нашей гипотезе, Оливье убил его, потому что ездовая дорожка приближалась к домику и Отшельник с его сокровищами вот-вот был бы обнаружен.

Клара кивнула:

– Оливье не хотел, чтобы кто-то еще узнал об Отшельнике и похитил сокровища, поэтому он и убил старика. Под влиянием момента, без всякого плана. Схватил семисвечник и ударил его по голове.

Она слышала все это на процессе и перечитала дело предыдущим вечером.

Она пыталась представить себе, как ее друг убивает Отшельника, и если ее разум противился этому образу, сама она готова была поверить в то, что утверждало следствие. Сомнительно, чтобы Оливье строил планы убить кого-нибудь, а вот в приступе корысти, ярости – да, в это она могла поверить.

После этого Оливье забрал семисвечник. Схватил окровавленную вещь, лежащую рядом с трупом, потому что на ней остались его отпечатки пальцев. Он боялся. Но еще он знал, что эта вещь бесценна. Корысть в сочетании со страхом в один миг привели его к глупому поступку. Это было действие, обусловленное корыстью, а не виной.

Ни судья, ни присяжные ему не поверили. Однако теперь Бовуар должен был по меньшей мере рассмотреть вероятность того, что Оливье хотя и совершил глупость, но говорил правду.

– Что же изменилось? – размышлял вслух Бовуар. – Вероятно, кто-то другой нашел Отшельника?

– Кто-то, долгие годы искавший Отшельника, кто-то обворованный им.

– Но как он его нашел?

– Либо выследил Оливье, либо прошел по расчищенной дорожке, – предположила Клара.

– А это выводит нас на одного из Парра, – сказал Бовуар. – Либо на Рора, либо на Хэвока.

– Это мог сделать и Старик Мюнден. Ведь он и столяр, и резчик. Он мог однажды ночью, забрав поломанную мебель, пойти следом за Оливье. Он и слово мог вырезать. «Воо».

– Но Старик Мюнден профессиональный столяр, – возразил Бовуар. – Я видел его работу. А «Воо» было вырезано любителем. Кто-то просто покромсал дерево ножом.

Клара задумчиво произнесла:

– Может, это был кто-то новенький здесь, может быть, это и изменилось. Убийца, недавно приехавший в Три Сосны.

– Жильберы, – сказал Бовуар. – Это единственные новички.

Марк и Доминик Жильбер, мать Марка Кароль и отец, бросивший семью, – Винсент. Святой мерзавец, знаменитый доктор, который теперь, как это ни странно, жил в лесном домике Отшельника. Бовуар больше не хотел, чтобы убийцей оказался доктор Винсент Жильбер, но в глубине души беспокоился, а вдруг это все же он.

– Я думаю, нам нужно снова поговорить с подозреваемыми, – сказал Бовуар. – Пожалуй, заеду сегодня к Мюнденам – сделаю вид, что хочу присмотреть кой-какую мебель.

– Хорошо. А я попытаюсь поговорить с другими. – Она помедлила. – Убийца мог найти Отшельника и иным способом.

– Каким?

– Может быть, он узнал сокровища, когда Оливье приезжал продавать их. Здесь сказано, – она постучала пальцем по папке, – что Оливье много вещей продавал на интернет-аукционе. Его предложения могли видеть люди во всем мире, включая и жителей Восточной Европы. Что, если кто-то узнал какую-нибудь из вещей и нашел Оливье?

– И увидел, как он ходит к Отшельнику, – подхватил Бовуар. – Я займусь этим.

Он начал понимать, почему старший инспектор Гамаш всегда пытался завоевать доверие тех людей, в сообществе которых произошло преступление. Это давно беспокоило Бовуара, и в глубине души он не одобрял поведение шефа. Это стирало грань между следователем и объектами следствия.

Но теперь он начал сомневаться: а так ли уж это плохо?

Когда он вышел из небольшого дома Клары, снег блестел от солнца, ослепляя его. Бовуар надел солнцезащитные очки.

Рей-Бен. Старая школа. Он их любил, они придавали ему крутой вид в холодные дни.

Он сел в машину, прогрел двигатель, почувствовал, как набирает тепло сиденье под ним. В морозный зимний день это было не хуже секса. Потом он включил передачу и поехал вверх по холму из деревни.

Пять минут спустя Бовуар подъехал к старой ферме. Полицейская бригада была здесь в конце прошлого лета, когда все было в цвету. Вернее, когда цветы уже начали увядать. Растения роняли семена, листья начинали желтеть, а осы допьяна напивались соком перезрелых фруктов.

Но теперь все тут спало мертвым сном, и ферма, прежде полная жизни, казалась заброшенной.

Однако, когда Бовуар медленно подъехал к дому, дверь открылась, и он увидел Жену, которая держала за руку маленького Шарли Мюндена.

Он вышел из машины, и она помахала ему, потом он увидел Старика Мюндена – тот подошел к открытой двери, вытирая о полотенце свои большие, выразительные руки.

– Добро пожаловать.

Жена улыбнулась и поцеловала Бовуара в обе щеки. Его не часто встречали вот так, когда он вел дело. Впрочем, он вспомнил, что сейчас дела не вел.

Как и Старик Мюнден, Жена была молодой, поразительно красивой. Но не в стиле журнала «Вог»; ее красота происходила из бросающихся в глаза здоровья и добродушия. Ее черные волосы были коротко подстрижены, большие темно-карие глаза смотрели дружески. Улыбалась она легко, улыбка в любую минуту была готова сорваться с ее губ, как у Старика или Шарля.

– Входите, а не то замерзнете, – сказал Старик. – Хотите горячего шоколада? – спросил он, закрыв дверь за Бовуаром. – Мы с Шарли только что вернулись – катались на санках – и не откажемся от горячего шоколада.

Шарли, чье личико покраснело с мороза, а глаза горели, посмотрел на Жана Ги, словно они знали друг друга всю жизнь.

– С удовольствием, – согласился Бовуар и пошел за ними в дом.

– Вы уж извините нас за обстановку, инспектор, – сказала Жена, заходя в теплую кухню. – Мы все еще в ремонте.

Об этом можно было и не говорить: кое-где еще виднелась голая кладка, в других комнатах стены были оштукатурены, но не покрашены. Кухня была словно из 1950-х, но сделана неудачно. Безвкусно, а не в стиле ретро.

– Мне нравится, – солгал Бовуар.

Но вот что здесь чувствовалось, так это удобство и тепло. Дом.

– Вы не поверите, – сказал Старик, помогая Жене с горячим шоколадом, – но мы тут много поработали. Посмотрите наверху – там просто здорово.

– Старик, я не думаю, что инспектор приехал к нам, чтобы посмотреть наш ремонт, – рассмеялась Жена.

Она поставила на кухонный стол дымящиеся чашки с горячим шоколадом и к каждой – большую тающую пастилку.

– Мы видели вас вчера в бистро, – сказал Старик. – Габри говорит, что вы приехали отдохнуть. Это хорошо.

Они дружелюбно посмотрели на него. Все было гостеприимно, по-дружески, но Жану Ги хотелось, чтобы это скорее закончилось, хотя он и понимал, что эта молодая пара расположена к нему.

К счастью, их дружелюбие дало ему возможность начать то, для чего он и приехал.

– Да, я не был здесь после смерти Отшельника. Какой удар по сообществу.

– Арест Оливье? – спросила Жена. – Мы никак не можем в это поверить.

– Насколько я помню, вы его хорошо знали, – обратился Бовуар к Старику. – Он дал вам вашу первую работу здесь.

– Да, реставрация и ремонт мебели.

– Гоо, гоо, гоо, – проговорил Шарль.

– Молодец, – похвалила его Жена. – Горячий. Горячий шоколад. Шесть месяцев назад он не говорил, но доктор Жильбер стал приходить раз в неделю к обеду и заниматься с ним.

– Правда? Винсент Жильбер?

– Да. Вы ведь знали, что он работал с детьми, у которых синдром Дауна.

– Oui.

– Строо, – сказал Шарль Бовуару и, не получив ответа, повторил: – Строо.

– Строо-строо! – сказал Бовуар, поворачивая к мальчику голову и надеясь, что тот отнесется к этому жесту как к игривому, а не устрашающему.

– Он говорит – «строгать», – объяснил Старик. – Да, Шарли, сынок, скоро пойдем. Мы по вечерам строгаем с ним на пару дерево.

– Кажется, Хэвок Парра строгал игрушки для Шарля? – вспомнил Бовуар.

– Да, – ответил Старик. – Деревья он рубит прекрасно, а вот вырезать из них что-то – с этим у него неважно, хотя ему и нравится этим заниматься. Иногда приходит сюда, помогает мне с мебелью. Я ему немного подыгрываю.

– И что он делает? Реставрирует?

– Нет, это слишком специальная работа. Он мне помогает, когда я делаю новую мебель. В основном красит.

Они поболтали о местных событиях, о реставрационных работах Старика и о старинных вещах, которые ждут, когда у него дойдут до них руки. Бовуар делал вид, что испытывает интерес к изделиям Старика Мюндена, и почти купил книжный шкаф, думая, что сможет выдать его за собственное творение. Но он знал, что даже Энид ему не поверит.

– Разве вы не останетесь на обед? – спросила Жена, когда Бовуар сказал, что ему пора.

– Merci, не могу. Просто заглянул посмотреть вашу мебель.

Они стояли у двери и махали ему. Бовуар поборол в себе искушение остаться на обед в этом маленьком семействе. Отъезжая, он вспоминал о том, что мимоходом сказал ему Старик о Хэвоке и его умении резчика на уровне Шарля. Вернувшись в Три Сосны, он пошел в бистро и заказал tarte au sucre и капучино. К нему присоединилась Мирна с эклером и кружкой кофе с молоком. Они поболтали несколько минут, потом Бовуар принялся делать записи в ноутбуке, а Мирна – читать лондонский «Сэтерди таймс трэвел мэгазин», причем время от времени она постанывала, наслаждаясь вкусом эклера или восхищаясь описаниями спа-салонов.

– Как по-вашему, стоит оно того, чтобы лететь туда двенадцать часов?

Она повернула журнал, чтобы показать Бовуару пляж белого песка, домики с соломенными крышами, цветущих молодых мужчин с обнаженным торсом, разносящих напитки с фруктами.

– Где это?

– На Маврикии.

– И сколько стоит?

Мирна посмотрела:

– Пять двести.

– Долларов? – Бовуар чуть не задохнулся.

– Фунтов. Но это включая авиабилеты. Мои накопления на сегодняшний день – пять тысяч фунтов. Так что немного не хватает.

– Книжный бизнес, вероятно, позволяет неплохо зарабатывать?

Мирна рассмеялась:

– Даже если бы я продала все книги в моей лавке, мне это было бы не по карману.

Она накрыла рукой яркую картинку. За подернутым инеем окном детишки возвращались из школы. Родители ждали, когда они пройдут по заснеженной, обледеневшей дороге от того места, где их высадил автобус. Все они были краснолицые и различались только по цвету объемистой зимней одежды. Они были похожи на гигантские цветные мячики, катящиеся вниз по склону холма.

– Это воображаемые деньги за вымышленное путешествие. Дешево, но забавно.

– Тут кто-то сказал «дешево, но забавно»? – К ним присоединился Габри, и Бовуар закрыл свой ноутбук. – Куда мы едем на этой неделе?

– Он тоже вымышленный. – Мирна кивнула головой в сторону Габри.

– Да, я иногда бываю искусственный, – признал Габри.

– Я рассматриваю Маврикий.

Она протянула один журнал Габри, другой предложила Бовуару. Он помедлил, потом заметил сосульки, свисающие с крыш домов, снег, нанесенный на кровли, людей, с трудом идущих против ветра и спешащих в тепло.

Он взял журнал.

– Отпускная порнография, – прошептал Габри. – В комплекте с резиновыми костюмами.

Он закрыл страницу с полуобнаженным мускулистым мужчиной в облегающем костюме для подводного плавания.

Бовуар представил себе вымышленные накопления в пять тысяч долларов и потерялся на Бали, Бора-Бора и Сен-Люсии.

– Вы ездили когда-нибудь в круизы? – спросил он Мирну.

– Да вот на прошлой неделе. Взяла каюту получше. В следующий раз, думаю, буду брать по максимуму.

– А я мечтаю о каюте владельца.

– И вы можете себе это позволить?

– Пусть даже я стану банкротом, оно того стоит.

– О боже, я бы взял круиз, – сказал Габри, опуская журнал.

– Устал? – спросила Мирна.

У Габри и в самом деле был усталый вид.

– Très fatigué.

– Это верно. – Рут подтащила четвертый стул, сумев всех задеть своей тростью. – Смотрите, какой жирный гей.

Двое других проигнорировали ее, но Бовуар не удержался – хохотнул. Вскоре двое остальных ушли: Мирна – в свою книжную лавку, а Габри – обслужить двух клиентов.

– Так почему вы все же приехали сюда? – Рут наклонилась к Бовуару.

– Ради вашей веселой компании, старая карга.

– Кроме этого, недоумок. Тебе здесь никогда не нравилось. Гамашу – другое дело. Но ты? Ты же нас презираешь?

Каждый час каждого дня Бовуар искал не просто факты, он искал истину. Но прежде он не понимал, насколько это ужасно – находиться в обществе человека, который все время изрекает истины. По крайней мере, собственные истины.

– Вовсе нет, – ответил Бовуар.

– Ерунда. Ты ненавидишь страну, ненавидишь природу, думаешь, что мы деревенщина, идиоты. Подавленные, пассивно-агрессивные и к тому же англичане.

– Я знаю, что вы – англичанка. – Он рассмеялся.

Она – нет.

– Не промывай мне мозги. У меня осталось не так много времени, и я не хочу терять его попусту.

– Тогда уходите, если со мной вы попусту теряете время.

Они смерили друг друга сердитыми взглядами. Вчера вечером он открылся ей, рассказал то, о чем знали немногие. Он боялся, что это приведет к какой-то неловкости, но, когда они встретились на следующее утро, она, конечно же, посмотрела на него так, будто видела в первый раз.

– Я знаю, почему вы здесь, – сказал наконец Бовуар. – Чтобы узнать конец истории. Выслушать все кровавые подробности. Это для вас хлеб насущный. Страх и боль. Я, Гамаш, Морен или кто другой вам безразличны. Все, чего вы хотите от меня, – это конец той истории. Вы старая карга, больная на голову.

– А чего хочешь ты?

«Чего хочу я? – подумал он. – Я хочу довести рассказ до конца».