Неподалеку от роскошной жилой новостройки, чьи двадцать два этажа из стекла и бетона массивной глыбой нависли над облезлыми послевоенными шестиэтажками, в отреставрированном двухэтажном особнячке с желтыми колоннами на фасаде размещался клуб «Ночная бабочка». В дневные часы элегантные белые двери заведения всегда были плотно заперты, неоновая вывеска над входом не горела, а бесплатная стоянка во дворе пустовала. Зато по вечерам вспыхивала голубым сиянием вывеска, и гроздья желтых огней сияли во тьме, а к дверям то и дело подкатывали сверкающие иномарки, из которых выходили элегантно одетые мужчины средних лет и скрывались за белыми дверями клуба. Порой у входа их встречала сама хозяйка — иначе говоря, заведующая — Мильва Гаврилова, миловидная брюнетка с черными, как антрацит, глазами, женщина во всех отношениях примечательная. Мильва была красива, как Юнона, умна, как Клеопатра, хитра, как Мария Медичи, и обладала недюжинным дипломатическим талантом Александры Коллонтай, то есть умела с ходу подобрать ключ к сердцу самого капризного и своенравного мужчины, чтобы впоследствии вертеть им как вздумается, извлекая из его благосклонности свою выгоду. Репутация «Ночной бабочки» за все пять лет ее существования на Бутырском валу ни у кого из окрестных жителей не вызывала никаких сомнений. Репутация эта была весьма скверная: «Ночная бабочка» виделась мерзким «гнездом разврата», а сама заведующая именовалась не иначе как «бандерша-крестьянка» (последнее определение, очевидно, прилипло к Мильве из-за ее тяги к длинным цветастым платьям и кружевным фартучкам а-ля эльзасская пейзанка). Но сколько бы жалоб и петиций ни посылали возмущенные ревнители нравов в префектуру и мэрию, никаких карательных действий в отношении «гнезда разврата» не предпринималось. Понятное дело! Ведь зоркие наблюдатели нередко замечали на пороге «Ночной бабочки» ответственных работников разных рангов, которые, по всей видимости, и обеспечивали «крышу» Мильве и ее «бабочкам».

Официально клуб «Ночная бабочка» был зарегистрирован как «малое предприятие общественного питания и сферы развлекательно-увеселительных услуг».

Евгений Николаевич Урусов бывал тут не раз, причем обыкновенно он приезжал сюда в своей спецуниформе — кожаной черной куртке-косухе и черных же сапожках на каблуке. В таком виде ему легко было смешаться с пестрой толпой гостей клуба и выведать интересную информацию о посетителях. Но сегодня он отправился к Мильве официально.

Черная «ауди» с синими мигалками со свистом притормозила у белых дверей, и из машины легко выпрыгнул моложавого вида генерал-полковник милиции. Он взбежал по ступенькам к двери и решительно нажал на кнопку звонка. В руках он держал видеокассету. Минуты этак через две-три дверь слегка приотворилась, и в щелке показался заспанный мордатый парень с узкими свинячими глазками. Парень был в форме сержанта-мента,

— Че надо? Закрыто у нас! — прогнусавил он, не удосужившись даже всмотреться как следует в того, кто пришел.

Урусов от такой наглости вмиг рассвирепел. Он толкнул дверь ногой, но дверь не поддалась. От такого конфуза Евгений Николаевич еще больше обозлился.

— Открывай, мудила грешный! — рявкнул он. — Глаза протри, подонок — не видишь: перед тобой генерал-полковник МВД! Или тебе в теплой и сытной Москве служить наскучило? Так я тебе, блин, устрою командировку в Урус-Мартан на блок-пост!

Только теперь до мордатого охранника дошло, кто в самом деле стоит на пороге клуба. Сон как рукой сняло — он распахнул дверь, изогнув дугой спину, и угодливо, по-щенячьи затявкал:

— Извините, тарищ генерал! Проходите!

— Мильва где? — бросил Евгений Николаевич, все еще кипя гневом.

Сержант неопределенно пожал плечами:

— Так это… рано еще. Мы закрыты…

— Ну что ты заладил, как попугай: закрыты, закрыты? — передразнил Урусов. — Здесь она, что я, не знаю? Уже второй час дня! Сидит у себя в кабинете и навар подсчитывает, по кубышкам рассовывает! Веди меня к ней!

И Евгений Николаевич, решительно расстегнув китель, зашагал по ковровой дорожке, убегающей куда-то в глубину здания.

Это был самый настоящий старинный особняк, каким-то чудом уцелевший после всех реконструкций московских окраин, которыми увлекались городские власти на заре века. Когда-то, говорят, в доме жил известный московский купец Родионов, потом тут разместился какой-то профсоюз, а до недавних пор здесь находилось торгпредство то ли Гвинеи, то ли Габона. Словом, в итоге приватизации особняк, формально находившийся на балансе московской мэрии, был передан в долгосрочную аренду клубу Мильвы Гавриловой, которая восстановила былую купеческую роскошь интерьера. Евгений Николаевич шагал по длинному Коридору, по стенам которого были развешаны картины русских художников, а по углам вперемежку со старинными китайскими вазами стояли мраморные бюсты неизвестных государственных мужей и статуи обнаженных психей и нимф — последние как нельзя лучше соответствовали нынешнему назначению здания. Потолки во всех помещениях особняка были зеркальные — что особенно было уместно в укромных кабинетах на втором этаже, где ежевечерне разыгрывались основные мизансцены озорных шоу «Ночной бабочки».

Урусов знал дорогу и шагал уверенно. А непроспав-шийся сержант едва за ним поспевал. Наконец показалась обрамленная золотыми виньетками белая дверь с резной бронзовой ручкой. На двери висела табличка:

Ручка со скрипом повернулась — и Евгений Николаевич вошел в кабинет.

Мильва сидела за столом и что-то быстро писала в толстом блокноте. Как только она увидела Урусова, блокнот ускользнул в ящик письменного стола, а на полных, чувственных губах Мильвы заиграла чарующая улыбка. Она встала из-за стола и плавно, точно массивный лебедь, подплыла к генералу.

— Евгений Николаевич! Вот так сюрприз! — проворковала она, томно поводя черными глазами. — Какими судьбами в столь ранний час? — И, помассировав взглядом генеральский китель, слегка опечалилась. — Неужели вы у нас по делам службы?

Урусов сел без приглашения в мягкое кресло и мрачно отрезал:

— Именно, голубушка. По самым что ни на есть делам службы. Выйди вон! — сказал, как выстрелил, он в сторону топчущегося в дверях мордатого охранника.

Мильва поняла, что сладкоречивым сюсюканьем сейчас Урусова не проймешь, и приняла серьезный вид, строго поджав губы.

— У нас проблемы? — многозначительно поинтересовалась она.

— У вас проблем пока нет. Но могут быть, — не менее многозначительно отозвался Урусов и помахал перед носом Мильвы видеокассетой.

— Что это? — По лицу Мильвы было видно, что эта проницательная женщина и так уже все поняла и задала свой вопрос просто для порядка.

— То самое! — усмехнулся Урусов. — Давай, Гаврилова, не будем терять время. Оно сейчас дорого — мне и тебе. На прошлой неделе убили Юрия Соловьева — ты в курсе?

По лицу Мильвы пробежала тень.

— В курсе, — осторожно ответила она.

— А в курсе ли ты, что Соловьев поставил в твоем заведении скрытые видеокамеры? В общем зале, где стриптиз, и в кабинетах, где… — Он выразительно пощелкал указательным пальцем по левой ладони. — И собрал у себя гигантскую коллекцию…

— Его поэтому убили? — жестко спросила хозяйка элитного борделя.

— Нет! В том-то и дело, что нет. Вся его коллекция осталась на месте. Ее даже не тронули!

— Соловей был педик! — подняла соболиную бровь Мильва. — Может, «голубые разборки»?

— Не исключено, — хмуро кивнул Урусов. — Но меня сейчас интересует другое. Я просмотрел вот эту кассету — там есть любопытный эпизод… Давай-ка поставим и вместе поглядим. Видак есть?

— Да вон стоит! — Мильва взяла кассету и вставила ее в щель видеоплеера.

Оба смотрели забавы главного бухгалтера «Госснабвооружения» с одноногой девкой без комментариев.

— Ну и что вас интересует? Клиент или моя бабочка?

— Клиент. Я его узнал. Это Валерий Авраменко. Но сначала объясни мне, Мильва, что это за путанка такая странная. Это ведь Маринка Хромоножка?

— Маринка, верно, — улыбнулась та. — И вы все видели?

Урусов немного растерялся: что имеет в виду эта хитроумная бандерща?

— Что значит «все»? Как она протез ноги отстегнула — видел. Как Авраменко на ней скакал, словно Чапаев на белом коне, — видел. Так что это за извращенные забавы с девками-инвалидами?

Мильва покачала головой:

— А вы и не знали, товарищ генерал, что путанки-ампутанки сейчас у нас ценятся подороже, чем вокзальные мальчики и дедочки младшего школьного возраста?

— Путанки-ампутанки! — усмехнулся Урусов. — Это. еще что за прикол?

— Девочки — симпатичные, смазливые, фигуристые девочки, у которых имеется какой-нибудь физический дефект. Скажем, нет руки или обеих рук, нет ноги или обеих ног…

— Нет груди или обеих грудей… — иронически подхватил Евгений Николаевич, вообразив себе эту картину, и ощутил нарастающее возбуждение. Он поерзал в кресле, чтобы высвободить своего нахохлившегося бойца из трикотажного плена. Боец радостно ткнулся головой в брюки.

— Вот как раз с грудями-то все в порядке! — подмигнула Мильва. — Даже более чем! Хотя отчасти вы правы — наши особые клиенты приветствуют силиконовые протезы у бабочек.

— И кто же лакомится этими вашими путанками-ампутанками? — поморщился Урусов. — Неужели есть любители?

— Да не любители, Евгений Николаевич, а самые настоящие профессионалы! Пойдемте, я вам кое-что покажу!

И хозяйка клуба повела гостя по винтовой лестнице в подвал — туда, где Урусов еще никогда не бывал. В подвале, вопреки его ожиданиям, располагались не хозяйств венные помещения, а фешенебельные номера. Мильва завела его в комнату и, плотно затворив за собой дверь, предложила ему сесть. Он утонул в мягчайшем кресле из крокодиловой кожи.

— Дианочка! — громко Позвала Гаврилова и нажала невидимую кнопку. Одна из четырех стен вдруг осветилась откуда-то изнутри голубым сиянием. За прозрачной стеной оказалась высокая японская ширма, из-за которой появилась, вернее сказать, выкатилась девушка лет восемнадцати-девятнадцати в инвалидном кресле-каталке. На ней была легкая длинная юбка, как та, что носила Маринка Хромоножка. Урусов так и обомлел. Девушка подкатилась вплотную к освещенной стене и медленно сняла юбку. Под юбкой не оказалось ничего, кроме двух коротких культей. Потом Диана с совершенно бесстрастным лицом скинула с верхней части тела блузку — и Урусов, сглотнув горячую слюну, вперился в пару прекрасных грудей, похожих на легкие пушечные ядра.

— Она инвалид детства? — хрипло прошептал он.

— Она инвалид по заказу, — жестко ответила Мильва. И пояснила: — Мы нашли ее в Керчи. Она торговала на колхозном рынке. Привезли в Москву, показали кое-кому из наших клиентов особого назначения. Он был в восторге, только изъявил пожелание, чтобы девушке немного увеличили груди и… — она помялась, — убрали ноги выше колен.

Полностью обнажившаяся Диана тем временем ловко вскочила на сиденье своего кресла и изящно выгнула спину, так что ее феноменально огромные груди бесстыдно выкатились вперед, но не повисли, а встали торчком.

— То есть как «убрали»? — Чем дольше Евгений Николаевич смотрел на Диану, тем все больше возбуждался. Причем он поймал себя на том, что возбуждало его в Диане именно это странное, страшное сочетание невероятно сексапильных грудей и уродливых коротких культяшек, между которыми отчетливо-виднелся тщательно выбритый холмик лобка.

— Ампутировали, дражайший Евгений Николаевич! Чик — и нету! Что вы, не знаете, как появляются все эти убогие инвалиды-попрошайки в московском метро? Подбирают пьянчугу где-нибудь в Сыктывкаре, выламывают ему ногу, а потом напяливают камуфляжную форму, сажают в каталку — и полный вперед! Мол, подайте ветерану афганской войны, Так и у нас с Дианочкой вышло. Что, впечатляет?

— Да, нечего сказать, — прохрипел Урусов, изнемогая от звериной похоти. — И что, она так и трясет своими причиндалами за стеклянной стенкой?

Милъва рассмеялась:

— Трясет, голуба. А потом идет к клиенту и ублажает его вовсю. Она у нас уже полгода. Первое время стеснялась, комплексовала, а потом привыкла, теперь она у нас звезда — всегда нарасхват. Диана Горячий Рот… — И, обратившись к девушке за стеной, она громко приказала: — А теперь, Дианочка, станцуй, как ты умеешь!

Безногая начала ритмично изгибаться во все стороны, бесстыдно тряся ядрами-грудями и резко запрокидывая голову, отчего ее длинные густые волосы золотистыми всполохами замелькали в воздухе… Зрелище было завораживающее.

Урусов с трудом отвел взгляд от прозрачной стены.

— И кто же западает на Диану и таких, как она?

— Как ни странно, ампутанок любят самые нормальные мужики. Женатые. Богатые. Высокопоставленные. Оч-чень высокопоставленные. Их не очень много, но это наши клиенты особого назначения. Клиентура ви-ай-пи. Причем они нас ценят именно за качественные услуги и за полнейшую конфиденциальность.

— Ты не забыла, что Соловьев снимал ваших высокопоставленных клиентов на видео и набрал целый Госфильмофонд? Не боишься?

— Но ведь этот фильмофонд сейчас находится у вас, Евгений Николаевич? Мы-то с вами всегда сумеем договориться? — игриво заметила Мильва и как бы невзначай погладила ладонью его горячую промежность.

— Не исключено, — в тон ей ответил Урусов. — А что Авраменко? Он у вас тоже ви-ай-пи?

— Валера привел к нам год назад двух очень больших людей. Замминистры. Не скажу, из какого министерства, — но очень большие люди. Так что Маринка досталась Валере в качестве комиссионных. И он не жаловался. Потом еще раза три к ней приходил.

— Значит, и ему ампутанка пришлась по вкусу? — рассеянно заметил Урусов, жадно разглядывая безногую проститутку за стеной, которая теперь стояла на своих обрубках и, закрыв глаза и приоткрыв рот, похотливо гладила себя по коричневым соскам…

— Так ведь и вам, я вижу, наша Дианка пришлась по душе! — хохотнула Мильва и потрогала горячий холм под ширинкой генеральских брюк. — Хотите? По старой дружбе предлагаю вам на десерт Диану… за счет заведения.

На тонких губах Евгения Николаевича зазмеилась сладострастная улыбочка.

— Знаешь, Мильва, пока не дошло до десерта — ты дай ка мне на закуску адресок или телефончик Авраменко.

Та сразу посерьезнела и развела руками:

— Евгений Николаевич, дорогой, мы, конечно, добрые друзья, я вот вам даже Дианочку предложила поиграться. Но наши клиенты, сами понимаете…

— Вот что, Гаврилова. — Урусов, по своему обыкновению, мгновенно пришел в ярость. — Сегодня я твой самый главный клиент, и если ты не хочешь на ближайшие месяцы стать клиенткой следственного комитета МВД, то советую тебе быстренько выдать мне телефон господина Авраменко, чтобы сэкономить мое время! Он проходит по делу об убийстве Соловьева, усекла? И кроме того, не забудь, что фильмотека «Ночной бабочки» в моем распоряжении — и я живо твою хваленую конспирацию расколю. Захочу — завтра же по всем каналам начнут крутить это кино! И вот тогда тебе, сестричка, несдобровать. Тебя твои же клиенты специального назначения колесуют!

Мильва в первый раз за весь разговор не на шутку перепугалась.

— Ладно, ладно, — примирительно сказала она. — Сейчас посмотрю. Пойдемте ко мне в кабинет. — И, заметив, с какой тоской Урусов бросил взгляд на Диану, добавила: — А потом вернетесь сюда за своим десертом.

Урусов ехал на заднем сиденье «ауди», вертя в руке листок бумаги с короткой записью: «456-89-00. Авраменко Вал. Петр.». Он заставлял себя думать о том, как следует сейчас действовать: то ли узнать адрес по номеру телефона, вызвать своих ребят и лететь к Авраменко, то ли установить для начала за ним плотное наружное наблюдение, авось он выведет на Варяга или Варяговых людей.

Но в голову лезли совсем другие мысли, не имевшие никакого отношения к этому делу Он вспоминал тело Дианы, ее обалденные груди, ее горячие объятия, пьянящие поцелуи, головокружительные бесстыдные ласки, он закрывал глаза и снова и снова представлял упругую гладкую кожу, мягкий подтянутый живот, горячее жерло… Да, девка и впрямь оказалась великая мастерица, хоть и инвалид! Проведенные им в койке с ампутанкой Дианой полчаса казались ему изумительной компенсацией за те две недели животного страха, испытанного им в ужасном подвале в лапах у Варяга.

Урусов так был поглощен этими сладкими воспоминаниями, что не сразу услышал жужжание сотового телефона во внутреннем кармане кителя.