Филат давно не был в столице — в последний раз он приезжал в Москву в конце февраля, когда после таинственного похищения смотрящего России прямо из ресторана, где собрался большой сход, ему надо было уладить кое-какие финансовые проблемы, возникшие с Шотой Черноморским. Та поездка ему запомнилась крепко: Шота вел себя вызывающе дерзко, точно он уже был объявлен преемником смотрящего России взамен исчезнувшего Игнатова. И только тонкий дипломатический такт и хладнокровие Филата предотвратили крупную ссору, которая могла бы закончиться и кровопусканием.

С собой в Москву Филат взял только Петю Маленького — своего телохранителя, молчаливого двухметрового детину с пудовыми кулаками. На Ленинградском вокзале. Филата никто не встречал. Петя поймал тачку на площади, и они поехали на окраину города в гостиницу «Союз», окнами выходившую на живописную излучину канала имени Москвы. Взяв номер-люкс и заплатив сразу наликом за две ночи, Филат сел за телефон и назначил две встречи.

Для затравки он решил встретиться с Витькой Штифтом, старым своим корешом еще по карагандинской колонии для несовершеннолетних, который закрепился в Москве с конца семидесятых и почти за два десятка лет сменил немало хозяев, пока не прицепился к ореховским… Витька, похоже, знал в Москве всех, от крупных паханов до мелких шестерок, и посему был неисчерпаемым кладезем всевозможной информации о происходящих в городе делах и делишках. Филат не раз обращался к нему, когда требовалось получить анкетные данные о каком-нибудь сомнительном субъекте, зачастившем в Питер.

О второй встрече Филат сговорился с Толиком Рябовым по кличке Рябой. Этот тоже был его старый знакомец, но с ним его свела судьба благодаря Михалычу, царствие ему небесное, который и дал Филату путевку в большую воровскую жизнь. Одно время Филат и Рябой были у старого вора личными порученцами. После смерти Михалыча Рябой переметнулся в химкинскую бригаду, и сейчас это знакомство оказалось Филату как раз кстати.

Витька приехал к Филату в «Союз», с ходу отказался от ресторана, и они отправились прогуляться по песчаному пляжу. Петя Маленький шел позади, держась от них на почтительном расстоянии и как бы не имея к ним ни малейшего отношения. День выдался солнечный, ясный, безветренный. На пляже, несмотря на осеннюю прохладу, копошился народ — в основном мамаши с детишками. Двое прилично одетых солидных мужчин, неторопливо прогуливающихся по кромке воды, смотрелись странно на их фоне. Если бы не знать, что это два коронованных вора, имеющих за плечами не одну ходку в зону, можно было бы предположить, что после долгой разлуки повстречались два научных работника, которые обмениваются воспоминаниями о сложных экспериментах, проведенных в закрытых лабораториях.

— Давно не виделись, брат. — Витька похлопал Филата по плечу. — А ты заматерел. Вон отьетый какой! В Караганде, помню, ты один из самых дохлых был. Видать, питерский хлебушек сладок.

— Хлебушек-то сладок, да масло с горчинкой, — отшутился Филат.

— Ну выкладывай, что тебя в столицу привело, А то, как я погляжу, у тебя спешное дело — иначе не стал бы меня звать в такую даль? — Штифт сощурился. — Могли бы в «Метрополе» потолковать…

— Угадал, Витек. Дело спешное, и времени мало. Вечером хочу еще кое с кем потолковать. Ты ребят из бригады Шоты Черноморского знаешь?

— Бригады? — насмешливо протянул Штифт и даже присвистнул. — Да у него не бригада — целая армия! Он же недавно под себя подмял и строгинских, и сокольнических, и измайловских. Все тамошние рынки под ним, все магазины, весь бизнес…

— Понял, — Филат остановился. — А не знаешь ли, что в городе в последнее время говорят по поводу его с Варягом дел?

— А что за дела? — удивился Витек. Но Филат прекрасно знал: Витек, хоть и другая его закадычный, берет собеседника на понт. Такова была его обычная манера. Витек не терпел, когда с ним беседовали обиняками да околичностями — он любил прямые вопросы и давал на них прямые ответы.

— Ну как же — общак. Общак-то накрылся. Я слыхал, Шота крайне недоволен этим делом. И Варяга во всем винит.

Штифт молча пожал плечами. Они свернули на асфальтовую дорожку, ведущую в лес, и пошли по ней, удаляясь от людного пляжа.

— Всякое говорят, Филат. Всякое… Лишнего сболтнешь — так не языка лишишься, а репы.

Филат понял, на что намекает Витька.

— Ну ты же меня знаешь, брат. Мне сказать — все равно что своему отражению в зеркале. — Он помолчал. Я бы не спрашивал, коли бы нужды не было, сам понимаешь. Скажу тебе как на духу: я это по личной просьбе Игнатова делаю…

Витька сплюнул и мотнул головой:

— Ну, тогда я тебе вот что скажу… Прошелестел слушок, будто Шота приготовил для Варяга крупную подлянку. Варяг-то, говорят, сейчас где-то за границей, и Шота туда гонца хочет послать.

— Гонца? — нахмурился Филат. Сердце екнуло от недоброго предчувствия. — Пять апельсиновых зернышек хочет ему передать?

Витька усмехнулся. Намек был понят: еще парясь в карагандинской малолетке, они зачитали до дыр томик рассказов Конан Дойла про Шерлока Холмса, и «Пять апельсиновых зернышек» был у них в числе самых любимых. Там сообщники по преступлению посылали предателю в письме пять зернышек от апельсина — вроде как «черную метку», известие о смертном приговоре… Приятели вошли в лес и продолжали не спеша топать по тропинке, вьющейся между густых кустарников.

— Вот чего не ведаю — того не ведаю. Вроде как какого-то пацана из колонии строгого режима выковыряли… А из зоны пацана так просто, чтобы привет передать, выковыривать не станут, верно?

— А ты откуда узнал? — на всякий случай спросил Филат.

— Один блатной из команды Кайзера тут мне третьего дня по пьянке сболтнул. Через него малявы шли. Они на зону какую-то — то ли в Омск, то ли в Пермь, то ли в Пензу, не помню, — малявки пустили верным людям, что, мол, так и так, нужен надежный человечек для важного мероприятия. А у Кайзера важное мероприятие — это мочилово. Знаешь Кайзера?

Филат кивнул:

— Правая рука Шоты. Как не знать… И что?

Но Витек не успел ответить. В воздухе вдруг раздался тихий свист, словно кто-то вдалеке подул в детский свисточек. Витька дернулся и впился левой рукой в плечо Филата. И тут же питерский смотрящий опять отчетливо услыхал тихий свист. И тело Витьки опять изогнулось, скрючилось — он упал на колени и повалился вперед, ткнувшись лицом во влажную землю, усыпанную палой хвоей. Из шеи хлестанула кровища, оросив землю и светлый Витькин плащ.

Филат резко обернулся в ту сторону, откуда донесся свист. Он увидел, что густые кусты метрах в пятидесяти от того места, где они стояли, чуть заколыхались, словно потревоженные лесным зверем. И еще он увидел, что Петя Маленький с неожиданной для его роста и массивного сложения резвостью припустил по тропинке к нему с криком:

— Оттуда, из кустов, стреляли!

Филат отпрыгнул в сторону, упал ничком на землю и, выждав несколько мгновений, пополз к упавшему Витьку. Тот тихо хрипел что-то невразумительное. Филат приник вплотную к его голове и шепнул на ухо:

— Витек, кто знал о нашей встрече?

— Никто… Никому не говорил… Ты позвонил — я сразу в «Союз» рванул…

Штифт затих.

Через пару минут прибежал, тяжело дыша, Петя.

— Ушел, гад. К дороге побежал. Там «жигуль» стоял с включенным движком, его поджидал. За рулем сидел еще один…

— Рассмотреть успел?

Петя виновато помотал головой:

— В черной куртке. В черных джинсах. В руке какая-то длинная херовина.

Филат понял: самопал. Скорее всего, духовушка. И кто же из них двоих был мишенью? Витек или он, Филат? Но этого ему уже никогда не узнать…

Он отменил вечернюю встречу с Толиком Рябым. Теперь оставаться в Москве было крайне опасно, да и без надобности. Филат уже выяснил то, ради чего приехал в столицу. Значит, Шота объявил Варягу тайную войну. Надо бы, конечно, поподробнее выяснить, что за пацана и с какой целью выковыряли из колонии. Но ответ на этот вопрос мог бы дать только Витька Штифт, царствие ему небесное… У Филата на душе кошки скребли оттого, что он бросил труп товарища там, в лесу, но выбора у него не было: надо было уносить ноги, пока не налетели менты и не повязали его на месте убийства.

Он даже не стал возвращаться в гостиницу, поймал на шоссе тачку и, сунув оторопевшему водиле сотню баксов в зубы, отправился в Шереметьево. Там Филат, послав Петю Маленького поменять два их завтрашних билета на Петербург на ближайший рейс на сегодня, поднялся на второй этаж, сел за столик в открытом кафе и по мобиле связался с Варягом.

Владислав ждал этого звонка: вот почему, услышав трель сотового, он безошибочно определил абонента, даже не слыша его голоса:

— Филат, здорово! Уже есть новости?

— Да, Владислав, есть. Нехорошие новости. Шота плетет сеть против тебя. Он зарядил какого-то хмыря к тебе в гости. Жди со спины…

— А поподробнее можно? И насколько точна твоя информация? — глухо спросил Варяг.

Филат говорил обиняками, но так, чтобы смысл был понятен. Это известие Владислава хотя и не удивило, но сильно напрягло. Он ждал дальнейшего развития событий после разборки с троицей генерала Урусова, но все же не думал, что все произойдет так быстро. Значит, Урусов и Шота действуют независимо, а может быть, как раз и наоборот, в связке, подстраховывая друг друга.

— Подробностей нет, — торопливо докладывал Филат. — А насколько информация точна… Думаю, очень точна: моего информатора грохнули в тот самый момент, когда мы с ним беседовали на эту тему в лесу на окраине Москвы…

Владислав встал из-за столика и отошел в сторону, прикрыв трубочку сотового телефона ладонью.

— Значит, тебя или его вели…

— Меня вряд ли, — возразил Филат. — О том, что я в Москву намылился, узнала за час до моего отъезда только кассирша на Московском вокзале, когда я к ней за билетом пришел. Нет, вели моего информатора. И кажется, я теперь догадываюсь, почему его грохнули. Но ко мне это отношения не имеет. Он сам, бедняга, засветился… Он же про Шотины гешефты узнал, да, видно, это кому-то сильно не понравилось…

— Так, ладно, — Варяг на секунду задумался. — Вот что, Филат. Пришла пора Шоту наказать. Я тебе раньше не говорил, случая не представлялось. Сейчас скажу. Извини, «по по телефону. Такие вещи надо говорить с глазу на глаз. Я ведь знаю, ты и Михалыч большими друзьями были. Так вот, я точно знаю, что Михалыч в прошлом году не сам отошел, а ему Шота сильно в этом помог. Не сам, а с помощью одного ссучившегося гада, которого я уже покарал… Теперь черед Шотин настал. Но я тебя прошу — сам не лезь в это дело. Коли ты уже засветился в Москве, делай ноги, а это дело поручить надо москвичу… Позвони Закиру Буттаеву и скажи ему только: мол, Варяг просит разобраться с Шотой, и все. Закир поймет. — Владислав взглянул на часы. Они проговорили чуть больше минуты. Как учил Чижевский, телефонный разговор лучше заканчивать через пятьдесят семь секунд — чтобы чужие не засекли. — Ну бывай, Филат. Я тебе очень благодарен и не забуду…

Звонок Филата застал Владислава в ресторане отеля «Краун-Инн» в южном Манхэттене.

Сегодня он пригласил сюда свою новую знакомую Лену Пастернак пообедать с ним. К удивлению официанта-негра, Владислав заказал не гамбургер с салатом, как это обыкновенно делали американцы в обеденный перерыв, а по два солидных стейка с картошкой фри и бутылку французского шампанского.

Владислав убрал телефон и вернулся за столик.

— Дела? — ослепительно улыбаясь, поинтересовалась Лена. Она положила руку ему на запястье и стала игриво щекотать пальчиками его ладонь. — Ты такой серьезный, важный, господин Сергей Петрович. Не то что в койке!

И она громко, заливисто расхохоталась, обнажив ровный ряд белых зубов. — А что за дела?

Владислав внимательно посмотрел на молодую женщину и не ответил, а сам задал вопрос:

— Хочешь, сегодня вечером куда-нибудь сходим?

Она передернула плечами и отрицательно покачала головой;

— Нет, миленький. Мой же Арнольдик дома. Сегодня не могу. Послезавтра он уезжает в командировку — аж, на три недели. Вот тогда мы и гульнем. А ты меня познакомишь со своей дочкой?

— Пока нет, — строго ответил он. — Чуть попозже.

Его новая знакомая вызывала в нем противоречивые чувства. Он еще не успокоился после недавней нелепой гибели Лены Сорокиной и не мог так быстро переключиться на эту Лену. Правда, странное дело, та Лена возникала в его памяти и воображении скорее как бесплотный образ страдания и боли, в которых был повинен он — и за это он себя жестоко казнил. Эта Лена не вызывала в нем почти никакого особого душевного чувства — с самой первой их встречи она возбуждала только яростное, неодолимое, почти животное желание плотского наслаждения, которое она подарила ему в первую же ночь их близости. Та Лена была умна, смышленна, тактична, душевна… Эта Лена была обаятельная, страстная и похотливая, но при этом рассудочная и расчетливая. Она была великолепна в постели, но он вряд ли бы смог полюбить ее — так, как любил немногих женщин в своей жизни. Да и ее он интересовал скорее просто как импозантный мужчина, как великолепный любовник и, быть может, прежде всего как богатый спонсор…

— А твоя Лиза — дочка от… той, кого убили? — осторожно спросила Лена, заглядывая ему в глаза. Было видно, что ее гложет простое бабское любопытство, и Владиславу стало неприятно. Вот эта резкая смена отношения к ней — от жгучей страсти до ненависти — тоже казалась ему странным и необъяснимым противоречием.

— Послушай, лапуля, какое тебе дело? Не все ли равно! — грубовато одернул он ее. — Выпей лучше еще шампанского! — И с этими словами Владислав наполнил ее бокал из йочатой бутылки «Вдовы Клико».

— А себе? — игриво заметила она. — Или ты уже не хочешь со мной чокнуться?

Владислав терпеть не мог шампанского, предпочитая заморскому газированному вину русскую «воду жизни», я сейчас заказал дорогую бутылку, только чтобы ублажить свою спутницу. Они чокнулись.

— Ну что ж, — проговорил он с деланым энтузиазмом, — тогда давай выпьем за удачную командировку твоего мужа — проведем эти три недели с пользой для дела.

— И тела! — хохотнула Лена и осушила бокал.

Не успел он отрезать кусочек аппетитного нью-йоркского стейка, как снова заверещал сотовый.

— Ну, блин, деловой! — уже с неприкрытым раздражением скривилась женщина. — Пожрать спокойно нельзя!

Но Владислав не слушал. Потому что в трубке раздался густой бас человека, чей звонок мог круто изменить все — и график его пребывания в Нью-Йорке, и будущее его бизнеса, а может быть, и жизнь.

— Майкл! — заговорил Варяг по-английски. — Очень рад тебя слышать. У меня сегодня день судьбоносных телефонных переговоров. Надеюсь, ты хочешь мне сообщить нечто очень важное.

— Да, Владислав, это важно. Интересующий тебя Усов Павел Павлович сегодня утром пересек границу Штатов. Он прилетел из Будапешта в Нью-Йорк и поселился в отеле «Астор-Хаус». Это все, что удалось для тебя выяснить…

— Дорогой Майкл, этого вполне достаточно, чтобы я стал твоим должником на всю оставшуюся жизнь… — с жаром ответил Владислав.

— Э, ты уже и так мой пожизненный должник, учитывая обстоятельства твоего освобождения из тюрьмы в Сан-Франциско несколько лет назад, — шутливо перебил его Майкл. — Ну ладно, я звоню тебе из уличного автомата. У меня обеденный перерыв заканчивается. Надо еще слопать салат с тунцом и запить его стаканчиком доброго пивка… Иначе сослуживцы меня не поймут. Ты же знаешь, как у нас с этим строго на службе… Ну, пока!

Информация, переданная ему Майклом, была поистине бесценна. И Варяг не шутил, считая себя его вечным должником. Майкл Йорк — заместитель директора специального отдела ФБР по борьбе с «русской мафией» — долгое время был платным информатором Егора Сергеевича Нестеренко и в свое время сильно помог старому академику вырвать из лап американского правосудия русского бизнесмена Игнатова. После гибели Нестеренко в авиакатастрофе в небе Канады Варяг несколько раз обращался к Майклу. И тот неизменно оказывал ему дорогие — в прямом и переносном смысле — услуги, предоставляя ценнейшую информацию, которая стоила в десятки, а то и в сотни раз больше, чем платил за нее Варяг высокопоставленному сотруднику ФБР. Но на этот раз он знал, что Майклу не стоило слишком большого труда раздобыть сведения о русском гражданине, потому что по роду своей деятельности он не только имел право, но и был обязан наводить справки обо всех русских, пересекающих границу Соединенных Штатов. Варяг подозревал, что Майкл работает еще на кого-то в России — возможно, даже на ФСБ, и если это так, то контакты Майкла с российской спецслужбой представляли для его карьеры куда большую опасность, чем почти что дружеские отношения с одним из лидеров пресловутой «русской мафии».

— Ну что, закончил? — капризно надула губки Лена, когда Варяг наконец отключил и убрал мобильный телефон. — Может, все-таки обратишь на меня внимание, дорогой?

— Да, лапуля, теперь вроде бы все. Хотя… — И ему в голову вдруг пришла просто гениальная идея. — Есть еще одно дельце — и оно, пожалуй, касается непосредственно тебя.

— Меня? — она удивленно распахнула глаза. — А что за дельце? — И в ее взгляде заблестели алчные игривые искорки.

— Дельце на сто тысяч, — на полном серьезе ответил он. — Я не шучу. Если конкретно, то штук на двадцать-тридцать.

Он отрезал ломтик дымящегося стейка и отправил себе в рот.

— Вот чего я никак не пойму, — жуя, заметил он, — вроде бы и в России коров научились откармливать не хуже, чем в Штатах, и гриль-печки такие же, как здесь, и повара наши вроде не тупее здешних, но почему в наших кабаках не умеют так жарить говяжью вырезку… Эта же просто тает во рту… — Он с иронией наблюдал, как Лена нетерпеливо постукивает вилкой о край своей тарелки. — Так вот, моя милая, здесь, в Нью-Йорке, в отеле «Астор-Хаус», сейчас остановился один господин. Русский. У него есть некая крайне интересующая меня информация.

— Хочешь из меня Мату Хари сделать, Сергей Петрович? — сразу догадалась неглупенькая Лена.

— Ну, что-то вроде того, — кивнул Владислав. — Со всеми вытекающими…

— Это ты про упомянутые двадцать-тридцать тысяч или про те хитрые способы, какими старушка Мата выведывала сведения? — прищурилась Лена.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — усмехнулся Владислав и налил ей еще шампанского. — Думаю, тебя моя скромная просьба не слишком обременит. Тем более что, как я знаю, твой муж собрался в длительную командировку и не будет тебе… нам мешать. Я бы хотел, чтобы ты познакомилась с этим господином и узнала о его ближайших жизненных планах. А я тебе за это гарантирую обеденный гонорар.

— За информацию или за вредность? — подмигнула она.

— За то и за другое, — серьезно произнес он.