Глава 16
– Ушел? – оторопело переспросил Катон. Нутро его застыло от безмолвного ужаса.
Не дожидаясь никаких разъяснений, он по слякоти и лужам бросился к загородке. Дверь в нее была открыта. Внутри стояла непроглядная темень, но, приблизившись, он смог разглядеть на земле два неподвижных куля – само собой, два караульщика. И больше никого, помимо столба и валяющихся в грязи цепей.
– Мр-разь!
Стиснув руку в кулак, Катон двинул по частоколу. Он сел на корточки и поднял оковы, чтобы внимательней их разглядеть. Цепи были в грязи, но при ощупывании пальцы не ощущали разломов, а зажимы были однозначно выбиты. Быстро поднявшись, Катон присоединился к Макрону и Криспу, которые в это время оглядывали тела.
– Мертвы?
– Оба, – ответил Макрон. – Глотки перерезаны. Тот, кто это сделал, находился безусловно вблизи… Ну, я с этого мерзавца взыщу по полной.
Катон старался упорядочить мятущиеся мысли.
– Этим займемся позже. А сейчас мы должны разыскать Каратака. Возьми людей, – обратился он к Криспу, – и на поиски, сию же минуту. К каждым воротам пошли по скороходу. Из лагеря не выпускать никого. Действуй!
Притихший центурион побежал к линиям палаток, а Катон повернулся к Макрону.
– Как там остальные пленные?
– Проверял. Все на месте. – Макрон оглядел косые провалы мрака по углам. – Каратак, наверно, все еще где-то рядом, если думает освободить своих.
Префект покачал головой.
– Теперь уже поздно: объявлена тревога. Если он и держит это в уме, то сейчас делать этого все равно не будет. До света он попытается как можно дальше убраться от лагеря. Надеюсь лишь, что мы еще не слишком опоздали. Возьми здесь все под свое начало. Караулы на постах удвоить. Найди трубача, пускай протрубит тревогу. Срочно.
– А чем займешься ты, господин префект?
– Доложусь в ставку. Надо срочно поднять лагерь.
– Не лучше ли сначала изловить Каратака? А уже потом к верховному?
– Увы, поздно… Вперед!
Они расстались, и Катон побежал обратно к сердцевине лагеря. Впереди уже показались шатры ставки, когда за спиной раздался призыв одинокого рога. Было смутно видно, как солдаты в темноте, отвлекшись от спасения своих палаток, начали озадаченно оглядываться.
– Это что еще за шутки? – послышался голос. – Я-то думал, враг разгромлен… Кому там спьяну музычки захотелось?
Катон приостановился и, поднеся ладони ко рту, проорал:
– Всем подъем! Сигнал прозвучал! Шевелите задами, язви вас!
Ругательство возымело действие: люди зашевелились, нашаривая в темноте оружие и снаряжение. Опционы и центурионы разносили приказ, их надрывные голоса перекрывали шум ветра. Катон, поминутно оскальзываясь, бегом спешил по грязи к ставке. Каким-то чудом, помимо офицерской палатки, где шло гулянье, все остальные шатры остались целы. Катон, в очередной раз поскользнувшись, остановился перед частным помещением верховного.
– Впустите меня, – переводя дух, махнул он рукой часовым, что преградили ему дорогу.
– Одну минуту, господин префект.
– Времени нет… ни минуты.
Катон оттолкнул часового и ворвался внутрь. После темени снаружи трепетный свет ламп и жаровен казался нестерпимо ярким. Лихорадочно оглядевшись, префект увидел лишь слугу, который тревожно вскинулся, отвлекшись от чистки сапог своего хозяина.
– Командир здесь? – потребовал Катон.
В шатер спешно зашел один из часовых и, держа руку на рукояти меча, направился к нарушителю порядка.
– Господин префект, вам необходимо ждать снаружи!
– Где командир? – повторил Катон.
В глубине шатра раздвинулась занавесь, и показался Осторий – в одной тунике, босой.
– Именем Юпитера, что происходит? Префект Катон, что вы здесь делаете? – Сделав паузу, он дернул головой. – Кто приказал трубить к боевой готовности?
Катон, рванувшись мимо часового, вытянулся перед верховным.
– Господин, Каратак сбежал, – со стучащим как молот сердцем доложил он.
Осторий смотрел расширенными глазами.
– Как сбежал? – не сразу выговорил он. – Как такое возможно? Он же у вас был в цепях.
– Так точно, был.
– Тогда как это могло произойти?
Катон лихорадочно соображал.
– Видимо, ему помогли. Двое стороживших его караульных убиты, а зажимы из оков выбиты.
– Помогли? Кто?
– Не могу знать, господин военачальник. Но как только раскрылось, что он бежал, я сразу поднял тревогу. Мои люди его ищут, а я отдал приказ не выпускать из лагеря никого. Если вражеский вождь еще здесь, мы его найдем.
Эти слова Осторий выслушал молча, с каменно-суровым лицом.
– Лучше, если он найдется, префект Катон. Именем богов, лучше, если его найдут и вновь посадят на цепь. Если побег ему удастся, то клянусь, те, кто за это в ответе, жестоко поплатятся.
– Слушаю, господин, – беспомощно ответил Катон.
Верховный повернулся к часовому:
– Срочно сюда моих штабных офицеров!
Часовой поспешил из шатра. Помимо Катона с Осторием, здесь оставался только слуга, который по-прежнему сидел на стуле, растерянно держа в руках сапог. Гнев верховного обратился на него:
– Ну, а ты чего застыл? Продолжай занятие!
Слуга, боязливо съежившись, принялся скрести с удвоенной силой. В эту минуту Катон многое бы отдал, чтобы поменяться с ним местами. При этом он все так же стоял навытяжку, пока Осторий гневно не повернулся к нему:
– А вам лучше продолжить поиск Каратака, префект. Ступайте!
Катон, отсалютовав, поторопился наружу: все хорошо, лишь бы подальше от глаз верховного.
Сразу по получении указаний Остория в помощь обозному сопровождению было отряжено две когорты, для поимки сбежавшего узника. Остальным был дан отбой, и люди возвратились в свои пострадавшие убежища коротать остаток ночи. Катон возвратился к себе в палатку, чтобы дожидаться каких бы то ни было сообщений.
Буря наконец стала ослабевать, уйдя к востоку. Ветер, разметавший оставшиеся тучи, был уже не столь свирепым. Ослабел, а затем и вовсе прекратился дождь. Редкие звезды на бархате неба теплились бесстрастно и вместе с тем словно выжидающе. Само их спокойствие казалось насмешливым Катону, бессонно смотрящему на ночное небо при входе в палатку. Вот она, переменчивость судьбы… Триумф доблестного префекта продлился менее дня. Бегство вражьего вождя, несомненно, преобразит его из предмета восхваления в козла отпущения, допустившего столь губительный промах. Про то, что это он пленил Каратака, никто теперь и не вспомнит, а помнить будут исключительно то, что он дал ему сбежать. Хотя истинным преступником был несомненно тот, кто убил караульных и освободил неприятельского вождя… Эх, вот бы только установить, кто это был: с мерзавца спустят шкуру. Надежда сейчас только на то, что преступник, пособивший Каратаку, прячет его где-то в лагере. Мысль о том, что беглец все же смог уйти за пределы стоянки, была попросту несносной. По мере того как стали поступать известия от поисковых отрядов, сердце Катона вконец отяжелело: от Каратака не осталось и следа.
Когда на востоке еле видимой воспаленной жилкой затеплилась заря, Макрон принес еще одно неутешительное известие:
– Я тут допросил стражу на воротах. Действовала она четко по твоему указанию: наружу. А потом я подумал и спросил, кто проходил через ворота в те часы, когда тревога еще не прозвучала.
– И что?
– Порадовать тебя нечем. Ничего примечательного: лишь обычная смена караулов. За исключением повозки виноторговца.
– Повозки, говоришь? – Катон приложил ладонь ко лбу. – Стражники ее обыскали?
– Так, на скорую руку… Она была пуста. А лицо возницы скрывал капюшон. Шел дождь, так что дежурный опцион не нашел в этом ничего подозрительного. Торговец сказал, что возвращается в Вирокониум за новой партией товара: врага-то теперь опасаться незачем. Опцион его и пропустил.
– Который шел час?
– Как раз перед закрытием на ночь ворот. Мы тогда находились в офицерской палатке. Того опциона я привел с собой на случай, если ты захочешь с ним перемолвиться.
– Пусть идет сюда.
Макрон высунул голову наружу:
– Эй, заходи.
Он посторонился, пропуская опциона – закаленного вояку, но настолько скованного и, похоже, недотепистого, что сразу видно: из опциона в центурионы ему не вырасти. Выделка не та.
– Опцион Домат, господин префект, – встав навытяжку, представился он.
– Опцион. Центурион Макрон сообщает, что ты перед закрытием ворот выпустил ночью из лагеря повозку.
– Так точно, господин префект.
– Виноторговца, едущего в Вирокониум?
– Его са́мого, господин префект.
– А тебе не показалось странным, что виноторговец выезжает из лагеря в такой час?
Опцион тревожно переступил с ноги на ногу.
– Нет, господин префект. Объяснялся он вроде как внятно. К тому же по службе мы высматриваем угрозу извне, а этот, наоборот, выезжал изнутри наружу. Я его и пропустил: что ж тут такого?
– Опцион, задача караулов при исполнении – высматривать врага. И обязанностью твоей было внимательно присматриваться, кто к нам въезжает и выезжает.
– Как я сказал, господин префект, мне он подозрительным не показался. И врага я в нем не усмотрел. А уж тем более Каратака. Да и говорил он на латыни.
Катон вздохнул.
– А тебе не пришло в голову, что хотя бы один из врагов мог знать наш язык?
Опцион приоткрыл рот, собираясь что-то возразить, но благоразумно промолчал.
– Ты думаешь, это был он? – вмешался Макрон.
– Все может быть. Как только разберемся с этим, пошлю за ним патруль. На всякий случай. – Катон снова перевел внимание на опциона. – Домат, а еще что-нибудь ты нам можешь сообщить о том торговце? Как-нибудь описать?
– Я уже рассказал центуриону, господин префект: у него на голове был капюшон. Там и так-то было темно, да еще дождь с ветром, всякое такое…
– Понятно, – устало вздохнул Катон.
Он уже собирался отпустить этого недотепу, но тут лицо опциона слегка оживилось:
– О. Я ж его имя запомнил. Прямо на боку повозки написано. Как раз сумел различить, когда он через ворота проезжал.
– Вот как? И какое же?
– По-моему, Гиппарх.
Катон молча воззрился на него.
– Ну и дела, – рыкнул Макрон.
Префект был уже на ногах, проталкиваясь мимо опциона:
– Макрон, за мной!
Он побежал в сторону обоза и хаотичного скопления палаток обозной публики, хотя грязь сильно замедляла продвижение. Следом за ним с трудом поспевал Макрон. Вместе они пробежали мимо нагромождения армейских повозок, кибиток и далее в ту часть, что занимали обозники. Здесь мало что напоминало упорядоченность расположения армейских палаток, а вокруг пересечения двух тележных проездов тянулось скопище сооруженных из чего ни попадя лачужек и цветастых палаток. День еще не наступил, а вокруг было уже многолюдно. Гражданских в лагере буря пощадила ничуть не больше, чем военных: многие палатки были сорваны, торговые прилавки и будки опрокинуты.
Катон остановился у прилавка лудильщика, пережившего напасть более-менее без урона. Тот уже выставлял свои изделия и принадлежности, не обращая ни малейшего внимания на своих претерпевших невзгоды соседей.
– Эй! – окликнул Катон. – Где мне найти Гиппарха, виноторговца?
– Да откуда я знаю, – отвлекшись от своих дел, пожал плечами ремесленник. – Если он занимается винами, то его лучше искать вон в том углу, вместе с собратьями по ремеслу.
Катон снова сорвался на бег, сворачивая в очередной грязный проулок с торговыми рядами. Вскоре он увидел там прилавок с винными сосудами. За прилавком какой-то рыхлый добряк с сальными седыми волосами о чем-то спорил с покупателем.
– Подскажи, любезный, где мне найти Гиппарха? – обратился к торгашу Катон.
Увидев перед собой молодого офицера, купец мгновенно направил на него все свое обаяние.
– Господин мой, – масляно заулыбался он, – зачем нам с вами Гиппарх? Если вы ищете доброго вина, то ручаюсь, что вино вам дам лучше, а цену скромнее, чем у Гиппарха.
– Да не нужно мне твоего вина, чтоб оно скисло! Говорю же: мне нужен Гиппарх.
На глазах поскучнев, купец указал через дорогу. Катон обернулся и увидел там повозку с высокими бортами и навесом, скрывающим прочный деревянный каркас будки с прилавком. Он поспешил туда и перебрался через прилавок. Ноги наступили на что-то мягкое и податливое. От неожиданности Катон запнулся, но быстро выпрямился и увидел, что под прилавком вниз лицом лежит тело, полускрытое кожаной занавеской, растянутой на манер балаганной ширмы. Он встал на колени и перевернул лежащего. В тусклом свете можно было разобрать, что это не Септимий. Судя по заношенности дырявой туники и серьге в ухе, это был раб. Он со стоном вяло поднял руку. Катон схватил его за плечи и встряхнул:
– Где Гиппарх?
Глаза раба приоткрылись, и он мутно и бессмысленно поглядел на нависшего сверху незнакомца. От него разило перегаром. Катон встряхнул еще раз, энергичнее, и повторил вопрос. Тщетно: подлец был пьян до одури. Раздраженно зашипев, Катон выпустил тотчас опавшее тело и обратился к Макрону, который стоял по ту сторону прилавка:
– Обыщем эту берлогу.
Центурион кивнул и поспешил к задней стороне будки, где принялся разматывать веревку, скрепляющую две кожаные половины ширмы.
– Так, что тут у вас, господин?
Катон поднял глаза и увидел того самого купца, который его сюда направил.
– Ты здесь ночью ничего не заметил?
– В каком смысле «ничего»?
– Ну, чего-нибудь необычного.
– Я всецело был занят тем, чтобы не унесло мой прилавок. Практически как и все остальные в этом лагере. Хотя странности, пожалуй, действительно были…
– Какие? Расскажи.
– Ну, скажем, этот ваш Гиппарх. Смотрю – запрягает в свою повозку мула, как раз на закате дня. Он и этот его бездельник раб. Запрягает, а потом уезжает. Это в такую-то непогоду, когда, казалось бы, надо, наоборот, оставаться и во все глаза смотреть, чтоб ничего не случилось с лавкой и товаром… И больше я его не видел.
– Ты уверен, что это был именно Гиппарх?
– Ну а как же, – развел руками торговец. – Я его по плащу признал.
– Катон! – послышалось с задов повозки. – Он здесь!
Катон отвернулся от торговца и присоединился к Макрону. В полумраке тесного интерьера смутно различался имперский агент, приваленный к скатанной циновке. Он лежал неподвижно, и на секунду показалось, что он мертв. Катон подобрался вплотную к неподвижному телу и, почувствовав, что Септимий все-таки дышит, облегченно перевел дух.
– Он жив. Помоги-ка мне. Давай вытащим его отсюда.
Они отволокли бесчувственное тело за ширму и бережно опустили с повозки на землю. При более ярком свете стало видно, что волосы Септимия свалялись в засохшей крови. Кровь запеклась также на шее и на плече туники.
Макрон поцокал языком.
– Гляди-ка. Какой-то гад чуть не пробил ему голову… Как думаешь, Каратак?
– Похоже на то, – не сразу ответил Катон.
Поднявшись, он окликнул виноторговца и велел принести воды.
– А с ним что делать будем? – указал центурион на Септимия.
Префект почесал подбородок.
– Промоем рану, перевяжем. Затем попробуем привести его в чувство. Если не сумеем, то отнесем в лазарет к хирургу. Так или иначе, но нам нужно его расспросить, и как можно скорее.
Макрон хотел что-то сказать, но тут с кувшином и полоской материи возвратился торговец.
– Надо, чтобы ты пошел в штаб и сообщил об увиденном полководцу, – принимая у него воду и лоскут, сказал Катон.
– Но я же не солдат, – заупрямился толстяк. – Сами идите.
– Закрой рот, – бросил ему префект, – и делай то, что я тебе приказываю. Расскажешь полководцу, что Каратак сбежал из лагеря на повозке Гиппарха. И что я отправляю людей по его следу, на поимку. Пошел!
Толстяк неохотно затрусил прочь, оставляя офицеров с Септимием.
– Подними ему голову, – указал Катон, – только смотри, аккуратно.
Макрон так и поступил, а его друг полил на тряпицу воды и начал счищать запекшуюся кровь. Кожа на макушке была прорвана, но кость внизу не повреждена. Когда он заканчивал обработку раны, Септимий зашевелился и промямлил что-то, после чего снова впал в беспамятство.
– Что-то здесь не так, – покачал головой Макрон.
Катон поднял на него глаза:
– В смысле, что Каратак сбежал, а по пути еще напал на имперского лазутчика?
Уловив в голосе друга напряжение, центурион примолк, воздерживаясь от замечаний. За время его молчания Катон успел смыть остаток крови у Септимия с шеи, отжать тряпицу и бережно обернуть ее ему вокруг головы, прикрыв рану.
Макрон опустил голову Септимия и попытался высказать свою мысль еще раз:
– Кто-то помог Каратаку бежать, а когда им понадобилась телега, чтобы незаметно вывезти Каратака из лагеря, они напали на Септимия. Можешь считать меня чрезмерно подозрительным, но такое даже с большим припуском случайностью не назовешь.
– Согласен, – тихо сказал Катон. – Слишком уж маловероятное совпадение. – Он постучал имперского соглядатая по груди. – Доставь его в лазарет прямо сейчас. Я пущу по следу Каратака Кровавых Воронов. А потом мы с тобою встретимся. Я хочу быть на месте, когда Септимий придет в себя. Есть кое-какие вопросы, на которые он должен будет ответить. – Помолчав, префект поморщился. – Наверняка и у верховного есть к нам вопросы, которые он не преминет задать.