По выходным Евгений Николаевич Урусов никогда не надевал генеральский мундир, предпочитая выезжать со своей переделкинской дачи в город по делам в цивильном. Но после злополучного похищения он зарекся ездить в свое загородное «гнездо» до тех пор, пока строительный спецОтряд МВД не завершит там возведение нового каменного забора, оснащенного системой видеонаблюдения по всему периметру и охранной сигнализацией. Поэтому эти выходные Урусов сначала решил провести дома, в ведомственной московской квартире, вместе с супругой Суламифью. Но после вчерашнего посещения ночного клуба Мильвы Гавриловой ему дома не сиделось. С утра он позвонил капитану Свиблову и приказал тому к десяти ноль-ноль вместе с капитаном Левкиным прибыть по известному им адресу.

— Поедем на важное дело, — коротко пояснил Урусов. — Всем быть в форменной одежде и при табельном оружии. Разговор может получиться серьезный.

Никита Левкин и Артем Свиблов были ребята отнюдь не мелкого телосложения. На службу к Урусову эти два здоровенных амбала попали из специального взвода охраны МВД и вот уже второй год числились приписанными в качестве личных телохранителей генерал-полковника. На самом деле парни оказались смышлеными, и Евгений Николаевич их, быстро повысив в звании и в должности, прикрепил к выполнению своих особых поручений, довольно ответственных и порой весьма запутанных.

Капитаны Левкин и Свиблов подкатили в служебной «ауди» прямо к дому начальника и стали ждать. Оба уныло молчали, лишь время от времени вяло переговариваясь между собой, безуспешно пытаясь предугадать, какие испытания на сей раз уготовил им шеф. События последнего периода времени складывались так, что все мероприятия, в которые ввязывался генерал Урусов, ничем хорошим ни для него, ни для них не заканчивались. Как правило, наоборот, все оборачивалось очень печально. То в парке Речного вокзала их прошлой осенью чуть не грохнули, то в прошлом месяце на даче в Переделкино едва не оставили инвалидами. Словом, все «важные дела» Евгения Николаевича выходили им в последнее время, что называется, боком… Так что грустить им было с чего.

В строго назначенное время генерал Урусов Евгений Николаевич бодро вышел, почти выбежал из подъезда. На нем был генеральский китель и плащ с белым подбоем. Он быстрой кавалерийской походкой направился к «ауди». «Ну, блин, пижон!» — подумал невольно Никита, привычно распахивая перед генералом переднюю правую дверцу: вопреки обыкновению больших начальников генерал Урусов не любил ездить на заднем сиденье, предпочитая штурманское место рядом с водителем.

— Беломорская, двадцать шесть, — бросил Урусов, плюхаясь на кожаные подушки. — Только что я туда звонил. Он взял трубку, значит, на месте. Да и где ж ему быть, сердешному, утром в субботу.

Артем Свиблов кивнул: все ясно; генерал едет какого-то лоха за жопу брать. А они с Никитой ему нужны для устрашения. Он снял машину с ручного тормоза, и служебная «ауди» с мягким шуршанием покатила с места.

Увидев на видеокассете из соловьевской коллекции лицо Валерия Петровича Авраменко, бывшего главного бухгалтера «Госснабвооружения», Евгений Николаевич сначала сильно удивился, но потом страшно обрадовался. Этот видеоролик должен стать мощным стимулом в предстоящей беседе с Валерием Петровичем. А этот внезапный визит может многое прояснить.

Урусов прекрасно разбирался в людской психологии. И понимал, что Авраменко, если не брать в расчет случайную отсидку, заработанную им по молодости лет, был типичным порождением советской системы — выросший без отца работяга-чиновник, долго карабкавшийся по крутой социальной лестнице, примерный семьянин, все время пытавшийся скрыть свою судимость, добравшийся до довольно высокой должности и больших денег, типичный бюрократ, малость возгордившийся своим положением, ни в грош не ставивший всех, кого считал ниже себя.

И вдруг стремительное падение по крутой лестнице жизни вниз: когда Авраменко поперли из «Госснабвооружения», это весьма чувствительно ударило по его самолюбию и благосостоянию. Худо-бедно, в таком большом хозяйстве опытный главбух знал, как урвать свою копеечку без того, чтобы привлечь внимание строгого начальства. А поскольку он вел себя всегда очень аккуратно, на лишнее никогда не зарился, то его деятельность протекала весьма и весьма успешно. И вот настоящий шок: он лишился своего теплого местечка. И, надо полагать, бывший главбух до сих пор пребывает в растерянности и смятении по поводу своей дальнейшей судьбы. А тут еще на свет божий вылезет вот эта кассетка с записью похотливых кульбитов Валерия Петровича в паре с путанкой-ампутанкой в подпольном притоне… Будет от чего в штаны наложить! Особенно если вспомнить строгую супругу, под взглядом которой, говорят, Валерий Петрович враз превращался в невинного агнца и саму безотказность.

Так рассуждал Урусов, направляясь этим прекрасным субботним утром на Беломорскую улицу.

В это же самое время Валерий Авраменко, за которым еще с молодых лет, когда он полтора года провел в колонии строгого режима за расхищение социалистической собственности, закрепилась кличка Аврик, стоял перед зеркалом в ванной и осматривал тщательно выбритые, щеки. Еще вчера с вечера Аврик отправил жену Капитолину Петровну на дачу в Малаховку, сам же остался дома под благовидным предлогом: сегодня, мол, вызвал слесаря для переустановки мойки на кухне. Жена, давно привыкшая к Валериным выкрутасам, на сей раз спорить не стала, хотя и не поверила в его ложь, и укатила с самого раннего утра: Капитолина Петровна имела кое-какие свои виды на субботний день. Аврик, едва хозяйка скрылась за дверью, бросился к телефону и стал названивать в заведение Мильвы Гавриловой с намерением выписать себе к обеду на пару часиков ту самую хромую девку, с которой он так классно побултыхался две недели назад. Как же ее звали… Кажется, Маринка.

Но Мильвы на месте не оказалось, а сонный охранник по телефону объявил, что оздоровительное заведение еще не работает. Раздосадованный Авраменко чертыхнулся и решил все равно провести эту субботу с пользой для здоровья, лично, без предварительного заказа, направившись на Бутырский вал.

Валерий Петрович вот уже без малого пять лет верой и правдой трудился на бухгалтерской ниве при смотрящем России. Владиславу Геннадьевичу Игнатову этого флегматичного и хитроватого мужичка, имевшего за плечами пятнадцатилетний стаж бухгалтерской работы, в том числе и в Министерстве рыбного хозяйства, порекомендовал

Михаил Андреерич Косюк, финуправляющий одного из химических комбинатов Подмосковья, приобретенного Варягом еще в самом начале 90-х, во время «бешеной приватизации». Аврик был работник надежный, въедливый с клиентами, аккуратный с бумагами и если даже что и греб под себя, так только самую малость — Варяг на него за это не был в обиде. В «Госснабвооружении» же Аврик среди ближайших товарищей приобрел славу своими непомерными сексуальными аппетитами: каждую новую сотрудницу концерна в возрасте от восемнадцати до двадцати двух он считал своим долгом лично ввести в курс оружейного бизнеса — причем либо на пленэре, либо в уютном кабинете ресторана «Метрополь» со всеми вытекающими после сытного ужина постельными последствиями. При всем при этом Аврик был опытнейшим конспиратором и умудрялся свои похождения сохранять в тайне от коллектива и особенно от строгой своей супруги. По крайней мере, та ни разу не предъявила своему дражайшему мужу претензий в неверности.

Осмотрев придирчиво выбритые щеки, Аврик уже собрался было принять душ, как вдруг в дверь позвонили. Валерий Петрович накинул на голые плечи рубашку и, не застегнувшись, пошел открывать. Кого там еще черт несет?

На пороге стояли трое мужчин в милицейской форме. Одного из них Авраменко сразу же узнал — это был генерал-полковник милиции, с которым Валерию Петровичу уже приходилось иметь дело, когда органы начали свой налет на «Госснабвооружение». Черты лица и пронзительный взгляд черных глаз неуловимо выдавали в нем кавказское происхождение. Он держался начальственно в окружении двух здоровенных ментов в капитанских кителях.

— Чем могу? — выдавил из себя Валерий Петрович, сразу сообразив, что дело пахнет керосином.

— Валерий Петрович, али не признали? Мы же с вами старые знакомые! — шутовски закудахтал генерал, делая решительный шаг вперед. Сопровождавшие его могучие парни тоже не сробели и, не дожидаясь приглашения, вперлись, в квартиру. Аврик невольно вынужден был попятиться.

Генерал-полковник почти по-хозяйски осмотрел дорого обставленную прихожую — резной ореховый гарнитур для холла, бронзовые торшеры, зеркала в янтарных рамах — и усмехнулся:

— Что, неплохо в «Госснабвооружении» зарабатывали бухгалтера, а, Валер Петрович? Вижу, ваш шеф Игнатов щедро вам платил? Чувствую, надо было бы вас привлечь за расхищение бюджетных средств — и с конфискацией… Вся эта мебель, музыка, и здесь, и в комнатах, на сколько же потянет — тысяч на сто или двести?

— Это все не мое… — промямлил Аврик. — Это все на жену записано… — Он и сам не понимал, что говорит и зачем оправдывается перед наглым ментом. — У вас ко мне дело, товарищ генерал?

Генерал протаранил его взглядом и, не обращая внимания, направился в просторную гостиную. И снова, оценив роскошную, в розово-золотых тонах, обстановку, ахнул и даже присвистнул:

— Вот это да! Я, Валерий Петрович, сам люблю и ценю дорогую мебель. Но такого великолепия ни у кого не видел! Даже там! — Урусов ткнул пальцем в потолок, имея в виду, вероятно, самых сильных мира сего. — Обычные итальянские гарнитуры. А тут, я смотрю, в основном ручная работа. Небось по индивидуальному заказу?

Аврик совершенно стушевался и растерянно переспросил:

— Так вы по какому делу ко мне?

Генерал еще раз прошелся по комнате, откинув полу плаща с белым подбоем, и, резко остановившись перед Авраменко, свирепо бросил:

— Я генерал милиции Урусов Евгений Николаевич. Веду розыск бывшего замдиректора концерна «Госснабвооружение» Игнатова Владислава Геннадьевича. Это я напоминаю, если вы, не дай бог, запамятовали, Валерий Петрович.

Авраменко все отлично помнил. Конечно же, этот самый генерал в прошлом году допрашивал его два раза в офисе и при нем же производил выемку финансовых документов концерна. Но зачем он пожаловал к нему сейчас, спустя почти год, когда дело, кажется, уже спущено на тормозах, да еще в субботу, да еще домой? И что особенно странно: похоже, визит носит явно неофициальный характер, смекнул Валерий Петрович. Он не знал, как на это реагировать и хорошо это было или плохо.

Урусов приласкал взглядом толстую золотую цепь на шее Авраменко.

— Вы, я смотрю, и золотишко уважаете, Валерий Петрович. Дорогая мебель. Золото на шее. Дача в Малаховке, участок сорок соток… — Заметив волнение во взгляде Авраменко, Евгений Николаевич хохотнул. — Да мы про вас все знаем! Все!

Последнее слово было произнесено с угрожающей интонацией. Урусов огляделся по сторонам:

— Что-то не вижу видака… Телевизор есть — вон какой слон! — И он указал на «Сони» в деревянном корпусе с гигантским экраном. — А где же видак?

— Это видеодвойка, — хмуро заметил Авраменко, пока еще не понимая, к чему клонит настырный генерал, но в душе внезапно шевельнулось какое-то смутно-тревожное гаденькое чувство.

— Отлично! Включите-ка, милейший Валерий Петрович, сейчас кое-что поглядим! Интересное кино! — С этими словами Урусов достал из кармана плаща черную видеокассету и, найдя в «Сони» нужную прорезь, вставил ее для просмотра.

Валерий Петрович сразу узнал в кадре и комнату, и койку, и безногую девчонку, и — себя. У него перехватило дыхание — такого он никак не ожидал… Подлая Мильва! Ах, сучка! А сама-то, сама-то все лыбилась да раскланивалась!..

Урусов нажал кнопку паузы — на телеэкране Валерий Петрович Авраменко замер, лежа на спине с расставленными ногами и выгнувшись назад, а его подружка Маринка, раззявив губастое хлебало, приготовилась всосать его бравого бойца, выпрямившегося по стойке «смирно», да тоже замерла… Авраменко, страшно смутившись, отвел взгляд. А вот Урусов взгляда не отводил и, по всему было видно, наслаждался откровенно похабной сценой.

— Мы в настоящее время проводим расследование убийства сотрудника московской милиции полковника Соловьева, — сухо начал Урусов, ввинтив взгляд черных, как антрацит, глаз в лицо Авраменко. — По нашим данным, его убили в связи с аналогичными видеозаписями, сделанными в известном вам ночном секс-клубе на Бутырском валу, — Урусов, не улыбаясь, кивнул на экран. — Добавлю, что вы по-прежнему проходите как свидетель по делу «Госснабвооружения». А теперь еще и убийство полковника Соловьева. А теперь еще и бегство вашего бывшего шефа Игнатова… Вам грозят крупные неприятности, Валерий Петрович! Очень крупные!

Евгений Николаевич знал, куда ударить побольнее. По оперативным данным, Авраменко всю жизнь вел двойную, если не тройную бухгалтерию — не только на службе, но и дома. И он, сменив без малого шестнадцать мест работы и двух жен, постоянно опасался быть застигнутым врасплох, выведенным на чистую воду, уличенным в обмаі-не, неверности и двуличии. Евгений Николаевич немало знавал таких субъектов! С такими работать ему было одно удовольствие: надо было лишь выведать или угадать червоточинку их души — и после этого из них можно веревки вить! Авраменко можно было прищучить легко, пригрозив или перспективой получить бесплатную путевку в сибирский санаторий «общего режима» сроком этак лет на пять, или разоблачением его тайных приработков в «Госснабвооружении», или, наконец, передачей супруге Капитолине Петровне вот этой самой видеопленки с его барахтаньем в липкой паутине разврата…

— Я не стану давать вам пустых обещаний, — продолжал сурово Евгений Николаевич. — Я и мои люди, — он бросил взгляд на мрачно молчащих Левкина и Свиблова, — приехали к вам в выходной день, пожертвовав своим временем, на откровенный разговор. Возвращаясь к «Ночной бабочке»… Там в кабинетах установлены скрытые видеокамеры, которые фиксируют плотские утехи клиентов. Полковник Соловьев, который и установил там эти камеры, был зверски убит в собственной квартире на прошлой неделе. Возможно, вы слышали об убийстве полковника Соловьева. А может быть, вы даже причастны к этому убийству… — Урусов сделал многозначительную паузу и с удовольствием отметил, что нужный психологический эффект достигнут: в глазах Авраменко заполыхал ужас.

— Нет-нет, я не имею к этому убийству никакого отношения… Я даже ничего не знаю… — залепетал он и безвольно упал в розовое кожаное кресло.

Урусов отмахнулся от него как от назойливой летней мухи.

— Мне это пока неизвестно. Но я пришел не за этим. У нас с вами не допрос — протокола, как видите, я не веду, это просто доверительная беседа. Но при свидетелях! Чтобы потом вы, не дай бог, не стали говорить, что и беседы-то никакой не было… От того, насколько вы будете со мной откровенны, зависит… Да вы сами знаете, что зависит! Меня в данный момент интересует не «Ночная бабочка» — пусть пока этим интересуется ваша жена, — Урусов издал мерзкий смешок. — Меня интересует господин Игнатов, ваш бывший начальник в «Госснабвооружении». И не только там. Вы его давний, насколько мне известно, сотрудник, а точнее сказать — подельник. Я ясно выражаюсь? Ведь Игнатов — опаснейший преступник, рецидивист, на нем висит столько, что хватило бы на десятерых смертников. Недавно он был объявлен в федеральный розыск. Авраменко, я спрашиваю у вас: что вам известно про офшорные счета, которые держал Игнатов за границей?

Валерий Петрович был настолько огорошен этим вопросом, что буквально раскрыл рот. Мысли его смешались, он не мог понять, куда клонит этот говорун-генерал и что ему, собственно, надо — то ли уличить его, взрослого мужчину, в аморалке, то ли предъявить ему претензии в связи с нетрудовыми доходами, то ли… Похоже, все же последнее, а это было куда пострашней: Урусова интересовал Владислав Игнатов и офшорные счета…

И что же ему делать сейчас? Неужели ему придется «сдать» важнейшую для Варяга информацию? От одной этой мысли у Авраменко волосы на голове зашевелились. Раскрыть ментовскому начальнику финансовые дела крупнейшего воровского авторитета, смотрящего по России? Да за это можно либо в пять минут остаться без головы, либо схлопотать перо в бок либо пулю в затылок… Генерал был настырен, наседал так, что выхода просто не было. Надо что-то сообщить этому генералу, что-то такое, что он смог бы и без него, без Валерия Петровича, узнать. А следовательно, он, Валерий Петрович, будет как. бы ни при чем.

— По каким делам вы с Игнатовым вообще общались? — быстро продолжал спрашивать генерал-полковник.

— По финансовым, естественно, я же был как-никак главным бухгалтером. И вы это знаете…

— И вы, Валерий Петрович, как главный бухгалтер, имели доступ к целому ряду секретной информации, закрытым офшорным счетам, платежам, которые не старались придавать огласке.

Авраменко, немного подумав, кивнул утвердительно: препираться здесь было бесполезно.

— И что это за счета? Офшорные счета, куда сливали неучтенные доходы от неучтенных сделок? — Урусова охватил азарт игрока, готовящегося сорвать крупный куш в покер.

Авраменко, немного поразмыслив, кивнул. На душе стало легче. Ну вот, этот хитрожопый генерал сам все знает, а он, Валерий Авраменко, сам ничего пока даже не сказал, он только подтвердил чужие слова.

— И где эти счета? — довольно осведомился Урусов.

— Счета у концерна имеются во многих странах. Есть несколько офшоров в Европе, — медленно произнес Авраменко. Он понимал, что этот ответ вряд ли удовлетворит мента, но продолжал тянуть время.

Генералу эти уклончивые ответы порядком поднадоели. Уставившись немигающими глазами на главбуха, он гаркнул:

— Ну ты, Аврик! Ты что думаешь, я сюда приехал в субботу, чтобы ты мне мозги полоскал? Ты, главбух гребаный! Если не хочешь, чтобы мои молодцы сделали тебе в заднице массаж, давай по-быстрому рассказывай, куда направлялись основные деньги Игнатова. И не канючь мне только про «Госснабвооружение»! Меня интересуют все платежи, а не только то, что шло через фирму. И если не хочешь остаться калекой, рассказывай, гнида, все как есть.

От этих слов у Авраменко совсем перехватило дыхание и с сердцем стало плохо. Он понимал, что положение его крайне незавидное. И что с пустыми руками этот отмороженный эмвэдэшный генерал отсюда не уйдет. Но также Аврик знал, что, предай он Варяга, открой секреты воровских денег, ему тоже долго не жить. Рано или поздно Варяг все равно об этом узнает.

Решая столь сложную дилемму и понимая, что деньги-то с офшорных счетов в Андорре все равно кто-то уже увел, Авраменко решил отделаться от Урусова малой кровью и сдать счета в Андорре.

— Так куда отправлялись основные деньги? — Расхаживая по комнате взад-вперед, уже почти кричал разъяренный генерал.

— Товарищ генерал, — робко произнес Авраменко, — я скажу все, что знаю, только не губите.

Генерал прервал на мгновение свои расхаживания и снова сурово уставился на главбуха:

— Ну?!

— В основном деньги шли в Андорру. Я ведь маленький человек, я всего лишь платежки оформлял, делал что велели.

— Хватит прибедняться, Аврик, — гаркнул Урусов. — А где сейчас находится Игнатов, тебе тоже, разумеется, неизвестно? — не давая Авраменко опомниться, спросил Урусов.

— Понятия не имею, това… гражданин генерал-полковник! — замотал головой главбух, сложив руки ладошками вместе. — Ей-богу, клянусь, не имею ни малейшего понятия! Я ж его уже, почитай, девять или десять месяцев не видел. Знать не знаю, гражданин генерал!

— Та-ак! — Евгений Николаевич стремительно стал мерить комнату шагами.

Плащ с белым подбоем развевался, точно на ветру. Похоже, этот счетовод и впрямь не мог знать, где сейчас его бывший босс.

— Не помните, Валерий Петрович, как была фамилия того нового главного бухгалтера, кого вместо вас назначили в «Госснабвооружение»?

— Суриков, — с готовностью вспомнил Авраменко и, упреждая новые вопросы, доложил: — Некий Суриков. Я его не знаю. Ни разу не встречался. Ни до ни после. Но он несколько раз звонил мне по телефону и задавал вопросы. Очень дотошный и въедливый бухгалтер. Настоящий профи.

Урусов задумчиво кивнул. — Ладно, значит, Суриков. Эта фамилия Урусову была знакома.

— Ну что ж, хорошо. Пленку эту я вам дарю, Валерий Петрович. Может, захотите со своей супружницей Капитолиной Петровной на досуге посмотреть на сон грядущий. — И он опять издал свой фирменный мерзкий смешок.

Кивнув свите, Урусов направился в прихожую, всем своим видом давая понять, что визит окончен. В дверях он обернулся и опять, вперив взгляд в глаза Валерия Петровича, строго наказал:

— Никуда не отлучайтесь из Москвы в ближайшие две недели. Подписку о невыезде я с вас не беру — просто даю совет. Чисто дружеский. — И, не прощаясь, вошел в лифт, вызванный Никитой Левкиным.