II
Обряд Очищения они совершили в понедельник – первый рабочий день всемогущего Господа: десять человек хором произносили молитвы, двигаясь по молельному дому, и у каждого в руках была собственная Библия.
Агафья не могла поверить, что божий дом может быть так засорен всякой нечестью, особенно когда речь шла о таком маленьком доме. Но нечистая сила почти полностью захватила здание, и вонь порчи была настолько сильна, что, казалось, они могли ее осязать. Если бы такое случилось в храме, то Агафья это поняла бы. В этих средневековых сооружениях всегда так много помещений, лабиринтов и бесконечных коридоров. Но их молельный дом был совсем крошечным, и в нем, казалось, не было места для такой мощной и концентрированной энергии.
И тем не менее она была здесь, и, когда они дружно маршировали по деревянному пыльному полу, на котором еще сохранились капли крови на том месте, где был убит Яков Иванович, Агафья чувствовала ее присутствие. Горе и печаль по поводу потери старого друга полностью сменились у нее страхом. Был ли бес, убивший проповедника, все еще здесь? Ответить на этот вопрос было невозможно. Что-то здесь точно находилось, но было ли это реальным существом, убившим его, или оно было просто связано с бесом-убийцей, надо выяснять.
Сам ритуал выбирал Николай, и он же выбрал десять участников этого действа. Вчера все братство собралось утром на молитву в парке, и там Николай произнес наконец свою первую проповедь. Он не был выдающимся оратором, но достойно запевал гимны и начинал молитвы – парочка молившихся даже начала прыгать, после того как в них вселился Святой Дух. Вокруг них собралась целая толпа зрителей, и некоторые из них стали смеяться. Агафья вспомнила старые времена, но заставила себя не обращать внимания на зевак, так же как на них не обращали внимания остальные, и они провели всю службу так, как будто были совершенно одни в церкви. А после этого, когда им уже полагалось есть, Николай назвал имена десяти избранных и велел им собраться у стола, за которым стоял.
Он сказал, что выбрал их, чтобы они помогли ему izghnat’ dookha bez zhizni.
Очищение.
То, что он выбрал именно их, было вполне логично, хотя Агафья была уверена, что логика в таких случаях не играет основной роли. Тогда она посмотрела на Веру Афонину, но та, казалось, не имела ничего против такого выбора, и Агафье немного полегчало.
Священник выбрал ритуал Очищения, предназначенный для уничтожения и изгнания смертоубийственных бесов, и всем это показалось вполне подходящим.
Утром все они собрались в доме у Николая, чтобы порепетировать. Сам ритуал был им незнаком, но все легко запомнили то, что они должны были говорить. Казалось, что слова, которые священник написал для них, были просто подсказками, которые напоминали им о чем-то давно известном, и Агафье это показалось хорошим знаком. Бог был с ними.
Придя в молельню, они остановились перед бюро, в котором Яков обычно хранил свои бумаги и Библию.
Под половицами раздались какие-то звуки, а на кухне со стола с громким грохотом упал чайник.
И как же полиция умудрилась не заметить их присутствия? Сами молокане не заходили в молельный дом после похорон Якова, но полиция перерыла все это место в бесполезных поисках улик, которые могли быть пропущены в первый день, и Агафья была потрясена, насколько тупыми оказались эти полицейские. Разве не заметили они в этом неестественном воздухе, что в здании присутствует что-то еще? Дух потусторонних сил был здесь настолько силен, что его заметил бы даже совершенно нерелигиозный человек.
Они приступили к последней молитве – страстной мольбе к Господу изгнать и уничтожить бесов в этом доме, – и с потолка посыпались пауки.
Это было не несколько пауков, свалившихся со стропил из-за топания десяти пар ног, но сотни и тысячи, которые падали им на головы, плечи и на пол. Агафья видела их и чувствовала, как они бегают у нее по телу, забираются в волосы, как их ужасные крохотные лапки царапают ее самые интимные места. Агафье захотелось закричать, выбежать наружу, сорвать с себя одежды и стряхнуть с себя всех пауков, но она знала, что все это происки дьявола, и продолжала повторять слова Очищения, чтобы ни в коем случае не потерять духовную концентрацию. Заканчивая молитву, она крепко сжала руки вместе.
– Svetom Tvoim, amin’.
Над их головами пронесся порыв холодного воздуха, и пауки исчезли. Агафье показалось, что в тот момент, когда она открыла глаза, по комнате пронеслась темная, бесформенная тень.
Они немедленно запели. Гимн. Песнь восхваления и благодарности Повелителю – это как дополнение к Очищению предложила Вера.
Агафья почувствовала движение воздуха, но это был не ветер, а ощущение, что воздух из помещения кто-то вытягивает, как вакуумом.
Ей стало трудно дышать.
А потом, так же быстро, как и началось, все прекратилось.
Агафья задышала полной грудью, стараясь не прервать песню. Семен и Петр, стоявшие рядом с ней, заходились в кашле. Семен практически согнулся пополам.
Закончив гимн, они занялись физической уборкой помещения. Пятеро мужчин взяли в руки веники и швабры, а женщины разобрали тряпки, пользуясь одной на всех емкостью воды с лизолом.
Когда они закончили, то молельный дом вновь выглядел так, как после уборки Якова, и, хотя она и не хотела этого, Агафья расплакалась. Она чувствовала себя опустошенной и физически, и эмоционально, и то короткое ощущение общей цели, которое дал ей обряд Очищения, куда-то исчезло, оставив ее одинокой и потерянной. В душе у нее появилась пустота, которую – она это чувствовала – не удастся ни заполнить, ни уменьшить.
– Все закончено, – сказал Николай, обнимая ее за плечи и похлопывая по спине. Он не понимал, почему она плачет, а старушка не хотела ничего объяснять, поэтому просто сжала его старую морщинистую руку.
– Я знаю, – сказала Агафья.
Но…
Что-то было не так.
Она посмотрела вокруг, встретилась взглядами с Верой и другими. Дом был чист и свободен от бесов, но в действительности ничего еще не закончилось, и они это сразу поняли.
Все, кроме Николая.
То, что убило Якова, никуда не делось – оно оставило молельный дом, но никуда не исчезло из Макгуэйна. Покинув здание, оно расположилось где-то еще. Они не уничтожили и не изгнали его полностью – просто заставили найти другое убежище.
И теперь не знали, где оно прячется.
Осознание этого пришло к ним ко всем одновременно, и Вера все объяснила священнику.
Они стояли на улице, там, где когда-то происходила вечеринка в честь их возвращения – это было, казалось, целую вечность назад, – и разговаривали тихими голосами. По улице проезжали машины и пикапы, но все они как будто принадлежали к совсем другой жизни, которая была отделена от них невидимым барьером.
Люди никак не могли решить, что и как они должны делать дальше.
– Мы должны посетить Василия, – сказал наконец Николай.
У Агафьи перехватило дыхание:
– Василия?
Николай кивнул. Остальные молчали.
Василий.
Prorok. Пророк…
– А он… он все еще жив?
На этот раз на ее вопрос ответила Вера.
– Все еще, – ответила она.
Агафья поежилась. Если это так, то ему должно быть около двухсот лет. Ему было больше ста, когда она была ребенком, и скорее всего больше восьмидесяти, когда он покинул Россию. Когда Василий прибыл в Мексику, ему было видение, которое изменило всю его жизнь. И хотя до того момента он был землепашцем, он никогда больше не притронулся к плугу, а стал пророком, посвятившим всю свою жизнь Богу и сменившим работу на земле на отшельничество и трактование слов Бога, которые Он вкладывал ему в уста. С какой стороны ни посмотри, это было жуткое существование, и многие говорили, что Василий, когда его коснулась длань Божия, просто сошел с ума. Тем не менее все считали, что это воля Господа и что он был рожден на свет именно для этой миссии. Поколения молокан ходили к нему советоваться по поводу проблем, возникавших в общине, и задавали ему вопросы, на которые не знали ответов.
А он всегда отвечал на эти вопросы.
И всегда оказывался прав.
Сама Агафья видела его только один раз, ребенком, и он здорово испугал ее. После этой встречи ей много недель снились кошмары. Такое никогда не забывается.
Да и повторения такого Агафья совсем не жаждала. В тот год была жуткая засуха, и все посевы погибли, выгорели. Денег не было, а мексиканское правительство вновь угрожало отобрать у молокан землю. Поэтому вся община вышла в пустыню недалеко от Гваделупы, чтобы узнать мнение proroka. Они вошли в его пещеру, и, когда тот улыбнулся ей и пошевелил пальцами, Агафья в ужасе закричала и расплакалась.
Все оставшееся время она провела, пряча лицо в юбке матери и молясь о том, чтобы Бог избавил ее от этого дьявола. А потом, после того как прошла, наверное, целая вечность, все они вышли из пещеры.
На следующий день начались дожди.
Агафья глубоко вздохнула и посмотрела на Николая.
– А что, нам всем обязательно идти? – спросила она.
– Думаю, что так будет лучше для всех.
– Я не хочу больше видеть его, – сказала Агафья.
– Я знаю, – понимающе кивнул проповедник.
– Я тоже, – вмешалась Вера, и что-то в ее голосе заставило кровь в жилах Агафьи похолодеть. – Никто из нас не хочет. Но мы должны.
На следующий день они выехали ранним утром. Петр сидел за рулем, а остальные, вдесятером, впихнулись позади него в пассажирский автобус, принадлежавший Давиду Долматову.
Петр был самым молодым из них и хорошим водителем, но годы брали свое, и, хоть и пристегнутая, Агафья сидела, намертво вцепившись в подлокотники сиденья, пока автобус трясся по узкой грунтовке, которая взбиралась по горе на самое плато.
Внизу она увидела Макгуэйн, простиравшийся между двумя «руками» каньонов. Город плавно стекал к шахте, и этот вид заставил Агафью разнервничаться. Она отвернулась и стала смотреть на Надю, которая сидела перед нею, – но так и не смогла полностью отключиться от вида за окном и закрыла глаза.
Когда они достигли вершины горы и оказались на ровном плато, Агафье стало полегче, но она все равно не прекращала молиться. Петр вихлял с одной стороны дороги на другую и совершенно не задумывался над правилами движения, так что ей оставалось только молиться, чтобы по пути к пещере пророка они не наткнулись на встречный транспорт.
Prorok.
Перспектива встречи с ним наполняла ее странным, давящим ужасом. Она знала, что он был хорошим человеком, святым человеком, но он приводил ее в ужас. Пророк казался Агафье частью того самого потустороннего мира, против которого они боролись. Хотя он и был на их стороне, на стороне Бога, он все равно чем-то от них отличался, не был одним из них, и это ее пугало.
Кроме этого, он был, наверное, самым старым жителем Земли, и от этого ей тоже становилось не по себе.
Агафья не представляла, где теперь живет Василий, но была уверена, что ближе к городу, чем это оказалось на самом деле. Они еще целый час ехали по выжженной, голой пустыне, пока наконец не добрались до небольшой гряды скалистых холмов, среди которых находилась пещера, служившая ему домом.
После того как они выехали из Макгуэйна, им не встретилась ни одна машина, поэтому Петр остановил автобус прямо посередине дороги, уверенный, что мимо никто не проедет.
От дороги к входу в пещеру вела тропинка, которая, к счастью, была короткой. Солнце палило нещадно, а они все были уже стариками, и даже в идеальных условиях многие из них были не способны взбираться наверх. Благодарение Богу, тропинка шла по ровной земле между кактусами, а потом слегка спускалась между двумя валунами и исчезала в отверстии на боку холма.
Они медленно вошли в пещеру.
Сразу после входа она расширялась, но, хотя стены были расположены далеко друг от друга, сама тропинка была узкой. Это была полоска песка, бегущая между горами костей, черепов и изуродованных скелетов животных, и им пришлось идти между ними гуськом, дыша в затылок друг другу. Направлялись они к чему-то, смутно напоминавшему кострище в дальнем углу пещеры. Никто из них не захватил с собою электрического фонарика, поэтому молокане медленно шли посередине пещеры, положив руку на плечо идущего впереди, пока не вышли из темноты, простиравшейся от входа, освещенного солнечным светом, к своей цели – освещенной костром пророка.
Тропинка стала пошире, и теперь они могли идти уже парами – с приближением к спальному месту пророка кости и скелеты постепенно исчезали.
Сердце Агафьи громко колотилось.
Она не хотела быть здесь.
Пророка они увидели только тогда, когда почти наткнулись на него. Скрючившись, он сидел перед костром совершенно голый, а его борода и волосы были такой длины, что полностью скрывали его половые органы. Он что-то бормотал себе под нос, и когда они подошли ближе, то услышали, что это был текст из Библии.
Среди молокан всегда было много пророков. Большинство из них жило среди них, и все они были нормальными, достойными членами общины. Но сам Бог повелел Василию жить в пещере голым и в одиночестве, и именно это он и делал. Неисповедимы были пути Господни и непонятны простому человеку, и кто они были такие, чтобы его осуждать?
Пророк продолжал свое бормотание. Перед ним стояли десять человек, но он, казалось, не замечал их или по крайней мере не хотел показывать, что заметил. Они неуверенно переглядывались, не зная, как обратить внимание пророка на себя.
Наконец Семен прочистил горло.
– Нам нужна ваша помощь, – громко объявил он.
Василий замолчал. Он остался в том же согбенном положении и не стал вставать, но поднял голову и стал осматривать их всех по очереди. Агафья вздрогнула, когда его взгляд остановился на ней, и он улыбнулся. Она заметила, что все зубы у него были на месте, и вид этих крепких зубов в комбинации со сморщенной головой странно взволновал Агафью.
Рядом с пророком на песке располагался макет города, сделанный из камешков, щепочек и кусочков сухого кактуса. Присмотревшись, Агафья узнала макет Макгуэйна. Но не нынешнего, а того, каким он был много лет назад, тогда, когда они впервые оказались здесь. С одной стороны располагалась дыра шахты, а от нее тянулся ряд зданий, шедший прямо до Рашнтауна.
– Мы здесь для того… – начал было Николай.
– Я знаю.
И Василий стал рассказывать о смерти Якова с такими подробностями, которые не были известны никому из них. Все произошло в основном так, как они и предполагали, но рассказ о происшедшем, с кошмарными подробностями, подействовал на них отрезвляюще.
Агафья с трудом понимала русский язык пророка. Несмотря на его внешний вид и биографию, он говорил на гораздо более изысканном и правильном языке, чем все остальные молокане, и поэтому Агафье приходилось внимательно вслушиваться в его слова и иногда мысленно менять их порядок, чтобы понять, о чем идет речь.
А вот когда Василий стал описывать агонию последних минут Якова, она вообще перестала его понимать.
– В чем причина всего этого? – спросил Николай, когда пророк закончил. – И что нам с этим делать? Мы провели обряд Очищения…
– Он не один, – сказал Василий, и все умолкли, внимательно слушая. Согбенная тень пророка плясала на стене за его спиной в такт языкам пламени в костре. – В Макгуэйне много бесов. А будет еще больше. Мертвецам нет покоя в этом городе.
Агафья передернула плечами. Пророк взглянул на нее, и она скорее почувствовала, чем увидела, как пристально он на нее смотрит.
В ее голове раздался голос: «Это ты их пригласила».
Женщина быстро оглянулась вокруг, но оказалось, что никто из присутствовавших этого не услышал и никак не прореагировал. Значит, слова предназначались только ей.
«Это твоя вина. Это ты их пригласила».
Сам факт, что пророк общался с нею таким образом, что он мог общаться таким образом, Агафью совсем не удивил, а только испугал еще больше. Но не менее пугающими, чем сам способ общения, были идеи, которые высказывал пророк. Агафья попыталась понять, что же он имеет в виду и что же она могла совершить такого, чтобы пригласить этих… существ в Макгуэйн.
Пригласила…
Это слово вызвало у нее ассоциации. Может быть, сама она и не приглашала этих существ, а вот не пригласив одно из них, она невольно открыла ворота для всех остальных.
Dedushka Domovedushka.
Но это же просто невозможно. Да, они забыли пригласить с собой Главного в Доме, когда переезжали в Макгуэйн, и этим можно было бы объяснить все странные события, происходившие в их доме, – но у всех остальных Главные в Доме были и защищали их дома. Отсутствие защиты у приехавших не могло распространиться на весь город. Должно быть, пророк имел в виду что-то другое, но даже под угрозой смерти она не смогла бы понять, что именно…
– Нет! – неожиданно воскликнул Василий. – Нет!
Все они подпрыгнули от неожиданности, а Катя даже вскрикнула и прижала руки к груди.
Пророк прижал руки к ушам, и на лице у него появилась гримаса боли. Казалось, что он пытается не дать своей голове разлететься на мелкие кусочки.
Неожиданно старик шатнулся вперед, к огню, но потом восстановил равновесие и помотал головой, как будто только что проснулся от долгого сна.
– Их надо остановить, – произнес он, оглядываясь вокруг.
– Для этого мы и пришли, – терпеливо объяснил ему Николай. – Но мы не знаем, что нам делать. Мы что, должны молиться? Или совершить еще несколько Очищений? Что нам делать?
– Бог наставит вас на путь истинный.
– А вас он уже наставил? Если да, то расскажите нам. Мы в полной растерянности.
– Бог наставит вас, – повторил пророк. – Вы поймете, что надо делать.
– А если мы так этого и не узнаем? – задала вопрос набравшаяся смелости Агафья и повернулась к пророку: – «Что, если Бог наставит нас, а мы окажемся слишком глупы, чтобы понять его наставления? Что тогда?»
Пророк скривился, и тонкая, почти прозрачная кожа на его голове натянулась, обнажив крепкие зубы и сделав его голову похожей на череп.
– Все кончено, – сказал он и одним быстрым взмахом руки разрушил макет города на песке рядом с собой. Его борода от этого движения разлетелась, и Агафья мельком увидела его складчатый и скукоженный детородный орган. – Все кончено.
По дороге домой все они молчали. Каждый из них снова и снова обдумывал слова Василия и решал для себя, чтобы они могли значить.
В этом вечная проблема с пророками. Им всегда нужны толкователи.
Агафья прикрыла глаза и задумалась.
Того Макгуэйна, который он разрушил своей рукой, уже давно не существовало.
Все кончено.
Он что, имел в виду, что молоканская община в Макгуэйне будет уничтожена? Та община, которая образовалась именно в то время, когда город выглядел как на его макете? Или он хотел сказать, что нынешний город каким-то образом превратится в развалины? Он намекал на землетрясение или стихийное бедствие или на то, что разрушения принесет нечистая сила?
Понять этого было невозможно, и это приводило Агафью в отчаяние. Она хотела спросить у Веры, нет ли у той каких-нибудь мыслей или предположений по этому поводу, но старая женщина спала мертвецким сном на заднем сиденье.
Агафья тоже чувствовала себя усталой. И усталой не только физически, но и духовно. Чтобы жить, приходилось прилагать такие усилия, что, казалось, энергии не хватит даже на один день. А чувствовала бы она себя так же в Калифорнии, если бы не согласилась оставить Лос-Анджелес и поехать вместе с Грегори? Этого Агафья не знала, но Лос-Анджелес казался ей далеким прошлым, частью совсем другой жизни, и она не могла представить себе, как сможет опять вернуться к ней.
Неужели ей пора умирать?
Может быть. Но внуки заставляли ее продолжать жить, они вносили в ее существование искорку смысла, которая составляла всю ее жизнь. Агафья чувствовала, что нужна внукам, и хотя тому не было никаких доказательств, она чувствовала это всем сердцем, и это придавало ей силы.
«Это твоя вина. Это ты их пригласила».
Агафья пыталась запретить себе думать об этих словах. Больше Василий за всю встречу ничего ей не сказал ни вслух, ни мысленно, но само впечатление от этой встречи и от общения оказалось столь туманным и странным, что то, что происходило на ней в действительности, уже стало стираться из памяти.
А вот эмоциональный эффект с течением времени ничуть не уменьшился. И именно поэтому Агафья знала, что встреча произошла в действительности и что на ней случилось. И страх, который она на ней испытала, никуда не делся – и готов был в любую минуту вернуться.
Говорил ли он с другими? Слышали ли они его голос у себя в головах? Этого Агафья не знала, но ей почему-то казалось, что нет. Ведь в тот момент она оглянулась вокруг, и все были сосредоточены на старике, скорчившемся возле костра. Ни по одному из них не было видно, что он слышит какие-то голоса.
Почему он выбрал именно ее?
Действительно ли она виновата в происходящем?
Этого Агафья не знала. Она посмотрела на своих коллег, единоверцев, друзей, которые сидели вместе с ней в автобусе. Старушка чувствовала свою вину, потому что не рассказала им о том, что ей сказал пророк, но еще больше она ругала себя за то, что сделала, – за то, что забыла пригласить Главного в Доме с собою. Сейчас Агафья была слишком смущена, чтобы начать об этом говорить, ведь прошло уже столько времени… Если б она с самого начала рассказала обо всем Якову, то он, возможно, что-то придумал бы, чтобы исправить ее ошибку, и, может быть, всего последовавшего удалось бы избежать. Яков знал о ритуалах, традициях и религиозных обрядах гораздо больше, чем кто бы то ни было, и он вполне мог что-нибудь придумать…
Но сейчас было сейчас, и все, что им оставалось делать, – это бороться. Кроме того, несмотря на то что ей сказал пророк, Агафья все-таки не могла поверить, что в происходящем была ее вина и причиной всему было то, что она не пригласила Dedushka Domovedushka. Главный в Доме способен защитить от бесов дом, но это не имело никакого отношения к происходящему в Макгуэйне.
«В этом нет моей вины», – повторяла она себе снова и снова.
Но заставить себя поверить в это так и не смогла.
