Книга: Роковой сон
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 2

Часть третья
(1054–1060)
Мощь Франции

Глава 1

Французы бросили вызов нашим рыцарям, так заставим же их оплакивать свою опасную затею.
Речь нормандского герольда
Юберу д'Аркуру показалось однажды, что Рауль, который сейчас входил в замок Бомон-ле-Роже, стал выше ростом, хотя, приглядевшись и сравнив его со своими старшими сыновьями, он с удивлением понял, что ошибался.
Роже де Бомон, который семь лет назад помог Раулю устроиться на службу к герцогу, проводил рыцаря в зал, обнимая за плечи, что привело Юбера в волнение, — не зазнался ли сын от оказанной ему чести. Но тот, едва завидев отца, бросился к нему, встав перед ним на колени, смиренно ожидая благословения. Он улыбался все той же открытой улыбкой, которая всегда наводила Юбера на мысль, что покойная жена обрела вторую жизнь в их сыне. Возложив руку на склоненную голову Рауля, он почувствовал прилив нежности, но постарался скрыть это и буркнул что-то насчет алой мантии сына, назвав ее попугайским плащиком, хотя внутренне испытывал удовлетворение и радость от того, что сын одет роскошнее, чем молодой Ричард де Бьенфе, которого соседи направили встречать ближайшего сподвижника герцога. Когда Рауль поднялся с колен, Юбер огляделся и только тут заметил, что сын прибыл в Бомон-ле-Роже со свитой, приличествующей посланцу властелина.
Было известно, почему молодой д'Аркур прибыл в родной Эвресан с поручением от Вильгельма. Уже долгие недели на высоких деревьях, окружающих замок д'Аркуров, ссорились вороны, но даже и без этой приметы, предвещавшей войну, нормандцы со времени осады Аркуэ знали, что король Генрих замышляет вторжение, чтобы сокрушить герцога Вильгельма. Торговцы и бродяги приносили из Франции новости о развернувшихся приготовлениях, и, хотя никто точно не знал, какие силы может собрать король, ходили слухи, что к нему якобы присоединились даже правители Гаскони и Оверни. Но ничуть не обеспокоенные бароны гордились, что мощь Нормандии вызывает злую зависть в соседях. Они не желали ничего лучшего, чем сразиться с этими великими правителями в битве, поэтому теперь, когда Рауль огласил перед вельможами Эвресана планы герцога, последовал обмен недоумевающими взглядами, на смену которым пришло раздражение.
Вельможи расположились в два ряда за длинным столом заседаний совета, во главе которого восседал Рауль с Роже де Бомоном. Письмо герцога передали лично де Бомону, но поскольку тот в юности был отстающим школяром, проводя свои дни в набегах, а не в усвоении наук, то Рауль предложил ему прочитать послание вслух, что и было сделано. Рауль распечатал пакет, продемонстрировав всем печать герцога, а когда присутствующие глубокомысленно закивали, медленно приступил к чтению, начиная с адресованного «преданным друзьям» вступления до завершающих послание приветствий.
Затем положил прочтенные листы на стол и бросил унылый взгляд на Жильбера д'Офей.
Жильбер и Эдгар Саксонский не участвовали в обсуждении, потому что сопровождали Рауля лишь по дружбе и не имели никаких официальных полномочий, связанных с доставкой послания герцога. Жильбер прошептал:
— Нашим тупоголовым соратникам письмо явно не понравилось. Рауль расхохочется, если ты будешь глазеть на него, — гляди в другую сторону.
— Хорошо, — жизнерадостно согласился Жильбер. — Рауль, например, считает, что французы по численности превосходят нас втрое.
— Тебе самому этот план не нравится так же, как и всем остальным здесь, сам слышал.
Жильбер на секунду задумался.
— Так-то оно так, — согласился он. — Конечно, если бы я руководил этой кампанией, то встретил бы короля Генриха уже на границе, потому что не знаю иного способа выиграть войну, как только на поле битвы. Но я верю в Вильгельма. Ты не видел его в битве? Он иногда вынашивает странные планы и высказывает неординарные мнения, которые остальным кажутся просто глупыми, но всегда приводят именно к тому исходу, который и предсказывал. Поэтому, если ты не вникаешь в его намерения, то лучше спокойно подчиниться и делать как приказано.
— Я бы назвал это трусливой войной, — с сожалением промолвил Эдгар. — Кто когда-либо думал об отступлении прежде, чем враг нанес хотя бы первый удар?
Глубоко в душе Жильбер был согласен с такой точкой зрения, поэтому он не ответил на вопрос, а только призвал друга помолчать, чтобы они могли услышать, что происходит за столом совета.
Первым начал Юбер, хотя его сеньор еще не высказал своего мнения.
— О чем мы тут толкуем? — вопросил он. — Герцог не понимает, что ли, что мы не дадим французам войти в нашу страну?
— Этот совет для ничтожеств, а не для настоящих мужчин! — воскликнул Ричард де Бьенфе. — Неужели французскому королю будет разрешено вторгнуться в Нормандию и ни один крестьянин не скажет «нет»?
Юдас, сидящий рядом с отцом, недалеко от Рауля, прикрыв рот ладонью, сказал:
— Даю голову на отсечение, что ты, юный глупец, не понимаешь приказов, потому что только и умеешь, что читать с выражением. Пусть кто-нибудь еще взглянет на это письмо!
— Успокойся! — воскликнул отец. — Что ты-то в этом понимаешь?
Юбер вмешался потому, что, какого бы мнения он ни имел, оценивая приказы герцога, все равно не мог позволить Юдасу критиковать его или Рауля.
Подняв глаза от стола, Роже де Бомон с расстановкой проговорил:
— Не отрицаю, все это звучит для меня странно. А что думают советники самого герцога?
— Сначала им все это тоже не понравилось, сеньор, — осторожно ответил Рауль. — Но потом они поняли, что эта война — не сражение при Валь-Дюн, а дело посерьезнее и требует большей хитрости.
— Какая тут хитрость, в отступлении-то? — с подчеркнутым сарказмом в голосе спросил Болдуин де Курсель.
— Об этом можно будет судить, когда закончится война, — ответил Рауль.
— Разрешить королю войти в Нормандию! — тихо возмутился де Бомон. — Да, это явно новый способ воевать, нам, старым воинам, надо будет кое-чему подучиться.
— Считайте это приманкой для короля, — поправил его Рауль. — Он идет с двумя армиями: одна, которую ведет принц Юдас, брат короля, должна войти в Нормандию по правому берегу Сены и пройти Ко и Ромуа; другая же, которую поведет сам король, будет двигаться к западу от Сены и, миновав Эвресан, соединиться с силами Юдаса в Руане. С Юдасом идут люди из Ремса, Сауссона, Амьена, Мелена и Бри и целое войско из Вермандуа. Кажется, и граф Ги де Понтье выступил под его знаменами, и, может случиться, Ральф де Мондидье и Рено де Клерман, фаворит короля.
— Что вы говорите, неужто Понтье снова поднял голову? — вскричал Генрих де Ферье. — Графу Ги стоило бы получше помнить прошлогоднее поражение своего короля у Сен-Обена!
Ричард де Бьенфе прервал, спросив:
— Мессир Рауль, вы уже перечислили крупные силы и сказали, что это только половина тех, кто идет на нас?
— Да, это только войско принца Юдаса. Не могу сказать, пойдут ли с ним остальные принцы, но наверняка против нас выступит и Анжуйский Молот, и графы Шампани и Пуактье, и герцог Аквитанский. Сам король поведет воинов из Бурже, Берри и Санса, а также всех, пришедших с Луары, из Перше и Монльери.
Глубоко потрясенные услышанным, собравшиеся замолчали. Через пару минут раздался голос Роже де Бомона:
— Если все это правда, то для противостояния таким силам нужна большая хитрость герцога, чтобы сбить с толку короля. Но откуда все это стало известно? Бродячие торговцы рассказали или герцог заслал во Францию шпионов?
Рауль разгладил рукой послание.
— Ну… — Он помолчал, затем улыбнулся. — Если как на духу, милорды, то я сам только что вернулся из Франции.
Юбер рванулся вперед.
— Ты? — недоверчиво спросил он. — И что же ты делал там, малыш?
— О, просто поехал разузнать кое-что, что было нужно. Представьте, это оказалось не очень трудным.
Ричард де Бьенфе с любопытством посмотрел на него.
— Бог мой, да не может того быть! — воскликнул он. — Я бы не решился. Как же вы пробрались туда?
— Под видом коробейника, — объяснил Рауль просто. — Ничего особенного. Только чтобы убедиться, что войско короля настолько велико, как говорят, и что он собирается раздавить Нормандию, как орех. — Аркуэ поплотнее закутался в свою алую мантию, потому что по залу вдруг пробежал холодный ветерок. — Теперь-то, господа, вы понимаете, что мы не можем дать на границе отпор королю Генриху, если за ним стоят такие силы. Вы слышали о приказе герцога. Пусть крестьяне уводят скот в леса, пусть весь фураж и зерно уберут на пути короля; ему нечем будет кормить свое войско. То же самое будет сделано на востоке от Сены, об этом позаботится де Гурне. А когда обе армии попадут в капкан в самом центре Нормандии, тут герцог и ударит. Если бы мы начали сражаться уже на границе, то это было бы на руку Генриху, и он ударил бы по войскам герцога. А герцог разработал план и будет биться там, где удобно ему.
— Но французы разорят юг Эвресана! — запротестовал де Курсель, думая о собственных богатых владениях.
— Конечно, — недовольно согласился Рауль. — Но если мы станем придерживаться вашего плана, господа, и встретим французов на границе, то будет разорено все герцогство, а нас, нормандцев, сотрут с лица земли.
Кто-то из сидящих за столом начал было протестовать;
— Все это хорошо, но во времена Ричарда Сен-Пьера…
— Умоляю простить меня, ваша милость, — парировал Рауль, — но напоминаю вам: сейчас не те времена.
Получив отпор, памятливый сеньор замолчал. Заговорил Роже де Бомон:
— Мы должны подчиниться воле герцога. Он мудр в военных вопросах, а если даже де Гурне поддержал его… Что ж, этого для нас вполне достаточно!
Рауль осторожно поискал глазами Жильбера, затем опустил их с напускной скромностью. Жильбер же прошептал на ухо Эдгару:
— Если бы только старый де Бомон знал, что сказал де Гурне, услышав этот приказ!
— Не забудьте, мессиры, графа Ю и Жиффара Лонгевиля, — тихо добавил Рауль. — С их мнением нельзя было не считаться.
Жильбер снова прошептал:
— Вальтер Жиффар всегда говорит то, что хочет герцог, но они этого не знают.
— По крайней мере, граф Ю действительно верит в этот план, — подчеркнул Эдгар. — Но только он единственный. Ну и горазд врать этот Рауль!
Аркуэ как раз рассказывал про совет у герцога, и изо всего следовало, что даже Фицосборн, известная горячая голова, сразу согласился с планом ведения французской кампании. По улыбке, которая мелькала на лице Роже де Бомона, Жильбер понял, что тот прекрасно представляет себе, как в действительности обстоят дела, но остальные, кажется, приняли слова Рауля за чистую монету, и после короткого обсуждения план был окончательно одобрен. Войско, идущее на восток, должны были возглавить четыре самых важных сеньора в регионе: де Гурне вел людей Брая и Вексена, Жиффар Лонгевиль и Вильгельм Креспен из Бека — людей Ко, а граф Ю — всех воинов Ю и Таллу. Сам герцог должен был лично командовать западным войском, которое выступит против войск самого короля, а с ним пойдут не только люди Оже и Йесма, но и все силы Бессена во главе с Тессоном де Сангели, а также бароны Котантена со своим веселым Сен-Совером. Щеки Юбера д'Аркура просто раздулись от важности, когда он услышал все эти имена. Совет закончился, причем все собравшиеся пребывали в возбужденном настроении, преисполненном ожиданием грядущих побед.
За совещанием последовал ужин, на который сошли из будуара жена милорда с дочерьми и Гизелой, женой Жильбера д'Аркура, родственницей Роже де Бомона, которая упросила мужа взять ее с собой. Она села за стол рядом с Раулем и была, кажется, единственным человеком из присутствующих, который не хотел говорить о предстоящей войне. Пока Жильбер ожесточенно спорил с Эдгаром о правильном ведении боевых действий, а старый Жоффрей де Берней объяснял племяннику, как именно воевал Ричард Сен-Пьер, Гизела задала шурину множество вопросов о милорде Роберте, малолетнем наследнике герцога. У нее самой было уже два сына и вскоре ожидался третий ребенок, поэтому, когда Рауль пожаловался, что малыша последнее время мучит кашель, она немедленно посоветовала средство, которое герцогиня Матильда (все же иностранка!) могла и не знать.
— Нужно нарвать побегов омелы, растущей над терновником, — назидательно говорила Гизела, — затем вымочить его в кобыльем молоке и дать выпить милорду Роберту. Кашель как рукой снимает.
Рауль вежливо ее поблагодарил и пообещал все рассказать леди Матильде. Гизела тут же принялась за ломбардских пиявок, украшенных цветами и поданных в жидком соусе, но не стала их есть много, потому что быстрым оком углядела на столе множество иных деликатесов и собиралась перепробовать все, что сможет. Дама оглянулась и громко спросила, не поделится ли с ней леди Аделина секретом приготовления одного из этих редких блюд и не стоит ли прибавить в него чуточку имбиря, чтобы вкус стал совершенно неповторимым. Но тут слуга принес блюдо с кроншнепами, и Гизела тут же набросилась на новое блюдо. Кроншнепы были поданы с гарниром, и некоторое время Гизела пыталась понять, положена в него корица или молотый имбирь. Рауль ничем не мог ей помочь, но дама наконец решила, что, наверно, там есть по щепотке и того, и другого, а может, и несколько зерен душистого перца. Тут она вдруг обратила внимание на молчание шурина, который с отсутствующим видом уставился на остатки вина с пряностями в своем кубке. Казалось, он вместе со своими мыслями витает где-то очень далеко. Гизела изучающе посмотрела на Рауля, и он, как бы почувствовав ее взгляд, поднял глаза и улыбнулся. Конечно, ее Жильбер был мужчиной что надо, с мощными мускулами и силой быка, но улыбка шурина всегда трогала сердце дамы. Устыдившись таких мыслей, Гизела поспешно отвернулась. У нее слегка заболело сердце при мысли о равнодушии шурина, но она напомнила себе самой, что вполне счастлива с Жильбером и понимает его лучше, чем когда-либо сможет понять Рауля. Женщина подавила вздох разочарования и завела разговор с Юдасом, который облизывал жирные пальцы и при каждом удобном случае поддакивал оживленно разговаривающим собравшимся.
Юбер через стол наклонился к сыну, чтобы спросить, останется ли тот ночевать в Аркуре.
— А твои друзья? — добавил он. И когда Рауль согласно кивнул, отец добавил: — Мне нравится этот саксонец. Вот если бы у тебя были такие же плечи…
— Пусть уж лучше у меня останется моя голова, — ответил Рауль, усмехнувшись.
Он посмотрел туда, где спорили Эдгар и Жильбер д'Аркур, поясняя с помощью кусочков хлеба и кубков с вином свои теории по ведению боевых действий.
— Они уверены, что могли бы руководить этим походом не хуже герцога.
— Что до меня, — сказал Юбер, — то парни говорят разумные вещи. Скажи, Рауль, если уж ты такой умный, что на самом деле означают эти приказы герцога? Что он думает на самом деле и что собирается предпринять?
— Конечно, выпроводить французов туда, откуда они явились, — ответил юноша.
— Он выбрал для этого странный способ!
— Ну, не знаю, отец, ведь герцог — право же — не дурак.
Услышав эти слова, Эдгар отставил в сторону винный кубок и громко произнес:
— Я с тобой согласен. Но если полководец заботится о благе своей страны, он никогда не позволит захватчикам опустошить ее.
— Эдгар, ты совсем пьян, — возразил Рауль. — Если бы делать по-твоему, то мы бы допустили непоправимую ошибку, одним мощным ударом напав на королевские войска, и кончилось бы все тем, что Генрих опустошил бы все наше государство, а не его малую часть.
— Не понимаю этого, — с упрямством пьяного возразил Эдгар. — План Вильгельма, возможно, и хитер, но скажи, что общего у воина с хитростью?
Эти слова были встречены гулом одобрения. Роже де Бомон тихо сказал Раулю через стол:
— Помнишь, как в Мелене я говорил тебе: «Я боюсь его, нашего герцога»?
— Да, конечно, помню. И король Генрих его боится, мы что, этого не видели? И будет бояться до самой смерти, причем имея на то веские основания.
Роже сухо ухмыльнулся.
— Мне кажется, друг мой, сегодня король сильнее Вильгельма.
Рауль протянул руку к блюду с пирожными, взял одно и начал машинально отщипывать по кусочку.
— Вильгельм уверен в победе, — в который раз за этот вечер повторил он.
— Юношеское заблуждение, — парировал Роже. — Но я-то уже не зеленый юнец. Говорю тебе, мне все это не нравится. Слишком многое свидетельствует против.
— Да, но у нас есть Вильгельм. Вы что, не видите? Все мы — да, да, и король Генрих тоже — думаем, что сила — единственный источник победы. А Вильгельм считает иначе. На поле боя столкнутся не только наша сила против французской, а талант полководца Вильгельма против таланта полководца Генриха. — Рауль пригубил из кубка и вновь отставил его. — А судя по тому, что я видел, у короля и вовсе нет таланта полководца, — бодро закончил он.
— Что за чушь ты тут несешь! — возмутился Юбер, который слушал диалог с нескрываемым недовольством. — В сражении побеждает сила, это я тебе говорю.
Рауль, не соглашаясь, покачал головой:
— Нет, на этот раз ты увидишь, что хитрость Вильгельма выиграет эту войну, а не мощь Франции и не наши рыцари.
— Ладно, будем надеяться, что ты прав, Рауль, — сказал Роже. — Хотел бы я слышать, что на все это скажет Хью де Гурне.
Рауль искоса посмотрел на него.
— Де Гурне поддерживает герцога, сеньор, — осторожно ответил он.
— Да, конечно, он должен был так поступить, да и я тоже, как, впрочем, и все настоящие рыцари. Но хотелось, чтобы нас вел в бой кто-нибудь постарше.
Часом позже Рауль с отцом и братьями оставили Бомон-ле-Роже и поскакали на север, в Аркур. Впереди ехали Эдгар с Юбером, Жильбер д'Офей выбрал себе место рядом с кобылой Гизелы, а Рауль — между братьями. Некоторое время все молчали, Юдас вспоминал съеденный обед, Гизела тайком поглядывала на профиль шурина. Жильбер вспомнил, как он подшучивал над младшим братом. Конечно, тот еще не может сравниться фигурой с настоящим воином, да и выглядит время от времени так, как будто витает в облаках, но у него есть самообладание, которое впечатляет, да и нельзя отрицать, что, несмотря на внешнюю хрупкость, он совершает абсолютно невероятные вещи. Взять хотя бы это путешествие во Францию под видом странствующего коробейника; или то, как он делает замечания знатным сеньорам, как будто родился одним из них. И более чем когда-либо брат показался Жильберу чужим. Нельзя было даже предположить, о чем младший думает, да еще когда на лице у него появляется слабая обезоруживающая улыбка и чертики пляшут в глазах, причем тогда, когда, казалось, нет никакого повода для смеха. Жильбер, как и всегда, медлительно размышлял надо всем этим, и вдруг ему пришло на ум, что он никогда не понимал, что же на самом деле скрыто за внешним спокойствием Рауля. Только и в добрые старые времена он считал, что тут есть о чем задуматься.
Молчание прервал Юдас, которому никогда не приходило в голову размышлять ни о Рауле, ни о ком-либо другом.
— Твой новый жеребец хорош, — восхитился он. — Но мне не нравятся серые кони.
Рауль похлопал Бланшфлауера по шее.
— Почему же? — поинтересовался он.
— Не знаю, — нерешительно ответил Юдас. — Я бы предпочел оседлать гнедого, такого, как твой старый Версерей. Лучше бы ты поскакал в бой на нем… Если этот бой состоится, — мрачно добавил он.
— Упаси Бог, что это ты несешь, братец, конечно, бой должен состояться! — назидательно изрек Жильбер.
— Да только и разговоров, что о хитрости да об отступлении, — ответил Юдас. — Слушал я, что они там болтали, пока ел жирный пудинг. Малыш Рауль говорил, как можно победить в войне с помощью таланта, и по тому, как это было сказано, можно сделать вывод, что французов решено прогнать, не давая им боя. — Он громко и пренебрежительно фыркнул. — Да, я — не Рауль, который забил себе голову книгами и прочей чепухой, поэтому и не понял из приказа герцога ни слова.
— Тут нечем гордиться, — ответил младший. — Растолковываю: мы собираемся сначала отступить, а затем ударить, понимаешь?
Но растолковать что-либо Юдасу было сложно.
— По мне, так лучше сначала ударить, да так, чтобы не было необходимости отступать, — стоял он на своем.
— Знаешь, что-то в этом плане есть, — поддержал брата Жильбер.
— Я так и думал, что ты меня поймешь, — обрадовался Юдас.
Рауль промолчал, а Жильбер подумал: «Он не слушает, как будто считает, что не стоит и беспокоиться», и бросил пробный шар:
— Ты что, заснул или стал слишком важной персоной, чтобы не разговаривать с отцом и со своими братьями?
— Да нет, просто я сам не всегда понимаю герцога, — честно признался Рауль.
Жильбер развеселился:
— Там, в Бомоне, казалось, что уж ты-то как раз все и понимаешь.
— Конечно, должен же я поддерживать герцога. Но умом понимая, что должно быть сделано, абсолютно не представляю, как этого добиться. Например, как заманить короля в глубь Нормандии или как определить, что настало время для решающей битвы…
Жильбер кивнул с пониманием, и некоторое время они скакали молча. Тишину нарушил Юдас, неожиданно спросивший:
— Интересно, почему саксонец носит бороду? Это что, обет или епитимья?
— Ни то, ни другое. Все саксонцы носят бороду, — объяснил Рауль.
Юдас искренне воскликнул:
— Ну и дела! Лучше бы он ее сбрил.
— Не рекомендую советовать это ему самому, — смутился Рауль. — Он ею очень гордится.
— Никогда не слышал, чтобы кто-либо гордился бородой, — удивился Юдас.
— Он с ней похож на варвара.
— Знаешь, позаботься, чтобы он тебя не услышал, — посоветовал брату Рауль.
Жильбер отстал от них, чтобы ехать рядом с женой, а поскольку Юдасу уже нечего было сказать ни о надвигающемся вторжении, ни о бороде Эдгара, то они с Раулем замолчали, так и скакали до самого Аркура.
На рассвете следующего дня Рауль с эскортом отправился назад, в Руан. Гизела дала шурину в дорогу сверток с едой: приготовленные собственноручно дамасские пирожки и несколько ломтей сала, аккуратно завернутых в чистый кусок материи. Когда Рауль поцеловал ее на прощание, то почувствовал, что она торопливо сунула в руку какой-то крошечный предмет, и услышал шепот, что это убережет его от ран.
Юноша взглянул на подарок, который оказался всего лишь маленьким сшитым вручную мешочком на шелковом шнурке.
— Благодарю, сестра, — сказал он. — А что это?
— Это на счастье, Рауль, — сухо ответила Гизела, бросив на него быстрый взгляд. — Его надо носить на шее. Это голова жука-рогача, она тебя будет охранять.
Юноша осторожно повертел амулет в руках, но поскольку Гизела казалась абсолютно уверенной, что эту штуку надо носить, то он надел шнурок на шею и засунул мешочек под тунику. Вскочив на коня и помахав напоследок рукой, он поскакал через мост догонять остальных.
Они быстро добрались до цели, копыта коней процокали по улицам Руана ко дворцу, где было заметно оживление. Накануне прибыл со своими вассалами виконт Котантен, и незадолго перед ними — граф Мортен.
Рауль соскользнул со спины Бланшфлауера и принялся счищать грязь со своих мягких сапог. Жильбер с Эдгаром отправились к себе, крикнув другу, что увидятся за ужином. Рыцарь легко взбежал по ступеням, ведущим к главной входной двери дворца, и вошел в холл. На пути Рауля приветствовал выходящий Мортен, который при виде его чрезвычайно обрадовался.
— О-ля-ля! Вот и Рауль! Вильгельм уже спрашивал, не вернулся ли ты. Слышал, что он собирается делать? Уже убедил де Гурне.
— Так я и думал. А когда ты приехал, Мортен?
— Да уже с час или около того. Я приказал вассалам встретить меня в Эвре. Сен-Совер уже здесь, Монтгомери тоже, а вчера прискакал Гранмениль. Вильгельм очень спокоен, прямо как ты любишь. — Глаза говорящего сузились от улыбки, расплывшейся по его лицу. — Герцогине приснилось, что новый сокол герцога схватил добычу. Говорят, сон предвещает успех.
Мортен фыркнул и пошел дальше. Рауль поднялся в свою комнату и, позвав пажа, стал снимать перепачканные грязью тунику и штаны.
Юноша быстро смыл с себя грязь и переоделся, а затем отправился в один из верхних залов, где рассчитывал найти герцога. Над проемом двери висели гобеленовые занавеси, паж отодвинул их, и Рауль, войдя, увидел герцога с герцогиней.
Он задержался в дверях, как бы не желая нарушать покой супругов. Вильгельм бросил взгляд из-под нахмуренных бровей и, увидев Рауля, обрадовался:
— Входи, входи! Рассказывай!
— Им это не понравилось, ваша милость, но они подчинятся. Роже де Бомону можно доверять, он все сделает, как приказано.
Пока Рауль говорил эти слова, он поклонился леди Матильде. Один быстрый взгляд — и он понял, что леди сердита, охваченная невеселыми размышлениями. Но тучи тотчас же рассеялись, когда она подала ему руку.
— Мадам, как чувствует себя милорд Роберт? — тактично спросил Рауль.
— Уже хорошо, — ответила она, и на ее губах появилась торжествующая улыбка. — Он гораздо крупнее сына Мортенов, а тот старше на целый месяц.
В голосе герцогини было удовлетворение. Рауль услышал, как она сравнивает своего первенца с наследником Мортенов, к огорчению жены последнего, и его глаза заискрились весельем.
— К тому же, по-моему, — продолжала Матильда, — наш более симпатичный. И хотя мой муж этого не замечает, уверена, что уж вы-то, Рауль, обратите на это внимание.
Вильгельм через стол подтолкнул к юноше несколько депеш.
— Это от Лонгевиля. Он исполнит мою волю, хотя мой план ему и не совсем нравится, — засмеялся герцог. — Так и все они, даже моя Мольди. Она бы со мной непременно поссорилась, если бы я ей позволил, не так ли, сердце мое?
Герцогиня подошла к столу, придерживая руками длинное платье. Сердитое выражение лица вновь вернулось к ней.
— Я хочу, чтобы ты поступил, как они говорят, — сказала она; в голосе прорывалась подавленная ярость, кулаки сжимались. — Я хочу, чтобы ты бился с королем и разгромил его, — продолжила леди сквозь зубы.
Вильгельм наблюдал, как Рауль читает депешу Жиффара.
— Мадам жена, занимайся своим ребенком, а мне позволь управлять моим герцогством, — ответил он не задумываясь.
— Но ты — Сражающийся Герцог, — продолжала настаивать женщина. — И мне нравится, когда мужчина сражается против врагов.
— Мне тоже, дорогая, — согласился герцог, все еще глядя на Рауля.
— Встречай французского короля лицом к лицу, — продолжала требовать Матильда. — Не позволяй ему даже ногой ступить на землю Нормандии. Ах, если бы я была мужчиной!
Услышав эти слова, герцог повернулся и изумленно посмотрел на жену. В ее глазах появилось что-то напоминающее прежние сердитые огоньки. Заметив их, он рассмеялся и схватил женщину за руку.
— Пресвятая Дева, ну и горяча же ты, малышка! Успокойся, я отправлю короля назад.
— Но вы не хотите сражаться с ним, ваша милость. От меня не скроешь, — тихо проговорила Матильда.
Вильгельм медленно перебирал ее пальцы, но в его взгляде появилась некая сосредоточенность: казалось, что заглядывает в будущее.
— Я не хочу сражаться с Генрихом, — подтвердил он.
Матильда пыталась осмыслить скрытый смысл этих слов.
— А если он захватит наследство твоего сына, что тогда? — настойчиво спросила она. — Говорю тебе, не отдавай ему ни пяди земли нормандской, ни одной пограничной крепости!
— И не отдам.
— Тогда что же? — Женщина склонилась к мужу, так что ее платье коснулось его руки.
— Если я смогу разбить бельгийское воинство принца Юдаса, — медленно начал герцог, — то, может быть, удастся избежать столкновения с самим Генрихом. Я его знаю. Ручаюсь, он скорехонько отправится назад, во Францию. — Герцог, не замечая, сильно сжал руку жены, но она, казалось, не чувствовала боли. Внезапно он улыбнулся: — Верь, что я заключу мир, достойный нашего Роберта.
Герцогиня разочарованно покачала головой.
— Я хочу, чтобы ты разгромил короля, знаю, ты это можешь. Так почему надо держаться от него как можно дальше?
Вильгельм отпустил ее руку и вернулся к депешам.
— Эх, Мольди, он — мой сюзерен, — с неудовольствием объяснил герцог. — Именно этого ты и не можешь понять.
От дверей раздался знакомый голос:
— А, братец Вильгельм и сам сюзерен! Спаси тебя Бог, сестрица, и пожалей дурака.
Из-за занавесей выскользнул Гале, перекувырнулся на полу среди тростника и принялся играть овечьими костями, разбрасывая их перед собой с бормотаньем и гримасами.
— Что это ты делаешь? — спросила Матильда с надменным любопытством.
— Заглядываю в будущее, добрейшая, чтобы узнать, что за наследство получит милорд Роберт. — Он склонился над костями и мгновенно сгреб их в кучу. — Эх, оно слишком велико, чтобы я смог его увидеть, и слишком велико, чтобы он смог его удержать! — выкрикнул шут, подпрыгивая и задергавшись всем телом в причудливых конвульсиях.
Вильгельм продолжал читать свои депеши, а Матильда, в смятении и тревоге, вглядывалась в лежащие на полу кости.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 2