Глава 10

На следующее утро я выпалывала сорняки в цветочных клумбах вокруг бассейна, все еще размышляя о том, что я дочь Чарли Уайетта, и о том, как мама, забеременев мною, создала для всех такие проблемы. Дятел стучал по платану, этот звук заставил меня поднять голову, и через прогалину в больших темных кустах я увидела идущего по дороге Джо Уайетта с мешком на плече. Я встала. Заметив меня, Джо направился ко мне так, будто просто вышел пройтись по улице и случайно наткнулся на меня.

– Привет, – сказал он, почти подойдя ко мне.

– Привет, – ответила я.

– Ма сказала, что я должен пойти поздороваться, поскольку мы родственники и все такое прочее.

Я посмотрела на него и поняла, что у него такие же темные глаза, как у моего папы и у меня.

– Вроде бы мы кузены.

– Вроде бы так.

– Извини за то, что назвала тебя вором.

Он опустил глаза, и я увидела усмешку на его лице.

– Бывало, называли и хуже, – сказал он. – Слушай, куз, ты любишь ежевику?

Куз. Мне это понравилось.

– Еще бы.

– Ну так пойдем, наберем себе.

Я побежала в сарай, чтобы найти мешок.

Был конец июня, и влажность продолжала усиливаться. Земля была сырой от дождя, прошедшего ночью. Мы шли по большому лугу, и там, где земля не высохла, приходилось идти по хлюпающей грязи. Кузнечики, бабочки и маленькие птицы легко и быстро порхали прямо перед нами. Мы подошли к ржавой проволочной ограде, отделявшей луг от леса. Поскольку ежевика любит солнце, сказал Джо, то лучше всего ее искать по краям тропинок и там, где лес встречается с полем. Двигаясь вдоль ограды, мы скоро подобрались к огромным колючим кустам ежевики с толстыми, жирными, темными ягодами. Первая ягода, которую я положила в рот, оказалась такой кислой, что я ее выплюнула. Джо объяснил, что надо рвать только те ягоды, к которым едва можно прикоснуться. Та, которую ты сорвала, еще недостаточно созрела для того, чтобы ее можно было есть.

Мы поднимались на холм вдоль ограды, собирали ежевику и ели ее столько, сколько хотелось. Джо рассказал, что все лето проводит в лесу, собирая разные ягоды, еще совершает рейды в сады за вишнями, грушами и яблоками, а потом прокрадывается и на чьи-то грядки, чтобы стащить помидоры, огурцы, картофель и бобы.

– Только тогда, когда этого всего там слишком много, – добавил он. – Я никогда не беру того, чего выросло мало. Это воровство.

– Больше похоже на то, как это собирают птицы и еноты, – сказала я.

– Вот это другой разговор, куз. Хотя, должен признать, не все такие добрые.

Время от времени, сказал он, фермеры, которые обнаруживают его в своих садах или полях, целятся в него из пистолета. Как-то сидел он на яблоне на заднем дворе того разукрашенного дома дантиста в Байлере, и тут вся семейка вышла в патио на ланч, и ему пришлось просидеть на дереве, не пошевелившись, целый час, как белке, которая надеется, что охотник ее не заметит. Самое плохое, что с ним когда-нибудь приключалось, это было то, когда за ним кинулась дворовая собака и он потерял фалангу, не успев перелезть через забор. Джо усмехнулся, вспомнив это, и вытянул руку.

– А этот палец не воровал.

Когда наши мешки наполнились, мы пошли назад через живую изгородь в «Мэйфилд». В лесу за оградой, в середине жаркого летнего дня, стояла тишина. У сарая мы остановились попить из водопроводного крана над корытом, пригладили волосы под краном, и вода потекла по нашим лицам.

– Может, мы еще пособираем, куз, – сказал Джо, вытирая щеки.

– Конечно, куз, – сказала я и тоже вытерла щеки.

Джо пошел по дороге, а я повернула к дому. Только я приблизилась к портику, как Лиз вышла из двери.

– Мама звонила, – сообщила она. – Она будет здесь через два дня.