Глава XXVII
Партия мадам Вершуре
Вскоре в Париже и в самом деле заговорили о Сен-Вире, сначала вполголоса, а затем и открыто. Париж быстро припомнил старый скандал; нашлись даже смельчаки, утверждавшие, будто английский герцог стал опекуном незаконнорожденной дочери Сен-Вира в отместку за прошлые обиды. Словом, через неделю никто в Париже не сомневался, что граф де Сен-Вир вне себя от ярости. Вволю посудачив на эту тему, высший свет задался другим вопросом: как английский герцог намерен поступить с мадемуазель де Боннар, и вот на этот вопрос ответа не нашлось. Завсегдатаи светских салонов лишь качали головами: пути Дьявола неисповедимы и, вероятнее всего, не отличаются щепетильностью.
Леди Фанни тем временем порхала с одного бала на другой. Леони, разумеется, всюду сопровождала ее светлость. Миледи предпринимала отчаянные усилия, чтобы визит Аластеров в Париж надолго остался в памяти обитателей французской столицы. Леони получала от всего этого немалое удовольствие, но и Париж получал не меньшее.
Каждое утро Леони вместе с его милостью отправлялась на верховую прогулку. В результате многочисленное сообщество ее поклонников раскололось на два лагеря. Одни уверяли, что божественная Леони лучше всего смотрится в седле; другие же с пеной у рта твердили, что Леони неотразима в бальном платье. Один излишне нервный молодой человек даже вызвал на дуэль другого не менее нервного юношу; лишь вмешательство Хью Давенанта не позволило пролиться крови. Главным аргументом Давенанта явился призыв не упоминать всуе божественное имя.
Те же отчаянные глупцы, что рискнули приударить за Леони, были преданы анафеме и с позором изгнаны из рядов приверженцев нового божества. Сама Леони при малейшем намеке на ветреный флирт приходила в совершеннейшую ярость. Она умела, когда хотела, напускать на себя величественный вид, поэтому ее поклонники быстро присмирели. Однажды леди Фанни, помогая Леони одеваться, вспомнила, в какое смущение та привела своих ухажеров, и, забывшись, воскликнула:
— Великолепно, милая! Какая герцогиня из тебя получится!
— Герцогиня, мадам? — изумилась девушка. — Каким образом?
Леди Фанни взглянула на Леони, затем перевела растерянный взгляд на браслет, лежавший на туалетном столике.
— Только не говори мне, что ты ничего не понимаешь.
Леони задрожала.
— Мадам!..
— Дорогая, он по уши в тебя влюблен, об этом, наверняка, знает уже весь свет! И честное слово, именно тебя я желала бы видеть своей сестрой!
— Мадам, вы, несомненно, ошибаетесь!
— Ошибаюсь? Я?! Можешь поверить, мне хорошо знакомы все признаки! Я много лет знаю Джастина и никогда еще не видела его в таком состоянии. Глупышка, как ты думаешь, почему он заваливает тебя драгоценностями?
— Я его воспитанница, мадам.
— Фи! — Ее светлость прищелкнула пальцами. — Какая чушь! Тогда ответь, зачем он сделал тебя своей воспитанницей?
— Не знаю, мадам. Я об этом не думала.
Ее светлость чмокнула Леони.
— Говорю тебе, ты станешь герцогиней еще в этом году!
Леони оттолкнула ее светлость.
— Это неправда! Вы не должны так говорить!
— Как так? Неужели есть кто-то, кто тебе нравится больше, чем Монсеньор?
— Мадам, — Леони стиснула кулаки, — я многого не понимаю, но я знаю… Я слышала, что говорят, когда такие люди, как Монсеньор, женятся на простолюдинке. Я всего лишь сестра владельца таверны. Монсеньор не может на мне жениться. Мне даже в голову такое не приходило.
— Выходит, я подала тебе идею! — безжалостно сказала Фанни.
— Мадам, умоляю, не говорите никому об этом.
— Я-то не стану болтать, дитя мое, но все и так знают, что Эйвон у тебя в руках.
— Вовсе нет! Терпеть не могу, когда вы говорите таким тоном!
— Милая, мы же с тобой женщины! Что тебя смущает? Поверь мне, Джастин ни перед чем не остановится. Ты, быть может, и не высокого происхождения, но стоит ему заглянуть в твои глаза, и об этом будет забыто.
Леони упрямо покачала головой.
— И все-таки я не настолько глупа, мадам. Женитьба на мне станет позором для него. Его избранница должна быть ровней Монсеньору.
— Чушь, дитя мое! Если Париж принял тебя без лишних расспросов, то почему бы так же не поступить и Эйвону?
— Мадам, Монсеньор никогда не полюбит незнатную женщину. Я столько раз слышала это от него.
— Не придавай значения болтовне Джастина, дитя мое! — Леди Фанни уже жалела, что завела этот разговор. — Давай-ка я завяжу ленту! — Ее светлость начала суетливо расправлять оборки на платье Леони, но в конце концов не удержалась и прошептала ей на ухо: — Милая, а ты любишь его?
— О, мадам, я всегда его любила, но я никогда не думала… пока вы не раскрыли мне глаза…
— Успокойся, дитя мое, успокойся! Прошу тебя, не надо плакать! Глаза покраснеют!
— Какое мне дело до дурацких глаз! — отмахнулась Леони, но все же вытерла слезы и позволила леди Фанни пройтись пуховкой по своему аккуратному носику.
Через несколько минут дамы спутались в холл, где их поджидал Эйвон. Увидев его милость, Леони густо покраснела. Герцог пристально посмотрел на девушку.
— Тебя что-то беспокоит, дитя мое?
— Ничего, Монсеньор.
Он ласково ущипнул ее за подбородок.
— Уж не воспоминание ли о поклоннике королевских кровей заставило тебя покраснеть, ma fille?
При этих словах Леони тут же пришла в себя.
— Ба! — презрительно воскликнула она.
В этот вечер принц Конде не присутствовал на приеме у мадам де Воваллон, но многие другие пришли исключительно из-за Леони; некоторые специально явились пораньше, чтобы успеть записаться на танец с девушкой. Эйвон, как всегда, припозднился. Мадам де Воваллон, у которой, к счастью, не имелось дочерей на выданье, бросилась навстречу его милости.
— Друг мой, целый сонм юных щеголей битый час осаждает меня, требуя познакомить с вашей 1а petite. О, Фанни, Маршеран снова здесь! Позвольте мне подобрать… Наверное, лучше сказать, выбрать кавалера для Леони. То-то будет скандал! Пойдемте, дитя! — Хозяйка дома подхватила Леони и увлекла в сторону танцевальной залы. — Ох, милое дитя, вы взбудоражили весь Париж! Будь мои дочери немного постарше, я бы умерла от злости! А теперь скажите, дитя мое, кто поведет вас в первом танце?
Леони оглядела зал.
— Мне все равно, мадам. Скажем… О! — Она резко отпустила руку мадам де Воваллон и с радостным воплем рванулась вперед. — Милорд Мериваль, милорд Мериваль!
Энтони Мериваль обернулся.
— Леони! Ну что, дитя мое, как ты здесь проводишь время? — Он поцеловал девушке руку. Леони вся так и светилась радостью. — Я надеялся, что встречу тебя сегодня.
Мадам де Воваллон коршуном набросилась на них.
— Фу, что за поведение? — возмущенно пропыхтела почтенная дама и тут же рассмеялась. — Так это и есть ваш кавалер? Хорошо, petite. По-видимому, вы прекрасно обойдетесь без моих наставлений. — Она шаловливо погрозила пухлым пальчиком и направилась к леди Фанни.
Леони взяла Мериваля под руку.
— Я так рада видеть вас. Мадам Мериваль тоже здесь?
— Нет, дитя мое, я здесь один. Не стану отрицать, что привели меня сюда некие слухи, которые докатились даже до Лондона.
Девушка склонила набок голову.
— Какие слухи, месье?
Мериваль широко улыбнулся.
— Слухи о безумном успехе, достигнутом…
— Мной! — воскликнула она и хлопнула в ладоши. — Милорд, я здесь le dernier cri. Поистине, это так! Леди Фанни то и дело твердит об этом. C'est ridicule, n'est-ce pas? — Она увидела, что к ним приближается Эйвон, и величественно кивнула его милости. — Монсеньор, смотрите, кого я нашла!
— Мериваль? — Герцог поклонился. — Какими судьбами?
— До Лондона дошли кое-какие слухи, — улыбнулся Мериваль. — Так что я не мог не приехать!
— Мы так рады! — восторженно вскрикнула Леони.
Его милость протянул Меривалю табакерку.
— Что ж, дитя выразило наше общее мнение, — усмехнулся он.
— Эй, Тони, это ты, или я совсем спятил? — раздался веселый голос. Руперт крепко пожал Меривалю руку. — Где ты остановился? Когда приехал?
— Вчера вечером. У де Шателе. И, — Мериваль обвел всех взглядом, — мне не терпится услышать о том, что с вами произошло!
— Ах да, ты тоже поучаствовал в этой истории, — вспомнил Руперт. — Боже, какая была гонка! А как мой друг… Вот черт, неужели я снова забыл его имя… Манверс! Ну да, Манверс! Как он себя чувствует?
Мериваль округлил глаза.
— Прошу тебя, не упоминай при мне это имя! Вы все улизнули из Англии, а меня оставили на съедение этому монстру!
— Давайте отыщем укромный уголок, — предложил Эйвон и повел всю компанию за собой. — Надеюсь, Энтони, вы смогли удовлетворить оскорбленного мистера Манверса?
Мериваль удрученно покачал головой.
— Он жаждет вашей крови и на меньшее не согласен. Так расскажите же, что с вами произошло.
— Хорошо, — протянул его милость, — только по-английски и вполголоса.
Вновь была изложена история о похищении и освобождении Леони. В самом интересном месте появилась мадам де Воваллон и решительно увела Леони в танцевальную залу. Руперт вздохнул и отправился в карточный зал. Мериваль и Эйвон остались одни.
Мериваль взглянул на герцога.
— А что говорит Сен-Вир об успехе Леони? — поинтересовался он.
— Почти ничего, — ответил его милость. — Но боюсь, ему все это пришлось не по душе.
— Она не знает?
— Не знает.
— Но ведь сходство поразительное, Аластер! Что говорят в Париже?
Эйвон ухмыльнулся.
— Париж полон слухов. Так что мой дорогой друг Сен-Вир живет под страхом разоблачения.
— Когда вы собираетесь нанести удар?
Эйвон устроился на диване, закинул ногу на ногу и принялся задумчиво изучать пряжку на туфле.
— Пока, дорогой Мериваль, об этом знает один Господь. Я должен получить доказательства от самого Сен-Вира.
— Досадно, чертовски досадно! — Мериваль сел рядом. — У вас совсем нет доказательств?
— Совсем.
Мериваль рассмеялся.
— Вас, похоже, это обстоятельство нисколько не тревожит!
— Ничуть! — вздохнул его милость. — Думаю, я смогу заманить Сен-Вира в ловушку с помощью его очаровательной жены. А пока я выжидаю.
— Какое счастье, что я не Сен-Вир. Эта выжидательная тактика доставляет ему, наверное, немало мучений.
— Думаю, да, — с довольной улыбкой согласился Эйвон. — И я не очень спешу положить конец мучениям нашего друга.
— Вы мстительный человек, Аластер!
С минуту они молчали, затем Эйвон вновь заговорил:
— Не знаю, Мериваль, отдаете ли вы себе отчет, насколько подл мой дорогой друг. Прошу вас пораскинуть мозгами. Стали бы вы проявлять милосердие к человеку, который обрек свою дочь на ту жизнь, что выпала на долю бедной девочки?
Мериваль выпрямился в кресле.
— Я ничего не знаю о ее жизни. Она была ужасна?
— Да, мой друг, поистине ужасна. До двенадцати лет дитя, урожденная Сен-Вир, воспитывалась в простой крестьянской семье. А потом вынуждена была жить среди парижского canaille. Вообразите таверну на грязной улочке с мужланом хозяином и стервой хозяйкой. Таверну, где царит порок в самых низменных его проявлениях.
— Да это же сущий ад! — прошептал пораженный Мериваль.
— Именно ад, — согласился его милость. — И насколько я понимаю, самая худшая разновидность ада.
— Удивительно, как все это не отразилось на бедной девочке.
Темные глаза пристально взглянули на Мериваля.
— Не совсем так, мой дорогой Энтони. Эти годы оставили свой след.
— Наверное, это было неизбежно. Но признаюсь честно, я ничего не заметил.
— Вполне возможно. Вы видите лишь шаловливость и бесстрашие.
— А вы, Аластер?
— А я, мой дорогой, увидел, что скрывается под этим! Я имею все-таки больший опыт общения с прекрасным полом.
— И что же вы увидели?
— Немалый цинизм, которым Леони обязана своей прежней жизни, проблески странной для ее возраста мудрости, глубокую тоску под внешней веселостью, страх и одиночество.
Мериваль опустил взгляд на табакерку и задумчиво провел пальцем вдоль линий узора на крышке.
— Знаете, — медленно произнес он, — я думаю, что вы наконец повзрослели, Аластер.
Его милость встал.
— У меня и в самом деле изменился характер.
— Теперь вы не способны на дурной поступок.
— Не способен. Забавно, не правда ли? — Эйвон улыбнулся, но горечь его улыбки не ускользнула от Мериваля.
Они вернулись в танцевальную залу. Встревоженная леди Фанни сообщила, что Леони и Руперт куда-то исчезли.
Эта парочка и в самом деле потихоньку испарилась из шумной залы, решив передохнуть в небольшой комнатке. Руперт раздобыл миндальный ликер, и они устроились в уголке, радуясь тишине и покою. Тут-то молодых людей и разыскала мадам Вершуре, известная всему Парижу интриганка. Некогда эта красивая мегера пользовалась благосклонностью Эйвона, а потому теперь изнемогала от ненависти к воспитаннице его милости. Она остановилась перед Леони и злобно уставилась на девушку.
Руперт встал и сдержанно поклонился. Мадам де Вершуре присела в реверансе.
— Так это и есть знаменитая мадемуазель де Боннар? — едко осведомилась она.
— Да, мадам. — Леони встала и в свою очередь сделала реверанс. — Прошу простить мне мою рассеянность, но не могу вспомнить ваше имя.
Руперт, решив, что дама — одна из подружек Фанни, ретировался, и Леони осталась с глазу на глаз с бывшей пассией Эйвона.
— Поздравляю вас, мадемуазель, — прошипела мадам де Вершуре. — Похоже, вам посчастливилось больше, чем мне.
— Мадам? — Веселые искорки исчезли из глаз Леони. — Не имею чести быть знакомой с вами.
— Я Генриетта Вершуре. Вы меня не знаете.
— Прошу прощения, мадам, но я наслышана о вас, и немало, — смело возразила Леони.
Хотя мадам де Вершуре и удавалось избегать открытых скандалов, но в высшем свете Парижа она пользовалась дурной славой. Леони помнила те времена, когда Эйвон часто навещал дом этой неприятной особы.
Мадам де Вершуре скривилась.
— В самом деле, мадемуазель? О мадемуазель де Боннар тоже наслышан весь Париж. Мадемуазель, sans doute, считает себя очень хитрой, но тех, кто знает Эйвона, обмануть трудно.
Леони вздернула брови.
— Видимо, мадам полагает, что я преуспела там, где она потерпела неудачу?
— Наглая девчонка! — Змеиная улыбка исчезла с лица мадам.
— Мадам?
Де Вершуре злобно уставилась на девушку, не в силах скрыть переполнявшую ее зависть.
— Строите из себя победительницу! — взвизгнула она. — Надеетесь выскочить замуж и заполучить титул? Послушайтесь моего совета, милочка, забудьте об этом, Эйвон никогда не женится на незаконнорожденной!
Леони вздрогнула как от пощечины.
Де Вершуре подалась к девушке и зашептала с притворным сочувствием:
— Честное слово, мне жаль вас, милочка! Вы так молоды, вы многого не понимаете в этом жестоком мире. Поверьте, Эйвон никогда не женится на простолюдинке. Если же он решится на этот шаг, то погибнет! — Она свирепо рассмеялась. — Даже английского герцога перестанут принимать в обществе, если он женится на безродной авантюристке!
— Tiens, разве я незаконнорожденная? — недоуменно спросила Леони. — Не думаю, что мадам знала моих родителей.
Де Вершуре прищурилась.
— Так вы ничего не знаете? — она неприятно рассмеялась. — Неужто вы не слышали, о чем шепчутся на всех углах? Неужто не замечаете, что весь Париж не сводит с вас глаз?
— Да, мадам, мне известно, что я взбудоражила город.
— Бедняжка, и это все? Вы хоть иногда смотритесь в зеркало? Где ваши глаза? Да вы только взгляните на свои огненные волосы и черные брови! Да весь Париж знает, кто вы такая. И вы станете уверять, что ничего не ведаете?
— Eh bien! — Сердце у Леони бешено колотилось, но девушка сохраняла внешнее спокойствие. — Просветите меня, мадам! О чем знает весь Париж?
— О том, что вы незаконнорожденная дочь графа де Сен-Вира, дитя мое! Да мы все потешаемся над глупостью Эйвона. Это надо же, приютить отродье своего злейшего врага!
Лицо Леони стало белее кружев.
— Вы лжете!
Мадам язвительно расхохоталась.
— Спросите об этом своего любезного папашу! — Она подобрала юбки и презрительно качнула головой. — Эйвон скоро обо всем узнает, и что тогда будет с вами? Милая дурочка, бегите, бегите куда глаза глядят, прямо сейчас!
С этими словами интриганка удалилась. Леони невидяще смотрела ей вслед, крепко сцепив руки, лицо девушки напоминало гипсовую маску.
Прошло несколько минут, прежде чем она пришла в себя и опустилась на кушетку, дрожа всем телом. В первый момент Леони хотела кинуться к его милости и рассказать ему обо всем, но она сдержалась и осталась на месте. Недоверие постепенно сменилось уверенностью, что рассказ змееподобной де Вершуре — правда. Это объясняло и странный поступок Сен-Вира, и тот интерес, который он всегда к ней проявлял. Леони содрогнулась.
— Bon Dieu, что у меня за отец! — злобно пробормотала она. — Самая настоящая свинья! Ба!
Но через минуту отвращение сменилось ужасом. Если все это и в самом деле правда, то впереди ее ждет одиночество. Леони судорожно вздохнула. Совершенно немыслимо, чтобы герцог Эйвон взял в жены или удочерил девушку столь позорного происхождения. Как бы свысока ни относился его милость к общественному мнению, Леони понимала, что, женившись на ней, он запятнает древнее имя. Пускай те, кто знает герцога, утверждают, будто такая мелочь не в силах остановить его, но она, Леони, не может допустить этот позор. Нет, только не это! Она любит его, Монсеньор навсегда останется ее господином. Леони выпрямилась. Она готова пожертвовать всем, лишь бы Монсеньор не погубил себя в глазах общества!
Девушка закусила губу. Насколько приятнее считать себя дочерью крестьянина, чем незаконнорожденным ребенком проклятого Сен-Вира! Она вздохнула и попыталась улыбнуться.
Вскоре в комнату заглянул Эйвон. Увидев Леони, герцог переступил порог.
— Полагаю, ты устала, дитя мое. Пойдем поищем леди Фанни.
Леони взяла его милость под руку и едва заметно вздохнула.
— Монсеньор, давайте уйдем отсюда. Пусть леди Фанни с Рупертом остаются.
— Хорошо, дитя мое. — Эйвон знаком подозвал Руперта. — Я отвезу дитя домой, Руперт. А ты, будь добр, дождись Фанни и проводи ее.
— Я могу отвезти Леони, — с готовностью предложил юноша. — Фанни будет торчать здесь целую вечность.
— Именно поэтому я и оставляю тебя присмотреть за ней, — возразил его милость. — Пойдем, ma fille.
По дороге домой Леони весело щебетала о приеме, о том, кто там присутствовал и о прочих пустяках. По прибытии в особняк девушка быстро прошла в библиотеку. Его милость последовал за ней.
— Что теперь, ma mie?
— А теперь как всегда, — печально сказала Леони, усевшись на скамеечку рядом с креслом герцога.
Его милость налил себе бокал вина и, вопросительно подняв брови, взглянул на Леони.
Обхватив руками колени, девушка неотрывно глядела на огонь.
— Монсеньор, герцог де Пентьевр там тоже был.
— Я заметил, дитя мое.
— Вас это не смущает, Монсеньор?
— Ничуть, дитя мое. А почему меня это должно смущать?
— Ну как же, Монсеньор, у него не самое достойное происхождение, разве не так?
— Напротив, дитя мое, его отец — внебрачный сын короля, а мать из рода де Ноай.
— Именно это я и хотела сказать. Разве не имеет значения, что его отец был незаконнорожденным?
— Ma fille, раз отцом графа Тулузского был сам король, то это не имеет значения.
— Но имело бы, если бы его отцом был не король, а кто-то другой? Мне это кажется очень странным.
— Так уж устроен мир, дитя мое. Мы прощаем прегрешения королю, но смотрим с подозрением на простого смертного, поступающего так же.
— Даже вы, Монсеньор? Вы тоже презираете незаконнорожденных?
— Презираю? Скорее не одобряю, дитя мое. Я с прискорбием взираю на то, что с недавних пор кое-кто выставляет напоказ свои неблаговидные поступки.
Леони кивнула.
— Да, Монсеньор. — Она помолчала. — Месье де Сен-Вир тоже сегодня был на балу.
— Надеюсь, он не пытался снова похитить тебя? — неосторожно спросил его милость.
— Нет, Монсеньор. А зачем он похищал меня?
— Вне всякого сомнения, из-за твоих красивых глаз, дитя мое.
— Ба, как глупо! А настоящая причина, Монсеньор?
— Дитя мое, ты глубоко заблуждаешься, считая меня всеведущим. Боюсь, ты перепутала меня с Хью Давенантом.
Леони тряхнула головой.
— Вы хотите сказать, что не знаете, Монсеньор?
— Что-то в этом роде, ma fille.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Вы не считаете, Монсеньор, что он мог это сделать потому, что не любит вас?
— Вполне возможно, дитя мое. Впрочем, его мотивы нас не должны волновать. А можно мне задать один вопрос?
— Да, Монсеньор?
— Сегодня на приеме присутствовала дама по имени де Вершуре. Ты с ней разговаривала?
Леони уставилась на пламя.
— Вершуре? — задумчиво повторила она. — Вряд ли…
— Очень хорошо, — недоверчиво вздохнул его милость.
В этот момент в библиотеку вошел Хью Давенант. Его милость поднял голову и потому не заметил предательского румянца, пылавшего на щеках Леони.
