Глава 26
Обратный путь вышел чистый да гладкий. Даже Гнидра их не потревожила. Хотя именно ее Валтор опасался более всего. Канури на прощание сказал, что Гнидра хотя и опасное существо, но очень уж пугливое. Для того чтобы она отвязалась, нужно ее как следует напугать. Вот только, как это сделать, шинандзаки не объяснил. Сказал только: «Действуй по ситуации». А как понять эту самую ситуацию, когда имеешь дело с невидимым зверем?
Ну, ладно, по счастью, Гнидру им пугать не пришлось.
Зато Валтор смог как следует расспросить Федора о загадочных пузырях земли. Которые должны были стать их следующим местом назначения.
– Пузыри земли – это образное, поэтическое название явления, в основе которого нарушение или изменение причинно-следственных связей. Прежде, до Исхода, в Наукограде был большой исследовательский центр, занимавшийся изучением того, как хаотические процессы, протекающие на уровне элементарных частиц, могут оказывать влияние на нашу обычную жизнь. Я сам в этом не очень-то хорошо разбираюсь, поскольку это не моя специальность, но суть теории Лукорина – Барклая, которая как раз и легла в основу принципа пузырей земли, заключается в том, что наш мир подвержен постоянным хаотическим изменениям. Однако они остаются незамеченными, поскольку после того, как очередное вмешательство хаоса в систему мироздания внесло свои изменения, мы уже начинаем воспринимать их как должное, как нечто само собой разумеющееся. Изменения на микроуровнях происходят значительно чаще и активнее, и именно с этим как раз и связано то, что ученым никак не удается создать единую теорию, объединяющую все известные типы взаимодействия. Воздействие на макроуровне, как правило, не столь существенно, но и оно приводит к всевозможным странностям, неоднозначностям и неопределенностям. Это и проблемы с датировками известных исторических событий, сложности с установлением точных биографических данных многих известных исторических личностей, которые по этой самой причине зачастую считаются легендарными. Таких, например, как Иисус Христос или Артур Пендрагон…
Они покинули территорию обитания таинственной невидимой Гнидры. Квад съехал в ложбину и покатил вдоль русла текущего по дну оврага ручья. Мотор под капотом не рычал, а мурлыкал, как сытый, довольный жизнью котенок. А машина слушалась даже самого нежного касания рулевого колеса. Следовало отдать шинандзаки должное, поработали они на славу. Валтор и сам уделял немало времени своей машине. Но никогда еще она не была столь же послушной, как сейчас.
– Так Иисус жил на самом деле или нет? – спросил Иона.
– В том-то и фокус, что теория пузырей не позволяет дать однозначный ответ ни на один из неопределенных вопросов, – ответил Федор. – С точки зрения нашего нынешнего восприятия истории, он и жил и не жил одновременно. А если жил, то был распят и в то же время не был. И так абсолютно во всем. Кипение вакуума, при котором происходит постоянное рождение и мгновенное уничтожение виртуальных частиц, оказывает влияние на макроуровень, создавая тем самым абсолютную неопределенность. Однако накапливание этой неопределенности, как правило, происходит постепенно, поэтому большинство макронеопределенностей отделяют от нас значительные временные отрезки. Как, например, гибель динозавров, у которой одновременно есть несколько причин.
– Здорово, – усмехнулся Валтор. – Выходит, все, что было, одновременно и не было?
– Примерно так, – не очень уверенно кивнул Федор.
– Ну, а чем нам-то это может помочь? Мы ведь пока что находимся в настоящем, а не в прошлом.
– В мире все очень относительно, – сказал Федор и указал рукой на склон оврага. – Здесь нам нужно выехать наверх.
– Я не понял насчет относительности, – переспросил Валтор.
– Точка времени, в котором мы находимся сейчас, для нас является настоящим. Но для тех, кто жил до нас, она – будущее. Да и для нас самих вчера или пару часов назад она была будущим.
– Вчера сегодняшнего дня не было.
– Да, но сейчас-то он есть.
Валтор задумался. В том, что пытался доказать Федор, была какая-то натяжка. Он это чувствовал. Вот только не мог пока ухватить тот конец, за который следовало потянуть, чтобы распустить узелок.
– То есть мы живем одновременно в настоящем и будущем, – повторил он, чтобы как следует прочувствовать эту мысль.
– А еще – в прошлом, – добавил Иона.
– Это-то с какого перепугу?
– Завтра для нас этот день станет прошлым.
Валтор снова задумался. Честно признаться, прежде он никогда не воспринимал время как некую абстрактную бесконечность, уходящую двумя противоположными концами в прошлое и будущее. Для него время было точкой, в которой он находился сейчас. Прошлого уже не было, а будущее еще не наступило. Но, в принципе, новая постановка дела ничуть его не коробила и вроде бы не вызывала никаких внутренних противоречий со здравым смыслом.
– Ну, хорошо, допустим, мы сейчас находимся одновременно в настоящем, прошлом и будущем.
– Все зависит от точки зрения, – уточнил Иона.
– Ладно, пусть себе зависит, – не стал спорить Валтор. – Нам-то какой от этого прок?
– Игорь Лукорин, внук Оскара Лукорина, создателя теории Лукорина – Барклая, продолжил работу деда. Его идея сводилась к тому, чтобы создать установку, которая позволила бы контролировать кипение вакуума. Это, в свою очередь, дало бы возможность создавать крупные узлы неопределенности, для появления которых, как правило, требуются сотни, а то и тысячи лет.
– И зачем это было нужно?
– Ученый не задается вопросом «зачем?». Его интересуют вопросы «почему?» и «как?».
– А потом приходят те, кого интересует вопрос «зачем?», и создают бактериологическое оружие, ядерную бомбу и армию живых мертвецов, не особенно задумываясь о возможных последствиях своих действий.
– Теоретически работа Игоря Лукорина давала возможность многократно проигрывать тот или иной вариант развития событий с тем, чтобы выбрать наилучший.
– Наилучший с чьей точки зрения?
– Прости, я не понял твой вопрос.
– Да кончай, – усмехнулся Валтор. – Все ты отлично понял. В мире всегда так: то, что нравится одному, вызывает неприязнь у другого. Нет такого вопроса, по которому сошлись бы мнения абсолютно всех опрошенных. Подобное невозможно по одной простой причине: все люди разные. Собери пятерых человек в одной комнате, и они станут до хрипоты спорить о цвете обоев, которые следует для нее выбрать. Так ведь? А тут речь идет об эффекте Лукорина – Барклая!..
– Теории Лукорина – Барклая, – уточнил Федор. – Разработка теории контроля за кипящим вакуумом стала ее следствием.
– Да какая разница! – Валтор щелкнул ногтем по полям акубры. – Суть в том, что речь идет контроле за реальностью. Так ведь?
– Ну, если не вдаваться в детали…
– А мы и не станем в них вдаваться, – перебил, недослушав, рамон. – Так кто же станет выбирать наилучший вариант развития тех или иных событий?.. А?.. Я что-то очень сомневаюсь, что по этим вопросам стали бы проводить всенародное голосование. Выбирал бы тот, в чьих руках оказалась бы эта чертова машина! И, уж поверь мне, думал бы он при этом не о счастье и благополучии всего человечества, а о своих собственных, шкурных интересах!
– Ты совершенно напрасно так горячишься, – попытался успокоить рамона Федор.
– Да надоело все это! – в сердцах ударил обеими руками по рулевому колесу Валтор.
– Что именно?
– То, что все вокруг только и твердят о том, что выбор зависит от нас, от каждого из нас, что каждый наш голос имеет значение. А на самом деле никакого выбора нет. Потому что все уже давно решено. Без нас. Но от нашего имени.
– Валтор, мы говорим сейчас о чисто теоретической возможности, – с укоризной в голосе произнес Иона.
– Разве? – недовольно дернул подбородком Прей.
– В противном случае остается сделать вывод, что Эпоха Сепаратизма стала результатом испытания системы контроля за одним из узлов неопределенности.
– А почем бы и нет? – немного подумав, дернул плечом Валтор. – Вот скажи нам, Федор, есть надежный способ убедиться в том, что то, что сейчас происходит с нами, происходит само по себе, а не в результате чьих-то там манипуляций с кипящим вакуумом?
– Ну, я, вообще-то, не специалист, – смущенно улыбнулся Федор.
– Понятно, – многозначительно кивнул Валтор. – Значит, нет.
– Точно так же, как нет никакой возможности наверняка убедиться в том, что ты сейчас не спишь и не видишь все происходящее во сне, – заметил Иона.
– Ну, сон от яви я, пожалуй, смогу отличить.
– Это только тебе кажется, что сможешь.
– Да нет же, точно смогу! – уверенно заявил Валтор.
– Ну, а если это не твой сон?
– Как это не мой?
– Да очень просто. Что, если тебя видит во сне кто-то другой?
– Кто?
– Да кто угодно! Красный король!
– Какой еще Красный король?
– Который спит и видит тебя во сне. И тебе следует быть крайне осторожным, чтобы не разбудить его. Иначе сон и ты вместе с ним исчезнете.
– Фигня какая-то, – тряхнул головой Валтор. – При чем тут Красный король и его сон, когда мы говорим о кипящем вакууме? Федор, ты, вообще, понимаешь, о чем говорит этот андроид?
– А он андроид? – удивленно посмотрел на Иону Федор.
– Ну, все, приехали, – усмехнулся Валтор. – Федор, мы начали с пузырей земли.
– Ну, да, конечно, – кивнул Федор. – Их так назвал Юрген Лукорин. Вообще-то, он был не чужд поэзии. И даже опубликовал пару неплохих сборников стихов. Они и сейчас пользуются популярностью. Хотя, на мой взгляд, многие из них являются подражанием…
– Стоп! – перебил его Валтор. – Откуда появился этот Юрген? Мы говорили об Игоре Лукорине.
– Игорь Лукорин работал над системой контроля за кипящим вакуумом вплоть до самого Исхода. У него было множество теоретических наработок, но реальных результатов он так и не достиг. Разочаровавшись в своих идеях, он покинул Наукоград во время Исхода. Корпус, в котором работал Игорь, все его записи и научные журналы перешли в собственность его брата, Кирилла Лукорина. Кирилл был блестящим экспериментатором, все установки, на которых производил свои опыты Игорь, были созданы Кириллом или при его непосредственном участии. Но теория была не его коньком. Поэтому работы по контролю над кипящим вакуумом были возобновлены, только когда вырос и закончил обучение сын Кирилла Юрген. Он смог разобраться в записях своего дяди Игоря и нашел ряд новых подходов к интересовавшей их обоих проблеме. С помощью отца Юрген смог доработать контрольную установку, на которой ему удалось получить первый узел неопределенности.
– Серьезно?
– Ну конечно.
– И что он собой представляет?
– Кто?
– Узел неопределенности.
– Ну, видишь ли, Валтор, узел неопределенности это такое же образное определение, как, к примеру, и черная дыра. Когда мы говорим «черная дыра», мы ведь не имеем в виду реальную дырку в пространстве.
– А что же мы тогда имеем в виду?
– Да, собственно, ничего определенного. Мы понятия не имеем, какие процессы протекают внутри черной дыры. Мы даже увидеть ее не можем. Однако мы можем наблюдать, как она взаимодействует с другими объектами. Та же история и с узлом неопределенности. Никто не понимает, что он собой представляет. Но результатом его активности являются пузыри земли.
– О которых тоже никто ничего не знает?
– Вовсе нет… Осторожно!
Федор внезапно метнулся в сторону Валтора, вцепился в рулевое колесо и дернул его так, будто вознамерился вырвать из рук рамона. Не понимая, что происходит, Прей машинально оттолкнул Федора локтем и крепче ухватился за руль.
– Темпо!..
Раздался звук, как будто лопнул огромный временной пузырь.
И Валтор вдруг понял, что машина стоит на месте.
Причем не просто стоит, а замерла в движении. Как ветки кустов, которые должны были проноситься мимо, как листья на деревьях, которые трепал ветер.
Все, абсолютно все было неподвижно.
Секунду спустя Валтор понял, что он ничего не слышит.
Вообще ничего.
Ни единого звука.
Как будто в уши ему натолкали ваты, в потом еще обмотали голову плотным полотенцем.
Валтор попытался надавить ногой на педаль тормоза.
Но нога отказывалась повиноваться.
Так же, как и руки, намертво вцепившиеся в рулевое колесо.
Валтору сделалось не по себе.
Он попытался повернуть голову, чтобы взглянуть на Федора, но у него и это не получилось.
Он чувствовал свое тело, но не мог управлять им.
Это было похоже на безумие.
В пору был заорать, но горло рамона было не в состоянии издать ни звука.
Да, и странно было бы, если бы оказалось, что он один может говорить в этом безмолвном мире.
Старательно скосив взгляд, Валтор смог-таки увидеть Федора.
Абориген сидел в совершенно нелепой позе, повернувшись к нему вполоборота, дурашливо разинув рот, вытаращив глаза и вскинув руки вверх.
«Какого черта он пытался выхватить у меня руль?» – подумал Валтор.
Его заинтересовал именно этот вопрос, потому что все и началось с того, что Федор попытался вырвать руль из его рук. Он еще крикнул «Осторожно!», а потом еще что-то.
Валтор вновь попытался пошевелить руками, ногами. Попробовал моргнуть.
Тело ему не подчинялось.
Ощущение было довольно странным. Он не мог даже бровью повести, но при этом вроде бы не испытывал никаких неудобств. Вот если бы ему нужно было в туалет… Так, ладно, об этом лучше не думать.
Валтор посидел какое-то время, ничего не делая. Да и что можно было сделать в его положении?
Он сосчитал до тысячи.
Потом – до трех тысяч.
Становилось мучительно скучно.
Валтор не знал, чем себя занять.
Он снова скосил взгляд на сидящего с разинутым ртом Федора.
Интересно, о чем он сейчас думает? Наверно, переживает из-за того, что так не вовремя раскрыл рот. И мечтает лишь о том, чтобы туда не залетела муха. Впрочем, мухи, если они и имелись поблизости, тоже, должно быть, замерли на лету. В пронзительной тишине, накрывшей квад, словно колпак, их нудный зудеж был бы отчетливо слышен.
Валтор прислушался. Так, на всякий случай. И, разумеется, ничего не услышал.
Поскольку думать о чем-то определенном в подобной ситуации Валтор не мог, в голове у него крутились странные, разрозненные обрывки самых разных мыслей. Они то сплетались, то завязывались узлами. То сматывались в клубок. То вдруг превращались в некое подобие разноцветных змеек и быстро, юрко расползались в разные стороны. Но на их месте тут же появлялись новые и тут же начинали свои причудливые игры.
Самым обидным было то, что невозможно было даже глаза закрыть и притвориться, что ты спишь. Валтор почему-то был уверен, что с закрытыми глазами ему было бы гораздо легче коротать время.
Он попытался считать овец, как советуют делать, когда мучает бессонница. Но все его овцы разбегались в разные стороны.
Он начал было перебирать в памяти события, предшествующие его поездке в Усопье. Но от этого на душе сделалось невыносимо грязно и мерзко. Валтор не выносил ситуации, когда его ставили в безвыходное положение. А Дунгаев именно так и поступил. У Валтора не было даже времени, чтобы обдумать все как следует и решить, как лучше поступить. Его поставили перед фактом и не оставили выбора. Что ж, Дунгаев глубоко заблуждался, если думал, что Валтор все вот так просто и оставит. Сделает дело и забудет обо всем, что произошло. О, нет! Валтор знал, что так или иначе поквитается с Дунгаевым. Хотя, когда он выезжал из Кластера Верда, никакого определенного плана у него еще не было. Теперь же у него на руках имелись сразу два сильных козыря: он знал, что находится в капсуле, которую Дунгаев отправил в Кластер Джерба, и на заднем сиденье его квада сидел андроид, который утверждал, что знает, кто на самом деле убил ту девчонку Милу, в смерти которой Дунгаев обвинил рамона. С такими картами уже можно был играть. Но сначала он доберется до Кластера Джерба и выяснит, что же затеял Дунгаев? Хотя уже сейчас он готов был поспорить, что это была какая-то пакость. На иное Дунгаев просто не был способен.
Да, но для начала было бы неплохо хотя бы просто сдвинуться с места.
Черт возьми! Что, в конце концов…
– … Фунги!
Машина рванула вперед.
Встречный ветер хлестнул по лицу.
Шелест, шум, рев, свист, рык – звуки обрушились, подобно суперграду, вызванному Калхуном.
Валтор вдавил в пол педаль тормоза.
Федор едва не ударился головой о лобовое стекло.
– Что это было? – повернулся к аборигену рамон.
– Темпофунги, – ответил тот. – Временны́е грибы. Еще их называют темпофагами – пожирателями времени.
Валтор бросил взгляд на Иону.
Андроид пожал плечами, давая понять, что эти слова ему тоже ничего не говорят.
– Так, и что это значит?
– Я же говорю, темпофунги! – Федор протянул к Валтору ладони. – Я пытался тебя предупредить!
– Это что, тоже результаты каких-то ваших экспериментов?
– По всей видимости, да, – осторожно кивнул Федор. – Правда, нам не удалось найти никакой документации по ним. Так что не исключено, что это какой-то побочный продукт, попавший во внешнюю среду с мусором… Или еще как… После Исхода здесь творилось черт знает что!
Валтор посмотрел назад.
– Вон он! – Федор указал на большое белое пятно, размазанное покрышками колес квада.
– Ну, и кто он такой?
– Мы их называем временными грибами, или темпофунгами. Потому что внешне они похожи на большие грибы-дождевики. Видел, наверное?
– Нет, – качнул головой Валтор.
– Ну, не важно, – успокоил его Федор. – Сколько было времени в тот момент, когда мы наехали на него?
– Я не смотрел на часы.
– Четыре двенадцать, – сказал Иона.
– А сейчас?
Валтор посмотрел на часы.
– Пять двадцать две.
Федор улыбнулся и, как фокусник, развел руками.
– То есть ты хочешь сказать, что этот гриб… – Валтор снова посмотрел назад.
А что, собственно, этот гриб?
Прей и сам не знал, что хотел спросить.
– Этот гриб – темпофаг, – ответил на незаданный вопрос Федор. – Он пожирает время. Нам еще повезло, что темпофунг, на который мы наехали, еще незрелый. Иначе бы он мог продержать нас несколько часов. А то и сутки.
– Как он это делает?
– Неизвестно. Темпофунги невозможно изучать. В ответ на любое внешнее воздействие они останавливают время вокруг себя. Возможно, это защитная реакция. Как яд у бледной поганки.
– Какая ж это защита, – криво усмехнулся Валтор. – Мы же его все равно раздавили.
– Ну, да, – кивнул Федор. – Раздавили. Только в следующий раз ты объедешь темпофунга стороной. Чтобы не потерять несколько часов.
Валтор щелкнул ногтем по полям акубры.
– Резонно! Я и за этот час чуть с ума не сошел.
– Да, ощущение не из приятных, – согласился Федор.
– А ты как? – посмотрел на Иону Валтор.
– Я читал стихи, – ответил андроид. – В мою базу данных загружена обширная библиотека.
– Везет же некоторым.
Валтор надавил на педаль газа, и квад покатил дальше, подминая широкими протекторами высокую зеленую траву.
Ах, как же приятно было слышать, как пел мотор и шуршала трава, ложащаяся под колеса!
– Так что там насчет пузырей земли? – напомнил Федору Валтор.
– Установка Лукориных работает. С ее помощью можно создавать узлы неопределенности, которые порождают пузыри земли. Как я уже говорил, это образное выражение, придуманное Юргеном Лукориным. Оно позаимствовано из пьесы Шекспира «Макбет». Вы, должно быть, с ней знакомы?
– Читал когда-то, – глядя неотрывно на дорогу впереди, ответил Валтор. – Очень давно.
– Земля рождает пузыри, как влага.
Они – такие. Где они? Исчезли, —
нараспев процитировал Иона. —
Телесный облик в воздухе растаял,
Как вздох в порыве ветра. Я жалею.
Да было ли все то, о чем мы судим?
Иль мы поели бешеного корня,
Связующего разум?
– Ну, да, примерно так, – кивнул Валтор. – А в чем тут смысл?
– Макбет и Банко в степи, в грозу увидели трех ведьм, хвастающихся друг перед другом своими мерзостями, – сказал Федор. – Когда же они исчезают, Банко уверяет Макбета, что это были всего лишь «пузыри земли». То есть нечто, не существующее постоянно, появляющееся и исчезающее. Пузыри, создаваемые машиной Лукориных, точно так же появляются и исчезают. Каждый из них – это возможный вариант развития того или иного события. Поэтому иначе их еще называют пузырями вероятности.
– Так мне больше нравится, – вставил Валтор.
– Почему? – спросил сзади Иона.
– Так понятнее. А то пузыри земли – фигня какая-то!
– Зато поэтично.
– В науке все должно быть конкретно, а не поэтично, – Валтор глянул на аборигена. – Так ведь?
– Зачастую наука бывает сродни искусству, – ушел от прямого ответа Федор. – Особенно та, что имеет дело с узлами неопределенности и пузырями вероятности.
– А эти пузыри, они, действительно?.. Ты их видел?
– Да, – Федор понял, что хотел спросить Валтор. – Они действительно похожи на большие мыльные пузыри. Они появляются всего на несколько секунд и исчезают без следа. Но, если успеть войти в пузырь, то можно изменить некоторые причинно-следственные связи и заставить события течь несколько по-иному.
– Ты сам это пробовал?
– Нет.
– Почему?
– У меня не было такой необходимости.
– Почему же ты уверен, что эта машина работает?
– Потому что так говорят Лукорины. А они-то понимают в этом толк. Они всю жизнь занимаются узлами неопределенности.
– Так они до сих пор живы?
– Это уже другие Лукорины, продолжившие работу своих предшественников.
– Здорово у вас тут дело поставлено, – хмыкнул Валтор. – Прямо трудовые династии.
– Все это, конечно, очень интересно, – подал голос Иона. – Только я, признаться, не очень понимаю, как эти самые пузыри вероятности могут помочь нам добраться вовремя до нужного места?
– Да, верно! – поддержал андроида Валтор. – Если мы изменим вероятность тех или иных событий, квад ведь от этого быстрее не побежит?
– Как мы уже говорили, узлы неопределенности тем крупнее, чем дальше по временной шкале отстают от нас те или иные события. Соответственно, узлы неопределенности из прошлого воссоздать значительно проще, чем узел, связанный с каким-то сиюминутным событием.
– То есть мы можем вернуться на пару дней назад! – догадался Валтор.
– Да, но уже со своими нынешними знаниями и опытом.
– И на починенной шинандзаки машине?
– Разумеется.
– Вот это дело! – довольно улыбнулся Валтор.
– Только не следует забывать, что некоторые события будут протекать не так, как вы их запомнили.
– Не беда, – легко отмахнулся от замечания Федора Валтор. – Нам главное добраться в срок.
Судя по тому, как прикусил губу Федор, у него на сей счет имелось иное мнение. Но он не стал затевать спор с рамоном, решив, что Лукорины, со свойственной им конкретностью и прямотой, быстрее и, что самое главное, гораздо убедительнее объяснят Валтору, насколько опасно может быть столь легкомысленное отношение к разбегу вероятностей. В конце концов, это была не его специальность и он сам мало что в этом понимал.