Глава VII
Встреча Джеффри и Жанны на террасе
На широкой террасе сидела со своим рукоделием Жанна, закутанная в меховую накидку. День был солнечный, ясный, но зимой и на солнце бывает прохладно. К Жанне приблизился Мэлвеллет, весь в темно-красном бархате, расшитом золотым шнуром. Мадемуазель Жанна подняла на него глаза.
— Фи, — фыркнула она, отвернувшись от него и мечтательно глядя на малиновку, чистившую неподалеку от нее перышки. — Воин превратился в щеголя. Он затмил своим блеском само солнце! — И Жанна вернулась к своему шитью.
— Как это жестоко, — печально вздохнул Джеффри и уселся на перила лицом к Жанне.
— Наверное, он решил схватить простуду и заболеть, — вздохнула мадемуазель и бросила беглый взгляд на серые перила. — Камень такой холодный.
— Кажется, она пожалела меня? — спросил Джеффри, обращаясь к небесам.
— Он мечтает о своей английской возлюбленной, — убежденно кивнула Жанна.
— Сказать правду, она не слишком-то любезна сегодня, — сказал Джеффри. — Даже не взглянет на меня.
— О, ей вовсе не хочется ослепнуть!
— Но я все время смотрю в ее глаза, я ослеплен и так очарован, что ничего вокруг не замечаю, кроме нее.
— Она наверное, очень красива, эта англичанка?
— Пока не англичанка, — ответил Джеффри. — Но если Богу будет угодно, я вскоре сделаю ее англичанкой.
Мадемуазель Жанна откусила нитку.
— Отважный джентльмен, ничего не скажешь, — заметила она и снова склонилась над своей работой.
Оба с минуту молчали.
— Жанна, — умоляюще сказал Джеффри.
Она выпрямилась.
— Вы еще здесь? — спросила она, изображая на своем лице неподдельное удивление.
Джеффри приблизился к ней и опустился на колено, как бы невзначай обняв ее одной рукой за талию.
— Нет, Жанна!
— Он определенно хочет уколоться, — сказала Жанна.
Иголка засновала вверх-вниз еще быстрее, чем раньше.
Джеффри взял женщину за руку.
— Милая, не причиняй мне страданий. Послушай — я расскажу тебе о моей возлюбленной.
Взгляд мадемуазель Жанны оставался как будто бы безучастным, но в уголках ее губ пряталась лукавая улыбка.
— Я могу позвать на помощь, — как бы самой себе сказала она.
— Нет, мне не нужна никакая помощь, — решительно возразил Джеффри. — Эта леди, дорогая моя, маленькая и очаровательная молодая женщина. Такая маленькая, что я мог бы спрятать ее в свой карман и забыть, где она.
— Английская галантность, — вздохнула Жанна. — Бедняжка леди!
— Нет, не бедняжка, Жанна, потому что ей целиком принадлежит сердце мужчины.
— Которое так мало, — подхватила Жанна, — что она кладет его к себе в ридикюль и забывает, где оно.
— Пусть забудет, пусть будет холодна, но сердце это навсегда с ней, страдающее от ее холодности и насмешек и смиренно ожидающее, пока, наконец, она не станет добрее.
— Трусливое, жалкое сердце, оно впустую проживает свою жизнь.
— Нет, нет, как ни смиренно это сердце, оно тайно и пристально наблюдает за этой леди, и пусть возлюбленная пренебрегает и смеется над этим сердцем, пусть! Оно посвятит всего себя охране благоденствия и счастья возлюбленной.
— О, тогда, должно быть, это достойное сердце, потому что оно, несомненно, уже давно посвятило себя этому.
— Не очень давно, Жанна, потому что раньше оно было погружено в сон.
— О, так, значит, это его первая любовь?
— Да, и единственная, ведь прежде оно не знало, что на свете есть эта маленькая леди с большими синими глазами и прелестными ямочками на щеках, француженка по имени Жанна, у которой каштановые кудри и такой насмешливый, злой язычок.
— В самом деле, пылкое сердце!
— Только возлюбленная его упряма и своенравна.
— И француженка, — мечтательно произнесла Жанна. — В самом деле, мне жаль это сердце.
Джеффри теснее прижал Жанну к себе.
— Оно счастливо — это сердце, Жанна. Но что с того для его обладателя? Он потерял его ради женщины — и что ждет его теперь?
— Оно было такое маленькое, что он, наверное, и не заметит его отсутствия, — сказала Жанна.
— Но он заметил. И хотя ему уже не вернуть своего сердца, он очень хотел бы завоевать сердце своей возлюбленной.
— О, оно было бы слишком холодно.
— Он мог бы согреть его, дорогая.
— Нет, потому что он англичанин и враг этой женщины. И, может быть, сердце этой женщины уже принадлежит кому-то другому.
Джеффри встал.
— Теперь я знаю, почему она холодна. Ее сердце уже не принадлежит ей, и ей нечего дать этому англичанину. Вот почему он покидает ее — со своим сердцем.
— А что если до сих пор это сердце не принадлежало никому? — тихо сказала Жанна, не отрывая глаз от вышивки. — Я… я имею в виду — сердце этой женщины…
Джеффри опять сел на перила.
— И его можно покорить, Жанна? — спросил он.
Она склонилась еще ниже над пяльцами, и тень ее длинных ресниц прикрыла ее глаза.
— И кто же покорит ее сердце? Враг, англичанин?
— Нет, англичанин — возлюбленный.
Жанна отложила свою иглу, задумчиво глядя на него.
— Нет, это сердце нельзя покорить.
— Никогда?
— Никогда. Вы сами видите, сэр, это было холодное, жестокое сердце. Оно отвергало всех поклонников. Это было робкое, но верное сердце… Но однажды… леди встретила чужеземца, и ее сердце затрепетало. Она и сама впервые не догадывалась, что сердце ее потеряно, и… и теперь оно в кармане мужчины. А когда эта леди попыталась вернуть его себе, оно не захотело возвращаться и так и осталось там. Но… это было такое пугливое, маленькие сердце, что мужчина — а он был большой глупый англичанин — так никогда и не узнал, что оно уже принадлежит ему, и просил эту леди отдать ему свое сердце. Он был совсем слепой, этот английский завоеватель.
— Английский раб, — сказал Джеффри и снова опустился на колено, заключив Жанну в свои объятия. — Жалкий проситель у ног маленькой леди.
— Но он был очень сильный и настойчивый, — пролепетала Жанна, роняя пяльцы. — И… и он был одет в темно-красный бархат и знал, что это ему очень к лицу. Он был тщеславный щеголь, сэр.
Джеффри крепко прижал Жанну к своей груди.
— Нет, потому что он снял свою повседневную одежду и нарядился в темно-красный бархат только затем, чтобы понравиться своей леди.
— Павлин, прихорашивающийся, чтобы поразить воображение курицы, — возразила Жанна, разглаживая и поправляя свое скромное красновато-коричневое платье.
— Она была такая прелестная курочка, что он наряжался в бархат, чтобы не показаться серым, скучным малым рядом с такой очаровательной особой.
— О, она не ожидала, что он был серый и невзрачный, — проворковала Жанна на ухо Джеффри. — В своем стальном панцире, с черным султаном на шлеме и в черном плаще, развевавшемся за его плечами, с большим мечом в руке — он был прекрасен!
— Когда ты видела меня таким, Жанна?
— Из окна башни, сэр. Я ненавидела вас тогда. Вас и вашего предводителя, этого ледяного лорда Бьювэллета.
— И Алана?
— Алана? Нет. Он был пленником моей госпожи, а беспомощного человека ненавидеть нельзя… И… и… он так мил с женщинами, — украдкой улыбнулась Жанна.
— Мил? — спросил Джеффри, беря ее за подбородок и заглядывая ей в глаза. — Придется потолковать с мистером Аланом. Что же, его ухаживания приятней, чем мои? — с этими словами Джеффри поцеловал Жанну в губы.
— Ммм-ммм… мм… гораздо приятнее, — ответила Жанна, как только ей представилась такая возможность. — Потому что он не стискивал меня так грубо и не злоупотреблял моим уединением.
— Потому что он только наполовину мужчина, — сказал Джеффри и поцеловал Жанну снова.
Грудь Жанны часто вздымалась, сначала она отвечала на поцелуи Джеффри, а потом попыталась освободиться из его крепких объятий. Ее шея и щеки раскраснелись.
— Мы предатели — оба! — воскликнула она и уперлась в грудь Джеффри руками, пытаясь оттолкнуть его.
— Предатели, дорогая? Почему?
— Потому что ты предаешь лорда Бьювэллета, а я — мадам Маргарет. Пока между нами существует вражда, я должна оставаться верна ей, а ты — ему.
— Мадам Маргарет должна покориться, — сказал Джеффри.
— Ах, ты не знаешь ее! Маргарет ни за что не поставить на колени. Я вместе с нею с самого детства и знаю, какая у нее сильная воля.
— А я пятнадцать лет знаю Саймона, — ответил Джеффри, — и видел, на что он способен.
— Но теперь он враждует с женщиной и тем хуже для него. Какое оружие он использует против нее? Я говорила тебе, Джеффри, — с тех пор как умер отец Маргарет, она стала здесь хозяйкой. Она никогда не покорится — во всяком случае, англичанину.
— Воистину — Амазонка эта твоя графиня Mapraрет де Бельреми, — спокойно сказал Джеффри. — Не по душе мне такие женщины-тигрицы.
— Это неправда, — горячо вступилась Жанна за свою госпожу. — Она очень добрая, она для меня лучше всех на свете. Это для вас она тигрица, потому что вы хотите покорить ее!
— Я не пытаюсь, — поморщился Джеффри. — Мне поневоле пришлось перебежать ей дорогу.
— Она отважна и горда! Но со своими людьми она так справедлива и добра!
— Не уговаривай меня, я рад, что не отношусь к числу ее людей.
— Сэр, — холодно сказала Жанна, — оставьте меня. Слышите?
Джеффри поцеловал ее в щечку, хоть она и пыталась увернуться.
— Нет, я вовсе не хотел тебя рассердить, моя дорогая. Думай о леди Маргарет все, что хочешь. Мне все равно. Для меня все женщины ничто, кроме одной.
Жанна оттолкнула его:
— Джеффри, оставьте меня. Сюда идет милорд. Ну встань же ты, глупый чурбан!
Вдоль террасы шел, приближаясь к ним, Саймон. Жанна перевела взгляд с его лица на лицо Джеффри.
— Вы и правда очень похожи, — сказала она. — Только и разницы, что один «Бью», а другой «Мэл».
— Я уже говорил тебе, мы единокровные братья, — сказал ей Джеффри и, повернувшись к Саймону, приветствовал его.
— Не по мою ли ты душу, братец? — спросил он.
Саймон немного неуклюже поклонился мадемуазель Жанне.
— Нет, — ответил он Джеффри, — я думал, Алан здесь. Прошу прощения, что помешал вам.
Жанна разглядела затаившийся в глубине странных глазах Саймона блеск. Смутившись, она с еще большим рвением, чем прежде, схватилась за свое рукоделие.
— Я не видел Алана, — сказал Джеффри. — А в чем дело?
— Он, между прочим, начальник моей конницы, — ответил Саймон не без сарказма. — Я собирался напомнить ему об этом.
— Мне кажется, — немного застенчиво вступила в разговор Жанна, — сэр Алан в западном зале, милорд.
Джеффри хмыкнул: именно там частенько сиживали фрейлины графини Маргарет.
— И кто эта чаровница, милая моя Жанна? — спросил он.
Жанна укоризненно взглянула на Джеффри:
— Я думаю, это мадемуазель Ивона де Вертимэн, — ответила она.
— Приведешь его ко мне, Джеффри? — спросил Саймон. — Вы найдете меня здесь.
— А сам ты боишься идти на женскую половину? — улыбнулся Джеффри.
— Нет, не хочу лишать тебя этого удовольствия, — ответил Саймон. — Иди, Джеффри, а я составлю компанию мадемуазель.
— Благодарю, — иронически ответил Джеффри и не спеша удалился.
Сердце Жанны забилось от волнения. Она была вместе с мадам Маргарет, когда Саймон увез ее госпожу в английский лагерь. Впечатление того дня были еще свежи в памяти Жанны, и теперь в присутствии Саймона ей было не по себе. А он уселся на перила и смотрел на нее.
— Итак, вы завладели сердцем моего капитана, — не сразу произнес он, не сводя с нее глаз.
Она улыбнулась и немного успокоилась.
— Нет, сэр, он сам отдал его мне.
— Это одно и то же. Скоро, наверное, вы вместе с ним пойдете под венец?
Жанна отрицательно покачала головой.
— Это невозможно, милорд.
— Отчего же?
— Я служу графине.
— Знаю, — сказал Саймон. — А если я укрощу эту неистовую леди, что тогда?
— Вам это не удастся, милорд, — доверительно отвечала Жанна.
— Не удастся? Буду просить вас, чтобы вы помогли мне.
Жанна прервала свое занятие и взглянула в глаза Саймону:
— Вы, сэр, заблуждаетесь, думая, что меня можно просить об этом.
— Вот как? — от удивления Саймон поднял брови. — Какова госпожа, такова и ее фрейлина, не так ли?
— Да, сэр.
— И все старания Мэлвэллета не заставят вас изменить своего мнения?
— Сэр Джеффри, милорд, меньше всего хотел бы, чтобы я стала предательницей.
— Речь идет не о предательстве, а лишь о том, можно ли вас переубедить.
— Все это бесполезно, сэр.
— Бесполезно? Тогда позвольте сказать вам, мадемуазель, что если леди Маргарет нельзя уговорить, то придется ее принудить.
— О, браво! — язвительно воскликнула Жанна.
— Я ведь могу и казнить графиню, — невозмутимо сказал Саймон. — Вам эта мысль приходила в голову, надеюсь?
— Тогда все станут вашими врагами — и навсегда, — ответила она.
— Этого я не боюсь. Если в ближайшее время я не заставлю леди Маргарет смириться, то буду вынужден принять самые строгие меры. Напомните ей: я зря ничего не говорю.
— Не сомневаюсь, — Жанна пристально взглянула на Саймона. — Только вы не убьете графиню, потому что вы англичанин, а я слышала, что англичане очень справедливы.
— В этом вы сами могли убедиться, — хмуро сказал Саймон.
— И вы воюете с женщиной?
— Да, если это необходимо.
— Очень жаль, — вздохнула Жанна.
