Король Генрих пересек нормандскую границу в под звуки фанфар и дробь барабанов, под сенью знамен, переливающихся серебром и золотом, киноварью и лазурью. С ним был весь цвет французского рыцарства, самые знатные рыцари, в ушах короля смешались звуки горнов, звяканье конской сбруи, скрип и скрежет телег и крытых повозок.

Со всех концов королевских владений вассалы собрались под его знамена. Здесь были Тибо, великий граф Шампани, молодой герцог Аквитанский, правитель Невера. Если в одном месте колыхались эмблемы Оверни, то в другом — ветер развевал под бледным весенним небом знамена Ангулема. Пешие и конные лорды, рыцари, эсквайры и оруженосцы потоком шли через границу, разоряя все на своем пути. Их целью был Руан, а унижение герцога — наградой.

Против Вильгельма подняли меч все: от Вермандуа до Пиренеев. Целых семь лет его собратья-вассалы следили, как Нормандец сплачивает свое герцогство в единое целое, отнимает у Мартеля города в Мене, отбивает нападение своего сюзерена, причем тот несет потери, и, что самое главное, постепенно укрепляет свои границы. Такие, как Жоффрей, граф Гасконский и Вильгельм Овернский, которые четыре года назад еще слали Нормандцу подарки и всячески превозносили его, сегодня послали против него свои войска. Восхищение уступило место страху перед растущей силой Вильгельма, к которому примешивалась черная зависть к его успехам. Если Анжуйский Молот не решался рисковать собой на поле битвы, то на его место отыскались другие могущественные претенденты — графы, которые с близких и далеких расстояний шли во главе своих рекрутов, на великолепных конях, роскошно одетые, дерзко щеголяющие перед Нормандцем своими гербами.

— Ха, сир! Где сейчас прячется этот съежившийся от страха Нормандец? — восклицал Рено де Невер. — Хей! Хей! Загоняй Волка!

В тени шлема лицо короля казалось болезненно измученным.

— Вильгельма все еще нет, — бормотал он и теребил свою бороду. — Странно, клянусь Богоматерью, странно! Почему он не встречает меня на границе? Почему он сдает земли Нормандии без боя? Ведь он такой гордый!

— Он отступил в Руан, сир, — предположил граф Сен-Поль. — Разве такой трус, как он, осмелится встретиться лицом к лицу с вами? Если принц Юдас поторопится к Руану, то мы вместе сотрем Бастарда в порошок.

О, если бы король знал, что нормандской армии нет и в Руане! К востоку от Сены, среди холмов Дримкура, скрывался старый Хью де Гурне, следя за кострами на юге, свидетельствовавшими о медленном продвижении принца Юдаса. Вниз по реке Андель шпионы графа Роберта Ю день за днем приносили ему все новые и новые сведения, а воины из Таллу в это время злились и кляли на чем свет стоит эту выжидательную тактику, но тем временем вострили мечи. Принц Юдас форсировал реку Эпт вброд, его войска шли вперед в полной боевой готовности, оставляя на своем пути кровь и слезы, и волоча на себе награбленное.

Поведение герцога Вильгельма беспокоило продолжающего наступать к западу от Сены короля. Французские войска были опьянены легким успехом. Не успевших сбежать мужчин они рубили мечами, застигнутых врасплох женщин насиловали. Только немногие догадывались, что бароны Вильгельма рвались освободиться от узды, которую он держал железной рукой. Крестьянин сам по себе мало что значил, пока его не начинал притеснять иноземный тиран, но раз уж такое случалось, то мечи нормандских сеньоров были наготове, чтобы защищать принадлежащее им до последней капли крови. Они-то могли притеснять своих подданных, как хотели, но ни один чужак не смел в Нормандии и пальцем коснуться ни свободного человека, ни раба. А французский король осмелился. Вельможи уже бы обрушились на него — и здесь и там, даже виконт Котантен, который поклялся следовать за Вильгельмом хоть к черту в пасть, считал его сумасшедшим за то, что он до сих пор удерживал свои войска от нанесения удара.

— Сеньор, — в отчаянии умолял он. — Люди будут говорить, что вы — трус!

— И вправду, Нель, — мрачно отвечал герцог. — Но зато, смертью клянусь, не назовут опрометчивым дураком!

— Ваша милость, мы можем хотя бы рассеять их силы. Они отягощены добычей, их воины недисциплинированны, предводители уже утратили былую осторожность, потому что слишком уверены в победе!

— Как ты думаешь, Предводитель Соколов, сколько людей мы потеряем при подобной стычке? — спросил Вильгельм.

Нель с недоумением посмотрел на герцога.

— Какая разница? И можно ли это сравнить с величием цели? Люди в битве должны гибнуть. Но что значат эти потери, если мы в конце концов прогоним короля?

— Замечательный совет! — с резкостью ответил Вильгельм. — Загляни лучше в будущее, виконт! Хотелось бы знать, что ты предложишь, когда король со свежими силами вернется, чтобы уничтожить меня, а половина наших сил уже будет погребена на этих развалинах?

Сен-Совер удрученно молчал, и тогда герцог продолжил:

— Верь мне, Нель. Я прогоню короля, но при этом потеряет свое войско он, а не я.

Мужчины обменялись взглядами. Нель поднес руку к своему шлему:

— Ваша милость, правы вы или нет, но я с вами, — просто сказал он.

Рауль Тессон де Сангели повторил те же слова, возвратившись из вылазки, которая имела цель уничтожить французские отряды, отправлявшиеся за фуражом. Но и он теперь все же решил, что пришло время нанести решающий удар.

— Поймите, сеньор, мои люди почувствовали вкус крови, — сказал он, снимая латные рукавицы. — Подумайте, в состоянии ли я удерживать их, если они вцепятся в королевскую глотку?

Герцог знал своих людей, а поэтому спросил:

— Они что, Тессон, слишком сильны для того, чтобы ты с ними справился?

— Ей-богу, нет! — поклялся лорд Сангели.

— И ты тоже не сильнее меня, — примирительно сказал Вильгельм. — А потому приказываю: держись подальше от глотки Генриха.

Лорд рассмеялся.

— Я получил ответ. — Он обернулся к вошедшему в шатер Раулю и кивнул ему. — Господин Рауль, вот и опять свиделись. Знаете, к Генриху этой ночью не вернутся человек шестьдесят, — похвастался он.

— Уже слышал, — усмехнулся Рауль. — Смотри не сожри все французское воинство, пока я не вернусь, чтобы полюбоваться на тебя в деле.

— Эй, так ты направляешься на восток, дружище? Нужно сопровождение?

Рауль отрицательно покачал головой.

— Ладно, храни тебя Бог, — пожелал Тессон. — Смотри же, принеси нам хорошие вести от Роберта Ю.

Он вышел, полог шатра за ним опустился.

Рауль покинул лагерь в сумерках, держа путь на северо-восток, к Сене. Уже не первый раз он курсировал между герцогом и командованием восточной группировки, но все же отец, увидев, что сын уезжает, опять подумал, что лучше бы послали кого-то другого. Мало ли что может случиться с одиноким всадником на разграбленной территории, а старый Юбер все время не мог избавиться от предчувствия, что именно Рауль попадет в руки врага. Он смотрел вслед сыну, пока тот не исчез из виду, затем медленно отвернулся и увидел стоящего совсем рядом Жильбера д'Офей. Юберу наверняка не понравилось бы, если бы окружающие узнали, что он беспокоится за младшего сына, поэтому бодро расправил плечи и жизнерадостно сказал, что он надеется, Рауль не уснет, пока не доедет до лагеря графа Ю.

Жильбер подступил поближе и улыбнулся во весь рот.

— Что за странный человек ваш сын! С одной стороны, говорит, что ненавидит сражаться, но если кто-то должен провести такую вылазку, как сегодняшняя, первым вызывается именно он. Ничего нельзя было поделать, когда именно Рауль отправился в начале года раздобыть новости во Франции. Я не рассчитывал, что он выйдет сухим из воды, а что до Эдгара, которому и в голову не приходит, что кто-то пониже его ростом может быть на что-либо способен, то он уже оплакивал его, как мертвого, с самого дня отъезда.

— Эх! — немного приободрился Юбер. — Хоть Рауль иногда и говорит глупости, но голова на плечах у него имеется, и, я считаю, он сможет о себе позаботиться, если потребуется.

— Лучше не скажешь, — согласился Жильбер. — Хотя, если его послушать, то можно подумать, что он и меча в руках не держал, да и не совершал ничего особенного за всю жизнь. Думаю, поэтому-то люди так его и любят. Рауль не хвастается, как многие из нас, и он, хотя и говорит, что ненавидит кровопролитие, но сражается, если придется, не хуже остальных. Я видел, как он преспокойно перерезал человеку дыхалку. — Он тихо засмеялся.

— Неужто и вправду перерезал? — спросил довольный Юбер. — И когда же это было, мессир Жильбер?

— Да при Сент-Обене, в прошлом году, когда мы гнали французов. Мы с ним подкрадывались, чтобы рассмотреть, как расположены королевские войска, и в темноте наткнулись на часового. Тот и пискнуть не успел, как Рауль прирезал его.

Юбера так развеселила эта история, что он, теперь совершенно счастливый, отправился на ночлег, рисуя перед собой картины того, как сын ловко перерезает горло тем, кто может напасть на него в сегодняшней поездке.

Тем временем французы упорно шли на север. Правда, их отряды, посланные за фуражом, так и не могли найти зерна, а те, которые искали в лесах скот, редко возвращались назад, но в домах, церквах и монастырях все еще было достаточно добра, а потому даже страх быть убитым нормандскими солдатами не мог удержать одиночные отряды французов от вылазок в поисках добычи.

Нормандская армия все еще держалась на достаточном расстоянии от захватчиков, но небольшие подразделения прочесывали окрестности и досаждали королю, словно зуд от комариных укусов.

Советники Генриха считали, что им нечего опасаться герцога, поэтому не особенно беспокоились по поводу этих мелких вылазок. Они были уверены, что Нормандец, увидев мощь французских войск, просто отступит и что следует загнать его в ловушку между ними и войском принца Юдаса, чтобы принудить к действиям. Но сам король, помнивший темный блеск ястребиных глаз Вильгельма, был осторожен, следил за ночной стражей, каждый день ожидая внезапного нападения, которыми так славился герцог.

От своего брата, идущего во главе бельгийских войск, он получал лишь отрывочные сообщения. Не один французский посыльный, выехав из лагеря Юдаса, пропадал бесследно, и соответственно не одна французская депеша попала в руки Вильгельма.

В лагере нормандцев беспокоились трое, хотя король Генрих ничего об этом не знал и даже не счел бы достойным внимания тот факт, что о каком-то нормандском рыцаре уже пять дней ничего не было слышно. Но когда герцог Вильгельм на рассвете открывал глаза навстречу новому дню, то первое, о чем он спрашивал, было:

— Рауль вернулся?

И когда ему отвечали: «Нет, ваша милость», он только крепче сжимал побелевшие губы и погружался в текущие дела, ничем более не выказывая, что думает о пропаже своего фаворита.

Но отец, братья и друзья Рауля не могли скрывать своей тревоги. Юбер ходил с вытянутым лицом и постоянной тяжестью в груди, а Жильбер был необычно молчалив и по ночам болтался вокруг лагерных сторожевых постов. Однажды, когда Юбер по какому-то делу зашел к герцогу, тот сообщил:

— Я послал разведчиков в Дримкур.

— Как это поможет моему сыну, сеньор?

Вильгельм, казалось, не замечал угрюмости Юбера.

— Я хочу узнать, что произошло, — ответил он.

Старый рыцарь кивнул. Его возмущенный взгляд встретился со взглядом герцога, в котором можно было заметить тень искренней тревоги, скрытой за обычным холодным самообладанием. Юбер вдруг осознал, что Вильгельм был другом Рауля. Он отвел глаза и, кашлянув, хрипло произнес:

— Надеюсь, он цел и невредим.

— Дай-то Бог, — ответил герцог. — Он мне очень дорог, ведь у меня не так уж много друзей.

— Я вполне уверен, что он в безопасности, — с достоинством повторил Юбер. — И не подумаю волноваться о нем, мальчишка наверняка все это время благополучно прячется где-нибудь в лагере графа Роберта, а мы тут гадаем, жив он или нет…

Но несмотря на все эти бодрые высказывания, Юбер потерял покой и сон из-за постоянной тревоги. Он не присоединился этой ночью к своим друзьям, решившим перекинуться в кости, а ушел в свой маленький шатер и лег на тюфяк, укрывшись мантией и прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам. Они были вполне обычны: на западе в чаще завыл волк, спящие под открытым небом люди поворачивались с боку на бок, покашливая и похрапывая, или переговаривались тихими сонными голосами, потрескивал лагерный костер, время от времени кони, привязанные к вбитым в землю кольям, топали копытами и дергали свои недоуздки. Ничто больше не привлекало внимания Юбера, пока вдруг ему не показалось, что он слышит топот копыт коня, галопом несущегося к лагерю. Он поднялся, опершись на локоть и прислушиваясь: звук копыт стал совершенно отчетливым. Старик вскочил с тюфяка как раз в тот момент, когда на одном из сторожевых постов послышался оклик часового.

В возбуждении он наскоро обернулся мантией, накинув ее наизнанку, и затрусил рысцой в направлении, откуда слышались неожиданные звуки. Его перехватили Жильбер и молодой Ральф де Тоени, которые при свете фонаря играли в шахматы.

— Вы слышали часового? — спросил Жильбер. — Это французы или Рауль?

Перед ними замаячил в темноте большой шатер Вильгельма. Чувствуя себя глупо, Юбер засмущался:

— Да наверняка ничего особенного не случилось. Бессмысленно бежать и спрашивать часовых. — Он строго взглянул на Жильбера, который нашел удобный выход из создавшегося положения:

— Конечно нет, но мы можем подождать здесь и увидим, кто это был.

Полог шатра откинулся, и появился герцог.

— Кто прискакал? — резко спросил он.

— Я не знаю, ваша милость, — начал было Жильбер, — но мы думали…

— Идите и узнайте, кто приехал, — приказал герцог.

В лунном свете он увидел Юбера и повелительным движением руки подозвал его к себе. Заметив, что мантия старика надета наизнанку, он ласково предложил:

— Если это Рауль, то он придет прямо ко мне. Оставайтесь и подождите здесь, скоро узнаем, в чем дело.

Юбер прошел за ним в шатер, где обнаружил сидящего графа Мортена, и стал неловко объяснять, что вовсе не выскочил из постели посмотреть, не Рауль ли это, а просто случайно оказался вблизи шатра, когда прозвучал оклик часового. Он не успел как следует объясниться, потому что через несколько минут послышались приближающиеся шаги, кто-то отогнул полог, и, пошатываясь, вошел Рауль, уцепившийся одной рукой за ткань шатра и помаргивая от света фонарей, свисающих с центральной опоры. Лицо юноши посерело, налитые кровью глаза смотрели исподлобья, а бессильно свисающая левая рука была небрежно перевязана запачканным кровью шарфом.

— Благодарю тебя, Господи! — воскликнул герцог. Он бросился к Раулю, усаживая его в собственное кресло у стола. — Все эти три дня я уже думал, что ты мертв, дружище.

Он слегка сжал плечо юноши и нетерпеливо повернулся к сводному брату:

— Робер, вина!

Мортен уже наполнял рог из стоящей на столе фляжки. Юбер выхватил его и осторожно поднес к губам сына, как будто думал, что у того не хватит на это сил.

Слегка улыбнувшись, Рауль принял рог и сделал большой глоток. Затем перевел дух и в некотором изумлении посмотрел на троих людей, склонившихся над ним в горячем желании помочь. Вошедший следом за ним Жильбер заметил, что из-под повязки на руке капает кровь, и вскрикнув:

— Я за лекарем! — помчался прочь.

— Да не нужен мне лекарь, — запротестовал Рауль хриплым от усталости голосом. Он выпрямился и посмотрел на герцога: — Я не мог вернуться раньше.

— Какие новости ты принес? — спросил герцог. — Где расположился принц Юдас?

Рауль смахнул со лба влажные от пота кудри.

— Удрал, все удрали. — Он передернул плечами. — Десять тысяч убито у Мортемара. Я ждал все это время, чтобы принести точные сведения.

Он пошарил в кошельке за поясом и вытащил запечатанный пакет.

— Вот это от графа Роберта.

— Господь наш распятый! — воскликнул Мортен. — Десять тысяч убито?

Герцог взял пакет и разрезал его. Пока он читал депешу, а Мортен и Юбер засыпали Рауля вопросами, Жильбер привел в шатер лекаря, и тот, лишь бросив взгляд на неуклюже замотанное плечо юноши, принялся обмывать и обрабатывать рану.

— Ничего особенного, — резюмировал Юбер, осмотрев плечо сына. — Как ты ее получил? Не в битве ли при Мортемаре?

— Эту царапину? Конечно нет, я в ней не участвовал. Думаю, в то время я был лигах в пяти от этого места. — Он посмотрел на свою руку, которую лекарь держал над тазом. — Забинтуй ее! Не могу же я, как свинья, перепачкать кровью весь шатер герцога!

Вильгельм с посланием в руках подошел к столу.

— Не будь дураком, Рауль, — сказал он, — не думаешь же ты, что я против небольшого кровопролития? — Он сел на табурет. — Так Роберт пишет, что разгромил бельгийские войска и захватил Ги Понтье. Расскажи, как это было.

— У меня в голове все перемешалось, — пожаловался Рауль, и снова его охватила странная дрожь. — Не могу выносить запаха крови под носом, — сказал он недовольно.

— Не думай об этом, — посоветовал Юбер. — Ты что, не видишь, что герцог ждет твоего рассказа.

Рауль улыбнулся Вильгельму.

— О… да! Так вот, когда я приехал к графу Роберту, он стоял лагерем у Андели и только что получил сообщение от Ральфа де Мортемара о том, что принц Юдас вошел в Мортемар-ан-Лион и расположился там со всеми войсками… А если вы не дадите мне поесть, то больше ничего не смогу рассказать. Со вчерашнего дня крошки во рту не было.

— О месса! Ты еще не помираешь с голода? — Мортен, потрясенный лишениями, которые испытал Рауль, вскочил с табурета и бросился за стоявшими в углу шатра остатками ужина.

— Да нет, не помираю, но еды найти не мог, потому что все крестьяне, в ужасе перед французами, разбежались. — Рауль набросился на принесенные Мортеном хлеб с мясом, продолжая рассказ между жадными глотками. — Я отдал ваши письма графу, а тут входят его шпионы с известиями, что Юдас уже в Мортемаре. Тогда Роберт, услышав, что эти разбойники заняты грабежами, подумал, что они дотемна будут заняты или пьянкой, или девками, и отдал приказ прямо ночью идти к городу, а затем послал гонца в Дримкур лордам де Гурне и Лонгевилю. — Он сделал большой глоток и кивнул Вильгельму. — В точности так, как сделали бы вы, ваша милость.

— Это было три дня назад? — спросил герцог, сверяясь с депешей.

— Да. Мы натолкнулись на де Гурне по дороге, а на рассвете вышли к Мортемару и окружили его. Ральф де Мортемар был с нами. Он сказал, что крепость может легко продержаться, но это ничего не изменило. Юдас и с ним все остальные — Понтье и Мондидье, Вермандуа, Суассон и, конечно, Клермон, занимали чрезвычайно выгодные позиции. Было все именно так, как предполагал Роберт; они или спали, напившись, или валялись с девками, даже стражи не выставили. Мы подошли так, что ни одна душа не проявила беспокойства.

— Роберт последовал моему совету? — прервал его герцог. — Пьяные или нет, но, по моим расчетам, их было пятнадцать тысяч.

Рауль посмотрел, как лекарь крепко перебинтовывает ему руку.

— Успокойтесь, сеньор, он зря не потерял ни одной жизни. Все было сделано, как задумали. Роберт поджег дома на окраинах и из баллист забросал город смоляными факелами. — Он замолчал, уставившись вдаль невидящим взглядом, как будто вспоминая весь этот огненный ад.

— Прекрасная мысль! — воскликнул Мортен. — Ручаюсь, славно горело!

Рауль слегка вздрогнул, искоса посмотрел на него.

— Да. — Он глубоко вздохнул. — Город сгорел быстро.

— Но что тогда? — торопил Юбер, подталкивая сына. — Они что, так и поджарились живьем или все же сражались?

— Некоторые — те, кто был слишком пьян, чтобы двигаться, — сгорели, но большинство из города вырвалось. Люди Роберта перекрывали улицы, но французы бились как одержимые. Правда, у них не было возможности прорваться к предводителям, мы вырезали всех, кто пытался пробиться. Валериан Понтье убит — я видел, как он упал, графа Ги захватили в плен и Мондидье тоже, Юдасу и, думаю, Рено де Клермону удалось вырваться, хотя и не уверен. К полудню от Мортемара остался один пепел с обугленными телами и запахом горелого мяса… — Рауль внезапно встал. — О, я не хочу об этом говорить! — сердито вскричал он.

— Лик святой, можно подумать, ты не хочешь, чтобы французов перебили, — удивленно уставился на него отец.

— Конечно хочу! — юноша пожал плечами. — Я бы сжег город собственной рукой! Но они сражались как герои, и, думаю, я не обязан наслаждаться воплями поджариваемых заживо людей или все же обязан?

— Иди-ка ты спать, Рауль, — посоветовал герцог. — Все мы знаем, что ты дерешься как дьявол во время боя и заболеваешь после него.

— Смерть Господня, я не болен! — резко возразил Рауль. — Мы разбили французов и ничто иное меня не волнует.

По пути к выходу он задержался и бросил через плечо:

— Двоих я убил собственноручно, и это было отвратительно… тех, кто нанес мне рану. — Он коснулся забинтованной руки и удрученно усмехнулся.

— Перерезал им глотки? — с надеждой спросил Юбер.

Рауль удивился.

— Да нет, одному выпустил кишки, а другого растоптал конем. Жильбер, я так устал, что, как пьяный француз, не могу стоять без опоры. Дай руку, а то упаду и опозорюсь перед всем лагерем.

Юноша вышел, держась за плечо друга, и заговорил не раньше, чем они добрались до их маленького шатра и он смог растянуться на тюфяке.

— Как жаль, что там не было Эдгара, — сонно заметил он. — Ему бы это понравилось больше, чем мне.

— Наверняка тебе все это тоже нравилось, пока происходило, — констатировал Жильбер.

Рауль уже закрыл было глаза, но при этих словах вновь открыл их и посмотрел на друга, прислушиваясь к себе.

— Да, нравилось — кое-что. Но остальное было ужасно. Многие французы не успели надеть доспехи, потеряли оружие, поэтому их просто порубили в клочья, а некоторые бросались в пламя, чтобы умереть. Тебе бы это не понравилось. Тебе бы не понравилось также слышать детские и женские вопли. Там был один маленький ребенок… он голенький выбежал из дома и… О да!.. Это война, но я бы хотел, чтобы это был не наш ребенок.

— Если бы победили французы, то погиб бы не один нормандский щенок, — резонно заметил Жильбер.

— Конечно, и я счастлив, что мы отомстили. Французы жгли и грабили все, что попадалось на их пути по дороге на Мортемар. — Его веки от слабости смежились. — Их ненавидишь, но когда смотришь, как они умирают, то волей-неволей сердце разрывается от жалости.

Он снова открыл глаза.

— Кажется, мои братья были правы, надо уйти в монастырь, когда все закончится, — заметил он и, повернувшись на бок, мгновенно заснул.

Рауль был единственным, кто спал этой ночью.

Когда над горизонтом посветлело, лагерь французов был разбужен звуком рога, пронзительно раздавшимся в тишине. Стража, прислушиваясь и удивляясь, покрепче сжала копья. Рог протрубил снова и снова. Казалось, трубач был рядом, хотя и скрытый утренним туманом. С тюфяков с трудом поднимались головы, люди выкарабкивались из постелей и удивлялись, что случилось: нормандцы, что ли, напали? Граф Неверский, потревоженный неожиданным беспорядком, вышел из шатра, накинув мантию поверх тонкой туники.

— Это рог, лорд, — пояснил один из стражников. — Кто-то приблизился к нашим позициям. Вон, смотрите! Что там такое?

Фульк из Ангулема подошел, покачиваясь со сна, в наспех натянутых штанах.

— Что случилось? — раздраженно поинтересовался он, но был остановлен жестом руки Невера.

Вновь прозвучал трубный сигнал, завершившийся торжественным тушем.

— Кто бы там ни был, но он вон там — на том холме, — пробормотал Невер, напряженно всматриваясь в очертания пологого склона, проглядывающего сквозь туман.

Пронзительный голос разорвал тишину.

— Я — Ральф де Тоени, — услышали французы. — Я принес вам известие.

Ропот прошел по лагерю. Невер подался вперед, пытаясь проникнуть взглядом сквозь туманную мглу. Ветерок колыхал туман над холмом, и сквозь него в призрачном свете можно было различить силуэт всадника. Его голос доносился весьма отчетливо:

— Запрягайте телеги с повозками и отправляйтесь в Мортемар забрать своих мертвецов! Французы бросили вызов нашим рыцарям, так пусть оплакивают свою наглость! Брат короля, Юдас, сбежал, Ги де Понтье захвачен, остальные либо убиты, либо в плену, либо разбежались. Герцог Нормандии сообщает об этом королю Франции!

Речь закончилась взрывом издевательского хохота. Что-то трепетало на конце пики вестника, казалось, это была хоругвь. Он развернул коня и исчез во мгле так же внезапно, как появился, а топот тяжелых копыт быстро поглотил туман.

Несколько французских солдат бросились к тому месту, где только что был всадник, в напрасной надежде схватить герольда, но их фигуры затерялись в рассветной мгле, а один из них вдруг истерически заорал.

Невер подпрыгнул.

— Что это? — воскликнул он, содрогнувшись перед новой неизвестной угрозой.

Закричавший солдат был бледен от страха.

— Из-под моих ног только что выпрыгнул заяц, милорд, и перебежал дорогу. Плохая примета, очень плохая! — сказал он, дрожа от страха, и перекрестился.

Солдаты, объятые благоговейным ужасом, сбились в кучу, над лагерем нависла пронизанная страхом тишина.

Солнце стояло высоко в небе, когда Рауль выбрался из шатра и тотчас попал в суматоху поспешных сборов. Он зевнул и направился к шатру герцога, чтобы узнать последние новости. При Вильгельме находились самые знатные бароны, а один из них, Хью де Монфор, судя по запыленной одежде, только что прибыл с каким-то известием.

— Так что же? — не терпелось Раулю де Гранменилю, стоящему недалеко от выхода.

— Король уже отступает, — с облегчением выдохнул Гранмениль. — Ральф де Тоени передал ему сообщение, а де Монфор говорит, что французы свернули лагерь и идут на юг.

— Храбрый король! — фыркнул Рауль.

Он протолкался к Вильгельму как раз вовремя, чтобы услышать, как Тессон де Сангели умолял того:

— Разрешите напасть на арьергард, ваша милость! Мы быстренько управимся, обещаю.

— Да пусть себе уходит, он получил свое, — ответил герцог, а когда увидел разочарованные лица, то добавил: — Вы думаете, что я собираюсь восстановить против себя весь христианский мир, напав на моего сюзерена? Мы, Тессон, сопроводим короля до границы и отрежем отставших, но обмениваться ударами с ним не будем.

Тут герцог увидел Аркура и взял со стола пакет.

— Рауль, ты уже достаточно отдохнул, чтобы съездить по-моему поручению?

— Конечно, сеньор.

Глаза герцога смеялись. Он со значением посмотрел в глаза друга и сказал:

— Тогда отвези это в Руан и скажи герцогине Матильде, что я не позволил королю отнять ни одной пяди земли и ни одной пограничной крепости из наследства Роберта!